Текст книги "Жесть"

Автор книги: Александр Щеголев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Жесть

Все имена, фамилии и должности, упоминаемые в романе, равно как и привязка всевозможных строений к реально существующим городам, поселкам и дорогам, – являются плодом авторского вымысла (а иногда – бреда).

Содержание

Последний день лета (пролог)

ЧАСТЬ 1. Хроника психоза

ЧАСТЬ 2. Хроника лечения

ЧАСТЬ 3. Хроника выздоровления

ЧАСТЬ 4. Выписка

Четвертый день осени (эпилог)

Последний день лета (пролог)

ОЗАРЕНИЕ

С рассветом исчез последний ангел, оставив в голове Избранного полную ясность.

Он точно знал, как ему надлежит поступить.

Ружье лежало в «комнате предков», как шутливо именовала это помещение жена. Дверь располагалась на балюстраде второго этажа, по соседству со спальней дочери, и была закрыта на висячий замок. Все семь лет, прошедшие со смерти отца, ничья нога сюда не ступала. И вот – пришло время!

За ключом от двери он прошлепал босиком в гостиную, к секретеру. Затем поднялся обратно, расправился с замком; вошел. Пыль была повсюду. От пыли комната отца казалась серой, и даже утреннее солнце, вползавшее в окошко, не могло вернуть цвет похороненной здесь памяти… Откровенно говоря, никаких особенных чувств Избранный не испытал. Барахла в тесной мансарде было изрядно: после ТОГО ДНЯ сюда свезли буквально все, что могло напомнить сыну о существовании отца… а также, на всякий случай, и деда. Вообще, справедливости ради, это кладбище вещей следовало бы называть «комнатой деда». Картина Адольфа Менцеля (оригинал!), коллекция наручных и настенных часов, нацистский глобус сорокового года, – все это были трофеи, привезенные молодым капитаном с войны. Патефон, пластинки, немецкий штык-нож, бронзовый бюст Сталина… а вот и футляр – деревянный, с инкрустациями.

Человек вынес находку на лестницу и только там осторожно сдул пыль. Как ни странно, сдувать оказалось почти нечего: футляр был практически чист. Что бы это значило?

Он спустился вниз и возле рукомойника протер деревянный корпус кухонным полотенцем. Осторожно открыл… Роскошная охотничья двустволка фирмы «Браунинг» покоилась на красном бархате. В разобранном виде, конечно. Отдельно – стволы; отдельно – ложа. Плюс шомпол, вышер, а также (сбоку) две щеточки и масленка.

Этот ценный трофей, как и прочие, был привезен дедом из Германии, – с тех пор антикварное ружье регулярно постреливало. И дед, и отец ходили с ним на охоту (нелегально, не будучи членами охотничьего общества, – рисковали, сорванцы великовозрастные). И брат тоже пару раз ходил… Брат, кстати, был категорически против того, чтобы вместе с другими отцовскими шмотками перевозить ружье на дачу. Все норовил в сейфе схоронить. Дескать, пусть отец, царствие ему небесное, творил, что хотел, но мы-то – люди разумные… Пришлось настоять. Чтоб в случае чего было чем семью от шпаны защищать. А то ведь шпана нынче – как кролики размножается…

«Защищать, – подумал он. – Сумею ли? Выстою ли?..»

Его беспокоила ружейная смазка: все-таки столько лет прошло. Первым делом развинтил обе масленки… и чуть не расхохотался. Вытащил из футляра стволы, придирчиво, по очереди, посмотрел в них. Посмотрел ствольную коробку. Идеальное состояние… Ай да Старшо́й! Получается, пока младший брат на цыпочках ходил вокруг «комнаты предков», боясь потревожить память погибших родителей, старший преспокойно влезал туда, брал ружьишко и – в лес… очевидно, это случалось осенью, когда дачный сезон заканчивался, зато, наоборот, начинался охотничий… В принципе, оружие можно было не чистить. Собрал – и готово к стрельбе.

Он решил подстраховаться. На него смотрела сама Вселенная. Осечки не будет.

Устроился на веранде: там было светлее. Собрал шомпол, привинтил вышер, пропустил через ушко кусок фланели – и пошла работа…

На веранде было по-утреннему прохладно. Самый конец лета. Однако хозяин дома отнюдь не мерз, хоть и был он наг.

Совершенно наг.

…Минувшую ночь он не спал.

С вечера на соседнем участке – через улицу – бурно веселились. Горланили песни, жгли костер. Визжали девчонки, рычали мотоциклы.

Потом случилось ЭТО…

А ведь он почти заснул. Как вдруг – ЗВУК. Такой громкий, что вибрации до каждой косточки дошли. И сразу – ОГНИ. Грохот, искры, душераздирающие вопли. Разноцветные сполохи, врываясь в окно, заплясали по потолку, по стенам спальни. Вокруг дома творилось что-то жуткое, что-то небывалое. В небе плелись ослепительные, завораживающие узоры. Человек лежал, не в силах пошевелиться. То ли ужас сковал его члены, то ли восторг. Он все-таки заставил себя протянуть руку, попытался включить настольную лампу… Электричества не было.

Жена рядом спала – ничего не слышала. Может, все происходящее по ту и по эту сторону стен – предназначалось для него одного?

Светопреставление закончилось столь же внезапно…

Он лежал, размышляя. Быстро пришло спокойствие. Тьма сменялась полумраком; ночь уступала место утру… и постепенно рождалась догадка. Еще вчера он был слеп, но сегодня прозрел. В голове стремительно прояснялось. Это чувство – чувство полной ясности в голове, – было особенно удивительным! Только сейчас он понял, какой пресс давил его мозг все эти годы, не позволяя увидеть Истину…

Казалось, в окна заглядывают. Он лежал, затаив дыхание, напряженно всматриваясь… и на стуле кто-то сидел… нет, над стулом – висел, парил… А в окна определенно заглядывали – внимательные любящие глаза! Вот тебе и второй этаж… Из дальнего угла выплывало нечто. Человек? Бестелесный, обнаженный, – тоже парил в воздухе, раскинув огромные руки… Руки? Или крылья?

Ангел.

Ангелы.

Существа, явившиеся к нему в гости, были прекрасны.

Свершилось, понял человек. Мой дом стал кусочком Рая. Я – избран…

Распираемый счастьем, Избранный выполз из-под одеяла, снял майку, трусы, с наслаждением разделся догола. Быть одетым в Раю – так же нелепо, как в бане… кощунственное, конечно, сравнение! Но все же… Ангелы не знают одежд. Избранные – тоже. Нужно было понять это, чтобы стать неуязвимым… А ведь я теперь неуязвим, с восторгом подумал он.

Закинув тапки под кровать, прокрался на лестницу. Существа неотступно следовали за ним: их насчитывалось уже с десяток…

На балюстраду выходили три двери: одна – в спальню, где ночевали они с женой, вторая – в спальню дочери, третья – в «комнату предков». Меж двумя спальнями, вернее, меж дверями размещалось большое зеркало – в форме арки, высотою до самого потолка. Фамильная гордость. «Павловское зеркало», – любил хвастать отец, утверждая (вслед за дедом), будто такого вида зеркала появились на Руси при императоре Павле. Когда-то оно красовалось в квартире родителей, но после ТОГО ДНЯ было перевезено сюда, – и осталось на лестнице, поскольку в комнату отца решительно не влезло.

Зеркало было вправлено в резную раму красного дерева, верхнюю (полукруглую) часть которой украшали фигурки… ангелов! Как Избранный раньше не обращал на это внимания?!

Вырезанная из дерева фигурка выбралась из рамы, отряхивая крылья от пыли.

И всё встало на свои места.

…Для полного спокойствия он осмотрел дом целиком, снизу доверху. Сначала – первый этаж. Кроме гостиной и веранды здесь были еще кухня, кладовка и туалет. Проверил входную дверь и все ставни. Затем поднялся на второй этаж и, минуя спальни, вскарабкался по вертикальной лестнице под крышу. Стараясь не попасть босыми ногами по разбросанным гвоздям, добрался до чердачного окна и закрыл его, вдвинув задвижку до упора. Спустился обратно и наглухо задраил люк, ведущий на чердак, – навесив замок, которым обычно пользовались только зимой.

С ружьем Избранный не расставался ни на миг: ружье в руке придавало ему уверенности. Иногда он останавливался и любовался реликвией. В собранном виде двустволка была хороша – не зря некоторые мужчины влюбляются в оружие, как в женщин. Лакировка на ложе в некоторых местах потерлась, но это ничуть не портило впечатление… Стволы были расположены классически, в горизонтальной плоскости. На ствольной коробке – аж три клейма, говорящих об испытаниях как дымным, так и бездымным порохом. К цевью привинчена серебряная пластина, на которой было выгравировано: «Fur Kurt von Heinrich mit Liebe. Den 1. September, 1940»[1]1
  Курту от Генриха с любовью. 1 сентября, 1940. – (нем.)


[Закрыть].

С боеприпасами проблем не возникло: патроны обнаружились там, где и должны были быть, – в комнате отца. Одна из коробок датировалась позапрошлым годом (что в очередной раз доказывало – братик, плюнув на родовое проклятье, потихоньку пользовал отцовские вещи). Патроны, хоть и современные, были снаряжены дымным порохом: все-таки ружье довоенного изготовления. Зачем рисковать? Ещё лишишься при выстреле пальцев…

Он вошел в спальню дочки.

Долго смотрел, как ребенок спит. Восемь лет человечку, каково ей будет выдержать испытание?.. Он переломил ружье и загнал в стволы по патрону. Еще смотрел некоторое время… и перешел в другую комнату – к себе.

Жена по-прежнему дрыхла. Смешно она спала – зажав одеяло между ног и выставив напоказ голую задницу. Молодая красивая женщина, моложе супруга почти на десять лет… он заставил себя отвести взгляд. Похоть, пусть и мысленная, не делала чести Избранному.

Выглянул в окно.

И тут же увидел… тут же напрягся, заиграл желваками. Бесовская тварь рыскала по грядкам возле парника!

Он тихонько открыл раму. Взвел оба курка. Выстрелил – раз! Сизовато-белое облако вырвалось из ружья; ложа зло толкнула охотника в плечо. Дробовой снаряд сломал твари заднюю ногу – она заверещала, попыталась убежать, споткнулась, упала набок… Два! Вторым выстрелом ей разнесло живот. Она полизала раненое место, потом, высоко задрав хвост, уткнулась носом в землю и поползла ко входу в парник…

Жена вскочила, со сна ничего не понимая.

Примчалась встрепанная дочь.

Нескольких секунд хватило, чтобы ужас появился в глазах обеих… А дочь, похоже, больше всего испугалась вовсе не ружья и не выстрелов. Просто она впервые видела папу голым. Собственно, она вообще впервые видела голого мужчину – не в кино, не на картинке, а живьем. Так близко, что дотронуться можно…

…На выстрелы никто из соседей не отреагировал. Возможно, после ночного грохота попросту не обратили внимания. Или никого вокруг не осталось?

Никого из живых.

Соседи – они ведь не были Избранными…

…Сидели на балюстраде, на полу у стены. Возле зеркала. Возле Входа. Женщина молча плакала, девочка сосредоточенно причесывалась. Ангел объяснил Избранному, что тот должен делать, и что вообще происходит; теперь он объяснял это жене и дочери. Зеркало – на самом деле Вход, который откроется ближайшей ночью. Надо дождаться. Вокруг дома – чужой враждебный мир. Он, Избранный, защитит их. На нем – колоссальная ответственность. А ночью, когда Вход откроется, они уйдут…

Куда? В Рай.

– Алексей… Лёшенька… Тебе плохо? – спросила жена.

– Мне никогда не было так хорошо.

– Папа, я не хочу в рай, – сказала дочка.

– Тебе понравится, деточка, вот увидишь.

– Мы договаривались с Риткой в кино сходить. На Гарри По-о-оттера… – девочка прерывисто всхлипнула.

– Ничего, ничего. Нет больше ни кино, ни Гарри Поттера.

– Как это?

– Вокруг одни мертвецы.

– Почему?

– Потому что мир умер.

Жена ничего больше не говорила. На лице ее застыл смертельный ужас. Из глаз всё текли и текли слезы.

– Папа, я в туалет хочу…

Алексей кивнул. Поднял обеих и повел вниз – с ружьем наготове. Он был готов ко всему. Дождался, когда женщина с девочкой справят естественные надобности и отконвоировал их обратно. Сам он терпел, не имел права покинуть пост.

Вдруг сообразил:

– Раздевайтесь.

– Ч…чего? – вскинулась жена.

– Ночнушки снимайте, чего.

Глаза у нее полезли на лоб.

– Лешка, дурак! – заверещала она. – Что ж ты делаешь? Дочку хоть не трогай!

Он закричал в ответ:

– Никто вас не тронет, дура! В Рай приходят голыми, открытыми, распахнутыми настежь! Рай защищает тех, кто отбросил всю эту мирскую хрень!

– Ты вчера пил свои таблетки?

– Пил я их, пил! Семь лет, как их пью! И что? Приблизили они меня хоть на шаг к Истине?

– Они лечили тебя… – потерянно, безнадежно сказала жена.

– Они убивали меня. Неужели ты не понимаешь, что случилось чудо? Что все мои страдания – не зря! НЕ ЗРЯ!!!

Алексей двумя движениями разорвал на женщине ночную рубашку.

Дочка разделась сама, дрожа.

– Трусики снимать?

– Обязательно.

– Папа, мне холодно.

– Потерпи, до вечера не околеешь.

Вдруг он спохватился: участок! Пространство вокруг дома абсолютно беззащитно. А там, где появилась одна тварь, непременно появится вторая… Нужно было совершить обход территории.

Вновь Алексей поднял свою семью, заставил спуститься вниз. Поразмыслил секунду-другую, завел домочадцев в кладовку и закрыл дверь снаружи.

В кладовке не было окон.

– Сидите тихо, проверю и вернусь.

– Кушать хочу… – жалобно отозвалась девочка.

Он забрал из гостиной все ключи. Взял из комнаты отца штык-нож. Вышел на крыльцо, запер дом… очень ему не хотелось покидать эти надежные, проверенные стены, но… Избранный не принадлежал себе.

Нырнул в открывшийся ему мир – как в бездну…

И ничего плохого не случилось. Он обогнул автомобиль (старенький «фольксваген» стоял перед домом; водила машину жена) и пошел, крадучись, по двору. Заряженное ружье в одной руке, штык-нож – в другой.

Пригревало взошедшее солнце. Воздух щекотал обнаженное тело.

– Охотимся? – весело крикнул кто-то. – Ворон бьем?

Сосед. Высовывался из окна своего дома. Его участок примыкал слева (если смотреть от дороги). Алексей поморщился и не ответил.

– Что, Лексеич, нудистский сезон открываем? – продолжал неугомонный мужик. – Круто! Я – за! А жинка твоя чего прячется? Пусть тоже не стесняется, я щас свою кликну! Позагораем, солнышко проводим…

Не человек там засел, а тварь бесовская. Алексей выстрелил в сторону чужого окна. До цели – метров тридцать пять – сорок; дробовой сноп разнес стекло вдребезги. Крупная дробь! Сосед исчез, грянули отчаянные вопли. Заголосила баба. Тут же в стену дома – изнутри, – жена Алексея начала колотить чем-то увесистым; стало слышно, как она кричит:

– Помогите! Кто-нибудь! Муж спятил!

В ярости Алексей рванулся назад, к крыльцу. Остановился, передумав, и направился к парнику. Это был парник с помидорами (огуречный располагался дальше) – именно сюда уползла подыхать утренняя тварь. Нужно было проверить, как там и что.

Он вошел, держа ружье наизготовку…

Никого и ничего. Уползла куда-то, бестия. На кустах вызревали сочные плоды – зеленые, бурые, красные. Все цветки жена уже пообрывала. Алексей машинально сорвал спелую помидорину, откусил и бросил. После чего начал кромсать ножом полиэтиленовую пленку – в куски, в лохмотья, – чтоб никто больше не мог спрятаться в этом предательском укрытии. Безопасность – прежде всего. Слишком близко стоял парник от дома – опасно близко… Когда от сооружения остался лишь алюминиевый каркас, Избранный решил, что достаточно.

То же самое он проделал с парником для огурцов.

Жена все надрывалась, дочка ей вторила. «Спасите, помогите…» Тьфу! Дуры бабы, прости Господи.

Алексей обошел дом по периметру, внимательным взглядом изучая окрестности, и только затем вернулся.

Он выволок жену из кладовки и рявкнул:

– Хватит.

– Лешенька!.. – простонала она. – Опомнись!.. Лешенька!..

Он двинул ей прикладом в лицо. Несильно, просто чтобы успокоилась. Она заткнулась на полувдохе – словно выключателем щелкнули. Она скорчилась на полу, под его ногами…

Сквозь окна веранды было видно, как дорогу пересекает сосед напротив. Мужчина остановился возле ворот и зычно крикнул:

– Эй, братан, расслабься! Если тя кто обидел – скажи! А шмалять – эт’ зря, менты поналетят! – замолчал, вслушиваясь, и продолжил: – Эй, дуй к нам! Водочка есть, кролика распишем…

Тщательно прицелившись, Алексей ударил из двустволки – сквозь стекло…

Часть 1. Хроника психоза

Понедельник, вечер: АНТИДЕПРЕССАНТЫ НА ДЕСЕРТ

Александр готовил мясо.

Он был из тех мужчин, которые любят мясо, – не просто кушать, а именно готовить; вероятно, готовить даже больше, чем кушать. Со вкусом и смаком он превращал здоровенный кусок свинины во множество мелких. С каждым ударом тесака – звериный огонек вспыхивал на секунду в его глазах, а верхняя губа оттопыривалась, уродуя красивый рот.

Вяло покуривая, Марина наблюдала за процессом. В первый раз, когда Александр надумал угостить ее мясом собственного приготовления… кажется, это был шашлык на берегу Вуоксы… она даже залюбовалась. Было, было. Внезапное превращение воспитанного ухоженного кота в кровожадного зверя, любящего покромсать чью-нибудь плоть, помнится, впечатлило ее настолько, что их неформальные отношения затянулись на неделю… потом на месяц… еще на месяц… да так и вошли в привычку.

Забавно, подумала Марина. Вот так встречаешься с человеком, иногда спишь с ним, – год за годом, – и не знаешь, что за дрянь прячется у него в башке. Дрянь, которая при благоприятном стечении жизненных обстоятельств показывает свой нрав лишь ненадолго и в совершенно безопасной форме – вот как сейчас, на кухне, за разделочной доской. Дрянь, которая обожает, чтобы в руках был острый клинок, а жертва – в полной твоей власти…

– …Значит, смотри, муля такая, – говорил Александр. – В Кащенке, в спецотделении, за семью засовами отдыхает один, хм… веселый парень. Из гимназии учитель – педофил, серийный маньяк… и кровь еще пил…

– Не много для одного? – включилась Марина в разговор.

– Нормально, полный набор… Значит, тебя в психушке уже ждут… и уже любят… и расскажут, и покажут…

Александр жизнерадостно гоготнул. Тоже был веселым парнем. Любил посмеяться – над своими же шутками… Он обрисовывал Марине задачу, на короткие мгновения поворачивая голову и ослепляя ее улыбками профессионального артиста. Два сантиметра между рядами зубов.

– Тебе нужно интервью с вампиром, – улыбнулась Марина ему в ответ.

– Люди должны знать правду.

– Ты режь, режь… Кстати, твой учитель случайно мясом не баловался?

– Каким?

– Ну, не свининой же, не говядиной…

– А-а!.. Кромсаем человека на отбивные в палец толщиной, солим, поджариваем с ложкой масла, луковицей и кореньями…

Он опять засмеялся. Никто его не поддержал.

– Насчет людоедства – не знаю, надо в материалах дела поглядеть, – сказал тогда он.

– У тебя есть материалы дела?

– А то.

– Где взял?

– Не бойся, не липа. Ты ж меня знаешь.

– Отлично. Бумаги на бочку. Только не забудь руки вымыть.

Александр замялся.

– Видишь ли, малыш… Я хочу, чтобы ты сначала поговорила с нашим героем – и только потом…

– Что – потом?

– Узнала настоящие подробности.

– Но ты сам-то смотрел материалы?

– Честно говоря, пролистал. От фоток чуть не блеванул…

Помолчали. Александр принялся отбивать нарезанные кусочки мяса. Он работал молотком ожесточенно и сосредоточенно. Несчастной свинье, убитой и расчлененной, все не давали покоя.

– Как ты смог договориться с психушкой? – спросила Марина.

– Так не я договаривался. Есть люди… и есть большие люди… но, в общем, ты правильно сечешь, пробить тебе свиданку было нелегко. Связи, Маруся, связи. Хотя, предупреждаю заранее, могут быть трудности. Держи там ушко востро.

Этак туманно и кокетливо – связи… У шефа они были. За годы совместной работы Марина могла в этом убедиться.

– Значит, не дашь бумаги?

– Все бумаги – в редакции.

– Здесь дурно пахнет, – объявила гостья, вставая с крутящегося табурета.

– Губки надула, – усмехнулся хозяин дома.

Она затушила сигарету о разрезанный помидор – воткнула окурок прямо в сочную мякоть («Что ж ты делаешь, с-су…дарыня!»). Отошла от стойки бара… На кухне не было нормального стола (за исключением рабочего, предназначенного для стряпни) – только барная стойка. Холостяцкий вариант. Вообще, хорошая была кухня – прямо картинка из IKEA. Керамическая электроплита, вытяжка, посудомоечная машина…

Марина перешла в холл, ступила на ковер, сбросив тапки, упала в низкое кресло и положила ноги на журнальный столик. Вся квартира была хороша, чего уж там. Сотня квадратных метров в сталинской высотке – с видом на Московский проспект. Высокие потолки, большие комнаты…

Завидный жених.

Марина звала его Александром. «Сашка» или «Шурик» не катили даже в мыслях. Не потому, что этот мужчина был ее начальником, и не потому, что при помощи его связей она сделала себе имя… «Саша» – это уже близость. Тогда как «Александр» – дистанция.

Плевать ей было на своего любовника, вот в чем главная проблема. А найти человека, на которого было бы не плевать, Марина не могла себе позволить. Не было у нее права на такой риск, как близость, – после смерти Вадика это стало окончательно ясно. Пропали оно все пропадом…

Вдруг аппетитно запахло: ага, хозяин начал обжаривать куски мяса, чтобы вскоре сложить их на стеклянный лоток, залить красным вином, добавить специи и поставить в духовку… Для кого старается? Хочет побаловать прекрасную даму – или красуется перед самим собой? Ответ был Марине безразличен… как и блюдо, которое для нее творили… как и сам повар…

Впрочем, приготовление мяса странным образом гармонировало с разговорами про учителя-маньяка. Была в этом внутренняя логика. Некий знак.

Она подцепила ногой свою сумочку, подтянула ее и нашарила упаковку «Ладиомила». Вытряхнула на ладонь одну драже, нетерпеливо закинула в рот. Проглотила без воды. За этим занятием ее и застал Александр.

– Все ширяешься? – скривился он.

– Это мои проблемы.

– Твои, твои… Только, по-моему, лучшее средство от хандры – не антидепрессанты, коими ты себя глушишь, а нормальный здоровый трах. Ты как… останешься?

– Только на ужин.

– А… потом?

– А потом – домой.

Александр прошелся по холлу, напевая: «Домо-ооой! Там так сладко бьется сердце северных гор… Домо-ооой! Снова остается бесконечный простор за спиной…[2]2
  Песня «Домой» группы «Секрет».


[Закрыть]». Включил гигантский плоский телевизор, висящий на стене, смотрел несколько секунд, как «Спартак» забивает гол в ворота «Челси», и бодро спросил:

– Ну, что мы решаем?

– Насчет чего?

– Насчет интервью.

– Заманчиво, – соврала Марина. – Обожаю изобретать велосипед. Особенно с такими обставами и секретами.

– Я знал, что ты клюнешь, специально для тебя приберег тему… И нет тут никаких обстав, малыш. Важно, чтоб у тебя предубеждения не было.

– Обещаю, не будет.

– Ну, ладно, смотри… Изобретать ничего не надо, там леденящих душу деталей – выше крыши. Этот самый мужик работал в очень приличной гимназии и собрал из детей какую-то… как это… «Секцию духовного развития личности», примерно так. Дети его вроде бы слушали, коллегам нравилось… А потом глядят, чего он там наразвивал – мама не горюй! Бредили у него эти школьники – то ли Страшным Судом, то ли Вечным Возвращением, то ли «точкой сборки»… Всякие тантры-мантры… В итоге за два года – два суицида на непонятной почве, и тэ-дэ, и тэ-пэ.

– Что за гимназия?

– Вторая.

– Приличное заведение. Элита, блин.

– Подожди, это еще только начало… Оказалось, он еще параллельно женщинам головы отрезал… в свободное от педагогической работы время… И ученицу свою, красавицу, умницу – насмерть затрахал. Так менты утверждают… ну, сама разберешься, что и как на самом деле…

Блюдо поспело. Легкий салатик уже был на столе. Шампанское, сок, виноград. Александр принес лоток и снял крышку – роскошным жестом фокусника.

– Даме – лучшие куски.

– Что празднуем? – осведомилась она.

– Начало этой недели. Хочешь – начало осени.

– Ну, пусть. Праздник общей беды…

Выстрелило шампанское.

– Нет, пить мне нельзя, ты же знаешь. Я от своих «колес» и так через час поплыву.

– Сегодня точно не останешься?

– А смысл?

– Ох, Маруся… Когда ты наконец поймешь, что твой Вадим давно умер, а мы с тобой – живы? И нет твоей вины ни в первом, ни во втором.

– Что я в вас особенно ценю, босс, так это чуткость и такт.

– Нет, ты не уходи от ответа. Ты, вообще, видишь разницу между мертвым и живым?

– Боюсь, что нет, – сказала Марина. – А что, есть разница?

Она сказала это на полном серьезе.