Текст книги ""Тёмный фаворит"
Особый случай"

Автор книги: Александр Прилепский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– Не знаю. Только там ещё мост большой

будет.

– Ты, видать, в прошлый раз здесь заснула, -

предположил Лавровский. – До любого моста

отсюда ехать и ехать.

– Не спала я, – хихикнула Катя. – Только этот

Алексей Андреевич такой проказник. Губки,

говорит, у тебя, Катерина, больно уж хороши,

побалуй меня ими. Пригнул, значить, мне голову

и ...

В

незамысловатых

выражениях

она

поведала, чем именно занималась от Театральной

площади до ближайшего моста.

– Тьфу! Срамота какая, – осуждающе

покачал головой полицейский кучер.

Соколов рассмеялся:

– Тёмный ты человек, Кузьмич! Сейчас

такие забавы в моде. Правда, Катюша?

– Ага, – согласилась девица. – Это многие

любят. А вот ещё приходит к нам каждую субботу

один миллионщик с Таганки. Он совсем

старенький, считай ничего уже и не может. Так он

всегда двух девушек приглашает и велит, чтобы

мы его розгами пороли. Только после этого у него

и ...

108

– Брешешь, – возмутился Кузьмич. – Какой

человек в здравом уме платить будет за то, чтобы

его секли?

Соколов поддержал Катю:

– Не врёт она, Кузьмич. Мне Василий

Васильевич

рассказывал,

по-учёному

это

мазохизмом называется.

– Не знаю как по-учёному, а по-русски это

разврат и распутство прозывается.

– Да разве это разврат? – пустилась в

рассуждения словоохотливая обитательница

весёлого дома. – Вот бывает у нас Владимир

Петрович, который в университете профессором

служит. Так он всегда сначала...

– О профессоре, Катюша, ты нам потом

расскажешь, – остановил её Лавровский. – А

сейчас лучше по сторонам смотри...

Москворецкий мост Катя узнала сразу:

– Мы через него ехали! Вон и вторая речка.

– Не речка, а водоотводный канал, -

поправил Лавровский. – Это Чугунный мост, а

дальше Пятницкая улица начинается. Смотри,

сейчас слева церковь Святой Праскевы Пятницы

будет. О ней ты говорила?

– Не... Та вроде другая... Вспомнила! Всё

вспомнила! После каланчи второй переулок

налево...

Миновали Пятницкий полицейский дом с

пожарной каланчёй, церковь Святой Троицы на

109

углу Пятницкой и Вишняковского переулка.

Никитский переулок.

– Сюда поворачивать надо, – деловито

распорядилась Катя. – Третий дом справа.

– Большой Болвановский переулок, – сказал

кучер. – Поворачивать что-ли?

– Нет, – решил Лавровский, на ходу

спрыгивая с пролётки. – Езжайте дальше.

Подождите меня на следующем перекрёстке. А я

пойду разведаю.

Соколов, рука которого пользуясь темнотой

успела пробраться под юбку девицы, возражать не

стал. Больно уж не хотелось ему отрываться от

гладкой упругой ляжки.

– Только вы там поосторожнее, – попросил

он.

Алексей подошёл к воротам третьего дома

справа. Увидел на заборе какую-то табличку.

Чиркнув спичкой, прочитал, что этот дом

свободный

от

постоя

и

принадлежит

потомственной почётной гражданке Глафире

Григорьевне Грындиной.

Интересный сюжет получается, невольно

вспомнилось ему любимое присловье следователя

Быковского. Любопытно, что общего у этой

полусумасшедшей

старухи

с

матёрыми

мошенниками из Петербурга.

– Ты чего тут шляешься? – раздался позади

него громовой голос. – Поджигать пришёл или

воровать?

110

– Нечего, кум, лясы точить! Хватай его!

Кто-то ударил Лавровского в ухо, навалился

на плечи. Такого обращения Алексей не любил.

Сами виноваты, мелькнула в голове мысль.

Управляющий

гостиницы

Толмачёва

Смолина знал давно и побаивался его.

– Давненько не заглядывали к нам, Андрей

Михайлович, – залебезил он. – Если какая помощь

от меня требуется, всегда рад. Только обождите

малость – гостью одну почтенную провожу.

И тут же устремился навстречу молодой

миниатюрной брюнетке в модной шляпке с

вуалеткой и платье с турнюром:

– Извозчика наняли самого наилучшего,

Софья Михайловна. Чемоданы ваши уже в

пролётке. Билет, как вы приказывали, взяли в

первый класс.

– Спасибо, Пармён, – приятным грудным

голосом сказала женщина. – Умеешь ты услужить.

Буду в следующий раз в Первопрестольной -

непременно у вас снова остановлюсь. Да, чуть не

забыла – у тебя же сегодня день ангела. Вот

возьми.

–

Премного

благодарен,

–

расцвёл

управляющий, принимая красненькую.

Швейцар и коридорный, которым досталось

от щедрот гостьи по рублёвке, кинулись

провожать её до экипажа.

111

– Это кто же такая будет? – поинтересовался

Смолин.

–

Софья Михайловна Дерберг, жена

богатейшего харьковского помещика.

Малинин удивился. Старого холостяка

коннозаводчика Фёдора Дерберга он знал давно.

От общих знакомых слышал, что месяца два тому

назад женился Фёдор на молоденькой красивой

барышне. А эта особа, бесспорно красивая, но

далеко не молоденькая – за тридцать.

– Дерберг, Дерберг, – наморщил лоб

Смолин. – Нет, не помню. Хотя голос её и обличье

мне явно знакомы. Ну, да бог с ней. Нас, Пармён,

интересует один из ваших жильцов. Грязнов его

фамилия.

– Нет у нас такого.

– А Чукин у вас живёт?

– И Чукина нет.

– Странно. У нас сведения надёжные.

–

Да как он выглядит-то, Андрей

Михайлович?

– Брюнет лет двадцати пяти, – начал

описывать внешность разыскиваемого Смолин. -

Среднего роста. Эдакий красавчик, из тех кто

стареющим барынькам нравятся. Ходит в

короткой чёрной поддёвке.

– На мизинце серебряный перстень с

большим чёрным камнем, – уточнил Малинин.

– Так это господин Базаркин из 23-го

номера, – узнал сразу управляющий.

112

– Он сейчас у себя? – спросил Смолин.

– Да кто его знает? Он у нас уже две недели

живёт. а ночевал всего раза три-четыре. Надо у

прислуги узнать.

Расспросили

вернувшихся

с

улицы

швейцара и коридорного.

– У себя, – сказал швейцар. – Он сегодня

ближе к вечеру явился.

– Бутылку молдавского вина и фруктов

подать велели-с, добавил коридорный. – Даму они

ждали-с.

– Пришла? – поинтересовался Смолин. – Да

ты, любезный, не темни. По твоей хитрой роже

видно, что всё знаешь.

– Пришла-с. Часа за два до отъезда к нему в

нумер Софья Михайловна заглянули-с. Бутылку

клико с собой принесла и коньяка самого

дорогущего.

Смолин и Малинин переглянулись. Они

поняли, что жука-оленя скорее всего упустили.

– Сергей Сергеевич, иди в 23-й номер, -

распорядился Смолин. – Дай бог если Грязнов ещё

жив-здоров. А я попробую дамочку эту догнать.

Вспомнил я кто это такая. Давненько мы с ней не

виделись, вот и не признал сразу... Пармён, билет

вы ей до Харькова взяли?

– Нет, до Серпухова.

Смолин выскочил на улицу. Слышно было,

как он крикнул кучеру:

– Гони на Курский вокзал!

113

– Что же вы, ироды, на прохожих как псы

цепные кидаетесь? – отчитывал Лавровский

ночного сторожа и дворника.

Сторож, которого Лавровский бросил через

себя, в ответ только жалобно охал и потирал

спину. А дворник, хлюпая разбитым носом,

пытался оправдываться:

– Ошибочка вышла, сударь. Околоточный

надысь говорил нам, будто лихие люди на Москве

появились. Поджигают, дескать, по ночам дома и

грабят. Вот мы и проявили рвение.

– Пить на дежурстве надо поменьше. Вот

сволоку вас сейчас в участок и попрошу пристава

Чигирина, чтобы взыскал по всей строгости. А то

взяли моду, не спросив имя – звания, сразу в ухо.

– Вы уж извиняйте нас сударь, – сказал

дворник. – А в участок может не надо? Мы и так

уже пострадали.

– Ладно, пользуйтесь моей добротой... А

ведь я, любезный, в ваш дом по делу шёл.

Алексей Андреевич здесь квартирует?

– Съехал он сегодня от нас.

– Экая досада! А куда?

– Чего не знаю, того не знаю. А о вас сударь,

указание имеется. Хозяйка велела: ежели кто

господина Зарудного спрашивать станет – сразу к

ней вести. Пойдёмте, провожу вас.

Подобного поворота Лавровский не ожидал.

Но отступать, не вызвав подозрения, было не

114

возможно. Да и любопытно взглянуть на

кляузницу, замучившую своими доносами всех

московских редакторов.

Кабинет Грындиной находился на втором

этаже старого купеческого дома. За огромным

столом заваленным газетами, журналами и

книгами сидела высокая костлявая старуха,

закутанная в клетчатый плед.

– А я вас сразу узнала, – сказала она

противным скрипучим голосом. – Именно так

Алексис и описал вас. Только бороды нет.

Полагаю, её вам пришлось сбрить в целях

конспирации? Вы ведь Георгий Порфирьевич?

– Он самый, – кивнул головой Алексей. -

Глафира Григорьевна мне необходимо срочно

встретиться с господином Зарудным. Где он

сейчас?

– Не знаю. Крамольникам стало известно

место пребывания Алексиса. Он сообщил мне, что

переезжает на одну из конспиративных квартир. А

где она находится, разумеется, не сказал. Но

может быть об этом говорится в письме? Алексис

оставил для вас пакет, – Грындина извлекла из-под

груды газет и журналов конверт.

На

нем

мелким

каллиграфическим

подчерком было написано:

Инспектору секретной полиции МВД

подполковнику

Отдельного

корпуса

жандармов

его высокоблагородию Г.П.Судейкину

115

Так вот за кого приняла меня старуха, понял

Лавровский – за самого Георгия Порфирьевича

Судейкина, грозу народовольцев.

–

Благодарю

вас,

сударыня...

Вам

доводилось в последние дни встречаться с

господином Дубецким?

– Нет, я впервые слышу эту фамилию.

– Припомните получше. У него очень

примечательная внешность – голова седая, а брови

и усы чёрные.

– А! Вы о своём помощнике полковнике

Волкове. Он заходил в гости к Алексису неделю

назад.

– Где проживает знаете?

– Нет.

– Досадно, весьма досадно, но ничего не

поделаешь. Позвольте откланяться.

– Подождите пожалуйста. У меня к вам

деликатный разговор.

– Весь внимание.

– Во-первых, я одолжила Алексису пять

тысяч на неотложные агентурные расходы. Он

обещал, что вы принесёте деньги.

Ну и хват, этот Зарудный, не без

восхищения подумал Лавровский, похоже и эту

обобрал.

– К сожалению, сударыня, таких сумм при

мне нет, но при первой же возможности...

116

– Ничего, ничего... Мне не к спеху. Во-

вторых,

я

хочу

предложить

вам

своё

сотрудничество.

– Вы? А чем, собственно говоря, вы можете

быть полезны секретной полиции?

– Как это чем?! – от возмущения голос

старухи стал визгливым. – Никто лучше меня не

знает московских газет и журналов. Вы просто не

представляете сколько во всех редакциях

злонамеренных элементов, которые явно или

тайно

ведут

противоправительственную

пропаганду.

– Ну, наверное все-таки не во всех. Вряд ли

можно обвинить в этих грехах «Московские

ведомости», – возразил Лавровский.

– Ха, ха, ха... Вы плохо знаете Михаила

Никифоровича Каткова. Это на словах он патриот

и верный слуга престола, а на деле... Вот, читайте.

Грындина протянула ему газету.

– «Новый университетский устав», – прочел

Алексей заголовок.

– А теперь прочитайте заголовок на

следующей странице.

– «Холерная эпидемия». Ну и что?

– Как это что?! Получается что новый

университетский

устав

разрабатываемый

правительством

уподобляется

холерной

эпидемии! А в прошлом номере Катков

«отличился» ещё больше. На одной полосе он

117

поставил статьи «Русский народный дух» и

«Меры против лесокрадства». Какое кощунство!

Зря её полусумасшедшей считают, подумал

Лавровский.

Какая

там

«полу»,

просто

сумасшедшая. Но вслух сказал совсем другое:

– Интересно, весьма интересно. Но следует

учесть, что «Московские ведомости» газета

политическая, а где политика там всё возможно...

А, что крамольного можно найти в таком

безобидном издании, как «Беговые и скаковые

известия»?

– Да, что угодно! И в каждом номере. На

этой неделе мне пришлось послать два письма – в

Московский цензурный комитет и духовную

цензуру.

– Куда? – искренне изумился Алексей. – В

духовную цензуру?

–

Да, да... Представляете эти, так

называемые редакторы, Лавровский и Малинин

напечатали заметку «Кардинал покрыл Мадам-

Анго». А это не что иное, как оскорбление

религии!

– Вздор. При чём здесь религия? Речь идёт о

скаковых лошадях. Притом даже не российских, а

французских.

– Эх, Георгий Порфирьевич, – сокрушённо

покачала головой старуха. – Даже такой

проницательный человек, как вы, не видит

насколько изощренно все эти, так называемые

118

писатели и журналисты ведут подкоп под устои

государства, религии, семьи...

– Вот что, почтенная Глафира Григорьевна, -

остановил её Лавровский. – Всё рассказанное

вами, действительно, представляет интерес...

– Можно я буду доносить об этом вам

лично?

– Можно, – великодушно разрешил Алексей.

– Пишите о чём угодно. А вот Лавровского и

Малинина попрошу вас забыть раз и навсегда.

– Я всё поняла. Очевидно они выполняют

ваше секретное задание... Не угодно ли чаю?

– К сожалению, неотложные дела.

Чаёвничать в обществе особы, которую

давно заждались в Преображенской больнице для

душевнобольных, не было никакого желания...

У ворот его ждал Соколов:

–

Куда вы запропастились, Алексей

Васильевич? Я уж беспокоиться начал.

– К старухе Грындиной в гости заглянул.

Зарудного у неё нет.

– А где он?

– Сейчас узнаем.

Конечно, перехватывать, а тем более

вскрывать письма адресованные одному из

руководителей российской политической полиции

дело опасное. Но сами виноваты. Нечего

связываться с мошенниками и сумасшедшими.

Алексей решительно вскрыл конверт. Никакого

119

письма там не оказалось, только старый

трактирный счёт.

– Пустые хлопоты... Поехали, Саня, в

сыскное.

Лавровский надолго умолк.

– О чем задумались, Алексей Васильевич? -

прервал затянувшееся молчание Соколов.

– О жизни, Саня. О том, как она на игру

похожа. Скажи, с тобой так бывало? Утром твёрдо

решил поставить на лошадь, не сомневаешься, что

она первой придёт. А приехал на бега, посмотрел

проездку, с приятелем посоветовался и ставишь

совсем на другую.

– Бывало. И сколько раз,– засмеялся

неунывающий сыщик. – Вот в прошлое

воскресенье, поставил не так как собирался и

проигрался вдрызг.

– Вот и я так. Хотел же сразу искать

мошенников среди знакомых Рибопьера. А потом

пообщался с графологом, побегал по редакциям и

напрочь об этом забыл... И что мы имеем в

результате? День прошёл, а воз, как говорил

дедушка Крылов, и ныне там... Ладно, сейчас

отвезём Катю на Грачёвку, заедем в сыскное и

отправляюсь я Карлушу Петиона искать.

Окинув взглядом номер – полураздетого

чернявого, лежащего на кровати; вывернутые

карманы его брюк и поддёвки; раскрытый

чемодан и раскиданные по комнате вещи;

120

бутылки и недопитые стаканы на столе – Малинин

сразу понял, что здесь произошло.

– Картина вполне очевидная, – сказал он. -

Опоили и обобрали.

–

Вот беда-то! – всплеснул руками

управляющий. – На моей памяти, в нашей

гостинице никогда такого не случалось. А я ведь

здесь без малого пятнадцать лет служу.

– Не рассказывайте мне сказки, Пармён

Петрович. Когда я в 79-м году пришёл в полицию,

то первым делом, которым мне пришлось

заниматься была смерть артельщика Опёнкина.

Помнится, ваш коридорный Сашка Сечёный тогда

чистосердечно признался, что попотчевал его

«малинкой». Пошлите лучше в участок и за

врачом.

Сергей склонился над чернявым. Нет

сомнения, это он сегодня приходил в редакцию.

Осмотрев комнату, нашёл под одним из стаканов

свернутый пополам лист писчей бумаги.

Развернув его, прочитал:

Милый Вова!

Ты молодец против овец, а против молодца

сам овца. При твоей работе пить на халяву

чревато. Передавай от меня привет Витьке-

следователю. И вообще, сявки вы, а не «чёрная

банда». Соня

Скоро вернулся сильно расстроенный

Смолин:

121

– Ох и ловкая бестия! Не на Курский вокзал

она поехала, а на Николаевский. Там сменила

извозчика... Короче говоря, упустил я её. Да ты,

Сергей Сергеевич, хоть понял с кем нас судьба

свела?

– С какой-то Соней, – Сергей подал ему

найденную записку.

– Не с какой-то, а с самой Сонькой Золотой

Ручкой, которую вся российская полиция третий

год ловит. Эх, досадно, что не признал я её сразу...

Управляющий стал упрашивать сыщика не

сообщать о случившимся в участок, не составлять

протокол.

– Я отблагодарю, – сказал он, доставая

несколько двадцатипяти– рублёвок.

– Нет, Пармён. Придётся этому делу

законный ход давать. Больно уж начальство им

интересуется... Да где доктор-то? Не дай бог

помрёт мазурик, так с меня тогда Муравьёв шкуру

спустит.

Наконец

приехал

врач

Мещанского

полицейского дома Микульский. Осмотрев

чернявого, успокоил сыщика:

– Повезло этому молодчику. В коньяк

подмешали не какой-нибудь веротрин или

хлоралгидрат, от передозировки коих люди как

мухи мрут, а старую добрую «малинку».

Понюхав стакан добавил:

– Правда для надёжности к опию и разным

травам ещё настой сигарных окурков добавили...

122

Ничего, выживет. Только раньше завтрашнего

вечера в себя не придёт.

– Адам Иванович, бога ради, сделайте что-

нибудь, – взмолился Смолин. – Нам необходимо

его как можно быстрее допросить.

– Ладно, попробую. Желудок ему промою.

Но в любом случае, раньше чем часа через три он

не очухается.

В этот вечер удача отвернулась и от

остальных участников розыска.

Рабиновичу в адресном столе сообщили:

агроном Рабутовский и отставной лейтенант

Котович, проживавшие несколько дней в

«Большой Московской гостинице», в пятницу

съехали в связи с возвращением в Петербург.

Голиков в купеческом клубе нашёл

несколько знакомых Котовича. Но все они не

знали, где он остановился.

– Он дачу в Царицыно снимает, – сказал

один.

– Не в Царицыно, а в Кусково, – уточнил

другой.

– Где живёт понятия не имею. А вот то, что

его сейчас в Москве нет знаю точно, – уверенно

заявил третий. – Лейтенант с Каншиным ещё в

пятницу на рыбную ловлю уехали. Куда-то под

Новый Иерусалим. А может быть под Можайск.

Но в воскресенье обещали вернуться...

123

Глава 13

МИНИСТЕРСКИЕ ДРЯЗГИ

Единственным из сыщиков кому в этот

вечер удалось узнать хоть что-то, оказался сам

Муравьёв. Вызванный с дачи Николас был

невозмутим:

– Я выполнял ваше указание Константин

Гаврилович: оказывать Дубецкому содействие в

случаях каких-либо осложнений с наружной

полицией.

– Выполнял! – ярился Муравьёв. – Свою

голову на плечах иметь надо! Одно дело,

попросить не поднимать щум из-за того, что

человек несколько дней без прописки живёт и,

совсем другое, приказать отпустить задержанного

с

тремя

фальшивыми

паспортами.

Это

преступление!

Николас равнодушно пожал плечами:

– Вы сами учили меня, что настоящему

сыщику нередко приходится идти на нарушение

закона.

– Научил на свою голову! Из-за проделок

этого прохвоста мы можем потерять три-четыре

тысячи.

– Каким образом? – сразу встрепенулся

жадный до денег Николас.

– Виктор распустил слухи, что Большой

Московский приз выиграют Зима или Лихачь, а

сам сделал у наших с тобой букмекеров очень

крупные ставки на рибопьеровского Витязя. Но

124

это, Митя, не главное. Если до утра мы не

задержим Дубецкого, меня турнут в отставку.

– Ох! – вырвалось у Николаса, прекрасно

понимавшего, что любой новый начальник

сыскной полиции в помощниках его не оставит. -

Беда.

– Охами делу не поможешь. Искать надо

Виктора. Где ты встречался с ним?

– Оба раза он сам приезжал в управление.

– Следовательно, где он квартирует ты не

знаешь.

– Не знаю. Но предполагаю. В прошлый раз

Дубецкий

пригласил

меня

отужинать

в

«Эрмитаже». Засиделись до полуночи. Потом я

пошёл на Грачёвку, где у меня была назначена

встреча с агентом, а Виктор Иосифович взял

извозчика. Я слышал, как он велел ему ехать в

Петровский парк.

– Это ничего не значит. Может он к «Яру»

отправился или в «Мавританию».

– Вряд ли. Перед уходом из ресторана

Дубецкий спросил мятного ликёра. Сказал, что он

на него лучше любого снотворного действует.

– Не рюмку, поди, заказал, а графинчик? -

усмехнулся Муварьёв.

– Да. А вы как догадались?

– Не изменяет старым привычкам Виктор.

Он эту зелёную гадость ещё на Кавказе каждую

ночь перед сном стаканами пил... Значит,

действительно остановился он у кого-то на даче в

125

Петровском парке... Сколько у нас людей в

наличии, Митя?

– Трое.

– Бери всех и отправляйтесь в парк.

Расспросите

ночных

сторожей,

дворников,

дежурных городовых...

–

Очень

народа

мало,

Константин

Гаврилович. До утра не управимся.

– Я тебе в помощь ещё Соколова со

Смолиным дам. Они вот-вот вернуться должны.

– Всё равно у нас слишком мало сил чтобы

проверить все дачи в Петровском парке.

– Без тебя знаю! Но это наш последний

шанс найти Дубецкого. Даже если мы поймаем

Зарудного, но упустим Виктора, придётся мне в

отставку отправляться, а тебе, Митя, другое место

службы подыскивать.

В кабинет вошёл Голиков.

–

Ничего, – сказал он, перехватив

вопрошающий взгляд Муравьёва. – Никто ничего

существенного о лейтенанте Котовиче не знает...

Ну и служба у вас, Константин Гаврилович! Всего

день побыл в шкуре сыщика и понял почём фунт

лиха. Устал как собака.

– Вы бы ехали домой, – предложил

Муравьёв. – Поручение князя вы выполнили.

Завтра с утра можете ему доложить, что

клеветнические письма написаны под диктовку

126

Зарудного, с целью сорвать хороший куш у

букмекеров и в тотализаторе.

– Плохо вы нашего Владимира Андреевича

знаете, – устало улыбнулся Голиков. – Ему

бодрого рапорта мало. Изволь представить

неопровержимые доказательства. А ещё лучше

самих виновников, чтобы он, самолично с ними

побеседовав, мог решать – казнить или миловать...

Да и не по-товарищески это будет. Я господина

Лавровского и его коллегу в сию историю

втравил. А теперь им до утра по Москве носиться,

а я спать пойду? Нет, так дела не делаются. Лучше

я, если позволите, у вас в кабинете малость

вздремну.

– Ради бога. Устраивайтесь на диване.

Но вздремнуть Голикову не пришлось.

Вернулся Малинин.

– А где Смолин? – насторожилмя Муравьёв.

– Неужели примета оказалось верной и не

обошлось без погонь и перестрелок?

– Погоня была, а от перестрелки бог пока

миловал, – успокоил Сергей. – Смолин в

Мещанском полицейском доме. Ждёт, когда

задержанный нами Грязнов очухается от

«малинки» и начнёт давать показания.

Малинин

обстоятельно

доложил

о

случившимся.

– Жаль, что вы упустили Соньку Золотую

Ручку. Тем более, как я догадываюсь, вместе с

жуком-оленем. Но Грязнов улов хороший. Не

127

сомневаюсь Смолин сумеет развязать ему язык...

Сергей, а у меня для тебя новое поручение.

Имеются сведения, что Дубецкий остановился у

кого-то из знакомых в Петровском парке.

Поэтому мы решили проверить все дачи.

– Зачем же все? – сказал вошедший в

кабинет Лавровский. – Скорее всего он на даче

графа Рибопьера. Мы с Сергеем сейчас

быстренько скатаемся туда.

– Пожалуй и я с вами, – сказал Голиков,

поднимаясь с дивана. – Похоже поездка обещает

быть интересной. Помнится, ещё утром вы

говорили, что искать мерзавца надо в окружении

графа Георгия Рибопьера... Поехали господа,

время дорого.

– Подождите, Андрей Климентьевич, -

остановил его Лавровский. – Дайте хоть о

предыдущей поездке рассказать.

– Действительно, – смутился Голиков. – Ну,

указала моя протеже дом, где остановился

Зарудный?

– Указала. Зарудный несколько недель жил в

Большом Болванском переулке в доме известной

склочницы Глафиры Грындиной. Но сегодня с

утра пораньше убыл в неизвестном направлении.

– Экая досада, – как от зубной боли

поморщился Муравьёв. – Положительно, не везёт

нам сегодня.

– Правда он оставил у Грындиной весьма

любопытное письмо, – Алексей достал пакет. -

128

Посмотрите, Константин Гаврилович. Думаю это

блеф.

– Такими вещами блефовать чревато, -

задумчиво сказал Муравьёв, прочитав кому

именно адресовано письмо. – Сергей, будь добр,

передай мне свечу.

Муравьёв подержал старый трактирный

счёт над пламенем и на нём проступили строчки,

написанные мелким каллиграфическим почерком.

Уважаемый Георгий Порфирьевич!

Взвесив все «за» и «против» мы с Виктором

решили

отказаться

от

вашего

весьма

заманчивого предложения. Нет, мы всей душой за

сотрудничество с секретной полицией. Но

интриговать против такой влиятельной особы

как граф Т. увольте! Поэтому, от греха

подальше, уезжаем в Париж. Аванс, разумеется,

оставляем себе. В обмен гарантируем наше

полное молчание.

Алексей Зарудный

P.S.

Пять

тысяч,

которые

будет

требовать с вас Глафира Грындина, ни в коем

случае не отдавайте. Это мой скромный гонорар

за то, что в течение трёх недель вынужден был

слушать бред, называемый ею критическими

статьями.

– Мать твою так! – в сердцах выругался

Муравьёв. – Только вляпаться в министерские

дрязги мне сейчас и не хватает. Попрошу всех об

этом письме никому ни слова. Завтра доложу

129

генерал-губернатору, пусть он решает как с ним

поступить. А сейчас мы сделаем так: Алексей

Васильевич с Андреем Климентьевичем поедут на

дачу Рибопьера, а ты, Сергей, давай-ка в

Мещанский полицейский дом. Смолин кому

угодно язык развяжет, но записать как надо не

сумеет. С богом, господа! Экипаж нужен?

– Нет, – сказал Алексей. – Нас Семён уже

который час у подъезда ждёт.

– В Петровский парк, Семён. На дачу к

Георгию Ивановичу, – распорядился Алексей,

садясь в пролётку. Потом спросил. – Андрей

Климентьевич, просветите меня. О каких

министерских

дрязгах

говорил

Муравьёв?

Конечно, если это не государственная тайна.

– Да я и сам толком не знаю, – ответил

Голиков. – Ходят упорные слухи, что директор

Департамента полиции Плеве хочет свалить

министра внутренних дел графа Толстого.

Инспектор

секретной

полиции

Судейкин,

которому подчинены охранные отделения и

жандармские управления Петербурга, Москвы,

Харькова и Одессы, помогает ему в этом. На

следующей неделе Толстой собирается быть в

Москве. Видимо Судейкин решил подготовить

ему «сюрприз». Только агенты подобранные им

оказались трусоваты.

– Да, в бомбисты не каждый годится, -

сказал Алексей.

130

– А при чем здесь бомбисты? – усмехнулся

Голиков. – Шантаж зачастую пострашнее бомб,

револьверов и кинжалов. Дубецкий и Зарудный,

как я понял, большие специалисты именно по

этой части. Впрочем, ну её к чёрту, эту политику!

Расскажите лучше, что-нибудь о бегах.

– Да вы же ими, вроде, никогда не

интересовались?

–

С

вами,

Алексей

Васильевич,

пообщаешься так и лошадником станешь, и

игроком. Непременно завтра...

– Сегодня, – поправил его Алексей. – Уже без

четверти два.

– Непременно сегодня на бега поеду.

– На Зиму поставить хотите? – хитро

прищурился Лавровский.

– Нет, сударь мой, на Витязя. Тем более, как

я

понимаю,

благодаря

стараниям

наших

петербургских гостей выдача за него будет

хорошая.

Глава 14

ГУСАР ВСЕГДА ГУСАР

Не смотря на поздний час дача графа

Рибопьера была ярко освещена. Из раскрытых

окон неслись смех, переборы гитары и приятный

сочный баритон:

Летя на тройке, полупьяный

Я буду вспоминать о вас

И по щеке моей румяной

131

Слеза скатится с пьяных глаз.

– Господи, ну кто же так играет?! -

поморщился

Голиков.

–

У

трактирных

музыкантов, наверное, учился.

– Никак Георгий Иванович приехал? -

спросил Лавровский дворника, сидящего на

скамейке возле ворот.

– Никак нет. Их сиятельство в Пете6рбурге.

Сегодня днём обещали быть.

– А что за праздник?

– Карл Александрович гостей принимает.

– Это хорошо. Мы как раз к нему.

– Иван! – позвал дворник. – К барину гости.

Тут же появился расторопный лакей:

– Как прикажите о вас доложить? Ох,

Алексей Васильевич, извините бога ради, не

признал вас сразу. Да вы проходите без доклада,

Карл Александрович вам всегда рад!

– Нет, Ваня. Вызови-ка лучше ты его сюда.

Скажи, что срочная телеграмма из Петербурга.

– Понятно-с. Сюрприз хотите сделать?

– Угадал, любезный.

Через несколько минут появился одетый по

последней парижской моде высокий превосходно

сложенный шатен с тонкими благородными

чертами лица. Это и был Карл Петион.

– Где тут посыльный? – спросил он.

– Здесь я, барин, – вышел из тени деревьев

Лавровский. – Пожалуйте на водку.

Петион рассмеялся:

132

– Не можешь ты, Лёшка, без розыгрышей!

Замечательно, что приехал. У меня, как раз, очень

интересная

компания

собралась.

Старые

питерские приятели. Между прочим, один из них

твой коллега – редактор, хоть и бывший. Сейчас

крюшон будем готовить.

– Диву даюсь, Карлуша: когда ты только

спишь? – улыбнулся Лавровский. – Всегда в делах

и хлопотах.

– И не говори, Алексей! Кручусь, как белка

в колесе. С утра на собрании Пресненского

отделения Дамского попечительства о бедных был

– сама княгиня Щербатова очень настоятельно

приглашала. Потом в правление скакового

общества поехал – оно мне должность стартёра

предложило. Трёх именинников провизитировал.

Ведь вчера день ангела у Пармёнов, Максимов и

Валентинов был... Обедал у Малютина. Не

поверишь, но сумел я уговорить его уступить нам

с Георгием двух трёхлеток от Ворожея... А

вечером одну хорошую знакомую в театр

Лентовского сопровождал – там «Корневильские

колокола» давали...

... Ещё совсем недавно Петион был гусаром.

Служба в лейб-гвардии Его Величества

гусарском полку престижна. Квартирует он не в

какой-нибудь глухой провинции, а в Царском

Селе. Его шефом, по традиции, является сам

император. Млеют сердца дам и девиц при виде

красавцев в красных с золотыми шнурами

133

венгерках и синих, в обтяжку, чикчирах. Весело

живут царскосельские гусары. Не случайно в

шутливой песне «Журавель», в которой по

куплету о всех гвардейских и многих армейских

полках, поётся:

Лейб-гусары пьют одно

Лишь шампанское вино.

Но далеко не каждому такая служба по

карману. Жалования не хватит даже на парадную,

служебную и повседневную формы, да весьма

солидные взносы в полковое офицерское

собрание. По традиции, каждый новичок обязан

оплатить стоимость серебряного столового

прибора. А кроме того, надо купить хорошую

строевую лошадь, притом обязательно белой или

серой масти. Конечно, можно получить и

казённую. Но это считается дурным тоном.

У поручика Петиона, потомка французских

эмигрантов, бежавших в конце XVIII века от

якобинского террора в Россию, ничего кроме

жалования не было. Не досталось ему от

родителей какого-либо движимого и недвижимого

имущества. Рассчитывал он на наследство от

дальней родственницы по материнской линии. Но

та, сказав, что гусар непременно всё промотает,

завещала богатое имение в Калужской губернии и

два доходных дома в Москве другому

троюродному

племяннику,

благообразному

молодому человеку служащему в Святейшем

Синоде.

134

Выбор у Карла был невелик – перевод в

армейскую кавалерию и служба в какой-нибудь

Тмутаракани или отставка. Он предпочёл

последнее. Тем более, товарищ по эскадрону граф

Рибопьер предложил весьма достойное занятие -

место управляющего его московскими призовыми

рысистой и скаковой конюшнями. В Москве

Петион, как говорится, пришёлся ко двору.

Мало кто, решительно не имея никаких

средств, принят в свете на равных. Петион

оказался исключением из правил. Как метеор

носился он по Москве. Балы и театры,

Английский клуб и Артистический кружок, бега и

скачки... Ежедневно, если не вечером, то ночью

или под утро, появлялся он у «Яра». И везде был

желанный гость и душа компании. Его любили за

весёлый

нрав,

умение

вовремя

сказать

комплимент, готовность оказать мелкие услуги...

– Алексей, что же ты до сих пор не

познакомил нас со своим товарищем?

Узнав, что перед ним чиновник особых

поручений при московском генерал-губернаторе,

приехавший по служебной надобности, Петион