Текст книги ""Тёмный фаворит"
Особый случай"

Автор книги: Александр Прилепский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Александр Прилепский

«ТЁМНЫЙ ФАВОРИТ»

ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ

исторические детективы

Москва, 2016

УДК

ББК

Прилепский А.Ф., «Тёмный фаворит»,

Особый случай.

Исторические детективы – М.: ООО

«Аналитик», 2016. − 401 с.

Московские бега всегда притягивали к себе

не только спортсменов, коннозаводчиков и

любителей лошадей. Частным сыщикам Алексею

Лавровскому и Сергею Малинину нередко

приходится встречать респектабельных господ,

готовых

за

большие

деньги

на

любые

преступления.

Продолжение исторических детективов

«БЕГА», «ПОСЛЕДНЕЕ ДЕЛО «ВАЛЕТОВ» и

«ГАЛОПОМ К СТОЛБУ».

ISBN 978-5-905675-82-9

© Прилепский А.Ф., 2016

2

Содержание

« ТЁМНЫЙ ФАВОРИТ»

Глава 1 Бдительный приёмщик ........... .................5

Глава 2 Где искать «доброжелателя»?.................15

Глава 3 Отец русской графологии........................24

Глава 4 О чём пишут газеты.................................31

Глава 5 Чувырло братское....................................47

Глава 6 Седой барин..............................................51

Глава 7 Петербургский сыщик.............................60

Глава 8 Крупное пари и «тёмные глаза».............67

Глава 9 Своим отказывать нельзя........................78

Глава 10 Три возраста в одной постели................88

Глава 11 «Чёрная банда»........................................94

Глава 12 Пустые хлопоты....................................106

Глава 13 Министерские дрязги............................124

Глава 14 Гусар всегда гусар.................................131

Глава 15 Прерванный спектакль.........................142

Глава 16 Не о чем нам разговаривать!................147

Глава 17 Хозяин столицы доволен......................155

Глава 18 Большой Московский...........................162

Глава 19 Бег и перебежка.....................................170

Глава 20 Клин клином вышибают.......................180

ОТ АВТОРА (вместо эпилога)............................191

ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ

Глава 1 Билеты Дюнкеля.....................................203

Глава 2 Начальник и помощник.........................215

Глава 3 Веяние времени......................................224

Глава 4 У «Яра»...................................................237

3

Глава 5 Допрос....................................................254

Глава 6 Деньги от вице-президента...................266

Глава 7 Вы, что творите?!...................................286

Глава 8 Остроумное решение.............................296

Глава 9 Фридрих имя распространённое............310

Глава 10 «Золотая жатва»....................................325

Глава 11 Понаехали тут........................................335

Глава 12 «Блинник» – благотворитель................341

Глава 13 «Дядя Фриц» и его шайка.....................350

Глава 14 Финансовый гений................................362

Глава 15 «Гамбургские блины»...........................371

Глава 16 CARDIAC ARREST..............................381

Глава 17 Закрытие сезона....................................389

ОТ АВТОРА (вместо эпилога)............................398

4

«ТЁМНЫЙ ФАВОРИТ»

Глава 1

БДИТЕЛЬНЫЙ ПРИЁМЩИК

В пятницу 29 июля 1883 года приёмщик 2-

го отделения Московской городской почты

Новиков сортируя утреннюю выемку, обратил

внимание на полтора десятка «открытых писем»,

доставленных письмоносцем из почтовых ящиков

на Грачёвке. Они были адресованы разным лицам,

написаны тремя разными почерками, но по

содержанию не отличались.

Милостивый государь!

Известно

ли

Вам,

что

Большой

Императорский приз в минувшее воскресенье был

«выигран»

рибопьеровским

Витязем

исключительно благодаря сговору наездников и

владельцев лошадей?

5

Какой позор для Московского бегового

общества, носящего почётное наименование

«Императорского»!

Прочитав подобное, Новиков возмутился.

Был он заядлый лошадник и игрок. В прошлое

воскресенье сам поставил в тотализаторе на

Витязя трёшницу и получил десять с полтиной.

Поэтому Витязя искренне считал лошадью

замечательной. Нечего всякое гнусное враньё

адресатам доставлять, решил он. Покопавшись в

инструкциях и приказах, нашёл циркуляр

Почтового департамента МВД десятилетней

давности,

разъясняющий

«Временные

постановления по почтовой части». Отыскал в

нём соответствующий параграф: « Содержание

открытого письма не должно содержать в себе

чего-либо противного законам, общественному

порядку, нравственности и приличиям. Не

удовлетворяющие этому требованию письма не

отправляются по назначению».

Он доложил о неприличных письмах

главному приёмщику титулярному советнику

Воробьёву,

который

служил

недавно

и

прислушивался к мнению более опытных

подчинённых. Воробьёв отправил открытки

вместе

с

соответствующим

рапортом

управляющему городской почтой коллежскому

асессору

Вильчину.

Тот

всю

жизнь

придерживался правила «как бы чего не вышло»,

и поэтому незамедлительно переправил их

6

вышестоящему начальнику – московскому почт-

директору действительному статскому советнику

Подгорецкому, а тот, с нарочным, послал их в

канцелярию генерал-губернатора... Ближе к

вечеру анонимные «открытые письма», вместе с

кипой рапортов и отношений, пройдя через руки

десяти-двенадцати чиновников различного ранга,

легли на стол самого Долгорукова. Хозяин

столицы, ознакомившись с ними, вздохнул и

вызвал одного из своих доверенных людей -

Голикова:

– Опять в беговом обществе, президентом

которого я имею несчастье состоять, скандал. Вы,

голубчик, разберитесь с этим. Выясните, кто и с

какими целями воду мутит. Только имейте в виду,

дело это весьма деликатное. Ведь среди

обыгранных Витязем лошадей одна принадлежит

герцогу Лейхтенбергскому, а другая – министру

Императорского двора Воронцову-Дашкову... В

воскресенье, с утречка пораньше, жду вас с

докладом.

Как и любой редактор, Алексей Лавровский

от вызова в цензурный комитет ничего хорошего

не ждал. Тем более что причина ему была

известна.

Еженедельный

спортивный

журнал

«Беговые и скаковые известия» пользовался у

москвичей спросом. Его охотно покупали

коннозаводчики и спортсмены, наездники и

7

жокеи, игроки и просто любители лошадей. За

пять месяцев, минувших после выхода в свет

первого номера, у журнала появилось много

друзей. Но и недоброжелателей хватало. Одним

не нравится, что пропагандируется всё новое -

двухколёсные «американки», старт «с хода»,

общая дорожка, по которой можно будет

запускать по восемь рысаков одновременно.

Другие осуждали редакторов за «отсутствие

патриотизма». Ещё бы! В споре о мастерстве

русских и американских наездников они отдали

предпочтение последним.

А какая-то госпожа Г.Г-на, читающая

только заголовки, избрала «Известия» мишенью

для своих насмешек. «Будильник», «Зритель» и

другие

юмористические журналы её творения

печатать отказывались. Тогда, лишь слегка

переиначив стиль, она стала посылать их в

Московский цензурный комитет.

Как-то, вгорячах, Алексей хотел было

выяснить, что это за «Г.Г-на» такая и потолковать

с ней по-свойски. Но редактор «Московского

листка» Пастухов отсоветовал:

– Пренебреги. Нечего тебе связываться с

полусумасшедшей старухой, которая в ретирадное

место с глобусом ходит.

– С глобусом? – изумился Алексей. – Зачем?

– А из желания весь мир обосрать, -

засмеялся Пастухов. – Она и в молодости на всю

8

Москву склочным нравом славилась, а к старости,

сказывают, совсем умом скорбная стала. Везде

крамола ей видится. Глафиру Грындину с

Пятницкой все редактора знают, да не трогают. К

тому же, примета такая имеется: у того, на кого

она кляуз не пишет, дела плохо идут...

На

днях

свои

люди

предупредили

Лавровского, что на имя председателя цензурного

комитета статского советника Фёдорова поступил

донос по поводу заметки «Продажный приз». Не

могут,

дескать,

призы

Императорского

Московского общества любителей конского бега

быть продажными. Следовательно, редактора

либо дилетанты, незнающие о чём пишут, либо

злонамеренные клеветники.

Конечно, доказать председателю цензурного

комитета, что ничего крамольного в заголовке

нет, нетрудно. «Продажными» официально

называются призы победители которых сразу же

продаются с аукциона. В любом беговом и

скаковом обществе они разыгрываются по

несколько раз за сезон. Заводчики и спортсмены

это одобряют. Им предоставляется возможность

купить не «кота в мешке», а лошадь увиденную в

езде собственными глазами. Да и публика очень

любит гандикапы. Увлекательное зрелище. Ведь

чем дороже оценивает владелец свою лошадь,

записанную на «Продажный приз», тем длиннее

ей назначается дистанция. Каждые двести рублей,

добавленные

к

первоначальной

стоимости

9

установленной условиями приза, увеличивают её

на десять саженей.

Фёдоров далеко не глуп. Разумеется,

поймёт, что письмо написано изнывающей от

безделья

склочницей.

Плохо

другое.

У

Лавровского с постоянным цензором сложились

доверительные отношения. И тот заранее визируя

большие статьи, дозволял печатать хронику,

отчёты о бегах и скачках без предварительного

просмотра.

А

это

грубое

нарушение

законодательства о печати. За него могут

редактора и к суду привлечь. Да и цензору от

начальства нагоняй грозит. Был бы сейчас в

Москве

Пастухов,

приятельствующий

с

Фёдоровым, он бы замял скандал. Но Пастухов

недавно уехал на ярмарку в Нижний Новгород,

где издавал приносящую большую прибыль

сезонную газету «Нижегородская почта».

Алексей взглянул на часы. Пора ехать. Сел в

пролётку и распорядился:

– На Воздвиженку, Семён. В цензурный

комитет.

Семён Гирин, в недавнем прошлом простой

извозчик, а сейчас кучер, репортёр и заведующий

конторой «Известий», слегка шевельнул вожжами

и гнедой Чудак с места пошёл полной рысью.

На

Тверской,

возле

генерал-

губернаторского дома, Алексей увидел вице-

президента бегового общества Колюбакина. Тот,

10

бурно

жестикулируя,

обсуждал

что-то

с

немолодым блондином богатырского сложения с

холёными усами.

– Останови, Семён. Вдруг, да и поможет чем

Александр Васильевич? У него связи большие.

Колюбакин встрече очень обрадовался:

– Не поверите, но мы только что вас

вспоминали. Содействие ваше необходимо.

Незамедлительно требуется разыскать мерзавцев,

клевещущих на наше общество.

Ну вот, грустно подумал Алексей, мало мне

своих забот. По опыту он знал – отказаться не

удастся.

– Не взыщите, Александр Васильевич, но мы

с Малининым частным сыском больше не

занимаемся. По журналу хлопот полон рот. Вот

сейчас в цензурный комитет еду. Кляузу на нас

написали.

Выслушав рассказ Алексея, Колюбакин

чертыхнулся:

– И откуда только такие стервы берутся! Но,

надеюсь, всё обойдётся благополучно.

– Не уверен. Председатель цензурного

комитета, почему-то нас с Сергеем невзлюбил.

Опасаюсь, направит дело в суд. А это в лучшем

случае

штраф,

в

худшем

–

временное

приостановление издания.

– Недоразумение с цензурой я берусь

уладить, – приятным сочным баритоном сказал

молчавший до сих пор блондин.

11

– Да ведь я забыл вас познакомить, -

спохватился Колюбакин. – Это редактор нашего

бегового

журнала

Алексей

Васильевич

Лавровский, а это...

–

Андрей Климентьевич Голиков, -

представился блондин.

– Чиновник особых поручений при генерал-

губернаторе, – добавил Колюбакин.

– Наслышан о вас, – улыбнулся Лавровский,

пожимая руку Голикову. – Рад нашему

знакомству.

Его слова не были данью вежливости.

Голиков, действительно, личность в Москве

весьма известная.

... Более четверти века служил он в

секретном

отделении

канцелярии

генерал-

губернатора, где ему поручали самые щекотливые

дела. Так, лет пять тому назад, разоблачил он

злоупотребления в губернском тюремном замке.

Голикова пытались подкупить, но он решительно

отказался от взятки. Смотритель замка и его

помощник угодили под суд.

Недавно Долгоруков назначил Голикова

чиновником особых поручений и ревизором

врачебно-полицейского

комитета,

осуществляющего

контроль

за

домами

терпимости и проститутками. После первых же

его проверок десяток публичных домов, где

нарушали установленные правила, был закрыт. А

нескольким чиновникам врачебно-полицейского

12

управления

и

участковым

приставам,

прикормленным хозяевами борделей, пришлось

расстаться со своими «доходными местами».

Но прославился Голиков не только

служебной деятельностью. Он был одним из

лучших

московских

гитаристов.

Притом

одинаково

восхитительно

играл

как

на

шестиструнной, так и на семиструнной гитарах.

Малинин, сам не плохой гитарист, с

восторгом рассказывал, что реши Андрей

Климентьевич

избрать

карьеру

виртуоза-

концертанта, то его выступления собирали бы

публики не меньше чем концерты пианиста

Николая Рубинштейна и скрипача Василия

Безекинского.

–

Талант! – восхищался Сергей. -

Концертами мог бы тысячи зарабатывать. Но он

от выступлений напрочь отказывается. Играет

только на вечерах у друзей и, иногда, на раутах у

Долгорукова. И платных уроков не даёт, хоть

желающих не счесть. А заметит в ком искру

божию, то бесплатно с ним занимается...

– С цензурой я договорюсь, – продолжал

Голиков. – Но услуга за услугу. Не откажите нам с

Александром Васильевичем в помощи.

– Да зачем я вам нужен? – спросил

Лавровский. – Вы, как я слышал, и сами сыщик

первостатейный.

– Не стану скромничать – определённые

способности имею. Только я специалист по

13

финансовым и служебным злоупотреблениям, а

по лошадиной части профан. Дело же, которое

мне поручил его сиятельство, связано с бегами.

Некто неизвестный нам отправил письма без

подписи пятнадцати почтенным членам бегового

общества. Правда почтовые служащие проявили

похвальное рвение и перехватили их. Ещё одно,

более развернутое письмо получил господин

Колюбакин. Во всех этих письмах идёт речь о

розыгрыше Большого Императорского приза.

Аноним обвиняет графа Рибопьера в подкупе

наездников.

– Что?! – возмутился Алексей. – Утверждать

подобное может или полный идиот или подлец.

– Александр Васильевич то же так полагает.

Я склонен вам верить. Но его сиятельству нужны

доказательства, – последнее слово Голиков

произнёс по слогам. – Надеюсь, не откажитесь

помочь мне их найти?

– Само собой.

– Ну, тогда поехали в цензурный комитет. А

по дороге ознакомьтесь вот с этим, – Голиков

достал из небольшого сафьянового портфеля

конверт. – Весьма любопытное письмецо.

Глава 2

ГДЕ ИСКАТЬ «ДОБРОЖЕЛАТЕЛЯ»?

Сколько же подлецов вокруг, думал

Лавровский, читая письмо. Правильные слова

произносит,

к

национальной

гордости

и

14

справедливости взывают. А сами врут нагло и

беспардонно.

Милостивый государь

Александр Васильевич!

Будучи истинным патриотом своего

Отечества,

я

восхищаюсь

творением

незабвенного

графа

Орлова-Чесменского

–

чистопородными орловскими рысаками. И как

больно видеть, что на бегах, бывших всегда

уделом

настоящих

спортсменов,

восторжествовал

тлетворный

дух

купли-

продажи. Я имею в виду сговоры, подкупы и

другие

недостойные

деяния

ставшие

повседневными.

В минувшее воскресенье 24 июля был продан

Большой Императорский приз. Почётный приз,

который

в

разное

время

выигрывали

ознобишинский Кролик, кожинский Потешный и

хреновской Бедуин, достался, на сей раз, Витязю.

Единственное «достоинство» этого жеребца

мешаной породы в том, что он принадлежит

неимоверно богатому графу Рибопьеру. Клевреты

этого

петербургского

хлыща

отставной

гвардейский поручик Карл Петион и наездник

Василий Ефремов подкупили всех соперников. Так

наездники Пётр Полянский, ехавший на Зиме, и

Александр Чебурок, ехавший на Индюке, получили

от них по сто рублей. А Григорию Баранову за

то, что он придержит непобедимого Турка, дали

двести рублей.

15

Сговор состоялся вечером 20 июля на даче

Рибопьера в Зыковском переулке Петровского

парка. Какой позор для Московского бегового

общества носящего почётное наименование

«Императорского»!

И вообще, дача эта притон, которым

полиции давно бы следовало заинтересоваться.

Заманивают порядочных женщин и, опоив

сиреневым крюшоном, бесчестят. Почтенных

людей в карты обыгрывают.

Кроме того не следует забывать, что

Петион личность крайне подозрительная. Из

гвардии он был изгнан по политическим мотивам,

как потомок известного французского смутьяна

жирондиста Жерома Петиона де Вильнёв,

голосовавшего за смерть французского короля

Людовика XVI .

На Вас, Александр Васильевич, как на вице-

президента бегового общества, уповают все

честные спортсмены.

Доброжелатель

– Ох, уж эти «доброжелатели», – брезгливо

поморщился Лавровский. – Наша редакция тоже

иногда письма с такими подписями получает. Мы

их даже не читаем.

– Зря, – осуждающе покачал головой

Голиков. – Далеко не каждый имеет смелость

открыто выступить против беззаконий творимых

16

сильными мира сего. Поэтому анонимные письма,

зачастую, содержат очень ценные сведения.

– А ещё чаще полнейшее враньё. Как в этом

письме.

–

Но согласитесь, письмо написано

человеком, знающим бега. Я, как уже говорил, не

лошадник. Поэтому вчера вечером полистал кое-

какие книги, журналы спортивные. Оказывается

Кролик, Потешный и Бедуин, в самом деле, когда-

то выиграли Большой Императорский приз.

Жеребец

Витязь,

действительно,

не

чистопородный орловец, а мешаной, так

называемой «визапуровой» породы. Его отец

Натурщик и мать Воструха несут в себе

голландскую кровь.

– А разве это плохо?

– Понятия не имею. Ведь как я вчера

вычитал, маститые заводчики до сих пор спорят,

прав или не прав был ученик графа Орлова

Василий Иванович Шишкин, когда в конце 20-х

годов решил скрестить чистокровных орловцев

Хреновского завода с голландскими кобылами.

– Несомненно прав! В то время кровь

малорослых восточных жеребцов стала в наших

рысаках преобладать над кровью крупных

голландских и датских предков. Мельчать начали

орловцы, да и резвость улучшаться перестала. Вот

и пошёл Шишкин на такой смелый шаг, как

вторичное прилитие голландской крови. Именно

этому

нынешний

русский

рысак

обязан

17

капитальностью

форм

и

размашистостью

движений. Вы посмотрите, какой громадный мах

переда у потомков Визапура 3-го! Залюбуешься!

– Витязь, насколько я понимаю, потомок

этого самого Визапура?

– Да. И по мужской и по женской линии.

– Вот видите, прав аноним, когда называет

Витязя жеребцом мешаной породы. А это вполне

достаточное основание, чтобы внимательно

отнестись и к его утверждению о сговоре. Не

секрет, там, где крутятся хорошие деньги, редко

обходится без жульничества. Колюбакину не

удалось доказать мне, что приз был разыгран

честно. Может вы сумеете?

– Попробую. Андрей Климентьевич, вы бы

Андрея Первозванного хотели получить?

– Странный вопрос. Укажите мне хоть

одного человека, который не хотел бы.

Орден

Святого

Апостола

Андрея

Первозванного, высшая награда Российской

империи, заветная мечта любого чиновника или

офицера. Широкая голубая лента через правое

плечо с золотым крестом возле бедра, восьми

лучевая серебряная звезда с девизом «За веру и

верность» на левой стороне груди красноречиво

говорят окружающим, что этот человек достиг

вершин служебного положения и имеет особые

заслуги перед Отечеством, отмеченные лично

императором. Правда, не все получают орден за

18

собственные

заслуги.

Великие

князья

награждаются им при рождении.

– Ну, а если бы вам предложили: «Возьми

деньги. Откажись от ордена в пользу другого»?

– Честно? Послал бы, куда подальше на

чины не взирая.

– Это правильно... Так вот, для бегового

наездника Большой Императорский приз то же

самое, что для служилого человека высший орден.

С одной только разницей – его не дают, а сами

берут. Да не каждому он в руки дается. Вот, Саша

Чебурок,

с

малых

лет

на дрожках и

«американках». Ездок, как говорится, от бога. И

хороший материал на конюшне Миндовского, где

он служит, всегда имеется. Более сорока самых

престижных призов на московских бегах Саша

взял, а Большой Императорский – ни разу. Помню,

в 79-м году, когда ехал он на Любезном, никто не

сомневался – его приз. Первым фаворитом

считался. Да не повезло. Выпал ему жребий по

ближней дорожке бежать. Публика кричит,

любимца своего приветствует. Особо соборный

певчий Лавров усердствовал.

– Это тот, который спился и сейчас где-то на

Хитровке обретается?

– Он самый. От его баса-октавы люстры

дрожали. Вот Лавров спьяну и рявкнул: «Многие

лета, жеребцу сему, многие лета»!

– Помню я эту историю, – улыбнулся

Голиков. – Мне тогда Владимир Андреевич

19

поручил регенту хора внушение сделать из-за

непристойного поведения духовного лица в

общественном месте.

– А Любезный жеребец нервный. Испугался

он криков и, когда перед галереями проходил,

заскакал. Чебурок, хоть и с трудом, но на

правильную рысь его поставил. Однако время

потерял.

На

три

с

половиной

секунды

малютинский Полканчик его обошёл... Чебурок

добрейший человек, мухи не обидит. А после

проигрыша целый день по Москве носился,

певчего искал, чтобы измордовать. Мне этот

пропойца, говорит, всю карьеру поломал. Как,

дескать, я на покой уйду без Большого

Императорского? Как вы, полагаете, могли такого

человека подкупить?

– Пожалуй, вы правы. Его сиятельство,

между прочим, о Чебуроке тоже самого

наилучшего мнения... А другие наездники? Мог

ли польститься на деньги Полянский? Сто рублей

сумма не малая.

– А это смотря для кого. Полянскому,

согласно

договора

с

владельцем

Зимы,

причитаются десять процентов призовых. За

второе место он получил более ста десяти рублей,

а за первое ему полагалось бы почти двести

пятьдесят...

– Вот так, значит... А Баранов? Ему, как

пишет аноним, дали две сотни.

20

– Ели бы сговор, действительно, имел место,

то Баранову, не дали бы ни копейки.

– Почему?

– Турок, на котором он ехал, хорош только

на длинных дистанциях. Когда надо бежать пять-

шесть кругов, ему равных нет. А дистанция

Большого Императорского средняя – всего четыре

с половиной версты, то есть три круга.

Семён Гирин многозначительно кашлянул.

Потом ещё раз.

– Ты хотел что-то сказать, Семён? – спросил

Лавровский. И пояснил Голикову. – Это мой

лучший репортёр, он же заведующий конторой

редакции.

– Да, Алексей Васильевич. Враки, что

двадцатого числа на даче Рибопьера сговор был.

Ведь это Ильин день! Илья Федин именины, как

всегда, в «Яре» отмечал. Все наездники у него

собрались – и Чебурок, и Полянский с Барановым.

– А ты откуда знаешь? – поинтересовался

Алексей.

– Да я там сам был. До утра, считай,

просидели.

Некоторое время Голиков молчал. Видимо

до этого версия о сговоре у него сомнения не

вызывала. Но столь быстро сдаваться он не

привык:

– Допустим, вы правы. Но тогда чем

вызвано, что приз разыгран значительно тише,

чем в предыдущие годы? Я посмотрел старые

21

беговые календари: результаты у Наветчика,

Размаха и Полкана были значительно лучше.

Например, Полкан прошёл дистанцию за семь

минут тридцать шесть с половиной секунд, то есть

на пятнадцать секунд резвее Витязя.

– Вы секунды сравниваете, а погоду, при

которой они показаны, не учитываете, – возразил

Лавровский. – А она в прошлое воскресенье была

прескверная. Прошёл ливень, дорожка стала

грязной и очень тяжёлой. Вот вам и причина

«тихих» секунд. Кстати, в 79-м году, из-за дождя

и сильного ветра, резвость при розыгрыше

Большого Императорского была ещё хуже -

восемь минут полторы секунды. Полканчик тогда

выиграл. Однако никому и в голову не взбрело

обвинять его владельца Малютина в подкупе

наездников.

– Убедили. Правда, теперь я совсем не

представляю, где искать автора писем. Да и что

побудило его к клевете понять не могу.

– А у меня кое-какие предположения

имеются. Искать мерзавца надо в окружении

графа Георгия Рибопьера. Посудите сами. Адрес

дачи указан правильно – Зыковский переулок

Петровского парка. А ведь в «Адресной книге

Москвы» его пока нет. Дачу-то он только в конце

апреля приобрёл. Да и о Карлуше Петионе

«доброжелатель» хорошо осведомлен: и о предке

его знает, и о напитке любимом... А причины,

22

могут быть какие угодно – зависть, месть,

корысть...

Действительно,

завистников

у

графа

Рибопьера хватало. Ещё бы! Аристократ, богач,

красавец и силач... К тому же жутко везучий.

Всего четыре года как занялся он рысистым и

скаковым спортом. Однако добился уже таких

успехов к которым другие долгие десятилетия

стремятся. Первая же приобретенная им лошадь -

серая Слава – «привезла» своему хозяину три

приза. В том числе такие престижные, как «Приз

Главного

управления

государственного

коннозаводства» и «Долгоруковский». Потом

появился Витязь. В возрасте четырёх и пяти лет

он бежал девять раз и в шести заездах приходил к

призовому столбу первым. Нынешний летний

сезон жеребец начал с победы в Большом

Императорском...

Знатоки считали, что скоро на всю Россию

прославится и скаковая конюшня графа: материал

на ней классный, а тренером служит англичанин

Митчель, услуги которого далеко не каждому по

карману.

– Зависть это понятно, – согласился Голиков.

– А вот месть? Кто и за что может мстить

Рибопьеру?

– Георгий убеждённый холостяк. И в то же

время большой «ходок» по женской части. Кстати

Карлуша Петион в этом своему патрону ничуть не

уступает, – объяснил Лавровский. – Что же

23

касается корыстных причин, то они имеются

много у кого. Цены на молодняк завода Петрово-

Соловово, где родился Витязь, всегда были

низкими. Теперь же, наверняка, подскочат вдвое,

втрое. А барышникам оно надо? Да и игроки

могли руку приложить...

За разговором не заметили, как подъехали к

Московскому цензурному комитету.

– Семён, пока мы у начальства будем,

потолкуй-ка с Митричем, – распорядился

Лавровский. – Разведай, не пишут ли чего по

интересующему нас вопросу.

Швейцар цензурного комитета Митрич был

известен тем, что ежедневно, от первой до

последней страницы читал все московские газеты.

Особое внимание при этом обращал он на

происшествия, уголовную хронику и слухи.

Глава 3

ОТЕЦ РУССКОЙ ГРАФОЛОГИИ

Такую важную особу, как чиновник особых

поручений при генерал-губернаторе, томить

ожиданием не положено. Тем более если он твой

добрый приятель. Поэтому Фёдоров, хотя в

кабинете находился посетитель, сразу принял

Голикова.

– Подожди, Коля, – попросил он худенького,

невысокого роста морщинистого старика в

старомодном потёртом сюртуке. – Сейчас узнаю с

24

чем Андрей Климентьевич пожаловал, да и

поедем в «Славянский базар» завтракать.

– Лучше к Егорову, – негромким тенорком

предложил старик. – Таких блинов, как у него – в

Питере днём с огнём не сыщешь.

Внимательно

выслушав

Голикова,

председатель цензурного комитета махнул рукой:

– Ладно. Из уважения к вам, возьму грех на

душу. Историю с выходом в свет журнала без

разрешения цензора предадим забвению. А

господину Лавровскому, тем не менее, следует

сделать устное внушение. Заголовок «Продажный

приз» звучит весьма двусмысленно и может

вызвать

нехороший

смех

у

читателей.

Рекомендую впредь быть более осмотрительным.

Вот гранки вашего завтрашнего номера. Я сам их

прочитал, замечаний нет. Можете печатать

журнал. Но не вздумайте самовольно хоть единую

строчку добавить. Тогда и заступничество

глубокоуважаемого мною господина Голикова не

поможет.

Поблагодарив за понимание, Лавровский и

Голиков стали прощаться. Но Фёдоров, слывший

меломаном, остановил их:

–

Андрей Климентьевич, вы сегодня

вечером у Лопатина будете? Мечтаю ещё раз

послушать ваши фантазии на шумановский

«Варум». В прошлую субботу вы играли их

просто божественно! А может, чем новеньким

нас порадуете?

25

– Нет, Вениамин Яковлевич, – вздохнул

Голиков. – Давно ничего не сочинял. Не до

музыки. У его сиятельства для меня вечно

находятся срочные дела. Не знаю даже, попаду ли

сегодня к Лопатину. Нам с господином

Лавровским, к завтрашнему утру, надо разыскать

неких анонимов, рассылающих по городу

возмутительные письма.

– Найти анонимов? – хитро прищурился

Фёдоров. – Тогда вам без содействия опытного

почерковеда не обойтись.

–

Графология?

–

пренебрежительно

поморщился Голиков. – По-моему, это такое же

шарлатанство, как астрология и хиромантия.

Старик осуждающе покачал головой. А

Лавровский возмутился:

– Ошибаетесь, сударь! Графология это

наука. Полиция многих стран использует её в

своих

расследованиях.

Изучение

почерка

позволяет судить о характере писавшего, его

внешности, возрасте... Только у нас хороших

графологов мало. На всю Россию двое. Да и те в

Петербурге.

– Это вы о ком? – спросил Фёдоров.

– Об Ахшарумове и Буринском.

–

Буринского знаю. Он в журнале

«Всемирная иллюстрация» служит. А про

Ахшарумова в первый раз слышу, – Фёдоров

незаметно подмигнул старику. – Это кто же такой

будет?

26

– Да, вы, что?! Первейшего российского

писателя не знаете?! – искренне изумился

Лавровский. – Его уже лет двадцать все журналы

печатают – «Отечественные записки», «Вестник

Европы», «Нива»... С него, можно сказать,

русский уголовный роман начался.

–

И хорошо пишет? – продолжал

допытываться Фёдоров.

– Замечательно. Вы почитайте его «Во что

бы то ни стало». Не пожалеете! Сюжет

захватывает, изложение живое. Намного сильнее,

чем «Петербургские трущобы» Крестовского.

Фёдоров рассмеялся и шутливо толкнул

старика в бок:

– А ты, Коля, мне всё утро в жилетку

плакался. Забыли, дескать, тебя читатели, всё уже

в прошлом... Нет, Коля, помнят они тебя и

любят... Господа! Позвольте представить вам

моего давнего друга, замечательного романиста и

графолога Николая Дмитриевича Ахшарумова.

О графологии Ахшарумов мог говорить

часами:

– Ещё Аристотель писал: «Как нет людей

одинаково говорящих, так и нет людей одинаково

пишущих». Изучая и сравнивая отдельные

элементы письма – штрихи, буквы, слова, строки,

нажим, наклон и многое другое – можно узнать о

человеке практически всё: какого он пола и

возраста, как выглядит, к чему склонен... Одну из

27

первых графологических экспертиз, будет вам

известно, провел римский историк Светоний. В

наши дни большой вклад в развитие графологии

внёс французский аббат Мишон. Советую вам

почитать его книгу «Тайны почерка».

– Честно признаюсь, предпочел бы почитать

кого-нибудь из наших соотечественников, – сказал

Алексей. – Не могут иностранцы понять

особенности русского характера.

– Я давно работаю над такой книгой.

Надеюсь, через несколько лет она обязательно

увидит свет. Назову я её «Графология или учение

об индивидуальности письма». Мы с помощником

собрали

бесценную

коллекцию

образцов

почерков, сейчас занимаемся систематизацией.

Фёдоров то и дело поглядывал на

напольные часы. Когда они пробили полдень, не

выдержал:

– Коля, нам пора ехать.

– Эх. Веня... Совсем не меняет тебя время.

Как и в годы молодые для тебя блины с тешей

куда важнее пищи духовной.

–

Насчёт блинов, Коля, ты первый

предложил, – засмеялся Фёдоров.

– Ладно... Господа, давайте ваши письма и

присаживайтесь поближе.

Все четверо склонились над письмом,

адресованным Колюбакину. Алексей достал