Текст книги ""Тёмный фаворит"
Особый случай"

Автор книги: Александр Прилепский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

убийством репортёра Неустроева... Ведь это вы

приходили к нему вместе с Карлом Краузе?

– А вы совсем не догадываетесь? -

Ляйхенфауст

насмешливо

посмотрел

на

собеседника. – Начинаю разочаровываться в

вашей сообразительности, молодой человек.

– Предположение у меня имеется.

– Будьте любезны, поделитесь им.

379

– Знал я несколько театральных режиссеров.

Не довольствовались они только тем, что

спектакли ставили. Им ещё на сцену в главной

роли выйти было надо, аплодисменты публики

сорвать.

–

Не в аплодисментах причина. В

театральном зале порой всего десяток зрителей, да

и те дремлют. В криминальных же делах зрителей

не бывает вовсе. Есть только свидетели, которых

в живых оставлять нежелательно.

– Так я и думал! Потомок рыцарей,

ландскнехтов и пиратов не представляет свою

жизнь без риска.

– Совершенно верно. Серый цвет я люблю

только в одежде. А жизнь должна быть яркой,

волнующей, полной опасностей. Когда мы живым

товаром торговали, я несколько раз сам на шхуне

в Бразилию ходил, хотя и знал, что меня ждёт,

если британцы для досмотра остановят.

Алексей поморщился:

– Торговля людьми дело мерзкое.

– Господь с вами, Алексей Васильевич!

Разве это люди? Твари двуногие. Этим девкам на

роду было написано быть подстилками, а где – в

России, Бразилии или в какой-нибудь Бухаре -

значения не имеет. И вообще, тех кто достоин

называться людьми очень мало. Среди моих

знакомых, например, их можно по пальцам

пересчитать. Притом одной руки хватит.

– А среди моих друзей много!

380

– Это вам, по молодости лет, кажется.

Ничего повзрослеете и помудреете... Впрочем,

доспорим в другой раз, если бог даст... Угостите

сигарой, Алексей Васильевич. Доктора мне их

категорически запретили, но теперь, право, всё

равно... Кстати, вы не забыли предупредить

кучера, чтобы он нас не на бега вёз, а в сыскное?

– Не забыл, Фёдор Иванович. Только нас с

вами не в сыскном ждут, а в охранном.

Глава 16

CARDIAC ARREST

Скандраков поставил на стол тяжёлый

портфель и стал его выгружать:

– Ох и тяжёлый, зараза... Что это?

– Новый компостер для тотализаторских

машинок, – пояснил Ляйхенфауст. дымящий уже

второй сигарой. – Александр Спиридонович,

будьте так добры, велите чашку кофею подать.

Без него половина удовольствия от сигары

пропадает.

–

Хорошо,

Николай

Сергеевич,

распорядитесь.

Ротмистр Бердяев вышел.

– Продолжим. Ещё один компостер...

Бутылка минеральной воды «Виши»... Бумаги

какие-то.

–

Это

прошлогодняя

бухгалтерская

отчётность. Я брал её домой, чтобы изучить в

спокойной обстановке.

381

Скандраков извлёк из портфеля толстый

пакет с печатями Императорского Московского

общества любителей конского бега.

– А вот и то, что мы искали, – сказал он,

вскрывая пакет. – Двадцатипятирублёвочки

долгожданные... Много... штук двести не

меньше... И у всех одна розетка из которых

составлена надпись «Государственный кредитный

билет» несколько светлее других... Николай

Акимович, охранное отделение свою часть работы

выполнило, можете забирать задержанного и

начинать формальное дознание.

Начальник

губернского

жандармского

управления Середа только сейчас убедился, что

всё складывается наилучшим образом и в

Тобольскую губернию отправляться не придётся.

Довольно потерев руки, сказал:

– А чего, право слово, кота за хвост тянуть?

Сейчас и приступим. Пока обойдёмся без

протокола. Господин Ляйхенфауст, вы хотите

сделать чистосердечное признание? Или будете

запираться?

– Буду, – кивнул Ляйхенфауст. – К этому

пакету я не имею никакого отношения.

– Как это не имеете? – удивился Середа. -

Это пакет, в котором хранится пять тысяч рублей,

полученные как залоговые суммы от кассиров

тотализатора.

– Ничего подобного. Тот пакет в настоящее

время находится в несгораемом шкафу казначея

382

бегового общества. А этот в мой портфель

подложил господин Скандраков.

– Да каким образом? – несколько оторопел

от подобной наглости Середа.

– Мне не раз доводилось встречать шулеров

прячущих в рукаве меченую колоду. Пакет

конечно побольше, но ловкость рук человеческих

беспредельна.

– Ну это уж слишком! – возмутился

начальник охранного отделения. – Печати

бегового общества на него тоже я поставил?

– Нет. По вашей просьбе пакет опечатал

вице-президент

Колюбакин,

который

меня

недолюбливает.

Середа задумчиво барабанил пальцами по

столу:

– Не хотите говорить и не надо. Нам всё и

так известно. И про вашего племянника Артура

Виндрика, и про Арона Гольдфарба, по кличке

Золотой. Деньги из Гамбурга в дипломатическом

багаже привёз ваш сообщник Карл Краузе. За

июнь и июль вы успели «распихать» через кассы

тотализатора

не

более

сорока

тысяч.

Следовательно, на руках у вас осталось около

семидесяти пяти тысяч. Мы знаем, где они

находятся.

– Да ну? – усмехнулся немец. – Может и

адресок назовёте?

– Отчего не назвать? 3-й участок Мясницкой

части, Свиньинский переулок, доходный дом

383

инженер-капитана

Ромейко.

В

ночлежке

Бардадыма они хранятся. В подземном тайнике.

–

Ай,

да

молодцы!

–

воскликнул

Ляйхенфауст. – Не ожидал. Сознайтесь, это,

наверное, господин Лавровский всё разведал?

Очень способный молодой человек, можно

сказать талант.

Алексей, всё время тихо сидевший в

сторонке, фыркнул:

– Подумаешь, талант.

Но, честно говоря, ему приятна была

оценка, полученная от матерого мошенника.

– Но знать, господа, мало, – продолжал

Ляйхенфауст. – Надо туда ещё добраться.

– Ваш подельник Адольф Краузе, он же

Адька Бешеный, окажется сговорчивее, – заверил

его Середа.

– Сомневаюсь, ваше превосходительство,

что вам удастся разговорить Адольфа. Это вам не

курсисток истеричных, юнцов зелёных и

недоучившихся студентов допрашивать. На них,

конечно, ваш грозный вид и рык начальственный

безотказно действуют. Иные наверное даже в

штаны...

В конце концов, начальник жандармского

управления не выдержал явного издевательства и

взорвался:

– Никуда ваш Бешеный не денется!

Заговорит! Измордую мерзавца.

384

– Не верю. Вы даже меня пальцем тронуть

не осмелитесь. А германского подданного тем

более.

– Так я его подлеца неделю селёдкой

кормить стану, а воды давать не велю! Всё

расскажет и покажет. А вы на каторгу пойдёте!

Ротмистру Бердяеву было жутко неудобно

за генерала, не сумевшего сдержаться. Поэтому он

спокойным, эдаким душевным голосом сказал:

– Фёдор Иванович, его превосходительство

вас не запугивает. В соответствии с 571-й статьёй

«Уложения

о

наказаниях

уголовных

и

исправительных» вам, действительно, грозит

лишение всех прав состояния и ссылка в

каторжную работу в крепости на время от восьми

до десяти лет. Учитывая ваше болезненное

состояние, суд скорее всего заменит каторгу

заключением в крепости...

– А это ещё страшнее, – вмешался в разговор

Скандраков. – После двух-трёх месяцев одиночки

люди с ума сходят.

Ляйхенфауст примирительно улыбнулся:

– Не гневайтесь, ваше превосходительство.

Не обижайтесь, господа. Это я от страха

куражусь. Понимаю, раз попался, то придётся

ответ держать. Здравый смысл подсказывает, что

надо во всём признаваться, тогда и суд может

проявить

снисхождение...

Александр

Спиридонович, шнапса с тмином у вас,

разумеется, нет. А коньячок?

385

– Найдётся.

– Дайте. Вот выпью рюмочку для смелости и

можете начинать допрос.

Скандраков достал из несгораемого шкафа

початую бутылку мартеля и рюмку. Немец выпил

и довольно улыбнулся:

– Последняя рюмка... В крепости, как я

понимаю, меня коньяком поить не станут.

Лавровскому почему-то стало немного жаль

этого человека.

– Один мой знакомый в Петропавловской

крепости три года сидел, – сказал он. -

Рассказывал, что зимой, раз в неделю, ему давали

красное вино – врачи прописали.

– Красное? Кислятина, – поморщился

Ляйхенфауст. – Всю жизнь не любил кислое,

пресное и серое. Думаю, вы меня понимаете.

Алексей Васильевич. Жизнь должна быть яркой.

– Только не от чужой крови, – возразил

Лавровский.

– От чужой, от своей... Принципиальной

разницы в этом нет. Главное, прожить жизнь надо

так, чтобы...

Вдруг лицо Ляйхенфауста искривилось

болезненной гримасой:

– Доннер веттер! Опять этот проклятый

катар... Где мои пастилки «Виши»? Я только ими

и спасаюсь.

386

Он взял со стола, изъятую при досмотре,

янтарную коробочку, достал из неё две круглые

розовые таблетки и быстро бросил их в рот:

– Ну, вот и всё...

Пастилки «Виши», вроде всегда белыми и

восьмиугольными были, подумал Лавровский, а

это розовые... Яд!

– Фёдор Иванович! – крикнул он, срываясь с

места. – Не надо!

Но было уже поздно. Ляйхенфауст захрипел

и уронил голову на стол...

Прибежавший

полицейский

врач

сокрушённо развёл руками:

– Медицина здесь бессильна. Cardiac Arrest -

остановка сердца.

Долго стояло тягостное молчание. Наконец

его прервал генерал Середа:

– Всех нас перехитрил. Ушёл... Ну и, что

теперь, прикажите делать?

– Если Адольф Краузе не заговорит, нам

остается только одно – чемоданы паковать. Вам

давно место в Табольске приготовлено, а меня в

Енисейской губернии заждались, – Скандраков

поморщился. – Глушь несусветная... И никаких

надежд на лучшее.

– Заговорит, – обнадежил его Лавровский. -

Будет запираться, пригрозите, что отправите в

тюрьму и посадите в одну камеру с Балдохой,

Беспалым и Зеленщиком.

387

Жандармский генерал, ещё плохо знающий

московский уголовный мир, спросил:

– А это кто такие? Право слово, впервые о

них слышу.

–

Первейшие

«иваны»,

–

объяснил

Лавровский. – От надёжного человека знаю – у них

свои давние счёты с Бешеным.

– Разве они арестованы? – удивился

Скандраков.

– Нет, на свободе. Но Краузе об этом знать

ни к чему.

Приведённый на допрос Адольф Краузе

держал себя уверенно: он ни в чём не виновен, о

поддельных кредитных билетах даже не слышал.

Никаких подземный тайников в квартирах,

снимаемых в доходном доме Ромейко, почтенным

коммерсантом Гольдфарбом, нет.

– Я требую незамедлительно уведомить о

моём беззаконном аресте консула Германской

империи. Рейх не даст своего подданного в обиду.

– Хорошо, – кивнул генерал. – Сегодня

неприсутственный день, а завтра я обязательно

сообщу консулу. Вам же пока придётся посидеть в

губернском тюремном замке.

–

Надеюсь

недолго,

ваше

превосходительство? – довольно усмехнулся

немец.

– Недолго, – заверил его генерал. – Но

поскольку замок сейчас переполнен, одиночную

камеру вам предоставить не могу.

388

– О майн гот! Теснота, вонь, блохи...

– Не без этого, – ехидно улыбнулся

Скандраков. – Зато соседи у вас будут

замечательные. Крестьянин Сергей Антонов и

отставной солдат Зисман Шпингельштейн.

– Не дадут ему скучать Балдоха с Беспалым,

–

добавил

Лавровский.

–

Александр

Спиридонович, вы забыли сказать ему про

Зеленщика. Он ведь тоже в той камере.

Адольф Краузе побледнел:

–

Официально

заявляю,

что

с

вышеперечисленными лицами у меня давние

личные неприязненные отношения. Поэтому я

имею право...

Скандраков грохнул кулаком:

– Да плевать мне на твои права! Хочешь

жить – говори, а не хочешь – подыхай...

И Краузе начал давать показания...

Часа через два Адька Бешеный и жандармы

в сопровождении нескольких сыщиков и

усиленного наряда полиции, отправились на

Хитровку. Алексей с ними не поехал. Он не

сомневался, теперь все пойдёт, как по маслу.

Глава 17

ЗАКРЫТИЕ СЕЗОНА

Так как в сегодняшнем предприятии

подходящей роли для Малинина не нашлось, он с

утра отправился на бега.

389

– Розыск розыском, но у нас, друг мой, и

своих забот хоть отбавляй, – напутствовал его

Лавровский. – Князь Вяземский вчера из Питера

приехал. Потолкуй с ним, может, даст объявление

об аукционе в своём заводе. Материал для отчёта

о закрытии летнего сезона собери. И попробуй

отыграться, а то наши финансы, как говорится,

поют романсы.

... Накануне они были на скачках, где

разыгрывались призы для трёхлеток. Алексей

прочил победу скакунам, принадлежащим их

другу графу Рибопьеру. Сергею приглянулись

лошади генерала Арапова. А к призовому столбу

первым, пять раз подряд, приходил жокей в

голубом с белыми рукавами камзоле и жёлтым

картузе

–

цветах

конюшни

польского

коннозаводчика Дорожинского. В итоге от

двухсот

рублей

полученных

в

охранном

отделении осталось всего двадцать...

С первой задачей Сергей справился быстро.

Вяземский хорошо понимал значение рекламы.

– Аукцион я в этом году проводить

раздумал. Хлопотно очень, – сказал он. – Но

охотно размещу в пяти-шести номерах ваших

журналов объявления, что в Лотаревском заводе

продаются превосходные двухлетки от Варвара,

Задорного и Павлина. Только обязательно на

первой полосе напечатайте.

Вторая задача особого труда тоже не

представляла. Сергей договорился с помощником

390

секретаря общества, что в конце бегового дня ему

дадут копию протокола. Теперь можно не

записывать порядок прихода лошадей и их

резвость.

А вот отыграться оказалось не просто.

Малинин взглянул на афишку. В первом

заезде разыгрывался «Приз Его Императорского

высочества государя наследника цесаревича».

Всякий раз читая это название, он

испытывал раздражение. До чего же привыкли мы

пресмыкаться

перед

царской

фамилией!

Канцелярия наследника выделяет всего триста

рублей, беговое общество добавляет к ним тысячу

семьсот. А называется «Приз цесаревича»!

На приз было записано семь лучших

рысаков, в том числе – вороной Полкан. Он и

пришёл первым, пройдя шесть вёрст за 10 минут

11 секунд. При этом «побил» свой собственный

рекорд двухлетней давности сразу на 8 секунд.

Вся публика дружно аплодировала наезднику

Егору Московкину. А вот когда игроки подошли к

окошкам касс тотализатора за выигрышем, их

ждало жуткое разочарование. На рублёвый билет

дали ... рубль.

Приз

«Главного

управления

Государственного коннозаводства для жеребцов и

кобыл не моложе пяти лет», разыгрывавшийся во

втором заезде, легко взял вороной Гордый,

принадлежащий

казанскому

коннозаводчику

Молостову. Дистанция была длинной – семь с

391

половиной вёрст. И, тем не менее, Гордый

выглядел так, словно его только, что на старт

подали. Снова бурные рукоплескания. И вновь

кислые лица: выигрыш на каждый поставленный

рубль составил десять копеек.

Лавровский появился ближе к часу

пополудни.

– Ну как? – нетерпеливо спросил его Сергей.

– Да как тебе сказать, – вздохнул Алексей. -

Дело сделано. Липовые финажки, полагаю, сейчас

изымают.

– А с чего тогда у тебя вид похоронный?

– Не всё гладко прошло. Жандармы

лопухнулись и я не сообразил... В общем, ушёл

Ляйхенфауст.

– Упустили?!

– Нет. Отравился он. Вначале Скандракова и

Середу до истерики довёл. Потом коньяку

потребовал. А после таблетку принял. И всё...

Врач сказал – остановка сердца. Непростой был

человек: талантливый, азартный...

– Нашел, кому сочувствовать! Для него

чужая жизнь копейка.

– Своя, как оказалось, тоже. Жалко,

доспорить мы с ним так и не успели... Ладно, бог

ему судья.

На

проездку

выехали

четырёхлетние

кобылы, записанные на «Приз закрытия летнего

сезона» – Туманная, Лава и Ворчунья.

392

Тёмно-серая Туманная недавно блестяще

выиграла престижный «Ходынский приз». Едет

на ней известный наездник Фёдор Семёнов.

– На неё и поставим, – решил Алексей.

– Опять копеечная выдача будет, – возразил

Сергей.

– Ничего. Лучше гривенник выиграть, чем

рубль проиграть.

Ближайшей

кассой

оказалась

24-я.

Стоявший перед ними в очереди старик сказал

кассиру:

– Триста рублёв на первый нумер.

Голос его показался им знакомым, да и

внешность тоже. Точно! Это же Матвей Попов,

бывший управляющий призовой конюшней

Колюбакина. Тут же вспомнились слова генерала

Середы:

«В

24-й

кассе

всегда, притом

беспроигрышно,

играет

вице-президент

Колюбакин. Разумеется не сам, а через подставное

лицо – бывшего управляющего своей конюшни».

В Уставе Московского бегового общества,

принятом почти пятьдесят лет назад, было

записано: «Судья не может в день бега на приз

держать закладов на бегущих». С тех пор Устав

пересматривался не раз. Но статья эта оставалась

неизменной. Когда-то она соблюдалась строго. Но

с появлением тотализатора многие стали её

нарушать. Не исключение и Колюбакин. А то, что

играет он беспроигрышно вполне понятно. Таких

393

знатоков лошадей как он мало. Кроме того, вице-

президент зачастую, располагает сведениями

недоступными простым спортсменам, а тем более

публике.

Лавровский и Малинин переглянулись.

Такой случай упускать нельзя.

– Двадцать рублей на первый номер, – сказал

Сергей, протягивая в окошко две десятирублёвки.

Отойдя от кассы, Алексей раскрыл афишку:

– Посмотрим, кто у нас под первым номером

бежит? Ага! Вороная Лава, завода князя

Вяземского. Неплохая кобылка. Происхождение

самое фешенебельное – от Бедуина и Лебеды.

– Зря мы на неё поставили, – засомневался

Сергей. – На старте собьется. Из-за этого она и

«Ходынский приз» взять не смогла.

– А если хорошо примет, её никто не

достанет. И потом, – Алексей понизил голос. -

Колюбакин сотни на ветер бросать не станет.

– Будем надеяться.

– Деньги-то ещё у нас, друг мой, остались?

– Два рубля.

– Замечательно. Раз средства и время

позволяют. пошли в буфет. Помянем раба божьего

Фёдора.

В буфете они немного задержались. Лошади

уже подходили к призовому столбу. Впереди,

опередив соперниц запряжек на десять, бежала

изящная серая кобыла.

394

– Ворчунья! – изумился Алексей. – Ну, кто

бы мог подумать?

Судя по свисту и крикам публики,

действительно, никто.

– Пойдём в беседку, – предложил Малинин. -

Послушаем, что наши «старики» по этому поводу

говорят.

Первым из «стариков», кого они встретили,

оказался Стахович.

– А чему удивляться? – сказал он. – Ворчунья

кобыла высокого класса. Правда до сих пор в

плохих руках была. А как передали её Ивану

Петрову, так она сразу и побежала.

Его поддержал старший член бегового

общества Сонцов:

– Вы только посмотрите на педигри

Ворчуньи. Её отец охотниковский Ветерок,

правнук знаменитого Соболя 1-го. А по

материнской линии она... Павел Павлович! Да

остановитесь вы хоть на минутку. Постойте с

нами.

Слова эти относились к энергичному до

суетливости Приезжеву, который вечно куда-то

торопился.

– Извините, господа, некогда. Сразу столько

дел навалилось, – ответил тот. – Всегда знал, что

должность

заведующего

тотализатором

хлопотная, но не думал, что настолько.

– Позвольте, а где наш Ляйхенфауст? -

удивился Стахович.

395

– Вы ещё не знаете? Умер Фёдор Иванович.

– Как умер? – опешил Сонцов. – Мы с ним

вчера виделись. Он мне о новых своих задумках

рассказывал.

– Часа полтора назад из жандармского нам

сообщили. Оказывается, его племянник с

социалистами в Германии спутался. Вот Фёдора

Ивановича и пригласили показания дать.

Переволновался, конечно. А сердце у него

больное было... Большая потеря. Настоящий

талант, поразительная скромность и кристальная

честность в одном человеке в наше время

соседствует так редко.

Почтенные

коннозаводчики

дружно

закивали. По их мнению, найти достойную замену

Фридриху-Иоганну Ляйхенфаусту будет очень

трудно.

Настенные часы пробили полночь. Сергей

отодвинул в сторону свой отчёт о закрытии

бегового сезона:

– Не нравится мне всё это.

– Давай сюда. Подправлю, – предложил

Алексей.

–

Да я не об отчёте. Мошенник,

работорговец, убийца...

– Последнее не доказано.

– Хорошо. Соучастник убийства, хозяин

нескольких притонов на Хитровке... А в памяти

396

людей останется добропорядочным человеком.

Как же так?

– Тут, друг мой, особый случай. Везучим

человеком был Фёдор Иванович. Удача от него

даже после смерти не отвернулась. Многие

оказались заинтересованы в молчании.

– Ты о жандармах?

Вечером Скандраков и Середа лично

заходили

в

редакцию.

Сославшись

на

соображения секретности, попросили историю с

билетами Дюнкеля огласке не предавать.

Намекнули на какие-то указания из Петербурга.

– Не только о них. В первую очередь, о нас

самих.

– О нас?!

– Вот именно! Представь, напишу я о том

как «дядя Фриц», под носом у беговой

администрации, два месяца удачливых игроков

«гамбургскими блинами» кормил. Любая газета

такой фельетон с руками оторвёт, экстренный

выпуск «Московского листка» обеспечен. По

всему городу разговор пойдёт, какие жулики на

ипподроме сидят, как они игроков обирают.

Играть люди, само собой, не перестанут. Только

они к букмекерам пойдут, у них, дескать, всё по-

честному... Городская дума порадуется, сочинит

очередную петицию генерал-губернатору о

необходимости закрытия тотализатора, как

рассадника преступности... Дальше продолжать?

397

– Не надо. Сам понимаю, что без

тотализатора Московское беговое общество

можно закрывать. А без него плохо придётся

всему нашему рысистому коннозаводству.

– Да и нам с тобой тоже. Подсчитал я на

досуге, что за пять месяцев журнал получил за

объявления две с половиной тысячи рублей. Из

них полторы тысячи за объявления о бегах...

Малинин принялся за отчёт.

– Пожалуй, следует дописать: «Не смотря на

скоропостижную

смерть

заведующего,

тотализатор в этот день работал без сбоев».

Одобряешь?

Лавровский не ответил.

– Лёша, ты часом не спишь?

– Извини, отвлёкся.

– О чём задумался?

– Понимаешь, у меня сегодня свидание с

барышней, а денег ни копейки.

– Так возьми из редакционной кассы.

– Мы же договаривались, на свои расходы

до конца года оттуда не брать.

– Верно, был такой уговор. Но тут, Лёша,

действительно, особый случай.

От автора

(вместо эпилога)

А теперь, как всегда, немного из будущего

наших героев.

398

Листая

русские

газеты

80-х

годов

позапрошлого века, убеждаешься, что подделка

государственных кредитных билетов была весьма

распространённым преступным промыслом. Часто

встречаются заметки об арестах и предании суду

«блинников».

Но процесса по делу о ввозе в Россию

фальшивых денег и других преступлениях шайки

Феди Счетовода не было. Сам он умер. Его

племянник Артур Виндрик отбывал наказание в

каторжной тюрьме по приговору берлинского

суда. Арон Гольдфарб, когда запахло жаренным,

даже не закончив своей «золотой жатвы»,

поспешил перебраться из Гамбурга за океан.

Германских подданных Адольфа и Карла Краузе,

без объяснения причин, выслали за пределы

Российской империи. Оказалось, что судить

некого.

Граф

Толстой,

хоть

и

возглавлял

министерство внутренних дел, но и дел

иностранных не чурался. Не одобрял он

происходивших в эти годы крутых изменений во

внешнеполитическом курсе нашей страны -

разрыва традиционного союза с Германской

империей

и

сближения

с

Французской

республикой. Чувствовал видимо, что рано или

поздно, втянут новые «друзья» Россию в большую

европейскую войну. Разумеется, Александру III

он своего мнения не высказывал. Себе дороже.

Однако собственными руками углублять пропасть

399

в отношениях с недавним союзником не

собирался.

Публичный

скандал

вокруг

германских подданных, один их которых являлся

сотрудником консульства в Москве, был ему не

нужен. Поэтому, всю историю с билетами

Дюнкеля предали забвению.

Начальник

охранного

отделения

Скандраков

и

начальник

губернского

жандармского управления Середа остались на

своих местах. В ближайшие годы каких-либо

изменений

в

руководстве

московскими

подразделениями

секретной

полиции

не

произошло. Судя по всему, министр действиями

своих подчиненных остался доволен.

Хозяин «Каторги» Иван Кулаков не упустил

момент, когда на Хитровке после неожиданной

смерти Феди Счетовода и высылки Адьки

Бешеного,

начался

очередной

передел

собственности. Он скупил ряд домов между

Хитровской

площадью

и

Свиньинским

переулком.

Так

и

возникла

знаменитая

«Кулаковка»

в

которую,

по

словам

современников, даже днём ходить опасно, отчего

полиция туда и не заглядывает. В мрачных

подземных коридорах и переходах «Кулаковки»

мы, вместе с Алексеем Лавровским и Сергеем

Малининым, ещё побываем.

Да, чуть не забыл о Ворчунье, той самой

серой кобыле, из-за которой наши главные герои

остались без денег. Прав оказался опытный

400

коннозаводчик Стахович, когда сказал, что это

лошадь высокого класса. В январе 1884 года в

Москве

Ворчунья

установила

новый

всероссийский рекорд для кобыл четырёхлетнего

возраста в беге на три версты по ледяной дорожке.

А меньше чем через месяц выиграла в Петербурге

престижный «Семёновский приз».

Вот, пожалуй, и всё. Спокойно можно

браться за новую повесть. Но вначале следует

поблагодарить

людей,

оказывавших

мне

огромную помощь в работе над этой и

предыдущими книгами. Прежде всего, мою жену

Наталию Прилепскую – первого читателя,

критика, художественного редактора и... цензора.

Когда я порой увлекался ненормативной

лексикой, она заявляла: «А это я набирать не

стану». И никакие уверения, что это и не мат

вовсе, а просто так тогда говорили, не

действовали. Большое спасибо коллегам по работе

Вячеславу Харламову и Олегу Плотникову,

снабжавшим меня интересным историческим

материалом, и Константину Спасскому -

рецензенту строгому, но доброжелательному.

Март – Ноябрь 2016г.

401