355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Бородыня » Сияющий вакуум (сборник) » Текст книги (страница 4)
Сияющий вакуум (сборник)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 05:10

Текст книги "Сияющий вакуум (сборник)"


Автор книги: Александр Бородыня



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

КАПИТАН ИВАН ЛОПУСОВ

Устраиваясь за продолговатым стеклянным столом, капитан отпустил пояс с кобурой и с удовольствием расстегнул тугой ремешок на подбородке. Он снял свою каску, пристроил ее на специальной подставке для военной амуниции, после чего знаком подозвал официанта и потребовал:

– Два двойных боевых коктейля и два гамбургера по-русски.

Голос капитана звучал нарочито грубо. Молодой официант в перламутровом кителе и узеньких шортах только покорно склонял бритую розовую голову.

– Вы шли за мной? – устраиваясь за стеклянным столиком, спросил Филипп.

Иван Лопусов кивнул. У капитана была обычная стрижка, и это немного успокаивало Филиппа. Он задал следующий вопрос, даже не подумав:

– Значит, власти до сих пор ищут меня?

– А ты думаешь, почему я тебя не расстрелял? – устало спросил Лопусов.

– Потому что ты не палач? – предположил Филипп.

– Молодец! Угадал! Правильно мыслишь!

Официант, так же не поднимая глаз, поставил на стол две высокие кружки с мутными коктейлями. Стол был совершенно прозрачным, и запотевшие кружки, похожие на куски льда, повисли над голубым полом, как два айсберга в океане.

Капитан устало посмотрел на Филиппа, подмигнул, взял свою кружку, сделал пару солидных глотков и продолжал:

– Если бы ты появился месяц назад, все было бы проще. В городе переполох. – Голос капитана после коктейля немного очистился от чахоточного хрипа. – На прошлой неделе сорок человек выявили с поддельными документами. А теперь еще этот, дезертир несчастный, застрелился на столбе, упал и проломил крышу судебной палаты. Он сделал еще один большой глоток. – Так что извини за такую встречу. Если бы у меня в кармане случайно не оказалась листовка с твоим портретом, я бы запросто мог тебя сегодня расстрелять, несмотря на столетнее ожидание.

– Столетнее ожидание? – удивился Филипп Костелюк и тоже отхлебнул. – Получается, что вы ждали меня?

Коктейль был ледяным и горьким. После пятого глотка у Филиппа сильно заболело горло.

– Ждали, не ждали. Это не вопрос, – сказал Лопусов. – Запомни, Филипп Аристархович, пока твоя основная задача не попасть в лапы чиновников. Остальное как-нибудь приложится. – Он подумал и прибавил: – Не мы одни ждали. Они тоже тебя ждали.

Филипп Костелюк поставил свою кружку. Капитан сидел к улице спиной, и ему не было видно, как к дверям одна за другой почти бесшумно подкатили две машины с выключенными мигалками.

– Патруль, – тихо сказал Филипп.

Капитан даже не обернулся. Наверное, он уловил специфический звук патрульных моторов.

– Уходи, – сказал он, быстро вынимая из кармана какой-то пакет и протягивая его Филиппу. – Выбьешь окно в туалете. Потом по переулку налево. Там будет остановка. Сядешь на электробус. Такси не бери. – Он сам надорвал пакет и показал содержимое Филиппу. – Уходи, я их отвлеку. Здесь незаполненные документы и деньги. Пойдешь на улицу Нежных Фонарей. Заплатишь, и тебе помогут. Документы нужно заполнить на имя Ильи Григорьевича Самуилова. Им все равно, кому помогать. Надеюсь, еще увидимся.

Он подтолкнул Филиппа в сторону внутренней двери, а сам, одной рукой схватив со стола кружку, а другой расстегивая кобуру, закричал во все горло:

– Сучьи дети! Верблюжьей мочой поить надумали? Меня, боевого офицера?! Не позволю!

Капитан пытался изображать пьяного, но явно переигрывал. Выдавливая окно в туалете, Филипп услышал, как грохнула в стеклянную витрину кружка, а когда он уже бежал по переулку, загремели выстрелы.

УЛИЦА НЕЖНЫХ ФОНАРЕЙ

Сидя в пустом электробусе, он пересчитал деньги. Филипп был приятно удивлен. Пачечка хоть и тоненькая, но цифры на купюрах внушительные. Можно было предположить, что пачка пятидесятирублевых купюр, оказавшаяся в его руках, – сумма вполне приличная. Паспорт был не заполнен, хотя все печати и подписи проставлены. Магнитная полоска чистая, и планочка защиты от стирания еще не оторвана.

«Капитан сказал, чтобы я заполнил его на имя Ильи Григорьевича Самуилова. Того самого Самуилова, чьи часы я ношу. Того несчастного танкиста, которому женщина из зерна снесла ятаганом голову, – думал Филипп Костелюк. – Пожалуй, так и поступлю. Пока сам не разберешься толком, что происходит, всегда лучше послушать доброго совета».

Он выглянул в окно. За стеклом электробуса проплывал полутемный город, накрытый гигантским гранитным колпаком. Здесь просто не могло оказаться спутников наблюдения. Хотя уж наверняка было что– нибудь другое, похлеще.

– Внимание! Внимание! – вдруг раздался из динамика громкий голос водителя. – Всем приготовиться! Внимание! Рассвет!

Филипп ощутил беспокойство, потому что не понял, что происходит. В электробусе кроме него находились еще четыре человека, и все они как по команде вынули очки и надели. Очки были с изолирующими. стеклами, специальные.

В следующую минуту включили солнца. Звука никакого особенного не было, но казалось, по глазам ударили бритвой. Свет был таким невыносимо ярким, невозможно было даже понять, что это свет. Филипп закричал от боли. Он зажмурился и закрыл лицо руками.

– Защитные очки нужно с собой иметь, – усмехнулся в динамике голос водителя. – Ну, ничего, потерпи, парень. – Голос водителя был добродушным., – Посиди так. Сумкой лицо накрой. Через две остановки улица Нежных Фонарей, а там можно и без очков.

Но открыть глаза Филипп Костелюк не решился, даже покинув электробус. Ощупью он прошел по салону. Опираясь на металлические кольца поручней, сошел вниз, нащупал твердый асфальт, услышал, как за спиной захлопнулись пневматические двери, и замер.

Он простоял так, наверное, минут пятнадцать, когда насмешливый женский голос спросил его:

– Ты слепой?

Наверное, Филипп неуверенно покивал. Он все еще прижимал ладони к глазам.

– Я добрая, – сказала женщина, и Филипп почувствовал вульгарный запах ее духов. – Ты инвалид? У нас инвалид – первый человек! Для слепого скидка десять процентов.

Почему-то в памяти его всплыло: «Стоянка только для инвалидов», ведь все началось с того, что ему просто некуда было поставить свою машину. Но вслух Филипп Костелюк ничего не сказал.

Проститутка взяла его за руку и спросила:

– На время или на ночь? На время десять монет. На ночь двадцать пять.

Очень осторожно Филипп отнял ладони от лица и приоткрыл глаза. Вокруг было полутемно. Улица Нежных Фонарей была вырублена внутри скалы и находилась за чертой города. Освещением служили только две широкие розовые полосы над головой. Фонари вдоль домов горели совсем неярко.

– Так ты не слепой? – спросила проститутка. Косметика на ее кукольном лице плохо скрывала подступающую старость, и, конечно, она расстроилась. – Ну, все равно, – сказала она. – Пойдем. Скидка десять процентов. Если Милада сказала, так оно и будет,

– Мне нужно нарисовать паспорт, – сказал Филипп.

Проститутка окинула его оценивающим взглядом.

– По-моему, тебе, пупсик, много чего нужно. И откуда ты такой красивый взялся? – Она игриво быстрым движением руки растрепала его волосы. – Кто тебя стриг, мальчик? Кто тебя воспитывал?

Только теперь зрение окончательно вернулось, и Филипп как следует рассмотрел улицу Нежных Фонарей. Это была улица проституток. Вдоль домов медленно фланировали мужчины в неестественно длинных приталенных пиджаках, в клетчатых брюках и зеркальных штиблетах. Фалды некоторых пиджаков опускались даже ниже колен, а штиблеты были так тяжелы, что покупатели любовных утех еле приподнимали ноги.

За огромными окнами-линзами сидели обнаженные женщины. Окна-линзы искажали до такой степени, что можно было рассмотреть только какую-нибудь одну увеличенную часть тела, и в полумраке это производило впечатление кунсткамеры.

– Ну, ладно, паспорт так паспорт, – сказала Милада. – Иди за мной.

Лестницы, по которым Филиппу пришлось долго спускаться, а затем подниматься вверх, были частично деревянными, прогнившими, а частично вырубленными в гранитной скале. Такими же были и длинные переходы – узкие каменные щели либо обшитые досками, либо – голая порода, по которой стекает вода. Но повсюду звучала негромкая музыка, горел ровный розовый свет, посверкивали металлические полированные поверхности.

Везде были распахнуты двери, и вместе с пестрыми занавесями сквозняком вытягивало веселые женские голоса.

Наконец Милада остановилась перед низкой желтой дверью.

– Здесь, – сказала она и с силой постучала Носком туфли в деревянную обивку. – Только деньги вперед. – Она опять постучала. – Кстати, у тебя есть бланк?

– Со всеми печатями.

– Тогда сто монет. Гони!

Проститутка протянула маленькую липкую руку ладошкой вверх, и Филипп Костелюк вложил в нее две пятидесятирублевые купюры. Прикосновение этой горячей руки неожиданно взволновало его.

Комната, куда они вошли, походила на дощатую трубу. Милада отдала деньги, и грязная старуха, замотанная в черные тряпки, отслюнявила ей трехцветный замасленный червонец. После чего старуха принесла лестницу. И гаркнула басом:

– Ираклий, сделай человеку вид на жительство. Оплачено.

Наверх Филипп поднялся уже один. Наверху комната сильно расширялась и имела форму широкого тетраэдра: три верхние грани были покрыты побелкой, а нижняя грань просто выкрашена масляной краской. Жирный горбун произвел все необходимые операции за несколько минут. Прежде чем сфотографировать Филиппа, он потребовал:

– Вам, молодой человек, надо обрить голову и вставить электрод.

– Не хочется что-то.

– Иначе липа будет. А липы мы, молодой человек, не делаем. Все на чистом сливочном масле!

Впрочем, воля клиента – закон. Будешь носить парик.

Ловкими длинными пальцами обрабатывая голову Филиппа, старик недовольно приговаривал:

– Да ты же в розыске, уродина, в розыске. Когда в розыске, предупреждать надо. Прибавить бы надо за то, что в розыске… Прибавить… Прибавить хорошо. – А потом вдруг перестал бормотать и спросил по-деловому: – Если не хотите лысый череп, может быть, башенку сделаем?

– Это извращение.

– Хозяйская воля – закон природы. Ваша воля – хозяйская!

Документы на имя покойного танкиста немного пахли клеем. Голова после проделанной операции сильно чесалась. Филипп посмотрел в поднесенное стариком круглое медное зеркало и улыбнулся. На него смотрело совсем незнакомое лицо.

– Сколько времени продержится грим? – спросил он.

– Сутки, – усмехнулся горбун.

– А потом?

– А потом вам, молодой человек, если дальше хотите жить с этим паспортом, придется сделать пластическую операцию. Но, предупреждаю, это дорогое удовольствие.

– Сколько?

Улыбка горбуна стала совсем непристойной.

– Если со скидкой, то полторы тысячи. С твоей формой черепа никак не меньше.

* * *

Милада спала на спине с широко раскрытым ртом. И, очнувшись, Филипп Костелюк увидел рядом с собой ее немолодое лицо. Проститутка по его же просьбе накануне смыла всю косметику. Филипп немного испугался. Отбросив тяжелое потное одеяло, он выскочил из постели и, расстрел ив посреди комнаты коврик, весь обратился на запад. Он молился самозабвенно, страстно, молился до тех пор, пока сонный голос проститутки не спросил:

– Который час, пупсик? – Она потянулась за часами, лежащими на туалетном столике, и сама себе ответила: – Смотри-ка, без пяти восемь. Сейчас правительство нам солнышко погасит.

В комнате с розовыми стенами стояла страшная духота. Филипп, как и был голый, сел на полу и вытянул ноги. Он смотрел на Миладу. У этой женщины было немолодое лицо, но еще крепкое, упругое тело. Капризным движением проститутка откинула одеяло и попросила:

– Пить!

– Я тебя куплю! – объявил торжественно Филипп Костелюк, подавая женщине стакан с водой. – Как ты считаешь, сколько это будет стоить?

– Эдуард меня не продаст. – Милада скривила смешную рожу, но в глазах женщины ясно прочитывалась благодарность. – Если только за тысячу. Уж никак не дешевле.

Филипп натянул трусы и прошелся по комнате. После вчерашней операции ему очень хотелось взглянуть на свое лицо, но он почему-то нигде не мог найти зеркала. Вместо зеркал повсюду в деревянных рамах были какие-то странные черные прямоугольники.

– А кто это Эдуард? – замерев перед ближайшим черным зеркалом, спросил он.

– Ну, кто… – Милада выбралась из постели и потянулась. – Сутенер мой, кто?! Эдуард Васильевич. Благодетель мой, чтоб ему в гробу хорошо спалось!

– А почему в зеркале нет стекла? – спросил Филипп и вдруг ощутил идущий от черного прямоугольника тяжелый запах мужского пота. – Что это вообще такое?

– Ты что, из зерна вылупился, пупсик?

Милада подошла сзади и обняла Филиппа. Прижалась большой упругой грудью к его спине. Запах, идущий от черного прямоугольника, переменился. К запаху мужского пота прибавились аромат духов и запах женского тела.

– Что это такое? – повторил свой вопрос Филипп. – В конце концов, я хочу знать, как я выгляжу!

– Шикарно!

Проститутка улыбнулась. У нее были великолепные ровные зубы.

Ему удалось рассмотреть свое отражение только в серебряном подносе, на котором негритенок принес им завтрак. Грим, наложенный горбуном, еще держался, и нужно было действовать, пока он не испортился. В кратчайший отрезок времени нужно было устроиться на работу, получить аванс и на него уже сделать пластическую операцию.

Пообещав проститутке, что вернется еще до восхода солнца, Филипп Костелюк кинулся в город.

ЧЕЛОВЕК В МАСКЕ

Он так спешил и все вокруг было так знакомо, что он почти позабыл, где находится. Смущали Филиппа, возвращая к реальности, только черные прямоугольники в зеркальных рамах. Они были повсюду, они были вместо зеркал.

На операцию денег все равно не хватило. Перед самым включением солнц он договорился с сутенером Эдиком о выкупе Милады. Все-таки проститутка переоценила себя, сошлись на шестистах. И только уже в середине дня, лежа в постели со своей новой женой, Филипп Костелюк узнал истинное назначение черных прямоугольников, отражающих только твой запах.

Это были именно зеркала. Но зеркала для дебилов. Как известно, ни одно животное не может узнать себя в отражении, но любое животное прекрасно различает собственный запах. Город не изменился, но за прошедшее время изменилась мораль москвичей. Теперь не стыдно было признавать себя олигофреном или дебилом, не зазорно испытывать чисто животные страсти, и в моду, естественно, вошли зеркала для животных. Люди больше не думали о своем внешнем облике, они были полностью сосредоточены на своем запахе и на запахе своего партнера. Даже доски объявлений были с запахом.

Его портреты были развешаны по всему городу, но опасности не представляли. Грим, сделанный горбуном, совсем не смазался, а даже, напротив, высох и превратился в твердую маску. Маска ни у кого не вызывала подозрений, людей с подобными украшениями было полгорода, но она мешала дышать и улыбаться. Уже к следующему рассвету искусственная кожа до крови натерла шею Филиппа.

* * *

Москва действительно почти не переменилась, но биржу труда перенесли со Сретенки в Сокольники, и он потратил много времени на поиски. Зато у окошка стоять почти не пришлось. Благодаря удостоверению водителя первого класса, по его просьбе за отдельную плату выписанному жирным горбуном, Филипп Костелюк уже через десять минут получил направление на работу. А еще через час оформил все документы и положил в карман сто рублей аванса.

В течение всего дня его не оставляло желание сорвать с себя маску. Особенно мучительным оно становилось, когда Филипп сидел за баранкой грузовика и его никто не видел. Но во время погрузки ему помогали еще двое рабочих, и они могли опознать опасного преступника.

В оба конца ходка от отеля «Метрополь», где он загружался, и до карьера занимала полтора часа. Сама погрузка еще сорок минут.

В отеле полным ходом шли работы по расширению нижнего этажа. Опущенный на лифте грузовик при помощи небольшого экскаватора набивали дробленым камнем. Потом Филипп на грузовике отвозил щебень в карьер.

Работа не обидная. Средней тяжести. Но во время перекуров, слушая очередной анекдот, Филипп каждый раз больно надрывал закованные в маску губы, а слезы, вызванные болью, не могли вылиться и заполняли стеклянные нашлепки, лишая зрения.

Вечером Филипп Костелюк вернулся в маленькую квартирку Милады на улице Нежных Фонарей. После ужина он сложил в коробку старый телефонный аппарат, сломанный телевизор и утюг, бросил сверху горсть использованных транзисторов – все это он подобрал днем на свалке рядом с карьером – и заперся в ванной.

Привычные информационные удобства исчезли. Даже у него дома, у простого шофера, там, в прошлом, стоял на телевизоре маленький белый ящичек с двумя кнопками – блок заказов. При помощи блока можно было не только заказать себе пару обуви или пиццу на ужин, но и получить любую официальную информацию. Любой телефон, любой адрес, можно было узнать цены на авиабилеты и время начала футбольного матча.

Теперь пришлось повозиться. Использовав два процессора «ПТ» и драгоценное стальное бритвенное лезвие, Филипп за какой-то час, не обращая внимания на стоны Милады, собрал и настроил блок.

С удовольствием человек в маске отодвинулся и оценил свою работу. Конечно, на привычный белый ящик с двумя круглыми кнопками это никак не было похоже. Между ванной и унитазом стояло нечто громоздкое, ощетинившееся стеклянными трубками и стальными зажимами.

– Пупсик, ты ведь и вправду серийный убийца! – стонала проститутка по ту сторону двери. – Пупсик, если ты теперь не пустишь меня в уборную, у меня лопнет мочевой пузырь и я стану твоей очередной жертвой! Пусти, пупсик!

– Воткни в телефонную розетку, – высовывая руку с проводом в щель, попросил Филипп. – Прошу тебя, не капризничай. Я скоро закончу. Потерпи.

Включив аппарат, Филипп сначала проверил его работу и попробовал получить справку о преступнике по имени Эрвин Каин. Другого ничего в голову не пришло. Но попытка не удалась. Никакой информации о Каине не нашлось, только лаконичное: «Серьезный философ, способен увлечь своими сумасшедшими идеями. Словоохотлив и очень опасен. Разыскивается на всей территории планеты, а также и во всех доступных временных отрезках».

В отличие от скудости ответа на первый запрос ответ на второй оказался довольно обширным.

Досье серийного убийцы Филиппа Аристарховича Костелюка, кочующего во времени, легко полученное при помощи самодельного прибора, неприятно удивило его. Еще час назад Филипп надеялся, что все это какая-то ошибка. Еще час назад он надеялся, что хоть где-нибудь или когда-нибудь ему найдется место на земле. Под монотонное гудение самодельного информационного блока надежда рассыпалась в прах. Места не нашлось. Его фотографии на стенде «РАЗЫСКИВАЕТСЯ ОПАСНЫЙ ПРЕСТУПНИК» были развешаны не только по всему миру, а также и по всему времени, наверное, вплоть до пятого тысячелетия.

Про ЛИВ ни слова. В досье не упоминалось даже, что он был когда-то личным водителем мэра Москвы Петра Сумарокова. Во всех документах розыска его характеризовали одинаково: «Брюнет среднего роста. Худощав. Кожа скорее смуглая, чем светлая. Выглядит на тридцать пять – сорок лет. Обаятелен, общителен. Легко вступает в контакты с незамужними женщинами и их родителями. Выдавая себя за правоверного артезианца, предлагает заплатить большой калым. После свадьбы, оставшись наедине с жертвой, извращенным способом убивает ее. Известны случаи, когда преступник расправлялся со своей жертвой не сразу, лишь собрав небольшой гарем из пяти-шести несчастных, он убивал их. Особо опасен и хитер. Водит автомобиль, навыками пилотажа не владеет. Всегда имеет при себе армейский пистолет и молельный коврик».

В раздражении Филипп Костелюк ударом ноги опрокинул уродливый прибор. Прибор засвистел, из него посыпались искры. Филипп сорвал с себя маску, швырнул ее в унитаз и спустил воду. После чего открыл дверь и широко улыбнулся.

– Прошу. – Галантным движением он указал на открытый туалет.

* * *

Милада сидела на постели и осторожно накладывала на свои и без того красивые ноготки черный педикюр с зелеными фосфорными блестками. Ее длинные голые ноги казались совсем темными в розовом свете ночника.

– Эдуард приходил, – сказала она, работая кисточкой и не поднимая головы. – Объявил, что, поскольку нас теперь двое разнополых будет работать, а клиент пошел капризный – не любит тесноты, мы можем занять квартиру и побольше.

– Отлично! Я знал, что он хороший человек. Что он еще сказал?

Филипп Костелюк присел рядом с женой на постели. Он то растягивал, то сжимал губы. Никак не мог привыкнуть к собственной улыбке. Из открытой двери ванной комнаты тянуло паленым. Там лилась вода.

– Ты не понял, Эдуард сказал, что либо мы оба будем принимать клиентов, либо мы должны завтра отсюда съехать. – Милада глянула на него из-под черных искусственных ресниц. – Да перестань ты улыбаться, Филипп. Перестань. – Она всмотрелась в него. – Боже, что ты сделал со своим лицом? Где твоя маска? Тебя же узнают. – Голос ее упал. – Серийный преступник! Убийца женщин! Теперь даже дверь никому нельзя открыть.

Молча Милада докрасила ногти на ногах и, прежде чем приняться за ногти на руках, сошла с постели, босиком прошлепала к шкафу, порывшись в своих вещах, вытянула черный шелковый платок.

– Повернись спиной, – потребовала она.

Милада завязала платок на лице Филиппа таким образом, что остались видны только глаза. Она принесла ему серебряный поднос и дала посмотреть в него.

– Так и будешь ходить по улице. Так ты ни у кого не вызовешь подозрений, – сказала она. – Некоторые и хуже ходят. Все-таки у нас еще пока демократическое общество. Хочешь – показываешь народу лицо, а хочешь – нет. Имеешь полное право. Да я думаю, никто и не спросит. Никто никому не интересен. Кому ты нужен, пупсик, кроме меня?

Выход из положения оказался совсем простым и совершенно верным. Конечно, никто даже не спросит, чего ради Филипп повязал черный платок. В городе регулярно производили зачистку, но патруль никогда не заглядывал в лицо подозреваемого. По малейшему подозрению приставляли ствол к затылку, крутили за спину руки и брали кровь из вены. Таким образом при помощи экспресс-анализатора можно было моментально выявить пришельца из космоса.

«Неглупая женщина, – засыпая, думал Филипп Костелюк. – Ох, не глупая женщина. Не зря шестьсот монет отдал. Не напрасная трата. Совсем не дорого взял. Совсем не дорого».

Милада нравилась ему, ледяные поцелуи проститутки, как мокрые компрессы, успокаивали его расшатанные нервы. Если бы женщина вдруг оказалась пылкой и нежной в постели, он, наверное, сошел бы от этого с ума, ему других забот хватало.

Он был счастлив со своей новой женой, но днем и особенно ранней ночью, еще лежа в постели с закрытыми глазами, Филипп Костелюк все же тосковал по Земфире. Он хоть и подарил Миладе тепловой шлем любви, но стеснялся вместе с ней сунуть ноги в одну семейную грелку.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю