Текст книги "Сияющий вакуум (сборник)"

Автор книги: Александр Бородыня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

ОБРЯД БРАКОСОЧЕТАНИЯ

Свадьбу землянина Филиппа и тассилийки Инк, дочери покойного капитана Эла, назвали официальной церемонией и назначили на пятый день после неудачного возведения артезианского храма. При заключении первого брака между землянином и тассилийкой должны были присутствовать все первые лица планеты. Когда Куин сообщил об этом, Филипп Костелюк наконец осознал, что существование его вовсе не бесполезно.

После недавней бойни в космосе (половина земного флота была с легкостью уничтожена одним крейсером «Змееносец») президент Всемирного Банка Измаил Кински уже готов был перейти от военных столкновений к переговорному процессу. Бракосочетание на этом фоне было более чем символично.

Филипп Костелюк решил для себя, что при помощи ЛИБа конечно же со временем приведет этот дикий народ к вратам подлинного рая, и совершенно успокоился. Черные мысли пропали. Пошла подготовка к новой свадьбе.

Бракосочетание по древним законам тассилийцев, как ни странно, тоже требовало специально возведенного здания. Места в Тироге не нашли, и пришлось сносить неудавшийся храм Ахана. Что, впрочем, никого не расстроило.

В одну ночь возникшее здание на первый взгляд могло показаться бесформенным, даже уродливым. Несколько десятков различной высоты металлических колонн удерживали над плитами площади нечто гигантское, состоящее из матовых геометрических фигур. Ни одного окна. Ни одной двери, только из большой шестиугольной прорези высовывался острый стеклянный язык, похожий на подиум.

Ночью Филипп увидел во сне, как этот язык-подиум изогнулся и лизнул его в щеку. Прикосновение показалось прикосновением покойника, оно было ледяным. Филипп проснулся. В номере с белыми стенами царил ровный марсианский полумрак. Жалюзи на окнах опущены, в зеркале плавает отражение собственного лица.

«Что это?» – подумал Филипп.

На его лице на правой щеке отчетливо проявилась знакомая бородавка, по зеркалу будто скользнула тонкая ткань – невесомое розовое облачко.

– Эрвин Каин? – спросил Филипп Костелюк. – Вы опять здесь?

Но видение, как это бывало уже не раз, пропало без следа. И больше уже не возобновлялось. Знак был нехороший.

Философ говорил с Филиппом лишь однажды в запертом отсеке гибнущего корабля, но задолго до того он несколько раз уже намекал на свое существование. И всегда это было в самый напряженный, самый страшный момент жизни Филиппа. Эрвин Каин как бы предупреждал о грядущей опасности. Розовый туман, скользнувший мимо, можно было приравнять к знаку беды.

«Почему же он дал о себе знать теперь, когда все в порядке? – размышлял Филипп Костелюк. – Теперь, когда я должен взойти на самую вершину блаженства?»

На этот вопрос не было ответа, и тяжелое предчувствие поселилось в душе беглеца.

Накануне свадьбы, растворив окно своего гостиничного номера, Филипп Костелюк увидел, как многорукие автоматы несут по воздуху статую – четырехметровую железную женщину с золотой отметиной на лбу. Ее установили на центральной площади прямо перед отелем, теперь носящим имя его жены Арисы, так, чтобы сама Ариса могла видеть мать каждое утро прямо из окна своей комнаты.

Почему-то тассилийцы считали вклад его жены в обретение драгоценной формулы более весомым, чем его собственный вклад, но Филиппа это уже не обижало. Куда больше его тревожило мелькнувшее в зеркале розовое видение.

Ритуальный свадебный наряд, в который ему предложили переодеться, немного удивил. Это оказалось просто тончайшее белое трико с перчатками, пришитыми к рукавам, белые, очень мягкие тапочки и белая шапочка. Поверх услужливый Куин помог надеть громоздкий черный пиджак. Филипп Костелюк даже охнул, ощутив его вес на своих плечах. Ему показалось, что пиджак с длинными фалдами и большими пуговицами сделан из свинца.

– Пойдемте! – отступив на шаг и осмотрев жениха, сказал довольно Куин. – Кажется, все в порядке!

Не в первый раз Филипп женился, но по законам артезианства, все выглядело намного пристойнее, и, наверное от новизны обряда, он испытывал сильное волнение. Вслед за седьмым помощником министра он поднялся на крышу, где уже ждала машина. Когда она поднялась в воздух, Филипп спросил:

– Что я должен делать? – Он с трудом справлялся с сердцебиением и жалел о том, что не взял пояс с кобурой. – Простите, но вы забыли мне объяснить, как…

– Церемония очень проста, – улыбаясь, сообщил Куин. – Это публичная церемония, и вам ничего не нужно делать. Вы, Филипп Аристархович, должны будете только смотреть. Встанете у окошка и будете смотреть. Все сделают электронные механизмы.

* * *

Сверху, со специальной площадки, хорошо было видно, как вслед за членами правительства, одетыми в официальные костюмы, и почетными гражданами Тирога на подиум поднимались его жены. Они по очереди выходили из машины, все закутанные с ног до головы в черное. Безмолвные, они двигались плавно, мелкими шагами и, когда по одной вступали на стекловидный сверкающий подиум, только скромно кланялись.

Даже по законам артезианства все они выглядели вполне пристойно. Доставленный машиной на небольшую площадку, венчающую странное сооружение, Филипп Костелюк не без удивления обнаружил, что седьмой помощник министра Куин сказал чистую правду. Над площадкой был натянут легкий матерчатый навес, здесь стояли несколько кресел, столик с прохладительными напитками, и здесь его уже ожидала невеста. Никого, кроме них. Доставив Филиппа, Куин сразу исчез внизу. Инк, одетая в точно такие же, как и жених, белое трико и тяжелый мужской пиджак, сидела, закинув ногу на ногу. Губы ее кривились так, будто невеста проглотила лимон, она курила длинную сигарету и даже не поднялась навстречу Филиппу, только кивнула.

– Что случилось? – спросил встревоженно Филипп.

– А ничего. Противно все это! – отозвалась невеста. Она приподняла двумя пальцами левой руки легкую чадру и опять затянулась дымом. – Сейчас сам все увидишь! Гадость!

В недоумении Филипп Костелюк присел в кресло. Стараясь успокоить нервную дрожь, он пытался думать только о приятном. Приятно было думать о том, что уже сделано. О его серьезных достижениях. О тех первых ступенях в небо, что удалось заложить для этого несчастного народа за последние несколько недель.

Ну что с того, например, что невеста закурила? Она же при этом не обнажила своего лица?

Теперь все его жены, включая Инк, носили чадру. Мода прижилась, и уже через три недели после того, как Земфира демонстративно появилась в чадре на официальном приеме, на улицах стали встречаться тассилийки с закрытыми лицами.

Конечно, технология есть технология. Современная чадра только создавала иллюзию ткани, на самом деле это был мощный заряд энергии, имитирующий покрывало. Когда женщина, останавливаясь перед мужчиной, вдруг снимала с себя черную накидку, под чадрой могло оказаться любое лицо – такая же имитация.

Энергоимитатор создавал полную иллюзию, одновременно и скрывая настоящий облик женщины, и доставляя чужому мужскому глазу очередное наслаждение. Все жены Филиппа также овладели искусством наведенного облика, и при желании любую из них в любое время суток он мог попросить выглядеть другой женой или вообще какой-нибудь посторонней красавицей.

Здание было построено таким образом, что, сидя в кресле и оставаясь совершенно невидимым, Филипп Костелюк сам все прекрасно видел: всю площадь, весь город, большую часть серого неба над городом. Его жены на стеклянном языке подиума были как черные маленькие тени. Ни одна из них не подняла покрывала.

Очень негромкая доносилась снизу музыка. В ожидании Филипп Костелюк выпил стакан холодного сока. Он ждал, когда иссякнет поток гостей. Но вот последний человек сошел со стеклянного языка. Музыка смолкла.

Возникло ощущение маленького солнечного затмения.

– Ну вот… – протянула Инк. – Началось!

– Где? – быстро озираясь, спросил Филипп.

Зажженной сигаретой Инк показала на небо.

Проследив за движением руки невесты, Филипп Костелюк чуть не подавился соком. В небе, совершенно объемные, плавали две обнаженные фигуры. Два тела – мужское и женское. Это были точные копии их тел. Тела совокуплялись.

– Имитация? – с надеждой спросил Филипп.

– Увы… – Инк дернула плечом, и от этого ее движения фигура в небе совершила уже совсем непристойное действие. – Увы! – повторила она. – Это наши тайные страсти, воплощенные в реальность… Теперь их могут наблюдать все обитатели Марса…

Филипп Костелюк закрыл глаза, он пытался припомнить хоть что-нибудь из прошлого Земли, хоть что-нибудь подобное, пытался успокоиться. Ведь было же, было что-то… Но кроме громогласного русского «горько» ничего в голову не шло.

– Проклятая публичность! – сказала Инк. – Наш стыд тоже будут транслировать теперь по всей планете.

Сигарета задела чадру. Во все стороны брызнули длинные, как иглы острые, белые искры.

– Лучше не смотреть, – сказала Инк. – Мы обязаны находиться здесь еще пятнадцать минут. Потом можно будет снять демонстрационные пиджаки.

* * *

Пятнадцать минут публичного обряда показались ему вечностью. Сообразив, как действует его облегающий костюм и в особенности свинцовый пиджак, Филипп Костелюк покрылся горячим потом и замер. Он сидел какое-то время абсолютно не шевелясь, но от этого подсознательные эротические фантазии разыгрались только сильнее, и его тело, отраженное в небе, горячо обрушивалось на обнаженное тело Инк. Его отражение в небе широко раскрывало рот, и воздух над городом сотрясало сладостное и дикое любовное рычание. Инк в ответ издавала лишь тонкий визг, и ее розовая пятка, как гигантский молот, металась вверх и вниз между кровлями высоких домов.

Как зачарованный глядя на самого себя, Филипп Костелюк непроизвольно отмечал каждую новую позу. Конечно, он хорошо все это знал, но в некоторых вариантах боялся признаться себе даже в мыслях, что ОН ЭТО УЖЕ ЗНАЕТ.

Прошло три минуты.

– Как это делается? – осторожно повернувшись к своей невесте, спросил он. – Это же не голограмма? От наших тел и ветер и запах идет.

– Конечно, – криво усмехнулась Инк. – Конечно, не голограмма! Кому нужна голограмма? Голограмму и дурак сделает! Это здание, – она сильно топнула ногой в пол, – объемопроектор. Должна тебе сказать, довольно дорогая штука. На то, чтобы мы с тобой любили друг друга в небе над планетой, правительством затрачено энергии… – На секунду она задумалась, подсчитывая. – Ну, приблизительно на год активного горения Фобоса! – Зажженная сигарета опять показала в небо. – На покури, – вдруг предложила Инк, протягивая сигарету Филиппу. – Ты уже совсем зеленый стал. Это немного поможет. Только осторожно, это сильный наркотик. Две затяжки, вдох, одна затяжка, выдох. Постучал по дереву. Еще одна затяжка. Отдых. Если переборщишь – провалишься и потом сам не вспомнишь куда.

Дрожащей рукой Филипп Костелюк взял сигарету и сразу затянулся.

Наркотическое видение, возникшее в дыму перед глазами, действительно немного успокоило. Нельзя сказать, что Филипп увидел нечто приятное, – иллюзия, созданная его мозгом, в отличие от реальности оказалась зыбкой, расплывчатой, неясной. Гадкий, беспутный натурализм происходящего ненадолго пропал за видением, и Филипп повторил цикл затяжек.

Он увидел уже снесенный храм Ахана. Площадка молельной башни находилась точно между его сомкнутыми коленями.

Он наклонился и посмотрел вниз. Из густого наркотического тумана возникли по очереди: Эрвин Каин, полковник Дурасов, погибший потомок Илья Самуилов, рядовой танкист самоубийца, Иван Лопусов, мэр Москвы Петр Сумароков – все они стояли на подиуме и махали Филиппу разноцветными платочками.

Видение колыхнулось в дыму и исказилось, теперь внизу не было больше знакомых лиц. Там стояли каменные стены чужого города и колыхалась уже виденная однажды во сне зловонная толпа.

– Дионисий! Дионисий! – скандировали тысячи глоток. – Спаси нас! Спаси!

И вдруг видение лопнуло как мыльный пузырь.

Инк отняла у него сигарету, бросила и растоптала своей мягкой белой туфелькой. Перед Филиппом оказались ее глаза. Никакой чадры. Глаза были полны ужаса.

– Посмотри! – Инк изо всей силы хлестала его ладонями по лицу. – Проснись! Посмотри на небо! Это не галлюцинация! Не наркотик! Посмотри, это реальность!

– Где реальность?.. – еще сонно, вялым, но веселым голосом поинтересовался Филипп. – Почему ты меня по морде бьешь? Не надо! Мне не больно! Но мне обидно! Понимаешь?

– Проснись! – повторила Инк. И ее напуганный голос почти разбудил Филиппа.

Сжав голову своего мужа ладонями, дочь покойного капитана Эла с силой повернула ее лицом вверх. Филипп поморгал, но не сразу понял, что именно изменилось. Две розовые фигуры так и совокуплялись в сером небе, только, может быть, они стали немного менее агрессивны.

– Ты смотри, – сказал Филипп и показал пальцем, он все еще был вял и весел. – А я-то, я-то каков! Каков безобразник! – Он поднялся из кресла и покачивался, глядя строго вверх. – Только я не пойму, а куда это я правую руку-то засунул? – Он тряхнул головой, желая сбросить остатки наркотического тумана, и добавил, назидательно подняв палец: – Наверное, нужно смотреть с другой точки!

– Посмотри на свой правый глаз, – сказала Инк.

Только теперь до сознания Филиппа дошло, что свадебную музыку сменила органная музыка тревоги. Всмотревшись в лицо своего небесного двойника, он вдруг увидел, что левый глаз нормальный, а правый – непроницаемый, железный. Уже в следующую минуту Филипп Костелюк осознал, что это не поломка аппаратуры, а один из атакующих город земных космических кораблей.

Он поворачивался на месте. Железные точки десантных шлюпок подпрыгивали над головой. Их были сотни. Земля прервала перемирие и вероломно напала на Марс. Это было очевидно. Но как? Каким образом наполовину уничтоженному флоту удалось справиться с двумя крейсерами тассилийцев и прорваться в атмосферу планеты?

БИТВА

Дома при попадании пустотных бомб разлетались красными брызгами, как раздавленные в пальцах перезрелые ягоды. Если бомбы падали вниз, в воду, разрывая щупальца гибкого спрута, раздавалось невыносимое для слуха «уф» и, смешиваясь с лопнувшими стеклами окон, вверх фонтанами летели брызги. Многотысячная толпа, собравшаяся на площади перед зданием-проектором, чтобы приветствовать молодоженов, кинулась врассыпную.

Стекловидный подиум раскололся и задрался острым концом вверх. Кто-то не бежал, а, расставив ноги, поднимал свое оружие. В некоторых окнах также появились стволы. Воздух прорезали тонкие лучи ручных облитераторов. Но, кажется, они ничем не могли повредить бронированным кораблям земного десанта.

С площадки, на которой стоял, обнимая свою перепуганную новую жену, Филипп Костелюк, все сражение было как на ладони. Опять это было похоже на избиение беззащитных. Только на этот раз участники злодеи обменялись местами. С поистине детской жестокостью атакующие разрушали город.

Понимая, что ему не справиться ни с пилотами, ни с бомбардирами, вошедшими в азарт боя, Филипп Костелюк попробовал сосредоточиться на штабе атакующих, и в голове его сразу раздался знакомый голос полковника Дурасова:

«Ты бессилен, жених. – Он просто насмехался. – Это я управляю атакой, а я защищен… Такой же защитный шлем и на голове нашего адмирала Люфта… ЛИБ тебе не поможет! Жених! Если ты хочешь прекратить разрушение или хотя бы приостановить гибель этих людей, лучше добровольно сдавайся! Ты слышишь меня, Филипп Костелюк? Сдавайся!»

В раздражении Филипп вытряхнул из головы голос полковника Дурасова. Он видел, как с площадки космопорта взмыли вверх два больших грузовых судна. Филипп знал: на них нет вооружения и экипаж может либо бить из ручных облитераторов, либо идти на таран. Оба судна были обречены.

– Не-е-т! – завизжала Инк.

Филипп повернулся и сосредоточился на пилоте пикирующего корабля. Если бы он не сделал этого, корабль разнес бы здание-проектор лучевым ударом. Подавить азарт пилота оказалось нелегко. Заболела голова. Лоб Филиппа покрылся испариной. Непроизвольно он сдавил хрупкое плечико своей жены. Схватка продолжалась невыносимо долго, целую секунду, целую жизнь, но он победил. Пилот отпустил гашетку и лениво надавил кнопку самоуничтожения. Корабль взорвался прямо над площадью. Белый огонь взрыва отразился в стеклянном острие задранного подиума.

– Как нам спуститься отсюда? – спросил Филипп. – Вот так, стоя на крыше, мы похожи на красивые мишени в тире! И это негуманно.

Зубы его молодой жены звонко стучали.

– Вон они мы! – Она дернула головой вверх. – Вон они мы!.. – Она была в истерике, она кричала. – Смотри, вон они мы, вот где! Вот она – наша подлинная гуманная сущность!

Среди взрывов две огромные обнаженные фигуры продолжали активно совокупляться. В них никто не стрелял, а случайные заряды, все-таки попадающие в материальные проекции, отщепляли от розовых тел большие куски. Эти куски со свистом падали вниз, на город, еще в полете приобретая пугающий металлический оттенок.

Один из осколков врезался в статую матери на площади перед гостиницей и повалил ее. Гражданские корабли, поднятые на защиту своего города, конечно, ничего не могли сделать. Первый корабль не протянул и десяти секунд, взорвался от прямого попадания. Второй загорелся. Он заскользил боком, снижаясь. Какое-то время он еще колол атакующих короткими жалами своих ручных облитераторов, потом также взорвался.

Увлеченный трагической гибелью марсианской столицы, Филипп Костелюк только теперь увидел, что над их площадкой висит легкая открытая машина. За приборной доской сидел Куин.

– Быстро! – скомандовал Куин. – Давайте сюда!

– А мы не можем при их помощи?..

Филипп Костелюк указал на все еще бьющиеся в порыве страсти гигантские фигуры. Фигуры занимали почти половину неба.

– Нет, они только ваши эротические фантазии, а в таком серьезном деле эротические фантазии могут нам только повредить. Ну, быстрее же садитесь в машину, или вы предпочитаете погибнуть?

– А почему они не пропадают? – почему-то медля, спросил Филипп. Сам того не желая, он отметил очередную позу и попытался ее запомнить.

– Проектор, кажется, заклинило, – сказал Куин. – Прошло уже семнадцать минут.

– Но нужно же что-то делать? – забираясь через борт в машину, истерически щелкнув зубами, спросила Инк.

– Нужно всего лишь снять пиджак! – вежливо отозвался Куин.

Седьмой помощник министра был, как и всегда, корректен. Они скинули пиджаки, и тотчас машина с семнадцатицветным флагом, нарисованным на дверце, ринулась вниз. Укрываясь от прямых попаданий, она заскользила между еще уцелевшими домами.

Гигантские фигуры замерли. Казалось, сейчас они нальются металлическим блеском и рухнут с высоты, раздавят пылающий город, но воплощенные эротические фантазии, лишенные материальной поддержки, просто исчезли. Пропали в сером небе без всякого хлопка, без вспышки. Только, может быть, неприятный запах остался.

* * *

Машину зацепило осколком, но ей все-таки удалось опуститься на крышу отеля. Оказалось, что Куин ранен в правую руку и потерял много крови, но голос седьмого помощника министра оставался ровным и официальным.

– Мы знаем, что вы обладаете уникальным прибором, – сказал он, распахивая дверцу и с трудом выбираясь из машины. – Я действую по поручению первых лиц страны! Я привез вас сюда, потому что это здание защищено лучше других. – Куин с трудом держался на ногах, но отверг руку, протянутую Филиппом. – До сих пор наше правительство не обращалось к вам с просьбами, – продолжал он. – Филипп Аристархович! Теперь мы просим.

Они спустились на лифте в подземные этажи гостиницы. Куин все же воспользовался поддержкой Инк, оперся на женщину и всю ее перепачкал кровью. Лицо его побелело, но голос так и не изменился.

– Вы должны помочь нам! – повторял он как заведенный. – Помочь нам… Помочь нам!.. Вы должны попробовать!.. Должны попробовать!.. Помочь нам!.. Спасти город!.. Спасти город!..

– Я уже попробовал, – сказал Филипп, вслед за подоспевшим портье двигаясь по узкому подземному коридору. – Поймите, Куин, я могу нейтрализовать только отдельные корабли! И то в зоне прямой видимости. Общее управление осуществляет человек, с которым я ничего не могу поделать. Это полковник Дурасов, у него на голове специальный защитный шлем.

– Вы должны еще раз попробовать, – уже слабеющим голосом настаивал Куин. – Через десять, максимум пятнадцать минут будет помощь. Нужно продержаться. Мы должны сохранить город… Нужно продержаться.

Седьмой помощник министра не дошел до номера двух шагов, рухнул на руки санитаров, и его сразу унесли.

– Ты действительно ничего не можешь сделать? – спросила Инк.

– Не могу, – сказал Филипп. – Не могу, но попробую.

Закрыв дверь номера, он сосредоточил свое внимание на разрозненных горожанах и служащих космопорта, все еще пытающихся обороняться. Мысленно он связал их всех вместе, создавая хоть какой-то организованный заслон. Опустившись на мягкий диван, Филипп Костелюк даже накрыл себе лицо подушкой, любой звук и свет мешали сосредоточиться.

Он был не в состоянии вмешаться в действия нападающих и координировал оборону. Тассилийцы дрались хладнокровно и умело, хотя, невольно проникнув в их мысли и чувства, Филипп вдруг осознал, что в основном это были люди сугубо мирных профессий. Первыми взялись за оружие горожане с высшим гуманитарным образованием: филологи, историки, литераторы, объемопрограммисты, техники по музыкальному строю…

Добиваясь максимальной эффективности, Филипп держал каждого бойца до последней минуты его жизни, поддерживал всеми силами, чтобы, даже испуская предсмертный вздох, тот мог в последний раз поразить точным выстрелом еще одного врага.

Неподвижно сидя на диване в бункере под гостиницей, он умирал, наверное, тысячу раз, и это было просто ужасно после неуемных, публичных небесных эротических фантазий. Ведь все эти люди, с которыми теперь приходилось делить смерть, еще несколько минут назад были свидетелями его позора.

– Филипп. – Женская рука осторожным движением сняла с его лица подушку.

Филипп открыл глаза и увидел, что рядом с ним его новая жена Инк, а в дверях стоит министр Ки-Мор. Костюм министра, так же как и костюм его седьмого помощника, был испачкан кровью, и он тоже был ранен, но в отличие от Куина, которому оторвало руку по самый локоть, министр Ки-Мор потерял только указательный палец. Филипп хотел задать уже приготовленный вопрос, но Инк опередила его.

– Что же произошло? – спросила она. – Что все это значит? Как им удалось прорваться в атмосферу? Вы, надеюсь, отдаете себе отчет в том, что творится? Вы понимаете, что испортили нашу свадьбу?

Министр Ки-Мор стоял в открытых дверях как изваяние, неподвижный. Он держал скорбную паузу. На глазах министра поблескивали слезы. А сверху, сотрясая своды бункера, все еще падали пустотные бомбы.

Прежде чем накрыть лицо подушкой и опять погрузиться в кровавую бойню, Филипп легко прочел простые и страшные мысли Ки-Мора: «Измаил Кински, президент Всемирного Банка, после потери половины флота использовал новую технологию.

Он взял ее из какого-то научного прибора, случайно найденного в проросшем зерне. Технология из зерна позволила земным кораблям стать совершенно невидимыми для радаров тассилийцев. Оба крейсера: «Змееносец» и «Спешащий мальчик» – были сожжены торпедами, выпущенными практически в упор, а многотысячный десант на традиционных маленьких челночных кораблях ринулся вниз на одиннадцать городов Марса».

* * *

Все-таки ему удалось немного раскоординировать атаку. Филипп был не в состоянии руководить врагом, но для него не составило особого труда внушить каждому солдату в отдельности серьезные сомнения в силе нового секретного оружия. Как все-таки это много значило – иметь у себя за спиной волшебный секрет. Когда секрета не стало, даже самые опытные десантники усомнились в правильности проводимой акции и стали допускать ошибки.

Пустотные бомбы начали падать в воду, поражая больше тело гибкого спрута, нежели здания города. Но бой уже разворачивался внизу, в самом городе. Десант высадился и штурмовал отдельные здания.

Обливаясь холодным потом, чужими глазами Филипп видел черные костюмы землян, металлические перевязи с оружием, легкие облитераторы с двойной рукояткой, револьверы крупного калибра и даже короткие широкие сабли с зеркальным приводом, он видел поблескивающие зеленые и черные бронированные шлемы десантников, кривые твердые улыбки в прорезях этих шлемов, страшные глаза за толстыми стеклами пуленепробиваемых очков. В авангарде шли только элитные войска, прошедшие специальную подготовку. Особо жестокие, мобильные головорезы.

Снабженные хорошими картами, десантники быстро захватывали ключевые объекты Тирога: энергостанцию, узел связи, космопорт, дом правительства. Они не щадили никого, и город был бы захвачен в какие-нибудь полчаса, но Филипп Костелюк нашел выход. Он использовал женщин.

Ручного оружия в городе было очень мало, но даже самый крепкий бронежилет с третьего удара можно поразить раскаленным магнитным утюгом. От подобного удара броня, может быть, и не лопнет, но сердце-то уж точно остановится. Ударить утюгом в грудь можно было, если десантник замер, не уворачивается, не отвечает ударом на удар. Остановить, парализовать. его. Даже при помощи элементарной энергопилочки для ногтей можно легко поразить противника в глаз, расплавив и пробив стекло защитных очков.

Идея принадлежала Инк. Филипп только воплотил гениальную мысль своей новой жены. Когда десантник оказывался в поле зрения, женщины при помощи чадры создавали для него иллюзий) близкого, родного человека. Это была очень трудная, кропотливая работа: вычислить образ матери, жены или дочери человека с оружием, передать его женщине, оказавшейся лицом к лицу со злодеем, улыбнуться вместе с ней, пустить слезу и нанести смертельный удар. Десант захлебнулся в женских объятиях. Головорезы замирали один за другим и становились легкой добычей.

Штурм шел полным ходом, и каждую секунду Филипп вынужден был одновременно проделывать около тысячи таких операций, но результат не заставил себя ждать. Спустя уже пять минут после начала наземная атака захлебнулась.

Кроме того, покопавшись в голове тяжело раненного министра космической связи, Филипп вычислил местоположение ангара в девятом городе Марса Элитране. В ангаре стояли нейтрализованные воздушной атакой три сотни транспортных машин. Четыре такие машины – прозрачные птицы – опускали «Малый бакен» с орбиты на площадку космопорта.

Филипп сконцентрировался только на одном вражеском пилоте, удерживающем под прицелом шлюз, и неимоверным усилием воли заставил его покончить самоубийством. Пилот отпустил гашетку и нажал кнопку самоликвидации. На несколько секунд распахнулись ворота шлюза, но этого хватило, чтобы решить боевую задачу. В серое небо Марса поднялись три сотни медузообразных летательных аппаратов. Каждая из медуз имела легкое вооружение и при великолепной маневренности могла один на один справиться с земным десантным кораблем.

Откинув мокрую от пота подушку, Филипп Костелюк перевел дыхание. Инк подала стакан холодного сока:

– Выпей.

Зубы стучали по стеклу, рука, сжимающая стакан, сильно дрожала.

– Ты устал, – сказала Инк. – Тебе нужно немножко отдохнуть.

– Нельзя!

Пытаясь разобраться в обстановке, Филипп Костелюк снова прикрыл глаза. В хаосе боя он не сразу, но нащупал полковника Дурасова. «Внимание! Девятая группа должна отступить. Прекратить штурм энергостанции. Мы несем слишком большие потери, – зазвучало со всей ясностью в его мозгу. – Внимание! Их телепатически координируют из подвальной части отеля «Арис»! Пока мы не уничтожим координатора, нам с ними не справиться. Внимание! Седьмой и одиннадцатый аппарат опустятся на площадь перед отелем «Арис». Двадцать седьмой и десятый на крышу отеля. Внимание! Адмирал Люфт… Вы слышите меня? Первоочередная задача – штурм отеля. Внимание!»

– Мне нужны люди, – с трудом разлепляя глаза, сказал Филипп. – Сейчас нас попробуют отсюда выбить. Нам нужно продержаться хотя бы двадцать минут.

– В отеле только кабинет министров, – сказала Инк. – Может быть, кто-то из персонала остался! – В глазах Инк не было больше испуга, они сузились сосредоточенно. – Но все равно, в отеле «Арис» нет оружия!

* * *

И с открытыми глазами Филипп Костелюк продолжал видеть множащуюся картину сражения. Она накладывалась на простую мебель и белые стены комнаты, на бледное сосредоточенное лицо его жены, на прямоугольник распахнутой двери. Он видел, как, зажатый двумя десантными шлюпками и пораженный мини-торпедой, разлетелся в клочья медузообразный аппарат, как вспорхнули в огне мокрые лоскуты. Маленький жесткий шар-кабина выпал, пролетел со свистом вниз и, ударившись о плиты площади, запрыгал по ним, как жесткий пластмассовый мяч. В окна нижних этажей отеля можно было увидеть мертвое лицо молодого пилота, скорчившегося внутри прозрачного шара.

– Официанты, их трое, сторож, два санитара, – перечисляла Инк. – Ночной портье и еще восемь человек – кабинет министров! Если всех вооружить… То может быть, мы…

– Собери всех, – с большим трудом поднимаясь на ноги, приказал Филипп. – А я пока изготовлю оружие. Вот возьми. – Он вытащил из кобуры и подал жене свой тяжелый армейский пистолет, предусмотрительно прихваченный в номере. – Надеюсь, умеешь пользоваться?

Комната, в которой он находился теперь, была просто суггестером и реагировала на устные приказы, но, вероятно, существовали какие-то ограничения на роскошь: ни облитератора не получилось, ни даже стандартных карабинов типа «ПН». При помощи стены Филиппу удалось сделать только крупнокалиберный пулемет, несколько бомб и шесть револьверов, начиненных разрывными пулями. Все это он роздал собравшимся людям и, потратив лишь минуту на краткую молитву, вновь опустился в кресло и закрыл глаза.

Управляя боем на территории одиннадцати городов и в небе над Марсом, Филипп Костелюк одновременно с тем слышал тяжелые пулеметные очереди совсем рядом, в коридоре за дверью. Он слышал короткие приказы, он слышал слова прощания этих отважных людей, удерживающих коридор и верхний ярус как последние рубежи обороны. Он слышал вопли гибнущих официантов, санитаров, министров и ничем не мог им помочь.

Инк стояла рядом с ним с пистолетом в руке, она готова была отдать свою жизнь только для того, чтобы на долю секунды продлить жизнь своего мужа. Каждая доля секунды его жизни спасала тысячи жизней ее соплеменников. Остальные жены Филиппа сражались в городе наравне с другими тассилийками, ни одна из них не была даже ранена. Ариса, после того как железная статуя матери рухнула на площадь, вошла в настоящий азарт. Лучом своего облитератора она уничтожила за короткий срок около девяноста десантников и подбила два десантных корабля.