Текст книги "Смерть Рыцаря (СИ)"

Автор книги: Александр Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Тоже самое, что с ними происходит чуть позже. Тоже самое что и произойдёт однажды с нами.

София не могла разглядеть лицо стража, скрытого под капюшоном, но его тон заражал печалью. Печалью и злостью от бессилия. После стольких лет она всё еще могла чувствовать отрицательные эмоции, но никогда не улыбалась.

– И что? Ты просто сдашься⁈

– Я думаю мне пора остановиться. Остановиться и подумать, что я делаю. Зачем краду души и отдаю другим. Они все равно уходят в город и не возвращаются. Отдают украденные мной души обратно.

– Я не отдала. Я всё еще здесь.

– Ты уже отдала две души, двух влюбленных мальчишек. Вина не позволяет тебе бросить и третью.

София сложила руки на груди.

– А что сделал ты? Сколько душ ты отдал, раз сотню лет сидишь в этом храме и не бросаешь свою душу в ту же топку, что и остальные?

– Я отдал их все. Я думал он нас спасёт.

– Отдал кому? Неведомому? О чём ты говоришь?

На эти вопросы София получила самый большой ответ. О таком она раньше могла лишь мечтать. Страж изменился, выпрямил спину, во время рассказа он ходил из одного конца комнаты в другой. То поднимал, то бросал руки. Он жил этими словами, вернулся в прошлое. Снова любил, снова ненавидел. У него было имя.

– Я верил в него. Я ему поклонялся. Сотню лет назад. У нас только родилась дочь. Мария… Я был так счастлив, я думал это он нам её подарил. Видишь ли, я всегда мечтал о семье, о ребенке. Я молил богов об этом. Взывал к ним. Пока однажды один из них мне не ответил. Я был ужасе, думал схожу с ума, но шли дни, и я не терял себя. Я мог отличить голоса, исходящие из головы и тот голос, исходящий с другого мира. Он не назвал себя. «Неведомый» – имя это дал ему я. Недолго после первого с ним разговора я встретил девушку, мы поженились, стали вместе жить. Но моя жена не могла подарить мне дитя. Сколько бы времени не шло. Годы! Тринадцать лет мы пытались. Пока я не рассказал ей о боге, что говорит со мной, о ребенке, что будет у нас, если мы вместе обратимся к нему. Я говорил ей о здоровом прекрасном ребенке, великом ребенке! И я был прав! У нас родилась чудесная девочка. Я полюбил её в то же мгновенье, как увидел. Прекрасное, прекрасное дитя. Моя Мария. Знахарь сказал, что он никогда не видел дитя здоровее. Вес, цвет лица, крик – все знаки здорового ребенка. Я знал, что мне нужно было как-то отблагодарить Неведомого. Я спросил у него, что ему нужно. Спросил на коленях, как это полагается спрашивать у бога, и он сказал мне…И его слова меня удивили. «Ничего не нужно», говорил он, «Я хочу лишь помочь вашему дитя, хочу напитать его магией, великой силой!». Я был вне себя от счастья, вбежал к жене в комнату, где она кормила Марию, и рассказал на что готов пойти Неведомый, ради нас. «Все что нужно, это встать между двумя камнями, что стоят на холме, принести в жертву барана и прочитать слова, что передал мне 'Неведомый». И тогда он одарит магией наше дитя! Мы отправим ей в Серебрадэн, в академию чародеев!«. Мы долго не раздумывали. Оставили Марию под присмотром моей матери с отцом и пошли к камням. Я прочитал каждое слово, что передал мне 'Неведомый», делал паузы после каждой запятой и точки. Я сделал в точности, как он сказал. А взамен он забрал наши души. Мою, моей жены. Мы это начали. Мы дали «Неведомому» силы породить в чреве нашей дочери чудовище. Нам удалось рассказать об этом Марии, но мы просили невозможного – убить её ребенка. Конечно, она не смогла этого сделать. Вскоре этот ребенок, мой внук, перестал быть таковым. Он стал поглощать души и питать силами Неведомого. Чем больше душ он поглощал, тем легче это становилось делать.

Страж затих, ссутулился, вымотанный своими словами.

– Он использовал меня. Обманул меня. А я этого не увидел и этим всех убил.

– Но как ты оказался здесь?

– Неведомый поднимался сюда. И все, кто были там с ним. Скитальцы, которых он создал, город. Всё то же, что я начинал видеть там, я видел здесь. Только вот скитальцы не были напуганы, как люди. А здесь… Я начал их видеть – лица, пропитанные ужасом. Толпу, бегущую в разные стороны. Детей, остолбеневших, бледных как сама смерть. Я был в самом эпицентре хаоса и гибели королевства. Я думал, что могу сбежать, освободиться от бога. Я бежал между улицами, нас было много. Мы были как течение реки, заполняли проулки, ведущие из Волариса. А затем люди начали падать. Засветились, громко вздыхали в последний раз, тянули свои глотки к небу. Я видел сияющую пыль, выходящую из них, окрашивающую губы. Это их души. Они предавали своего носителя. Стремились вверх, к небу, а затем испарялись на ветру. К тому моменту я знал – всё кончено. Я был единственным, кто сумел выбежать из города с душой. Впрочем, это не имеет значения. Я застрял здесь так же, как и остальные. Там, давно, когда я выбежал из города, у самой границе за этим храмом, я увидел нечто необычное. Нечто, не входящее в план «Неведомого». Я видел душу, а может и её часть, что смогла покинуть эти земли. Этот яркий комок пыли пробил границу и улетел далеко за горизонт. Одна душа, что выбралась. Одна душа, что не позволяет Неведомому закончить ритуал.

– А как же ваша жена, она не оказалась здесь вместе с вами?

– Она побежала в замок. Я не знаю зачем. Там она и пропала. Там её наверняка обратно и забрал Неведомый. Она ведь меня так и не простила, после стольких лет. За то проклятье. Пыталась простить. Но в конце концов мы существовали по разные углы. Я думаю, она отправилась к своей дочери. Это очень похожа на неё. Помощь другим – прежде всего. В отличии от меня бегущего прочь из города. А теперь мне ничего не остаётся, кроме как быть похожим на неё. Чтобы вернутся, с заслуженным прощением.

– Вернуться куда?

Этот вопрос так и остался висеть в воздухе. В последующие дни страж совсем перестал отвечать на любые вопросы Софии и редко появлялся в её поле зрения. А сама София хоть и была переполнена вопросами, которые требуют ответа, настолько была в растерянности от полученных сведений, что и не могла понять, какие вопросы действительно важны и имеют первоочередной значение.

К тому времени, когда София была готова докапываться до правды всеми силами, страж исчез, отвечая на её последний вопрос: «Вернуться куда?».

Она понимала, что ничто бы его не остановило. И она не имела права требовать от него дальнейшей службы в этом храме после сотни лет. Она восприняла его уход, как нечто разумеющееся. Особенно после того, как она негласно стала приемником и выслушала последние слова стража.

София осталась одна. Теперь она не могла покинуть храм, как ей хотелось. По крайней мере, пока не закончатся стрелы. Впервые в жизни у неё появилась работа. Долг. Её уголок, что положено охранять. И некому помочь в этом деле, никто не укажет на ошибки и не сможет её заменить.

София ответственно подошла к первой работе в её жизни. Она старалась спасти, как можно больше людей и не жалела стрел.

Глава тридцать первая

Первыми запели птицы, затем позеленела трава. Солнце появилось из-за туч, которые уходили далеко за горизонт. Эти тучи – почти что запуганные, давно не видевшие таких изменений, спешили прочь.

София задремала на лавочке. Солнечное тепло согревало её бледные щеки и исхудавшие руки.

Во вспышке света, как в рождении, она вспоминала, как чувствовать. Любовь, обида, тоска и ненависть. Счастье хорошего дня. Последствия чужих решений. София вспомнила своего отца. Заскучала по нему. Долго вспоминала черты его лица, теперь наверняка с прорезающими седыми волосами.

Понимание времени вернулось к Софии. Наступило утро. Из состояния дрема её вытащили так же внезапно, как и поместили, словно она начала падать. Всё тело вздрогнуло. София открыла глаза. Насыщенность цвета сбивала с толку. Как давно она не видела зелень травы или желтизну древесины, опаляемой солнцем. Как давно она не дышала полной грудью, со слезами на щеках. Как давно не улыбалась, не чувствовала прилив сил.

Всё это счастья, радость обретённого, выплескивалось в движениях. София подпрыгнула с лавочки у храма, бегала вокруг, по мягкой траве. Она хотела вновь попробовать всё – смеяться и плакать, спать, есть, пить, любить любого суженного, что приведет ей отец. Хотела увидеть отца и хмурых горничных. Хотела увидеть свой дом, свой родной город. Детишек, бегающих вокруг, крики торговцев на площади. Вечернюю тишину засыпающего города. Сияющие звезды. Синее небо над головой. Теплый чай со сладостями. Игривые споры с отцом. Чистое бельё на кровати. Медленно поднимающееся солнце на рассвете.

Ей хотелось снова жить.

Именно тогда, посреди поля, к ней незаметно подобралась Мария. В отличие от Софии, ей не хотелось жить. Она бы с легкостью обменялась местами с Галахадом. Но никто не дал ей право выбирать. Мария злилась и тосковала. У неё снова всё забрали, пока она стояла и смотрела как это делают.

– У вас получилось! – провозгласила София с чувством огромного облегчения на плечах, – как⁈

– Галахад убил дракона, – Мария поняла, что если она захочет и дальше произносить имя рыцаря, ей придется привыкнуть к боли в сердце, – он убил «Неведомого» и отправился по ту сторону вместе с ним. Всё кончено.

#

Медленно, но верно, солдаты подбирались к столу, за которым сидел Жанпольд. Пока один из солдат не стал подбираться настолько медленно, что второй солдат вышел в лидирующую позицию и, казалось, стал единственным и главным инициатором затеи разбудить пьяного мэра. Оба солдата полностью остановились. Поскольку говорить, даже шепотом, было бы слишком громко для пьяных ушей мэра, ничего лучше, чем злобно пялится друг на друга они не придумали. Тут старая горничная не выдержала и громко, отчетливо вздохнула от недовольства и трусости солдат. Все замерли. Внимание обращено на мэра. Казалось, что всё обошлось. Хотелось выдохнуть, хотя бы тихонько, но досадная мысль, что на самом деле они и пришли сюда, чтобы он проснулся, дошла до них и тоже огорчила.

Только богу могло быть известно, сколько ещё в этой комнате стояли бы в тишине и недвижно, не случись следующего. Каким-то чудом, словно почувствовав рядом родную кровь, Жанпольд проснулся сам. Сначала задвигал руками, затем поёрзал ногами и наконец, раскрыл глаза, поднимая голову с тарелки с курицей. От неожиданности, что вокруг столько людей, он икнул и дернулся назад, растопырил руки в сторону, будто к чему-то готовясь. Солдаты приняли стойку смирно и пытались смотреть куда-то вдаль, надеясь, что спросят не их, а кого-то другого.

Жанпольд перевел взгляд на горничных. Они стояли, опустив головы. Добиться от них чего-либо было трудно, если это не касается уборки посуды и расстилки белья. Все они трепетали и боялись мэра. Боялись потерять работу. Тогда Жанпольд, наконец, увидел Марию. И сначала не совсем её узнал или скорее не поверил, что узнал. Подумал, что какая-то шарлатанка пришла выдавать себя за путешественницу в Воларис. Он злостно на неё посмотрел. Прямиком Марии в глаза. На что так ответила таким же стальным взглядом, хоть чуть и уставшим. Взглядом непоколебимым, коих не увидишь часто и только у великих людей. Не зная, что и думать о таком, Жанпольд перешел на последнего человека, находящегося в комнате. То была женщина, бледная и худощавая. В знакомых одеждах, но в старых и кажущихся, даже для такой худой особы, маленькими. В волосах её грязь, как и на щеках. Волосы взбились в комок, да так, что и не сказать сразу, что это девушка. Только знакомость лица, его теплота, помогали понять, что перед ним женщина, а не худощавый высокий подросток. Жанпольд не мог свести глаз с неё. С этой женщины. Он хотел что-то ей сказать, но с удивлением обнаружил отсутствие слов, мыслей в голове и даже способности открыть рот. Он сидел неподвижно, смотрел на Софию, а она смотрела на него, находясь точно в таком же оцепенении. А солдатам и горничным не оставалось ничего другого, кроме как притвориться, что ими тоже овладело это чувство.

Мария осмотрела обездвиженные лица, на чьём фоне, казалось, она двигается даже слишком вызывающе. Под её ногами громко, в сравнении с тишиной, заскрипел пол. До этого в комнате можно было услышать, как плавиться воск горящих свечей на столе, теперь же Мария перебивала все звуки своими действиями. Она прошла к столу и села на свободный стул справа от него, неподалеку от мэра. Посередине стола, в большой тарелке лежало пол туши жареной курицы. Мария подвинула её к себе за неимением собственной тарелке и вырвала из бедной птицы аппетитный кусок ноги. Бледными губами она впилась в жирное мясо, цепляясь зубами за корочку, и потянула на себя. После первого укуса аппетит усилился, Мария жадно набрасывалась на кусок мяса снова и снова пока не осталась одна кость, которую она бросила на стол. Затем, завидев из питья ничего кроме кувшина с вином, она одной рукой схватилась за него, а другой нашла стакан. Налила себе пол стакана и выпила с трех глотком, не обращая внимания на алкогольную горечь, что она чувствует впервые в жизни. Поставив стакан, Мария успокоилась. Сделала несколько удовлетворенных вдохов и выдохов. Остальные смотрели на неё в ужасающем шоке, будто она сотворила что-то непростительное даже перед богами. Кроме Жанпольда, он посмотрел на неё понимающе и вскоре проговорил:

– Прошу простить моё гостеприимство, – голос его дрожал, даже при том, что он старался говорить тихо, пряча чувства. – Прошу, садитесь, – Жанпольд резко встал со стула, впиваясь руками в стол для должного баланса и продолжил, обращаясь глазами то к Софии, то к Марии, – курица свежая, вино хорошее, сейчас вам будет и хлеб. Клара, сходи, пожалуйста. Остальные свободны.

Солдаты выбежали быстрее старой горничной, хоть та и была ближе к выходу.

София была осторожной в каждом своём шаге. Подходя к столу, она до сих пор не верила, что смогла вернуться домой. Что это всё не сон, который закончиться тем, как она проснется в храме Волариса. Совершенно одна и в полнейшей темноте. И эта осторожность в каждом действии, в каждом шаге – было страхом сделать что-то неверно и развалить, как собранную мозаику, весь этот день и нынешний вечер.

Жанпольд, её отец, словно почувствовал её скованность и испуганность, обогнул стол и остановился в метре от неё. Его неожиданно сковало тоже чувство. Что дочь не реальна и здесь не находиться. Он развернулся к своему месту, сделал несколько шагов к нему, достаточно чтобы протянуть руку и схватиться за свою тарелку с изрезанной курицей, взял её, снова развернулся и поставил напротив стула, на который должна сесть София.

– Ты будешь вино или воды принести? – сказал он вежливо, почти ласково и без единого намека на бутылку выпитого ранее рома.

София приподняла руку, в сторону отца, и не поднимая на него взгляда, тихо ответила.

– Воды будет достаточно.

На столе воды не было, только вино. Тогда Жанпольд, не дожидаясь Клары, и сам вышел из комнаты, одновременно с этим давая себе передышку.

София почувствовала свободу. Ей стало легче управлять своим телом. Она смогла сесть на стул и даже подвинуть к себе тарелку поближе. Она посмотрела на Марию. Та посмотрела на неё в ответ. Уставшая, засыпающая на ходу, девочка больше была похожа на призрак. А вино и большая куриная ножка, еще сильнее повлияли на её желание спать.

– Мы можем поделить тарелку, подвинься ближе, – сказала София.

Мария не успела ответить. В комнату зашла Клара с хлебом и с еще двумя тарелками.

– Я вижу господин мэр отдал тебе свою, – обратилась она к Софии, – значит, будет запасная, – она поставила одну тарелку на против Марии, а другую посредине стола.

Вернулся Жанпольд с графином воды и двумя стаканами.

– Мария, тебе налить?

Он поставил два стакана и, не дожидаясь ответа, заполнил их водой почти доверху. Мария схватила свой стакан и стала пить. Пока не кончилась вода. Оторвала стакан от губ и посмотрела на Жанпольда.

– Спасибо.

– Нет. Тебе спасибо. Ты спасла мою дочь.

Жанпольд подвинул стакан с водой к Софии. Она подняла голову и посмотрела на отца. На его лицо полное благодарности и счастья. Он не улыбался, но она понимала. Помнила этот взгляд, полный любви.

– Прости, что я убежала.

– Ты здесь сейчас. Вот, что действительно важно.

София кивнула и поднесла к губам стакан. Жанпольд смотрел как, она пьёт воду.

– Я искал везде. Но я не мог отправить людей в Воларис, – сказал он когда София допила, – боялся отправиться туда сам.

София опустила голову к тарелке. Взяла вилку и ткнула в кусок курицы.

– И правильно. На мне уже достаточно смертей.

Жанпольд положил руку на плечо Софии. Она вздрогнула. Продолжила есть. Пока слезы не закапали на тарелку и жевать стало тяжелее.

– Всё в порядке, ты дома, – Жанпольд встал на колени перед её стулом и стал гладить дочь по голове, повторяя одно – «Всё в порядке, ты дома, ты вернулась».

София бросила вилку и обхватила лицо ладонями. Затряслась от раздирающей печали и выходящих слёз. Отец попытался унять её дрожь, обхватил крепко руками и прижал к себе.

Глава тридцать вторая

В первую ночь Мария была настолько уставшей, что это мешало ей спать. Столько накопленной тревоги, столько сменяющих друг друга мыслей душили её, лежащую под одеялом и пытающуюся уйти из этого мира хотя бы на ночь. Она вертелась вокруг себя, крутила головой и никак не могла заставить сердце не давить на неё так сильно. Туда словно воткнули гвоздь. Она могла почувствовать его очертания, как он не позволяет расслабить мысли. Бесконечная тупая боль, усиливающаяся при мысли о Галахаде. О человеке, что пожертвовал собой ради неё.

Когда-то этой ночью, ей всё же удалось уснуть. Ей ничего не снилось. Она пропала в тьме, пропали её мысли и от того, когда она проснулась по утру, ей стало еще хуже. Боль тут же, почувствовав пробуждение, вцепилась с новой силой, представляя перед глазами лицо Галахада и забивая голову мыслями о нём и о его самопожертвовании. Мария даже не чувствовала себя отдохнувшей и не могла противостоять боли. Она снова вся ей отдалась, беспомощно вздыхая.

Хоть она не была отдохнувшей, спать ей тоже не хотелось, или она не могла. Пришлось встать. Её уложили на диван, в той же комнате, когда она впервые попала в этот город с Галахадом. За дверью топот горничных, проходящий туда-сюда. Они к чему-то готовились. Или бегали передавали сплетни. О том, что вернулась дочь мэра, о том, что она вернулась из Волариса. О Марии же все быстро позабыли. По крайней мере, ей так казалось. В прошлый раз её разбудила Клара. И тогда солнце было ниже. Сейчас же, время близится к обеду, а к ней так никто и не зашёл.

Мария взяла свою грязную одежду со стула: штаны, рубаху и темную курточку. Пояс с двумя клинками. Оделась.

Она не боялась ходить по особняку без разрешения, впрочем, как и в предыдущий раз. Она вышла из комнаты, прошлась по длинному коридору до лестницы, спустилась на первый этаж. Здесь она не могла не заметить горничных, бегающий в разные стороны по разным делам. Кто-то ходил с посудой, кто-то пробегал с маленькими баночками в руках. Это могли быть приправы или особые травы для трапезы. Другие таскали стулья. Некоторые бегали с тряпками и протирали всё вокруг. Мария прошла в комнату, куда постоянно заходили и откуда постоянно выходили горничные. Это был обеденный зал, с длинным столом посередине, рассчитанный, если учесть стулья и тарелки, примерно на десять человек. Впрочем, самой еды на столе не было, поэтому Мария не стала болтаться под ногами горничных и вышла во двор. Затем, пройдя через ворота у особняка, она оказалась на оживленной улице города. Поскольку особняк мэра, стоял довольно близко к главной площади, Мария туда и направилась.

Она не могла точно определить зачем ей туда понадобилось, но ей хотелось пойти куда-нибудь, делать что-нибудь. И хоть на какое-то время отвлечься от мыслей.

Но на главной площади, в самый разгар торговли, шума и вони от весящей на прилавках рыбы и разделанного мяса, Марии стало душно и не по себе. Ей хотелось пройтись по городу, посмотреть на людей, увлеченных рутиной, но вместо этого она нашла себя на задворках, в одном из переулков, по которым бегают крысы, что прячутся так же, как она. А люди, с их дневными обычаями с их вежливыми улыбками и заботами были ей чужеродны. Она не могла понять, как они могут так жить. С такими ужасами вокруг. С той болью, что может чувствовать человек. Значит, они наверняка не знают. Должны не знать. Как бездонно бывает боль от потери любимого человека. Или знают, но врут себе. Живут в обмане, будто в пузыре. А может и вовсе – никого так не любили и не полюбят. Ведь из всей толпы на главной площади, в проигрыше только она. Дура – только она. С болью, что некуда деть. От неё не избавиться и не забыть. Нельзя вернуться обратно, стать той, какой она была до встречи с Галахадом, до путешествия в Воларис. До того, как единственный человек, который понимал её, уважал и по-отцовски любил, не пожертвовал собой, доказывая ту самую любовь.

Мария так и не вернулась на площадь. Даже не осмелилась подумать о возвращении. От одной мысли о тех людях и запахах, ей становилось тошно. Она вернулась переулками к особняку.

#

София переступала с ноги на ногу. Также, она смотрела на этот процесс. Её обувь запылилась, пока она шла несколько кварталов от особняка отца. Это были самые быстрые несколько кварталов в её жизни. Она почти не заметила, как они промелькнули перед её глаза, удалились прочь, оставив наедине с одной только дверью, что перед глазами. Казалось, она постучала в эту дверь вечность назад, но когда её открыли, София хотела иметь в запасе еще несколько вечностей. Стареющий мужчина, но ещё не старый, не узнал её. А София, даже спустя столько лет, смогла разглядеть в нём сходство с одним из мальчишек, что отправился с ней в Воларис и как большинство, там и остался.

– Вам чем-то помочь? – сказал мужчина, с интонацией слишком доброй и располагающей.

– Я знала вашего сына, Генриха. И я знаю, что с ним случилось.

Ничего доброго и располагающего не осталось на лице мужчины.

– Что вам нужно? – твердо спросил он, – если вы хотите что-то мне продать, используя моего сына…

– Нет, нет, что вы, – замахала руками София, будто сметая его слова и мысли, – я дочь мэра. Та самая, что увела вашего сына!

Оба затихли. Отец Генриха от шока, София от стыда и признания.

Шок закончился раньше, от того мужчина заговорил первым.

– София? Что случилось? Как…он действительно мёртв, мой мальчик?

София кивнула, подтверждая, что всё правда. Затем, ей хотелось всё объяснить, рассказать, как это произошло, рассказать про Воларис. Она хотела обдумать каждое слово. Но когда огромный комок печали подбирался к горлу, когда слёзы проступали на глазах, всему плану пришел конец.

– Я убила их. Германа и Артура, я их уговорила! И мы отправились в Воларис! – София говорила громко, сквозь слёзы, – Они были мертвы в мгновение. Я видела их лица! Их бездушные тела…

Больше говорить не было сил, её колени задрожали, она вот-вот упадёт. Отец Генриха успел её подхватить, и София расклеилась совсем. Она сказала, что смогла, да и черт с ним, волны раздирающей печали были слишком большие, чтобы им противостоять. София рыдала в объятиях отца Генриха. Впервые она позволила себе полностью, со всей силой, принять вину за смерть двух мальчиков.

Она просидела у отца Генриха с получаса. После того как всё слезы вышли из неё, они уселись за столом, где София, собрав последние силы, стала рассказывать в общих деталях о том, что же произошло в Воларисе. Отец Генриха внимательно её слушал, не перебивая, задав лишь один вопрос в самом конце «Мучился ли его сын в последние мгновенья?». София ответила, что не мучился, сама не зная, насколько это могло быть правдой.

– А где родители Артура? – спросила она напоследок, когда стояла у двери и обувалась. – Мой отец сказал мне, что давно их не видел. Они уехали?

– Через пару лет после пропажи, да. Не могли оставаться дома, многое им напоминало о сыне.

– Если когда-то их увидите, расскажите то, что услышали от меня. А лучше скажите, что я их всегда буду ждать.

Отец Генриха взял Софию за руки и улыбнувшись, насколько ему могла позволить печаль, сказал:

– Это не твоя вина. Они могли остановиться. Могли не идти за тобой. Это было их решение.

Когда София попрощалась с отцом Генриха, когда вышла из его дома, ей стало так же тошно, как и до встречи с ним. Он её не понял. Это не было их решение. Она их использовала. Она разглядела их слабость: чувства к ней. И она надавила на них. Использовала, использовала, использовала! А они за это умерли. Два мальчика с черными пустыми глазницами. Добрых, красивых. И ничего ей не осталось, кроме как плакать за них, помнить какими они были с ней. Как смеялись. Как смотрели на неё блестящими глазами. Пустыми…чёрными…

Глава тридцать третья

Жанпольд пришел на обед последним. За столом уже сидели все приглашенные. София сидела рядом с его стулом, как и Мария. Обе выглядели ужасно, с красными глазами, особенно выделяющимися на их бледных лицах. Далее, слева от стола сидели советник казны Владимир, военный советник Николай, справа от стола – два летописца. А на последних трёх стульях расположились представители академии чародеев. Хельмут и еще два неизвестных.

Жанпольд сел за стол. Горничным был подан сигнал нести еду и вскоре сидячие приступили к трапезе. После неё, когда все были сытые, летописцы приступили к своей работе. Задавали вопросы. Спрашивали у Марии и у Софии о Воларисе. О том, как и почему туда попали, какие пережили невзгоды. Что именно они видели.

Когда летописцем было что-то непонятно, Хельмут и два других чародея пытались донести мысль, пробовали объяснять те магические явление, о которых им рассказывают. Они так же вели записи, но их вопросы касались лишь магии.

Эти встречи проходили ежедневно на протяжении недели. И последние дни были самыми продуктивными. За это время Мария с Софией смогли хорошо отоспаться и выражали мысли четче, точнее. Описывали события в больших подробностях и были увлечены в разговоре.

По итогу, через неделю у летописцев и чародеев была вся необходимая и даже больше, информация о том, как всё же удалось освободить Воларис. А Мария, хоть и произнесла имя Галахада сотню раз и пережила те события снова, почувствовала себя легче, полностью выговорившись и оставив след её любимого рыцаря в истории.

В последний день, когда чародеи вышли из обеденной комнаты, Жанпольд остановил остальных жестом руки. Он дождался, когда топот чародеев затихнет и заговорил:

– Стоит обсудить ещё кое-что, без лишних ушей.

Мария с Софией привстали, но мэр дал понять, что их присутствие его не сковывает. Они остались на своих местах.

Мэр посмотрел на военного советника Николая:

– Что думаешь?

Николай начал говорить так, будто готовился к этому всю прошедшую неделю.

– Земля ненужной не бывает. Особенно такая. Можно разобрать дома на кирпичи, они пригодятся. Серебро наверняка припрятано в каждом подвале, если повезёт и золото. А казна Волариса, сколько там денег до сих пор неизвестно. Туда можно поселить людей. Пусть отстраивают город заново. Перед нами будто огромный сундук, который полон золота и возможностей, но был заперт до этого времени.

– Если бы я хотел услышать это, обратился бы к советнику казны. Ближе к делу.

Николай кивнул и в ту же минуту помрачнел.

– Рано или поздно все узнают о Воларисе. Об этом огромном куске земли. И хоть король Боромир будет настаивать, что земли находятся рядом с его королевством и это наш рыцарь освободил Воларис, поэтому он должен их и забирать, другие короли вряд ли разделят его точку зрения. Была б земля поменьше, может быть. Но с Воларисом так не пройдёт.

– Да, – выдохнул мэр, – наверняка. Что нам стоит сделать?

– Если Боромир решит отправить войско в Воларис, чтобы поскорее его занять, это будет наше войско, наша армия. Мы оставим Серебрадэн без защиты по приказу короля. Мы можем потерять этот город только потому, что он менее ценен, чем Воларис. В наших интересах убедить Боромира, что не стоит сгоряча занимать Воларис.

– Но, если мы оставим его пустовать, другие короли подумают, что Боромир и сам не верит, что эти земли его, поэтому их не занимает, – ответил мэр.

– И все же, Боромир ближе всего к землям, вот его преимущество – добавил Николай. – Географическое положение никуда не денется.

– Хорошо, – начал мэр, – что если, мы вывезем золото заранее, его большую часть. Никто ж не знает, сколько его там. А потом начнём винить мародеров или магию, или ещё чего.

Своё слово вставил советник казны Владимир:

– Нам нужно золото, да, но ещё больше нам нужна плодотворная земля у реки с проложенными торговыми путями. С казной или без, это ничего не меняет. Столкновение королей не миновать. Вопрос только в том, чем они столкнуться: лбами или словами.

Жанпольд притих. Он хотел услышать от советников что-то ещё. Что-то новое. Необычное решение, которое ему придумать не под силу. Но советники лишь притихли и уставились на мэра.

– Что ж, – подытожил он, – придется мне ехать вместе с Марией. Одного письма будет недостаточно.

– Вместе со мной? – спросила Мария, слегка шокированная. – Я никуда не собираюсь. Я хочу остаться здесь, – её напуганный взгляд перешел на Софию в поисках помощи, но та была так же удивлена и не могла придумать, что сказать.

Жанпольд положил руку на плечо Марии и заговорил понимающе:

– Король захочет увидеть тебя лично. Ты должна будешь рассказать ему о Воларисе. Мы для этого тут и собрались. Ты придешь к нему с летописью. Если у него будут вопросы дополнительные, ты ответишь на них.

– Но…что потом? Что будет со мной потом?

– Я не знаю. Тебя наверняка вознаградят. Речь идет о золоте. Большом количестве золота.

Мария несколько раз кивнула.

– Хорошо, а что потом?

Жанпольд не совсем понял вопроса.

– Не знаю. Что потом? Что в твоем возрасте любят делать с деньгами? Где твоя родня?

– У меня есть мать, но я не хочу к ней возвращаться. А где отец, я без понятия. И вообще, – Мария слегка покраснела, – я думала остаться здесь. С вами. С Софией, с Кларой. Если вы конечно позволите. Я вам заплачу! Вы сами сказали, что у меня будут деньги!

Жанпольд рассмеялся.

– Я не возьму с тебя и монеты! Я в долгу перед тобой навсегда. Поэтому, как только король от тебя всё услышит, мы с теплотой и с большой гордостью примем такого прекрасного человека, как ты.

Мария покраснела настолько, что все это увидели. Жанпольд понял, что нужно спасать девочку и поэтому приказал всем уходить, в конце добавив:

– Выезжаем завтра.

Глава тридцать четвертая

Мария никогда не думала, что вернётся домой. И дело не в том, что она не верила в Галахада и приготовилась к смерти. Нет. Она знала, что даже если выживет, то ничего её дома не ждет. Никто не ждет. Она хотела бы отправиться с Галахадом куда-нибудь. В какое-нибудь путешествие. Не такое опасное, а наполненное авантюрами и смехом. Они бы ночевали в тавернах, днем помогали прохожим на пути. Как тому пирату Измаилу и девушке Руфь, что они встретили на пляже. Кто же мог знать, что то небольшое приключение, та история о пирате, который изменился ради девушки, будет единственным воспоминание Марии, когда Галахад не ставил на кон свою жизнь, когда он мог расслабиться и почувствовать себя человеком, а не великим рыцарем, который должен всем и каждому на своём пути.