Текст книги "Смерть Рыцаря (СИ)"

Автор книги: Александр Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

На центральной площади, куда они вышли, был подготовлен круглый стол и несколько стульев вокруг него. Для короля с королевой, их сына и для самого Галахада.

– Присаживайся, – сказал король.

Галахад сел первым. Ближе всего к нему сели: с правой стороны – Яков, с левой Леонард. Мария села напротив него.

– Как бы нам хотелось не торопиться с тобой, но мы не знаем, сколько времени у нас есть. Поэтому будем говорить прямо и кратко, – сказал король.

Его улыбчивость сменилась тревожностью. Как не странно, именно это успокоило Галахада.

Король продолжил:

– Даже если Гатаноа действительно умер, остался вопрос – что будет с нами?

– Скажи нам, – подхватил Леонард у отца, – ты хочешь нам помочь?

– Помочь в чём? Я так понимаю, что застрял здесь вместе с вами.

– Нет, – ответила Мария, – внутри тебя душа дракона. И ты попал сюда не как часть магии Гатаноа. Ты здесь ненадолго. Сам факт, что ты здесь – чудо.

– Откуда вы всё это знаете?

– Части наших душ находятся здесь с самого начала. Мы понимаем это место, чувствуем его правила. И мы их принимаем, – Мария посмотрела на Галахада с мольбой не задавать вопросы, а слушать и попытаться помочь.

– Что вам нужно?

– Мы хотим, чтобы ты убил своего короля.

– Боромира? – Галахад откинулся на спинку стула. – Он тут причём? – это просьба казалась настолько абсурдной, что он не воспринял её всерьёз.

– Как я уже говорил, – сказал Леонард, – королевские души имеют особую ценность, они стоят больше. Намного больше. На такую одну душу приходятся тысячи простых душ.

– Почему? Как ценность души может отличаться?

– Её ценность для древней магии мёртвых зависит от родословной. Предки королей имеют наивысшую ценность для такой магии, оттого ей и можно разменивать тысячи душ.

Галахад наклонился ближе к столу. Он начинал понимать.

– И вы хотите обменять душу Боромира на души горожан Волариса?

– Да! – Яков стукнул кулаком по столу, – мы хотим спасти хоть кого-то.

– Мы вернем тебя туда, наверх, – сказал Леонард, чувствуя, как Галахад поддается под просьбу, – ненадолго, может на месяц-два. С помощью души дракона, что внутри тебя, мы сможем это сделать. Этого должно хватить, чтобы добраться до Короля. Но только если ты выдвинешься сразу в ближайшее королевство. В королевство Боромира.

– Мы просим тебя, – сказала Мария. – Помоги простым людям. Они ни в чём не виноваты. Помоги детям, матерям.

Галахад снова откинулся на спинку стула и тяжело вздохнул. Он осмотрел каждого из сидячих долгим, угрюмым взглядом. На их лицах, преисполненных мольбой, он видел отражение того, что уже видел раньше. Каждый раз, когда кто-то в беде, эти лица бежали к нему, просили о помощи, взывали к его рыцарству. Пользовались им. А он слушал, сострадательно кивал и шёл убивать. Из раза в раз.

Головы сидящих поднялись на него, теперь уже полные надежды. Сейчас великий рыцарь что-то скажет. Они облегчённо вздохнут, улыбнутся и отправят его убивать. Так было всегда.

Но в этот раз всё было иначе. Галахад встал, и в его глазах читалась решимость. Он больше не хотел быть орудием в чужих руках. Не хотел идти на поводу у тех, кто использует его для достижения своих целей. Он принял решение, которое изменит его жизнь навсегда.

Галахад аккуратно положил на стол и обратился к сидящим:

– Я убил дракона этим мечом. Когда я здесь очнулся, видел, как в небе летают драконы. Вы можете убить одного из них, забрать его душу и отправить любого, чтобы убить короля. А я с этим покончил. Покончил с подвигами, с рыцарством. Я отдал за это свою жизнь и не стану проливать больше крови.

– Но только у тебя есть талант, мастерство! – просительно сказала королева, – мы…

– Король Яков обладает тем же талантом, даже больше.

– Но его душа слишком ценна…– перебил Леонард.

– Он не может отправиться наверх, но может убить дракона, находящегося здесь, – в отместку перебил Галахад.

– Но как же король, его стража…

– Его стража расступиться, стоит человеку сказать, что он из Волариса. Используйте секреты королевства, приблизьтесь к королю, дайте ему горы знаний, и он подпустить вас на расстояние шага. Это всё что вам нужно…Кроме того, у вас здесь наверняка есть пара наёмников высшего класса. Циркачи с длинными руками, способные карабкаться по стенам.

Сидящие потеряли дар речи. Они смотрели на рыцаря, загораживающего солнце и оттого почти светящегося. Он должен был помочь им. Так зачем отказывает?

– Ты не можешь просто так сдаться, – сказала Мария, не веря происходящему, – великие рыцари не сдаются. Никогда. Даже после смерти. Что ты делаешь?

Галахад посмотрел на королеву. На мгновенье он увидел в ней ту тринадцатилетнюю девочку, из-за которой он оказался тут.

– Я сделал достаточно за свою рыцарскую жизнь. Только и делал, что убивал ради королей по их приказам. Я видел лица людей на конце своего меча, не понимающих за что им такое уготовано. Я убивал, убивал, убивал. Всё ради кого-то. Как…эх, «рыцарь», само слово – всего лишь помпезный способ назвать наёмного убийцу. Теперь я это вижу. И если моё последнее деяние – отказать в убийстве – я хоть чему-то научился под конец. Поумнел.

– Галахад, – начал Яков, – ты спасёшь тысячи, как ты не понимаешь? Сможешь искупить прошлые убийства!

– Совершив ещё одно? «Спасешь тысячи» – да, что-то подобное я говорил себе по ночам в подушку. Нет. Я не буду просить прощения. Не буду больше оправдываться.

Галахад положил руку на грудь и слегка поклонился. В последний раз взглянул каждому сидящему в глаза, показывая, что он не стыдиться своего решения и полностью в нём уверен. Горожане не стали ему мешать, когда он пошел к выходу.

Проходя мимо домов Волариса, Галахад любовался ими. Любовался чистым голубым небом. Ему нравилось, как эта земля его провожает. Таким чудесным пейзажем, какой виделся ему лишь на картинах. У ворот ему стало тяжелее дышать. Душа дракона гасла внутри него. Сломанные рёбра давали о себе знать. Он чувствовал, как они проткнули его сердце и легкие. Но ему не было больно. Физически он ничего не чувствовал. Душевно – лишь покой. Может быть там, куда он направляется, есть лавка с украшениями посреди улицы, где ждёт его девушка. Молодая, красивая, с прекрасной улыбкой. Может быть в этот раз у них всё получится.

Галахад шёл по полю, покрытому высокой, почти до пояса, травой. Жители Волариса смотрели ему вслед. Рыцарь водил ладонями по траве, пока у него оставались силы. Позже он упал. Его тело скрылось в высокой траве от посторонних глаз. Он лёг на спину, смотрел на голубое небо. «Ни единой тучи» – подумал Галахад, отправляясь домой. В то место, откуда его вырвали, когда он родился.

Глава двадцать девятая

– Я не знаю, господин мэр, – сказал тучный мужчина за столом, ещё более полный, чем Жанпольд, – золота достаточно, это так. Но и горожане не бедствуют. Я считаю, стоит повышать налоги, когда всё хорошо. И повышать по чуть-чуть. Добавим сейчас полсеребренника. Люди вздохнут, но сильно не расстроятся. Господин мэр?

Жанпольд безучастно смотрел в окно. Он слышал всё, что ему говорил советник казны, но надеялся, что если он не будет отвечать, все решат, что он не в духе и не будут лезть с законами, которые ему неприятны. Хотя бы сегодня. Сегодня была годовщина. Десять лет как пропала его дочь.

– Господин мэр?

За столом помимо советника казны сидели ещё летописец и военный советник. Второй был таким же бессмысленным, как и надежда на то, что София ещё жива. Войн не было очень давно.

– Что там с Воларисом? – спросил мэр, всё так же отстранённо смотря в окно.

– А что с ним? – заговорил военный советник. Жанпольд начинал забывать, как звучит голос этого старика.

– Рыцарь уходил туда с девочкой. Совсем недавно. Помните?

– Так я думал, солдаты короля за ними отправились.

Жанпольд понял, что ошибался, когда подумал, что никакие слова сегодня не смогут оторвать его от окна или просто удивить. Он повернул голову к военному советнику. Напряг все мышцы на лице, показывая ненависть к его словам, и ответил для особо одарённых:

– Так мы ж их тела отправили на повозке обратно Боромиру. Ты где был?

– В отпуске.

– Зачем я тебя здесь держу? Напомни мне, военный советник. Помнишь мою дочь? Сколько людей ты отправлял на её поиски? Может тебя отправить, для большей мотивации?

– При всём уважении, господин мэр, мы не искали только в одном месте. По объективным причинам.

– Вот я и спрашиваю, что там с девочкой и тем рыцарем?

Военный советник покорно уставился в стол. Сказать было нечего, как и во все предыдущие разы. Каждый год, в один и тот же день, такой как сейчас, мэр был особенно не в духе. В этот день работа всегда стоит, никакие решения не принимаются.

После заседания королевского совета, советник казны – его звали Владимир и военный советник – Николай, стояли на улице, покуривая самокрутку.

– Зачем ты вообще решил поднят вопрос налогов сегодня? – спросил Николай, явно раздражённый тем, что стал козлом отпущения.

Владимир, огорчённый, что стал причиной раздражений Николая, ответил:

– Хотел его отвлечь как-то. В этот раз он ещё хуже выглядел. А повышение налогов всегда тема острая и требующая полного внимания.

– Что ж, в людях ты смыслишь меньше, чем в деньгах. Единственное, что ему поможет не горевать в этот день – живая дочь, – Владимир бросил бычок и размазал по земле ботинком.

#

Жанпольд заперся у себя в кабинете и не выходил уже давно. Его ужин остыл. Клара заменила свечи в третий раз. Она сидела за столом, уставившись в разделанную курицу на тарелке мэра. Она сама лично её разделала. Потом, через некоторое время, разделала ещё больше. Затем еще раз. Именно после третей разделки бедной курицы, Клара поняла, что по-особенному сегодня взволнована. Её пугает закрытая дверь кабинета мэра. Её пугает этот проклятый день. Она не могла представить, как это должно быть тяжело – не видеть свою дочь столько лет. Не знать, жива ли она.

Клара взяла в руки нож и вилку, подошла к разделанной курице, прекрасно понимая, что резать уже нечего. Блюдо, приготовленное для мэра, теперь походило на кашу для беззубого старика. И несмотря на это, ей ничего не оставалось делать. Её руки тряслись, подбираясь к тарелке. Сегодня был особенный день, и Кларе это нужно: как-то себя успокоить, поддаться импульсу, раствориться в тревоге. Тарелка заскрипела под напором ножа.

– Клара?

Жанпольд стоял в дверном проеме. Он явно не рассчитывал здесь так поздно кого-то увидеть.

Клара дёрнулась и сделала несколько шагов назад, будто её поймали с поличным.

– Извините, господин мэр. Я вам ужин подготавливаю.

Жанпольд зашагал к столу. Клара поняла насколько он был пьян.

– Я знаю, какой сегодня плохой день для вас, – попыталась она оправдать мэра в его и своих глазах.

Жанпольд добрался до стола и опустил на него руки. Еще несколько шагов без опоры, и он бы наверняка лежал на полу лицом вниз.

– Скажи мне, – начал он, не поднимая головы, – я плохой человек?

– Нет.

Жанпольд не оценил ответ. Он ничего не сказал, но по его вздохам можно было определить недовольство. Опираясь на стол, он дошел до своего стула и сел напротив тарелки с едой, нарезанной в четыре раза. Клара поклонилась мэру и поспешила выйти из комнаты.

– Стой, – сказал он ей, когда она была у порога.

Клара обернулась.

– Да, господин мэр, – она могла отчетливо рассмотреть его лицо, смотрящее на неё.

– Как это выходит, что тринадцатилетняя девочка смелее всех нас?

– Вы говорите о Марии?

– Чтобы спасти свою жизнь, она отправилась в Воларис. А я боюсь за свою шкуру. Считаю её ценней жизни моей дочери.

– На ваших плечах целых город. Вы не можете так просто взять и отправиться туда на поиски вашей дочери.

– Когда я увижу свою дочь…после смерти, – мысль о том, что он не увидит Софию при жизни, болезненно отозвалась на его лице, в его красных глазах, – что я ей скажу? Посчитает ли она мои оправдания достаточным основанием, чтобы бросить свою маленькую девочку в объятия смерти и даже не попытаться что-то сделать с Воларисом? Как я буду смотреть ей в глаза?

– Мне жаль, – голос Клары задрожал. Еще несколько слов и она расплачется на месте, – простите меня.

Клара исчезла в темноте коридора. Её быстрые шаги затихали вдали.

Тем временем, пока мэр тыкал вилкой в маленькие кусочки курицы, к городу подходили два человека. Изнуренные пешим путешествием и сном на холодной земле. София пыталась оберегать Марию: оставляла больше еды, дольше сторожила ночлег. Ведь девочка не умела стрелять из лука, а клинки, что дал ей Галахад, ею ни разу не были применены. Софии было тяжело присматривать за другим человеком на таком длинном пути. Она еле могла присмотреть за собой.

Спустя десять лет она впервые почувствовала голод, желание спать. Но кроме того, в ней появилась что-то более важное. То, что она думала потеряла навсегда. Надежда на жизнь. Столько эмоций нахлынуло на неё в связи с этим открытием. Эта надежда была как первая кружка эля для алкоголика. Она потеряла контроль над собой, над своими мыслями.

Мария никогда не чувствовала столько тревоги. Галахад давал ей безопасность. Даже в Воларисе. Какими бы безумными не были обстоятельства, она всегда могла положится на своего рыцаря. Но теперь он сгинул, словно оставил на морозе без одежды.

По ночам, пока София ходила по округе, высматривая дикий животных, чтобы отпугнуть их или убить для пропитания, Мария лежала на траве и тихонько шептала сама себе. Галахад оставил ей свою душу. Это единственное, что у неё осталось. Даже своей души, как она считала, у неё нет. Она шептала сама себе, пытаясь связаться с Галахадом. Он должен был быть там, внутри неё. Там, где была её душа. Так почему она его не слышит?

Дорога тяготила. Острая боль в сердце от потери друга истощала. Это было похоже на пытку. Первые дни, когда путь только начинался и было полно физический сил, болело сердце. Шли недели и боль сердечная утихала. Но взамен её пришла усталость, которую она даже не могла представить. У них не было лошади, им приходилось идти пока ноги слушались. К вечеру они падали без сил. К тому же, нельзя было надеяться на встречу с прохожими. В сторону Волариса никто не ходил. Весь путь до Серебрадэна им пришлось пройти самим.

У ворот в город их остановила стража. Двое солдат прекрасно понимали, что пускать двух незнакомок посреди ночи, бледных и дрожащих, не к добру. Неизвестно, от чего они так ужасно выглядят. Последнее, что нужно городу – это чума.

– Доктор осмотрит вас поутру, в город нельзя, – безукоризненно сказал стражник.

– Прошу, нам бы кровать, – еле держась на ногах, сказала София.

– Позовите мэра, – сказала Мария. Её еле услышали, хоть она и пыталась из последних сил говорить погромче, – скажите, что вернулась Мария, та что была с рыцарем. И вместе с ней пришла его дочь, он поймет.

На солдат это произвело совсем не тот эффект, которого она ожидала.

– Ты решила дочь мэра использовать в годовщину её пропажи? Совсем стыда нету? – обозлились они, – а ну пошли отсюда!

– Возьми свой чёртов факел и посмотри на неё еще раз! – уверенно крикнула Мария громче, чем когда-либо.

Солдаты засуетились, словно им отдал приказ старший по званию. Оба подвели факел к бледному лицу Софии.

– Вроде похожа, – ответил первый, – но я мэра вблизи давно не видел.

– Вот именно, – сказал второй, – нам почем знать.

– Вы действительно хотите развернуть дочь мэра в годовщину её пропажи? Подумайте хорошенько, – сказала Мария, удивляясь своей собственной уверенности.

Солдаты прикинули последствия этого и последствия чумы. Они посовещались и приняли решения послать за кем-то из особняка, кто помнит, как выглядит дочь мэра.

Смелости разбудить советника войны или советника казны солдатам не хватило. К их большому сожалению, те спокойно спали у себя в комнатах, не подозревая о возможной благодарности и вечной снисходительности.

Солдаты подняли одну из самых старых горничных. Одну из тех, кто гонял маленькую Софию ночью по коридорам особняка, заставляя идти спать. Солдаты даже не стали спрашивать её имени. Они подняли её с кровати, дали немного времени, чтобы приодеться, и повели к воротам. Из-за такой необычной суматохи, многие горничные также проснулись. Но им не было дела до солдат: они повернулись на другой бок и спали дальше. Все кроме одной…

Клара, двигаясь посреди ночи между переулками на ощупь, скрывалась от солдат и шла за ними. Она не могла поверить, что правильно их расслышала. Дочь мэра? Здесь? Живая? Если это действительно так, это может значить только одно – Галахаду и Марии это удалось. Они освободили Воларис. Спасли его. Её сердце билось быстро от этой мысли. От того ужаса, что пережили эти двое. Что с ними будет теперь?

Клара подобралась настолько близко, насколько смогла. Она видела силуэты за воротами и слышала голоса. Она увидела тощую девчонку высокого роста. Это явно была не Мария. Значит, это должна быть предполагаемая дочь мэра. Да, так и есть. Старая горничная стала рассматривать именно эту девчонку. Два солдата подвели факел к её лицу. Сложно было понять, говорит ли что-то горничная или нет. Головой она не мотала, но и не кивала. Будто замерла. Солдаты тоже замерли рядом с ней.

#

– Ну так что? Это она? – спросил солдат справа от горничной. Спросил очень близко, почти на ухо.

– Сложно сказать, – горничная прищурилась, – я никогда не видела дочь мэра такой бледной и дрожащей. С синими губами и огромными мешками под глазами, как у этой. Да и было это десять лет назад. У меня память на лица…

– Думайте! – сказала солдат справа, теперь двигая факел в сторону горничной, а не Софии, – если вы скажете, что это не она, а окажется, что это она, мы упустим такое похвалу! Монеты, а может быть даже землю и дом!

– А может и она, – закивала горничная, притворно задумавшись.

Солдат слева заговорил:

– А если вы скажете, что это она и мы поведём её к мэру и представим, как давно утерянную дочь, только чтобы посыпать соль на рану и разбить возрождённую надежду – то место нам на плахе. Всем пятерым. Два солдата, горничная, лже-дочь и эта девчонка, что с ней.

Горничная представила себя без головы, на плахе. Да еще и за такую глупость. Язык ей бы держать за зубами и не надеяться на старческую память.

– Тогда… – горничная замешкалась, еще раз посмотрела на Софию, – тогда это невозможно определить. Когда она в таком состоянии. Дайте ей воды, еды и мягкую кровать. Что тут думать. Если это дочь мэра, то вы всё сделали правильно. За осторожность вас на плаху не поведут. Если это не дочь мэра – в худшем случае вы поможете бедной девушке.

– А что если болезнь какая разнесётся из-за них?

На этот вопрос горничная не могла ответить. Моральные дилеммы в её профессии встретишь не часто. Если она и знала, как принимать решения и мириться с подобными последствиями, то давно забыла за ненадобностью.

– Мы не больны! – воскликнула Мария, как только поняла, что план солдат по определению родства Софии с Жанпольдом не сработал, – мы шли две недели на своих ногах. Ели только белок, спали на холодной земле. Чудо, что мы живы.

Один из солдат приподнял факел и выставил впереди себя. Он смотрел в ту сторону, откуда пришли Мария с Софией.

– В той стороне ничего нет. Откуда вы шли столько дней?

– Вы знаете откуда. Там только одно место.

– Ты та девочка, – горничная начала вспоминать, – та девочка с рыцарем. С Галахадом.

Марии захотелось заплакать, услышав это имя. Или упасть на траву. Но точно не объяснять этим идиотам, что произошло.

– Да. Я та девочка с рыцарем, – еле выдавила она из себя. Ком стоял в горле, – Галах…кхм, этот рыцарь спас меня, спас Софию, освободил Воларис от страшного бога. И теперь, за это он…– слезы покапали из глаз, спускались по щекам на губы. Мария вздохнула. Она не может развалиться сейчас. Когда при людях, когда рассказывает о его подвиге. Он этого не заслуживает. Он заслуживает признания. Каждый должен узнать, что он сделал. Узнать от неё. От отчетливого, громко, без дрожи, без сожалений, без слёз. Как есть, как должно быть. Как о подвигах рассказывают барды и как пишут летописцы. Наконец, собравшись после глубоких вдохов и выдохов, Мария продолжила, – он умер за это. Умер, чтобы спасти нас всех. Чтобы освободить короля Якова и королеву Марию. Он сразился с драконом. Он его победил! Он поглотил душу дракона, чтобы убить бога, чтобы отправить его обратно! Туда, где ему место!

Именно тогда Клара всё поняла. Воларис освобождён от невиданной напасти. Мария вернулась обратно. Без своего рыцаря, но с дочерью мэра.

Клара не стала дожидаться, какое решение примут солдаты и побежала к ним. Она кричала настолько громко, насколько могла. Кричала о том, что знает, признаёт в этой девочке именно Марию и что с ней действительно может быть София.

Глава тридцатая

В гостиную поочередно заходили люди. Солдаты были первыми. Они шагали тише всех, почти на цыпочках. Только не понятно было зачем, если они пришлю сюда ради одного – разбудить мэра, спящего в тарелке со своим ужином.

После солдат в комнату заходила Клара со старой горничной, а в последнюю очередь Мария с Софией. Такая очередность была не случайной. Солдаты шли впереди с самых ворот, как бы ведя за собой гостей. Старой горничной хотелось поскорее вернуться в кровать, но идти впереди солдат не дозволено. Поэтому она заняла первое место сразу после них.

Клара не знала с кем ей идти рядом, поэтому шла одновременно рядом с горничной и Марией. Они почти не обмолвились словами, лишь поздоровались. Клара хотела многое спросить, разузнать у девочки, но та выглядела настолько уставшей, что она боялась, как бы разговор не забрал последние силы.

Мария шла предпоследней по двум причинам: от усталости и безразличия. Она даже не замечала, что предпоследняя в ряду, а даже если захотела бы кого обогнать – в нынешнем состоянии не годилась и в подмётки старой горничной.

Оставалась София. На собственное удивление, столь долгожданное возвращение в Серебрадэн вдохнуло в неё жизнь. Она и думать не могла, что в ней оставалось столько сил. Так почему же она шла позади всех? Ей самой хотелось полагать, что она тем самым не оставляет Марию позади. Вот кто точно не должен идти последним. Но когда они подошли к гостиной, где спал отец, всё встало на свои места. Не город вдохнул в неё в жизнь, а страх и волнение перед встречей с отцом. Она покинула его десять лет назад, не оставив после себя ничего, кроме записки! Какой же дурой она была! Глупой, молодой, наивной девчонкой. Эх, если бы она знала, что её ждет! Как ей могло взбрести такое в голову! Отправиться в Воларис! Она хорошо помнит тот день. Ей наскучила жизнь, наскучил быт. Она сидела во дворе с друзьями. Их было двое – два молодых паренька. Оба мило краснели при длительном взгляде, не ровно дышали по ней. Она этим воспользовалась. Рассказывала о том, как ей хочется посмотреть мир, увидеть дорогу. Посмотреть на Воларис. Столько она слышала о его былом величии! Парни не были столь захвачены подобными мыслями, но один другому об этом не мог признаться. Чтобы не быть занудами, чтобы попробовать покорить её сердце, они тут же на перебой рассказывали, что один смелее другого, который в свою очередь смелее первого и так далее.

Все эти идеи о Воларисе могли быть забыты, не приведи отец суженного. Статного богатого мужчину, по имени… которого София уже и не вспомнит. Она сказала «нет» отцу и тот закатил скандал. Пришлось настаивать на своём неделю, прежде чем отец начал думать и прислушиваться к дочери.

Нет сомнения – ещё неделя подобных споров, и София полностью могла избавиться от суженного. Но что насчёт следующего? Она дочь мэра. В её позиции женихов не выбирают. В её позиции – их приводят. Приводят молча, не спрашивают. Сколько она может биться, пока не ляжет с человеком которого выбрали другие?

В те дни София была расстроена своим будущем. Она хотела уйти. Сбежать. И ничего лучше, как надавить на друзей, ей в голову не пришло. Она точно знает – они хотели отказаться. Она видела по их лицам. Видела сомнение и страх. Но они были глупы и слишком молоды, чтобы отказать красивой девушке.

Той ночью они сбежали из города. Они украли три лошади, провизии и скакали две недели. Скакали, пока Воларис их не поглотил. София запомнила их крики. Запомнила их тела, лежащие в серой траве. Лица с пустыми чёрными глазницами и приподнятыми щеками. Они были в чудовищной боли перед смертью. Тот, кто был в храме Волариса, тот кто заколдовывал стрелы, наполняя их душами, не мог спасти всех.

– Тебе повезло, что я успел спасти тебя.

«Да…повезло. Я убила двух мальчиков».

Она не могла долго смотреть на их тела, но и не могла не смотреть вовсе. Как бы не было противно ей от самой себя, когда она глядела на них, обходить стороной и не замечать их, было ещё противнее. София часто возвращалась к месту их гибели и сидела рядом с ними. Хотела поменяться местами.

Со временем тела исчезли. Она пришла как обычно к месту и обнаружила лишь серую траву без следов чего-либо постороннего. Тот, кто её спас, объяснил, что так происходит со всеми телами: рано или поздно они исчезают.

– Одни становятся скитальцами, – говорил он, – другие закапываются в землю и выжидают чего-то.

Этот человек, что её спас, что говорил с ней, был одет в чёрную робу. Он был стар, но не настолько, чтобы это было заметно в его походке, руках или голосе. Он не назвал своего имени, но и не спрашивал имя Софии. У себя в голове она называла его Страж, но никогда не звала так вслух. Она никак его не звала. Сразу начинала с вопроса. На какие-то он отвечал, на многие – нет. Большую часть времени страж сидел на одном месте и хорошо, если на стуле, а не на холодном полу в углу храма. Большую часть времени он молчал, а в ту малую часть, когда говорил, отвечал на вопросы Софии. Без неё он не произносил бы и слова.

– Как давно вы здесь? – спрашивала София.

– Не знаю. Не помню. Как давно Воларис в таком состоянии?

– Сотню лет.

– Вот тебе и ответ.

– Как вы тогда живы, столько лет?

– Никто здесь ни жив, ни мёртв в полном смысле. Ты не слышала их крики, когда только попала сюда? Запечатленный момент перехода отсюда-туда. В клетку. Похоже на смерть и даже можно так сказать. Если хочешь тоже умереть – иди в город. Со временем все, кого я спасаю, туда уходят.

– Почему?

– Чтобы покончить с этим существованием, избавится от плоти. Чтобы не торчать в этом храме.

Страж не знал, а может и не хотел говорил, от чего умирают люди в городе. София не была из тех, кто будет настаивать на ответе. Она кивнула и запомнила, что ей нужно сделать, чтобы всё закончилось. Только теперь она понимала с чем сталкивались люди, идущие в город. Они могли вечно бродить по нему, пока не решатся попасть в замок, где их всегда останавливал король Яков. Он пытался защитить Марию, сам не зная, от чего. Полностью одурманенный «Неведомым», он избавлял людей от плоти и возвращал душу из стрелы обратно богу.

Ночь в Воларисе никогда не сменялась днём, и невозможно было определить, как долго София живёт в этом храме. Она, как и страж, не нуждалась во сне или еде. Её эмоции были притуплены. Она чувствовала сожаление, тоску по дому, страх, но могла их принять и сидеть в храме дальше. Даже скука не мучила сильно. Время от времени на границе появлялись люди. Это всегда сопровождалось вспышкой, вместе с грохотом. Будто из-за горизонта поднимается гром и молния. Страж брал стрелы, лук и бежал к границе. София следовала за ним.

У границы Страж выстреливал в небо, чтобы осветить путь. Каждый раз стрела наверху взрывалась сама. Всегда. Единственный раз, когда это было по-другому – когда там был Маркиз. И даже сейчас, после освобождения Волариса – она не знает почему так произошло.

Они со стражем спасали кого могли. Им попадались старики, уставшие от жизни, что пытался покончить с нею. Дамы с разбитыми сердцами, все в слезах. Молодые, неопытные путешественники, что случайно заплутали в Воларис. Последних было жалко больше всего. Те, кого удавалась спасти, оставались в храме ненадолго. Они, по самым надуманным причинам, верили, что в городе кроется спасение. Страж никогда не пытался их остановить. Он говорил раз и только раз:

– В городе ты умрешь.

Никто не слушал. Все уходили в город и не возвращались. Но София их понимала, они желали получить ответы или упокой. Она сама играла с этой идеей. Сидела на лавочке у храма и понимала, что нужно всего лишь встать и пойти вперед. Ей даже казалось, что страж это чувствует, её сомнения. Потому что, когда она возвращалась в храм, после очередных таких раздумий, он будто смотрел на неё строже и молчание его менялось. Она не могла это объяснить, лишь чувствовала.

Однажды, когда она почти решилась, когда хотела уже встать и пойти наконец в город, когда одно мгновение отделяло её от действия, из храма вышел страж. Вышел резко, будто хотел застукать её с чем-то. В его руках были стрелы, но на границе людей не было.

– Пойдем, – сказал он.

Страж провёл её в глубь храма, на этаж находящийся под землей, где было ещё темнее. И там он ей всё объяснил. Он никогда до этого ей не говорил, что именно внутри стрел и как он спасает людей. Не говорил, что это за желтое свечение, попадающее в тело человека.

– Твоей души больше нет, – объяснял он, – как и большинство душ, она находиться в специальной месте, она заперта. В клетке.

Он рассказал ей о Неведомом. О боге, что хранит эти души. О том, что этот бог где-то в городе. И что он чего-то ждет. Он не может завершить ритуал. Поэтому все здесь застряли. Поэтому Воларис отрезан от остального мира.

– Я нашел способ доставать души, – начал шептать страж, – по чуть – чуть, одна здесь, одна там. Я не могу их выбирать. Не могу достать твою. Но эти души, которые я достаю, их можно использовать на других людей. В тебе одна из таких душ. Она не твоя, но всё равно поддерживает в тебе жизнь.

– То есть, я – кто-то другой?

– Нет, нет. Главное в человеке – это не то, что у него в груди, а то, что в голове. Это как с ветряной мельницей. Твоя личность – это ветряная мельница, а душа – ветер.

– Получается совсем неважно, какая в человеке душа? Главное, чтобы была?

– Нет. На каждой душе отпечатывается жизнь человека её носящего. Как ветряная мельница, но не точь-в-точь.

Страж не был похож на себя. Он никогда не отвечал на вопросы в таких деталях, и особенно не использовал метафоры. Ему было все равно, поймет София его слова или нет. Но сегодня всё по-другому, он обучает её. Будто…

– Ты хочешь покинуть храм? – слова вырвались невольно. Хоть все эмоции и человеческие потребности сильно притупляются здесь, София отчетливо смогла распознать страх в груди, – я не могу доставать души, я не умею. Что станет с теми людьми, которых мы спасаем, когда кончаться стрелы?