Текст книги "Смерть Рыцаря (СИ)"

Автор книги: Александр Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– Что я делаю!

– Может мы сточить эти три миллиметра?

Мария бросила сантиметр и выпрямилась. Яков тоже поднялся.

– Это не помогало раньше.

– Стоит попробовать. Пока люди не стали спрашивать.

– Три миллиметра? Никто в жизни разницу не увидит, если не будет, как ты мерить!

Мария была права. Разницу никто не увидел. Да и сточить «чертовы три миллиметра» не удалось. Яков и Мария никогда в жизни не видели такие заметные для них три миллиметра.

С тех самых пор король изменился ещё сильнее. И королева не могла его в этом винить. Больше всего он боялся, что его сын окажется непригодным наследником. А растущий на лбу рог именно об этом ему и заявлял.

Карета снова резко дернулась. На этот сильнее, чем раньше. От неожиданности Мария по инерции плюхнуться на сиденья впереди. К счастью, она ехала в одиночестве. По многим причинам. Простор для падения – лишь одна из них.

– Ты совсем что-ли? – крикнула она, стуча по окошку, в которое можно было увидеть спину извозчика.

– Всё, ваше величество. Дальше никак. Тут болото.

– Как болото?

Мария открыла дверцу кареты. На неё тут же накатил запах гнили и сырости. Впрочем, это её не остановило. Сапоги, которые она специально надела для подобной вылазки придавали уверенности. А когда она крепко встала на них посреди мокрой грязи, заметная улыбка удовольствия от собственной правоты вернула её в те детские времена, когда она бегала по грязным лужам где-то в этой округе.

– Я полагала, что здесь не будет дороги, но с каких пор тут болото, ума не приложу.

Мария внимательно вгляделась в гниющие деревья и высокие камыши в поисках домов.

– Нет тут людей, ваше величество. Надо возвращаться.

«Ваше величество» – ещё один повод здорово улыбнуться. Когда она в десять лет бегала чумазая по будущему болоту, её как только не называли, но не «ваше величество».

– Я, пожалуй, пройдусь. Будь здесь.

Извозчик явно забеспокоился и снова огляделся вокруг, пытаясь себе утешить, что это место не такое плохое, как кажется.

– Но королева, позвольте, случись что с вами, под меч пойду я.

– Что ж, дорогой друг, вот этого говорить не стоило. Ты больше за свою шкуру беспокоишься, чем за мою. Это приказ. Оставайся здесь, если что…кричи.

Извозчику ничего не оставалось, как смотреть за королевой, идущей в глубь болота и повторять себе поднос: Ээто всего лишь болото, а у неё сапоги'.

Удивительно. Это место так изменилось, почти до неузнаваемости, но Мария чувствовала себя как дома. Эти деревья были ей родными: именно их она покинула в последний раз восемь лет тому назад. Только тогда они были сухими и коричневыми, а не зелёными и влажными.

Всё началось, когда ей было тринадцать лет. А если точнее – в тот день, когда ей исполнилось тринадцать лет. Родители пропали, когда она была совсем маленькой, поэтому все приготовления ко дню рождения и общее бремя воспитания пало на бабушку с дедушкой. Она их любила так же сильно, как любила бы родителей. Иногда, очень редко, её даже удавалась представить, что бабушка с дедушкой и есть те самые родители.

Мария так и не узнала, что именно с ними случилось. Бабушка рассказывала, как однажды они вышли утром то ли на рыбалку, то ли на охоту и так и не вернулись. Бабушка не стала обманывать дитё и сказала сразу – случилась беда. Их могли загрызть волки, медведи или с ними разделались разбойники, а может другие охотники случайно подстрелили. Могло произойти всё что угодно, и это не важно, говорила бабушка. «Нам нужно привыкать к жизни без них».

Дед же никогда при ней не обсуждал, куда делись родители. Он всегда мрачнел при разговоре о них и часто выходил из избы, чтобы проветрить голову и выкурить самокрутку.

По болоту становилось идти всё тяжелее. Ноги поднимать труднее. Мария, стараясь найти лучший путь, пошла сначала вправо, пытаясь обойти сердцевину болота в надежде, что там не так вязко и не сильно глубоко, но быстро вернулась к начальной точке и пошла в левую сторону. Там ей повезло больше, и она начала идти с той стороны в обход сердцевины. Воспоминания снова накрыли её.

К тринадцатому дню рождения бабушка успела сшить ей красивое платье, которое не сравнится ни с каким дворцовым для неё нарядом. Конечно, носить его было ей почти негде, но само осознание, что бабушка её понимает, уже было хорошим подарком. Понимает, как сильно ей нужно быть и чувствовать себя прекрасной. И Марии хотелось думать, что именно это платье поспособствовало встречи с судьбой.

Мария в новом розовом платье с белыми кружочкам по всей ткани бегала по полю. Она смеялась, кружилась, смотрела на небо, гуляла и наслаждалась запахом травы. А недалеко от этого места, из проезжающей кареты, рассматривал поле мальчик. Ему осточертела книжка, которую он взял в дорогу, чтобы не отставать от обучения королевский традициям и хотелось посмотреть на природу. Его уставшие от букв глаза впитывали траву, яркое солнце и чудесный танец Марии.

– Останови карету, – произнёс мальчик, всё еще оставаясь в трансе от увиденного.

Ноги его так долгожданно вытянулись, вставая на землю.

– Вы куда? – спросил извозчик, повернувшись полубоком.

Но мальчик ничего не ответил. Он последовал к свету и к той девочки, словно выбравшейся из его снов.

«Это всего лишь поле», подумал извозчик.

Первый делом Мария покраснела, завидев идущего незнакомца. Но когда поняла, что перед ней её ровесник, смущение превратилось в улыбку и вызов.

– Вы не здешний? – Мария перестала кружится и заглянула за спину мальчику. – Здешних не возят на таких штуках.

– Меня зовут Яков, – неосознанно начал он со своего имени. Видимо постоянные замечания родителей о том, что нужно сначала представиться, дали свои плоды. Он никогда этого не понимал. Все прекрасно знали, кто он такой. Наследник престола. Все понимали, да только не она. Не девочка в поле.

– Приятно познакомиться. Мария, – она протянул руку. Так с ней здоровались все мальчики в деревни. Она настаивала на этом.

Яков медленно и неприлично элегантно для неё, поклонился.

– И мне приятно познакомится.

Мария невольно засмеялась и одновременно засмущалась.

– Ой, да чего ты уж, кланяешься. Я такого не достойна. И манер за мной нет. Всё, всё, поднимайся.

Яков поднял голову, не подавая на лице никаких эмоций.

Он не осуждал её, не оценивал, как это делали все, кого она знала. Именно это ей сильно понравилось в нём. Она захотела его изучить, понять, отчего он такой, почему не поддается простым желаниям, скрывает эмоции.

– Меня очень удивил ваш способ развлечения. Вы бегаете по полю, совсем одна, но отнюдь, казалось, вы были счастливы.

У Марии чуть челюсть не отвисла. Никто из её ровесников, тем более мальчиков, так с ней не разговаривал. И она боялась открыть рот и напугать своим невежеством. Её так называемые друзья сказали бы что-то более похожее на это: «Чё бегаешь и лыбишься?». А на такой вопрос у Марии был ответ, если вкратце и прилично: «Тебя волнует?». Но тут ситуация другая и ответ требует красноречия. Мария глубоко вдохнула и приготовилась отвечать:

– Да просто бегала. Туда-сюда. Там, сям. Люблю побегать. Танцевать тоже люблю. Вот, платье бабушка сшила на мой день рождения. Я захотела его примерить, поносить. Потом буду торт есть.

– Поздравляю с праздником. Сколько лет исполняется?

– Тринадцать.

– Мне недавно было тринадцать. Такой праздник в городе закатили. Столько шуму вокруг. Я такое не люблю. Покой, книги, разговоры с учителями мне больше по нраву.

– Вы любите учиться?

– А вы нет?

«Что за безумца я встретила?», подумала Мария.

– Я люблю поле, торты, люблю бегать. Много чего люблю, а вот учиться нет. Вы шутите поди? Никто не любит учиться. Это же…учеба!

– Я могу побегать. Торт съесть. Но это не доставит мне того удовольствия, которое получаете вы. Мне скучно это делать. Как вы это делаете? Веселитесь совсем одна? Вам не одиноко?

Простой как поначалу казался Марии разговор, наряду с красноречием потребовал ещё от неё мудрости и совета. А в голове только один ответ: «Тебя волнует?» (вкратце и прилично).

– Я об этом не задумываюсь. Радуюсь тому, что есть, – ответила она серьёзно. Ей тут же захотелось завершить разговор и снова забегать по полю.

– Можете меня научить этому? – попросил он о помощи. – Мой учитель как-то мне сказал, что я слишком взрослый для того, чтобы быть ребенком и слишком молод для того, чтобы быть наследником. Я бы с радостью побыл ребенком еще несколько лет. Вы бываете в городе?

Яков предпочёл не упоминать, что его отец сильно болен и чахнет на глазах. Оттого приходится становиться взрослее, готовясь к короне.

– Редко бываю, только на праздники. Бабушка не любит город.

– Жаль, очень жаль.

Яков знал, как невежливо сверлить постороннего человека взглядом, поэтому пока они говорили частенько оглядывал глазами лес вдалеке, за полем. Но перед тем, как уйти, как окончательно развернуться, его глаза поймали её глаза. Мария улыбнулась из вежливости. По крайней мере, ему так показалось. Он слегка огорчился, кивнул головой, чтобы не смущать девочку повторным поклоном, и решительно зашагал к карете. Первоначальное состояние, будто он находился во сне, улетучивалось. А только оно притупляло его обыденную скромность по отношению к незнакомцам.

– Я кажется, знаю кто вы, – выкрикнула Мария ему в спину.

Яков развернулся.

– Вы сын короля? Имя такое же. И ему примерно столько же, сколько и вам. Вы говорите про наследие и катаетесь на такой карете. Неужели и вправду вы?

– Да, я наследник короля. Его единственный сын.

– И что вы здесь делаете? Совсем один, без сопровождения?

– Мы не так далеко от Волариса, и я доверяю своему народу.

– О как, наивности вам не занимать.

Не успел Яков ответить, как ему крикнул извозчик. Он уже подходил к полю и не хотел задерживаться на дороге. Их ждут к полудню. К полудню они и приедут.

Яков снова развернулся и стал уходить.

– Я вас научу быть ребенком, – снова остановила его Мария, – хоть нам и по тринадцать. Если буду в городе или вы будете здесь когда-нибудь.

Мария помнила до сих пор, какой улыбкой он одарил её на прощание. Будто что-то начал замышлять, но хорошее, по-детски хорошее.

– Ишь! Ты что ли? Машка⁈

Из-за камышей донесся высокий голос, удивленный и с хрипотцой. Мария узнала его. Все тело покрылось мурашками, за каждое воспоминание с этим голосом.

– Бабуля⁈ – кричала Мария, пробираясь через камыши и раздвигая их руками.

– О, какая выросла!

И вот она стоит перед ней. Еще больше сгорбленная, чем в последнюю встречу. Еще больше морщин. Еще сильнее трясутся губы. Зубов почти нет, впрочем, как и тогда. Растопырила бабуля руки и ждёт внучку свою, когда же та упадет в её объятия.

Мария остановилась в двух шагах. Иногда она чувствует себя королевой, а не деревенской девчонкой. И именно это ощущение сейчас парализовало её.

– Что случилось с деревней? – спросила Мария с надеждой, что бабушка опустит руки. Но той упрямства было не занимать. Она сама подошла и сжала «королеву» в объятиях.

– Время, внученька моя, время случилось. Со всеми оно случается, никто от него не убежит.

Наконец-то бабушка её отпустила.

– За восемь лет место в болото превратилось, как⁈

– Пойдем в дом, всё расскажу. Пойдем.

Бабушка взяла Марию за руку и потянула за собой. Ничего не оставалось, как послушаться старшего.

Шли они долго, почти всю дорогу молчали. Бабушка напевала что-то себе под нос. Мария всё хотела задать вопрос, из-за которого она сюда пробралась, но смелости никак не хватало. «В доме буду, спрошу» – решила она.

А дом тот изменился. Мария не стала этому удивляться – потрясений и несостыковок ей хватило на весь день. Раньше дед всегда приводил дом в порядок, ухаживал за ним, за двором вокруг. Теперь же он выглядел как заброшенный, да ещё и посреди болота. Внизу двери собиралась сырость, на крыше рос мох.

Бабуля открыла дверь, торжественно приглашая внучку внутрь. Внутри было темно, а когда Мария зашла, то поняла – тут ещё и холодно, и дурно пахнет.

– Ой, помню, как тебя этот дурень забирал. Встал перед дверями со своей бандой и попросил на неделю. Сказал, что позаботиться. Кто ж знал, что неделя в пятнадцать лет превратится. Как дед тогда был зол.

Бабушка со стонами села у стола и положила на него руку. Мария осмотрела помещение, ужасное не только по меркам королевы, но и по меркам простолюдин, даже прислуги, и столько жалости влилось в её сердце, которое тут же закипело и острой болью обожгла всю грудь. И боль эта превратилась в гнев, в ненависть, в обиду.

– Он через неделю меня и вернул, как обещал! И не дед был зол, а ты! Не надо мне говорит другое. Я вернулась счастливая, может быть, даже влюбленная. И из-за этого ты отдалилась. И каждый раз, когда Яков меня забирал, и каждый раз, когда я возвращалась, любви ко мне, того тепла, ты испытывала всё меньше и меньше, – Мария нависла над бабушкой, сжимая кулаки. – Мне пришлось выбирать. Ты заставила меня выбирать! А теперь ты живёшь в болоте и дедушка умер.

Бабушка подняла голову, вгляделась в лицо своей королевы, в дрожащие губы, в выщипанные и прилизанные брови. Смотрела она долго на ту, что раньше была ей родною душенькой.

– Я тебя вот такой помню, – бабушка приблизила ладони друг к другу оставляя расстояние в пятнадцать сантиметров, – помню, как был счастлив твой отец, мой сын. Эх, вот бы сейчас там побывать. Снова увидеть его, тебя…

Бабушка вроде и смотрела Марии прямо в глаза, но казалось, она смотрит сквозь неё или не видит дальше своего носа. Пришлось королеве отступить: отойти на несколько шагов и прислониться к стене. Она хотела сесть рядом с бабушкой или на одну из двух кроватей, но по болоту было приятнее лазить, чем находиться в этом доме.

– Бабуль, – спокойно сказала Мария, словно заново начала разговор, – что стало с деревней то? Помню, когда на похороны деда приезжала восемь лет назад, люди про деревню с позитивном говорили. Новые люди обустраиваются. Торговля в гору идет. Что случилось?

– Дожди пошли. Началось это, сейчас, дай вспомнить…два года и пять месяцев назад. Начался как-то дождь и не заканчивался. Этак поначалу люди хмурились, руками разводили, брови так высоко поднимали. Потом начали плакать их жены, дочери. Урожаю конец ведь пришёл. Столько пота, столько трудов насмарку. А потом, когда вся надежда порушилась, засмеялись. Плюнули на эту землю, в довесок дождю, и ушли кто куда. Кто в город, кто в другую деревню, а кто и вообще на тот свет.

– А ты почему осталась? – тронул этот рассказ Марию. Хотелось обнять бабушку, тёплые чувства вернулись. Она ожидала их сразу же при встрече, а вышло совсем по-другому. Пришли это чувства вместе с жалостью и никак иначе. От этого стало ещё грустнее. Мария больше не была деревенской девчонкой. Сердце её затвердело, превратилось в королевское. Неужели бабушка это понимала ещё тогда, десять лет назад? Понимала, что медленно теряет внучку?

– И я уходила. Жила у знакомых, потом у незнакомых по доброте душевной. А потом и вовсе вернулась сюда. Здесь и дед ближе и воспоминания о той жизни.

– Но это же болото? Как ты можешь здесь жить? Давай я тебя в замке поселю.

И бабушка посмотрела на Марию снова. Её глаза пытались зацепиться за понимание, за какую-то истину, которая ускользала в последний момент, так жестоко и бессердечно.

– Что-то случилось, два года и пять месяцев тому назад. Люди изменились. Дожди, это так, ещё мелочи. В других деревнях урожай не просто портился из-за дождя. Он становился чёрным и серым. Будто для этого урожая ночь наступила. Так что и неважно где жить – на болоте или на холме. То же горе, та же смерть.

– Мой сын родился два года и пять месяцев тому назад, – сказала Мария. Ей показалось, будто она сказала это и себе, и ей. – Что ты хочешь мне сказать? Он всему виной? Ты наверняка слышала эту новость: у королевы родился сын! Отсюда все эти россказни?

– Как он выглядел, когда родился? – взгляд бабушки заострился, с глаз спала невидимая пелена, – да, да, скажи мне что с ним?

– Всё с ним в порядке!

– Нет, нет, – бабушка встала резко, слишком быстро для старого человека, – Это все он! Что с ним?

Мария отошла от стены и двинулась к выходу. Она была не в состоянии говорить о Леонарде. Не с этим человеком. Она боялась услышать, увидеть реакцию бабушки.

– Стой! – бабушка схватила королеву за запястье.

– Отпусти!

Хватка была мертвой, настолько, что рука побелела вокруг захвата, и выбраться стало невозможно.

– Рог! Он родился с Рогом! – выкрикнула Мария ей в лицо, чувствуя, как слезы, катятся по щекам и вот-вот упадут на заплесневевший пол избы.

– Вот оно что, – бабушка отпустила руку, попятилась назад. – Говорила я им, не надо, не идите туда, не проводите обряд.

– Что? Кому говорила?

– Дуракам твоим! – закричала бабушка на всю избу, пугая лягушек рядом с домом. – Родителям твоим! Какому богу они поклонялись! Я правильно сделала, что закопала эту тайну.

– Что за обряд? Я не понимаю! Что случилось с моими родителями?

– Ушли они чертов обряд проводить. В жертву взяли барана и пошли вверх, к горам, к холмам, там камни стоят, два штуки высоченные, хотели они поблагодарить кого-то за твоё рождение! Так и пропали на том же месте. Дед ходил, говорил там только кровь барана на траве осталась. А нам осталась ты.

– И вы скрывали это от меня всю мою жизнь? Зачем?

– А зачем тебе знать такое? Да и они, после пропажи, не думаю, что хотели, чтобы ты знала об этом, – огонь, разгоревшийся в душе бабушки, угасал, как и её воспоминания. Пелена возвращалась на глаза. – Я бы им сразу по морде дала, если бы они хотели и тебя обратить в их веру, – она села обратно у стола. – А сын с рогом, – махнула она рукой, – это их рук дело. Дожди тоже, смерти тоже. Как знать, может, и дед умер из-за этого. Не знаю, что тебе с ним делать, с сыном своим.

– Это же твой правнук, как ты можешь так о нём говорить?

Но бабушка ничего не ответила. Она засмотрелась в стену, медленно кивая своим расплывчатым мыслям.

– Где место обряда этого? Скажи хоть…

Глава двадцатая

Взаперти, в ловушке, в знакомом ей месте, таком родном, но ставшем чужим из-за тех голосов, которые окружали её. Они кричала повсюду: от боли, от бреда, просто так. Она не могла осознать, кто она такая, куда попала и главное – как отсюда выбраться.

Внезапная вспышка света, где-то наверху, словно ярчайшая люстра из сотен свечей, озарила всё то тёмное пространство, в которой заперты были она и другие. И так же внезапно эта вспышка потухла.

Думая, предполагая, откуда взялась эта вспышка, она пыталась подобраться к ней, надеясь найти там выход. Ещё одна вспышка, ещё ярче, ещё ближе, ударила по ней, по тому телу, что она ощутила только сейчас. Она вспомнила своё имя – Мария, вспомнила, что совсем дитя. Вспомнила рыцаря, на которого могла положится. Который, как она хотела, пытался заменить ей отца.

– Галахад, – кричала она только что образованным горлом, языком и губами. – Ты где? Мне нужна твоя помощь!

Её тут же окружила крики женщин, детей, мужчин. Всех, кроме того голоса, что был ей так близок, что так она ждала.

– Оставьте меня в покое! – крикнула Мария, осознавая бессмысленность попытки.

Эти крики словно проходило сквозь нее. Снова и снова. Пытались, проходя через грудь, забрать с собой часть её. Это злило Марию. С каждый новым криком незнакомца в её груди, она всё сильнее отмахивалась кулаками, до сих пор не понимая, стоит ли она на чем-нибудь или лежит.

– Оставьте меня в покое! – крикнула она и увидела вспышку света, исходящую из её груди. Он крикнула ещё раз: – Оставьте меня в покое! – и свет усилился, распространился на тьму вокруг неё, но не освещая путь, а сжигая его. Крики незнакомцев превращались в пепел, в искры, и летали вокруг словно медленно падающие хлопья снега.

И в этой темноте, вдали от неё, но уже видное глазу, наступало туловище. Невозможно было определить наличие головы или ног. Грудь в укутанном черном плаще словно магией выделялась в кромешной темноте. Оно было небольшое поначалу, но приближаясь, размеры его превзошли мужчину, затем статую, дом, а теперь и замок.

Туловище остановилось. Под темной тканью Мария разглядела очертание рук, пояса и уходящих вниз ног, ступни которых были слишком далеко, где-то на дне этой пустоты.

Мария стала слышать слова. Кто бы их не произносил, делало оно это медленно, протягивая каждую букву. Голос был не женский, но и не мужской. Он был тяжелый и всеобъемлющий, как растекающаяся смола.

– Я тебя вижу, – сказало оно медленно. – Кто ты, что стоишь передом мной?

И тут же над туловищем вспыхнул свет, который ослепил Марию. Эта вспышка не погасла как предыдущие две, напротив, вспыхнула еще одна, рядом с первой. Два огромных светящихся шара смотрели на девочку, что была в десять раз меньше даже одной из них.

– Я не знаю, – ответила девочка, ослепляемая глазами этого огромного существа.

Глаза стали приближаться к ней. Из темноты выходил сплющенный нос с огромными ноздрями. Лоб со странными узорами был покрыт тёмной, будто деревянной коркой, на которой выжгли сотни линий. Вместо волос назад были откинуты тёмные прутья, в плотную прижатые друг к другу. А из приоткрытого рта наружу вылезали неровные клыки, создавая ужасающую гримасу неподходящую ни под одно описание.

– Я знаю это лицо, – говорило чудище, не двигая ртом. Слова сами появлялись в голове Марии, пока это ужасное существо приближалось, – я его уже видел.

Мария не могла двигаться от сковавшего её ужаса и шока. Ей казалось, будто она утонула и находится так глубоко под водой, что у неё нет другого выхода, кроме как умереть от рук неведомого.

Пока в голове не появился другой голос. Тревожный, почти приказной и полный сострадания. Голос отчаянный, неверящий в собственные слова и силы.

– Галахад? – спросила Мария, разворачиваясь от приближающегося монстра. Спина тут же покрылась мурашками и заледенела.

Впереди, сверху, пикировал всё ближе и ближе к Марии крохотный лучик света. Из него и доносился голос.

– Иди ко мне. Иди ко мне!

– Я пытаюсь, – сказала Мария и заболтала ногами ещё сильнее. Она пыталась плыть, думала о мгле как о воде.

– Думай о движении, но не двигайся.

Мария недовольно развела руками. Луч света приближался. Монстр за спиной тоже.

– Ты не здесь, – сказал сгусток света, – ты помнишь о своём теле, но его здесь нет.

Мария закрыла глаза.

– Я пытаюсь. Я не могу.

– Оно близко. Его руки тянутся к тебе. Ты сможешь!

Слова Галахада, если этот сгусток света им был, только угнетали Марию и заставляли её невольно закрываться в себе, скрещивать руки, которых у неё здесь не было.

– Я тебя знаю, – протянуло чудище.

Мария почувствовала, как внутри неё напрягаются жилы, её будто обволакивают тонкими верёвками и тянут назад. По ладоням потёк пот. От кончиков пальцев на ногах до самой лодыжки посыпалось покалывание, оно волнами бродило вперёд-назад, с каждым разом поднимаясь всё ближе к коленям. Мария теряла контроль над собой, превращалась в каменную статую. Она почувствовала, как в горле что-то застряло, а затем увидела свечение, выходящее изо рта.

– Нет! – крикнул Галахад в светящемся шаре. – Нет! – и вспыхнул ярче глаз чудовища.

Волны покалывания, дошедшие до коленей, спустились обратно к ступням и выше не поднимались. В горле растворился ком, и Мария с полною силой вдохнула в себя свет, что озарял Галахад. И столько сожалений обрушилось на её тело, что задрожали руки. Она схватилась за живот, неспособная контролировать новые чувства и эмоции. Зрачки забились в панике, словно оказались в белой темнице. Мария пыталась отдышаться, пыталась прокашляться, но тело сотрясало всё сильнее. Пока последняя вспышка света не вскинула её руки в стороны, разрывая грудь и освобождая от бренного тела.

#

Крик пронзил все три этажа храма. Что-то тяжелое упало на деревянный пол, и наступила тишина. В ней зазвучало резкое дыхание, но осторожное, смешанное с необходимостью паниковать и быть на стороже.

Мария поползла сама не понимаю куда ей нужно. Определив, с какой стороны дует по полу, она перестроилась. Послышались чьи-то шаги, совсем близко. Её схватили! Она забилась в чьих-то сильных, слишком сильных руках и закричала изо всех сил.

– Мария! Мария! Это я! Галахад!

Он крепко прижал её к себе.

– Всё будет хорошо, – шептал он ей на ухо, – всё будет хорошо.

Мария расслабила мышцы, перестала биться в его объятиях. Безжизненно повисла и заплакала ему в плечо, вспоминая, где они находятся.

– Прости меня, прости, – повторяла она, – я убила нас обоих. Прости меня, прости.

– Всё в порядке, в порядке. Я с тобой, – Галахад присел, опуская девочку на пол, но не разжимая руки вокруг её спины. – Мы найдем выход, найдем, – шептал он ей, пока она плакала.

У него не было никого ближе этой девочки. Чувствовать так близости, как сильно она страдает из-за себя, из-за него, разбивало Галахаду сердце. Он любил её, как собственную дочь, которой у него никогда не было. Если бы он был её отцом с самого рождения… Если бы у них с Клаудией родилось такое прелестное дитя, кто знает, может быть, они втроем были бы счастливы? Были бы одной семьей. Накрывали стол на праздники. Он читал бы ей книжки перед сном, рассказывал о своих подвигах. Может быть, Клаудия ему бы не изменила.

– Я в порядке, можешь отпустить, – пробубнила Мария ему в плечо через некоторое время.

– Извини, – Галахад выпустил её.

– Ничего, нам обоим это было нужно, – она проползла по полу и села у стены, на неё облокотившись.

Здесь было так же темно, как в том месте, откуда она только что вернулась. Лишь поспокойнее. Она чувствовала себя увереннее рядом с Галахадом.

– Где мы? – спросила Мария.

– В Воларисе? Рядом с ним, как я понимаю. Отсюда города ещё не видно, но магия действует уже здесь.

Мария услышала шаги, кто-то подбирался к двери. Она тут же встала и крикнула Галахаду приготовиться.

– Нет, нет, – рыцарь не пошевелился.

В комнату вошла София.

– Она спасла нам жизнь, – сказал Галахад.

Глаза Марии неожиданно обрели способность различать предметы и видеть лица людей.

– Вы тоже можете видеть в темноте? – спросила она у Софии, которая едва заметно улыбнулась.

– Здесь есть такая особенность. Мы будто становимся частью тьмы.

Мария желала что-то сказать, но у неё ничего не получилось. Она снова почувствовала ком в горле. Что-то пыталось покинуть её тело. Её рот засветился. Пытаясь прокашляться, она обратилась взглядом к Галахаду, который уже к ней подбежал.

– Что происходит?

Девочка упала на колени, начала задыхаться и скрести шею ногтями.

– София⁈ – крикнул рыцарь.

К счастью всех троих, София прекрасно знала, что происходит и как с этим бороться. Отодвинув Галахада, она села ближе к Марии. Заткнула ей рот рукой и что-то зашептала. Горло Марии сначала засветилось ещё ярче, напугав Галахада. Он дотронулся до руки девочки, пытаясь как-то ей помочь, но мог только смотреть и не понимать, что с ней происходит. Затем свет внутри тела Марии погас. София погладила её по спине, дала мгновенье отдышаться, отрывая руку от рта, и только потом спросила:

– Лучше?

– Да, спасибо.

Галахад вгляделся в Марию.

– Ты ужасно выглядишь.

Девочка поглядела на него такими глазами, которых он никогда ещё не видел у неё. Будто она уже это слышала от близких ей людей.

«Ты ужасно выглядишь, пойди умойся». «Ты че вся чумазая такая, господи, как мы тебя замуж будем выдавать». «С таким носом дорога тебе в тетки злые, что на крыльце сидят, да плюются в парочки хорошенькие».

Галахад всё понял. По трясущимся губам, по краске на щеках выделяющейся еще сильнее на фоне бледных скул и синеватых губ.

– Тебе нужна помощь, хороший сон, еда. Ты сама не своя. Ты совсем другая, – добавил он.

– Жаль вас огорчать, – перебила София, – но здесь этого нет и никогда не было.

– Не было чего? – спросила Марии, не отрывая взгляда от рыцаря. Он знал её больше всех и всё же был к ней добр. До этого момента она не представляла, насколько приятно это чувство.

– Сна, еды. Не знаю почему, но здесь невозможно уснуть. Никто здесь не становится голоден. Здесь и умереть толком нельзя. Сначала ты теряешь душу, затем рассудок. Становишься скитальцем, куском мяса, проклятым этим королевством.

Взгляд Марии, теплый и чувственный, после услышанного словно завял. Словно всё вернулось на круги своя.

– Что ещё нового? – попыталась пошутить она.

– Я потерял свою душу, – ответил Галахад.

События, произошедшие с ней до пробуждения, прояснялись. Хоть она всё еще не могла объяснить огромное чудище способное говорить изнутри её головы.

– До того, как я проснулась, я была…не знаю где, но там было столько голосов. Они давили на меня, хотели что-то донести, я не знаю. А потом…ко мне приближалось какое-то чудовище, таких размеров, что мне не с чем сравнить. С такими яркими выжигающими глазами, как солнце. Он приближался ко мне, будто среди всех голосов, ему нужен был мой. Тогда-то ты меня и спас, – Мария улыбнулась Галахаду.

– Кто? Каким образом? – София наклонилась ближе.

– Я услышала твой голос, Галахад. Он светился ярким жёлтым цветом, почти оранжевым. Он проник в мою грудь и вытащил меня. Неужели это то, о чём я думаю? – спросила девочка у Софии.

– Это бы объяснило, почему мне пришлось тебя успокаивать, чтобы вернуть душу обратно внутрь тебя. Почему она хотела выбраться. Место для двоих маловато.

– Значит, – начал Галахад, – моя душа внутри Марии. Мы можем вернуть её мне?

– Зависит…

– От чего?

– Что именно ты собираешься с ней делать? Побежать в Воларис? Умереть, махая мечом? Все, кто попадал сюда, все без исключения – теряли свои души. Их приходилось заменять чужими. Все, кроме неё. По какой-то причине Мария не только сохранила свою душу, но и привлекла внимание «Неведомого», и осталась в живых. Впитала твою душу по ту сторону и вернула её сюда. Я бы предпочла, чтобы моя душа тоже была у неё.

София была права. Своим вдумчивым молчанием это подтвердили рыцарь и девочка. Оставалось только понять, как это можно использовать и для чего.

– К тому же, – добавила София, – я понятия не имею, как перемещать души из одного тела в другое. Я умею доставать стрелу из колчана, ломать её и вставлять в рот заплутавшему сюда. Я не чародейка.

Галахад и Мария переглянулись в недоумении. Их взгляды словно говорили: «Она такая же, как мы, и ничего не понимает».

– А Откуда у монстра название «Неведомый»? Его кто-то видел? – спросила Мария, – ну, помимо меня.

– Странно…я никогда об этом не задумывалась. Нет, я его не видела и не знаю о тех, кто видел. Это всё часть истории, о которой мне поведал предыдущий.

– Предыдущий кто? – спросил Галахад.

София почувствовала, как они оба приближаются к ней от нетерпения. Она могла ответить хотя бы на часть вопросов. А они так изголодались по фактам, которые помогут внести хоть какую-то ясность в происходящее.