Текст книги "Камикадзе. «Божественный ветер» в истории Японии"
Автор книги: Александр Спеваковский
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)
Начиная с периода Мэйдзи, все японцы стали считаться верными подданными императора, принадлежащими ему. Воспитание и обучение того времени (довоенное и военное) постоянно вбивали эту идею в головы людей. Поражение, как и в средние века, должно было обязательно вести к самоубийству верноподданных граждан Японии. Наглядный пример самоумерщвления солдат и гражданских лиц дал Японии Сайпан. В сообщениях газет и радио в конце войны часто сообщалось: «Даже дети понимают, что смерть лучше капитуляции и что американцы будут вести себя так же, как монголы столетия назад». После падения Сайпана советник императора писал: «Почти вся Япония почувствовала, что война проиграна. Остается последнее – совершить массовые самоубийства для императора».
В еще больших масштабах самоубийства военнослужащих и мирных жителей осуществлялись на Окинаве. Один японский пленный – военный медик – объяснял американцам, в чем состоит отличие отношения к смерти японцев и европейцев. В то время как европейцы и американцы считают, что жизнь прекрасна, японцы думают о том, как хорошо умереть. Европейцы, попав в плен, не расценят это как катастрофу, они постараются бежать и продолжать борьбу. Японец сочтет плен трусливым актом, так как для воина-самурая истинное мужество – знать время своей смерти. Смерть – это победа. Серьезно раненный воин должен был убить себя.
Этим рассуждениям созвучна старинная поговорка, распространенная среди самураев в эпоху феодализма и входившая в Императорский рескрипт к солдатам и матросам 1882 года (Гундзин тёкую) – армейский свод правил периода Мэйдзи: «Долг тяжелее горы, смерть легче пуха». В годы войны на Тихом океане это выражение было популярно среди солдат и матросов и расценивалось как выражение абсолютной верности императору (тюсэцу), готовности защищать его. Не случайно за несколько лет войны в плен сдались лишь около 1% японских военнослужащих. Плен расценивался как особое бесчестие, поэтому и к захваченным японцами пленным они чаще всего относились безо всякого сожаления, вплоть до людоедства. Что касается лиц, которые все-таки оказывались в плену, то переживали они этот позор очень болезненно.
Японские морские пехотинцы, покончившие с собой на острове Бетио
Фотография. Ноябрь 1943
Не меньшее значение играл в поведении камикадзе коллективизм. Коллективизм японцев является одной из главных черт национального характера, базирующейся на истории их существования, традициях этноса, особенностях культуры и образе жизни. Истоки японского коллективизма, общинности и группового образа жизни берут свое начало в древности. В относительной изоляции на островах, компактности проживания и недостатке годной для обработки земли, японцам приходилось жить в тесноте, в зависимости друг от друга и учитывать интересы группы, всегда ставя их на первое место. Люди держались за общину, община помогала людям. Интересы отдельной личности совмещались с интересами группы, и все строилось на том, что общинники имели одну и ту же цель и шли к ней. Только при разделении труда и в то же время совместной деятельности и взаимопомощи древние японцы могли достичь высокой сельскохозяйственной производительности. При этом основное место в группе людей занимал ее глава – сильный, знающий и опытный. Фигура главы в вертикальной иерархии японского общества рядового его члена делала незаметным.
Сами японцы считают, что этот, как они его называют, «географический детерминизм» привел к концепции согласия (ва), помогающей поддерживать взаимоотношения и препятствующий выступлениям против желаний группы.
Выделиться в японском обществе можно, но до определенной степени. Все должны быть похожи друг на друга, и по внешнему виду, и по поведению, и по единому образу мыслей. Любое существенное отклонение из этого правила, выпячивание собственного «Я» раньше каралось отлучением от общества (исключением из общины односельчан – мурахатибу), как в традиционных общностях народов Сибири, где изгнание индивидуума из стойбища кочевников-оленеводов было трагедией, так как в одиночку в суровых условиях Севера выжить почти невозможно. Так же и в японском обществе. Человек, противопоставивший себя общности, выбившийся из нее, обратно, как правило, уже не принимался, оставался один и страдал от этого. Но в отличие от свободного сибирского существования, житель Японских островов не мог никуда уйти. Ему просто некуда было деваться, так как все жизненное пространство было уже занято. В средние века к этому прибавился еще запрет покидать территорию феодального клана. Даже самураи в случае необходимости не могли уехать за пределы своего княжества без особого разрешения. О простолюдинах и говорить не приходится.
Пережитки такого порядка сохраняются в Японии и в настоящее время. Тот, кто покинул или предал по каким-то причинам свою группу, клуб, компанию, считается, по японской терминологии, «проигранной собакой» (макэину), то есть изгоем. Он в эту общность может вернуться только с массой оговорок, а может быть и вообще не принят. Это зависит от степени вины перед общностью.
Поэтому-то мощное групповое, а не индивидуальное самосознание и единение группы, скрепленное дисциплиной, подчинение ее главе, принижение отдельного человека и непререкаемый авторитет начальника не позволяли членам любой организации или боевого подразделения иметь свое личное мнение. Противопоставлять себя авторитету или товарищам никто не решался, даже если был и прав. В этом заключается сила национального характера японцев и их качественное отличие от других народов мира. Может быть, именно поэтому они и пришли к заключению, что являются особенными среди азиатских этносов и должны управлять ими.
О религиозном воздействии на японцев буддизма, конфуцианства и синтоизма говорилось выше уже неоднократно. Эти религии формировали их национальный характер и этническую психологию, а Синто влиял в конце XIX – начале XX века на политику и международные отношения. Немаловажное значение оказали религиозные воззрения и на идею самопожертвования.
Буддизм на протяжении длительного времени проповедовал японцам, что вслед за спадом и поражением, страданием и гибелью всегда следует возрождение и подъем, чем воспитывал у них равнодушное отношение к смерти. Особенно в этом направлении преуспел дзэн-буддизм, не обещавший человеку после героической смерти ничего, кроме почитания и памяти в сознании других людей и потомков.
С конфуцианством связывалось понятие долга воина перед страной, императором и всеми вышестоящими.
Ведущая роль в жизни японцев и смертельной практике камикадзе, без сомнения, принадлежит синтоизму. Практически все японцы – синтоисты. Большинство из них заявляют, что являются одновременно приверженцами двух и более религий. В качестве второй религии обычно выступает буддизм, веками занимавший первое место в религиозной системе японского общества, но уступивший место синтоизму после падения в стране власти сёгуната.
Синто до конца войны поддерживался тоталитарным японским режимом. Это была скорее не вера, а правительственная организация, подготовленная и созданная властями для объединения народа на основе традиционной японской религии. Религиозные элементы в святилищных службах были сведены до минимума. Япония была провозглашена избранной божественной страной, во главе с императором, считавшимся живым богом. Людям импонировало, что, приняв решение стать смертниками, чтобы «облегчить сердце императора», умерев за него, они легко смогут даже при жизни, в те немногие дни, часы и минуты, оставшиеся для существования, тоже стать почитаемыми «божествами без земных желаний». Со слов японских военнослужащих, многие из них в момент совершения подвига действительно начинали ощущать себя богами. Возможность стать божеством была привлекательна не только в религиозном, но и в социально-психологическом плане. Даже воин из очень бедной семьи, простолюдин, после смерти вставал в один ряд с представителями военной элиты. В храме Ясукуни место для души вновь погибшего обеспечивалось обязательно.
Однако простота и легкость смерти и вера в существование души после кончины воспринималась не всеми японцами одинаково, в том числе и камикадзе. Все зависело от знаний человека. Большинство из летчиков-смертников, бывших студентов, будучи людьми с высшим или незаконченным высшим образованием, прикоснувшись к науке, задавали себе и своим товарищам вопросы, соответствовавшие уровню этого образования, на которые религия не в состоянии была ответить.
Многие камикадзе перед вылетом на задание понимали, каким будет конечный итог их акции и не успокаивали себя мыслью о загробном существовании. В разговоре одного из потенциальных пилотов-самоубийц Нагацука, который сам назвал себя атеистом, с другим камикадзе Фудзисаки, за два часа до вылета на задание, были слова о том, верит ли последний в существование после смерти. Ответ был следующим: «После нашей смерти будет только пустота… Для нас все кончится, даже наши души исчезнут без следа. Для меня ничуть не важно, что со мной произойдет после смерти. Так что сейчас я прощаюсь с тобой навсегда». Но совсем не обязательно, что так же рассуждали люди без образования.
Одним из важных критериев при организации отрядов смертников, имевшим большое значение при самопожертвовании военнослужащих императорской армии и флота, была молодость членов подразделений «токко». Средний возраст воинов самоубийственных сил не превышал двадцати двух лет. Подавляющее большинство летчиков родилось в 1921–1926 годах. Многие из камикадзе не достигали даже возраста японского совершеннолетия – 20 лет. В первой групповой атаке камикадзе 25 октября 1944 года в группе Кикусуй был восемнадцатилетний смертник Миякава Тадаси. В начале 1945 года, когда положение на фронтах еще больше ухудшилось, в Японии был издан указ о призыве в действующую армию лиц, достигших семнадцати лет. Однако летчики-смертники отправлялись в свой последний полет в этом возрасте с октября 1944 года. Самым молодым камикадзе был пилот 8-го торпедоносного отряда Танака Ясуо, погибший около Окинавы 11 мая 1945 года во время операции «Кикусуй-6». В момент гибели ему было всего 16 лет.
Японская военщина сделала ставку на молодежь умышленно и с успехом, так как именно молодые люди легче поддаются шовинистической пропаганде, внушению героических идей и подхватывают националистические и монархические лозунги.
Молодость всегда безрассудна – она мало видела в жизни и не имеет опыта. Молодежь чаще взрослых не думает о последствии действий, более эмоциональна и подвержена стрессам, страдает от несбыточных желаний и фантазий. Японцы среднего возраста говорят, что в настоящее время не совершили бы тех поступков, на которые пошли в юности. Молодые индивидуумы обычно стремятся выделиться среди других. За счет этого они хотят получить от старших по чину и возрасту поощрения, награды и продвижение по службе, чем не страдают старые люди, приближаясь к концу своего жизненного пути. Только глупому человеку в старости понравится поощрительное похлопывание по плечу. А молодежи часто нужна слава, поэтому она и идет нередко на подвиг. Она желает показать свою храбрость, поборов страх и проявив характер, недооценивая при этом степень риска и переоценивая выгоду. Физиологи утверждают, что мозг молодого человека продолжает развиваться и после 18 лет и центры мозга, регулирующие оценку риска, эмоции и импульсы, моральные устои окончательно развиваются последними. У молодых людей нервы всегда более напряжены, чем у старших, которые более спокойны в неординарных ситуациях, поэтому молодые чаще бывают не в состоянии выполнить задание.
Адмирал Ониси называл молодых пилотов специальных сил «сокровищем нации». Ему принадлежат слова: «Чистота юности возвестит приход Божественного Ветра». Но у возвышенной миссии использования в войне молодежи была и оборотная сторона медали, особенно в период, когда движение смертников набрало силу. В секретной инструкции Генерального штаба командирам войсковых частей и соединений рекомендовалось зачислять в корпус камикадзе плохих пилотов, либо совсем юных военнослужащих, не имевших серьезных навыков боевой воздушной тренировки. В глазах военщины студенты гуманитарных факультетов университетов были совершенно бесполезными людьми. Высказывания о бесполезности таких молодых людей для японской армии и флота проскальзывали в речах высших военных. Ониси однажды в раздражении заявил, что при численном превосходстве американцев, старой технике и недостаточной военной подготовке юнцов-летчиков их действия при обычных методах ведения войны обречены на неуспех, и использовать этих пилотов необходимо для извлечения любой пользы, чтобы их смерть была хотя бы не напрасной. Таким образом, милитаризм жертвовал не только людьми, но и будущим Японии.
Японские адмиралы после награждения орденом Восходящего солнца
Слева направо: командующий 2-й авианосной эскадрой контр-адмирал Ямагути Тамон, командующий 4-м флотом вице-адмирал Такацу Сиро и контр-адмирал Ониси Такидзиро.
Фотография. Декабрь 1940
Длительного обучения самоубийственная тактика не требовала, для нее нужен был минимальный опыт и элементарные способности летчика. Юности и неопытности соответствовала и техника. В самом конце войны для операций камикадзе использовались устарелые, а подчас и неисправные самолеты. Главным считались реакция, решимость и храбрость молодых пилотов, захваченных порывом совершения подвига. Военнослужащих среднего возраста командование в операциях камикадзе, как правило, не использовало. За все время действий специальных сил погиб один человек в возрасте 35 лет, еще троим было по 33 года. Тем самым командование надеялось достичь одновременно двух целей: выполнять боевые задачи по уничтожению врага с помощью специальных отрядов и сохранить опытные кадры летного состава для обучения молодежи и решающих сражений, предстоящих в недалеком будущем, может быть, уже в небе собственно Японии.
Большинство летчиков специальных сил в возрасте от 18 до 25 лет являлись младшими офицерами или входили в старшинский состав. Офицеры имели звания: младший лейтенант (сёи), лейтенант (тюи), старший лейтенант или капитан-лейтенант (тайи). В качестве поощрения за подвиги камикадзе повышение получали посмертно – следующее по очереди звание (или через одно), к чему военнослужащие самоубийственных сил Японии относились очень серьезно и ревностно.
Особое значение в формировании отрядов смертников имела милитаристская пропаганда, направлявшая чувства народа в нужное направление лозунгами: «Идти только вперед» и «Идти только в наступление». Однако идти «вечно» вперед могли не только дисциплинированные, но и физически закаленные и выносливые воины. Поэтому наряду с нужной идеологической подготовкой в императорской армии и флоте господствовали чрезвычайно тяжелые методы тренировок личного состава, почти на пределе человеческих возможностей. Известен случай, когда один офицер во время трудного перехода потерял сознание. Для себя он расценил это как позор и чтобы не потерять чести и репутации, совершил харакири.
В идее самопожертвования есть еще один важный пункт – мононациональность этнического состава Японии. Это народ с историей, уходящей вглубь веков, у них общие предки и образ жизни, обожаемый всеми японскими жителями, одни и те же взгляды на жизнь и представления, национальная религия, взаимопонимание членов общества. У японцев были и есть общие для всего народа ценности, что объединяло и объединяет их.
Противоположность этому представляли собой корейцы. Корейские военные рабочие, приписанные для всевозможных тяжелых работ к японской армии, при первой же возможности сдавались в плен врагу, как это было при захвате американцами острова Сайпан, за что японцы их ненавидели. Корейцы хоть и подвергались со стороны японцев активной аккультурации, но не хотели сражаться за чуждые им идеалы, тем более отдавать за них свои жизни. Это был народ аннексированной страны, с насильственно насаждаемой ему культурой, подвергавшийся постоянно дискриминации, которая в скрытой форме продолжает существовать по отношению к жителям Японии корейской национальности, потомкам прежних и новых мигрантов из Кореи, и сейчас. Хотя это и запрещено законом, работодатели находят способ узнать, к какой национальности принадлежит нанимаемый на хорошее место человек. Если это не японец, выискивается предлог для отказа в приеме на работу.
Глава 2.
ЛЮДИ-БОГИ В ДЕЙСТВИИ
Первый опыт использования групп смертниковДействия японских отрядов самоубийственных сил на Тихом океане можно разделить на два основных этапа: сражение за Филиппинские острова и оборона Окинавы. Между ними была битва за Иводзиму.
17 октября 1944 года американцы заняли остров Сулуан и еще несколько небольших островков у входа в залив Лейте вблизи филиппинского острова с одноименным названием. Их целью было обеспечить начало крупной операции по захвату Филиппин, и, в первую очередь, работу тральщиков, которые очищали море от морских мин и делали проходы для десантных кораблей к местам высадки американских войск. Одновременно авиация и корабельная артиллерия США сокрушали береговые оборонительные укрепления японцев, подавляли батареи и уничтожали живую силу, продолжая серию мощных ударов по нейтрализации японских сил на Филиппинских островах, Тайване и других пунктах в Тихоокеанском бассейне.
Вторжение было назначено на 20 октября. Первым американцы должны были захватить остров Лейте, после чего планировалось овладеть островом Лусон со столицей Филиппин Манилой, а затем начать наступление на юге архипелага. Над островами сгустилась тяжелая атмосфера неумолимо приближающегося крупного кровопролитного сражения.
19 октября 1944 года адмирал Ониси, назначенный командующим 1-м воздушным флотом на Филиппинах, прибыл в штаб командования 201-го авиационного соединения в небольшой городок Мабалакат, примерно в ста километрах к северо-западу от Манилы. Аэродром в Мабалакате являлся авиабазой морской авиации Японии и ранее входил в состав Кларк Филд, бывшей крупной американской базы на Филиппинах. Здесь размещалась одна из главных баз японской истребительной авиации. Ониси приехал для проведения чрезвычайного совещания с командирами истребительных подразделений в преддверии американского вторжения.
Адмирал понимал, что силы, которыми он располагает, не идут ни в какое сравнение с мощными силами американцев и противостояние с ними – лишь вопрос времени, причем небольшого. Он все видел и пытался найти выход из критического положения. В распоряжении 1-го воздушного флота было всего несколько десятков самолетов. 201-е авиасоединение располагало только 30 исправными истребителями. К моменту американского вторжения на Филиппины это было практически все, что Ониси мог выставить в поддержку судьбоносной для империи операции военно-морского флота Японии «Сё» («Победа»), задачей которой было отразить высадку американцев на острова. С таким количеством самолетов нельзя было надеяться на прикрытие с воздуха японских кораблей, намеревавшихся прорваться к острову Лейте через многочисленные заслоны неприятельской авиации для уничтожения транспортов с десантом.
На совещании Ониси кратко обрисовал тяжелейшую ситуацию на фронтах, изложил уже не новые факты по катастрофическому недостатку ресурсов и вооружения. Адмирал подчеркнул, что обычными действиями врага остановить невозможно и предложил единственный, по его мнению, выход из трагического положения, обусловленного суровой необходимостью – сформировать эскадрильи специального назначения из истребителей «Дзэро», оснащенных бомбами весом в 250 килограмм и управляемых смертниками. Чтобы на время проведения операции «Сё» вывести из строя вражеские авианосцы, каждый летчик особых команд должен был обрушить свой самолет со смертоносным грузом на корабль противника и уничтожить его, нанеся максимальный урон при минимальных потерях.
Вопрос о создании специальных атакующих групп активно обсуждался в штабе воздушного флота в Маниле. После оживленных дебатов было принято решение, что новая тактика является единственным выходом из сложнейшего положения и следует позволить Ониси формировать специальные отряды по своему усмотрению. Противники и сомневающиеся в правильности такого предложения в штабе, вероятно, были, однако никакой серьезной оппозиции составить не пытались. К числу не веривших в успех самоубийственных акций относился командующий 2-м воздушным флотом вице-адмирал Фукудомэ Сигэру, самолеты которого были переброшены с Тайваня на Филиппины для участия в битве у Лейте. Но когда особые отряды достигли первых успехов, он изменил свое мнение относительно специальных атак, согласившись с Ониси.
В Мабалакате со стороны присутствовавших на совещании командиров частей возражений по поводу организации специальных подразделений не возникло. Посовещавшись, они высказались положительно относительно предложения Ониси. Свидетель многих событий, происходивших в те дни на Филиппинах, один из ведущих конструкторов фирмы Мицубиси Хорикоси Дзиро, писал в своей книге, что пилотов, находившихся поблизости от места проведения собрания, такая новость вначале потрясла. Ведь заранее запланированные массовые самоубийственные атаки до сих пор не были известны в вооруженных силах Японии. Но потрясение было не долгим и после короткого собеседования старшего офицера 201-го авиасоединения с летчиками предложение Ониси они единодушно поддержали.
Иногути Рикихэй, служивший начальником штаба 1-го воздушного флота, ссылаясь на рассказ заместителя командира 201-й авиагруппы, капитана 2-го ранга Тамаи Асаити, об этом не упоминал. В книге, написанной им и Накадзима, он сообщает о воодушевлении и радости, которые охватили летчиков, узнавших о секретном решении начальства организовать специальные атакующие команды. Иногути, как и некоторые другие японские авторы, очевидно, идеализировал все, что было связано с камикадзе, особенно воинственный дух воинов спецподразделений, так как сам принимал участие в организации особых эскадрилий и, как командир, знал своих летчиков лично и был осведомлен об их героических действиях. В его работе постоянно отмечается, что у камикадзе перед вылетом на задания не было ни истерик, ни театральных жестов, ни следов подавленности, грусти или сожаления.
Ониси смог убедить своих подчиненных потому, что он был прекрасным организатором, умел кратко и доходчиво внушить людям, какой исключительной важности перед ними стоит цель. Воинов нужно было зажечь. Ониси, одному из немногих, было по силам создать корпус камикадзе. Другой начальник мог бы и не справиться с такой задачей и скомпрометировать идею. А допускать этого было нельзя, так как при плохом положении военных дел любой просчет мог привести к падению боевого духа и вызвать растерянность у личного состава подразделений морской авиации. Летчики тоже все понимали. При огромном неравенстве сил в обычных атаках на американские авианосцы шансов уцелеть почти не было. Поэтому пилоты, заведомо обреченные на смерть, готовы были отдать свои жизни за как можно более высокую цену. Когда решение было принято, Ониси заявил, что больше обсуждения самоубийственной тактики быть не должно и любая ее критика будет пресекаться самым решительным образом.
Идею использования особых самоубийственных подразделений приняли без споров еще и потому, что дух самопожертвования в умах многих профессиональных японских военных жил всегда и готов был себя реализовать в критической ситуации.
После налета американской авиации 9-10 и 12–14 сентября на базы японских истребителей в Давао на острове Минданао, Себу на острове с таким же названием, Легаспи на Лусоне и Таклобане на Лейте на земле было уничтожено более двух третей машин. Японцев почти все атаки американской авиации застали врасплох, и они не смогли организовать достойный отпор. Удары, нанесенные американцами во второй половине сентября и в середине октября на Лусоне по базам, расположенным в окрестностях Манилы, принесли новые потери, после чего защищать корабли в предстоящем сражении на море было практически нечем. Ониси все продумал и хотел нанести удар по противнику, готовящемуся к вторжению, с помощью подразделений камикадзе раньше, чем силы Курита, Сима и Одзава, существенно уступающие американским, начнут боевые действия на море. В связи с этим формирование авиаотрядов смертников началось.
Ответственность за организацию групп пилотов-камикадзе и назначение их командира была возложена на командование 201-го авиационного соединения 1-го воздушного флота. Старшие офицеры остановили свой выбор на двадцатитрехлетнем лейтенанте Сэки Юкио (1921–1944). Сэки выбрал свою судьбу сам. Он оставил университет, где учился на историка, ради карьеры военного, поступил в Военно-морскую академию Этадзима и успешно закончил ее. Сэки летал на бомбардировщиках морской авиации и в сентябре 1944 года прибыл на Филиппины с Тайваня. На службе Сэки отличался смелостью и часто вызывался участвовать в опасных вылетах. В эскадрилье его называли «отчаянным». Сэки избрали командующим первой атакующей группой, главой самоубийственной миссии по уничтожению основных сил противника, сконцентрированных в Филиппинском море.
Капитан Иногути, принимавший участие в назначении командира эскадрильи камикадзе, беспристрастно описал все, что происходило в ночь, когда решался вопрос о назначении начальника группы: «Сэки был разбужен дежурным и вызван в комнату для офицеров. Старший офицер авиасоединения Тамаи Асаити похлопал лейтенанта по плечу и сказал: “Сэки, адмирал Ониси лично посетил 201-е авиасоединение, чтобы представить план, имеющий громадное значение для Японии. План состоит в том, чтобы обрушить наши истребители “Дзэро”, нагруженные 250-килограммовыми бомбами, на палубы вражеских авианосцев. Ваша кандидатура предложена в качестве командира атакующего подразделения. Что вы об этом думаете?” Когда Тамаи закончил, на глазах его были слезы. Какое-то время ответа не поступало. Уперев локти в стол, зажав голову в руки, сжав губы и закрыв глаза, Сэки сидел без движения в глубокой задумчивости. Одна секунда, две секунды, три, четыре, пять… Наконец лейтенант пошевелился, медленно провел пальцами по своим длинным волосам. Затем он спокойно поднял голову и сказал: “Вы обязательно должны разрешить мне это”. В его голосе не было ни малейшей дрожи. “Благодарю вас”, – сказал Тамаи».
Лейтенант Сэки Юкио
Летчик-камикадзе перед боевым вылетом
Как работало в эти секунды логическое мышление лейтенанта Сэки, и о чем он в действительности тогда думал, сказать очень трудно. Ясно было только одно, что ответ будет положительным. Именно такого ответа от него ждали. Отрицание опозорило бы имя воина и его семью. Ничего личного для воина на войне существовать не могло, ни недавно овдовевшей матери Сэки, ни его молодой жены, с которой он сочетался браком всего несколько месяцев назад. Была только боевая задача наивысшей важности.
Инициатива шла сверху и часто поддерживалась снизу. К тому же от осознанной добровольности в самоубийственной атаке пользы всегда больше, чем при принуждении. Военнослужащие, имеющие шанс на спасение, как отмечали в своей книге Иногути и Накадзима, могли не выполнить задание и погибнуть напрасно. Некоторые летчики вообще не выделяли атаки камикадзе как что-то особенное, считая их обычными обязанностями воинов, которые, став солдатами, изначально отдавали свои жизни в полное распоряжение императора.
В каждом подразделении императорских вооруженных сил были воины, обладающие гордостью японцев, вызывающиеся на подвиг и готовые к самопожертвованию. Остальные военнослужащие, когда поступало предложение сформировать команду камикадзе, чтобы не считаться трусами и не патриотами, не нарушать принципов японского коллективизма, должны были следовать тем, кто первым откликнулся на призыв командования. А что было бы с человеком, отказавшимся стать смертником? Это было бы предательством по отношению к боевым друзьям, а они, как говорили во время войны японские солдаты, были главнее и дороже родителей.
Отказ пожертвовать собой ради Японии и императора или не исполнить приказ был равносилен моральной, а может быть, и физической гибели. Нежелание стать камикадзе или нарушение обета смертника накладывало на человека печать несмываемого позора. Оно сразу же превращало индивидуума в «не японца» и «не воина». Такой военнослужащий мог подвергнуться наказанию со стороны командования. Его могли заставить без конца переписывать какой-либо указ императора, посадить в концлагерь. Такой человек мог подвергаться издевательствам и унижению со стороны сослуживцев, его могли назвать личностью с «маленьким сердцем», индивидуумом с «маленьким животом» или же вообще «человеком без живота» (малодушным), избить или убить. За такого рода самосуд, скорее всего, никого не стали бы осуждать и привлекать к ответственности. К тому же из-за непатриотизма военнослужащего репрессии со стороны властей за недостойный воина поступок непременно затронули бы и его родственников. А семьи тех, кто стал камикадзе и погиб, выполняя задание, стали получать в военной Японии названия «хомарэ-но иэ» – «семьи славы» или «очень почетные семьи (дома)». Члены этих семей получали право занимать лучшие места на официальных церемониях, их фотографии помещались в газетах, они получали усиленный продовольственный паек. В этом отношении воины самоубийственных миссий совершенно не должны были беспокоиться за своих родственников.
Решение стать камикадзе внешне принималось пилотами легко и с энтузиазмом. Летчики-камикадзе были обыкновенными людьми, независимо от особенностей национальной культуры, религиозных воззрений, идеологии и пропаганды. Один из участников обороны острова Окинава, старший лейтенант Сугияма, наблюдавший молодых летчиков-камикадзе, отмечал, что ожидавшие своей очереди на вылет пилоты были молоды, полны сил, но имели бледные и нервные лица перед смертью. Они не могли отказаться от полета или бежать из расположения части, так как после этого были бы расценены как «неблагородные люди», вызывающие социальное отвращение. Их побег повлек бы за собой репрессии по отношению к родственникам. Поэтому случаи неисполнения долга камикадзе были редки и, как правило, обусловливались объективными обстоятельствами, не зависящими от воина.
Японские летчики-камикадзе
Групповой снимок шести японских летчиков-камикадзе в летной форме и личными подписями. Такие снимки обычно делали накануне последнего вылета
Фотография. 1945
Японские писатели идеализировали высокий моральный дух камикадзе, их бесстрашие и равнодушие к смерти. А на фотографиях военных лет в лицах молодых пилотов-смертников, стоящих в строю перед последним вылетом, читается страшная грусть и безысходность, которую невозможно скрыть человеку в 20 лет. Когда идущий на риск человек надеется выжить, он ведет себя по-другому. А если он знает, что ни при каких условиях не останется в живых, что у него нет горючего в баке для обратного полета и парашюта, выражение лица у него совершенно иное. Отдать свою жизнь за родину и императора в высшей степени почетно. Воинам внушали, что смерть легка, а в сочетании с подвигом славна, но снимки четко и беспристрастно показывают, что люди, запечатленные на них, осознают, за какую грань им предстоит переступить через несколько часов. Некоторые пилоты на фотографиях пытаются подбодрить себя неустрашимым и решительным видом, позами, характерными для самураев прошедших времен, бесстрашными улыбками, демонстрируя силу духа и мужество, но чувствуется, что это наигранное бахвальство. Лучше остаться на фотографии и в памяти друзей и родных улыбающимся, чем со страхом в глазах.
