Текст книги "Один ленивый мальчик (СИ)"

Автор книги: Александр Бельский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Глава 11

Глава 11.

Действительно, все, кроме погонщиков, жреца и стражи собрались внизу, и даже без напоминания изобразили что-то, сильно напоминавшее строй. Хори откашлялся и постарался говорить проще:

– Я буду по-прежнему называть наш отряд «Джаму Нефер», «Прекрасные призванные», хоть и не все тут новобранцы, пусть даже и прекрасные. Но сегодня стало ясно, что все мы воистину призваны! Призваны, ибо столкнулись со злом, которое обязаны победить, столкнулись с богомерзким тёмным колдовством. Нет места ему на земле, среди живых. Я не буду таить от вас – когда мы выступали сюда, и господин конюшен Бухена, старший отряда крепости Кубан и начальник лучников-маджаев, и мы с десятником Нехти считали, что служба будет нелегка, но скучна. И вот, тут мы, в крепости Хесефмаджаиу. Но вместо отдыха после нелёгкого пути нам надо сегодня же изготовиться против нежданного врага, многое наладить и проверить. Внизу, куда мы с доблестным десятником Нехти спустились, мы обнаружили не только грязь и нечистоты. Там были и двое детей, которых убили ради колдовства. Славный десятник, быстрая сандалия Нехти победил колдовство это. И оно воистину нетерпимо пред ликом богов, ибо души детей тех потеряны.

Слова «потерянные души» вызвали явное волнение, и не у трёх, а у четырёх маджаев. Кроме того, двое из пастухов собак тоже отреагировали слишком заметно. Глухой ропот знающих не мог не вызвать вопросов и у остальных.

– Господин и отец наш, дозволь слуге твоему покорному Амени, сыну Херу, сыну Амени, спросить – что или кто такие «потерянные души»?

– Сейчас лучше и правильней вам расскажет о них десятник славный, Нехти.

Десятник-маджай досадливо цыкнул – судя по всему, может стать и худо от этих рассказов. Но – слово сказано, надо объяснять:

– Некоторые из тех, кто родился в земле этой или давно здесь служит, знают не меньше моего. Вы наверняка у них потом спросите. Так что я поведаю вам коротко, а бабьи страхи вам перескажут и так. Но и без пересказов тех не стоит забывать об осторожности.

Кто наш враг? Не дикие негры, нет. «Потерянные души», «Заблудшие», «Изменённые». Их могут звать по-разному. Это люди, кого злым непотребным колдовством умертвили особым образом и вернули их Ба в мёртвое тело. А остальные души их украдены и исторгнуты, и не попадут в Дуат. Но сердце их пожрано Аммут без суда и защиты, и души те исторгнутые обречены на вечные муки. От этого они ненавидят всех, и их терзает голод, вечный голод, который они могут утолить на время только пожирая других людей. И они, не принадлежа ни Дуату, ни миру живых, вечно скитаются и съедают всех, кого могут. И с каждым сожранным они становятся сильней и быстрей. Но даже если самый слабый из них противостоит вам, медленный и неловкий – берегитесь! Даже если они вас только поцарапали или укусили, вы умрёте и станете таким же, как они. Не боятся они копья или меча, и их можно убить, только раздробив им голову. Они не спят, но могут застыть в тени и сумраке без движения на долгое время. Не терпят Заблудшие лишней сухости, но и большой воды тоже не переносят, так что они не любят быть на солнце, и боятся Реки. Любимое место их – подземелья, погружённые во мрак.

– Итак, это главное, то, что сказал десятник. Для безопасности нашей и спокойствия нашего, нам надо успеть многое. Кто из вас умелый плотник?

– Господин, отец мой, я, слуга твой покорный!

– И я, господин!

– Отлично! Подберите себе ещё одного помощника – ваша задача успеть сделать помосты на втором этаже и починить смотровую площадку, на которой я сейчас стою. Инструменты для этого вы найдёте в перемётных сумах на втором осле, – сказал Хори. После чего обратился уже к следующему:

– Тури! Твой отец известен всему Абу. Он умеет выпечь сорок семь сортов хлеба, а ещё пироги и сладкие булки. Не поверю, что ты не разберёшься со здешней хлебной печью. Сегодня и завтра мы еще будем есть хлеб из крепости, но, ради животов наших, печь в итоге должна быть даже лучше той, что у отца твоего!

– Не успеть, отец мой и командир! Если она разбита и нужен ремонт, то ей сохнуть до обжига три дня…

– Твои проблемы – но хлеб должен быть послезавтра к вечеру. Имеешь право, при разбитой печи, взять одного человека в помощь – на выбор, – «так, с этим разобрались» – подумал Хори. Он чувствовал, что его как будто несет бурной рекой, – «дальше».

– Богомол!

– ? (это означало безмолвно сложенное в вопросительной гримасе лицо Иштека, отвлёкшегося от обнюхивания самого себя).

– Приведи сюда жреца. Нам многое потребуется от него – проверить воду в колодце, обновить черепки проклятий, выяснить, не осталось ли следов колдовства на башне. Я думаю, благодаря именно его молитве Нехти победил так легко этих проклятых с потерянными душами.

Богомол молча исчез, а Хори продолжил:

– Я же спрошу ещё – кто тут лучшие следопыты и охотники среди пастухов собак и их псов? Нужны трое, и для них будет особое задание. И ещё троих назначить десятнику Нехти для осмотра подвала и выноса тел Проклятых. Ему же выбрать двоих – вместе с погонщиками ослов обустроить для животных конюшню. Проверить те мазанки, что вдоль забора. Остальные – четверо самых говорливых и имеющих наказание назначенное, но не отбытое. В башне есть работа как раз для вас! Лопаты на том же осле, и не забудьте – они должны быть чистыми по завершению работ! Пращи держим под рукой, дубинки тоже. Если появятся Проклятые, бить в голову!

В это время Богомол привел украшеного самой брезгливой из своих гримас Саи-Херу. Но, когда жрец услышал, в чём дело, он побледнел и зашептал себе под нос охранные заклинания, истово и быстро. Он так вспотел, и запах его стал столь резок, что ему впору было вместе с Иштеком начать себя обнюхивать. Заслуженный Ишак явно знал больше о потерянных душах, чем Хори понял и нарисовал в уме своем после рассказа Нехти. Жрец явно считал высокой опасность этих тварей. Тем не менее, он бестрепетно отправился в башню с тройкой ветеранов – осмотреть убитых и понять, осталось ли в башне колдовство, способное всем им навредить. Это было сейчас даже важнее, чем вода. Мысленно Хори извинился перед ним за прошлое и пообещал это сделать и на самом деле, прилюдно и с подобающим почтением. В то же время ему было забавно – солдаты явно приободрились после того, как с ними оказался жрец, а Саи-Херу воспрял духом от наличия четырёх опытных бойцов (Иштек, который должен был и потом сопровождать жреца, тоже отправился с ними). Он успел сказать жрецу и его страже, чтобы они обмотали лица тряпками и взяли факелы, прежде чем спустятся в башню.

Нехти тем временем, заметив, что один из погонщиков направился к колодцу, рявкнул:

– Воду до проверки её жрецом не брать! Из колодца того…

– Но мне надо напоить осла, господин мой…

– Ты хочешь стать погонщиком мертвого осла? Оставьте одного из вас, если хотите, сторожить скотину, а остальные на проверку конюшен и заготовку «Уйди-уйди»!

Так называли колючий кустарник, чьи ветки, срубленные и разложенные вокруг лагеря, служили защитой от львов, а сухие и нарубленные на куски валежины – топливом. Ну, ещё они служили причиной порезов и царапин у тех, кто их рубил, поэтому отправка на эти работы служила наказанием. Десятник огляделся и повелительными жестами призвал к себе двух солдат, одного из старичков и одного – из Джаму:

– Анхи, сын Нефера из Сумену!

– Я вижу тебя, отец мой!

– И Анукисхотеп, сын Яхмоса, из Та-Хута!

– Слуга твой покорный, командир!

– Вместе с погонщиками осматриваете хижины, конюшни и заготавливаете уйди-уйди. Старший – Анхи! Вперёд, время не ждёт нас!

Довольно быстро из башни вернулись жрец и солдаты его охраны. Саи-Херу был несколько зелёного оттенка, остальные выглядели получше. Назначенный старшим Себекнехт доложил, что погреб свободен и даже чист, вся гадость творилась на первом этаже. Не мешкая ни секунды, Хори направил в башню четверых штрафников с лопатами – убирать. Нехти спросил дозволения проделать в стене несколько малых отверстий для вентиляции, которые потом заделают. С учётом высоты башни можно было ловить одеялами ветер вверху и дать неплохую тягу и при малых продухах – иначе в башне ещё долго нельзя будет находиться.

– Отец мой и знающий чародей, достопочтимый Саи-Херу, – подчёркнуто уважительно обратился Хори к жрецу, – как мы должны похоронить эти тела?

Он показал на завернутых в драный полог палатки два тельца, которые в этот момент спустили, обвязав верёвкой, сверху. Виднелись только босые ступни, продубленные, как у всякого египтянина или нубийца.

– Я полагаю, поскольку души их потеряны и прокляты, и они представляют угрозу для живущих, и их потребно сжечь…

– Себекнехт! Ты и Богомол сопровождаете почтенного чародея сперва к колодцу, а затем – обойти округу и обновить черепки проклятий. Остальные – сжечь это с подветренной стороны! Если что-то останется – закопать в отхожем месте! Его вы тоже должны выкопать и оборудовать.

Плотники уже начали ремонт, с верхней площадки. Хитрость их была очевидна – не лезть в вонь как можно дольше, но в данный момент Хори был с ними согласен. Уж лучше пусть будет полностью готова защищённая зубцами площадка для стражи и обороны. Её ещё надо будет обмазать глиной – от возможных огневых стрел, и чтобы самим разжигать при нужде костёр на башне.

Прошло уже довольно много времени с той минуты, когда всем были заданы задачи, и сделано было уже много. Нехти был занят отверстиями для вентиляции, и Хори сам полез на башню – под приглядом и осёл работает резвей. Вопреки ожиданию, штрафники, с обмотанными тряпками лицами, вкалыали как проклятые – видно, им не терпелось убраться отсюда поскорей. Почти все уже было готово, но Хори всё равно скорчил недовольное лицо.

Его манил погреб, почему-то ему хотелось спуститься туда и осмотреть его самому, казалось, там должно быть что-то важное и требующее его взгляда. Он уже направился было к отверстию лаза в погреб, но в это время его позвали снаружи.

– Заканчивайте тут поскорее, а я пришлю Нехти принять вашу работу, – сказал он и полез наверх. Плотники уже почти доделали настил верхнего яруса в местах повреждений, и он скомандовал остаться одному, а второму с помощником приступать ко второму ярусу. Только дождавшись, что они начали передавать и укладывать доски с верхней площадки, он спустился с башни на улицу. Его поджидал Иштек.

– Жрец сказал, что колодец в порядке.

– Это точно?

– Мы спускались вниз, он смотрел воду, а мы ныряли и смотрели на дне его. Он проверил и колодец, и воду талисманами от яда, от проклятий и от дурной еды и воды. Всё хорошо. Вода чиста и её много.

– А где сам жрец? – спросил Хори.

– Он и солдаты, маджаи те, пошли творить черепки проклятий вокруг крепости.

В это время Хори сообразил, что так и не поставил задачу трём спутникам собак, и они вместе со своими поджарыми пустынными овчарками всё еще ожидают его. Молодой командир отправил их обходить лагерь по расширяющейся спирали – в поисках любых следов. Кроме того, он с облегчением заметил, что Нехти по-тихому исправил ещё одно его упущение – все, оставшиеся свободными, старательно (потому что под надзором Нехти) чинили стены вокруг их крепости с гордым именем Хесефмаджаиу. Стена, сооруженная местами из небольших валунов и камней, скреплённых глиной, а местами – чисто глинобитная, огораживала пространство неправильным кривым овалом примерно семьдесят на пятьдесят локтей. Изнутри к стене почти на всём её протяжении лепились, как ласточкины гнёзда под крышей, хижины, какие побольше, какие – поменьше. Зубцов на стене не было – просто она была достаточно толстой, чтобы её защитники могли стоять на ней, ограждённые от напастей более тонкой верхней её частью. Стена была невысока – меньше, чем в полтора роста в верхней точке, и была любопытно и слегка непривычно для Хори устроена в том месте, где был вход в крепость. Проход сверху был накрыт перемычкой, по которой можно было перейти с одной стороны на другую, не спускаясь вниз, правда, выходя из-под защиты вала, и лишен ворот. Их и не было никогда, вход заваливали раньше громадным кустом уйди-уйди. Теперь этому кусту нужно было найти замену – старый давно сгорел в кострах караванов, проходивших тут, да и о дровах, кстати, тоже надо было позаботиться. И ни одного свободного солдата… Он вышел с пастухами собак за этот проём – посмотрит хоть сам, нет ли подходящего куста? Крепость с незакрытыми воротами казалась беззащитной перед возможным нападением и доступной, как голая женщина с разведёнными в стороны ногами.

– Ничего они не найдут, отец мой, – сказал Иштек, придирчиво обнюхивая свои ногти. Хори и позабыл о нём, а тот всё продолжал бесшумно следовать за ним.

– Что? О чём ты?

– О бойцах тех, собачьих пастухах. Они городские, и собаки их – сторожа, а не ищейки. Дозволь и мне пройтись?

– Давай, но только пока солнце не окажется там, – и Хори ткнул в точку на небе, – да заодно поищи подходящий большой куст уйди-уйди для заграждения в воротах.

Иштек, не говоря ни слова, повернулся и побрёл, о чём-то разговаривая сам с собой. Он вообще сегодня был на удивление болтлив (для Иштека).

– И не забудь про уйди-уйди! – крикнул ему вслед Хори. Иштек кивнул, даже почти что полупоклонился, и слегка изменил направление своего движения. Хори пошёл назад так, чтобы пройти мимо конюшен, сказать погонщикам ослов, что уже можно напоить животных из колодца. Вообще-то это вносило некоторую излишнюю сумятицу – то ли отменяя, то ли нет предыдущее распоряжение, о ремонте конюшен. Он сообразил это, но уже не стал ничего менять. Колодец был рядом с башней. Хори подозревал, что глину, вынутую при рытье колодца, тут же и использовали для возведения укрепления, делая из неё сырцовые кирпичи – адоб – для строительства как самой башни, так и всего остального: мазанок– то ли конюшен, то ли складов, а может, и казарм, теперь уж и не разобрать. Хори как-то видел, как копали такой же колодец. Двадцать человек делали его две недели, и глины было много.

По верху их, крепостного, колодца было выложен широкий круг из больших плоских камней. Через это кольцо было перекинуто старое, обглоданное от коры ветром и временем кривоватое бревно акации. В средней части оно было заметно источено верёвками. Воду доставали кожаным ведром на длинной верёвке, которую перекидывали через это бревно и запрягали в нее осла. Сейчас одно из животных уже бойко топало, вытягивая первое ведро с водой. Судя по пройденному им пути, вода была не так уж и глубоко, локтях в двадцати-двадцати пяти от поверхности. Всё-таки зима, сезон перет, не так уж и жарко, даже, бывает, зябко по ночам!

Ведро-мех перелили в здоровенное, сложенное из камней, обмазанное глиной и, кажется, даже обожжённое после этого корыто-поилку. Ослик водовоз потянулся к ней и, пока не напился, не уходил даже под палочными ударами погонщиков, которые торопились напоить остальных животных. На вид вода при переливании показалась чистой, прозрачной и прохладной.

Только лишь Хори подумал, что неплохо бы ему попить и самому, как к нему подошёл маджай-десятник и протянул полную тыкву с водой. Хори благодарно кивнул ему, вытащил затычку из фляги, и напился тёплой, к его удивлению, воды. Они вдвоём опять вышли за ворота, и Хори, отхлебнув снова из фляги, аккуратно её закупорил и вернул хозяину, отмахнувшись попутно от назойливой мухи.

– Не понимаю я этих воровских негров! Чего уж проще было – бросили бы убитого не в башне, а в колодец, и всё, и нет нашей заставы…– сказал юноша, возвращая Нехти флягу.

– Я услышал тебя, отец мой, – неспешно ответил десятник.

Помолчав немного, он поглядел, прищурившись, на небо, и продолжил:

– Но должен сказать тебе, что ты не совсем представляешь себе законы и обычаи краёв этих. Даже во время Голодных войн между деревнями колодцы никогда не трогают, и блюдут их чистоту. Если бы они, воровские негры те, сделали бы так, как ты сказал, вся пустыня ловила бы их до их смерти, и умерли бы они в страшных муках. За порчу колодца казнь только одна – в задний проход загоняют четыре колышка. Каждый колышек длиной около локтя, и их так и бросают потом в пустыне, преступников тех.

Юноша зябко поёжился, представив подобную казнь.

– Не оставляешь их вниманием? – спросил Хори о строителях стены, меняя тему разговора, – мне кажется, они и так слегка напуганы, наверное, их и погонять не надо… По крайней мере, на стройке и ремонте укреплений – ведь речь идёт и об их жизнях?

– А, ты ещё поймёшь, отец мой… Куда солдата не целуй – везде жопа. Даже боязнь за свою жизнь не в силах победить его лень. Про самое важное для солдата я тебе уже сказал. А вот для командира самое важное – чтобы у солдата всегда было много работ и мало времени на глупости.

В это время оклики одной из охранных групп привлекли их внимание.

По дороге, по направлению из диких земель к башне, медленно и безразлично, крайне устало, шли три или четыре нубийки и с ними два груженых осла, тощих, со свалявшейся шерстью и резаными ушами.

Глава 12

Глава 12.

Ближайшая двойка (или тройка, если считать с псом) охраны кинулась к ним, впереди собака, за ней – собачий пастух. Лучник, пробежав немного, на удобном для стрельбы пригорке остановился, передвинул колчан половчее, вынул из него стрелу, облизал оперение и, наложив ухо стрелы на тетиву, взял лук наизготовку. Собака тем временем добежала до нубиек с ослами и рычанием заставила всех встать. Поводырь подбежал к ней, но пока не делал ничего – ждал указаний.

Хори выругался. То, что остановили этих ходоков, было правильно. Неправильно было то, что это произошло так близко от заставы. Будь на месте этих женщин немирные негры, они бы уже могли засыпать всех их стрелами, а что такое мощный лук в руках у маджая Хори знал не понаслышке. На охоте Иаму пробивал из своего лука антилопу насквозь, и стрелял он очень, очень быстро и точно. Неверно было выбрано само место для поста. Это была его ошибка. С другой стороны – будь они дальше и случись нападение, патрульных легко бы перебили без всякой пользы, и никто на заставе ничего бы не узнал. Тут надо подумать и посоветоваться с Нехти. Но самое главное – Хори совершенно не представлял себе, что ему делать. Он понимал, что нужно предпринять при нападении на пост. Он понимал, что ему делать при прохождении каравана в Две земли – был свод правил, говоривший, кто, с какими товарами и в каком количестве может двигаться. А вот что делать с этими измученными женщинами? И перед подчинёнными нельзя опозориться… Досмотреть? Задержать? Повернуть? Могут ли они быть лазутчиками? Связано ли это со зловещими событиями в башне?

В любом случае, нужно было выяснить сначала, кто они и откуда, куда и зачем идут. Нет, наверное, надо раньше досмотреть груз. Он никак не мог вспомнить имени собачьего пастуха, стоявшего рядом с кушитками, но отдать команду ему было нетрудно, поскольку тот смотрел на Хори, ожидая указаний. А вот за это его нужно наказать, нельзя выпускать из поля зрения досматриваемых ни на секунду, кто бы это ни был: ребёнок, старик, женщина… Колдун может быть под любой личиной, и даже ребёнок может вогнать кинжал в живот. Нельзя быть таким раззявой!

– Досмотреть груз, выяснить, кто они, откуда, куда и зачем! – приказал пастуху Хори.

Пастух, наконец, повернулся к нубийкам. Хори и Нехти тоже двинулись к ним, обходя по дуге так, чтобы не перекрыть лучнику возможные цели. Хори наконец-то смог рассмотреть нубиек. Это были четыре крайне измождённые, с выпирающими суставами, запавшими глазами женщины. Из одежды на двух были только набедренные повязки, и их пустые груди только подтверждали истощение хозяек. Они были все в пыли и казались старухами, но, верно, не были таковыми – у трёх из них за плечами висели дети, похожие на безучастных кукол. Они почти не обратили внимания на то, что собачий пастух роется в перемётных сумах, навьюченных на их ослов, таких же тощих и измождённых, как и они. На вопросы пастуха они отвечали на каком-то из местных наречий и языка Двух земель не понимали – совсем дикие! И жалкие…

– Как ты думаешь, они могут быть лазутчиками разбойников? – спросил у Нехти командир тихо.

– Исключено. Не забывай, я бился ними, с дикарями теми. Они были из разных кланов, но никого не было из этого рода. Эти пришли откуда-то издалека, с восточных гор, глянь на их ритуальные шрамы на лице! И они даже не говорят на доступном нам языке. Я их немного понимаю, но со второго на третье, собачий пастух не понимает почти ничего, а ты, скорее всего, и вовсе не поймёшь – это какой-то очень дальний и редкий диалект, из древних… Пойду-ка я их сам спрошу, женщин тех.

– Это правильно, ответы надо получить. Но как ты разглядел их шрамы под пылью? – удивился Хори.

– Господин мой, они хоть и дальние, но родичи моему народу. Разве я могу этого не увидеть?

В этот момент пастух собаки издал удивлённое восклицание – попытавшись взять небольшой кожаный мешок из перемётной сумы, он уронил его от неожиданной тяжести. Мешочек раскрылся – и в нём был золотой песок.

– А может, ты всё же ошибаешься? Взгляни – у них золото, – снова напрягся Хори.

Нехти подошел, присел рядом с мешком на корточки, запустил в него руку.

– Нет. Это золотой песок и самородки. Там, на руднике том, жила шла в кварце, её откалывали вместе с кварцем и мололи на мельнице, а золото у них, у женщин этих, другое. Оно желтее на цвет и жирнее на ощупь. Это доброе золото, лучше, чем было на прииске том. Лучшее из всех возможных.

Десятник распрямился, повернулся к женщинам и о чём-то заговорил с ними на непонятном Хори наречии – некоторые слова были ясны, хотя и звучали несколько непривычно, но в целом Хори, и так не то чтобы очень хорошо различавший нехсиу и маджайске говоры, не понял ничего. Нехти же, надо сказать, вёл себя с женщинами уважительно и вежливо, хотя и было видно, что разговор даётся ему не так уж и легко – он часто замолкал, подбирая слова, и иногда переспрашивал непонятное. Голоса женщин, отвечавших ему, то по одной, то хором, были хриплы и слабы, как у старух.

– Они идут давно, от колодца Ибхут в горной стране. Я не знаю точно, где это, господин мой, но не близко, ибо идут они уже половину луны. Женщины говорят, что идут они к слуге Повелителя, великого домом и скотом, да будет он жив, здрав и невредим, в крепость Сехемхакаурамаахеру (Семна). Когда же я спросил их, женщин тех, почему не идут они в Кубан, оказалось, они из всех городов и крепостей знают только Семну. Три поколения назад там был кто-то, кто из их рода. Я спросил – как живут они в своей горной стране. Сказали они: «Мы не слышали ничего, кроме того, что эта горная страна умирает от голода». Так сказали они. И поскольку они знают, что египтяне ценят золото, собрали его они, сколько могли. И привезли, чтобы торговать им, за хлеб и припасы всякие.

– Принесите хлеба и пива! – крикнул Хори, обернувшись в ту сторону, где, по его расчётам, за стеной находились ослы и снятые с них перемётные сумы. Один из его новобранцев, гордо звавшийся Тутмос, тот самый ныряльщик с корабля, услышал его приказание. Не смотря на имя, это был крестьянин и крестьянский сын, до срока измождённый и изработавшийся, со спиной и коленями, уже будто бы раздавленными непосильным трудом. Впервые он наелся, кажется, только в армии, и служил с удовольствием и старательно. Тутмос оставил то, чем был занят на ремонте стены, поклонился и исчез за стеной. «Наверняка и себя не забудет, – подумал Хори, давно уже заметивший, что при любой возможности что-то съесть Тутмос ей непременно воспользуется, даже если он только что пообедал, – скорее всего, ринулся выполнять, как только понял, что можно и самому кусок урвать. Ну и ладно».

Тутмос уже мчался дробной рысью, прижимая к потной груди четыре солдатских хлеба и смешно взбрасывая кривоватые ноги. Под мышками у него были два кувшина пива, и он изо всех сил старался донести всё, не уронив, не рассыпав и не расплескав. А также быстро и успев прожевать то, что было у него во рту. Ещё он очень старался понравиться начальству.

Сонно-безразличные лица женщин оживились при виде снеди. Хори мотнул головой в их сторону, и Тутмос споро выгрузил в протянутые к нему почти по-птичьи тощие руки хлеб, нелепо изогнувшись при этом чтобы не выронить кувшин, поползший из-под левой руки. Придерживая его боком, он присел, ставя его на дорогу, перехватил второй, откупорил его и сделал глоток, после чего протянул передней женщине.

– Это я чтобы они не подумали чего, – извиняющимся и виноватым голосом сказал он командирам. Он всегда говорил, словно просил прощения за сам факт своего существования на земле. Непонятно откуда он извлек ещё пучок слегка подвявшего зелёного чеснока и тоже протянул его передней женщине, очевидно, определив её как старшую. Не обращая ни на кого внимания, женщины устало и тяжело уселись прямо на землю и начали сосредоточенно есть, не обращая внимания на кусачих мух, даже не отгоняя их, но не забывая протягивать детям нажёванную кашицу из хлеба и пива. Те, большеголовые, тощерукие, с торчащими рёбрами и раздутыми животами, жадно, как воробьи, накинулись на угощение. Женщины передавали по кругу пиво.

– Видно, господин мой, не голодал ты, – тихо сказал Нехти, – Если они не ели долго, это может их убить…

Вероятно, это понимала и та женщина, которую Тутмос безошибочным чутьём вечного подчинённого угадал как главную. Теперь видно было, что все они вовсе не стары. То ли пиво, то ли еда придали немного бодрости их лицам и блеска глазам, но эта, хотя и казалась чуть моложе всех, повелевала ими. Она что-то гортанно сказала остальным, и те послушно отдали все хлебцы ей. Хлебцы были убраны в суму, но пиво продолжало свой путь по кругу, и чеснок – тоже.

Теперь Хори рассмотрел их всех уже внимательней. Их лица были покрыты сложным узором инициационных шрамов в виде точек. Тела и одежды запылены, на шее – ожерелья из каких-то камней и костей, а также маленьких кусочков золота у главной. В волосах – перья, тоже запылённые до полной невозможности понять – какой же птице они раньше принадлежали. Но больше всего привлекали внимание Хори лица двух человек – «старшей дамы», как он назвал для себя командовавшую женщину, и её ребёнка, кажется, девочки. На фоне их тёмной, даже сквозь пыль явно почти негритянской кожи ярко выделялись светлые зеленовато-серые глаза.

«Старшая дама» попыталась подняться, но, то ли пиво после долгого воздержания от еды подействовало слишком сильно, то ли силы её были истощены дорогой, это у неё не получилось с первой попытки. Нехти протянул ей руку и помог подняться, после чего она разразилась длинной тирадой. Очевидно пиво, смочив ей горло, произвело благотворный эффект, и голос её стал намного мелодичней и моложе, хотя какая-то будоражащая хрипотца осталась.

– Госпожа благодарит за хлеб и помощь, – кратко перевел её речь Нехти.

– Что они собираются делать? – поинтересовался Хори, – И спроси, не видели ли они кого-нибудь, либо что-нибудь, непонятное на своём пути?

– Они собираются немного отдохнуть, и испрашивают твоего разрешения напоить ослов, и немного прийти в себя. После этого они собираются идти дальше, в ближайшее место, где могли бы добыть еды в обмен на золото для своего народа.

– На двух еле живых ослах много не увезёшь… – сказал юноша.

Нехти снова о чём-то спросил светлоглазую нубийку, та что-то ответила, затем – новый вопрос маджая, новый ответ дамы.

– Они хотят испросить разрешения прийти с большим караваном, где будут и их мужчины, для торговли. Им нельзя прийти в крепость большим караваном без позволения.

– Не самое лучшее время для диких негров, идущих на торг, они выбрали. И что делать нам? Отпустить их в ночь? А если их сожрут эти самые лишённые душ? Оставить в крепости? А не опасно ли это всё?

– Они всё равно не смогут идти сегодня дальше. Пусть переночуют за стеной сегодня. Не зря я видел сон прошлой ночью. А нам с тобой нужно улучить время, успеть доделать все необходимые дела и поговорить. И, сдаётся мне, спать нам сегодня предстоит мало, караул сегодня я доверю только проверенным бойцам, а их у нас немного.

Поколебавшись мгновение, Хори решил довериться десятнику, и скомандовал Тутмосу:

– Помоги им завести ослов в стойла и дойти самим, пусть пока устроятся в свободной пристройке.

Тутмос повёл нубиек, засыпающих на ходу. Хори всё ещё смотрел им вслед – он сообразил, что так и не получил ответа на вопрос о том, не встречалось ли им что-либо необычное.

– Ладно, – подумал он, – но надо обязательно спросить это позже вновь.

Повернувшись, он увидел, что лучник (из ветеранов Нехти) по-прежнему насторожен. Это ему понравилось, и он запомнил солдата. И это же напомнило о проступке пастуха. Не откладывая на потом, он тут же отчитал солдата за легкомыслие и высказал ему своё неудовольствие, после чего, пообещав продолжить разговор после смены с поста, отправил его к лучнику – продолжать дозор.

Куча дел стала немного меньше, но оставалась огромной. Да ещё эти горные маджайки с самого края земли. Голова у кого хочешь пойдёт кругом. Всё же надо срочно посоветоваться с Нехти – как расставить посты, кого отправить за топливом, как нести дежурство ночью. Надо запасти воды, узнать, что с хлебной печью, отдать команду о приготовлении ужина. Надо еще раз проверить башню – можно ли там будет сегодня спать? Надо, в конце концов, обживаться – найти для каждого человека и каждой вещи место, понять, чего не хватит им, а чего в избытке. Надо сделать эти стены домом – надёжным и хоть насколько-то уютным. Надо, надо, надо… И всё же! Что-то он упустил, что-то важное, а вечер всё ближе и ближе.