Текст книги "Степные хищники"

Автор книги: Александр Великанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Вспомнились Антипу и краденые лошади, и тот казачишка с хутора Панаева, который остался лежать с разбитой головой в Гуляевой балке. Надо же было ему, незадачливому, повстречаться с конокрадами!

Многое прожито, многое пережито, а, выходит, зря! Как дальше жить?

Мутилась голова, сильно покалывало в груди, но Антип, как маятник, ходил и ходил взад-вперед. Пропели вторые петухи, на церкви ударил перечасный колокол, и, словно подкошенный его звуком, опустился Антип на крашеные половицы горницы.

Застывшее тело старика нашли наутро.

Молнией разнеслась по селу весть – сгубили комиссары отца красноармейца – Антипа Грызлова. Забурлило, заговорило село: квитки на сдачу хлеба многим не давали спать. А тут еще донеслась весть, что восстал Сапожков против коммунистов и продразверстки. Своею властью гаршинцы обезоружили и посадили в амбар горстку продармейцев и продкомиссара. Командир стоявшего в Гаршине красноармейского отряда Капитошин растерялся. Тщетно Честнов доказывал ему, что не вмешаться сейчас – значит совершить преступление. Правда, Капитошин принял арестованных под охрану, но, уступая гаршинским мужикам, отправил их не в Соболево, а в Бузулук к Сапожкову.

Большак полого спускается в долину. Душно. Раскаленная пыль жжет ступни ног через кожу сапог. По синему небу с юго-запада плывут белые барашки, и парящий в вышине коршун, попадая на их фон, делается зловеще-черным.

Щеглов шел, не торопясь, не оглядываясь. Он думал о мятеже, разразившемся так неожиданно, и о том, когда могут прибыть батальоны ВОХР[10]10
  ВОХР – войска охраны Республики.


[Закрыть], выступившие прошлой ночью из Уральска. О них ему говорил Почиталин. По расчетам выходило, что завтра в полдень.

Не доходя моста, «посыльный» переобулся, пучком травы вытер запылившиеся сапоги и, не обращая внимания на дремавшего часового, двинулся в село.

«Как праздник», – удивился он, выйдя на главную улицу.

На завалинках, у летних кухонь сидели бабы, старики и молодые, все нарядно одетые. Лузгая семечки, они неторопливо переговаривались. По густой придорожной пыли носились ребятишки. На Щеглова посматривали равнодушно, – мало ли проходит по селу народа.

Щеглов спросил, как найти начальника отряда.

– Через три двора будет в четвертом, – ответили ему.

Отсчитав дворы, Щеглов вошел в калитку. Под навесом, отбиваясь от роя мух, обедали четверо военных. Когда звякнула щеколда калитки, все разом обернулись.

– Мне надо командира отряда, – сказал Щеглов, облизывая пересохшие от жары и волнения губы.

– Зачем? – спросил один, кладя ложку и вставая.

– Ему пакет из Соболева.

– Из Соболева? – многозначительно переспросил тот. – Давай сюда! Давай, я командир, – повторил он, заметив нерешительность Щеглова. Получив конверт, он разорвал его, прочитал бумагу и, повертев в руках, сказал: – Пойдем!

Щеглов повиновался. Молча, они прошли еще несколько дворов и очутились на площади. У крыльца дома с резными наличниками, в котором по всем признакам находился штаб, провожатый сказал:

– Сюда!

В просторной комнате с двумя столами и скамейками по стенам было пусто. Приведший Щеглова открыл дверь в соседнюю комнату.

– Товарищ Капитошин, вам приказание из Соболева, подписано Почиталиным.

В дверях показался высокий, худощавый человек, с утомленным лицом. Он был без гимнастерки, в заношенной нательной рубахе. Взяв пакет, принялся внимательно читать.

– Но не могу, не могу же я! – страдальчески выговорил он, окончив чтение. – Кто привез?

– Вот он.

Капитошин испытующе оглядел «посыльного».

– Что у вас в Соболеве? – наконец спросил он.

– Известно что: жара и мухи, – разыгрывая простоватого малого, ответил Щеглов.

– Я не о том спрашиваю, – поморщился Капитошин: – Войск много?

– Известно, есть войско.

– А правда, что в Уральске восстание?

– Об этом слышно не было.

– Восстание, – утвердительно произнес Капитошин и кивнул головой. – И в Саратове тоже на улицах бьются. И в Самаре. А Почиталин убежал из Уральска, и все комиссары разбежались… Ладно. Посиди тут! Товарищ Честнов, – обратился он к человеку, приведшему Щеглова, – придется собрать бойцов отряда и обсудить это письмо.

«Вот так не повезло! – с досадой подумал Щеглов. – Если бы знать давеча, что это Честнов!»

Капитошин с Честновым вышли, а посыльный от нечего делать принялся разглядывать развешанные на стенах пожелтевшие от времени семейные фотографии. Потом его внимание привлекла божница, украшенная синеватыми и желтоватыми бумажными лентами. Вглядевшись, Щеглов узнал керенки – денежные знаки двадцати– и сорокарублевого достоинства, выпушенные Временным правительством. Щеглов улыбнулся и подошел к двери, за которой неожиданно увидел часового. Между тем, он хорошо помнил, что когда входил, то здесь никого не было.

«Караулят!» – отметил он про себя.

Только в этот момент разведчик осознал всю опасность, которой подвергался, и еще раз пожалел, что не удалось поговорить с Честновым. «Пока меня считают за ванька, – бояться нечего, но, если узнают правду…»

Размышления прервал приход Капитошина, Честнова и еще нескольких человек.

– Товарищ командир, каков же будет ответ? – спросил «посыльный». – Товарищ Почиталин приказал привезти от вас бумагу.

– Ответ получишь после собрания. Ты вот что скажи: в Соболево новые части не прибывали?

– Не видел. Может быть, после меня пришли.

– Почиталин приехал один?

– Зачем один? С кучером.

– А отряда с ним не было?

– Не приметил.

По одному, по два начали подходить красноармейцы, обыкновенные ребята, такие же, как в любой части. Глядя на них, Щеглов невольно успокоился: «Какие же это мятежники?!»

Но в этот момент сердце разведчика оборвалось и упало: в комнату вошел… Егор Грызлов. Егор Грызлов, писарь штаба Соболевского укрепучастка, соперник и враг Щеглова.

«Почему он в Гаршине?» – молнией мелькнула тревожная мысль.

Увидев Щеглова, Егор сначала удивился, а затем с притворно-радостным лицом направился к нему.

– Здорово, товарищ Щеглов!

– Знакомого встретил? – заинтересовался Капитошин.

– Когда не знакомый! Это – командир Соболевского эскадрона.

Щеглов заметил и быстрый взгляд, брошенный на него Честновым, и непритворное изумление Капитошина.

– Т-так вы – командир Соболевского эскадрона?

Когда нечаянно упадешь в воду, то страшен первый момент – неожиданность, испуг, холод, – но начинаешь работать руками, ногами, и страх проходит. Так было со Щегловым. Сначала он растерялся, но затем, поняв, что худшее уже произошло, обрел обычное присутствие духа.

– Итак, вы – командир Соболевского эскадрона? – повторил Капитошин, приглашая садиться. – Вы знакомы с содержанием привезенного пакета?

– Да.

– Что посоветуете?

– Выполнить приказание уполномоченного штаба Уралукрепрайона: немедля выступить с отрядом в Соболево, – пожал плечами Щеглов.

– Это невозможно.

– Почему?

– Видите, у меня здесь склад оружия, и крестьяне, во-первых, не дадут подвод, а во-вторых, не позволят его увезти. Оставить же оружие на произвол судьбы я не могу.

– Но вы – воинская часть.

– Поймите, что применить силу я не в состоянии.

– А если это оружие вздумают разобрать по рукам, тогда что вы будете делать?

Капитошин замялся:

– Даже в этом случае я не смогу воспрепятствовать: у меня в отряде те же самарские крестьяне, и они не пойдут против своих.

– Смотря по тому, кого считать своими.

– Разумеется, но вы сначала послушайте, что будут говорить на собрании. Кстати, почему вы без оружия?

– Я не знал, к кому иду и как меня здесь встретят, – усмехнулся Щеглов.

– Ну, это вы напрасно.

– Всякое бывает… Так вот, товарищ Капитошин, собрание собранием, а приказ выполнять вам надо. Слухи же о восстании в Уральске, в Саратове все это сплошная чепуха.

– Я сам не доверял, но…

– Уверяю вас, что это провокация и совсем не умная. Подавить же сапожковскую авантюру у Советской власти найдется достаточно сил.

Без стука вошел Честнов:

– Люди собрались. Будем начинать?

– Да-да, – заторопился Капитошин. – Идемте, товарищи!

«Не велик отряд», – была первая мысль Щеглова при взгляде на собравшихся.

– Товарищи, сейчас мною получено приказание от штаба Уралукрепрайона отряду немедленно выступить из Гаршина в Соболевскую станицу. По этому поводу, я и собрал вас, – начал Капитошин.

– Это для чего же туда идти?

– Нам и тут не плохо.

– Чего мы там не видели? – послышались отдельные выкрики, однако большинство настороженно молчало.

– Дайте, я скажу! – вызвался рослый красноармеец в фуражке с малиновым околышем: – Тут спрашивали, зачем идти в Соболево. Мне, например, это понятно. Восстала дивизия, скажем товарища Сапожкова, ну, и требуются силы. Нас вызывают. Это правильно, только допрежь того полагается объяснить, чего добиваются бойцы дивизии товарища Сапожкова. Я кончил.

Поднялся другой:

– А у меня к командирам такой вопрос: можем ли мы идти против воли трудового крестьянства села Гаршина, если оно не желает, чтобы в подобное тревожное время мы оставили село без охраны?

Щеглова подмывало встать и выступить. Он нетерпеливо ерзал по скамейке.

– Не вмешивайтесь! Вы лишь подольете масла в огонь, – услышал Щеглов рядом тихий, но внятный шепот и, покосившись, увидел, что около него сидит Честнов.

– Дозвольте мне! – на середину вышел Егор Грызлов. – Доподлинно известно мне, что товарищ Сапожков и его дивизия – это наши братья и отцы. Их кровь проливать нам нет расчета. Спрашивается, за что? Комиссары же и коммунисты нам хорошо известны, и добра от них ждать не приходится. Соли нет, спичек нет, гаса нет, не говоря уже про сахар или, скажем, чай. Мануфактуры тоже нет. Куда оно всё делось? А с крестьянина? Последний хлебушко отдай, лошадей загоняли, скотину каждодневно требуют. За что же мы боролись? За что проливали кровь?

«Где это ты ее проливал, сукин сын, чернильная душа?!»– чуть не вырвалось у Щеглова, хорошо знавшего, что Грызлов с начала службы околачивался по канцеляриям и пороху не нюхал.

– Скажу о себе. Я честно защищал эту власть, жизни, можно сказать, не жалел, всякие напасти, мучения терпел, а что с моим семейством сделали. За что отца, боевого красноармейца, до могилы довели? Спросите любого на селе, и каждый подтвердит, что это сущая правда. Не вынес подобных притеснений мой папаша и позавчера преждевременной смертью скончался.

– Верно говорит, – под хмурое молчание большинства подтвердил кто-то.

– Мое предложение будет такое: гнать из Советов и от власти комиссаров-притеснителей, не позволять им измываться над трудовым людом и приветствовать дивизию товарища Сапожкова.

Последние слова Грызлова заглушил истошный крик за окном:

– Из Соболева коммунисты наступают! В ружье!

В комнате сразу стало тихо, и в тишине можно было слышать далекие винтовочные выстрелы – то одиночные, то как горох по железной крыше.

«Бом-бом-бом-бом!»– Звуки набата понеслись над селом. На зов колокола начал сбегаться народ.

Собрание прервалось. Грызлов куда-то исчез. К Щеглову торопливо подошел Капитошин.

– Вы хорошо знаете, что из Соболева не собирались наступать? Ручаетесь? – спросил он, нервно потирая руки.

– Ручаться не могу, но, насколько мне известно, наступать никто не собирался.

А сам подумал: «Неужели это уральские батальоны ВОХР, о которых упоминал Почиталин?»

На площади становилось все шумнее.

– Бери оружие!

– Не пустим коммунистов в Гаршино! Долой!

За окном бушевала толпа. В штаб доносились обрывки гневных речей, ругань, проклятия по адресу большевиков. Запыхавшись вбежал Грызлов.

– Пойдем! – схватил он Щеглова за рукав. – Объяснишь народу, зачем соболевские коммунисты идут на Гаршино, что им тут надо, ну и о себе скажешь, зачем пожаловал. Иди, иди, – общество требует!

Щеглов поднялся было, но кто-то с силой посадил его обратно.

– Никуда он не пойдет, – отрезал Честнов. – Начальник отряда и я будем беседовать с ним.

– Ладно, наше не уйдет, – смущенно, пробормотал Егор и направился к выходу.

– Прошу ко мне в кабинет! – пригласил Капитошин Щеглова и Честнова.

В кабинете разговор пошел начистоту.

– Мне надо знать, будет ли ответ и какой, – настаивал Щеглов.

– Вы… – начал было Капитошин, но ему помешал вошедший красноармеец.

– Товарищ начальник, на нас никто не наступал, а это наши, гаршинские, отстреливались от охраны.

– Ничего не понимаю. Какие гаршинские и от какой охраны отстреливались? – переспросил Капитошин.

– Мужики поехали разбирать со склада сданный хлеб; а охрана тамошняя, из Соболева, воспрепятствовала.

Капитошин повернулся к Щеглову:

– Вот, теперь вы сами видели, какая у нас создалась обстановка. Так и передайте члену Военсовета!

– Мне нужен от вас письменный ответ.

– Ну, что за формальности! Скажите, что я не могу выполнить приказа.

– Такие вещи на словах не передаются.

Наступило молчание.

– Вы можете переговорить с Почиталиным по телефону, – предложил Щеглов.

– Телефон не работает.

– У меня на горе аппарат связан с Соболевым.

– Там, где разъезд?

– Да.

Капитошин задумался.

– Сколько человек у вас в разъезде? – справился он.

– Девять… Да вы не беспокойтесь! – поняв, улыбнулся Щеглов. – Чем бы ни кончился ваш разговор с Почиталиным, я не стану вмешиваться.

– Вам надо съездить, – подсказал Честнов.

Капитошин вышел, а через полчаса к штабу подъехали конные. Щеглов насчитал восемь всадников. «Точно», – подумал он.

– Эта лошадь для вас, – показал Капитошин на сытого неоседланного коня. – Седел, извините, не хватило.

– Обойдусь без седла, – весело отозвался Щеглов и, взявшись за гриву, легко вспрыгнул на лошадь. Конь заиграл.

Группа двинулась рысью. Выехали за село.

– Дождь будет, – сказал кто-то из ехавших.

Щеглов поднял голову. С запада наползала синяя грозовая туча. Далекие молнии змейками бороздили ее.

Глава третья
НОЧНОЮ ПОРОЙ

– Связь с Соболевым есть? – спросил Щеглов, когда подъехали к разъезду.

– Была все время, – ответил Кондрашев. – Санька, вызывай!

Запищал зуммер.

– Соболево! Соболево! Эх!

– Что такое?

– В руку ударило. – Сумкин опасливо поглядел на тучу.

– Дай-ка я! – не вытерпел Щеглов.

Яркая молния прорезала тучу. Щеглов выронил трубку.

– Стреляет Илья-пророк! – выговорил он. – Очевидно, разговор не состоится. Придется вам все-таки написать Почиталину.

– Писать я не стану, – категорически отказался Капитошин. – Прошу передать члену Военсовета все, что вы видели и слышали. За мной ма-арш! – скомандовал он своим и, прощаясь, приложил руку к козырьку.

– Отделение, сади-ись! – скомандовал Щеглов.

Оглядываясь друг на друга, обе группы разъехались каждая в свою сторону.

Гроза прошла мимо, и до Атаманского разъезда добрался, не намокнув.

– Сумкин, включай телефон! – приказал Щеглов – Линию в сторону Гаршина оборвать.

В ближайшем дворе раздобыли вожжи, напильник и, подтянув телеграфную проволоку к земле, начали пилить.

– Живее! – поторапливал Щеглов.

– Сию минуту. Подпилок, как на грех, тупой попался.

Сумкин старательно пилил. Щеглов и Костя держали толстую проволоку. Вж-жик! Раз!

Концы туго натянутого провода разлетелись в стороны.

– Включай аппарат! – приказал Щеглов.

На этот раз Соболево отозвалось быстро, и Щеглов доложил о результатах разведки.

– Хорошо! – сказал Почиталин. – Ночуйте в Атаманском, а утром вместе с батальонами ВОХР подойдут остальные взводы вашего эскадрона. Пойдете обратно в Гаршино.

– Будем здесь ночевать, – к великой радости Сумкина, объявил Щеглов. – Сумкин, заказывай ужин!

Выставив в сторону Гаршина пост, разъезд расположился во дворе у Сумкина. После ужина казак, к удивлению Щеглова, сам вызвался нести караул.

Чудесна летняя ночь в уральской степи! Волнами приходят горько-соленые запахи полыни, чебреца и других степных трав. Днем под жарким солнцем их стебли бессильно никнут, но ночная прохлада вновь наполняет жизнью, и обрызганные росой цветы поднимают головы. В далеком прозрачном небе чуть заметными точками теплятся звезды, и от звезд, чудится, ниспадает на землю торжественная тишина. Ни шелеста, ни шороха.

В канаве крайнего гумна на кошме, захваченной из дома, притулился пост – Санька Сумкин с молодой женой. Винтовка с одного бока, Павлишка – с другого. Пустынна гаршинская дорога, спокойна ночная степь, ничто не мешает молодым. Незадолго до рассвета, когда Лось[11]11
  Уральские казаки созвездие Большой Медведицы зовут Лосем.


[Закрыть] трубой поднял свой трехзвездный хвост, часовой с подчаском, наворковавшись, намиловавшись, задремали. Эх, не спи, казак, – время тревожное!

Близкий топот разбудил часового. Сумкин схватил винтовку, толкнул в бок жену:

– Беги!

А верховые близко: с земли видно, как скользят по небу их силуэты. Сумкин также пустился наутек. Обогнав Павлишку, он опрометью взлетел на крышу своего база, с двухметровой высоты махнул вниз, но, зацепившись шинелью, повис на столбе с рогульками, на которых казачки сушат молочные горшки.

Павлишка шмыгнула было в подворотню, но застряла, в следующий момент почувствовав, что ее тянут за ноги, завизжала благим матом. Державший ее за ноги отпустил и сказал весело:

– Не бойся, станичница, мы – не лиходеи. Вставай, поговорим!

Павлишка поднялась.

– Где у вас ночуют соболевские кавалеристы?

– Н-не знаю.

– Ну, как не знаешь! С кем сейчас сидела? Мы видели, как он махнул на баз.

– Это наш хуторской, – смутилась казачка.

– Да ты не сомневайся! Мне нужен командир Соболевского эскадрона.

– А вы кто такие?

– Мы из Гаршина.

Павлишка молчала.

– Так где же их найти? В этом дворе? Да? Тьфу! Чего ж я спрашиваю. Телефонный провод тянется именно сюда. Они здесь.

Всадники спешились и забарабанили в ворота. Павлишка же, на которую никто не смотрел, зашла потихоньку за угол и пустилась бежать. С улицы она застучала в окно:

– Казаки, вставайте! Какие-то приехали, вас спрашивают.

Щеглов проснулся первым.

– Подъем!

Во дворе наткнулся на Сумкина. Он так и не мог собственными силами сняться с кола.

– Черти, что ли, повесили тебя? – выругался Костя.

За воротами крик:

– Товарищ Щеглов, откройте!

– Кто?!

– Капитошин.

– В чем дело?

– Я хотел бы поговорить с Почиталиным. Телефон у вас работает?

– Да. Сейчас откроем.

В эту ночь спать не пришлось: только что уехал Капитошин (он лично доложил Почиталину свои оправдания), как подоспели батальоны ВОХР и с ними остальные три взвода Соболевского эскадрона.

В Гаршино вошли без выстрела. На площади, на улицах – ни души. Село словно вымерло. Батальоны расположились на площади, где вчера бурлила толпа. Явился Капитошин. У него был растерянный, виноватый вид. Очевидно, его страшила ответственность за отправленных к Сапожкову продармейцев и за невыполненное приказание Почиталина.

– Отряд построен во дворе штаба. Какие будут приказания? – доложил он.

– Командование отрядом сдайте товарищу Честнову, а сами отправляйтесь в штаб Соболевского Укрепучастка! – распорядился командир сводного отряда.

– Ай-я-яй! Что же это такое! Люди добрые, смилуйтесь! Ратуйте! – отчаянный женский вопль разнесся по площади. – Ой, пропала моя головушка!

– Что там такое? Товарищ Щеглов, прикажите узнать!

У двора покойного Антипа Грызлова билась в истерике пожилая женщина.

– Чего ты плачешь? Что случилось? – Щеглов подскакал к ней.

– Ой, схватили моего сыночка Егорушку, повели на расстрел! Ой, пропала я бедная! Смилуйтесь! Заступитесь! – в голос продолжала причитать старуха.

– Кто схватил? Куда повели?

– Кто их знает! Повели туда, к амбарам, – женщина показала рукой на выгон.

В переулке Щеглов нагнал группу своих кавалеристов во главе с Кондрашевым. В центре, семеня заплетающимися ногами, шел Егор Грызлов.

– Кондрашев, что здесь происходит?

– Арестовали дезертира, товарищ комэск.

– Куда же вы его ведете?

– К папаше, – злобно оскалясь, ответил взводный.

– Товарищ Кондрашев, арестованного доставить в штаб и не самовольничать!

– Сами знаем, что делать полагается, – возразил тот, но остановил лошадь. – Когда он тебя на митинг тащил, знал, поди, что делает, гадючка мокрая!

– Кондрашев, не горячись и выполняй приказание!

– Добер ты больно, комэск! – проворчал Костя и вместо коня хлестнул плетью Егора. – Вертай, сука, назад и моли бога за нашего эскадронного!

Командиру Щеглов доложил:

– Мои бойцы арестовали дезертира из штаба Укрепучастка. Вчера он проводил здесь контрреволюционную агитацию.

– Получено приказание вернуть ваш эскадрон в Соболево, – ответил начальник: – Арестованного возьмите собой!

Через несколько минут площадь опустела: эскадрон пошел назад в Соболево, батальоны двинулись навстречу Сапожкову.

На «гауптвахте» при Соболевском Укрепучастке в дощатом чулане сидел Егор Грызлов. Караулил его боец Отдельной роты Иван Шумилов. Поставив винтовку между колен, он расположился на ступеньках крыльца. Скучная вещь быть в наряде! И черта ли караулить этого Егорку? Наш, гаршинский, вместе в козны играли. Куда он денется?

– За что тебя посадили, Егор? – сладко зевнув, спросил часовой.

– Да ни за что. Поехал родителя хоронить, а тут эскадронцы нагрянули. Знаешь собак?

– Ребята говорили, что ты Щеглова хотел подвести под монастырь.

– Брехня! Сущая брехня! Был, правда, у нас с ним разговор о том, чтобы народ успокоить, объяснить положение, но чтобы еще что, – ничего подобного.

– Скажи, пожалуйста!

– Ванька, дай закурить!

Часовой отодвинул засов, которым запирался чулан, и полез за кисетом. Егор стоял в дверях.

– Держи!

– Высеки огня!

Шумилов поставил винтовку в угол, достал кресало, кремень, придавил к нему большим пальцем трут и ударил железкой. Трут не загорелся. Часовой повернулся к двери на ветерок, и страшный удар по темени ошеломил его. Грызлов пнул ногой мягкое тело, снял ремень с патронными подсумками, одел на себя, взял винтовку и сбежал по ступеням. Уже за станицей он остановился, посмотрел на темные строения и пожалел: «Надо бы Ванькин кисет и кресало прихватить! Маленько не догадался».

Скоро одинокая фигура Егора потерялась во мраке.