Текст книги "Тень амёбы (СИ)"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Человеческие девушки цапнули со стола по бутылке пива и уселись рядом на парапете флайбриджа, изображая пролетариев, пьянствующих после трудовой смены. Томми ловко забралась на каркас тента и стала увлеченно вертеть головой. Вероятно в доставшихся ей генах резусов был прошит мотив к наблюдению за обстановкой с самой высокой из доступных точек. Что касается панды Шу, то она уселась у парапета рядом с корзиной с яблоками (явно поставленной там специально) и принялась размеренно питаться. Яблоки исчезали в ее зубастой пасти целиком, лишь слышался слабый хруст и удовлетворенное мурлыканье (кажущееся странным, когда исходит от существа, похожего на игрушечного медведя).

Но, панда не успела слопать даже половину яблок из корзины, когда цель новогоднего круиза была достигнута: затон, врезанный в крутой берег – и сюда не вели сухопутные дороги. Но между урезом воды и склоном лежала полоса пологого пляжа около полста шагов в ширину. Грунт полосы был местами сухой глинистый, местами заболоченный заросший низкорослыми елками. При внимательном взгляде это оказывались не елки, а древовидные хвощи – впрочем, годной формы, чтобы играть роль новогодней елки. Для вечеринки тут заранее были сделаны кое-как приготовления. На самом большом хвоще красовались огромные блестящие условные снежинки из фольги. А рядом стояло нечто наподобие старинного уличного газового фонаря на изогнутой ножке, только ножка не заделана в грунт, а закреплена на платформе вроде маленькой двухколесной тележки с размещением колес на составных консолях вроде толчковых лапок кузнечика.

Этот фонарь вызвал какие-то неясные ассоциации у Гастона Перрена, когда появилась возможность осмотреть место предстоящей новогодней вечеринки.

– Это из Хаяо Миядзаки, «Унесенные призраками», – подсказала Мимоза, подошедшая сзади беззвучно, как кошка, и затем добавила, – только фонарик, показывавший дорогу Тихиро-тян в аниме – прыгающий на одной лапке, а тут прыгающий и ездящий на двух роликовых лапках.

– Вы обладаете телепатией, Мимоза-тян? – стилизованно спросил он, обернувшись.

– Нет, Гастон-кун, это всего лишь эмпатия, – в той же стилизации ответила фальшивая уборщица из отеля. Впрочем, на ней уже не было полукомбинезона и футболки. Вся ее одежда состояла теперь лишь из набедренной повязки, такой же как на Томми. Перрен предположил даже, что Мимоза для вечеринки стрельнула эту тряпочку с тесемкой из гардероба нечеловеческой подружки (и телохранителя) Оуэна Гилбена. Но объявлять о своем предположении вслух он не стал, спросив вместо этого:

– А что, мистер Гилбен увлекся японским аниме?

– Отчасти да. Есть такая парочка: Мию и Сэто Оохаси, участники Snegov-club, и яркие последователи Миядзаки, они заразили Оуэна идеей, будто в таких аниме зарождаются практически ценные проекты. Возможно, так и есть. Наша красотка Шу тоже оттуда.

– Красотка Шу? – тут Перрен бросил взгляд на панду, которая на берегу расправлялась с оставшимися яблоками из корзины.

Мимоза утвердительно кивнула и пояснила:

– Шу не совсем панда, а ген-мод, вдохновленный аниме «Панда Копанда». Ребята, кто в курсе, прикалываются, что Шу больше похожа на панду, чем настоящая панда.

– Так бывает, – согласился Перрен, – кстати, если не секрет, что случилось с Kia Sorento, который…?

– …Который висел у вас на хвосте при выезде из Франсистауна? – договорила Мимоза и сообщила, – частный детектив, нанятый анонимами по твою душу. Деталей я не знаю. Я вытрясла из него кучу шпионских гаджетов, затем вызвала копов и парамедиков. В его гаджетах теперь копаются ребята из кибербезопасности Оэна. А парню хватило ума не заявлять при копах претензии ко мне. Ведь для копов он мутная персона. Зато я добрая самаритянка, спасшая его никчемную экзистенцию, когда он приехал, куда не надо, где наверняка его тушку погрызли бы хищники…

…При этом взгляд был брошен на не-совсем-панду, которая сразу восприняла это, как приглашение поиграть. Тут важно, что концепция «поиграть» выглядит по-разному для разных млекопитающих. Для панды это: подбежать к партнеру и напрыгнуть на него и (желательно) опрокинув, затем обхватить лапами, помять и покусать (по-дружески). С человеческой точки зрения это мило, если панда – маленькая, но иное дело, если панда взрослая, весом под центнер. Перрен немного растерялся (что естественно в подобной ситуации), однако у Мимозы предложенная игра вызвала симметричный восторг. Она шагнула навстречу, немного согнула ноги в коленях, растопырила руки, и взревела, как инопланетный хищник из одноименного старого ужастика со Шварценеггером. А через секунду панда прыгнула, и хаотический клубок из двух сплетенных играющих существ покатился по пляжу. Прежде чем кто-то из наблюдающих успел отреагировать, клубок распался. Точнее: Мимоза встала на ноги. Панда висела на ней спереди, крепко обхватив лапами. Такой живой активно шевелящийся груз не помешал движению девушки: она разбежалась, пружинисто оттолкнулась левой ногой, едва ступив в воду, и прыгнула…

…Даже без груза такой прыжок в длину вписался бы в норматив спортивной школы, а с грузом, вероятно, превышающим собственный вес спортсмена, был бы невозможным… …Точнее: невозможным для человека. «Так она тоже ген-мод» – успел сообразить Перрен, прежде чем две девушки: не-совсем-человек и не-свосем-панда, плюхнулись в воду, подняв великолепный веер брызг, сверкающих в ярком свете солнца.

– Мимоза вообще-то огр, только карликовый, – невозмутимым тоном светской болтовни сообщила подошедшая Кира Каури.

– Карликовый?.. – растерянно переспросил Перрен.

– Да. Бывают карликовые гиппопотамы, а бывают карликовые огры.

Перрен кивнул в знак того, что понял. Если бы он не постеснялся рассмотреть Мимозу внимательнее, когда она стояла рядом, почти обнаженная, то сам бы сообразил, что она относится к какому-то из массивных ген-мод подвидов homo sapiens. Сейчас, наблюдая энергичную возню Мимозы с пандой Шу, он четко видел «зинджантропные» элементы телосложения. Зинджантроп (парантроп Бойда) обитал 2 миллиона лет назад на востоке экваториального пояса Африки и отличался столь плотной конструкцией, что при росте примерно 5 футов весил 200 фунтов. Между тем, Мимоза довольно рослая девушка (по человеческим меркам – а по меркам огров она, наверное, на полфута ниже среднего). И любопытно: при всем этом она выглядела по-человечески эстетично, даже эротично…

…Тут внимание Гастона Перрена оказалось отвлечено событиями на ретро-пароходе. С палубы снова была выдвинута аппарель, и сейчас из грузового люка осторожно выехал знакомый мини-погрузчик, держащий на функциональных «рогах» также знакомый 10-футовый морской контейнер. Эти два объекта Перрен видел в трюме – когда Каури там парковала компактный внедорожник. Так вот: за рулем погрузчика сидела Томми. Она спокойно управляла машиной при непростой процедуре подъема с крупногабаритным тяжелым грузом по внутреннему пандусу из трюма и спуска по аппарели.

– Не беспокойтесь, Томми справится, – последовал комментарий Киры Каури.

– Я не беспокоюсь, – чуть приврал он, – просто интересно: что в контейнере?

– Комплект для новогодней вечеринки на природе, разумеется, – ответила она.

…

19. Нечто новое в истории планеты: Антропоцен и Мифозой.

После развертывания, 10-футовый контейнер превратился в нечто наподобие паба для вечеринки, полностью оборудованного и рассчитанный на маленькую компанию. Для большего колорита фонарь из «Унесенных призраками» в несколько прыжков достиг позиции, где он наиболее изящно смотрелся. Правда, солнце еще не зашло, и пока что фонарь просто ждал, отбрасывая длинную тонкую тень, как стрелка солнечных часов.

Зато проявлял стремительную активность роботизированный модуль контейнера-паба (стилизованный под шестиногое шестирукое чудище из кого-то НФ-триллера). Чудище грузило салаты на бумажные блюдца, разливало напитки по пластиковым стаканам, и раскладывало эрзац-мясо на решетке электропечки. По настоянию Оуэна Гилбена, эта вечеринка проводилась в веганском стиле, хотя не ортодоксальном.

– В такие моменты у меня бывает странное чувство, – произнес Лацаро Талвиц, вертя в правой руке стакан кофейно-ромового коктейля, – будто я прикасаюсь к будущему, но понимаю лишь случайные детали, не видя общей картины. Как шесть слепцов, которые впервые встретили слона. Есть такая буддистская притча. Первый мудрец нащупал ухо, потому решил, что слон похож на веер. Второй мудрец нащупал ногу и решил, что слон похож на дерево. Третий нащупал хобот, и решил, что слон похож на змею… В общем, дальше уже понятно.

– Если даже ты не понимаешь будущего, тогда кто понимает? – спросила Мимоза. Она устроилась напротив гуру экономики смыслов. Он предпочел сидеть в шезлонге, а она выбрала пляжный коврик, дополнительно привалившись спиной к панде Шу. У панды никаких возражений не возникало.

– Полагаю, никто не понимает, – сообщил Талвиц, – слишком сильный сдвиг. Одно дело переход от голоцена к антропоцену внутри четвертичного периода Кайнозойской эры, а другое дело осмыслить переход от Кайнозойской эры к Мифозойской.

– А можно более доходчиво, для бизнесмена с ограниченным IQ? – встрял Гилбен.

Гуру экономики смыслов широко улыбнулся, кивнул, втянул через соломинку порцию коктейля, и стал объяснять доходчиво. Из всех участников этой вечеринке лишь Гастон Перрен знал, о чем речь. 66 миллионов лет назад, после мел-палеогенового вымирания, Мезозой (эра рептилий) сменилась Кайнозоем (эрой млекопитающих и птиц). В рамках Кайнозоя принято отмечать периоды, разделяемые переменами климата. Четвертичный период начинается от великого оледенения 2.5 миллиона лет назад. Этот период в свою очередь делится на плейстоцен (эпоха старта великого оледенения, сменившееся далее синусоидой потеплений-похолоданий) и голоцен (эпоха, в которую 12 тысяч лет назад началось последнее межледниковье). А во времена экологического бума стало принято отсчитывать от 1950 года новую эпоху: антропоцен (когда деятельность людей, якобы, превратилась в главный фактор изменений биосферы)…

…Тут Перрен сделал паузу в припоминании, чуть опередившем рассказ Талвица. Тема антропогенных изменений биосферы и климата особенно, оставалась в топе глобальной политики на протяжении десятилетий. Лишь немногие ученые оставались в стороне от раздачи грантов по «парниковой катастрофе» и непублично говорили, что человечество слишком малая величина в масштабе планеты, чтобы выделять ему особую эпоху. Если считать объективно, то влияние машинной цивилизации на биосферу меньше, чем у 7-балльного вулканического извержения, каковые случаются трижды за тысячелетие. По итогу политических игр в экологию, случился Великий Цугцванг – один из величайших социально-экономических крахов тысячелетия, а официальная наука еще раз оказалась заляпана всякими субстанциями. Хотя «антропоцен» после этого не пропал из научного лексикона, отношение к нему стало насмешливым. Казалось бы, у ученых должна была пропасть охота выдумывать судьбоносные эпохи, начавшиеся вот только что…

…Но, накануне 10-го года считая с открытия Каимитиро, была предложена идея, что по воздействию на биосферу нынешняя трехкомпонентная революция (генно-инженерная, фюзорно-энергетическая и гибридно-робототехническая) открывает даже не эпоху, не период, а эру. При том, что типичная длительность эры это десятки миллионов лет! По аналогии с другими эрами (Палеозой, Мезозой и Кайнозой) было предложено название: Мифозой – эра мифических живых существ.

Лацаро Талвиц взялся обосновать амбициозную идею Мифозоя. Конечно (отметил он) грязная история с вымышленным антропоценом намекает на осмотрительность в таких вещах, однако вот факты: …За 10 лет появилось больше новых видов живых существ и квази-живых гибридных роботов (или големов, или ксвергов), чем за любой из периодов Кайнозоя. …За 10 лет возникли фудотроны – скопления биомассы, сопоставимые по мощности с биоценозами небольших морей. …За 10 лет изменились ландшафты пустынь в северном тропическом поясе Африки, на острове Мадагаскар, и на некоторых островах Заполярья. …Но самое главное: произошла смена самой схемы биологического видообразования. Предыдущий раз подобное случилось полмиллиарда лет назад в Кембрийском периоде, открывающем Палеозойскую эру, однако нынешняя смена даже более радикальна.

Тут Кира Каури (устроившаяся на надувном диване рядом с Перреном) ввернула фразу насчет того, что с человеческой точки зрения более важны не ландшафты биоценозов, а ландшафты социумов. На это гуру экономики смыслов немного загадочно ответил, что подобная постановка вопроса требует сперва уточнить притяжательное прилагательное «человеческой».

– Представь, – добавила Мимоза, чуть повернув голову на своем лежбище, совместном с пандой, – точка зрения разных людей будет разной даже насчет того, сколько сейчас тут людей. Ответ будет: шесть, пять или четыре, в зависимости то биосоциального мнения.

– Ты намекаешь, – отозвалась Каури, – что существуют расисты, которые отказываются признавать людьми, например, тебя и Томми?

– Я не намекаю, а говорю прямо. Вспомни голосование в Европарламенте по правовому пакету, не помню как официально назывался… В общем: «войны крови».

– Парламентарии не в счет, они деграданты и недоумки, – возразила Каури.

– Однако, – в свою очередь возразила Мимоза, – считается, что именно они представляют совокупное мнение жителей Европы.

В этот момент Гастону Перрену стало психологически неуютно, поскольку недавно он в разговоре с Каури прямо сказал, что Томми не человек. Чем ассоциировал себя с… …Удивительно, что Оуэн Гилбен как-то по мимике угадал эту внушенную неуютность, решил разрядить ситуацию, и особенным образом погладил по затылку Томми, которая устроилась рядом с ним, примерно как Мимоза рядом с пандой. Ее реакция получилась моментальной.

– А, по-моему, Мимоза нетактичная гадкая девчонка! – заявила Томми тоном школьной ябеды из детских фильмов.

– А, по-моему, сейчас у кого-то будут ободраны длинные уши, – тут же тоном школьной забияки отреагировала Мимоза…

…После чего немедленно приключилась драка. Нечто нечеловеческое, похожее на бой леопарда и медведя за охотничью делянку. Гибкость и ловкость – против массы и силы. Можно было испугаться, если не знать заранее, что бой шуточный, никто тут не хочет всерьез травмировать противника. Такая игра длилась чуть дольше минуты, а затем обе девушки плюхнулись в воду, чтобы немного остыть и смыть охристую глину, обильно налипшую на практически обнаженные тела…

…Еще через полминуты к ним присоединилась панда, решившая, видимо, что не надо упускать такую веселую возню, а Кира Каури прокомментировала:

– Вот так они при каждой встрече.

– А часто встречаются? – полюбопытствовал Перрен.

– Да, с тех пор как Лацаро сделал офис в Матабеленде, это час езды от Франсистауна.

– Я, – уточнил Талвиц, – консультирую бизнес-пулы в нескольких точках юго-восточной Африки, а также правительство теперь уже независимой страны Матабеленд.

– …Страны, – подхватил Гилбен, – намеренной повторить экономическое чудо Южной Родезии второй и третьей четверти XX века.

– Повторить чудо, но не путь к нему, – опять уточнил гуру экономики смыслов,

– Я не понимаю: в чем чудо? – спросила Кира Каури, и добавила, – По-моему, там лишь рационально применяются ресурсы, включая человеческие и технологические.

– Это и есть чудо, – сказал Талвиц, – ведь типичное правительство подчиняется законам Паркинсона с дополнениями Грэбера, в частности: иррационально применяет ресурсы. Кстати: этот тезис возвращает нас к вопросу, который задала Кира. К изменению уже не ландшафта биоценозов, а ландшафта социумов в Мифозойскую эру.

Гастон Перрен не стал встревать, хотя мог бы. Он почти наверняка знал, что выбор для офиса городка Побепобе в Матабеленде вместо явно более удобных локаций: Мапуту в Мозамбике или Дурбан в Квазулу обоснован физическими рисками. Или проще говоря: Талвиц скооперировался с Гилбеном по схеме хаба с оптимальной защитой терроризма организаций-эпигонов Imago Dei. Но (как уже отмечено) Перрен не стал встревать: ему интереснее было послушать основную часть лекции-экспромта о Мифозое.

Гуру экономики смыслов начал издалека: с интервала между 200 и 20 тысяч лет назад в течение которого внешность типичных homo sapiens утратила брутальность и пришла к «эстетическому оптимуму» (анатомии кроманьонцев). Произошло самоодомашнивание человека: он изменился по той же схеме, по которой изменились дикие собаки в ходе их одомашнивания. Только собак одомашнил человек, а человека… Тоже человек. Сам. И главное – не внешнее снижение брутальности, а ее внутреннее снижение. Людям стало свойственно большее дружелюбие, кооперация, коллективная изобретательность и, как следствие – быстрый прогресс в быту, охоте и искусстве. Инструментальная революция верхнего палеолита, многие достижения которой применяются до сих пор. Но вот а чем проблема: тенденция одомашнивающих генетических изменений не остановилась, и на следующем интервале 15 тысяч лет создала предпосылки к стадности людей. Началась неолитическая пищевая революция, заключавшаяся не только и не столько в переходе людей от охоты-собирательства к аграрности, сколько к концентрации людей на узких плодородных полосах. В этих концентратах надувались пузыри уродливых социальных структур – азиатских рабовладельческих деспотий. Ключевые принципы этих деспотий (иерархическая пирамида с бесправным бедным основанием, принужденным содержать амбициозно-властную сверхбогатую верхушку) воспроизводились всеми государствами следующих периодов, вплоть до XIX века. Причем на протяжении всего этого периода, качество жизни обычных людей было ниже, чем в верхнем палеолите.

Весь период существования до-машинных государств, социальные структуры толкали людей вниз, к уровню нелетающих коллективных насекомых (термитов и муравьев). А когда очередная флуктуация вызвала в одном из регионов планеты машинный переход, оказалось что эти структуры неспособны функционировать в условиях прогресса. Если анализировать историю, то видно, как человечество систематически падало в мировые системные кризисы и войны, все более разрушительные, так что в начале XXI века уже наметился тренд вымирания по схеме Лотка-Вольтерра с черными овцами.

В 1925 математики Лотка и Вольтерра придумали матмодель упрощенной экосистемы: «волки и овцы». Волки ловят и едят овец, овцы едят условно-бесконечную траву. Если волку повезло с ловлей овец, то он размножается, а если не повезло – то умирает. Овца размножаются, если не съедена. Везение волка пропорционально количеству овец. Эта модель может демонстрировать колебания численности волков и овец в противофазе – примерно так функционируют реальные экосистемы. Но допустим, что овцы обладают пассивным оружием: они могут прекращать размножение, чтобы лишить волков пищи. Тогда у овец есть шанс избавиться от волков, хотя есть риск вымереть (при некоторых параметрах волки доедят их). А вымирание волков гарантировано в любом случае. Так вкратце Талвиц пояснил концепцию черных овец, и вернулся к реальной истории.

Еще в конце 2010-х два канадца опубликовали обзор «Пустая планета: шок глобального сокращения населения», данные которого напоминали модель черных овец. К середине 2020-х естественный прирост населения Евразии кроме Индостана уже ушел в негатив. Правительства пытались заставить подданных размножаться, но безуспешно. Как далее могли ветвиться события – неведомо. История оставляет одну цепь и тут она началась с полумифических даров Каимитиро, молекулярного дизассемблера, векториков и квеста аргонавтов. Как в античном театре: явился «бог из машины» и спас людей. Но спас ли? Смотря кого считать людьми. Первый пример: южные баптисты, для них WASP (White Anglo-Saxon Protestants) это люди, а остальные – нет. Если так, человечество обречено. Через сто-двести лет оно вымрет в том смысле, что на планете не останется ни одного человека, который генетически и культурно был бы аутентичен людям старой Европы. Старая Азия и Старый Новый Свет продержатся немного дольше. Некоторые племена в Африке могут сохраняться тысячи лет, однако, это не меняет суть дела. Второй пример: дирекция MOXXI, для нее все разумные антропоморфные существа это люди. Если так, человечество вне опасности. Его не сможет уничтожить ни один из факторов, которые приводили к великим вымираниям прошлого, включая Пермскую супервулканическую биосферную катастрофу четверть миллиарда лет назад…

…На этом пункте лекцию прервало возвращение из воды двух девушек и панды. Около минуты продолжалась суета, по итогу которой Мимоза и панда вернулись на исходную позицию, а Томми ввинтилась на широкое круглое надувное кресло-пончик – под бок к Гилбену. И между прочим, теперь Перрен заметил что круглое кресло стилизовано под вращающуюся оранжерею на орбитальной станции Бифрост. Мысли сразу завертелись вокруг быстро растущей глобальной известности и популярности миссий Бифроста, но ненадолго, поскольку Мимоза громко полюбопытствовала:

– Лацаро, что мы пропустили, пока бесились?

– Относительность потенциального вымирания человечества, – ответил гуру экономики смыслов, возвращаясь к лекции, – если считать всех живых разумных антропоморфных существ просто людьми, то человечество можно поздравить. Оно успешно преодолело любые реально-мыслимые глобальные угрозы.

– Так-таки любые? – скептически переспросили Каури.

– Да, – сказал он, – поскольку в теории возможны лишь три вида столь разрушительных событий, что их не переживут даже ген-моды из Шакете и из Эквинее. Это синхронное извержение десятка супервулканов, это тяжелая кометная бомбардировка и это близкая вспышка сверхновой. Первое не проходит по вероятности, для третьего поблизости нет звезды с подходящими параметрами. Остается второе и оно может случиться через 1.35 миллионов лет, когда сближение со звездой Глизе-710 дестабилизирует орбиты комет в облаке Оорта. Но к тому времени при взятых темпах прогресса мы станем чем-то вроде джамблей, так что решим проблему.

– По-моему, за это надо выпить! – объявила Мимоза и, не теряя время даром, адресовала соответствующее распоряжение шестиногому шестирукому роботу-бармену. Через три минуты все участники вечеринки получили напитки, каждый на свой вкус.

– Пьем за наше будущее, как джамблей? – спросила Каури, качая стакан в руке.

– Мне нравится, как это звучит, – откликнулся Гилбен, – а если Лацаро сообщит, что он думает о джамблях…

– Сначала, все-таки, выпьем, – сказал Талвиц, и подал личный пример.

Каури (как и все) сделала глоток, и произнесла:

– Прежде чем начнется тема джамблей… Лацаро, а если бы не было даров Каимитиро? Неужели без этого человечество шло под списание в утилизацию?

– Формально да, – ответил он, – хотя, логика подсказывает, что дары Каимитиро имеют вполне земное происхождение, а бум вокруг межзвездного гостя был маскировкой для вброса. Если не появился бы Каимитиро, то нашелся бы иной маскирующий повод.

– Ладно… – она сделала еще глоток, – …А что значит люди станут вроде джамблей?

– Это значит, – сказал гуру экономики смыслов, – вступление на путь эволюции второго порядка, на путь эволюции планируемой и управляемой. Понятие дома расширяется до масштабов Вселенной. Возникает новый метаболизм. Как следствие: жизнь и здоровье становятся практически вечными. Возраст индивида становится сравним с возрастом космических объектов – при полном отсутствии психической усталости. Он сам себе творец и потребитель культуры. По капле воды он способен не только воссоздать образ океана, но и весь мир населяющих его существ, в том числе и разумных. И все это при беспрерывном, неутолимом сенсорном голоде. Каждый новый индивид возникает как произведение синкретического искусства. Существо, которое в любой момент способно рассыпаться в воздухе и собрать себя потом в любом другом месте…

Возникла пауза, а через минуту Каури отреагировала:

– Босс, это чертовски круто. Мне показалось, или это цитата?

– Не показалось, – сказал он, – это «Волны гасят ветер» братьев Стругацких, 1985 год.

– Офигеть… – буркнула Мимоза, – …Мы с их точки зрения вроде как говно полное.

– Может да, а может нет, – возразила Каури, – может, мы с их точки зрения что-то вроде няшных белочек на опушке леса.

– Хм… С чего ты взяла что белочки а не говно?

– С того, что джамбли общаются с нами. Точнее: Чубакка общается с Зеноном и Ликэ.

– Да, аргумент… – уважительно оценила Мимоза и бросила взгляд на Запад, – …Солнце заходит. Вот и весь последний день года.

Действительно, солнце скатывалось за неровную линию холмов. На противоположном западном краю горизонта небо уже поменяло цвет с голубого на фиолетовый. Закат тут проходит быстро. Вот уже сгустились сумерки – и прыгающий уличный фонарь в стиле Миядзаки отреагировал. Он включился (его свет был желтоватым и как бы теплым), а в следующий момент совершил несколько прицельных невысоких прыжков, как ленивый кенгуру, после чего остановился в центре вечеринки. Светящийся элемент покачивался подобно перевернутой чашечке цветка-колокольчика. Соответственно скользило пятно освещенности пляжа, создавая ощущение, будто все это происходит в некой сказке.

Гастон Перрен вдруг сообразил, что ему не хватило времени глянуть актуальный план-график предстоящей трансляции с Бифроста, и естественно спросил:

– Слушайте, а кто знает план новогоднего шоу с Бифроста?

– Они выйдут в эфир в 9 вечера по Гринвичу, – сообщил Оуэн Гилбен, – а поскольку тут смещение плюс два, у нас есть около часа, чтобы эмоционально настроиться.

– …И устроить тотализатор, – добавил гуру экономики смыслов, – что в каких регионах выберут зрители: традиционные новогодние программы или орбитальных рудокопов с Бифроста. Делайте ваши ставки, леди и джентльмены!

…

20. Экстремальный спектакль в жанре внеземного стимпанка.

Трехкилометровый путь по маршрутным тросам от модуля-G (Geological) орбитальной станции Бифрост до кометы-мумии Оромопото – угольно-черной почти круглой глыбы, пойманной в сеть – был пройден столько раз, что теперь казался чем-то обычным вроде перехода по подвесному мостику через речку в земном экологическом парке.

– Какого хера мы ползем, будто червяки по навозу? – ворчал Кевин МакЛарен (он шел в середине цепочки, снимая двух главных героев на телекамеру), – Вот на хера цепляться бугелем за трос, если можно просто долететь?

– Есть инструкция кэпа Йоды, – отреагировал Вэлент Флаудер, идущий замыкающим.

– Мы как монашки, надевающие кондом на свечку, – продолжил МакЛарен.

– Слушай, – предложила Хорти Арнесен, шедшая прямо за ним, – Если ты по экстриму скучаешь, то просто потерпи часик. Уж точно будет какой-нибудь экстрим.

На ее фразу отреагировали главные герои, идущие впереди.

– А можно не каркать? – спросила Инге Моллен.

– А то, – добавил Ларс Моллен, – приманишь вдвое больше экстрима, чем обычно.

– Милый, ты бы тоже не каркал, а? – обратилась к нему Инге.

– Да, – согласился он, – давайте лучше о конструктивном. Повторим еще раз вслух план-график горнорудной презентации.

– Кометно-рудной презентации, – послышался в наушниках голос Юлиана Зайза.

– Не будь педантом! – укоризненно сказала Инге, повернув взгляд в ту сторону, где над грунтовой площадкой будущей презентации висел трехместный астроскаф: машинка с маневровыми реактивными движками и парой манипуляторов. От астроскафа тянулся длинный тонкий кабель в сторону Оромопото. Кабель проходил через кольцо на поясе скафандра поп-идолицы Чоэ Трэй, и был подключен к мульти-микрофону, который не выполнял аудио-функцию (поскольку находился снаружи шлема) но работал в режиме селфи-видео, позволяя Трэй наблюдать себя вблизи со стороны. Это важно для артиста, выступающего соло, причем в настолько необычном месте: на грунте кометы-мумии…

…Впрочем, главной функцией кабеля была страховочная: на случай если управляемые альпинистские когти на ботинках поп-идолицы вдруг не решат задачи фиксации. Тогда кабель не позволит ей улететь далеко. Точнее: придаст ей уверенность в том, что она в любом случае не улетит далеко (даже если некая черная магия сломает все реактивные мини-движки – и на ее скафандре, и на приставках дежурных роботов-шримпоидов).

…С другой стороны: главной функцией астроскафа в новогоднем шоу была все-таки не страховка поп-идолицы, а перемещение прозрачного 20-футового контейнера сперва из трюма карго-шаттла к месту загрузки кометным материалом, а затем назад в трюм. Эта процедура не относилась к сложным, и теоретически с ней мог бы справиться бортовой компьютер, однако при сочетании с упомянутой функцией страховки, было решено не выводить обе функции из-под прямого человеческого контроля.

…Пока команда рудокопов двигалась по маршрутным тросам, Трэй открыла шоу. В ее программе был новый альбом скальд-блюза: «Марсианские хроники возвращаются» (в память НФ-новелл Рэя Брэдбери). Эти короткие новеллы были написаны между 1947 и 1950-м о будущем освоении Марса, которому, согласно тогдашнему мнению Брэдбери, предстояло начаться через полвека. В 2010 году у 90-летнего Рэя спросили, почему его предсказание не сбылось – и он ответил: «Потому что люди – идиоты. Они сделали кучу глупостей: придумали костюмы для собак, должность рекламного менеджера и штучки вроде iPhone, не получив взамен ничего, кроме кислого послевкусия. А вот если бы мы развивали науку, осваивали Луну, Марс, Венеру – кто знает, каким был бы мир тогда».

Рэй был оптимистом: он считал, что люди променяли космос на консюмеризм, однако, реальность оказалась намного хуже. К 2010-му уже были раскручены два алармизма: о катастрофическом глобальном потеплении и о смертоносной пандемии нового вируса. Олигархия занялась постройкой пирамидально-кастовой утопии на страхе и контроле. Глупый проект, который закономерно привел к гибридной войне, расколовшей мир на бесформенные куски, уже не складывающиеся в какой-либо глобальный порядок… Но альбом «Марсианские хроники возвращаются» был не об этом, а о событиях уже после. Причем в некоторых из них (как то: на полигоне в Ливийской пустыне, в тестах первых фюзорных движков для космоса) Трэй участвовала непосредственно. А с того момента прошло меньше времени чем между Хьюстонской речью президента Кеннеди и первым шагом Армстронга по Луне.

Сейчас Аслауг Хоген мысленно прокручивала все это в уме, сама не понимая зачем. По существу, ее совместное с Юлианом Зайзом присутствие в астроскафе было всего лишь мерой предосторожности – на случай если роботизированная схема сработает не так. А поскольку предыдущая декада работ экипажа Бифроста посвящалась тому, чтобы схема сработала как надо – вероятность сбоя выходила за нижнюю грань численной оценки, в эзотерическую область Закона неприятностей Мерфи и афоризмов про случай выстрела незаряженного ружья. Между прочим: Аслауг реально гордилась своим достижением в подготовке новогоднего шоу: это она решила нетривиальную биофизическую задачу о компенсации вокальных дефектов при пении в скафандре и о видео-коррекции крупных планов лица в шлеме того же скафандра. Благодаря этому живое выступление Чоэ Трэй выглядело (по изображению и звуку) так, будто она поет на междусобойчике в кафе на Земле, без всякого скафандра и шлема. Может, немного обидно, что 99.9% зрителей не заметят и не оценят. Хотя, черт с ними, главное: ребята оценили. Кевин МакЛарен (очень грамотный эксперт по свету и звуку в киносъемках) заявил, что это мания. Трэй вообще пообещала какой-нибудь невероятный подарок сразу по возвращении на Землю. Но она никак не могла придумать сообразный подарок, потому спросила у самой Аслауг и та, с капризной изобретательностью, попросила плюшевого медведя в стиле ретро и опцией софтвера, умеющего говорить не пошлые комплементы, поднимающие тонус…