Текст книги "Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964"

Автор книги: Александр Фурсенко

Соавторы: Тимоти Нафтали
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

Глава 8

Исполком

Решение Хрущева о спешной поставке ядерного оружия на Кубу после того, как в сентябре Кеннеди предпринял решительные шаги, ускорило по крайней мере на две недели завершение развертывания на Кубе ракет Р-12. Ракеты Р-12, или SS-4, согласно обозначению НАТО, имели дальность действия около 1700 км и несли боеголовки в 1 мегатонну. Эти ракеты около 25 м в длину, включая 2-метровый носовой конус, мобильны в том смысле, что на пусковые площадки их доставляют на трейлерах длиной примерно 20 метров. Чтобы представить мощь ракет Р-12, следует подчеркнуть, что Хиросима была сравнена с землей взрывом, эквивалентным 14 000 тонн тротила. Одна ракета Р-12 несет заряд в 1 млн. тонн тротила, который можно доставить в любой пункт от Далласа в Техасе до Вашингтона в округе Колумбия.

Корабли в конце сентября доставили все 36 ракет Р-12, а также 6 ложных Р-12 для обмана боевых самолетов США. Ракеты и оборудование были разгружены в трех портах Кубы – Бахиа, Хонда, Мариэл на северном побережье и Касилда на южном. Неприспособленные для езды по извилистым узким улицам кубинских городов, трейлеры, доставленные из Советского Союза для транспортировки ракет из трех портов к месту дислокации, оставляли после себя упавшие телеграфные столбы и разбитые почтовые ящики. Ракеты Р-12, или ракеты средней дальности, должны были быть разделены на три группы, несколько из них были оставлены в резерве. Две группы располагались к западу от Гаваны: 79-я – в Сан-Кристобал и 181-я – еще на 20 миль западнее к северу от Лос Паласиос. Третья, 664-я, – в 600 км к востоку от Гаваны у города Калабазар де Сагуа. Каждая группа имела два пусковых комплекса и каждый комплекс, в свою очередь, четыре пусковых участка, охватывающие площадь от 1,5 до 4 км{1}.

Для целого поколения американцев Мариэл олицетворяет тысячи кубинцев, покидавших на лодках страну Кастро в период президентства Джимми Картера. В 1962 году порт Мариэл выбрали как порт доставки ядерных боеголовок потому, что он был вблизи Бехукала, местечка в горах южнее Гаваны, где находилось основное хранилище ядерных материалов советских вооруженных сил. Расположенный на равном удалении от двух ядерных комплексов, Бехукал отстоял дальше от пусковых площадок, чем эквивалентные ядерные склады в России. Например, в Смоленске ядерные боеголовки находились менее чем в 300 метрах от каждого ракетного соединения. Однако соображения безопасности, связанные с тем, что впервые ракеты размещались вне СССР, заставили советское командование поместить большую часть боеголовок в сильно укрепленном бункере в горах.

Первая партия ядерных боеголовок прибыла в Мариэл на советском грузовом судне «Индигирка» 4 октября. На борту находилось 45 одномегатонных боеголовок для ракет Р-12, 12 двухкилотонных для тактического оружия «Луна», 6 двенадцатикилотонных бомб для бомбардировщиков ИЛ-28 и 36 двенадцатикилотонных боеголовок для ракет средней дальности. В целом на судне был груз, эквивалентный 45 500 килотонн тротила, в 20 раз превышающий по ударной мощи бомбы, сброшенные союзной авиацией на Германию во время Второй мировой войны.

Снова план «Мангуста»

Хотя в Вашингтоне не были осведомлены о грузе на Индигирке, в начале октября там царило беспокойство. В Белом доме нарастала нервозность. Многомесячные Дискуссии по поводу отношения к Кастро и доказательства переброски таинственного груза из СССР на Кубу не могли не отразиться на президенте. Уделяя с января 1962 года больше внимания Кубе, чем любой другой стране, Кеннеди не приблизился к решению кубинской проблемы.

Для улучшения ситуации президент действовал в двух направлениях. 2 октября он приказал Макманаре привести вооруженные силы в состояние боевой готовности с тем, чтобы они начали подготовку к военным операциям против Кубы. «В течение ближайших трех месяцев президент не намерен вести военные операции, – сообщил Макнамара Объединенному комитету начальников штабов, – но он должен быть уверен в контроле над ситуацией». Адмирал Роберт Деннисон, командующий ВМС США в Атлантике, оповестил своих подчиненных о необходимости готовности к 20 октября нанести воздушный удар по Кубе в соответствии с планом 312{2}. Авианосцу «Индепенденс» приказали прибыть к побережью северной Флориды с воздушной группой, а ВВС морского корпуса перебазироваться в Ки Уест. Президент, строго следивший за военными приготовлениями, опасался, что американские летчики столкнутся с трудностями при ликвидации советских СА-2[9]. 4 октября он приказал Макнамаре построить ложные советские пусковые установки для подготовки летчиков к бомбардировкам{3}. Он не желал вторжения, но тем не менее хотел, чтобы вооруженные силы США были готовы к любым неожиданностям на Кубе. Лишь через несколько дней после приказа адмирала Деннисона приступить к планированию воздушного удара командование в Атлантике уведомило своих подчиненных о начале подготовки вторжения на Кубу{4}.

В первую неделю октября Кеннеди решил ввести в действие разведывательные службы. В тот день, когда он распорядился начать тренировку американских летчиков к полетам над Кубой, он предложил брату выступить с лекцией перед Специальной группой, доведя до ее сведения разочарование планом «Мангуста», который не достиг желаемой цели. «Никакого движения», – жаловался Генеральный прокурор, обрушась с гневными упреками на Эдварда Лэнсдейла за то, что за год его работы ответственным за операции на Кубе сделано так мало{5}.

Белый дом хотел переложить на разведку вину за то, что в 1962 году Фидель Кастро все еще был склонен принять предложение о поставке советских ракет. Однако у Джона Маккоуна, который вернулся после медового месяца, была хорошая память. Считая критику Генерального прокурора несправедливой, Маккоун обвинил Белый дом. «Не было никакого прогресса», – объяснил он, из-за «колебания» администрации в части одобрения любых акций, которые могли бы вовлечь США в военные действия.

Гнев Роберта Кеннеди не оставлял сомнений, что осторожность, которую порицал Маккоун, осталась в прошлом. С самого начала программа «Мангуста» предусматривала в основном политические действия и саботаж для ослабления Кастро. Белый дом хотел избежать шума, чтобы скрыть причастность США. Но теперь все преграды были сняты. Генеральный прокурор дал ясно понять, что его брат готов рискнуть – больше полетов над Кубой, более широкий саботаж для ослабления режима Кастро до его полного краха{6}.

Роберт Кеннеди даже предложил администрации одобрить план минирования кубинских бухт, чтобы воспрепятствовать разгрузке там советских грузов. 20 лет спустя, когда директор ЦРУ при президенте Роналде Рейгане думал о минировании бухт Никарагуа, Маккоун вспомнил о своем несогласии с предложением Роберта Кеннеди: «Мне неприятно видеть, как Билл Кейси и организация, которой я предан, подвергается нападкам прессы по поводу минирования портов в Никарагуа. Я не нахожу оправдания этому, а также недостаточному информированию Контрольных комитетов. Я вспоминаю свой отказ санкционировать подобные действия на Кубе, предложенные группой фанатиков. Тогда это привело к столкновению с Бобби Кеннеди. Но я не отступил, и он отказался от своего замысла»{7}.

Специальная группа не рассматривала предложения о минировании бухт на Кубе, однако двухмесячное бездействие завершилось. С конца августа президент Кеннеди при твердой поддержке госдепартамента приказал соблюдать осторожность относительно рискованных полетов У-2 над пусковыми установками SA-2 на Кубе. Чрезмерная озабоченность Белого дома и госдепартамента обернулась политической неудачей, связанной с потерей самолета У-2 над Кубой в тот момент, когда Кеннеди пытался смягчить беспокойство по поводу опасности случившегося. Теперь его настроение изменилось. Специальная группа решила вновь собраться 9 октября для рассмотрения планов «полного прочесывания Кубы самолетами У-2, беспилотными самолетами Ф-101 или иными самолетами-шпионами „на малых, средних или больших высотах“»{8}. Размещение пусковых установок SA-2 близилось к завершению; США пришлось рискнуть одним самолетом У-2 для выяснения, действительно ли СССР размещает ракеты на острове.

На следующий день после напряженного заседания Специальной группы Георгий Большаков испытал на себе гнев и обеспокоенность администрации по поводу Кубы. 5 октября Роберт Кеннеди встретился с Большаковым по возвращении последнего из Москвы после отпуска. Обычно Кеннеди вел себя на встречах с Большаковым раскованно и непринужденно. Однако на сей раз он был застегнут на все пуговицы. Он уже не упоминал о возможной совместной поездке с Большаковым на Кавказ Кеннеди внимательно слушал, делал заметки, пока Большаков излагал ему заверение Хрущева направлять на Кубу только оборонительное оружие. Желая убедиться в том, что он ничего не пропустил, Кеннеди попросил повторить ключевую фразу послания. «Оружие, посылаемое на Кубу, носит оборонительный характер», – сказал Большаков. «Вскоре, – объяснил Кеннеди, – я доложу об этом президенту»{9}. Большаков дожил до окончания холодной войны, но он не смог преодолеть горечь того, что послужил орудием обмана братьев Кеннеди. Ему ничего не было известно об операции «Анадырь»{10}.

Две кампании

Пока администрация Кеннеди и советские представители в Вашингтоне находились в состоянии неопределенности и сомнений, кубинские лидеры переживали состояние эйфории они обрели уверенность. Ближайшее окружение Кастро с восторгом встретило прибытие на Кубу первых ракет и боеголовок 8 октября в ООН президент Кубы Освальдо Дортикос, не замеченный в хвастовстве, поклялся, что именно Куба может «стать источником новой мировой войны». Кубинские официальные лица заявили, что располагают необходимым оружием для отражения нападения США «Повторяю, – подчеркнул Дортикос, – мы оснащены оружием защиты, поскольку несомненно можем полагаться на безотказное оружие, которое мы никогда не хотели бы использовать»{11}. Это был шифр, обычно используемый великими державами для сокрытия наличия ядерного оружия.

Кубинские лидеры повторили то же и дома Приветствуя Дортикоса по возвращении из Нью-Йорка, Фидель Кастро торжественно заявил, что Куба уже неуязвима для Вашингтона «Прошли те времена… Сегодня, – пообещал он, – они не смогут это сделать (вторжение) безнаказанно» Намекая на некую новую силу сдерживания, Кастро добавил: «Они могут начать его (вторжение), но не смогут его завершить»{12}. Тем временем в своей речи на открытии Университета Гамеса в Гаване Рауль Кастро предупредил, что хотя Куба «не может предсказать, какие решения созреют в воспаленном воображении наших врагов… мы можем спокойно и честно заявить здесь, что Куба, ее революция и ее народ непобедимы Мы будем противостоять, сокрушать и в конечном итоге ликвидируем любую попытку поработить нашу страну»{13}.

Дортикос и братья Кастро адресовали свои речи как кубинскому народу, так и Вашингтону. Размещение первых ракет средней дальности на Кубе требовало от кубинского руководства развертывания кампании по подготовке граждан к восприятию нового уровня советской помощи Фидель Кастро заявил советскому послу Александру Алексееву, что готов играть в этом активную роль В то время как Рауль и Дортикос говорили о новых средствах защиты Кубы, Фидель планировал использовать свои речи, чтобы удостовериться, что кубинцы понимают ключевое значение Москвы в укреплении безопасности Кубы{14}.

Пока кубинцы радовались обретенной мощи, другая кампания привлекла большее внимание Кеннеди 10 октября Кеннет Китинг, выступая в сенате, сказал, что имеет доказательства строительства на Кубе 6 пусковых площадок для ракет среднего радиуса действия. Китинг был одним из резких критиков администрации в августе и сентябре, обвиняя Кеннеди в вялых действиях, притом что Куба, по его мнению, превращается в советскую военную базу. И теперь сенатор заявлял, что его предположения оправдались. Однако ни Белый дом, ни ЦРУ не имели бесспорных доказательств этого. Полеты самолетов У-2 над Кубой не давали однозначного ответа

Обвинения Китинга показали Кеннеди уязвимость его позиции. 4 сентября президент пообещал американскому народу тщательно следить за ситуацией на Кубе. Но по ряду причин делать это было не так легко, как он рассчитывал. Самолеты У-2 недостаточно использовали свои возможности при инспекции Кубы. С конца августа из-за обеспокоенности дипломатическими последствиями потери самолетов, которые могли быть сбиты советскими ПВО, было сделано очень мало снимков западных районов Кубы. Проблема Кеннеди состояла не в том, что недруги в администрации допускали утечки информации, которой воспользовался Китинг, а в том, что Китинг мог оказаться прав. Тогда администрация оказалась бы некомпетентной. Белый дом всеми силами пытался ускорить осуществление программы инспекций Кубы.

Шок в Сан Кристобал

9 октября, когда в Гаване Кастро обсуждал с советским послом кампанию подготовки кубинцев к принятию идеи размещения советских ракет, администрация Кеннеди предприняла первый за шесть недель прямой облет Кубы Комитет по воздушной разведке, межведомственная группа по контролю за использованием самолетов У-2, рекомендовали Специальной группе, чтобы У-2 сфотографировал площадь вокруг Сан Кристобал – города на западе Кубы, где развернулась подозрительная деятельность. Во второй неделе сентября агент ЦРУ на Кубе сообщил, что советские солдаты вместе с перуанцами и колумбийцами контролируют пятидесятимильную территорию вдоль главной магистрали от Гаваны до Пинар дель Рио на западной оконечности острова. Шпион указал точки, образующие трапецию, где размещались войска Сан Кристобал на юго-востоке, Сан Циего де лос Баньос на юго-западе, Консаласьон лель Норте на северо-западе и Лас Позас на северо-востоке. Убежденный, что советские ракеты будут размещаться в этом регионе, шпион сообщал о весьма секретной и важной работе, идущей на ферме немного юго-западнее Сан Диего де лос Баньос{15}.

Вначале это сообщение было принято в Вашингтоне настороженно Аналитики ЦРУ считали невероятным, что возможно расчистить такую территорию{16}. Однако трапеция привлекла внимание некоторых сотрудников Разведывательного управления Министерства обороны (РУМО), организации, созданной в 1961 году Макнамарой для упорядочения работы разрозненных ведомств разведывательных служб. Описание активности в этой трапецевидной области соответствовало отчетам свидетелей о передвижениях там больших трейлеров, перевозящих покрытый брезентом груз Трейлеры сбивали телеграфные столбы, проезжая по узким улочкам Деревень{17}. Когда Белый дом отменил ограничения на полеты У-2, комитет по воздушной разведке принял решение, что первый полет состоится над районом Сан Кристобал.

Политика перестала быть главным фактором в принятии решения о разведывательных полетах. Главной стала погода. Следующие четыре дня были облачными. Дино Бурджиони, который работал в Национальном центре расшифровки снимков, вспоминал, что полет мог считаться успешным, если погода оставалась безоблачной по крайней мере на 75 % площади, представляющей первостепенный интерес{18}. Это означало, что при потолке полета У-2 в 23 000 метров необходима оптимальная видимость в течение 20–24 часов от начала полета до его завершения. В Карибском бассейне это был сезон штормов, а поэтому данное условие представлялось практически невыполнимым{19}.

13 октября прогноз погоды дал зеленый свет полету У-2, намеченному ночью. В 11 30 вечера У-2, пилотируемый майором Ричардом С. Хейзером, поднялся с авиабазы Эдвардс в Калифорнии и взял курс на Кубу. Если бы полет шел по плану, то Хейзер мог приступить к фотографированию где-то между Сан Кристобал и Лос Паласиос утром 14 октября. С учетом времени, необходимого для проявления и расшифровки пленки, политики могли бы узнать что-либо вечером 15 октября в понедельник.

У президента Кеннеди весь день 15 октября был заполнен. В 11 00 утра он встречался с одним из лидеров борьбы за самоопределение в третьем мире Ахмедом Бен Беллой из Алжира. Будучи сенатором, Кеннеди сделал себе имя на внешней политике, поддержав в своей речи в 1957 году борьбу Алжира за независимость. «Жизнь людей висит на волоске, – сказал Кеннеди, цитируя Вильсона, – надежды людей призывают нас высказаться о том, что мы собираемся делать. Кто будет достоин доверия? Кто посмеет отказаться от попытки?»{20} Кеннеди высоко ценил Бен Беллу, хотя в последние годы поддержка Алжира стала сложной проблемой, ибо Бен Белла симпатизировал Кастро. Не будучи коммунистом, Бен Белла был революционером и его мало волновало, (помогает он марксистскому или немарксистскому революционному движению, коль скоро оно свергло то, что он считал империалистическим режимом.

Бен Белла, который позже рассказал Кастро о своем посещении Вашингтона, использовал пребывание в Белом доме, чтобы прощупать намерения Кеннеди относительно Карибской республики. «Я пытался узнать у Кеннеди, – вспоминал Бен Белла, – планируют ли США вторжение на Кубу». Президент отрицал такое намерение, однако добавил, что у него не будет иного выхода, если Советский Союз решит создать из кубинского рая наступательную военную базу или если – и это он особо подчеркнул – Кастро предпочтет сделать Кубу трамплином для экспансии международного коммунизма в Западном полушарии. Кеннеди удивил Бен Беллу своим предположением, что Куба, в случае соблюдения статус-кво, – что Бен Белла считал прямо противоположным убеждениям Фиделя Кастро, как и своим собственным, – была бы приемлемой для США. На их встрече президент США говорил о возможности примирения с Кастро, если Куба сохранит «режим национального коммунизма». «Вы имеете в виду, господин Кеннеди, что-то вроде Югославии или Польши?» – спросил Бен Белла. «Да», – последовал ответ.

Через 12 часов Макджордж Банди, советник Кеннеди по национальной безопасности, получил снимки, сделанные Хейзером с У-2. В Сан Кристобале находились две ракеты среднего радиуса действия 25 м длиной Банди не сообщил ничего президенту вечером. Он решил дать ему спокойно выспаться Банди чувствовал, что президент ничего не сможет решить с ракетами ночью, лучше доложить на свежую голову утром. Кроме Банди и руководства разведки, вечером 15 октября информацию получил Дин Раек и его команда в госдепартаменте, Макнамара и заместитель министра обороны Розуэлл Гилпатрик.

Первое заседание Исполкома, 16 октября 1962 года

Президент Кеннеди читал утренние газеты в постели, когда Макджордж Банди рассказал ему о том, что У-2 обнаружил две ядерные ракеты и шесть транспортов с ядерным оружием к юго-западу от Гаваны. Новость полностью перечеркнула обещания Хрущева, что оружие на Кубе предназначено лишь для обороны. Кеннеди позвонил брату и предложил ему как можно скорее встретиться с Банди. Кроме Роберта никто, даже Банди не знал о тех усилиях, которые предпринял Кеннеди еще до своего избрания президентом, чтобы уменьшить напряженность холодной войны и создать деловую атмосферу в американо-советских отношениях. Более 90 раз братья обращались к Большакову, используя этот канал для увещевания и сдерживания Хрущева. Сумеет ли президент не допустить реализацию планов Пентагона о возобновлении весной ядерных испытаний и дать Кремлю последний шанс заключить договор, который поставит вне закона любые ядерные испытания? И как насчет его усилий по разрешению берлинской проблемы?

Кеннеди не желал, чтобы информация о Кубе стала достоянием гласности. Он нуждался в политических консультациях, но не хотел привлекать внимание к необычной активности Белого дома. 16 октября он попросил Банди собрать команду его внешнеполитических советников из госдепартамента, Пентагона и ЦРУ в офисе кабинета без огласки в 11.45.

Кеннеди нашел «окно» в своем рабочем графике для приватного разговора с Чарльзом Боленом. Болен, старый кремлевский «волк», недавно был назначен послом США во Франции, но пока находился в Вашингтоне, готовясь к отъезду в Париж. У Кеннеди была версия, объясняющая неожиданные действия Хрущева, и он хотел узнать реакцию Болена. Кеннеди предполагал, что ставка Хрущева больше, чем Куба, иначе чем можно объяснить такой серьезный риск. Был ли ракетный гамбит кратчайшим путем достижения ядерного паритета США? Или это игра, имеющая целью заставить США пойти на уступки в германском вопросе? Болен, который видел Кеннеди перед встречей с группой по Кубе в полдень, подтвердил предположение президента, что Хрущев идет на огромных риск ради стратегического преимущества. По мнению Болена, Хрущев, возможно, попытается использовать Кубу, чтобы вынудить американцев пойти на уступки в Европе. Кеннеди попросил Болена участвовать в совещании группы{21}.

Мы не знаем, что подтолкнуло президента Кеннеди записать наиболее важные фрагменты дискуссии. В течение по меньшей мере года он не прибегал к помощи аудиоаппаратуры в офисе. Но летом 1962 года он изменил свой стиль, делая записи для будущих мемуаров. Кеннеди распорядится установить магнитофоны в Овальном кабинете и других офисах. Президент выбрал ручную записывающую систему, которую он мог включать по своему усмотрению. Она была вмонтирована в письменный стол в Овальном кабинете{22}.

Исторический характер первой встречи кубинской кризисной группы, позже ставшей известной под названием Исполнительного комитета СНБ, или Исполкома, очевиден. Кеннеди включил механизм, который должен был помочь ему разобраться, что делать в момент, когда Хрущев разместил ракеты на Кубе. Кроме Болена от госдепартамента присутствовал Дин Раек, заместитель госсекретаря Джордж Болл, помощник госсекретаря по Латинской Америке Эдвин М. Мартин и посол по особым поручениям Ллоуэллин Томпсон. Министерство обороны представляли Роберт Макнамара и его заместители Розуэлл Гилпатрик и Пол Нитце. Джона Маккоуна, отсутствующего по семенным обстоятельствам, заменял его заместитель маршал Пат Картер. От ЦРУ Участвовал также глава NPIC[10] Артур Ландал, аналитики которого обнаружили места размещения ракет на фотографиях, сделанных с самолета У-2. От Объединенного комитета начальников штабов пригласили его председателя генерала Максуэлла Тейлора. Наконец, присутствовали Макджордж Банди и Тед Соренсен, ближайший советник и составитель речей Кеннеди, министр финансов С. Дуглас Диллон и Роберт Кеннеди. Только Роберт Кеннеди и президент знали, что ведется запись дискуссии. По словам Банди, который узнал о записывающей системе лишь спустя десять лет, это была тайна братьев. Ее сохраняли столь же тщательно, как и содержание бесед Роберта Кеннеди с Большаковым

«Вот результаты аэрофотосъемки, произведенной в воскресенье, сэр», – Артур Ландал, который при Эйзенхауэре, а затем при Кеннеди был главным экспертом по анализу фоторазведывательной информации, сообщил десятку лиц, сидящих за столом Овального кабинета.

Кеннеди хотел быть уверенным в том, что наихудший сценарий, который начиная с августа представляли ему Маккоун и другие, оказался реальным.

– Как вы узнали, что это баллистическая ракета средней дальности?

– По длине, сэр, – объяснил Ландал.

– Как? По длине?

– Да, по ее длине.

– Она готова к запуску?

Ни один из советников президента не мог с полной уверенностью ответить на этот вопрос. «У нас есть в запасе две недели?» – спросил Кеннеди, пытаясь получить ответ, есть ли возможность упредить Хрущева, подготовив вторжение на Кубу. «Не думаю, что мы можем ответить на этот вопрос, этот тип ракет можно запустить очень быстро. это вопрос оперативной необходимости… Даже сегодня, – добавил Тейлор, – эта площадка может быть приведена в рабочее состояние». Затем Банди напомнил президенту, что У-2 сфотографировали лишь небольшую часть острова и что могут быть другие аналогичные площадки в состоянии готовности.

Сам Кеннеди выделил четыре возможных военных сценария завершения кризиса. Первый – воздушный удар, который разом сметет все известные ракетные полигоны, второй – «глобальный воздушный удар» против истребителей МИГ-21 и всех установок SA-2, третий – вторжение на Кубу, которое возможно лишь после 2-дневной подготовки, и четвертый – блокада острова в надежде помешать доставке ядерных боеголовок и новых ракет на Кубу Сначала Кеннеди отдавал предпочтение первому сценарию. «Мы осуществим первый вариант, мы сметем эти ракеты». Он повторил: «По крайней мере, мы осуществим первый, думаю, мы не должны долго ждать Мы, мы должны приступить к подготовке».

Ни один из ненасильственных вариантов, по мнению Кеннеди, не заставит Хрущева убрать ракеты с Кубы. «Я не вижу способа предотвратить дальнейшую доставку на Кубу ракет подводными лодками», – сказал Кеннеди, рассматривая целесообразность введения блокады Ультиматум Хрущеву лишь вызовет ответную реакцию «Ясно, что нельзя сделать заявление типа того, что через четыре дня мы собираемся смести ракеты Они могут заявить, что через три дня запустят их».

Учитывая, что с помощью авиации, по-видимому, невозможно заставить убрать ракеты с Кубы, Кеннеди обратил внимание на проблему быстрого обнаружения ракет с тем, чтобы уничтожить их до того, как они будут готовы к запуску.

– Сколько времени понадобиться для получения дополнительной информации с острова?

– Возможно, несколько недель.

– Несколько недель?

Для полного облета острова в условиях плохой видимости Кеннеди хотел получить снимки к следующему утру.

– Как насчет того… чтобы сделать это… завтра, учитывая плохую видимость на малой высоте?

Кеннеди резко заявил, что необходимо направить самолеты воздушной разведки для «прочесывания всего острова» «Итак, мы должны быть готовы, – подчеркнул он, закрывая заседание, – практически в любой день смести их».

Кеннеди отклонил рекомендации советников рассмотреть вариант мирного разрешения кризиса. «Вы должны быть уверены, господин президент, – сказал Банди – точно ли мы отвергаем политическое разрешение кризиса». Макнамару беспокоило то обстоятельство, что президент, выбирая вариант воздушного удара, принимает «желаемое за действительное». Он полагал, что на острове уже имеются ядерные боеголовки, хотя и не обнаруженные разведывательными средствами. В этих условиях воздушный удар был безумием. На самом деле и сам Кеннеди сомневался в своем выборе. К тому же он помнил высказывание Максвелла Тейлора по поводу любого воздушного удара: «Мы знаем, господин президент, что он никогда не обеспечит 100 % гарантии». Однако в данный момент президент не видел иного выхода.

«Думаете, это можно сделать за один день?»

Кеннеди все еще обдумывал вариант воздушного удара, когда 16 октября в 6 часов вечера вновь собрался Исполком. К этому времени была сделана более тщательная расшифровка снимков с У-2, пилотированного Хейзером, на которых были ясно видны три ракетных полигона с четырьмя пусковыми установками на каждом. 15 октября второй самолет У-2 совершил облет Кубы, и Кеннеди интересовался, когда будут готовы снимки. «Он совершил облет всего острова, не так ли?» – спросил он заместителя Маккоуна Картера. Как и на прошлом заседании Исполкома, Тейлор попытался охладить пыл Кеннеди по поводу эффективности воздушного удара. Объединенный комитет начальников штабов не поддержал идею воздушного удара, ограниченного пусковыми установками и ракетами{23}. «Это точечная мишень, господин президент, нельзя быть уверенными в точности попадания». Объединенный комитет начальников штабов сообщил, что только удар по всем ядерным полигонам даст возможность очистить Кубу от советских ракет. «Наши рекомендации, – пояснил Тейлор – получить все снимки… Затем рассмотреть все мишени. Если они представляют реальную угрозу США, то покончить с ними одним ударом».

Макнамара согласился с желанием Объединенного комитета притормозить действия президента. Он надеялся на мирное решение кризиса. Считая, что блокада – нечто среднее «между военными акциями, которые мы начали обсуждать, и политическим воздействием», он отстаивал идею блокады как наименьшее зло.

Кеннеди не соглашался. Он и Макнамара полностью разошлись в оценке значения советской инициативы на Кубе. Макнамара был склонен не придавать большого значения наличию ракет, так как он сомневался, что это сможет поколебать ядерное превосходство Америки. Менее озабоченный этой стороной вопроса, Кеннеди считал наличие ракет стратегической угрозой, поскольку они служили Хрущеву средством давления. Президента беспокоила мысль, что если США не будут действовать быстро, Хрущев сосредоточит на Кубе достаточную ядерную мощь для оказания давления, и тогда удар по ядерным полигонам станет самоубийством. «Давайте лишь скажем… они разместят их там и затем… они накопят достаточную мощь, и мы не сможем… с боеголовками. Тогда вы не захотите выбить их… это будет слишком большим риском. Затем они начнут строить там военные базы во все большем масштабе. Предполагаю, что они действительно… Затем они подготовятся к давлению на нас в Берлине…». Резюмируя свою точку зрения, Кеннеди сказал: «Они уже располагают силой достаточной, чтобы мы взлетели на воздух… В конечном итоге это как политическая, так и вооруженная борьба».

Роберт Кеннеди поддержал брата в том, что ракеты – очень весомый аргумент. Президент поинтересовался, не будет ли Кастро угрожать соседям Кубы: «Мы можем перебросить войска в Венесуэлу и уничтожить ракеты». Генеральный прокурор являлся ярым сторонником вторжения. Он понимал тревогу брата по поводу политического аспекта реакции США, которая не должна граничить с преступлением. Но Роберт Кеннеди считал, что если в ходе авиаудара США уничтожат первую группу ракет то Хрущев восполнит потери. Возможно, чтобы показать приемлемость вторжения для общественного мнения Роберт Кеннеди выдвинул дилемму, к которой он постоянно возвращался с момента катастрофы в Заливе Кочинос: «Нам надо также задуматься над тем, есть ли некий иной путь выхода из положения… залив Гуантанамо или что-то другое… или есть ли судно, которое, вы знаете потопит „Мен“ или что-либо подобное».

Что-то еще мучило братьев Кеннеди. Что еще помимо решительного удара может дать Хрущеву превратное представление о решимости США. «Мне кажется… мое заявление настолько ясно показывает, что мы не будем делать ни при каких условиях и что будем делать», – сказал Кеннеди. «Он должен знать, что мы намерены узнать, или мне кажется, что он как раз…» – Кеннеди замолк, однако как в Вене в 1961 году, так и сейчас у него были основания сомневаться, отнесется ли Хрущев с уважением к его словам. «Я думаю, что никогда ранее Советы не бросали такой открытый вызов, никогда».