Текст книги "Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964"

Автор книги: Александр Фурсенко

Соавторы: Тимоти Нафтали
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц)

Александр Фурсенко, Тимоти Нафтали

АДСКАЯ ИГРА

Секретная история Карибского кризиса 1958-1964

Предисловие

Александр Фурсенко

Эта книга посвящена одному из важнейших международных событий XX века. Кубинский или, как его называют у нас, Карибский ракетный кризис 1962 года поставил мир на грань ядерной катастрофы. Выступая перед лидерами Конгресса 22 октября 1962 года, незадолго до обращения к нации, президент США Кеннеди заявил, что обнаруженные на Кубе американской разведкой с воздуха советские ракеты можно было бы подвергнуть бомбардировке. Но это не гарантирует, что все ракеты будут уничтожены и не смогут быть запущены против США. Кеннеди сообщил, что он принял решение объявить блокаду Кубы, ибо бомбардировка таила бы в себе большой риск и была бы «адской игрой». Отсюда и название книги.

Спустя три десятилетия после кризиса, когда появилась возможность ознакомиться с ранее недоступными советскими документами, стало очевидно, как близко мы находились у пропасти, грозившей третьей мировой войной и уничтожением человечества. Эта книга стала возможной благодаря знакомству с новыми документами. Выражаю глубокую признательность за помощь в работе над ней сотрудникам Президентского архива РФ, где находятся документы Президиума и Политбюро ЦК КПСС, Центра хранения современной документации, хранящего материалы Секретариата ЦК КПСС, Архивов Службы внешней разведки Министерства иностранных дел и Министерства обороны. Благодарю Главное разведывательное управление Генштаба РФ за предоставленный материал. Признателен Министерству иностранных дел Франции, позволившему ознакомиться с его документами периода кризиса.

Мой соавтор д-р Тимоти Нафтали провел колоссальную работу в архивах США. Мы совместно совершили вояж в Чехию, где познакомились с документами Министерства иностранных дел. Очень важно, что мы смогли взять интервью у многих непосредственных участников событий. В январе 1989 года мне довелось присутствовать на встрече участников Карибского кризиса в Москве и лично беседовать с некоторыми из них. Особый интерес представляло знакомство с полковником военной разведки Г-Н. Большаковым, который был связным между Н.С.Хрущевым и Дж. Кеннеди. Д-р Нафтали и я стремились учесть все, что было написано нашими предшественниками. Мы писали книгу в тесном взаимодействии, и д-р Нафтали внес вклад в ее создание, который невозможно переоценить. Это не исключало острых разногласий между нами в ходе работы, которые мы стремились разрешать.

Российская Академия наук и лично президент академик Ю.С. Осипов, Петербургский филиал Института российской истории, где я проработал всю жизнь, Дом наук о человеке в Париже, а также Институт Кеннана в Вашингтоне, помогавшие нам, Гарвардский, Йэльский и Гавайский университеты, где учился и работал д-р Нафтали, оказали неоценимую поддержку. Большое количество коллег и друзей способствовали нашей работе, за что мы приносим всем им глубокую благодарность. Мы посвятили свою книгу нашим учителям – профессорам Борису Александровичу Романову и Эрнсту Мэю, замечательным людям и выдающимся исследователям, у которых мы учились историческому ремеслу.

В силу разных причин эта книга первоначально была написана по-английски и впервые увидела свет в США и Англии в 1997 году[1]. Теперь, благодаря помощи и усилиям издательства «Гея», она публикуется в России. Особенность этого издания в том, что многочисленные цитаты из русских документов, – а они занимают едва ли не наиболее важное место в книге, – даются сейчас на языке подлинника, а не в переводе, как раньше, что делает русское издание более адекватным и придает ему особое значение.

Академик А.А. Фурсенко

20 сентября 1998 г.

Часть I. Объятия

Глава 1. Как относится Кастро к России

Viva Фидель!

«Со времен Сандино[2], – восклицала „Нейшн“, – ни один лидер в Латинской Америке не занимал так умы человечества, как Ф.Кастро»{1}. Известный американский писатель Норман Мейлер называл его «современным Кортесом».

Прибыв 15 апреля 1959 года в Вашингтон, Кастро начал свой триумфальный визит в США, менее чем через четыре месяца после свержения кубинского диктатора Фульгенсио Батиста и Зальдивара. Гость «Американского общества редакторов газет», Фидель Кастро Рус чувствовал, что настало время использовать «Операцию „Правда“» для решения самой сложной внешнеполитической проблемы страны.

«Как Кастро относится к России?» – вопрошал популярный обозреватель Дрю Пирсон от имени официального Вашингтона. Кубинская делегация ознакомилась с колонкой Пирсона «Вашингтонская карусель» во время утреннего кофе{2}. Фиделя Кастро не удивил этот вопрос. Он знал, что в глазах Америки приемлемость режима в латиноамериканской стране определяется степенью его антикоммунизма. Как всем политикам стран Южной Америки, Кастро была известна поучительная история президента Гватемалы Якоба Арбенса и роль США в свержении его режима в 1954 году.

С 1953 года благодаря политике «доброго соседа» Франклина Рузвельта США придерживались позиции невмешательства во внутренние дела стран Латинской Америки. Отказ от доктрины «большой дубинки» 1904 года позволил создать Организацию американских государств (ОАГ) в 1948 году. Однако на встрече государств – членов ОАГ в 1954 году в Каракасе (Венесуэла) под давлением США было принято решение, которое можно было считать отступлением от доктрины невмешательства. Согласно каракасской резолюции, члены ОАГ обязались предпринимать совместные действия против коммунистических режимов в Западном полушарии. Для молодого режима Кастро было важно сделать все возможное для предотвращения этой резолюции, поскольку она придала бы легитимность еще одной тайной операции по типу гватемальской.

Воспоминания молодости

Последний день в США Ф.Кастро провел в Гарварде. Молодой ироничный декан факультета искусств и наук Макджордж Банди устроил в университетском клубе торжественный обед. Несмотря на различное воспитание и жизненный опыт, их объединяло военное прошлое. Во время Второй мировой войны лейтенант Банди принимал участие в десанте союзников в Нормандии, военные подвиги Кастро на Кубе были более свежими.

На обеде Кастро разоткровенничался. Будучи в течение шести лет деканом факультета и представителем интеллектуальной элиты Гарварда, Банди принимал многих политических деятелей в стенах Гарварда, существовавшего 325 лет. Кастро был первым, кто откровенно рассказал о своей неудачной попытке поступления в этот престижный университет{3}. Теперь по прошествии десяти лет Кастро находился в США, празднуя свой успех как политик.

Кроме Гарварда Кастро включил в программу турне по Восточному побережью США – Принстон и Йель.

По прибытии в штат Нью-Джерси его окружила толпа. Днем в школе Лоренсвилла Кастро настолько поразил школьников, беседуя с ними в церкви, что они дрались за обладание непотушенной сигарой, которую Кастро по небрежности оставил в аналое{4}. Позже в Принстонском университете группа старшекурсников пронесла его на руках по стадиону. Йель (штат Коннектикут) отнесся к Кастро более сдержанно. И когда бывший студент Йеля Макджордж Банди проверял по часам, не опаздывает ли его гость на запланированное вечернее мероприятие, он вполне мог задаться вопросом, как встретит популярного кубинца Гарвард.

Необычно теплым апрельским вечером 8700 членов общины Гарварда собрались, чтобы приветствовать Фиделя. В открытом автомобиле Кастро и декан Гарварда ехали мимо толпы, направлявшейся к охотничьему дому Диллона. С трибуны перед этим домом, представляя революционного идола, Банди рассказывал о неудачной попытке Кастро поступить в университет. Воспользовавшись торжественностью момента, он заявил, что Гарвард готов исправить ошибку 1948 года и принять Кастро. Как изменился бы мир, прими Фидель это предложение{5}.

Когда Кастро выступал в Гарварде, в Москве было раннее утро. Никита Хрущев только что принял решение, вследствие которого отныне жизнь Фиделя Кастро была накрепко связана с жизнью Макджорджа Банди.

В течение 30 лет ни Банди, ни какой-либо другой американец не знали, что под прикрытием «Операции „Правда“» Кремль планировал секретную операцию помощи кубинской армии по просьбе брата кубинского лидера Рауля{6}.

В то время как американские журналисты, официальные лица и студенты не подвергали сомнению заверения Кастро о независимости от международного коммунизма, Рауль Кастро упорно добивался революционных изменений в отношениях между Москвой и Гаваной. Тайный член кубинской компартии Национально-социалистической партии (НСП), младший Кастро фактически контролировал кубинские вооруженные силы, после того как его брат стал премьер-министром. В апреле Рауль Кастро послал Лазаро Пенья, старого члена НСП и бывшего президента Кубинского конгресса профсоюзов, в Москву с просьбой помочь укрепить руководство кубинской армии. Р.Кастро считал, что необходимо направить на Кубу нескольких выпускников советских военных академий из числа испанских коммунистов в качестве советников «для помощи кубинской армии… по общим вопросам и в организации разведывательной работы»{7}.

23 апреля 1959 года Президиум ЦК под руководством Хрущева по просьбе Рауля поручил Международному отделу ЦК КПСС, занимавшемуся отношениями с компартиями других стран, Министерству обороны и КГБ организовать с помощью Испанской компартии отправку двух испанцев – выпускников советских военных академий – на Кубу{8}. Министерству финансов предписывалось обеспечить оплату этой акции. Несколько позже Президиум ЦК послал на Кубу дополнительно 15 офицеров – испанцев{9}. Кубинская армия остро нуждалась в средствах, но сотрудники Министерства финансов Кубы, настроенные антикоммунистически, не должны были знать о советской помощи{10}.

Годом ранее ни Кремлю, ни Вашингтону ничего не было известно о брате Фиделя Рауле. В свое время Сталин отдал Латинскую Америку США. Это был задний двор Америки, далекий для человека, который ограничивал свою сферу влияния Восточной Европой. Но при Хрущеве СССР искал союзников среди молодых националистически настроенных лидеров так называемого третьего мира.

Первый серьезный контакт между кубинскими повстанцами и Кремлем был косвенным. В декабре 1958 года представитель костариканской импортной компании Полини Сан Хосе посетил посольство Чехословакии в Мексике для обсуждения «поставок стрелкового вооружения, пушек и обмундирования для повстанческих батальонов Фиделя Кастро». Прага, которая с конца 40-х годов не принимала ни одного важного внешнеполитического решения без санкции Москвы, 17 декабря 1958 года запросила Москву. Поддерживая связи с молодыми членами кубинской компартии, по крайней мере, с начала 50-х годов, чехи хотели помочь этой таинственной «костариканской компании»{11}.

Кремль, уверенный в том, что обязан при любых обстоятельствах поддерживать революционные силы в мире, 27 декабря 1958 года одобрил «намерение чешских друзей помочь освободительному движению на Кубе». Для уменьшения риска разоблачения Москва Предприняла меры предосторожности. «В документах не должен быть указан пункт назначения», – инструктировала Москва Прагу. Постоянно помня о ловушках ЦРУ, Президиум ЦК просил чехов «до заключения сделки тщательно проверить серьезность намерения компании». Было также решено не направлять оружия советского производства. Чехам предписывалось ограничить помощь оружием Второй мировой войны немецкого или чешского производства. Предполагалось, что если Вашингтон узнает о поставках, то для президента Эйзенхауэра будет легче проглотить такую «пилюлю»{12}.

Контакты между кубинскими революционерами и Москвой стали более тесными после неожиданного падения режима Батисты 1 января 1959 года. Предложив себя в качестве канала связи Кремля с новым руководством Кубы, НСП направила группу эмиссаров в Кремль. В марте 1959 года представитель НСП встретился с начальником Генерального штаба советских вооруженных сил маршалом В.Соколовским для обсуждения перспективы контактов между армиями двух стран{13}. Месяцем позже в дополнение к тому, что он привез от Рауля Кастро, Лазаро Пенья передал просьбу генерального секретаря НСП Бласа Рока «активизировать экономические связи с Кубой… закупать кубинский сахар и поставлять промышленное и сельскохозяйственное оборудование»{14}.

Это было все, что Кремль был готов сделать для кубинских революционеров весной 1959 года. Просьбы Кубы о создании революционной армии встречали понимание Москвы. В то время как Президиум ЦК благосклонно отнесся к просьбе Рауля Кастро о направлении военных советников на Кубу, маршал Соколовский обсуждал с представителями НСП возможность подготовки кубинских пилотов и интересовался, какие цели ставят перед армией кубинские коммунисты Однако кубинские эмиссары не встретили поддержки Президиума ЦК в отношении расширения экономических связей. Он также неодобрительно отнесся к просьбе начать пропагандистскую кампанию в поддержку Фиделя. Редактор «Правды» заявил представителю НСП, что «кубинская компартия вполне обойдется без помощи. Все идет хорошо, а американские империалисты могут использовать статьи в „Правде“ для атак на демократическую Кубу. Если положение осложнится, тогда „Правда“ будет помещать большие информационные материалы и статьи с выражением солидарности»{15}.

Глава 2. Наш человек в Гаване

Танец канкан

Никита Хрущев не оценил по достоинству белые панталоны актрисы Ширли Маклейн. В сентябре 1959 года руководители кинокомпании «Двадцатый век Фоке» пригласили Хрущева на тонстудию, где шла репетиция труппы «Канкан». Когда длинноногая Маклейн и хористки начали задирать юбки, Хрущев явно напрягся. Советский лидер с отвращением сказал сопровождавшему его аристократу Генри Кэботу Лоджу, представителю США в ООН, что не может понять, «как хорошие трудолюбивые рабочие могут смотреть такое». Хрущев заканчивал беспрецедентное 10-дневное путешествие по территории «главного противника» от Атлантического до Тихоокеанского побережья. Помимо усталости от обилия впечатлений за короткий срок у Хрущева явно поубавилось оптимизма по части триумфа коммунизма. Эпизод с канканом дал Хрущеву возможность выпустить пар по поводу невероятной жизненной силы и ресурсов страны, которую он впервые посетил. «Чрезмерное богатство США, – сказал он Лоджу, – заставляет людей искать такие экстравагантные развлечения»{1}.

В конце своего пребывания в Калифорнии Хрущев в менее эмоциональной форме с горечью поведал Лоджу о том, какие мысли возникли у него в связи с посещением США. «Советский Союз никогда не отрицал, что в США высокий жизненный уровень и наиболее эффективные методы производства. Именно поэтому СССР выбрал Вашу страну как достойного оппонента и конкурента». Непривычно тихий Хрущев, отойдя от своей обычной риторики, добавил, что Советский Союз не сможет догнать США к 1970 году. Вероятно, можно сравняться с США по общему валовому продукту, но не по производству на душу населения{2}.

В конце сентября 1959 года Хрущев, сильно озабоченный экономическим отставанием Советского Союза, возвратился в Москву. Президиум ЦК в это время решал сложную проблему: следует ли социалистическому лагерю бросить вызов американскому колоссу в Карибском бассейне. Кубинцы сделали попытку закупить оружие у Польши, и Варшава запросила руководящих указаний у Москвы. Хотя Хрущев и Громыко находились в США, другие члены Президиума ЦК считали себя обязанными дать ответ полякам и привлечь внимание Кремля к этой проблеме.

Посол Польши в Москве представил Кремлю сбивчивый отчет. Через свое дипломатическое представительство в Швейцарии кубинцы пытались закупить военное снаряжение у Польши. До этого момента кубинцы ограничивали свои просьбы потребительскими товарами. Теперь они просили посла Польши в Швейцарии запросить у Варшавы разрешение на поставку оружия. Впервые с момента прихода Кастро к власти кубинцы искали военной помощи у коммунистической страны. Они были готовы прибегнуть к тайной операции по доставке оружия, чтобы не вызвать подозрений у США. Кубинцы контролировали одну австрийскую компанию, которая могла осуществить закупки у Польши.

Поляки реагировали на подобную просьбу так же, как и чехи в 1958 году. Они не могли рассматривать вопрос об оказании поддержки Кастро без санкции Москвы. Поэтому в середине сентября посол Польши в Москве запросил советское руководство, может ли Польша поставлять оружие, произведенное по советской лицензии{3}.

Президиум ЦК получил противоречивые ответы от МИД и международного отдела ЦК КПСС. МИД в лице Валериана Зорина, замещавшего Громыко в его отсутствие, выразило серьезные сомнения в целесообразности подобного шага, опасаясь, что он может нанести вред «духу Кемп-Дэвида». Для некоторых в Москве беседы между Хрущевым и Эйзенхауэром в Кемп-Дэвиде символизировали новый уровень цивилизованных отношений и взаимопонимания между сверхдержавами. Международный отдел ЦК КПСС согласился с позицией МИД, считая, что не исключена вероятность того, что просьба со стороны Кубы инспирирована «противниками разрядки международной напряженности и улучшения отношений между СССР и США»{4}. В меморандуме подчеркивалось, что Че Гевара неоднократно поднимал вопрос о военной помощи Кубе перед советскими представителями. Наконец, в меморандуме указывалось на странное обстоятельство, что какая-то австрийская фирма, а не кубинские представители, обратилась с просьбой о поставке оружия.

После поездки Хрущева в США многие в Кремле посчитали необходимым пересмотреть самую возможность отношений с Фиделем Кастро. Посредничество австрийской фирмы казалось подозрительным. Костариканская компания, использованная кубинцами в 1958 году, когда Кремль одобрил продажу чешского вооружения, также представлялась «котом в мешке». И хотя Прага проявила относительно этой фирмы определенную настороженность, Президиум ЦК тогда разрешил использовать частную фирму для посреднической операции. На этот раз было явное противодействие отправке оружия кубинцам, вызванное возможными последствиями этого шага для советско-американских отношений, если информация о поставке оружия Кастро просочится в Вашингтон. Сотрудники МИД знали, о чем говорят, когда предупреждали, что «поставка оружия на Кубу побудит американцев к активному вмешательству во внутренние дела латиноамериканских стран, и в первую очередь Кубы»{5}.

Президиум ЦК отказался идти против рекомендаций МИД и международного отдела ЦК КПСС, не проконсультировавшись с Хрущевым, который находился в США. На заседании 23 сентября 1959 года Президиум принял решение, согласно которому представлялось «нецелесообразным в настоящее время поставлять оружие на Кубу»{6}. Куба стала объектом высокой политики. Линию по отношению к этой стране мог изменить только Хрущев.

Через несколько дней после возвращения из США советский премьер дал понять, что не разделяет опасений робких американистов из МИД. Кубинская революция – слишком важный и необычный феномен, чтобы Советский Союз мог отказать ей в помощи. Хотя на переговорах с Эйзенхауэром вопрос о Кубе не обсуждался, Хрущев понимал обеспокоенность американцев. Однако какова могла бы быть цена тайной поставки оружия Кубе для советско-американских отношений, если тайное станет явным? У сверхдержав была масса причин желать хороших отношений, одна из важнейших – избежать войны из-за разделения Европы. Взвешивать «за» и «против» не было в характере Хрущева. Стоит, однако, отметить, что с точки зрения Кремля международная обстановка осенью 1959 года не была настолько угрожающей, чтобы не исполнять свой интернациональный долг по отношению к соратникам-революционерам. Хрущев принял решение, игнорируя позицию МИД, направить оружие на Кубу.

Если попытаться определить момент, когда США и СССР начали скатываться к первому прямому военному столкновению, то это был день в конце сентября 1959 года. Одобрив продажу оружия Кубе, Хрущев взял на себя риск советского вмешательства в Латинской Америке. Иосиф Сталин оставил этот регион за США, вероятно, в надежде достичь договоренности о сферах влияния с Франклином Рузвельтом или Гарри Трумэном, аналогичной его соглашению с Черчиллем в 1944 году о послевоенном устройстве Европы. Все первое десятилетие холодной войны Москва оказывала материальную и моральную поддержку компартиям Южной Америки, но никогда реально не вмешивалась в дела «заднего двора Америки». Как позже вспоминал резидент ЦРУ, на Кубе «Советы не фигурировали» до 1959 года{7}.

30 сентября 1959 года Президиум ЦК под председательством Хрущева проголосовал за «одобрение решения Польши снабдить Кубу некоторыми видами стрелкового оружия, изготовленного на польских заводах по советским лицензиям»{8}. Вот как работало советское руководство в годы правления Хрущева. Консенсуса не было, просто победила точка зрения Хрущева. Мнение МИД пролонгировали, хотя и была полная иллюзия единства. На заседании Президиума постановили, что о решении посла Польши надо проинформировать конфиденциально и подчеркнуть единогласность принятой резолюции.

Пятью годами позже, когда оппоненты Хрущева в Президиуме ЦК нарушили молчание и скинули его с поста, данное решение было признано ошибочным. Член Президиума ЦК Д.Полянский говорил в 1964 году от имени тех, кто понимал беспочвенность и бесперспективность навязчивой идеи Хрущева относительно Кубы:

«Товарищ Хрущев был рад, что ему удалось то, чего не смог сделать Сталин – проникнуть в Латинскую Америку. Во-первых, проникновение в латиноамериканский регион не было целью нашей политики, а во-вторых, это означало, что наша страна должна была взять на себя обязательства осуществлять военные поставки за океан на расстояние 15 000 км»{9}. Но до этого признания ошибки сверхдержавы оказались на пороге войны.

Прибытие Алексеева

Советское руководство было слабо осведомлено о Кубе Кастро. Даже когда в январе 1959 года Ф.Кастро триумфально вступил в Гавану, Кремль располагал только информацией, представленной социалистической партией. Конечно, некоторые сведения поступали от резидентуры КГБ в Мехико и от чешской разведки. Однако эти источники были не очень надежными. Совет нуждался в установлении контактов на высшем уровне. В феврале 1959 года советская разведка задействовала опытного сотрудника, который уже проявил большое искусство, войдя в доверие политической элиты Аргентины и Бразилии.

Александр Алексеев (настоящая фамилия Шитов) родился в 1913 году в Костромской области Он носил очки с толстыми стеклами, был высоким, широким в кости, слегка горбился До поступления в разведслужбу молодой Шитов изучал французский и испанский языки в МГУ В 1941 году он принял фамилию Алексеев, чтобы в случае захвата нацистами Москвы остаться в городе в качестве сотрудника разведки Когда Гитлер был остановлен на подступах к Москве, разведка направила Алексеева в Тегеран Через два года его перевели в Северную Африку, освобожденную союзниками. В 1944 году после освобождения Франции вместе с агентами, которых он приобрел в Северной Африке, выехал в Париж, где было вновь открыто посольство СССР. Работа Алексеева во Франции сделала его звездой советской разведывательной службы В 1951 году его отозвали в Центр Через три года он приступил к оперативной работе в Латинской Америке Его база находилась в Буэнос-Айресе, но деятельность охватывала весь континент{10}.

Когда некоторые руководители в Советском Союзе почувствовали возможность расширения советского влияния в Латинской Америке, Алексеев был отозван из Аргентины и в 1958 году переведен на работу в Комитет по культурным связям с зарубежными связями при Совете Министров СССР, где он мог применить свои знания и опыт, полученные в Латинской Америке. Именно КГБ в качестве сотрудника этого Комитета направил его в Гавану со специальной миссией: установить контакт с высшими руководителями Кубы. Алексеев был среди тех, кто признал необычность кубинской революции. Она не походила на типичный латиноамериканский переворот. Ни военные, ни представитель США на месте не взяли под свой контроль новое правительство. В январе 1959 года Алексеев попросил направить его на Кубу в качестве наблюдателя. Руководство КГБ согласилось, но кубинцы выдали ему визу лишь через семь месяцев.

Наконец, 1 октября 1959 года Алексеев прибыл на Кубу. В аэропорту его встречал Карлос Рафаэль Родригес, редактор коммунистической газеты «Ла нотсиас де ой». Родригес был важной фигурой в революции. Символ сотрудничества между Движением 26 июля и коммунистами, летом 1958 года он ушел в горы и стал советником Фиделя Кастро

Алексеев, однако, был осторожен с Карлосом Рафаэлем Родригесом и руководством НСП Он чувствовал, что Родригес преувеличивает свое значение в кубинской революции. Карлос Рафаэль Родригес не уставал превозносить свою роль в разработке концепции радикальных экономических реформ. Карлос Рафаэль Родригес не считал Кастро коммунистом Брат Фиделя Рауль и Че были «полностью на стороне левых». Что же касается Фиделя, то он, по мнению Карлоса Рафаэля Родригеса, был сам по себе, хотя душой был с коммунистами. Так думал и Алексеев Но правда ли, что с весны у Рауля якобы появились мысли о насильственном устранении брата{11}. Никаких доказательств, только натянутые отношения Когда Карлос Рафаэль Родригес предложил Алексееву представить его коммунистическим лидерам, Алексеев уклонился от этого Он работал со многими некоммунистами, а просоветски настроенными людьми и знал, что они могут быть полезны СССР. Еще находясь в Москве, Алексеев был удивлен антиамериканским характером кубинской революции. Именно это более всего импонировало Москве. В первый период советско-кубинских отношений коммунистический аспект кастровской революции стоял на втором плане{12}.

Алексеев много гулял по Гаване Он был уверен, что никто не знает о его пребывании на острове, и надеялся надолго сохранить это в тайне. Подобно герою американского актера Вуди Аллену Зелига, он одновременно появлялся в разных местах.

У Кастро была привычка произносить массу публичных речей. Алексеев практически не пропускал ни одного из выступлений Фиделя. Сидя в кафе, он просматривал все газеты, которые мог достать. Все они были резко антисоветскими, причем антисоветизм сочетался с ненавистью к американскому империализму. «Я не мог понять, – вспоминал он позже, – что это за революция, куда она идет». Алексеев мог прояснить ситуацию, только встретившись с Фиделем Кастро, а не с Карлосом Рафаэлем Родригесом или Блас Рока из НСП. И хотя Рауль Кастро уже работал с советскими эмиссарами, Алексеев не чувствовал необходимости встречи с ним. Заручившись поддержкой революционеров, он решил выйти на Фиделя Кастро через Че Гевара – истинного революционера, которого Москва считала таким же популярным на Кубе, как и Фиделя. С помощью кубинского радиожурналиста, который в составе делегации посетил Москву летом 1958 года, Алексеев вышел на Че. Их встреча состоялась 12 октября ночью.

Че объяснил Алексееву, что социализм – единственный путь обретения суверенитета. «Нет другого пути к независимости, кроме построения социалистического общества и дружбы с лагерем социализма». Однако, подчеркнул Че, Куба может защитить себя. Он признал, что это его личное мнение. В революционном руководстве некоторые друзья СССР, например Рауль, придерживаются иного мнения.

Встреча началась неудачно. Для подарка астматику Че, заядлому курильщику, Алексеев купил блок сигарет, при этом он не обратил внимания на торговую марку – Техас. «Он взглянул на сигареты… задрожал и посмотрел мне в глаза. „Вы знаете, что такое Техас? Это – бывшая республика Америки, которую захватили североамериканцы“. После минутной неловкости встреча пошла гладко. Одним словом, – говорил позже Алексеев, – это был разговор единомышленников». Теперь он знал, «что есть что». То же почувствовал и Че. Беседа продолжалась до пяти часов утра. Че Гевара организовал встречу Алексеева с Фиделем Кастро. 16 октября в два часа ночи в номере Алексеева раздался звонок в дверь. Мужской голос спросил: «Сеньор Алексеев? Вы просили о встрече с комманданте Фиделем Кастро? Он примет Вас. Готовы ли Вы поехать к нему немедленно?» Алексеев вспоминает: «Я надел темный костюм, серый галстук; одним словом, как на прием к премьер-министру».

Алексеев понял свою ошибку, когда два бородача в кожанках зашли за ним, чтобы сопровождать к своему лидеру. Алексеев захватил с собой подарки из России – икру, водку и альбом русской музыки.

Сопровождающие доставили Алексеева в правительственное здание – единственный дом в Гаване, где в этот поздний час окна были освещены. Здесь находилась штаб-квартира Национального института аграрной реформы (INRA), рассматриваемого кубинскими коммунистами как символическое сердце и бастион грядущей социалистической революции{13}. Алексеев сел в лифт. На восемнадцатом этаже его встретили два бородатых хорошо вооруженных человека. Одним из них был Фидель Кастро, другой – его помощник, исполнительный директор INRA, Антонио Нуньес Хименес. «Если бы Карл Маркс встал из могилы, он бы порадовался тому, что я вооружен, – сказал Фидель, не тратя время на объяснения причин разногласий между ним и чиновниками из НСП в 50-х годах. – Единственный путь революции – это вооруженная борьба». Кастро определил кубинскую революцию как восстание бедняков, которые хотят построить общество, свободное от эксплуатации человека человеком{14}.

В дальнейшем Кастро был конкретен. Лукаво взглянув на принесенные Алексеевым подарки, вызвал секретаря: «Принесите бисквиты!» Они открыли бутылку, чокнулись. Глядя на костюм Алексеева, поддразнил его:

«Александре, сколько лет Вашей революции?» Когда Алексеев назвал дату, Кастро заметил: «Значит, через 42 года мы тоже превратимся в буржуев». С этого момента Алексеев уже не носил галстуки на Кубе{15}.

Они попробовали икру. «Какая вкусная… Хименес, знаете, мы должны восстановить торговые отношения с Советским Союзом». Единственный советский продукт, который не понравился Кастро, это папиросы «Герцеговина Флор», которые, объяснил Алексеев, были любимыми папиросами Сталина. Кастро с отвращением сделал несколько затяжек: «Слишком много картона и мало табака». Игнорируя объяснения Алексеева, что удлиненный кончик папиросы предохраняет бороду от огня, Кастро ткнул в лицо Алексееву кубинскую сигару: «Вот что курил Черчилль». Научившись работать без галстука, Алексеев так и не привык к сигарам{16}. Тем временем разговор перешел на серьезные темы. Обсуждая вопросы советско-кубинских дипломатических отношений, разорванных Батистой тремя годами ранее, Кастро сказал, что общественное мнение еще не готово к обмену послами. «Вы знаете, что говорил Ленин, – вставил Кастро, неточно процитировав одного из глубоко почитаемых Алексеевым людей, – чтобы провести идею в жизнь, ее необходимо бросить в массы». Скорее подобно циничному типу с Мэдисон-авеню, чем Ленину, Кастро продолжал: «Вы предлагаете лозунг массам, и он овладевает ими. Например, мы бросим лозунг: „Дружба с Советским Союзом“ и, когда общество почувствует необходимость этого, мы восстановим отношения»{17}.