Текст книги "Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964"

Автор книги: Александр Фурсенко

Соавторы: Тимоти Нафтали
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)

«Русские военнослужащие находятся также в Банья-Онда, Сан-Антонио, Сан-Хулиане, Исабель-Рубио. В Торриенте они построили три барака и заняли все здания, в которых жили малолетние преступники размещавшегося здесь исправительного лагеря. Русские приказали выселить с территории в радиусе двух километров от Торриенте всех жителей, которые вынуждены были побросать свои дома, посевы и собственность. В этот район завезено более ста ящиков, как уверяют, для строительства ракетной базы»{54}.

В Гаване и в Москве знали, что эти сведения о месторасположении ракетной базы неверны. Самое ближайшее место установки ракет находилось на расстоянии более трех сотен миль от Торриенте, а первые ракеты еще не были отправлены из России. Но для Кремля это не имело значения. Важна была реакция Вашингтона, когда там получат эту информацию. Если по каналам, находившимся под наблюдением кубинцев, передавались подобные данные, то что же могли сообщать Кеннеди другие, лучше осведомленные разведывательные источники?

Парадоксально, но сознание того, что вскоре американцы смогут засечь операцию с ракетами, не вызвало в Кремле серьезной тревоги. Одновременно, в середине лета 1962 года, удалось зафиксировать повышенную активность на американских базах ракет промежуточного радиуса действия в Турции. Сопоставление этой активности с аналогичными советскими действиями на Кубе дали некоторые основания полагать, что Джон Кеннеди может расценить советские Р-12 и Р-14 как законную форму обороны. 17 июля Председатель КГБ Владимир Семичастный сообщил Андрею Громыко, министру иностранных дел, что в Турции размещены 17 ракет промежуточного радиуса действия «Юпитер»{55}.

Примерно в то же время советская разведка предупредила руководство советской республики Грузии и командование Советской армии, что американские ракеты, расположенные вдоль побережья Турции, находятся почти в состоянии боевой готовности{56}. Сочтя, что не следует использовать это сообщение против Соединенных Штатов в ООН, Советский Союз придержал его, чтобы выложить на стол позднее, если возникнет вопрос о ракетах на Кубе.

В глазах русских «Юпитеры» у советской границы оправдывали ракеты на Кубе{57}. Перед судом международного общественного мнения не было различия между американскими ракетами, установленными в Турции, нацеленными на Москву, и советскими ракетами, нацеленными на Вашингтон с территории Кубы. В Кремле полагали вполне вероятным, что и Кеннеди может думать так же. «Мы ожидали, что он проглотит ракеты, – вспоминает Семичастный, – как мы примирились с ракетами в Турции»{58}.

Когда представители Кастро Эмилио Арагонес и Че Гевара прибыли в Москву в конце августа, они нашли здесь смесь пессимизма и бравады, связанные с проблемой ракет. Среди советского руководства все более укреплялось мнение, что даже если Соединенные Штаты узнают о ракетах до их приведения в боевую готовность, операция «Анадырь» будет успешно завершена, поскольку Джону Кеннеди придется примириться с тем, что он обнаружит на Кубе. Дополнительная информация из конфиденциальных источников в Соединенных Штатах усилила представление об американском президенте, как о человеке, более озабоченном Берлином и выборами в конгресс, который не собирался возобновлять дискуссию в своем собственном правительстве по применению военной силы на Кубе{59}.

К тому же у Кеннеди просто нет времени на ответные действия, он ничего не сумеет предпринять.

Министр обороны Малиновский, встречая кубинскую делегацию, заявил Арагонесу и Геваре: «Вам не следует беспокоиться. Со стороны Соединенных Штатов не последует серьезной реакции. А если возникнут трудности, мы пошлем Балтийский флот». На деле так или иначе советские ВМС собирались направить в Карибский бассейн внушительное количество кораблей и подводных лодок. Малиновский гордился тем, как успешно шла морская операция{60}.

Несмотря на уверенность некоторых руководителей в Москве, Хрущев противился устремлению снять завесу секретности с операции «Анадырь». На встрече с кубинскими представителями 30 августа он возражал против опубликования пересмотренного текста оборонительного пакта. В Кремле согласились лишь на публикацию совместного коммюнике, в котором подтверждалась поддержка Советским Союзом независимости Кубы. Хрущев был не согласен с Кастро относительно того, что может предотвратить американское вторжение. В то время как кубинский руководитель полагал, что достаточно всего лишь договора об обороне с Москвой Хрущев считал, что Вашингтон понимает лишь язык ядерного оружия{61}. Но поскольку Хрущев считал, что операция «Анадырь» может быть раскрыта, по-видимому, он стремился сохранить текст договора в секрете настолько, насколько это будет возможно, чтобы не давать Кеннеди дополнительного толчка к действиям, пока советские ракеты не приведены в боевую готовность.

Для Хрущева это был напряженный период ожидания. Согласится ли президент Соединенных Штатов терпеть ракеты? В конце концов, именно на это пришлось пойти Хрущеву в связи с американскими ракетами в Турции. Настало время, как часто говорил Хрущев, чтобы США почувствовали на себе психологическую цену взаимного сдерживания. Будучи реалистом, Хрущев в то же время понимал, что ответ на вопрос: «Что будет делать Кеннеди?» – осложнялся особенностями американской политической системы. Кеннеди возможно бы и понял необходимость примириться с советскими ракетами на Кубе, но он почти неизбежно столкнулся бы с решительным противодействием «реакционных сил» в Пентагоне и со стороны республиканской партии. Хрущев находил американскую демократию обескураживающей, не понимая, как может функционировать система, где дебаты по вопросам национальной безопасности ведутся этими «дураками», как он их называл, на открытых заседаниях американского конгресса. «От них нужно избавиться», – советовал он одному из американских гостей{62}. Эти конгрессмены и американские военные, как он опасался, вряд ли согласятся, что советское присутствие в Западном полушарии является адекватным ответом на американские базы у границ СССР. Не испытывая уверенности, что операцию «Анадырь» удастся сохранить в тайне, Хрущев надеялся, что у Кеннеди хватит сил держать под контролем конгресс и военных.

Еще до конца лета советский лидер предпринял последнее усилие, чтобы как-то повлиять на возможную реакцию Кеннеди на размещение советских ракет. Он проинструктировал Анатолия Добрынина, чтобы тот сообщил Белому дому: «До выборов в конгресс США не будет предпринято ничего, что могло бы осложнить международную ситуацию или усилить напряженность в отношениях между нашими двумя странами»{63}. Хрущев также вызвал Георгия Большакова, который приехал в отпуск, и спросил его, «решатся ли Соединенные Штаты пойти на вооруженную конфронтацию с Кубой?» Большаков ответил, что «Кеннеди находится под большим давлением со стороны реакционных сил, и прежде всего военщины и ультраправых, которые жаждут реванша за провал авантюры ЦРУ в бухте Кочинос». Он выразил уверенность, что Кеннеди будет стремиться к мирному компромиссу. В то же время Хрущев не был уверен в этом и поручил Большакову посетить Роберта Кеннеди и объяснить, что Советский Союз устанавливает на Кубе лишь оборонительное оружие{64}.

Это лето было трудным для Хрущева. Но он решил не менять своих планов на отпуск и в конце августа отправился на Черное море, на правительственную дачу в Пицунде, в Грузии. Даже если Кеннеди не примирится с тем, что он увидит на фотографиях, сделанных самолетами-разведчиками У-2, Хрущев надеялся, что он получит некое предупреждение, прежде чем американцы предпримут какие-нибудь решительные действия против Кубы.

Глава 7. «Теперь мы можем поддать вам»

Крестовый поход Джона Маккоуна

Для Вашингтона было неожиданным появление в августе 1962 года десятков советских транспортных судов с военным снаряжением, державших путь на Кубу. Ни Москва, ни Гавана в последнее время не высказывались насчет активности американцев, Хрущев тоже не подавал сигналов через Большакова или посла Добрынина об усилении его недовольства политикой Кеннеди в отношение Кастро{1}. Тем не менее из потока сообщений, поступивших в августе в Вашингтон, следовало, что Москва послала внушительную армаду торговых судов в Новый Свет.

С помощью ВМС и разведслужб других членов НАТО и невзирая на обещание президента Кеннеди, данное Кремлю, прекратить шпионить за советскими морскими перевозками, американские ВМС вели плотное наблюдение за этими судами с того момента, как они покидали советские территориальные воды. Типичным примером этого было слежение за советским пассажирским судном «Хабаровск». 16 августа его сфотографировал самолет НАТО, совершавший облет побережья Дании. Аркадий Ф. Шорохов, замполит судна, вспоминает, что когда заметили самолет, люди попытались создать видимость спонтанной пирушки на палубе. Были расставлены столы, приглашены медсестры, и начались танцы. Когда позднее судно проходило мимо Азорских островов, то же самое повторили, на этот раз для любопытного американского разведывательного самолета{2}.

Фотографии флотилии с танцующими русскими, направляющимися в Карибский бассейн, не успокоили администрацию Кеннеди. Август был тот месяц, который Эдвард Лэнсдейл, Роберт Кеннеди и Особая группа (расширенная) отвели для пересмотра операции «Мангуста» Информация о необычно крупных советских морских перевозках на Кубу усилила беспокойство тех лиц в государственных службах, которые со дня приведения к присяге Джона Ф. Кеннеди работали в целях устранения Кастро.

Свою озабоченность ЦРУ выразило в виде завуалированной критики того, как Белый дом ведет дела в отношении Кубы. Джон Маккоун и его помощники не пытались скрыть своей уверенности в том, что в августе 1962 года американское правительство было так же далеко от свержения Кастро, как в 1961 году. С самого начала разработки операции «Мангуста» ЦРУ предупреждало Белый дом, что нереально ожидать успешного восстания внутренних сил на Кубе в 1962 году. Трижды аналитики ЦРУ приходили к заключению, что основная характерная черта кубинцев – апатия Кастро пользовался горячей поддержкой, возможно, 20 % населения. Большая часть остальных кубинцев или слишком напугана, или принимала свою судьбу как данное и не пыталась противостоять режиму. Самое благоприятное, по мнению аналитиков и тайных агентов, – это вспышка гражданского недовольства в 1963 году. Но даже подобное предположение сопровождалось заключением, что любое восстание обречено на разгром в течение нескольких дней{3}.

Располагая новыми доказательствами того, что советские силы увеличивают свое присутствие на острове, Маккоун настойчиво добивался, чтобы на высшем уровне были одобрены более решительные действия против Кастро. Весной он прямо заявил Роберту Кеннеди и другим членам правительственной группы по Кубе, что если президент хочет устранить Кастро, он должен использовать вооруженные силы США{4}. Президенту такой совет не понравился, он сделал ставку на усиление пропаганды, саботажа и подталкивание людей к бегству, чтобы таким образом посеять враждебность между коммунистами в окружении Кастро и другими левыми{5}. Маккоун никогда не думал, что этого будет достаточно; теперь же, когда русские оказались единственными, кто оказывал Кубе решительную военную поддержку, он еще раз попытался убедить Белый дом, что для устранения Фиделя Кастро надо пойти на риск.

Более всего Маккоун был озабочен тем, что если Белый дом ничего не предпримет, русские превратят Кубу в базу ядерных баллистических ракет. В качестве главного советника президента по вопросам разведки Маккоун знал лучше, чем кто-нибудь иной, что в августе 1962 года не было убедительных доказательств наличия на Кубе ракет. Он неделями охотился за подобной информацией. И все же логика подсказывала ему, что советские ракеты появятся на Кубе. Советский Союз отставал в гонке вооружений, и Маккоун знал, что ему стоило большого труда произвести необходимое количество межконтинентальных баллистических ракет, чтобы догнать США. Если в Москве опасались своего отставания от США по ядерной мощи, то Куба представлялась подходящим местом для размещения ракет средней дальности действия, которые временно могли бы выровнять разрыв в этой области.

Маккоун чувствовал себя вполне уверенно в роли ядерной Кассандры Джона Кеннеди. С тех пор как Россия положила конец американской монополии на ядерное оружие в 1949 году, он был одним из тех высокопоставленных представителей администрации, который выступал активным сторонником стратегического превосходства США. В 1950 году в качестве заместителя министра ВВС он распространил меморандум с призывом начать второй «проект Манхеттен» по созданию «сверхбомбы» – водородной{6}. К началу войны в Корее Маккоун принадлежал к группе чиновников среднего звена, которые опасались, что пристрастие Трумэна к сбалансированному бюджету является угрозой национальной безопасности США{7}. Всю жизнь он был активным сторонником республиканской партии, выиграв от смены правительства в 1953 году. Эйзенхауэр назначил его на пост председателя Комиссии по ядерной энергетике, и Маккоун стал в американском правительстве чем-то вроде ядерного «царя». Когда Советский Союз запустил в небо «Спутник» в 1957 году, Маккоун предупредил Эйзенхауэра, что стратегическое отставание США становится вполне реальным, и передал ему копию своего меморандума от 1950 года, адресованного в свое время Трумэну. Эйзенхауэру понравилось то, что он прочитал, и он попросил председателя Комиссии по ядерной энергетике обновить свои рекомендации по второму «проекту Манхеттен». В ответ Маккоун призвал сосредоточить руководство американской военной ядерной программой в Министерстве обороны{8}. Сторонник того, чтобы ядерного оружия было больше и оно было более совершенным, он с подозрением относился к контролю над вооружениями. Прежде чем уйти с поста председателя Комиссии по ядерной энергетике, он собрал все возражения, какие только мог, и представил их Эйзенхауэру, чтобы отговорить его от заключения с Москвой соглашения о запрещении испытаний ядерного оружия{9}.

10 августа 1962 года на заседании Особой группы (расширенной) Маккоун заговорил о том, что, возможно, русские в настоящий момент развертывают свои ядерные ракеты на Кубе. Генерал Максвелл Тейлор, председатель Объединенного комитета начальников штабов, вспоминал позднее, что Маккоун высказал то, что думали о намерениях Советского Союза и некоторые другие советники Кеннеди{10}. Не педалируя пока свою позицию, Маккоун лишь в общих чертах предостерег своих коллег «Продолжение советских поставок и технической помощи, – утверждал он, – поставят США в будущем перед более внушительными проблемами, чем те, которые мы имеем ныне или с которыми сталкивались прежде». Маккоун только хотел подчеркнуть, что этой «более внушительной проблемой», возможно, будут советские ракеты с ядерными боеголовками, находящиеся на расстоянии 150 км от Майями.

Генерал Лэнсдейл призвал участников этого заседания группы советников президента Кеннеди по тайным операциям обсудить второй этап операции «Мангуста». В свете разведданных о советских поставках Лэнсдейл также считал необходимым активизировать тайные операции против Гаваны. Однако, зная о предпочтениях хозяина Белого дома, он набросал план, который не предусматривал использования американской морской пехоты для устранения Кастро. Перед заседанием он распространил предложения, озаглавленные «Ускоренный вариант Б» с целью «оказания всестороннего дипломатического, экономического, психологического и других видов давления для свержения коммунистического режима Кастро без прямого вовлечения американской армии»{11}.

Маккоун, возможно, и не был вполне уверен в том, что русские действительно устанавливают ракеты на Кубе, но он был убежден, что Соединенные Штаты должны использовать военную силу против Кубы до того, как остров окажется неуязвимым. Исходя из опыта прошлого, когда Запад беспомощно наблюдал за подавлением восстания в Венгрии в 1956 году, Маккоун предостерегал, что «ускоренный план» может привести к восстанию на Кубе, которое обернется «кровавой баней венгерского типа», если США не вмешаются.

Другой точки зрения, отличной от мнения Маккоуна, придерживались министр обороны Роберт Макнамара и госсекретарь Дин Раек, которые выразили сомнения насчет дальновидности каких-либо решительных действий в данный момент. Макнамару беспокоило, что расширение разведывательной деятельности на Кубе неизбежно приведет к одному-двум арестам, которые «нанесут ущерб Соединенным Штатам в глазах мирового общественного мнения». Раек все еще надеялся, что с Кастро можно будет разделаться, если удастся отколоть его от коммунистов старого закала. Госсекретарь, которому могло быть известно о последней беседе братьев Кеннеди с Георгием Большаковым, учитывал также развитие событий вокруг Берлина и опасался, что Советский Союз воспользуется любыми провокационными действиями американцев в Карибском бассейне как предлогом для подписания мирного договора с Восточной Германией и перекроет Западу доступ к бывшей немецкой столице.

Несмотря на сомнения Раска и Макнамары и расходящееся с ними мнение Маккоуна, Особая группа приняла решение, что ЦРУ должно разработать план с упором в основном на экономический саботаж и политические действия{12}. Одна из тайных операций, которая была рассмотрена и отвергнута, предусматривала убийство Фиделя Кастро. Глава спецгруппы ЦРУ по Кубе «W» (спецгруппа Куба) Уильям Кинг Харви позднее, в 1975 году, в показаниях перед сенатским комитетом Чёрча засвидетельствовал, что Макнамара рекомендовал Особой группе «рассмотреть возможность устранения или убийства Фиделя»{13}. Маккоун и Харви опасались, что кто-нибудь поднимет этот запретный вопрос перед Особой группой. Маккоун был против убийства по соображениям нравственного характера. «Если я окажусь замешанным в чем-нибудь подобном, то меня в конце концов могут отлучить от церкви»{14}.

В течение двух последующих недель Маккоун собрал дополнительную информацию о советских военных поставках на Кубу. Он сообщил окружению Кеннеди, что с июля ЦРУ засекло 38 различных судов с советской военной техникой, направлявшихся на Кубу, большинство из которых уже разгружено на острове. ЦРУ получило 60 рапортов, большей частью из Опа-Лока, центра дешифровки ЦРУ, расположенного к югу от Майями.

В Опа-Лока проводился опрос кубинских беженцев о том, что они видели, затем вся информация систематизировалась. Картина, которая складывалась в результате этого, рисовала прибытие на остров 4000–6000 человек из стран Восточного блока. Большинство из них представлял технический персонал, который был предположительно военным, хотя Маккоун подчеркивал, что американцы не имели «доказательств наличия на острове организованных советских военных подразделений». Разгрузка судов шла в условиях максимальной секретности. В некоторых случаях грузовики опускались в трюм судна, загружались там и выезжали с грузом, плотно закрытым брезентом. Шпионы ЦРУ сообщали о длине груза, но это было все, что они могли обнаружить{15}.

По мере поступления информации Маккоун опять попытался убедить президента серьезно рассмотреть применение военной силы против Кастро. В меморандуме «Только для глаз президента», представленном Кеннеди, Маккоун писал 21 августа, что «есть свидетельства более агрессивных действий, чем предполагалось ранее». Он отказывался признать стратегию Особой группы: «Модифицированный план (б) существенно увеличит объем наших разведданных и будет препятствовать экономическому развитию режима Кастро, но окажется недостаточным, чтобы помешать укреплению режима в свете доказательств массированной технической помощи Советского Союза»{16}. Вместо этого он рекомендовал подготовку к восстанию, а затем «немедленное введение значительной военной силы для оккупации страны, разоружения режима, освобождения народа»{17}.

Крестовый поход с целью изменить политику Кеннеди в отношении Кубы совпал с довольно щекотливым обстоятельством в жизни 67-летнего директора ЦРУ. Маккоун потерял свою первую жену, которая умерла от рака через месяц после его вступления в должность. Маккоун был серьезно влюблен в Тейлин Макги-Пиготт, состоятельную вдову из Сиэтла. Маккоун и Пиготт собирались пожениться в конце августа и провести свой медовый месяц на Французской Ривьере. Если он хотел успеть переубедить администрацию в отношении событий на Кубе и одновременно не разочаровать новую жену, то ему нужно было действовать быстро и энергично.

Когда 21 августа высшие советники Кеннеди по внешней политике собрались в кабинете госсекретаря, чтобы вновь рассмотреть положение на Кубе, нажим Маккоуна был встречен без особого энтузиазма. Он выдвинул вопросы, ответ на которые был затруднительным. Что могут сделать Соединенные Штаты, если СССР станут использовать территорию своего латиноамериканского сателлита в качестве ракетной базы? Большинство тех, кто сидел за столом этого совещания, чувствовали, что Соединенные Штаты слишком уязвимы, чтобы решиться на какое-то действие. Макджордж Банди, выступавший от Белого дома, и госсекретарь Дин Раек предупреждали, что русские предпримут ответные действия против союзника Соединенных Штатов, если Вашингтон предпримет решительные меры против Кубы{18}. Морская блокада Кубы могла бы привести к берлинскому кризису, подобному тому, который разразился в 1948–1949 годах, когда Сталин перекрыл наземные пути сообщения в Западный Берлин. Что еще хуже, военные действия Соединенных Штатов против ракетных баз на Кубе могли привести к зеркальному ответу против баз НАТО в Турции и Италии.

Роберт Кеннеди был единственным, кто поддержал призыв Маккоуна снять ограничения на политику администрации. Подобно Маккоуну он хотел, чтобы президент санкционировал использование силы против Кубы, хотя и считал, что сила должна быть применена как ответ на нападение кубинцев. Размышляя о том, как вынудить Кастро сделать первый шаг против США, Кеннеди побуждал Особую группу обсудить «возможность того, чтобы спровоцировать акцию против Гуантанамо, которая позволила бы нам нанести ответный удар или вовлечь каким-нибудь образом третью страну»{19}. В соответствии с этим он выступал за снятие запрета на действия операции «Мангуста», направляемые с базы Гуантанамо. Но несмотря на энергичное вмешательство генерального прокурора, усилия Маккоуна не привели к изменению политики.

На следующий день, 22 августа, Маккоун встретился с президентом в присутствии председателя Объединенного комитета начальников штабов, чтобы попытаться Добиться решения, альтернативного тому, что было принято в кабинете Дина Раска. Кеннеди не нужно было слушать объяснения Маккоуна; он уже знал от Банди и собственного брата о позициях, заявленных на вчерашнем совещании. Он знал, что некоторые его советники высказались за активизацию программы тайных операций против Кастро и что другие, в особенности его брат и Маккоун, хотели бы пойти еще дальше. Кеннеди не был готов принять такое решение, он сказал Маккоуну, что хотел бы еще раз собрать Особую группу и услышать все аргументы лично{20}.

За тысячи миль от Вашингтона русские предприняли в Берлине шаг, который осложнил попытки Маккоуна заставить американское правительство сосредоточиться на Кубе. 22 августа они ликвидировали пост советского коменданта Берлина. Американская миссия в Берлине увидела в этом «крупный шаг в том направлении, в котором они двигались уже некоторое время»{21}. Большинство советников Кеннеди разделяло озабоченность тем, что Хрущев выбрал именно этот момент поступить так, как он угрожал уже четыре года, а именно – подписать мирный договор с Восточной Германией, отказаться от всех советских прав на Восточный Берлин и призвать НАТО сделать то же самое в Западном Берлине. В редакционной статье журнала «Экономист» в конце августа подчеркивалось, что для США нет более важной шахматной фигуры, чем Берлин{22}. 23 августа Банди написал Теду Соренсену, специальному советнику Кеннеди, что Берлин снова стал главной проблемой. «Берлинский кризис многое вновь оживил в последние недели, и, по-видимому, положение здесь ухудшается»{23}. В тот же самый день созвали совещание специальной группы по Берлину, дабы представить президенту различные варианты возможного развития ситуации и держать его в курсе последних событий.

23 августа было также последней возможностью для Маккоуна изменить мнение президента по Кубе, ибо затем он уезжал в свадебное путешествие. Кеннеди собрал своих ближайших советников по международным делам для обсуждения того, что вызывало такую тревогу у Маккоуна. Менее уверенный, чем прежде, в правоте Маккоуна, президент хотел знать, в состоянии ли американская разведка обнаружить советские баллистические ракеты, если бы они оказались на Кубе. Его интересовало, могут ли фотоаналитики ЦРУ отличить ракеты класса «земля-воздух», Подобные советским СА-2, от ракет «земля-земля» с ядерными боеголовками. Маккоун, который хотел, чтобы президент сосредоточил свое внимание на Кубе, дал наиболее пессимистический ответ. Он сказал, что Соединенные Штаты, возможно, не смогут различить ракеты СА-2 и баллистические ракеты радиусом 350 км. Подкрепляя эту мрачную картину, Макнамара добавил, что «портативные наземные ракеты не могут быть обнаружены ни при каких обстоятельствах»{24}.

В ходе этой дискуссии Кеннеди перешел рубикон, хотя он все еще сомневался, что Москва разместит ядерное оружие на Кубе. Он говорил так, как будто решился на применение силы против этих ракет в случае, если бы Хрущев попробовал их установить. После объяснений Маккоуна и Макнамары о границах информированности США по поводу происходящего на Кубе, Кеннеди попросил изложить оценку членов группы относительно мер, которые следовало бы предпринять против советских пунктов базирования ядерного оружия на острове. Будет ли достаточно нанести по ним удар с воздуха? Необходимо ли будет вторжение или, напротив, их можно будет уничтожить путем тайных скрытых действий? 23 августа Кеннеди дал ясно понять, что он ни в коем случае не примириться с советскими ядерными ракетами на Кубе.

Хотя Маккоун был удовлетворен тем, что Кеннеди серьезно отнесся к возможности появления советской ракетной базы на Кубе, он был обескуражен недостаточной решимостью президента{25}. Вместо того, чтобы ухватиться за эту последнюю возможность и вырвать Кубу из рук Кастро, прежде чем Советы разместят там свои ракеты, Кеннеди пытался найти способ помешать русским установить свои ракеты на Кубе. Он предложил припугнуть Хрущева с помощью президентского послания. В 1950 году Дин Ачесон, госсекретарь в администрации Трумэна, спровоцировал Сталина на вторжение Северной Кореи на Юг, заявив, что оборона Кореи не является жизненно важной для интересов Соединенных Штатов. Десять лет спустя Кеннеди надеялся, что его недвусмысленное заявление о том, что Карибский бассейн является жизненно важным для интересов США удержит преемника Сталина от безнаказанных действий на Кубе.

После заседания Маккоун отвел Роберта Кеннеди в сторону и вновь повторил ему лейтмотив своих действий Он считал младшего Кеннеди горячей головой, но ценил его за поддержку своей идеи необходимости пойти на риск на Кубе. Маккоун надеялся, что в его отсутствие Роберт Кеннеди продолжит оказывать давление на Белый дом в пользу решительных действий против Кастро. В ходе только что завершившегося совещания Маккоун пытался убедить президента, что Соединенные Штаты могут действовать против Кастро, не опасаясь понести непоправимые потери в других частях мира Маккоун даже предложил, чтобы США вывезли свои ракеты «Юпитер» из Турции, чтобы они не были соблазнительной целью для мести русских. «Забудьте на время Берлин и Турцию, – говорил он, – Хрущев бросит свой вызов в Карибском бассейне» «По моему мнению, – убеждал генерального прокурора озабоченный рыцарь холодной войны, – Куба – ключ ко всей Латинской Америке, если Куба выиграет, то следует ожидать, что падет вся Латинская Америка»{26}.

На следующий день Маккоун отправился в Париж; пересмотр политики, которого он так настойчиво добивался, так и не состоялся. Кроме генерального прокурора, остальные ближайшие советники Джона Кеннеди придерживались мнения, что СССР не решится разместить ракеты на Кубе. На этот раз президент согласился с ними.

Заявление Кеннеди

Как и опасался Хрущев, разведывательные данные, собранные самолетом У-2, сыграли решающую роль в формировании ответа Кеннеди на деятельность Советского Союза на Кубе. 29 августа самолет У-2, вылетевший с базы в Техасе, обнаружил восемь почти завершенных оборудованием мест расположения пусковых установок для ракет СА-2, которые через неделю или через две могли быть приведены в рабочее состояние. Со времени последнего разведывательного полета У-2, совершенного 5 августа, прогресс в обороне Кубы был очевидным. Во время предшествующих полетов не было обнаружено ни одного из этих самых современных советских средств ПВО, однако теперь вся западная треть острова была полностью прикрыта от нападения с воздуха, а отдельные данные позволяли предположить, что русские обустраивают еще 16 пусковых установок СА-2 в других районах Кубы. Скоро любому У-2, совершающему облет кубинской территории, могла грозить опасность быть сбитым

«Положите эту информацию в ящик и заприте его на замок», – сказал президент Кеннеди помощнику Маккоуна в ЦРУ, когда он через два дня ознакомился с расшифровкой данных, полученных в результате полета У-2. 29 августа Кеннеди хотел, чтобы полученные сведения находились под строгим контролем. «Сколько людей знают об этом?» – спросил он заместителя директора ЦРУ Маршалла Картера. Опасаясь утечки, президент не хотел делиться информацией даже с аналитиками разведки. Маккоун, находившийся в свадебном путешествии, и Макнамара еще ранее предупреждали, что на фотографиях, сделанных с У-2, трудно будет отличить баллистические ракеты от ракет ПВО Кеннеди был доволен, что, по оценкам ЦРУ, во время полета 29 августа обнаружили только ракеты СА-2. Однако не существовало никакой гарантии изменения такой интерпретации обнаружения на фотографиях чего-нибудь нового Президент хотел бы застраховаться от публикаций, подобных той, что появилась в газете «Нью-Йорк таймс». Там говорилось, что v американской разведки есть убедительные подтверждения нахождения советских ракет на Кубе{27}.

К концу августа все больше росла озабоченность Кеннеди относительно политических последствий положения, сложившегося на Кубе и вокруг нее. Республиканцы в конгрессе собрали информацию о масштабе советских грузов с вооружением на Кубу и использовали ее для критики политики американского правительства в отношении Кастро. 31 августа Кеннет Китинг, либерально настроенный сенатор-республиканец из Нью-Йорка, обвинил администрацию США в преднамеренном пренебрежении к событиям на Кубе. Цитируя, по его словам, надежные источники, он предупреждал, что Москва послала двенадцать сотен военнослужащих на остров и что имеются «угрожающие сообщения» о «ракетных базах», строящихся там{28}. Китинг являлся не первым республиканцем, кто требовал объяснения слухов о советских ракетах на Кубе. Его нападки на администрацию Кеннеди за политику в отношении Кубы и СССР приобрели регулярный характер. Они использовались республиканцами в качестве козыря в предвыборной борьбе против демократов, сильно возбудив общественное мнение{29}.