Текст книги "Королевство теней (сборник)"

Автор книги: Александр Бушков

Соавторы: Евгений Лукин,Роберт Ирвин Говард,Любовь Лукина,Виталий Забирко,Аскольд Якубовский,Елена Грушко,Борис Зеленский,Геннадий Прашкевич,Евгений Филенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

– Только, слышь, в руки не дам, – предупредил он, глядя исподлобья. – Смотреть – смотри, а руками не лапай!

– Ну на кой она тебе?

– Да ты что? – Петро даже обиделся. – Она ж раздвижная. Гля!

С изрядной ловкостью он насадил набалдашник поплотнее и, провернув его в три щелчка, раздвинул трубу вдвое. Потом – вчетверо. Теперь посадочная нога перегораживала всю хату – от кровати до печки.

– На двенадцать метров вытягивается! – взахлеб объяснял Петро. – И главное – легкая, зараза! И не гнется! Приклепать черпак полтора на полтора – это ж сколько мотыля намыть можно? А он сейчас уже рупь стоит!..

Леха оглянулся: в окне суетился и мельтешил инопланетянин: подскакивал, вытягивал шеёнку, елозил по стеклу лягушачьими лапками.

– Какой мотыль? – закричал Леха. – Какой тебе мотыль? Да он тебя за неделю в гроб вколотит!

Увидев инопланетянина, Петро подхватился и, вжав голову в плечи, принялся торопливо приводить ногу в исходное состояние.

– Слушай, – сказал Леха. – А если так: ты ему отдаешь эту хреновину… Да нет, ты погоди, ты дослушай!.. А я тебе на заводе склепаю такую же! Из дюраля! Ну?

Петро замер, держа трубу, как младенца. Его раздирали сомнения.

– Гнуться будет, – выдавил он наконец.

– Конечно, будет! – рявкнул Леха. – Зато тебя на голову никто ставить не будет, дурья твоя башка!

Петро медленно опустился на край кровати. Лицо отчаянное, труба – на коленях.

– До белой горячки ведь допьешься! – сказал Леха. Петро замычал, раскачиваясь.

– Пропадешь! Один ведь остался! Баба – ушла! Урван – на что уж скотина тупая! – и тот…

Петро поднял искаженное мукой лицо.

– А не врешь?

– Это насчет чего? – опешил Леха.

– Ну, что склепаешь… из дюраля… такую же…

– Да вот чтоб мне провалиться!

Петро встал, хрустнув суставами, и тут же снова сел. Плечи его опали.

– Сейчас пойду дверь открою! – пригрозил Леха. – Будешь тогда не со мной, будешь тогда с ним разговаривать!

Петро зарычал, сорвался с места и, тяжело бухая ногами, Устремился к двери. Открыл пинком и исчез в сенях. Громыхнул засов, скрипнули петли, и что-то с хрустом упало в ломкий подмерзший снег.

– На, подавись! Крохобор!

Снова лязгнул засов, и Петро с безумными глазам возник на пороге. Пошатываясь, подошел к табуретке Сел. Потом застонал и с маху треснул кулаком по столешнице. Банки, свечка, стаканчики – все подпрыгнуло. Скрипнув зубами, уронил голову на кулак.

Леха лихорадочно протирал стекло. В светлом от луны дворе маленький инопланетянин поднял посадочную ног бережно обтерев ее лягушачьими лапками, понес мимо невредимого сарая – к калитке. Открыв, обернулся. Луна просияла напоследок в похожих на мыльные пузыри глазах.

Калитка закрылась, брякнув ржавой щеколдой. Петро за столом оторвал тяжелый лоб от кулака, приподнял голову.

– Слышь… – с болью в голосе позвал он. – Только ты это… Смотри не обмани. Обещал склепать – склепай… И чтобы раздвигалась… Чтобы на двенадцать метров…

1990 г.

Геннадий Прашкевич
ДРУГОЙI

Стенограмма пресс-конференции.

Сауми. Биологический Центр.

Д.КОЛОН (США, “Сайенс”): Цан Улам! В “Й Кёр”, в специальном информационном выпуске, организованном, видимо, только для нас, для приглашенных в Сауми журналистов, опубликованы материалы, из которых следует, что долгая, практически никому за пределами Сауми не известная, работа по созданию другого человека завершена, и завершена успешно. Кай Улам, другой человек, в течение ряда лет, я ссылаюсь на ваш спецвыпуск, подвергался разнообразным операциям на генном уровне, последовательно проходил, да, видимо, и сейчас проходит специальную подготовку. Результаты, цитирую “Й Кёр”, налицо. Кай Улам, другой человек, не подвержен никаким инфекционным или наследственным болезням, он способен в кратчайшие сроки адаптироваться к самым жестким, к самым нежелательным условиям жизни. Если я правильно понял информацию, Кая Улама, другого человека, устраивает любое питание, он способен без какого-либо вреда для себя выдержать мощный радиационный удар, наконец, он исключительно добр к нам, к людям обыкновенным, особенно к женщинам и к детям. В самом сложном, в самом запутанном конфликте Кай Улам, другой человек, способен найти решение не только самое верное, но и самое человечное. Означает ли это, Цан Улам, что мы, люди разумные, освободимся, наконец, от наших низких животных страстей и сделаем решительный шаг в сторону истинного человеческого развития?

ДОКТОР УЛАМ(Сауми, Биологический Центр): В “Й Кёр” нет ни слова о так называемых людях разумных. Люди разумные – категория устаревшая. В век другого человека возвращаться к вопросу о людях разумных лишено смысла. Принадлежа всем, другой человек не принадлежит никому Кай Улам, другой человек, шагает в будущее один. Он полон сил, он не встречает препятствий. Путь перед ним так ровен, как если бы был выстлан мрамором. Будущее принадлежит только другому человеку, ибо он не просто другой человек, он – основатель другого человечества. Доктор Сайх, глава военной Ставки Сауми, учит: усталость лечится только трудом. Доктор Сайх учит: усталость лечится только правильным трудом. Доктор Сайх учит: мозг человека, это величайшее изобретение природы, позволившее всем нам пережить многие виды других, не менее, чем мы, жизнеспособных существ, при тупился именно от неправильного употребления Перестраивая мир, мы вовсе не перестраиваем не улучшаем человека. Изучая тень, нельзя изучить душу. Следуя учению доктора Сайха мы нашли способ превращения мозга из органа выживания, каким он всегда являлся, в орган мышления, каким, собственно, он должен быть. Доктор Сайх учит: перестраивать следует не мир. Доктор Сайх учит: перестраивать следует самого человека. Только в этом случае придет желанный покой, только в этом случае наступит время, когда мы начнем умирать не от увечий или болезней, а только от старости.

Н.ХЛЫНОВ (СССР, ТАСС):Расшифруйте нам это “мы”. Что вы вкладываете в это понятие?

ДОКТОР УЛАМ(улыбается): Всего лишь противопоставление.

Н.ХЛЫНОВ:А разве у нас, у людей разумных, и у Кая, у человека другого, разное назначение, разное будущее, разная цель?

ДОКТОР УЛАМ:Доктор Сайх учит: побеждает лишь тот, кто одерживает победу. Доктор Сайх учит побеждает лишь тот, кто надеется победить. Кай Улам – человек будущего, именно ему, человеку другому, принадлежит будущее. Думаю, это проясняет проблему цели и назначения.

Д.КОЛЛОН:(возмущенно): Не посягательство ли это на венец Творения, цан Улам?

ДОКТОР УЛАМ:Я вижу, ваша щека пересечена безобразным шрамом. Наверное, я не ошибусь, если скажу, этот шрам не украшает вас. А разве вам не надоело зависеть от сотен других людей, часто далеко не равных вам ни по физической силе, ни по интеллектуальной мощи? А ваши приступы безрассудного гнева, отчаяния, бессмысленной жестокости? В минуты просветления, крайне редкие, вы корите себя за противоречивость, за суетность, за неразумный образ жизни. Вы боитесь войны, вы не умеете хранить мир. Природа – ваш враг, она ваш свирепый соперник. Труд не приносит вам удовлетворения, вкусный обед, которым вы себя тешите, это почти всегда обед, отнятый у более слабого. Венец Творения?.. Я правильно вас понял? Вы настаиваете на этом термине?

Д.КОЛОН:Да. Мы несовершенны, цан Улам, мы, наверное, даже очень несовершенны. Но если Кай Улам, другой человек, действительно лишен наших низменных склонностей, наших многочисленных слабостей и пороков, если он действительно мудр и чист, если он действительно полностью лишен агрессивности и всегда добр к людям, особенно к женщинам и к детям, то почему нам не по пути с Каем, почему будущее принадлежит только ему? Почему мы не можем сосуществовать, совершенствуя себя в свете высоких идей и чистых поступков Кая?

ДОКТОР УЛАМ(настойчиво): Кай – другой! Кай совсем другой человек! Он не вмешивается в жизнь обычных людей, в целом он готов смотреть на нас благосклонно, но он совсем другой человек, а потому будущее принадлежит только Каю.

Н.ХЛЫНОВ:Цан Улам, куда денемся мы, люди разумные?

ДОКТОР УЛАМ:Не имеет значения.

Д.КОЛОН:Слова есть слова. Относясь к людям самым обычным, я предпочел бы видеть факты. Я предпочел бы, например, поговорить с самим Каем. Почему другой человек не присутствует на этой встрече?

ДОКТОР УЛАМ:Завтра, в это же время, Кай Улам, другой человек, примет вас в Правом крыле Биологического Центра Сауми. Вы будете представлены также одной из его жен – Тё.

Д.КОЛОН:У Кая много жен?

ДОКТОР УЛАМ:Это не противоречит обычаям и законам Сауми.

Д.КОЛОН:У Кая есть дети? У него много детей?

ДОКТОР УЛАМ:(уклончиво): В Сауми любят детей, все лучшее в Сауми принадлежит детям.

Д. КОЛОН:Увидев Кая, мы можем задавать ему любые вопросы?

ДОКТОР УЛАМ:Разумеется.

Н.ХЛЫНОВ:Цан Улам, позволят ли нам осмотреть Хиттон – столицу Сауми, родину другого человека? Позволят нам встретиться с гражданскими лицами и с военными? Получим мы возможность сравнить Хиттон с тем, каким он был до прихода к власти военной Ставки Сауми? Или, находясь в Сауми, мы так и просидим все это время в пустом отеле под охраной вооруженных патрулей?

ДОКТОР УЛАМ:Вы увидите другого человека. Вы будете говорить с другим человеком. Все остальное не имеет значения.

Н.ХЛЫНОВ: Янастаиваю на вопросе.

ДОКТОР УЛАМ:Разбойники и бандиты, даже хито – вредные элементы, увидев Кая, отрекаются от своих низменных желаний и помыслов. Кай Улам, шествующий сквозь буйствующую толпу, склоняет буйствующих к смирению. Можете ли вы сказать это и о себе?.. Наши охранные меры оправданы.

Н.ХЛЫНОВ:Цан Улам, кто, кроме доктора Сайха и генерала Тханга входит в военную Ставку Сауми?

ДОКТОР УЛАМ:Не имеет значения.

Н.ХЛЫНОВ:Цан Улам, нам известно, что несколько лет назад, когда Сауми уже закрыла свои границы, Кай Улам, тогда еще не другой, по крайней мере мы ничего такого не слышали, и его брат Тавель приняли участие в больших спортивных состязаниях, проводившихся в Европе. Из других источников нам известно, что Кай Улам, его брат Тавель, а также официальный представитель военной Ставки Сауми генерал Тханг посетили в свое время несколько молодых африканских стран, вставших на путь самоопределения. Но ведь Сауми ни с кем не поддерживает никаких контактов, даже со своими приграничными соседями. Какой же характер носили вышеназванные визиты – деловой, культурный, военный? И как другой человек относится к тем социальным и экономическим реформам, которые проводят в Сауми военная Ставка и ее глава доктор Сайх?

ДОКТОР УЛАМ:Не имеет значения.

Д.КОЛОН:Является ли другим брат Кая Тавель?

ДОКТОР УЛАМ:Нет. Тавель Улам относится к остальным.

Д.КОЛОН:Являются ли другими доктор Сайх, члены военной Ставки, вы, наконец?

ДОКТОР УЛАМ:Нет. Мы относимся к остальным.

Н.ХЛЫНОВ:Цан Улам, вы заявляете, что у Кая, у человека другого, нет врагов, что Кай, шествуя сквозь буйствующую толпу, склоняет буйствующих к смирению. Но за сутки, проведенные нами в Сауми, мы успели увидеть некие надписи, начертанные на стенах отеля, надписи, скажем так, угрожающего характера. Означает ли это, что даже здесь, в Сауми, жизни другого человека угрожает некая опасность?

ДОКТОР УЛАМ:Не имеет значения.

Н. ХЛЫНОВ: ВЫСТРЕЛ1

Солдаты не церемонились.

Низкорослые, смуглые, одетые в униформу, больше похожую на просторные пижамы, с клетчатыми (коричневое и белое) повязками на рукавах, с брезентовыми подсумками, на которых отчетливо виднелась цифра 800, длинной цепочкой, как муравьи (и такие же одинаковые), они выстроились вдоль высокой лестницы Правого крыла Биологического Центра Сауми. Каждый считал своим долгом Поторопить журналистов.

Фам ханг! Заученный точный жест.

Фам ханг! Рассчитанный толчок в спину.

“Чего им, собственно, церемониться? – Хлынов ускорил шаг. – Мы же из остальных, мы же из тех, кому суждено уйти, мы же из тех, кого заменит другой… А о том, что и они уйдут, солдаты, скорее всего, попросту не догадываются. А если догадываются, то не придают этому значения… Эта фраза доктора Улама… Ах, да! “Не имеет значения…” Похоже на официальный лозунг…”

Их втолкнули в огромный зал.

Зал был поистине огромен. Его потолки тонули в полумраке, масляные светильники, упрятанные в специальных нишах, не могли осветить весь зал. Странным лабиринтом тянулись вдоль и поперек зала ширмы, блекло расписанные сценами из жизни Будды. За ширмами, в колеблющемся полусумраке, угадывались живые тени, вдруг тускло отсвечивал короткий ствол автомата “Ингрейн Мариетт”. Где-то в необозримой выси рассекали тьму мощные балки перекрытий. И совсем уже плотная мгла царила в узких вертикальных нишах, плотно забранных бамбуковыми решетками.

Теперь журналистов не торопили.

Хлынов заглянул в одну из ниш. Сбитое с постамента валялось на полу сандаловое изваяние отшельника Сиддхаратхи Гаутамы, известного всему миру под именем Будды. “И это тоже примета Сауми… – машинально отметил Хлынов. – Будь внимателен. Все, что ты видишь, должно остаться в памяти. В Азии всегда произносили слишком много слов, ты должен запоминать не слова…”

А что же? – спросил он себя. Разве сообщение доктора Улама – не слова?

Другой…

Впрочем, Хлынов не желал длить бесперспективный спор с самим собой. Главное, он увидит Кая, он задаст ему свои вопросы, он постарается понять ответы. Слова в Азии, чаще всего, прикрытие, но здесь, в этом сумрачном зале, любое слово обретает значительность.

Он усмехнулся.

В стране, где собаки никогда не обрастают шерстью, где муравьи устраивают гнезда на деревьях, где нежные шелковистые бабочки питаются падалью, а муравьеды умеют подражать человеческим голосам, все приобретает значительность.

Насколько он реален, этот Кай? Насколько реальны его предполагаемые свойства?..

Сауми – удивительная страна.

Хищники, умеющие летать, птицы, живущие в норах, наконец, сирены – символ Сауми… Никто никогда не видел этих полумифических существ, якобы обитающих в глухих лесах всего в десяти – пятнадцати кошах от Хиттона, но в канун каждого нового лунного года специально обученные охотники с целым отрядом буддийских монахов и послушников с шумом и помпой выступают на отлов сирен. И пусть за многие столетия существования Сауми ни одна сирена так и не была поймана, все равно в саду бывшего королевского дворца всегда стоит просторная клетка, густо расписанная иероглифами, подробно рассказывающими, как будет выглядеть именно та сирена, что рано или поздно попадет именно в эту клетку.

Другой…

“Где ждут чуда, там логика немыслима…”

Хлынов усмехнулся.

Совершив девять лет назад военный переворот, свергнув и уничтожив вечную династию небесной королевской семьи Тхай, доктор Сайх, в прошлом крупный географ и палеонтолог, известный, впрочем, не столько своими работами по карстам и по ископаемым позвоночным Сауми, сколько многочисленными философскими эссе, посвященными теории Нового пути, доктор Сайх, неожиданно для многих, отдал странный приказ – открыть для иностранцев прежде закрытую страну. За несколько месяцев Нового пути над грязными бамбуковыми хижинами пропахшего вонючим илом и рыбой Хиттона поднялись современные многоэтажные здания, хотя монахи и охотники, понятно, продолжали искать сирен; начала действовать, пугая крестьян, единственная железная дорога Хиттон – порт Фай, хотя вместо мыла жители Сауми, понятно, продолжали пользоваться желеобразной кашицей, изготовленной из шишковатой коры дерева хау и мягких стручков, снятых с кустов кимунти; задымили две достаточно мощные теплоэлектростанции, поднялись, украшенные мозаикой на национальные мотивы, стены первого и единственного в Сауми университета. Казалось, Сауми активно входит в число развивающихся стран, казалось, доктор Сайх активно выталкивает Сауми из болота многовековой отсталости, но состав военной Ставки Сауми оставался для внешнего мира тайной, но ни одна из общественных организаций Сауми не имела прочных контактов даже с такими всеобщими организациями как ООН или ЮНЕСКО. Более того, после яростных, никем четко не растолкованных перестрелок в столице и в провинциях, все ранее приглашенные иностранцы были без каких либо объяснений выдворены из страны. Период краткого ренессанса закончился, границы Сауми замкнулись намертво, как то было раньше, при господстве вечной небесной королевской семьи Тхай.

Хлынов хорошо помнил беседы с немногими полубезумными беженцами, сумевшими обойти кордоны, сумевшими перейти предательские болота южных провинций.

В Сауми ликвидированы монастыри? Это так? Он, Хлынов, правильно понял? Никаких привилегий, монахи и послушники переселены в коммуны? А как же доктор Сайх, как он мог подписать подобный приказ, ведь детские годы он провел как раз в буддийском монастыре?..

Города Сауми, их можно пересчитать на пальцах одной руки, объявлены средоточием контрреволюционных сил? Жители насильственно переселяются в отдаленные коммуны? Главной революционной или организующей силой провозглашено крестьянство? Интеллигенция уничтожается? Это так? Он, Хлынов, не ослышался? Ведь тот же доктор Сайх в борьбе с тиранией семьи Тхай опирался именно на интеллигенцию. Ведь годы эмиграции доктор Сайх провел в Париже, он входил в состав весьма прогрессивных и независимых организаций, он лично знаком со многими ведущими философами, экономистами, писателями, пусть недолго, но он покровительствовал и технократам. Ведь это он, доктор Сайх, на несколько месяцев, но широко открыл границы Сауми.

Хлынов тщательно анализировал ответы.

Вот вы, ваша профессия, вы врач? Что ж, это действительно нужная профессия, в нищей Сауми вас должны были ценить, особенно в смутное время. Что значит, вы остались один? Что значит, все врачи в Сауми уничтожены? Физически уничтожены, вы не ошибаетесь?.. А вы? Инженер? Инженер по холодильным установкам? Почему же вы бежали из Сауми? Разве в Сауми переизбыток высококвалифицированных специалистов? Что значит, в Сауми нет больше инженеров? Совсем нет? Физически уничтожены?..

Пугливо щурясь, беженцы твердили примерно одно и то же.

Ликвидирован институт брака, ликвидированы все общественные институты… Ни одна фабрика, ни один завод, ни одна электростанция, сооруженные иностранными специалистами, не работают… Города пусты, колодцы пересохли, плантации затоплены вешней водой, дороги, ведущие в южные и восточные провинции, завалены трупами…

Что же, в Сауми, может, нет больше людей? Ах, есть. Кто же они? Солдаты? Просто солдаты? Много солдат? Но ведь солдат надо на что-то содержать, их надо кормить, снабжать оружием… Ах, этим занимается военная Ставка? Хорошо, кто же входит в военную Ставку Сауми? Как это вы не знаете имен? Ведь это ваше прямое правительство!

Внешняя пресса, по инерции называя доктора Сайха крупнейшим географическим открывателем XX века (пусть ненадолго, но он открыл миру таинственную прежде страну), очень. быстро сменила тон. “Доктор Сайх, один из немногих саумцев, получивших за границей прекрасное образование, оставил чистую науку ради политики кажется лишь для того, чтобы окончательно отвратить своих несчастных соотечественников от прелестей нашего технологического рая… К сожалению, неизвестно, что именно доктор Сайх предлагает взамен…”

Рассказы беженцев не отличались разнообразием.

Да, армия поддерживает начинания военной Ставки (как будто могло быть иначе), да, крестьянство высказывается против городов (как будто оно не высказывалось так прежде), да, в самое ближайшее время доктор Сайх обещает осуществить в Сауми истинную стопроцентную революцию (как будто никто раньше такого не обещал), да, доктор Сайх гарантирует появление в своей стране человека нового типа (как будто этого не гарантирует каждый уважающий себя режим). Логика доктора Сайха в общем никого не удивляла. “Хорошим человеком мы называем хорошего человека, – писал доктор Сайх в одной из своих теоретических работ. – Плохой человек не может вырастить хорошего человека, но хорошему человеку такое дело под силу. Очищенная революцией Сауми даст удивительные всходы, именно в Сауми может появиться человек нового типа, осознающий себя стопроцентно счастливым”. Доходили слухи и более темные.

Ставка Сауми интересуется современными видами оружия. В этой связи не раз всплывало в печати имя генерала Тханга. Намекалось даже на державу, согласившуюся продемонстрировать генералу некое устройство, могущее убедить Ставку Сауми в большой перспективности вечной дружбы с указываемой державой. Официально этот слух никогда и ни кем не был ни опровергнут, ни подтвержден. Явный нонсенс: нищая, лишенная промышленности страна и сверхмощное оружие.

За девять лет в досье, заведенном Хлыновым, конкретных фактов скопилось не так уж много, но кое-что стоило внимания. Скажем, гонки тяжелых “формул”, те самые, что начисто выиграл Тавель Улам.

Сам Хлынов гонок не видел. В день финальных заездов он вообще находился на теплоходе, пересекающем Средиземное море. В каюте Хлынова, достаточно прохладной, сидел перед телевизором анголец Дезабу, патриот из МПЛА Его не интересовали гонки, он включил телевизор ради политических сообщений, но на экране появилось счастливое лицо Тавеля Улама.

– Он выиграл? – удивился Хлынов. – В лидерах шли Кай и итальянец Маруччи. Многие ставили как раз на Кая.

– Кто он, этот Кай? – заинтересовался Дезабу.

– Спортсмен из Сауми. Брат того человека, который так счастливо смеется на экране.

– Разве Сауми поддерживает контакты с внешним миром?

– Частная инициатива, – пожал плечами Хлынов. – Видимо, так. Наверное, участие в этих соревнованиях чем-то выгодно Сауми.

– Это Кай? – вздрогнув, удивился Дезабу. – Хлынов ты удивишься. Я встречал этого человека в Анголе.

Хлынов не ответил.

Убрав картинку с лицом Кая, операторы давали повтор: на полном ходу переворачивалась машина лидера гонки итальянца Маруччи. Кай, шедший за ним, мог еще вписаться в поворот, мог еще обойти соперника, но Маруччи горел: через борт полосы переваливался ревущий клуб пламени. Снова и снова, бросив свою машину, Кай Улам пытался вытащить итальянца из пылающей деформированной коробки. Пламя лизало ему лицо, он падал на бровку, но снова вскакивал. Ревели болельщики, сгрудившиеся за ограждением, неудержимо ревели пролетавшие мимо “формулы”.

Тавель Улам шел третьим.

Он, несомненно, увидел брата, он, несомненно, мог бросить машину и помочь брату, но он этого не сделал. Лицо Тавеля Улама показали крупным планом: в темных, увеличенных мощной оптикой, глазах Тавеля стыли слезы – слезы драйвера, преследователя, упорного смертного, как успели окрестить Тавеля журналисты, слезы победителя.

Потом на экране возникло забинтованное лицо Маруччи. “Мне жаль, – выдохнул итальянец одними губами, – мне жаль, что я помешал выиграть Каю Уламу. Эту гонку мог выиграть только он…”

“Мало кто знал Кая Улама до сегодняшнего дня, – с трудом добавил итальянец. – Но теперь мы все знаем: он, Кай, – настоящий парень!.. Ты еще победишь, Кай!”

Место итальянца занял Тавель. Он приветствовал зрителей по-саумски: пальцы правой руки плотно сжаты, большой слегка согнут. Натак! – знак победы. Знак большой победы.

“Кое-кто говорит, – жестко усмехнулся Тавель, – что победу мне подарил случай. Может, это и так, но случай всегда на стороне сильнейшего.”

“Кай Улам отправлен в Сауми специальным рейсом, – подвел черту комментатор. – Генерал Тханг, наставник Кая Улама, считает, что родной климат лечит эффективнее, чем чужие врачи. Генерал Тханг считает, Кай Улам встанет на ноги, переломы и ожоги Кая Улама не смертельны. – Комментатор широко улыбнулся: – Мы верим вам, генерал Тханг. Мы желаем вам здоровья, мужественный Кай Улам!”

Дезабу недоверчиво фыркнул:

– “Мужественный…”!

И резко обернулся:

– Хлынов, я встречал этого человека!

– Ты впервые в Европе, Дезабу, – улыбнулся Хлынов. – А в Анголе у тебя не было телевизора.

– Нет, нет! Я встречал этого человека. Я встречал его в Анголе!

– Где же! – недоверчиво поднял голову Хлынов.

– В Кабинде, в разведроте 113! – Дезабу был рассержен. – Примерно полгода назад. Меня привели в Кабинду португальские карабинеры.

– В Кабинде? Как мог попасть Кай в Кабинду?

– Меня схватили карабинеры, – побледнел от негодования Дезабу. – Они схватили меня с каньянгуло в руках. Это такое длинное самодельное ружье, которое можно заряжать, чем угодно. Большой наперсток черного пороха, пыж из ваты, кремень, битое стекло, рубленные гвозди, еще один пыж, и смело жми на курок. Сильная вещь!.. А еще у меня был транзистор, я отобрал его у пленного португальца. – Дезабу сказал у каа, то есть, у собаки. – Моя жена работала диктором на радио “Ангола комбатенте” в Танзании, она бежала из Анголы. Я часто включал транзистор, чтобы слышать голос жены и меня схватили с каньянгуло в руках именно тогда, когда я слушал голос жены, передававшей последние известия. Меня привезли в Кабинду и там я не стал отвечать на вопросы, потому что знал, каа меня все равно убьют. Ответишь ты или нет, они нас все равно убивают. – Дезабу сказал: нас, пье нуаров, то есть черноногих. – На этот раз каа почему-то не торопились, они, наверное, ждали кого-то. Они поставили меня на колени в траву и я стоял на коленях посреди большого двора. Потом из комендатуры вышли три португальских офицера, а с ними очень полный невысокий человек в черной рубашке и в черных штанах. Лицо у него было побито оспой, еще я запомнил бородавки на правой щеке и на подбородке. Внимательнее я не присматривался, потому что знал, каа меня все равно убьют. А с ним, с этим толстым, был Кай, тот самый, которого мы только что видели на экране. Лицо у него было в пятнах, будто он загорал, а потом облез. Я так и подумал: облезлый каа, собака. Он подошел ко мне, я решил, что он начнет меня бить. Но он позволил мне лечь в траву и жестом показал, что я могу слушать транзистор. Он будто понял, что я хочу услышать голос жены, хотя, конечно, он не мог знать, что она работает на радио. У него были странные глаза, Хлынов. Я почувствовал, что он понимает меня, но я отвернулся – среди каа тоже попадаются всякие, не стоит их жалеть. Я знал, что меня убьют и больше не смотрел на него, а слушал транзистор. А ночью меня отбили… Понимаешь, Хлынов, ни среди мертвых, ни среди пленных я его не нашел. Не было там и толстяка. Они, наверное, уехали…