Текст книги "Королевство теней (сборник)"
Автор книги: Александр Бушков
Соавторы: Евгений Лукин,Роберт Ирвин Говард,Любовь Лукина,Виталий Забирко,Аскольд Якубовский,Елена Грушко,Борис Зеленский,Геннадий Прашкевич,Евгений Филенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)
Письмо Т.Мохову
Дорогой коллега! Мы рассмотрели полученные от Вас материалы и приняли постановление. Оно будет изложено ниже. Сейчас же позвольте мне сказать несколько слов о тоне Ваших сообщений. Не думаю, чтобы в наше время на долю одного человека мог выпасть такой урожай открытий, поэтому призываю Вас с максимальным скептицизмом относиться к своим выводам. Помните, наука не имеет ничего общего с личным честолюбием. Признаю, что Вам повезло в, так сказать, пожинании ярких фактов. Для осмысления их нужны теоретики. Сообщаю Вам решение Всесовета:
1. Считаем необходимым направить на Люцифер комплексную экспедицию ученых всех профилей.
2. Объявить планету генетическим заказником.
3. Назначить Т.М.Мохова заместителем начальника экспедиции Т.М.Бэра-Михайлевича.
4. Учитывая особенное значение работы экспедиции, представить в распоряжение Т.М.Бэра-Михайлевича звездолет “Одиссей”.
Постскриптум:Вам будет приятно узнать, что Г.Краснов (Аргус-12) прошел курс лечения, спасен от отравления растительным токсином и включен в состав экспедиции. Он пользуется уважением коллег, их общей любовью и доверием.
По поручению XVII Отдела Всесовета
Т.М.Бэр-Михайлевич.
ЮНОМУ ЧИТАТЕЛЮ
ЗА СТЕНАМИ СТАРОГО ЗАМКА
Камил сидел на диване, болтал ногами и наблюдал, как мать мечется по квартире и собирает вещи.
– Мам! – позвал он. По своему несовершеннолетию он еще не понимал, что оторвать женщину от укладки чемоданов – это все равно, что попытаться отнять у тигра начатый кусок мяса. Конечно, не так опасно, но настолько же бесполезно.
– Мам! – снова позвал он. Реакция нулевая.
– Мам, ты слышишь? Меня в замок пустят?
– Отстань, ради бога… – сдавленно выдохнула мать.
Нажав коленом на крышку чемодана, она проявляла недюжую силу, пытаясь его закрыть. Или раздавить. Если посмотреть со стороны, то, пожалуй, вернее было второе.
– Пустят… – процедила она. – И меня пустят, всех пустят…
Замки, наконец, щелкнули, зафиксировав чемодан в бегемотообразном состоянии. Она сдула с мокрого лба челку.
– Билеты у нас уже куплены, – сказала она, – так что не беспокойся, в вагон мы сядем и никуда я без тебя не уеду.
– Вагон? – Камил опешил. – Какой вагон? Да нет, мам, я тебя не про поезд спрашиваю! Даже смешно, будто я маленький, чтобы такое спрашивать! – Он соскочил с дивана и сунул ей буквально под нос открытку. – Я про замок! Вот посмотри… Видишь? Меня туда пустят?
– Замок? – она отрешенно скользнула взглядом по открытке. – Ах, Козинский замок… – Больше она ничего не сказала, потому что ее глаза уже вцепились в следующую жертву – желтую кожаную сумку.
– Ну так мам… – вновь заканючил Камил.
– Пустят, пустят… – отмахнулась от него мать. Сумка начала полнеть своим ненасытным кожаным брюхом. – Костюмчик теплый, тебе на вечер, там ночи холодные, село… Куда это тебя пустят?!
– Да в Козинский же замок! И не пихай ты его – не замерзну! Лучше меч мой возьми.
– Ну нет уж! Я твоими войнами по горло сыта! Деревяшку ты себе и там выстругаешь! – и сумка жалобно захрипела, поглощая злополучный костюм. Затем последовали: свитер, джемпер, пара рубашек, ее блузка, юбка, две кофточки, брючный костюм…
– Мама, – завороженно спросил Камил, как обычно делал в таких случаях папа, – мы что, на Северный полюс едем, да?
– Не мешай! – рассердилась мать. – Лучше займись-ка своим делом! – Она начинала нервничать, потому что желтая сумка уже превратилась в округлого упитанного монстра, а рядом высилась – груда еще не упакованных вещей.
Камил немного подумал, какое у него может быть сейчас свое личное дело, и снова осторожно спросил: – Мам, так меня все-таки пустят в Козинский замок или нет?
– О, господи! – простонала она и это в равной степени относилось как к сыну, так и к желтому чудовищу, начинающему проявлять признаки несварения желудка. – Пустят!!! Я-сама-тебя-туда-выпру-в-три-шеи-только-от-стань-ты-сейчас-от-меня!
Камил тихонько примостился на диване и положил себе на колени открытку. Козинский замок был чисто славянским, без знаменитой западно-европейской мрачности, угрюмых неприступных стен и строгих высоких сторожевых башен. Приземистая низкая стена из серо-рыжего сланца, а за ней немного сумрачные постройки – вот и все сооружение. Стась, наверное, скажет: “Подумаешь, замок! Разве это замок?” А сам будет отчаянно завидовать. А потом смирится и открыв рот будет слушать его, Камила, рассказы. Об отважных рыцарях, защитниках крепости, о дерзких набегах алчных и кровожадных крестоносцев… Ну, и, естественно, его, Камила, похождениях.
К тете Аге они приехали в полдень. От станции до поселка им пришлось тащиться пешком, что-то около двух километров. Было воскресенье, и о попутной машине нечего было и мечтать. К концу первой же стометровки мать забрала у Камила меч и, в доходчивой форме объяснив, что такому лоботрясу давно бы пора перестать играть в рыцарей-разбойников, сломала его и забросила в кусты, а в руки ему всучила кое-что из своих многочисленных авосек, сумок и чемоданов. Вдобавок она в сердцах сорвала с его головы газетную треуголку и отправила ее вслед за мечом.
Когда они ввалились на веранду к тете Аге, на матери, от жары и непомерной тяжести навешанных на нее сумок и чемоданов, уже давно не было лица, и тетя Ага, в ужасе всплеснув руками, бросилась вперед, чтобы успеть подхватить тело сестры. Охая и причитая, она усадила ее на лавку за чисто выскобленный стол и принялась отпаивать холодным компотом.
– Что же это ты, а? – причитала она, а сестра сидела белокаменной зачарованной статуей, поглощала компот и не думала розоветь.
– Вечно ты нагрузишься как верблюд и тянешь на себе все… Куда это годно?! Палки на тебя нет, мужика хорошего, чтобы твою дурь раз выбил – и навсегда!
Тетя Ага вошла в раж и даже показала (в воздухе, правда), как это нужно сделать.
– А то – муж… Разве у тебя муж? Вот он приедет, я ему все мозги повыкручу!
Камил на минуту оторвался от кружки компота и представил, как тетя Ага выкручивает папины мозги. Папа, значит, такой худой и длинный, стоит перед тетей на всех четырех и лицо у него жалкое и постное, а тетя Ага, грозная и. разъяренная, вытаскивает у него из головы эти самые мокрые и белые, как выстиранное белье, мозги и, играя своими фантастическими мускулами, начинает их выкручивать. Ему стало жаль папу.
– У папы дома дела, – авторитетно заявил он. – Он может быть вообще не приедет.
– А ты сиди, умник! Тебя не спрашивают! – огрызнулась тетя Ага. – Дела. Много ты понимаешь… Дела! Знаем мы эти дела!
Но тайфун миновал, и тетя Ага уже только ворчала. Ее многочисленные подбородки перестали яростно трепыхаться и вновь уложились аккуратными ступенечками, лишь изредка вздрагивая. Мама наконец-то порозовела, облегченно вздохнула, словно переварила проглоченный аршин, и устало облокотилась на стол.
– Что же это ты, – пожурила ее тетя Ага, – прямо как девчонка. – Она махнула рукой. – Себя не жалеешь. А вон у тебя малец-то какой!
Мать только вздохнула.
Камил допил компот и встал из-за стола.
– Спасибо, теть Ага.
– На здоровье, малыш, – вздохнула она и, встав с лавки, принялась разбирать узлы.
Камил выскользнул в дверь, но затем снова просунул на веранду голову и шепотом позвал: – Теть Ага, тетя Ага!
– Чего тебе еще?
Он поманил ее пальцем за дверь. Она посмотрела на сестру, но та сидела, уставившись в пространство, не замечая маневров сына, и тогда тетя Ага разогнула спину и вышла к нему на крыльцо.
– Что тебе, Камил? – с внезапной теплотой спросила она.
Камил нерешительно переминался с ноги на ногу.
– Ну, что, племянничек? Туалет? Вот тут, за углом…
– Да нет, теть Ага, мне не то, – смутился Камил и осторожно прикрыл за ней дверь. – Вы мне, пожалуйста, расскажите, как пройти в Козинский замок, – попросил он свистящим шепотом. – Только так, чтоб мама не слышала. Хорошо?
Камил при этом не испытывал никакой надежды – сейчас он получит затрещину – ишь, куда захотел, в замок! Посиди-ка дома! Но тетя Ага вместо этого вдруг расплылась в улыбке, широкой и добродушной, и он увидел, что вовсе никакая она не строгая, как показалось вначале, а очень даже добрая и веселая. Она тоже покосилась на дверь и заговорщицки подмигнула ему, при этом большая мохнатая родинка, прилипшая к левому уху, задрожала как пиратская клипса.
– Ну, это проще простого, – сказала она. – Главное – в тебе самом. Чтобы не было в тебе страха, чтобы ты ничего не боялся. Ты не боишься?
– А чего?
– А всего, мой милый рыцарь, – многозначительно улыбнулась тетя Ага. – Видишь ли, замок охраняют вооруженные до зубов отпетые разбойники и нет им числа… Может быть, ты сегодня не пойдешь?
Камил непонимающе посмотрел на свою тетку. Она быстро спрятала улыбку.
– Сейчас нет разбойников, теть Ага, – обиженно сказал он. За кого она его принимает? – Сейчас разбойниками пугают только маленьких детей, а они водились когда-то давным-давно, когда и рыцари, и сейчас их нет. А вы что, не знаете?
Тетя Ага поперхнулась. Тетя Ага одернула себя. Тетя Ага хрипло откашлялась.
– Нет, почему же… Впрочем, может, может быть. Все может быть. Ну, ладно, если тебя ничем не испугаешь… – она обняла его за плечи и повернула лицом к улице. – Пойдешь сюда, прямо до магазинчика. Видишь? А за магазинчиком тропинка, она идет в рощу и просто к самому замку. Понятно?
– Угу. И все?
– И все.
– Ясно! – Камил сбежал с крыльца и выскочил за калитку. – Спасибо! – крикнул он уже с улицы.
Тетя Ага только улыбнулась и вернулась на веранду. Сестра уже совсем отошла, встала из-за стола и начала распаковывать чемоданы.
– Куда это он ноги вломил? – спросила она. – Если ты его в магазин за чем-нибудь послала, я ведь слышала…
– Ой, что ты прямо, – отмахнулась тетя Ага. – У меня все давно припасено. Да и кроме того я же прекрасно знаю, что в твоих узлах и чемоданах есть все, что надо и не надо!
– А куда ж это он?
– Куда, куда! Он у тебя дома, наверное, только этим и бредил. Спрашивается, куда может сбежать мальчишка в нашем селе? В Козинский замок!
Мать распрямилась и всплеснула руками.
– Ну вот, голова садовая, ты чем-нибудь думала?!
– А что! Что ты волнуешься?
– Она… – мать даже задохнулась. – Она еще спрашивает! Там же развалины!
Тетя Ага снова только досадливо отмахнулась.
– Ради бога, не спеши. Сама в детстве все развалины излазила – с тобой что-нибудь случилось? Да и какие там развалины! Одно название. При царе Горохе может быть и были развалины. Да уж давно все в землю ушли, да позарастали. Кусок стены только и торчит. Развалины… Тоже мне сказала! Да вон у меня погреб за сараем провалился – так это развалины!
Магазинчик находился на самом краю села, у редковатой рощи, собственно и не рощи, а ее преддверия – гнутых зарослей кустов желтой акации. У крыльца стоял хлебный фургон и рассерженный небритый дядька, в белом мятом халате не первой свежести, с натуральной злостью вытаскивал из машины лотки с еще теплым хлебом и швырял их в приемное окошко. Пекарней пахло на всю улицу. Камил даже остановился, но вид у дядьки был до того взлохмаченный и злой, что попросить у него ну хоть кусочек, хоть горбушку, он так и не отважился. Он постоял, зачарованно глядя в раскрытое чрево хлебного фургона, источавшего теплый сытый запах, вздохнул – что поделаешь! – и побежал дальше, вокруг магазинчика.
Сразу же за углом он вспугнул табунок сварливых гусей, устроившихся здесь на лежбище, выскочил на задворки… И остановился, уткнувшись, в плотную стену кустов. Тропы, такой, какой он представлял себе, хорошо утоптанной, широкой, а может быть даже и не тропы, а целой дороги, ведущей к замку, не было. Сзади угрожающе шипели гуси, но он не обращал на них внимания. Неужели тетя Ага обманула? Обида горьким слезным комком стала подступать к горлу, но тут его за штанину ущипнул гусь. И он прозрел.
– Болван! – заорал он на гусака и тот, мощно работая лопатками и жирной задницей, умчался в лопухи. Какая может быть дорога, если сейчас на дворе средневековье, вокруг так и рыщут псы-рыцари, все вынюхивают, выспрашивают, дознают, разыскивают и предают огню! Ох, ты, голова-недотепа! Он испуганно закрыл рот обеими руками, сел на траву и прислушался. К замку может вести только хорошо замаскированная тропа, известная лишь посвященным!
Камил внимательно всмотрелся в выщипанный гусями лужок и среди обглоданных калачиков и истерзанных лопухов увидел чуть приметную ложбинку. Вот она – тропа!
Из посуровевшего, сразу ставшего мрачным, леса он услышал глухое бряцанье доспехов, хриплый шепот, храп коней, приглушенный топот обвязанных тишь-травой копыт. “А ты не боишься!” – вспомнились слова тети Аги. Нет! И Камил смело шагнул вперед.
И тотчас же, откуда-то издалека, из самой глубины рощи, донесся далекий манящий зов чистой серебряной трубы.
Все же тетя Ага была права, и Камил напрасно так беспечно отнесся к ее предупреждению. Не успел он пройти и двадцати метров по роще, как из-за кустов бесшумно вынырнули разбойники и окружили его плотным кольцом, выставив вперед длинные мечи.
– Не двигаться! – услышал он грозный окрик сзади и затравленно обернулся. Из-за акаций, грузно бряцая картонными латами, вышел рыцарь.
– Кто ты, и откуда и куда держишь путь, чужеземец? – хрипя, чтоб было погрозней, вопрошал он. Левой рукой, словно прикрываясь от солнца, он придерживал ниспадающее забрало.
Камил пренебрежительно оглядел ощетинившийся остриями мечей круг разбойников.
– Чего это вы понавыряжались?
– Здесь спрашиваем мы! – оборвал его рыцарь, и мечи угрожающе сдвинулись. – Ну, отвечай! Имя!
– Камил.
– Что ты здесь делаешь?
– Да чего вы ко мне привязались? – возмутился наконец Камил. – Какое ваше дело, что я здесь делаю? Гуляю я! Дышу свежим воздухом!
По лицу рыцаря расплылась довольная улыбка.
– Ты нагло лжешь, чужеземец! Твои стопы направляются в Козинский замок!
– Ну и что? Можно подумать, ты его закупил! Рыцарь буйно, подражая смеху истых разбойников, захохотал.
– Ага! – гаркнул он. – Лазутчик! А тебе известно, что всех шпионов, пытающихся пробраться к нам в замок, мы вздергиваем за ноги?
– Х-ха! – нестройными голосами рявкнули разбойники, стараясь перекричать как можно более хрипло.
Камил скорчил пренебрежительную мину.
– Где ты остановился, чужеземец? – уже более мирным тоном спросил рыцарь. – Случайно не в таверне Мамы-Разбойничихи?
Камил не понял.
– Чего?
– Я спрашиваю, к кому ты приехал?
– К тете Аге… А что?
Рыцарь снисходительно улыбнулся.
– А то, – сказал он и отпустил наконец забрало. Оно упало ему на грудь, закрыло тонкую мальчишескую шею и он стал больше похож на космонавта, чем на рыцаря. – Друзья Мамы-Разбойничихи – наши друзья, – сказал он и стал стягивать с руки огромную, с раструбом, перчатку мотоциклиста. – Нам тетка Ага говорила, что ты должен приехать.
– Ну и что? – предубежденно насупился Камил. – Поэтому и решили напасть?
У него почему-то появилась уверенность, что сейчас будет драка. Как при встрече с компанией Праты-шклявского из соседнего переулка. Прата тоже всегда начинал с панибратства.
– Ты в Козинский замок идешь? – снова спросил рыцарь. – Хочешь, пойдем вместе?
Камил бросил настороженный взгляд по сторонам. Кольцо разбойников по-прежнему щетинилось частоколом мечей.
– Обойдусь как-нибудь без картонной свиты! – язвительно заявил он. Драться, так драться!
Рыцарь отпрянул.
– Да? – ошарашенно спросил он.
– Да!
Драка для Камила казалась неминуемой, он даже пригнулся, озираясь по сторонам и всматриваясь, где можно легче всего прорвать кольцо. Но местные разбойники оказались людьми воспитанными и чтущими законы суровых мужчин средневековья.
– Ха! – грозно сказал рыцарь в картонных латах. Он уже пришел в себя и движением руки остановил ребят, готовых броситься на Камила. – Сэр бросает нам перчатку! Но напрасно! Йон-воевода и его латники не дерутся с безоружными! – Он отступил в тень, за куст желтой акации, и презрительно бросил: – Дорогу “Его светлости” в Козинский замок!
Разбойники опустили мечи, расступились, давая проход, но затем сразу же налетели сзади: – Иди, иди! Еще оглядывается! – стали толкать в спину, улюлюкать…
– Советую больше не попадаться на глаза людям Йона-воеводы, а то они вздернут “его светлость” на первом же суку! – прокричал вслед картонный рыцарь.
Камил шагал по роще совершенно не разбирая дороги. В душе его бушевала буря. Тропинку он уже давно потерял и шел теперь просто напрямик, быстро петляя между покрученными деревьями, которые так и норовили штрыкнуть сучком прямо в глаз. Ну, погоди, ты только погоди, дай встретиться с тобой один на один, с глазу на глаз! Я из тебя такое сделаю… Отбивную сделаю! Ты у меня еще будешь размазывать сопли по всему лицу и слезно молить прощения! Дылда картонная!
Камил выскочил из рощи на огромную поляну и остановился. Обида, жгучая ярость на картонного рыцаря сразу же куда-то исчезла, растаяла – перед ним, чуть в низине, стоял Козинский замок. У него сладко подкосились колени, сжалось сердце. Вот он какой!
Замок предстал перед его глазами угрюмой мрачной громадой, хотя на самом деле это было маленькое приземистое сооружение с полагающейся ему крепостной стеной, вросшей в землю, и ветхими деревянными воротами. Но этого “хотя” Камил не видел – перед ним стоял замок, настоящий замок, предел его мечты, в котором конечно же живут доблестные рыцари, их прекрасные дамы сердца… пир идет горой, дым – коромыслом… А откуда-то с запада уже идет рать черная, рать злобная, сметающая все на своем пути грозная рать. И будет бой, смертельный бой… И он, Камил, будет, конечно, в первых рядах защитников крепости, будет драться как лев, как герой, и принесет им победу!
Тут Камил остановился, ибо понял, что немного зарвался. Об этих приключениях можно будет рассказать только Стасю, да и тот, наверное, засмеет. Он вздохнул, пожевал про себя отодвинувшиеся вдаль видения рыцарских побед во чистом поле брани, но они уже были вялыми и безвкусными, и тогда он запрятал их в себя еще подальше, в самый глухой и потаенный уголок сознания, законсервировал их до откровений со Стасем, а сам начал спускаться вниз к замку.
Ворота замка были закрыты, но стучаться он не стал. А вдруг прогонят, тогда к замку вообще не подступиться! Лучше пока хоть одним глазком взглянуть, что там делается, а потом уже можно и попроситься. Стена вокруг замка была не очень высокая – метра два, где выше, где ниже – и у ее подножья лежал полукруглый скат наносной земли, кое-где кустящийся давними побегами желтой акации. Он побрел вдоль стены, огибая эти заросли, и они вдруг разошлись перед ним, расступились, и он увидел широкую вытоптанную тропу, которая начиналась прямо у серой, словно выеденной сверху, низкой стены и была собственно не тропинской, а вытоптанным пятачком, будто оттуда, со двора замка, каждый день в определенный час, может быть утром, может быть вечером, выпрыгивали по одному доблестные рыцари и разбегались в разные стороны, совершая свой ежедневный моцион для поддержания своего воинского духа, силы, ловкости, своей рыцарской доблести. Камил огляделся, затем подошел к этому перелазу и вскарабкался наверх.
За стеной был маленький серый, пыльный и грязный дворик, заточенный в сланцевый желто-искристый камень. Рядом, у стены, был поставлен навес, сколоченный из грубо отесанных деревянных жердей. Слышно было, как под ним похрапывают кони, переступая с ноги на ногу, звенят сбруей; оттуда тянуло теплым духом хлева, конского навоза.
– Ух, ты, – выдохнул Камил, жадно вытаращив глаза, – Совсем, как по-настоящему!
Он даже лег на живот, чтобы было удобнее рассматривать замок, но тут из-под того самого навеса, где стояли кони, к нему на грудь метнулась чья-то мохнатая тень и вцепилась в ворот рубашки. Камил увидел прямо перед глазами перекошенное, от ярости лицо мальчишки, грязное, именно грязное, а не просто перепачканное, лицо, и это его страшно поразило, и тут он почувствовал, что они вместе начинают сползать в глубокую яму двора.
Они кубарем скатились на булыжник, разлетелись друг от друга в стороны, но Камил даже не успел приподняться, как на него снова насел мальчишка.
– Га-ад! – злобно, сквозь зубы прошипел мальчишка и со всей силы ударил его кулаком по голове. – Ты у меня сейчас солому жрать будешь, шпион мерзкий! – и он начал месить Камила кулаками.
– Так ты… – Камил задохнулся от негодования. – Драться… – Он вывернулся, схватил нападающего за ногу, дернул и очутился наверху. – Бить… меня… по голове… Мальчишка дернулся, Камил уткнулся носом в свалявшуюся шерсть его безрукавки и они, сплетаясь в тесный клубок, покатились по двору. Кони испуганно шарахнулись в сторону, насколько позволяли уздечки, привязанные к коновязи, и, возбужденно фыркая, косились на дерущихся.
– На, гад, получи! Шпион!.. Лазутчик… Собака-крестоносец!.. У-ух, ты… а-а… Собака… Так ты драться? Да?.. По лицу, да? У-у… В нос… Я тебе скулу сверну!
Развернуться им было негде и они только беззубо тыкали друг друга кулаками, локтями, пинали ногами. Вокруг них витало туманное облако пыли.
– Со… ух! Собака! Шпион… Дурак… У-у, гад!..
Камил все же оказался сильнее, очутился наверху и прижал противника к земле.
– Сдаешься?
Мальчишка тяжело сопел.
– Пусти… – прохрипел он и вдруг, извернувшись, вцепился зубами в руку Камила.
Камил зарычал от боли и, резко стукнув мальчишку по затылку, выдернул руку.
– Ты… Ты что, бешеный? – губы у Камила обиженно запрыгали. Он еще раз для острастки заехал противнику по затылку и тут увидел, что из прокушенной обслюнявленной ладони сочится кровь. Он отпихнулся от мальчишки и, встав на ноги, прислонился к деревянной стенке навеса.
– Дурак зубастый, – всхлипнул он и вытер ноющую ладонь о рубашку.
Мальчишка приподнялся, словно чего-то не понимая, затем вскочил на ноги и пригнувшись, растопырив руки, застыл напротив него. Было в нем что-то страшное: яростные, совсем не мальчишеские глаза, по-звериному ощеренный рот, длинные, черные, блестящие волосы, спадающие на глаза… И одежда. Странная одежда – штаны, какие-то рыже-грязные, плотные, неизвестно из чего, и мохнатая, шерстью наружу, безрукавка, надетая прямо на голое тело.
Камилу стало не по себе.
– Чего уставился?! – крикнул он в лицо мальчишке и выпростал перед ним прокушенную руку. – На, посмотри на свою работу!
– Ну, все, – медленно, растягивая слова, протянул мальчишка, даже не посмотрев на протянутую к нему руку. – Непрошеным пришел – здесь тебе и зарытым быть! Как собаке. Молись своему Христу!
Он резко выхватил откуда-то сзади, из-за спины, кинжал и метнул его в Камила.
Камил вздрогнул. Жгуче запекло в левом боку. Медленно, со страшным предчувствием, он опустил глаза и увидел, что в стойке, между рукой и грудью, торчит кинжал. Его замутило.
– Ты… Т-ты ч-что… Т-того? – заикаясь, спросил он.
Вся поверхность его тела вдруг собралась гусиной кожей и покрылась холодным потом. Не глядя, он выдернул кинжал и почувствовал, как под рубашкой побежал теплый ручеек. Его еще сильнее замутило, он отбросил кинжал в сторону и медленно сполз по стойке на выбитую копытами подстилку из соломы.
Обычно после полудня, часам к двум, когда воздух густел от невыносимой жары, Йон-воевода со своими латниками перекочевывал из рощи на веранду “таверны Мамы-Разбойничихи”, где все от пуза пили холодно-терпкий, с погреба, компот. Но сегодня, после этого злополучного случая с Камилом (тетка Ага еще неделю назад просила, чтобы его, по приезду в село, Йон принял в свою ватагу, и обещала по этому случаю устроить пир-сабантуй с горами пирогов и реками компота), идти в “таверну” на кружку компота почему-то не хотелось. А если говорить точнее, то было просто совестно. Поэтому все разбрелись по лужайке, кто куда, и расселись под деревьями в тени.
Йон внешне сохранял полное спокойствие. Он, конечно, чувствовал на себе косые взгляды ребят – мол, устроил театральное представление, – но старался не подавать виду. Глупо в общем-то получилось. Но что он теперь мог поделать?
И все же кое-что, чтобы хоть как-то попытаться уладить отношения с Камилом, Йон-воевода предпринял. Вслед за ним он послал Стригу с его отрядом лазутчиков, чтобы они проследили, куда он направится, что будет делать в роще, и по его возвращении вовремя предупредили отряд. Может быть на обратном пути просьба тетки Аги как-нибудь и утрясется…
Нарочный от Стриги вынырнул из кустов неожиданно быстро, и Йон вздрогнул.
– Ну, что? – почувствовав что-то неладное, встревоженно спросил он.
Нарочный шумно передохнул и начал старательно косить глазами в сторону.
– Понимаешь, Йон, мы шли за ним до самого замка…
– Понимаю! – раздраженно заорал Йон. – Все понимаю! Упустили?! Шляпы! – Он оттолкнул нарочного и, вскочив на ноги, закричал на всю поляну: – Подъем! Кончай привал!
– Живле, – сказал кто-то глухим голосом, затем послышалось журчание воды и на лоб легло что-то мокрое и холодное. Камил открыл глаза. В помещении висел сгущенный, сырой, пахнущий плесенью и грибами полумрак. Он тяжело давил на Камила мокрым грязным покрывалом, пропахшим попоной.
– Вот уж и гляделками лупает, – пробурчал все тот же голос, и Камил увидел, как над ним наклонилось чье-то лицо, заросшее рыжей, неопрятной бородой до самых глаз. От испуга сердце у него екнуло и он, резко отклонившись в сторону, сел. В голове сразу зашумело, перед глазами поплыли круги.
Откуда-то из-за изголовья топчана, на котором сидел Камил, появилась женщина в длинном, до пят, грубом домотканном платье. Она мягко обняла Камила за плечи и, приговаривая: “Ну, что ты, что ты… Что ты? Тебе лежать сейчас надо. Что скажешь-то?” – попыталась его уложить.
Камил прилег и ему сразу стало легче, только что-то сдавливало грудь да неприятно зудело в боку. Он скосил глаза и увидел, что рубашка на нем расстегнута нараспашку, причем некоторые пуговицы вырваны с мясом, а грудь стянута серым куском материи. Он сразу вспомнил Козинский замок, лохматого мальчишку-звереныша, злополучный кинжал в его руке, и снова вскочил на топчане.
– Эн, прыгает, – усмехнулся бородач и охватил его за плечо корявой узловатой рукой. – Прыткий. Кто таков?
Камил испуганно огляделся.
– Камил, – сдавленно сказал он осипшим голосом.
В комнате было темно, как в подвале, даже противоположных стен не было видно. Свет пробивался сюда сквозь маленькое окошко, затянутое чем-то белым и полупрозрачным как бумага. Собственно, окно не пропускало свет, а само светилось, бледнело, только для самого себя – как гнилушка в сырую, но теплую осеннюю ночь.
– Ками-ил, – протянул бородач. – Имя-то какое-то чудное. И одет по чудному. – Он выпрямился на табурете, набычил голову и из-под бровей опек Камила взглядом. – С псами-рыцаря ми пришел? Али как?
Камил заморгал глазами. Он ничего, ровно ничегошеньки не понял из этой тарабарщины.
– Ну, чего лупаешь на меня? Отвечай!
– Дядь, не трясите меня, – протянул Камил. – Что я вам сделал?
– Что он сделал! – хмыкнул бородач, но плечо все-таки отпустил. Он обернулся назад и сказал куда-то в темноту:
– Слышь, Борта, он спрашивает, что он сделал!
Из полумрака вынырнуло лицо того самого мальчишки в лохматой безрукавке и злорадно уставилось на Камила.
– Может он из князей каких, – робко сказала женщина. – Сукня на нем-то вон какая тонкая…
– Да лазутчик он! – яростью опек Камила мальчишка. – Я его сразу, собаку, раскусил, как он только на стену влез!
– И никакой я не лазутчик! – крикнул Камил. – Сами вы тут… Какие-то… – Он хотел дать более точное определение, но удержался.
– Не лазутчик, говоришь? – бородач пошевелил огромными кустистыми бровями. – Ну-ну. Счас поглядим. У нас есть верное средство. – Он встал с табурета и стал вдруг меньше ростом: таким маленьким квадратным бородачом, великовозрастным гномом, сильно скособоченным на левую сторону. Когда он сделал первый шаг в темноту комнаты, Камил понял откуда эта кособокость – бородач был сильно хром.
Он что-то долго искал в темноте по всем углам, потом, очевидно, найдя, выпрямился и сильно шкадыбая и волоча за собой изуродованную ногу, вернулся назад. В правой руке он сжимал какой-то серый, почти черный сучок.
– Нашел, – удовлетворенно буркнул он и стал взгромождаться на табурет. – Узнаешь? – спросил он, усевшись, и сунул просто в лицо Камилу свой сучок.
Это был погнутый крест черного железа с выбитым на нем изображением худого голого человека с козлиной бородкой и выпирающими ребрами.
– Нет, – сказал Камил, – это не мое. Я его вообще никогда не видел.
– Не видел, – хмыкнул бородач. – Не твой, говоришь. А раз не видел, не твое, так плюнь на него.
– Чего? – Камил даже сразу не понял и заморгал глазами.
– Плюнь, плюнь, – ехидно подзадоривал его бородач. – Ну, чего же ты?
Камил вытаращился на него. И взрослый вроде бы дядька, а такое предлагает… Да мама бы уже только за один плохонький плевок себе под ноги, тихонько, исподтишка, не говоря уже о смачном шкварчке сквозь щербатые зубы, гордости шепелявого Стася, все губы бы поотбивала! Шутит он, что ли?
Камил оглянулся по сторонам, словно ища ответа, и увидел злорадную улыбку лохматого мальчишки. И тогда его охватила злость. Что он все злорадничает, что ему надо? Что им вообще от меня надо?!
И он плюнул на крест.
Бородач вздрогнул, и ехидная искорка в его глазах исчезла. Он что-то невнятно выдавил горлом, затем откашлялся и, уже на этот раз недоверчиво, спросил:
– А ну, еще… а?
Камил плюнул снова и на этот раз вместо креста попал дядьке в кулак. Ну, вот, подумал он и сжался. Сперва просил, просил… А сейчас влепит по губам, как мама.
Но дядька почему-то не влепил. Он удивленно оглядел кулак, затем вытер его об – колено и кряхтя начал слезать с табуретки.
– И откуда-то ты родом? – спросил он уже совсем миролюбиво.
Краем глаза Камил заметил, что лицо у мальчишки вытянулось, и он ошарашенно моргает глазами.
– Я вообще в городе живу, – сказал он, – а в село мы с мамой приехали к тете Аге.
– В село, – как-то тоскливо вздохнул бородач и, повернувшись, зашагал к дверям. – Где оно теперь это село. Сожгли все. – В дверях он приостановился и устало сказал: – Никакой он не лазутчик. Ошибся ты, Борта. На крест он плюнул, а на этот счет у них строго – ересь. Да и говорит он по-нашему. Правда, чудно как-то, на верхнегородский говор похоже, но по-нашему. Да и мал он для лазутчика-то.
– Я же говорила, – облегченно вздохнула женщина. Она подошла к Камилу и ласково погладила его по голове.
– Больно?
Лохматый мальчишка бочком начал пробираться к дверям, но женщина увидела этот маневр и схватила его за куртку.
– Куда? Изверг! – она влепила ему оплеуху. – Натворил беды, а теперь в кусты?!
Мальчишка насупленно молчал, и только ухо у него начало усиленно багроветь.
