Текст книги "Псевдоисторик Суворов и загадки Второй мировой войны"

Автор книги: Александр Помогайбо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 39 страниц)

А как было в 9-й смешанной авиадивизии?

«На рассвете 22 июня 1941 года, услышав начавшуюся артиллерийскую канонаду, командир 129-го истребительного авиаполка капитан Ю. М. Беркаль в 4 часа 05 минут объявил боевую тревогу и выслал две эскадрильи на самолетах МиГ-3 на прикрытие города Острув-Мазовецка, а эскадрилью И-153 – в район Ломжи. Четвертую эскадрилью, которая тоже была вооружена старыми машинами, он оставил для прикрытия своего аэродрома от воздушного нападения противника.

После продолжительного патрулирования группы самолетов МиГ-3 сели на аэродром для дозаправки горючим. Затем произвели посадку два звена И-153. В этот момент над аэродромом появились фашистские бомбардировщики. Оставшееся в воздухе звено истребителей, возглавляемое старшим лейтенантом И. Добровым, атаковало их. Летчики сбили ведущего гитлеровцев, но, поскольку запас горючего заканчивался, истребители пошли на посадку. Пилоты самолетов устаревших конструкций сделали все, что смогли, прикрыв аэродром на несколько драгоценных минут, необходимых для дозаправки МиГ-3.

И вот на смену им поднялось 12 боевых машин, ведомых заместителем командира эскадрильи по политчасти старшим политруком А. Соколовым. Эта группа успешно атаковала вражеские самолеты, заходившие для удара по аэродрому. В результате фашистские бомбардировщики сбросили свои бомбы и повернули назад.

В воздушном бою Анатолий Соколов сбил немецкий истребитель Me-109. Открыли боевой счет и младшие лейтенанты Александр Кузнецов, Вениамин Николаев. Они сразили по одному фашистскому бомбардировщику Хе-111» (Там же. С. 70).

Этот отрывок я процитировал столь полно лишь потому, что он отражает характер всех воздушных сражений начала Великой Отечественной. А характер такой: «самолеты устаревших конструкций» могли прикрыть аэродром лишь на несколько минут, пока заправляются самолеты МиГ-3; истребители Me-109 сбивались именно «мигами», поскольку только «миги» могли сравниться с «мессершмиттами» в скорости.

А теперь посмотрим, был ли удар врага внезапным для 10-й смешанной авиадивизии.

«Высокой организованностью и тактической грамотностью отличались боевые действия 123-го истребительного авиаполка этого соединения… В полной боевой готовности встретил войну и 33-й истребительный авиаполк, базировавшийся в 75 километрах от государственной границы, в районе Пружан. Летчики авиачасти неоднократно перехватывали большие группы фашистских бомбардировщиков Хе-111 на дальних подступах к своему аэродрому, заставляя гитлеровцев сбрасывать бомбы и спешно удаляться на свою территорию» (Там же. С. 72).

Этот полк имел немного современных самолетов, но ему «повезло»: он стоял на пути бомбардировщиков.

43-й авиадивизии, что была дальше от границы, пришлось бороться и с бомбардировщиками, и с истребителями. А в 43-й авиадивизии было 62 самолета И-153 и 175 самолетов И-16.

Потому-то в первые дни потери и были столь тяжелы.

«По германским данным, первый удар привел к уничтожению 890 советских самолетов (668 на земле и 222 в воздушных боях), потери люфтваффе составили всего 18 самолетов» (Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. М., 2000. С. 510).

Из этих строк следует, что 222 самолета погибли в воздухе, сбив всего 18 машин врага. Советская авиация оказалась неэффективной. Она не могла воспрепятствовать бомбежкам аэродромов, отчего 668 машин и погибли на земле. Самолеты старых конструкций имели невысокую скорость, а «мигами» советские пилоты еще не владели.

Эффект внезапности нападения врага действительно имел место, но только на рассвете 22 июня 1941 года. Однако самые большие свои потери советская авиация понесла утром и днем.

«К вечеру 22 июня потери советских ВВС, по германским данным, достигли 1811 самолетов (1489 уничтоженных на земле и 322 сбитых в воздушных боях), а люфтваффе потеряло 35 самолетов и около 100 самолетов было повреждено» (т а м же. С. 511).

Днем немцы сбили в воздухе еще 100 самолетов, а потеряли 17. Соотношение один к шести.

Геббельс сделает в своем дневнике следующие записи:

«24 июня 1941 года. Мы продвигаемся вперед двумя крупными фронтами. До сих пор уничтожено 1800 русских самолетов. Они падают, как мухи. У их истребителей скорость, как у наших Ю-88».

«25 июня 1941. Вчера: на Востоке за два первых дня уничтожено 2585 самолетов против 51 нашего».

«26 июня 1941. Русские защищаются мужественно. Они теряют бес численное число танков и самолетов».

«27 июня 1941. Русские несут колоссальные потери в танках и самолетах…»

«29 июня 1941. Противник теряет ужасающее количество танков и самолетов… Русские защищаются мужественно».

«2 июля. Бои нового образца… В общем, происходят очень тяжелые бои. Мы снова за один день уничтожаем 235 русских самолетов. Если русские потеряют свой военно-воздушный флот, то они тогда погибли».

Именно таким было начало войны.

В 1940 году, в связи с катастрофическим отставанием советской военной авиации, выпуск старых машин прекратился – были приняты н< вооружение новые истребители: «яки», «миги» и «лагги». -Но за весь 1940-й было выпущено всего 64 истребителя Як-1 и 20 истребителей МиГ-3, тогда как немцы выпустили в том году 1693 «мессершмитта»!

С бомбардировочной авиацией дела обстояли еще хуже. В 1940-м выпущены только 2 самолета Пе-2, способного соперничать с немецким Ю-88 и английским «москито». Соперником немецкого самолете поддержки войск Ю-87 мог тогда считаться только один-единственный ЦКБ-57, опытный прототип Ил-2.

Но и эти немногие самолеты будут появляться в самом конце 1940 года, после финской войны, в которой, по Суворову-Резуну, Красная Армия имела лучшие в мире самолеты «для агрессивной войны».

Следует заметить, что в 1939-м авиация в мире поднялась еще на одну ступень вверх: самолеты стали реактивными. В 1939-м такие самолеты появились в Германии, в 1940-м – в Италии, в 1941-м – в Англии. Пока СССР будет осваивать скоростные поршневые истребители, мировая авиация уйдет далеко вперед. В 1945 году немецким реактивным «мессершмиттам» СССР нечего будет противопоставить…

Итак, совершив экскурс в историю, мы убедились в том, какое абсолютное превосходство над всеми странами потенциального вторжения имела советская «агрессивная авиация» к началу финской войны. Технически она, конечно, во всем уступала, зато у нее было секретное оружие, которым не располагала ни Германия, ни Англия, ни США финская зенитная артиллерия.

Но почитаем Суворова-Резуна далее:

«С Гитлером эта война сыграла злую шутку. Не поняв этой войны, не оценив ее трудностей, Гитлер сделал катастрофически неправильные выводы… Понятно, Гитлер не мог признаться, что жестоко просчитался, что совершил роковую ошибку, потому он говорит о кампании дезинформации: Сталин, мол, обманул… Даже если это так, даже если Сталин преднамеренно демонстрировал в Финляндии слабость, а Гитлер этому поверил, то и этот факт – в пользу Сталина».

Ну и логика.

Сталин показал свою слабость в Финляндии и тем подтолкнул Гитлера к нападению на СССР. Чтобы потерять при этом 26 миллионов человек и обескровить свою страну. Ничего, и это тоже «в пользу Сталина»…

«В пользу Сталина», что он вынужден был в отчаянии бросать под немецкие танки народное ополчение и в волнении спрашивать у Жукова: «Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас с болью в душе. Говорите честно, как коммунист».

Но как классно он обманул Гитлера! Заставил-таки напасть на СССР.

«Билл, почему у тебя синяк под глазом?» – «Мне хотели дать пинка, но я ловко увернулся»…

Суворов-Резун:

«Прошли десятилетия. Миллионы наших умных людей изучали войну в Финляндии, но вновь почему-то делают вывод: бои в Финляндии – свидетельство слабости Красной Армии и ее полной неготовности.

Товарищи дорогие, так мыслил Адольф Гитлер.

Он о-шиб-ся».

Ошибся все-таки Гитлер!

Насчет авиации мы уже разобрались. В советской авиации были лучшие в мире финские зенитки. Лучше их, наверное, могли быть советские зенитки, но вспоминают о них что-то очень редко. В июне 1941 года немцы бомбили аэродромы и войска, почти не встречая противодействия зенитного огня. Генерал-майор авиации Г. Н. Захаров вспоминает первые дни войны:

«Потери были ощутимые, но в основном на земле. Мы теряли самолеты от налетов вражеских бомбардировщиков. Горючего было очень мало. Зенитного прикрытия аэродром не имел» (Знание – сила. 1982. № 7. С. 15).

А ведь Захаров пишет о военном аэродроме, который находился совсем рядом с Минском. 22 июня 1941 года он сел на этот аэродром, сбив перед тем немецкий самолет над самым центром этого города.

Просчет с зенитками получился из-за увлечения в 30-х годах так называемыми «универсальными» орудиями, которые имели большой угол возвышения и могли стрелять по самолетам. Идея сама по себе заманчивая: вместо одного иметь два орудия – артиллерийское и зенитное. Но в 30-х авиация сделала рывок в скорости, а танки получили большую броню, так что «универсальное орудие» не могло одновременно хорошо выполнять две боевые задачи, и от заманчивой идеи отказались. В конце 30-х в СССР были созданы прекрасные зенитные автоматы, но массовый их выпуск был налажен только в 1942-м, когда о финской войне остались одни горькие воспоминания.

А Суворов-Резун все удивляется:

«Миллионы наших умных людей изучали войну в Финляндии, но вновь почему-то делают вывод: бои в Финляндии – свидетельство слабости Красной Армии и ее полной неготовности».

Удивимся и мы: с чего это вдруг «миллионы наших людей изучали войну в Финляндии» и делают вывод о нашей неготовности – и только один умник Суворов-Резун уверен, что это не так. Почитаем-ка мы источники

Оружие пехоты. К. А. Мерецков пишет: «Тогда минометы только стали поступать на вооружение, как и автоматы, причем для внедрения их приходилось преодолевать косность некоторых лиц» (Мерецков К. А. На службе народу. С. 187).

В финскую войну красноармейцы имели винтовочки, финны – пистолеты-пулеметы.

Готова была Красная Армия к войне! Лучше финской! У финнов большой расход патронов, а у нас – экономия…

Только в 1940-м в СССР стал массово выпускаться пистолет-пулемет Дягтерева ППД-40.

Австрийцы тоже имели пистолеты-пулеметы. Когда Австрия вошла в состав Германии, вермахт получил эти пистолеты-пулеметы. А с 1938 года и в Германии начался их массовый выпуск.

Красноармейцы в финскую могли вести лишь одиночный огонь – из трехлинейки Мосина, самозарядной винтовки СВТ-38 и автоматической винтовки АВС-36. Последняя теоретически могла стрелять очередью, но из-за мощного винтовочного патрона (идея Федорова уменьшить калибр для автоматического оружия была забыта) отдача посылала все пули после первой мимо цели. Поскольку финны в бою стреляли очередями, советские солдаты были вынуждены использовать автоматическую винтовку в режиме стрельбы очередью – и тут выяснилось, что винтовка для этого не приспособлена; она быстро перегревается и выходит из строя. Пришлось даже запретить использование этих винтовок в режиме автомата.

Что касается СВТ, то оказалось, что механизм их чересчур чувствителен к морозу. Смазанное автоматическое оружие при стрельбе моментально подергивалось пленкой льда – и отказывало. Поэтому СВТпромывали в бензине или керосине и насухо протирали. Табельная зимняя смазка не была рассчитана на сорокаградусный мороз.

Артиллерия. Финны сидели за гранитными валунами. Выбить их можно было только минометным огнем, а минометов почти не было.

«Особо следует остановиться на простейшем виде артиллерийского вооружения – минометах 82-мм и 120-мм. Эти чрезвычайно несложные в производстве и эксплуатации дешевые минометы, к великому сожалению, в предвоенные годы не были по достоинству оценены ни военным командованием, ни руководителями промышленности…

… После войны с Финляндией у нас тоже по достоинству оценили минометное оружие и стали уделять ему большое внимание…» (Кузница победы (1941–1945). М., 1985. С. 159).

После войны с Финляндией оценили и начали выпуск…

После войны с Финляндией Сталин на секретном совещании начальствующего состава по обобщению опыта боевых действий в Финляндии 17 апреля 1940 года говорил:

«Нет современной войны без минометов, массовых минометов. Все корпуса, все батальоны, роты, полки должны иметь минометы 6-дюймовые обязательно, 8-дюймовые. Это страшно нужно для современной войны. Это очень эффективные минометы и очень дешевая артиллерия. Замечательная штука миномет. Не жалеть мин, вот лозунг, жалеть своих людей».

А в финскую приходилось жалеть мины. Их было мало.

Что касается немецкой армии, то она умело использовала минометы еще в Первую мировую войну, а ко Второй мировой подошла не только с очень большим количеством минометов, но и с очень хороним умением их использовать. Немцы везли за собой минометы в грузовиках сложенными, как дрова. В случае встречи с хорошо укрепленным пунктом противника в ход и вступали минометы. Полагают, что напотери от минометного огня приходится половина всех потерь во Второй мировой войне. СССР успел вооружить свою армию минометами буквально перед самой Великой Отечественной.

Но вернемся к финской войне.

К. А. Мерецков:

«И все же больше всего нам досаждали доты. Бьем мы по ним, бьем, аразрушить не можем, так как снаряды не пробивают их. Сталин сердился: почему не продвигаемся? Неэффективные военные действия, подчеркивал он, могут сказаться на нашей политике. На нас смотрит весь мир. Авторитет Красной Армии – это гарант безопасности СССР» (Мерецков К. А. На службе народу. С. 185).

Правильно считал товарищ Сталин.

Как выяснилось, финны использовали цемент марки 600 и броневые плиты в несколько слоев. Наша полевая и дивизионная артиллерия столь мощные укрепления не брала. Пришлось доставлять к линии фронта крупнокалиберные орудия резерва Главнокомандования (РГК) и ставить их на прямую наводку, что было запрещено уставом, который предусматривал размещение артиллерии РГК за 6–8 километров от линии фронта.

Танки. Теперь о «лучших в мире танках». На линии Маннергейма оказались бессильными и они. Калибр танковых орудий в 75 мм доты не брал. Рота тяжелых танков особо себя не проявила: танк СМК подорвался на фугасе, у опытного КВ-1 была прострелена пушка, следующие КВ-1, а также танки КВ-2 становочной серии прибыли на фронт к самому концу военного конфликта, когда укрепрайон на их участке был уже прорван. В полной мере воевали лишь танки Т-26, созданные по образцу английского танка «Виккерс – 6 тонн». Однако танки Т-26 не могли уничтожить дота и потому либо блокировали дот, пока его не уничтожат саперы, либо связывали боем соседние доты, чтобы к намеченному доту подобрался наш огнеметный танк, созданный на базе того же Т-26.

Для действий танков, по заключению начальника автобронетанкового управления РККА комкора Д. Г. Павлова, финский театр, за исключением отдельных участков, был «вообще непригоден». Тем не менее массово использовались именно танки, поскольку без их прикрытия пехота вперед не шла. Резко пересеченная лесистоболотистая местность, бездорожье, лютые морозы и глубокие снега приводили к большим потерям машин. В результате с 30 ноября 1939 года по 13 марта 1940 года потери в танках составили 3179 машин. Это колоссальная цифра. Но Красная Армия, хоть и устилая дорогу трупами, все-таки наступала, и это позволяло ремонтировать вышедшие из строя танки и снова пускать их в бой.

Саперная служба. Отсутствие разведки привело к тому, что к финским минным полям наступающие оказались не готовы.

«Лестницы и пороги домов, колодцы, пни, корни деревьев, лесные просеки опушки, обочины дорог буквально были усеяны минами. Артиллерия несла потери. Бойцы боялись идти вперед. Необходимо было срочно найти метод борьбы с минами, иначе могла сорваться операция. Между тем никакими эффективными средствами против них мы не располагали и к преодолению подобных заграждений оказались неподготовленными» (там же. С. 183).

То, что Мерецков пишет дальше, кажется невероятным. У Красной Армии не было миноискателей!

«Тогда товарищ Жданов и я пригласили ряд ленинградских инженеров, в том числе возглавляемую профессором Н. М. Изюмовым группу преподавателей из Военной академии связи, и рассказали им о сложившемся положении. Нужны миноискатели. Товарищи подумали, заметили, что сделать их можно, и поинтересовались сроком. Жданов ответил: «Сутки!»

– То есть как вас понимать? Это же немыслимо! – удивились инженеры.

– Немыслимо, но нужно. Войска испытывают большие трудности. Сейчас от вашей изобретательности зависит успех военных действий!» (Там же. С. 183).

Флот. Из-за репрессий за 1930–1939 годы командный состав советских ВМФ потерял больше, чем во время русско-японской и Первой мировой войн, вместе взятых. Новые, молодые командиры не знали подчас элементарных вещей. К примеру, когда был отдан сигнал о начале боевых действий против Финляндии, его просто не поняли. Командир отряда легких сил Б. Птохов связался со штабом, чтобы получить разъяснение об его значении. (Представьте себе дорогу, на которой водители спрашивают работников ГАИ о значении сигналов светофора.) Не понял его и командир подлодки «С-1» А. Трипольский. Командир эсминца «Гневный» был немало удивлен, когда 30 ноября был обстрелян финской батареей.

В тот же день на два эсминца – «Карл Маркс» и «Володарский» – советские бомбардировщики сбросили свои бомбы: никто не удосужился дать летчикам информацию об обстановке. К счастью, летчики оказались плохими, – как, впрочем, и зенитчики «Володарского».

Единственный тогда крейсер Балтфлота, «Киров», был послан на обстрел береговых батарей острова Руссарэ. Командованию нужно было проявить активность – и крейсер послали на явную гибель, поскольку подходы к Руссарэ были прикрыты минными полями, а батарея, орудия которой были закрыты бетоном спереди и сверху, имела большую дальность стрельбы. «Киров» спасло чудо: финны открыли огонь на большой дистанции, как раз тогда, когда крейсер шел прямо на мины. Он сменил курс, что спасло его от мин, но не от снарядов. Спешно поставив дымовую завесу, «Киров» ретировался в Лиепаю для ремонта. Потери на крейсере составляли 17 человек убитыми и около 30 ранеными.

Линкоры «Марат» и «Октябрьская революция» – единственные линкоры Балтфлота! – были посланы на береговую батарею Сааренпя Выборгского укрепрайона. К счастью для линкоров, финская батарея била лишь одним орудием. Другие орудия были закрыты так, что могли вести только навесной огонь, а системы управления таким огнем у финнов тогда не было. А если бы уже была, линкоров у Балтийского флота могло и не стать.

14 февраля 1940 года нарком упрекнул военный совет Балтфлота за стремление «проявить активность», «нанесение слабых ударов одновременно по большому числу боевых кораблей противника» – ударов, которые «фактически… были бесцельными, безрезультатными и даже вредными».

И нарком был совершенно прав. Советскими подлодками были обстреляны немецкие пароходы «Олива» и «Хельга Беге», потоплен немецкий «Больхейм», шведский «Фенрис» и эстонский «Кассари».

Поставленную задачу – блокада финского берега – флот не выполнил.

Пехота. На Финляндию наступало 6 армий: 7, 13, 15, 8, 9 и 14-я. Пять армий были финнами остановлены, причем благодаря не лучшему оружию, а превосходящему тактическому мастерству. Финны пропускали вперед советские войска, а затем заходили им в тыл, отсекали от коммуникаций, расчленяли и уничтожали их по частям.

Прорвала финские позиции только 7 – я армия, завалив трупами линию Маннергейма.

«Сначала Несколько часов била ваша артиллерия. Это был сущий ад, словно все черти разом повылезали из болот. Нам повезло – мы отсиделись в каземате, а от второго взвода, не успевшего покинуть траншею, осталось шесть человек, а потом цепями пошла ваша пехота. Она шла так густо… что мы не успевали перезаряжать ленты. Ствол раскалялся докрасна – ни одна, ни одна пуля не летела мимо цели! А ваши солдаты по штабелям трупов продолжали ползти вперед. Потом поднимались с винтовками. В полный рост с одними винтовками. Это безумие, это было дикое безумие. Наш унтер сказал: «Они чертовски храбрые парни, но у них там, наверху, кто-то определенно спятил» (Советско-финская война 1939–1940 гг. Минск, 1999. С. 134–135).

Стокгольмский корреспондент Джеймс Элридж писал:

«Без практики в лыжном деле и без особого опыта в спорте солдаты Красной Армии были вынуждены драться с силой, которая, в сущности, превосходила их в два раза. В самих сражениях финны могли выдвинуть армию больше русской. Это звучит парадоксально, но это правильно, так как колоссальная подвижность финнов делала возможным для них в проходивших боях концентрировать больше людей, чем это могли сделать русские. Это один, но самый важный момент войны…»

Руководство Красной Армии посылало в финские снега не обученных ходить на лыжах солдат. В окружение попала 44-я моторизованная дивизия, присланная с Украины. Не из Сибири, а почему-то с Украины – поскольку, по Суворову-Резуну, Красная Армия «действовала так, как не действовал никто и никогда». Поэтому, может быть, украинцы и были экипированы в шинели и хлопчатобумажные гимнастерки.

44-й дивизии удалось вырваться из окружения, но какой ценой! У противника осталось 37 советских танков – больше, чем было во всей финской армии перед войной. Прорвалась лишь половина личного состава, из них до 40 процентов – без оружия. А 163-я дивизия, на выручку которой была направлена эта 44-я, была почти полностью уничтожена. Финны потеряли 900 человек убитыми и 1770 ранеными, советские потери: 27 500 убитыми и замерзшими, 1300 пленными. Всего в двух наших дивизиях было потеряно 50 танков.

Служба тыла. Не хватало даже саперных ножниц для резки колючей проволоки – под финским огнем заграждения рубили лопатами, рвали гранатами, неся бессмысленные потери. И такое было даже на четвертом месяце войны.

Как были экипированы солдаты, лучше всего свидетельствуют цифры. Если вермахт при прорыве линии Мажино и последовавшем разгроме англо-французской коалиции потерял убитыми 27 074 человека, то в ходе советско-финляндской войны Красная Армия потеряла только обмороженными 13 213 человек и пропавшими без вести 17 520 (в основном раненые и потом замерзшие или прямо замерзшие). По болезням – главным образом из-за простудных заболеваний – было госпитализировано 53 тысячи человек.

Интересно, что мобилизованных в финскую армию почти никто не одевал. На запас одежды у финского министерства обороны просто не хватало средств. Финны воевали в домашних свитерах, теплых носках и своих дубленках. Красноармейцам же выдали обмотки, портянки, буденовки и хлопчатобумажную форму.

Лучше бы не выдавали, а разрешили бы воевать в домашних полушубках, потому как уставная войлочная одежда от холода не спасала. Б. П. Липатов в книге «Зимняя война» (М., 1996) пишет:

«Многим бойцам и командирам пришлось подолгу лежать в глубоком снегу под огнем противника, в снайперской засаде, в разведывательном секрете. Мороз сковывал тело, а малейшее движение вызывало стрельбу с финской стороны. Суконная и войлочная одежда и обувь часто промокали насквозь, обледеневали, стесняли движения. А в мокрой одежде на морозе боец переохлаждался, получал обморожения, простужался.

Больными и обмороженными войска потеряли людей не меньше, чем от огня противника… В обледеневшей одежде, в промокших валенках держались только на силе воли. Выручала старая уловка северян – намочить снаружи валенок и дать ему обмерзнуть, чтобы не промокал дальше. Но когда ледяной коркой покрывалась вся одежда, не то что воевать – двигаться было невозможно» (С. 41).

Разведка. Начав войну, руководители РККА не позаботились о разведке. К. А Мерецков, чья армия наступала на линию Маннергейма, писал:

«Перед началом войны я еще раз запросил разведку в Москве, но опять получил сведения, которые позднее не подтвердились, так как занизили реальную мощь линии Маннергейма. К сожалению, это создало многие трудности (Мерецков К. А На службе народу. С. 182).

Руководством Красной Армии планировался блицкриг продолжительностью 7—10 дней. План был восхитительно прост: выйти к Хельсинки кратчайшим путем – через Карельский перешеек. Ну и что с того, что там линии укреплений? Ерунда какая. О линии Маннергейма толком ничего не знали. Командование 7-й армии, которая действовала на Карельском перешейке, получило туманное сообщение о «жиденькой цепочке дзотов»…

Когда войска 7-й армии с огромными потерями приблизились к линии Маннергейма, Ворошилов 5 декабря приказал: без какой-либо разведки и подготовительных работ начать штурм линии Маннергейма!..

«Разведка и войска Ленинградского военного округа не знали систему обороны своего северного соседа, поэтому план наступления против Финляндии, подготовленный штабом округа, не учитывал ни реального противника, ни реального театра военных действий» (Дюпюи Р.Э., Дюпюи Т.Н. Всемирная история войн (1925–1997). В 4 кн. Кн. 4. М., 1998. С. 105–106).

После страшных потерь наступление пришлось прекратить.

К. А. Мерецков:

«Усилили разведку авиацией, дали задание сфотографировать линию Маннергейма. На это ушел весь январь. К началу февраля мы наконец-то располагали картами со схемой вражеской обороны. Теперь можно было составить реальный план ее прорыва» (Мерецков К. А. На службе народу. С. 186).

«Начало февраля…» А боевые действия начались 30 ноября предыдущего года…

Но самым лучшим показателем эффективности ведения боевых действий противников является сравнение их потерь. По проведенным у нас сравнительно недавно подсчетам, «потери советских войск составили 131 476 человек убитыми, пропавшими без вести и умершими от ран» (Военно-исторический журнал. № 3. 1992. С. 43–45). Финны объявили о потерях убитыми 19 576 человек, пропавшими без вести – 4101 человека. Соотношение потерь один к пяти.

В Первую мировую считалось, что нападающая сторона для успеха наступления должна иметь преимущество три к одному. При наступлении Брусилова русские войска несли потери два к одному, при этом было захвачено большое число пленных. Для Красной Армии в силу ее насыщенности артиллерией, авиацией и танками потери должны были быть значительно меньшими. Потери пять к одному при прорыве фронта лишь одной армией из шести были с военной точки зрения настоящей катастрофой.

Н. С. Хрущев писал:

«Сталин буквально перетрусил, он оценил в результате войны с Финляндией, что наша армия слабая, что наш комсостав слаб и что вооружением мы слабы…» (Цит. по: Знамя. 1982. № 11. С. 82).

Эх, не было рядом с Иосифом Виссарионовичем Суворова-Резуна…