Текст книги "Псевдоисторик Суворов и загадки Второй мировой войны"

Автор книги: Александр Помогайбо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 39 страниц)

Сразу после этого разговора я вскрыл засургученный печатями конверт и нашел в нем документ, в котором излагалось, что следовало делать на случай войны. Заставе, в частности, предписывалось трое суток удерживать государственную границу, затем с подходом частей Красной Армии отойти вглубь нашей территории к городу Стрый».

Почитав Бунича, неискушенный, доверчивый читатель подумает, что в пакете – план нападения. А в нем документ, в котором предписывается оборонять границу, и только.

Но, может, такое содержание пакетов было только у пограничников?

К.С. Москаленко («На юго-западном направлении», кн. 1):

«Телефонный звонок поднял меня с постели. Схватив трубку, я услышал взволнованный голос Потапова (командующий 5-й армией. – А. Щ:фашисты напали на нас, ведут артиллерийский обстрел войск на границе, бомбят аэродромы и города. Без промедления я позвонил в лагерь своему заместителю по политической части батальонному комиссару Н. П. Земцову и приказал объявить боевую тревогу, а сам быстро оделся и с адъютантом и водителем выскочил во двор, где стояла машина…

Мы быстро пошли в штаб. Здесь я вскрыл мобилизационный пакет и узнал, что с началом военных действий бригада должна форсированным маршем направиться по маршруту Луцк, Радехов, Рава-Русская, Немиров на львовское направление в район развертывания нашей 6-й армии».

И здесь про нападение на Европу тоже ничего не говорится. В районах Равы-Русской и Немерова располагались Рава-Русский и Струмиловский укрепрайоны. И. Х. Баграмян пишет в книге «Мои воспоминания»:

«В 6-й армии самое трудное испытание выпало на долю правофланговых – 41-й стрелковой, 3-й кавалерийской дивизий и батальонов Рава-Русского укрепленного района» (С. 227). Баграмян пишет «батальонов», поскольку части Москаленко не подошли – командующий 5-й армией Потапов перенаправил их к Владимиру-Волынскому, к которому прорывался враг.

Но читаем про пакеты дальше. Рокоссовский тоже служил в 5-й армии.

«Около четырех часов утра 22 июня дежурный офицер принес мне телефонограмму из штаба 5-й армии: вскрыть особый секретный оперативный пакет.

Вскрывать его мы имели право только по распоряжению Председателя Совнаркома СССР или Народного комиссара обороны. А тут стояла подпись заместителя начальника оперативного отдела штаба. Приказав дежурному уточнить достоверность депеши в округе, в армии, в наркомате, я вызвал начальника штаба, моего заместителя по политчасти, и начальника особого отдела:

– Ваше мнение, товарищи, как поступить в данном случае?

Все высказали сомнение, подозревая какую-то провокацию.

Дежурный доложил, что связь нарушена. Не отвечают ни Москва, ни Киев, ни Луцк.

Пришлось взять на себя ответственность и вскрыть пакет.

Директива указывала: немедленно привести корпус в боевую готовность и выступить в направлении Ровно, Луцк, Ковель» (Рокоссовский К. К. Солдатский долг. С. 11).

И здесь ничего не говориться про Бухарест, Париж и Берлин. Да и Ковель – не у самой границы. Рокоссовский возглавлял мехкорпус, а в соответствии с планом прикрытия к границе должны были подойти лишь стрелковые дивизии – мехкорпуса располагались чуть в глубине, чтобы оперативно уничтожить прорвавшегося противника.

А теперь почитаем воспоминания генерал-полковника Л. М. Сан-далова:

«Военный городок южнее Бреста, где дислоцировалась 22-я танковая дивизия, северный военный городок в Бресте, где размещались корпусный артиллерийский полк и некоторые части стрелковых дивизий 28-го корпуса, подверглись массированной артиллерийской обработке в течение часа…

С началом артиллерийского налета командир дивизии генерал-майор В. П. Пуганов по разрешению находившегося в дивизии начальника штаба 14-го механизированного корпуса полковника И. В. Тутаринова объявил боевую тревогу и приказал частям изготовиться для следования в назначенный по плану прикрытия район Жабинки…» (Сандалов Л. М. «В первые часы войны» в кн. «1418 дней войны», М, 1990, С. 53)

Дислоцированный недалеко от границы танковый полк с нападением немцев начал уходить в тыл! По плану прикрытия границы.

Бунич нас уверяет, что «операция «Гроза» – это план нападения. Однако свидетельства говорят, что о нападении в «красных пакетах» не было ни слова; пакеты содержали только план прикрытия границы. Прикрытие границы, конечно, требуется и при нападении – чтобы не дать противнику помешать мобилизации и развертыванию. Но, как мы уже знаем, немецкие военные как до 22 июня 1941 года, так и позже никаких свидетельств готовившегося нападения не нашли.

Но почитаем про вскрытые пакеты еще.

И. Х. Баграмян:

«Начальник штаба решительно продолжал:

– … Завтра в этом районе мы в лучшем случае будем иметь еще сто тридцать пятую стрелковую дивизию и две дивизии двадцать второго механизированного корпуса, причем его наиболее боеспособная сорок первая танковая вряд ли сумеет подойти.

(С ней получилась явная неувязка: вскрыв пакет из армейского плана прикрытия границы, командир дивизии буквально из-под носа немцев увел свое соединение из района Владимир-Волынского и направился на северо-восток, по-видимому, к Ковелю, где по плану прикрытия должен был сосредоточиться весь 22-й мехкорпус…)» (Мои воспоминания. С. 232).

Танкисты не бросились на врага, не пересекли границу, а напротив – ушли в тыл, «буквально из-под носа немцев».

Итак, вопреки Буничу советские части по получении сигнала «Гроза» не нападали на старушку Европу. По сигналу «Гроза» вводился план прикрытия границы, по которому 63 дивизии и 2 бригады первого эшелона и 51 дивизия второго эшелона (в резерве командующих округами оставалось 45 дивизий, а в распоряжении Главного Командования – 11) должны были отразить первый удар противника и обеспечить мобилизацию и сосредоточение главных сил Красной Армии. В случае прорыва противника эти прорывы ликвидировались ударами мехкорпусов, что входили во второй эшелон. К слову, в 1941 году Красная Армия вот так и пыталась действовать. Командующий 3-й танковой группой Г. Гот писал:

«Войска противника, оборонявшиеся перед соединениями северного крыла, были отброшены от границы, но они быстро оправились от неожиданного удара и контратаками своих резервов и располагавшихся в глубине танковых частей остановили продвижение немецких войск» (Гот Г. Танковые операции; Гудериан Г. «Танки – вперед!» С. 76).

Помимо плана прикрытия границы с началом войны вводился в действие мобилизационный план МП-41,согласно которому в течение месяца разворачивалось 8 фронтовых и 29 армейских управлений. Армии укомплектовывались людьми, грузовиками и лошадьми. Мобилизованные силы должны были размещаться в соответствии с «Оперативным планом развертывания вооруженных сил» – о нем упоминает Бунич в своей книге в главе «Политическая мастурбация». Предполагалось, что части прикрытия границы удержат районы своего сосредоточения. Мобилизованные войска должны были выдвинуться в эти районы и перейти в решающее наступление на противника. Общий характер боевых действий на начальном этапе войны излагался в оперативном плане. В оперплане от 18 сентября 1940 года, действовавшем с поправками ив 1941-м, излагалось:

1) Размещение сил противника и его численность.

2) Направления возможных ударов противника.

3) Принципы обороны на период мобилизационного развертывания.

4) Размещение войск после мобилизации.

5) Направления контрнаступления.

План прикрытия границы можно выдать за подготовку к нападению, но размещение войск по этому плану для нападения никак не годилось, поскольку развертывание войск по плану прикрытия носило оборонительный характер – с равномерным распределением войск по всей границе, да еще в три эшелона глубиной. Мехкорпуса, вместо того чтобы быть объединенными в 4–5 мощных группировок, были «размазаны» по всему фронту для контрударов и убраны во второй и третий эшелоны. В июне 1941-го им пришлось совершать долгие переходы к границе и терять при этом матчасть.

На самом первом этапе предусматривалась жесткая оборона на линии укрепрайонов: 11-я армия обороняет 42-й и 46-й УРы, 3-я армия – 58-й УР, 4-я армия – 62-й УР, 10-я армия – 66-й УР, 5-я армия – 2-й и 9-й УРы, 6-я армия – 5-й и 6-й УРы, 12-я армия – 10, 11 и 12-й УРы, 26-я – 8-й УР, 9-я армия – 80, 81, 82, 84 и 86-й УРы, 7-я армия – 26-й УР, 14-я армия – 23-й УР, 23-я армия – 27-й и 28-й УРы. Помимо укреплений на новой границе в обороне могли участвовать укрепления старой границы, которые и после переноса границы охранялись и имели свои пограничные комендатуры. По директиве Генштаба эти УРы требовалось держать в таком состоянии, чтобы на десятый день войны они могли быть полностью боеготовы. Этого, однако, сделать в полной мере не удалось – немцы захватили или обошли многие УРы раньше.

Немецкий план уничтожения Красной Армии исходил именно из того, что русские займут жестокую оборону на линии укрепрайонов, а не перейдут в атаку и не начнут маневренную войну, сочетающую разнообразные оборонительные и наступательные действия (что было бы самым правильным).

«О результатах воздушной разведки 22 мая Гальдеру доложил офицер отдела разведки штаба военно-воздушных сил майор Вестерберг. Было установлено, что вдоль границы советские войска ведут работы по строительству укреплений, особенно противотанковых рвов. На прокладку сплошного оборонительного рубежа, заключили разведчики, указывает также прокладка кабеля. «Аэрофотосъемки подтверждают наше мнение о решимости русских удержаться на границе», – делает вывод Гальдер. Это вселяло в германское командование уверенность в возможность разгрома советских войск западнее Двины и Днепра, как это предусматривалось планом «Барбаросса» (Анфилов В. А. Крушение похода Гитлера на Москву. С. 37).

План прикрытия границы не учитывал случая, когда противник сразу обрушивает всей силой и занимает места сосредоточения советских войск. Потом Г. К. Жуков будет каяться в своих «Воспоминаниях и размышлениях»:

«Прежде всего, я думаю, справедливо будет сказать, что многие из тогдашних руководящих работников Наркомата обороны и Генштаба слишком канонизировали опыт Первой мировой войны. Большинство командного состава оперативно-стратегического звена, в том числе и руководство Генерального штаба, теоретически понимало изменения, происшедшие в характере и способах ведения Второй мировой войны. Однако на деле они готовились вести войну по старой схеме, ошибочно считая, что большая война начнется, как и прежде, с приграничных сражений, а затем уже только вступят в дело приграничные силы противника. Но война, вопреки ожиданиям, началась сразу с наступательных действий всех сухопутных и воздушных сил гитлеровской Германии… Наконец, важную роль сыграло и то обстоятельство, что И. В. Сталина до последнего момента – начала гитлеровского нападения на Советский Союз – не покидала надежда, что войну удастся оттянуть».

Немецкий генерал Л. Рендулич придерживается того же мнения:

«… По-моему, русское командование не извлекло уроков из [немецкой] западной кампании и придавало слишком большое значение развертыванию сил в начальной стадии войны, рассчитывая на затяжные бои передовых частей, в то время как немецкая армия, как и на Западе, обрушилась на русских сразу всеми своими силами» (Рендулич Л. Управление войсками. С. 139).

Надо сказать, что советский оперплан от 18 сентября 1940 года был в принципе верным, но он годился на февраль, март и апрель 1941 года. Позднее немцы сконцентрировали на нашей границе столь крупные силы, что о «прикрытии границы» не могло быть и речи; требовалось создавать полноценный фронт и мобилизовывать всю Красную Армию, а при явном развертывании немцами войск для нападения – думать и о превентивном ударе. К чести Г. К. Жукова, он это понял и 15 мая 1941 года представил совершенно новый оперплан – план развертывания войск для превентивного удара (заметим, что, если бы оперплан от 18 сентября 1940 года был наступательным, в разработке нового оперплана не было бы нужды).

В оперплане от 15 мая 1941 года говорилось:

«Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар.

Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому Командованию, упредив противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск» (Пит. по: Соколов Б. Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи. С. 208).

Вопреки утверждению Бунича, этот план не был утвержден. В «Воспоминаниях и размышлениях» Г. К. Жуков пишет, что в 1941 году действовал уточненный план 1940 года (который разрабатывался не при Жукове). Экземпляр (единственный) плана от 15 мая 1941 года имеет место для подписей наркома обороны и начальника Генштаба, но самих подписей нет – как и резолюции Сталина.

Какова была судьба этого оперплана? По свидетельству В. А. Анфилова, в 1964 году Жуков рассказывал ему следующее:

«Идея предупредить нападение Германии появилась у нас с Тимошенко в связи с речью Сталина 5 мая 1941 г. перед выпускниками военных академий, в которой он говорил о возможности действовать наступательным образом. Это выступление в обстановке, когда враг сосредотачивал силы у наших границ, убедило нас в необходимости разработать директиву, предусматривающую предупредительный удар. Конкретная задача была поручена A. M. Василевскому. 15 мая он доложил проект директивы наркому и мне. Однако мы этот документ не подписали, решили предварительно доложить его Сталину. Но он прямо-таки закипел, услышав о предупредительном ударе по немецким войскам. «Вы что, с ума сошли, немцев хотите спровоцировать?» – раздраженно бросил Сталин. Мы сослались на складывающуюся у границ СССР обстановку, на идеи, содержащиеся в его выступлении 5 мая… «Так я сказал, чтобы подбодрить присутствующих, чтобы они думали не о победе, а о непобедимости немецкой армии, о чем трубят газеты всего мира», – прорычал Сталин. Так была похоронена идея о предупредительном ударе…» (Военно-исторический журнал. 1995. № 3. С. 41).

План, естественно, не был принят. Если бы план был утвержден, он бы приобрел форму соответствующих распоряжений и был бы выслан в войска, но никаких важных директив после 15 мая в войска не поступало. По крайней мере, до нас не дошло ни единого документа и даже ни единого косвенного упоминания. Единственное, что получили войска перед началом войны, – оперативную директиву начала мая 1941 года.

«В первой половине мая всем военным округам были направлены директивы Генштаба с требованием подготовить к концу месяца детально разработанные планы прикрытия государственной границы. Позднее других, 2 июня 1941 года, такой план представил Прибалтийский округ. Во всех округах ставились сугубо оборонительные задачи. Только для Киевского округа предусматривалось: «При благоприятных условиях всем обороняющимся войскам и резервам армий округа быть готовым, по указанию Главного Командования, к нанесению стремительных ударов для разгрома группировок противника, перенесению боевых действий на его территорию и захвату выгодных рубежей» (Соколов Б. Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи. С. 210–211). Но и Киевский округ имел оборонительную задачу, поскольку речь шла о перенесении в ходе обороны военных действий, не о прямом нападении на территорию противника.

Если бы план от 15 мая 1941 года был принят, вся конфигурация размещенных у границы советских войск должна была бы измениться, а не осталась бы в оборонительным виде, предписанном оперпланом 1940 года: пограничники, за ними части прикрытия, за ними – стрелковые соединения, за ними, в глубине, – мехкорпуса, за ними – оперативный резерв. В стране была бы объявлена мобилизация (а ее не было, кроме призыва 800 000 резервистов). Чтобы не дать противнику сорвать мобилизацию, к границе должны были бы подойти дивизии прикрытия. Сталин же, напротив, в июне отводил от границы дивизии прикрытия, чтобы не спровоцировать немцев, – вопреки командующим, которые пытались это распоряжение саботировать.

И. Х. Баграмян пишет в книге «Мои воспоминания»:

«20 июня, т. е. за два дня до начала войны, Генеральный штаб распорядился отвести все части дивизии из этого района в тыл, чтобы не вызвать провокационных действий со стороны фашистов. Но все же, чувствуя приближение войны, Алябушев на свой риск оставил в предполье укрепленного района три стрелковых батальона, которые в последующем сыграли весьма положительную роль в развертывании боевых действий дивизии».

Командующий 8-й армией ПрибОВО П. П. Собенников:

«В ночь на 22 июня я лично получил приказание от начальника штаба округа генерал-лейтенанта Клёнова П. С. в весьма категоричной форме – к рассвету 22 июня отвести войска от границы».

В. А. Анфилов в книге «Крушение похода Гитлера на Москву, 1941»:

«10 июня генерал-полковнику М. П. Кирпоносу было приказано немедленно отменить отданные распоряжения о занятии предполья частями укрепленных районов и к 16 июня доложить об этом».

Но вернемся к Буничу. Мы за всеми этими «красными пакетами» совсем забыли о его книге.

Бунич рисует план Жукова от 15 мая 1941 года. Слишком долго для плана, который не был принят. Впрочем, вспомним: Бунич-то «принял» этот план 16 мая.

План предусматривал разгром сконцентрированной у советских границ немецкой группировки. Неплохой план с военной точки зрения, и, читая его, поневоле испытываешь удивление, почему он не был реализован. Не погибли бы десятки миллионов человек.

Но план хорош только с военной точки зрения. Сталин был политиком – он видел шире и дальше, чем Жуков, и потому план отверг. Много позже описываемых событий писатель Ф. Чуев беседовал про период войны с Молотовым.

«– А вы допускали такое, что если не они, то мы первые начнем?

– Такой план мы не разрабатывали. У нас пятилетки. Союзников у нас не было. Тогда бы они объединились с Германией против нас. Америка-то была против нас, Англия – против, Франция бы не отстала.

– Но тогда официальная доктрина была: воевать будем на чужой территории, малой кровью.

– Кто же может готовить такую доктрину, что, пожалуйста, приходите на нашу территорию и, пожалуйста, у нас Воюйте?! (Чуев Ф. Ветер истории // Роман-газета. 1999. № 14).

«У нас пятилетки»…

Перевооружение армии должно было завершиться с окончанием пятилетки, в 1942 году. Только в 1942 году созданные мехкорпуса были бы укомплектованы. А на 22 июня 1941 года вместо положенной тысячи с лишним танков они имели: 17-й мехкорпус – 63 танка, 20-й – 94, 24-й – 222, 26-й – 184, 21-й – 175 и т. д. (См.: Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. С. 603). В 1942 году авиация бы располагала современными истребителями, которых на 22 июня 1941 года было 1946, но они не были освоены летным составом, поскольку, к примеру, на освоение МиГа требовалось около года.

«Как вспоминает М. И. Гуревич (один из создателей МиГа. – А. П.),в мае 1941 года на одном из совещаний Сталин сказал, что истребители строить дешевле и проще, чем бомбардировщики, и потому их число надо наращивать. Он даже назвал цифру – дать армии не менее двадцати тысяч истребителей. Конструкторы ушли убежденные, что до войны осталось, как минимум, полтора года. Она началась через полтора месяца» (Арлазоров М. Артем Микоян. М., 1978. С. 84).

Молотов говорил: «Мы делали все, чтобы оттянуть войну. И нам это удалось – на год и десять месяцев. Хотелось бы, конечно, больше. Сталин еще перед войной считал, что только к 1943 году мы сможем встретить немца на равных» (Чуев Ф. Ветер истории).

В 1941 году промышленный потенциал Европы был еще намного больше потенциала СССР. Другое дело, что немецкие подростки не стояли у станков, а немки не рубили лес для электростанций. Против немецкой армии воевал весь русский народ. Гитлер этого не учел.

Но вернемся к плану от 15 мая.

Удивительно, но, приводя в своей книге этот план, Бунич перевирает его лишь в мелочах. Впрочем, оперплан на сей раз не нужно «поправлять»: он вполне наступательный. Фразы типа «концентрическим ударом армий правого крыла фронта окружить и уничтожить основную группировку противника восточнее р. Висла в районе Люблин» говорят сами за себя. Заметим только, что речь идет о группировке немцев восточнее Вислы, изготовившейся к удару.

«… Вероятнее всего(здесь Бунич пропустил запятую из оригинала. – АЛ) главные силы немецкой армии в составе 76 пехотных, 11 танковых, 8 моторизованных, 2 кавалерийских и 5 воздушных, а всего до 100 дивизий будут развернуты к югу от линии Брест – Демблин для нанесения удара(выделение Бунича – А.П.) в направлении(здесь Бунич убрал тире. – А.П.) Ковелъ, Ровно, Киев».Зачем Бунич выделил, а не изъял слова «для нанесения удара»– сказать трудно; видимо, по привычке, ну и сделал промашку.

« Чтобы предотвратить это, план считал необходимым «ни в коем случае не давать инициативы действий немецкому командованию(в оригинале – Германскому Командованию. – А.П.), упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск».

Удивительно, у Бунича почти не искажен целый абзац. Но только абзац.

«Все мероприятия по развертыванию, – приказал вождь, что-то подсчитывая в уме, – закончить примерно 1 июля. Ну, скажем, к 3-му. Не позднее. И только не поддавайтесь ни на какие провокации со стороны немцев и их не провоцируйте. И помните, Германия никогда не пойдет на нас войной, не покончив с Англией. А мы выберем нужный момент…»

Даже если принять развертывание армий с 18-й по 28-ю за подготовку к нападению на Германию, то это развертывание никак не могло быть окончено 3 июля. Войска 20-й армии должны были закончить сосредоточение только к 5 июля, 19-й армии – к 7 июля, 16, 24 и 28-й – к 10 июля (См.: Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. С. 412).

Далее Бунич задает вопрос читателю. Мы помним, как много ошеломляющих вопросов любил выпаливать в читателя наставник Бунича Суворов-Резун.

И вот ученик следует за ментором:

«… Для чего Сталин сконцентрировал на границе такую чудовищную армию?

Но это вопрос настолько очевиден, что ответить на него «для обороны» могут только бывшие историки КПСС с вывихнутыми мозгами».

Верно, товарищ Бунич.

Вопрос законный и ответ очевидный.

Когда немцы перебрасывают на Восток свои армии, Сталин конечно же должен был уводить для сохранения своих солдат в тыл. Ну, скажем, до Урала.

Бунич:

«Почему официальная история объявила катастрофой потерю за два дня войны 1200 самолетов, когда их было 11 тысяч?»

Верно.

Вопрос законный.

Поскольку официальная история никогда не объявляла катастрофой потерю за два дня войны 1200 самолетов. В официальной истории написано, что 1200 самолетов было потеряно за один день, а в некоторых книгах утверждается, что 1200 было потеряно даже к полудню.

А относительно «первых двух дней» Геббельс записал 25 июня в дневнике, что за первые два дня уничтожено 2585 самолетов…

А Бунич продолжает вопрошать:

«Почему потеря 600 танков в первые два дня войны тоже объявлена катастрофой, когда их было тоже 11 тысяч?»

Верно, вопрос законный.

Геббельс 30 июня 1941 года сделал запись: «Русские потеряли 2233 танка и 4107 самолетов».

Бунич:

«Куда же делась гигантская армия, нацеленная на вторжение в Европу в день Д+З от высадки немцев на британские острова?»

В самом деле – куда делась армия, которой не было? О «дне Д+3»нет ни одного источника, кроме повествования безграмотного, не знающего истории Бунича.

«При всей тактической внезапности удара они должны были быть остановлены к 1 июля. Вырвавшиеся вперед танковые группы Гота, Гудериана и Клейста, опередившие свою пехоту на два суточных перехода, были бы отрезаны от нее, окружены, смяты, раздавлены и размазаны страшным превосходством в силах, которое имела Красная Армия.

И так бы непременно произошло, если бы не одно обстоятельство.

Если бы Красная Армия оказала сопротивление.

Это и была знаменитая ошибка в третьем знаке, допущенная товарищем Сталиным, любящем все упрощать».

Не оказала Красная Армия сопротивления. Солдат 14 стран Европы победила Красная Армия во Второй мировой войне, а сопротивления она не оказала. 29 июня 1941 года начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии Ф. Гальдер написал: «… Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека…»

Свою книгу Бунич лихо завершает очередным подлогом:

«Глубокой ночью 22 июня – в 2 часа 10 минут – генерал Гудериан выехал на свой командный пункт, находившийся в 15 километрах северо-западнее Бреста у местечка Богукалы. Он прибыл туда в 3 часа 10 минут ночи. С 8 часов вечера танки его группы, ревя своими бензиновыми моторами, выдвигались к границе.

Солдатам был зачитан приказ Гитлера.

«Наступил час, мои солдаты, – обращался фюрер к вермахту, – когда… судьба Европы, будущее Германии и нашего народа находятся полностью в наших руках/»

–  Что с мостами? – поинтересовался Гудериан и был удивлен, узнав, что русские сами разминировали мосты, расчистив проходы и засеки на многих участках для прохода танков.

Небо на востоке начало сереть.

Начинался день 22 июня 1941 года, выпавший на воскресенье.

Гудериан еще раз посмотрел на часы. Было 3 часа 15 минут ночи.

И приказал начать артиллерийскую подготовку».

Итак, Бунич утверждает, что «русские сами разминировали мосты, расчистив проходы и засеки на многих участках для прохода танков»Германии. Мы уже знаем, что танки Сталиным были отведены от границы. В этом свете факт расчистки проходов для прохода немецких танков столь удивителен, даже фантастичен, что следует обратиться к первоисточнику – книге самого Гудериана. Вот что немецкий генерал пишет в «Воспоминаниях солдата»:

«В роковой день 22 июня 1941 г. в 2 час. 10 мин. утра я поехал на командный пункт группы и поднялся на наблюдательную вышку южнее Богукалы (15 км северо-западнее Бреста)».

Это сходится с тем, что пишет Бунич. Читаем следующее предложение.

«Я прибыл туда в 3 час. 10 мин., когда было темно».

И это сходится.

«В 3 час. 15 мин. началась наша артиллерийская подготовка».

И здесь все в порядке. Три предложения – и каждое соответствует по содержанию тому, что написал литератор Бунич. Однако у литератора Бунича не три предложения, а больше. Среди них фраза:

" – Что с мостами? – поинтересовался Гудериан и был удивлен, узнав, что русские сами разминировали мосты, расчистив проходы и засеки на многих участках для прохода танков».

Эта фраза значительно дополняет наши сведения о том, что произошло в роковую ночь на 22 июня.

Следуя манере Бунича, мы вслед за ним разовьем ситуацию с Гудерианом.

«– Что с мостами? – поинтересовался Гудериан.

Из темноты возник бородатый литератор в потертой советской зеленой гимнастерке.

– Разминированы, – угодливо доложил он. – Расчищены засеки и проходы для продвижения ваших танков.

Гудериан секунду смотрел на толстое лицо, всем своим видом выказывающее готовность услужить. На лице генерала мелькнула брезгливость.

– Расстрелять, – бросил он.

– Но, господин генерал… – удивленно возразил прикомандированный офицер итальянской разведки. – Это наш лучший агент!

– Это дезинформатор. Я знаю, что засеки и проходы не расчищены.

Не оборачиваясь, генерал направился к границе.

Сзади прозвучала приглушенная автоматная очередь…»

Расстреляли бородатого литератора под Брестом за дело.

Г. Гот пишет:

«57-й танковый корпус натолкнулся в этой лесистой и богатой озерами местности на многочисленные обороняемые препятствия и заграждения, которые сначала сильно задерживали продвижение 12-й танковой дивизии» (С. 58).

Этот проклятый «ундерменш»хотел воспользоваться арийскими прямотой и доверчивостью и обрек немецкую танковую дивизию на муку с преодолением заграждений.

Но до своей гибели «ундерменшу»удалось-таки обмануть врага. В том числе и с мостами. Г. Гот пишет: «6й армейский корпус встретил сильное сопротивление противника и вышел к Неману только 23 июня. Мост в Приенае был разрушен» (там же. С. 59). У мостов были группы подрывников; где врасплох саперов захватить не удалось, они сделали свою работу.

А. И. Чугунов в книге «Граница сражается» пишет о событиях 22 июня:

«В 10 часов самолеты противника повторили налет на город. По окончании его майор Шаламягин приказал специально подготовленной группе пограничников взорвать все мосты через реку Щещуна и отойти на заранее подготовленную в 3 км от города оборонительную позицию» (С. 18). «Застава прикрывала шоссе из Сувалок на Августов, здесь же находился мост через реку Близна, взорванный пограничниками во время артиллерийского обстрела; наведению переправы мешал их меткий огонь» (С. 33).

Итак Бунич направил немцев к мостам, где дежурили наши подрывники. Он погиб, но мы должны чтить память героя.

Но мне уже стало как-то скучно без выдумок Бунича. У меня уже появилась наркотическая зависимость от его лжи.

Истребим эту зависимость постепенно.

«Где-то к полудню в Кремле Сталин, Тимошенко и Жуков, наконец, поняли, что вторжение в Англию, судя по всему, откладывается, поскольку Гитлер на данном этапе предпочел вторгнуться в СССР.

И тогда настал великий час!

Было принято решение начать операцию «Гроза»!

«Гроза, Гроза, Гроза!» – начали надрываться на всех линиях прямой связи и радиочастотах телетайпы и передатчики Наркомата обороны и генерального Штаба.

«Гроза, Гроза, Гроза!»

Она зашумела и загремела на еще уцелевших линиях связи между фронтовыми, корпусными и дивизионными штабами.

Из сотен сейфов, с некоторой долей ритуальной торжественности, извлекались толстые красные пакеты с надписью «Вскрыть по получении сигнала «Гроза».

Из вскрытых сейфов вынимались пачки оперативных приказов с названиями прусских, польских и румынских городов и населенных пунктов, взять которые приказывалось в первые 72 часа после начала операции. На приданных секретных картах жирные красные стрелы хищно нацеливались на Варшаву и Копенгаген, на Берлин и Кенигсберг, на Бухарест, Будапешт и Вену».

Несусветная ложь.

Мы уже знаем, что пакеты с «Грозой» начали вскрывать в приграничных округах не «где-то к полудню»,как у Бунича, а ночью 22 июня 1941 года. В третьем часу отдал приказ вскрывать пакеты штаб Западного округа. Как известно, в 3 часа ночи никто на Германию не напал, как и на Польшу, Румынию и Венгрию.

После посещения Молотова Шуленбургом и официального объявления войны в 7. 15 утра была отдана директива № 2, в которой говорилось: