Текст книги "Каспар Фрай. Во славу короля. Трилогия"

Автор книги: Алекс Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 78 страниц)

37

Уже направившийся навстречу гостям генерал-граф Мараншон встретил их на втором рубеже сторожевой охраны.

– Прошу извинить меня, господа! Спешил! Спешил, но дела никак не отпускали. Дворец пуст, но беспокойства с ним ничуть не меньше. Прошу ко мне в кабинет, к свету, а тот тут темень повсюду, я велел не жечь масло понапрасну.

По мере продвижения к кабинету генерал-графа зажженных фонарей на стенах галереи становилось больше. Каспар осматривался. Это была присутственная часть дворца, где располагались отдельные департаменты королевства, оттого и убранство здесь было попроще. Картины на стенах, отражавшие давнишние баталии, чередовались с портретами давно забытых военачальников. Нетрудно было догадаться, что все эти «произведения искусства» сосланы сюда из парадно-публичной части дворца, где появлялись первые лица королевства.

Миновав последнюю пару часовых, Мараншон, Каспар и де Шермон оказались в ярко освещенном и жарко натопленном просторном помещении, которое служило генерал-графу кабинетом.

На самом видном месте, прямо над рабочим столом Мараншона висел большой портрет Анны Астурийской в полный рост. Филипп Бесстрашный Рембург оказался представлен поясным портретом на боковой стене. Из этой расстановки можно было сделать вывод, что Мараншон принадлежал к той части придворных мужского пола, кто был безнадежно влюблен в свою королеву.

– Прошу вас, господа, занимайте места на ваше усмотрение, сейчас принесут чай или шоколад – что сами пожелаете, – сказал генерал-граф, усаживаясь за рабочий стол.

– Однако у вас здесь жарко, – заметил де Шермон, косясь на красные угли в глубине камина. – Ожидаете заморозков, генерал?

– За свою долгую солдатскую жизнь я провел на стылой земле так много ночей, что до сих пор не могу отогреться.

– С вашего позволения, я расстегну мундир, с дороги мне душновато, – сказал де Шермон, расстегивая пуговицы.

– Я тоже, с вашего позволения, – сказал Каспар, садясь в кресло с высокой резной спинкой.

– Итак, судя по тому, что сообщил мне сержант-порученец, король присоединил герцогство Ангулемское?

– Именно так, генерал, – подтвердил де Шермон.

– А что же Ангулемский – сдался или убит?

– Герцог погиб, став жертвой предательства.

– Вот так? И кто же этот негодяй?

– Представьте себе, генерал, им оказался некто граф де Кримон, бывший наставник молодого герцога.

– Гизгальдец? – уточнил Мараншон, вытягивая под столом ноги.

– Вы не ошиблись, генерал, он из тех мест.

– Ошибиться тут трудно, только гизгальдцы и дистанцерийцы могут продать своего господина с потрохами. Что же он сделал – подсыпал яд или ударил кинжалом?

– Перед контратакой, которую Ангулемский намеревался возглавить лично, предатель подрезал подпругу. Герцог рухнул под копыта игапов, а потом по нему прошлись и его гвардейцы.

– Какой мерзавец, – покачал головой Мараншон, и его глаза засверкали праведным гневом. Ангулемский был врагом королевства, но предательство всегда выглядело отвратительно.

– Что же случилось дальше?

– Король остановил сражение, ведь после гибели герцога оно уже не имело смысла.

– Наш король благороднейший из монархов, и это неудивительно, если помнить, от какой матери он рожден! – воскликнул Мараншон, обернувшись к портрету Анны Астурийской.

– Вы не поверите, генерал, что было потом… Вскоре явился сам предатель и, признавшись в содеянном, попросил у короля милостей.

– И что же король?

– Король дал знак сержантам, и те одарили негодяя петлей из шелкового шарфа.

– Вот это поступок! – Мараншон хлопнул ладонью по столу. – Вот это поступок достойного сына достойной матери! Гвардейцы герцога оценили действия короля?

– О да, генерал, в этот же день они присягнули ему, теперь у нас в руках вся былая сила древнего королевства Рембургов. Правда, остался еще Кремптон, но за этим дело не станет.

– Прежде лорды Кремптона отсиживались за широкой спиной Ангулемских, случалось даже, давали герцогству тысячу-другую рейтар для общей обороны от королевства, но теперь они ответят за все.

Мараншон откинулся на спинку кресла и еще раз взглянул через плечо на портрет королевы.

Решив, что все интересные темы обсуждены, де Шермон достал из поясной сумы свиток с сургучной печатью и подал генерал-графу. Каспар немного удивился, он и не предполагал, что кроме свитка с правом в их малом посольстве имеется и другой документ.

– Что это? – спросил Мараншон, принимая свиток.

– Это распоряжение короля относительно полномочий генерала Фрая.

Мараншон бросил на Каспара быстрый взгляд и стал неспешно разламывать печать. За свою долгую жизнь он насмотрелся всякого, поэтому спокойно отнесся к сообщению сержанта-порученца о том, что помимо графа де Шермона во главе колонны едет «генерал Каспар Франциск Фрай с семьей». Еще недавно по личной просьбе королевы он сам короткой и стремительной экспедицией вызволял этого человека с территории вердийцев, и вот пожалуйста – тот уже генерал!

Впрочем, при дворе случались взлеты и повыше. Прапрадед де Шермона и вовсе был речным разбойником. По воле случая на охоте он стал свидетелем неравной борьбы одного из придворных с вепрем. Потеряв от клыков зверя лошадь, дворянин оставался с одним лишь мечом. И неизвестно, чем бы закончилась эта встреча, если бы разбойник Шермон не уложил зверя из своего ставронского лука, служившего ему для пробивания деревянных бортов купеческих барок.

Дворянин на радостях представил разбойника королю, а тот, будучи в веселом расположении духа после возлияний, пожаловал герою должность второго загонщика.

Сын загонщика во время двухлетней «войны за торговлю» стал оруженосцем у герцога Карского и, проявив личную смелость, сумел отбить нападение ополченцев герцога Ангулемского на пустой шатер короля и знамена. За этот поступок оруженосец Шермон был произведен в бароны и к исходу своей карьеры старым и израненным полковником был награжден графским титулом и поместьем Одуан на юге королевства. С тех пор он стал называться Матиусом де Шермоном графом Одуанским.

Его старший сын – Харольд Матиус де Шермон никакими особыми подвигами не прославился, и очень скоро его Одуан стал забытой провинцией. Но во время путешествия юного принца Филиппа по королевству ему потребовался напарник для игр. Дети простых подданных на эту роль не годились, и выбор пал на сына Харольда Матиуса де Шермона – Грегори, который имел и соответствующее происхождение, и подходящее воспитание.

Несмотря на юный возраст, молодой граф прекрасно понимал, что его используют лишь как временную игрушку, а при дворе за пост партнера принца по играм идет нешуточная борьба. И он, как мог, мстил Филиппу: ни в чем с ним не соглашался, спорил, говорил дерзости.

Поскольку путешествие короля подходило к концу, Грегори не сомневался, что скоро возвратится в свой маленький Одуан. Однако принц Филипп так не думал. Грегори понравился ему именно своей несговорчивостью и наличием собственного мнения, которое отстаивал. Он сильно отличался от прежних партнеров для игр, которые во всем соглашались с будущим королем и играли в шар слабее, чем могли. Постоянные выигрыши делали игры пресными, и, лишь познакомившись с Грегори, принц узнал настоящий вкус победы, доставшейся с большим трудом.

Так Грегори попал во дворец и стал лучшим приятелем принца. Их спальни располагались на одном этаже, и завтракать они садились только вместе.

Во время войны за трон в молодом де Шермоне проявились черты его бесстрашного деда Матиуса. В жестоких схватках он повсюду оказывался рядом с Филиппом и в любой момент был готов закрыть его от разящего удара.

После благополучного завершения кампании Филипп пожаловал другу соседнее с Одуаном поместье Бризо, так Грегори стал именоваться графом Одуанским и Бризо.

Старый генерал-граф знал много таких историй и привык относиться к их героям без всякой зависти. Завистники же рано или поздно попадались на распространении слухов, «оскорблении короля» и заканчивали в подвалах или на эшафоте. Мараншон следовал другой манере поведения и благополучно пережил множество горячих голов. Его считали опытным, надежным и верным, а потому, когда король решил отправиться в поход на Ангулемского, других кандидатур на губернаторство в Харнлоне не оказалось.

Сломав печать, Мараншон стал осторожно разворачивать свиток. Он опасался, что в нем будет приказ убить свергнутого короля Ордоса, который содержался в северной башне. Иначе зачем присылать сюда бывшего шпиона герцога Ангулемского в чине генерала? Только для того, чтобы тот выполнил грязное поручение, а потом граф де Шермон убил и его самого.

Ордос Четвертый был опасным свидетелем последних событий, однако убийство монарха, пусть даже бывшего, считалось тяжким преступлением. Этого не одобрила бы и чернь, случалось, что после дворцовых переворотов начинались бунты.

Поэтому Ордосу сохранили жизнь, но каждый день тюремщик добавлял в пищу узника толченые семена гилеры, яд которой постепенно убивал его.

Может, Филиппу наскучило ждать и он решил покончить с Ордосом скорее? Но нет. Мараншон облегченно перевел дух. В послании короля говорилось лишь о содействии генералу Фраю в походе на Тыкерью.

– М-да… – Мараншон положил документ на стол и придавил его края двумя чернильницами. – Тут говорится, что вы, генерал Фрай, решились испытать вердийцев на прочность.

– Это приказ короля, генерал, – заметил Каспар.

– Ну да, ну да, – закивал Мараншон. – Но меня смущает только цифра…

– Какая цифра?

– Три тысячи гвардейцев! Где же я их возьму, это ж просто армия целая? – Мараншон пожал плечами. – Ну тысячу, извольте, наскребу, оголю направления, сниму часовых – приказ короля нужно выполнять, тут уж ничего не поделаешь. Но больше тысячи мне из гарнизона не выжать.

– У меня приказ выступить с пятью тысячами гвардейцев, две я привел с собой, за вами оставшиеся три, генерал. У вас двенадцать тысяч гарнизона, три тысячи вы можете выделить безо всякого ущерба для обороноспособности Харнлона. По уставному расписанию такой город могут защитить пять тысяч солдат – четыре на стенах и тысяча в резерве на случай десантного выхода через ворота.

Мараншон был удивлен осведомленностью и подготовленностью этого новоиспеченного генерала. Он взглянул на де Шермона, пытаясь по его лицу угадать возможности и решимость этого Фрая, но граф с подчеркнутым вниманием изучал собственные ногти и, казалось, полностью устранился от беседы.

– Ну хорошо, генерал Фрай, вы человек опытный и всю жизнь воюете. Пусть не в масштабах армий и полков, но все же… Скажите, разве плохо иметь под рукой лишний резерв, если враг подойдет под стены Харнлона? Ну скажите, как солдат солдату!

– Иметь лишний резерв всегда хорошо, генерал, – согласился Каспар, – но позвольте мне вас спросить – какого неприятеля вы ожидаете под стены Харнлона?

– Даже в мысленном воображении?

– Даже в мысленном.

– Извольте, генерал Фрай. – Мараншон начал загибать пальцы. – Вердийцы, тардийцы, восставшие чекмесы, дистанцерийская сила и… степняки. Вот, смотрите, пять армий! А если они разом кинутся, разве отбиться от них даже полусотней тысяч? Да никогда! Сроют Харнлон по самый земельный уровень, все разграбят и пожгут. А вы говорите три тысячи! Да и тысячу от себя отрываю! Да что там от себя – от короля отрываю, от отечества!

Мараншон говорил горячо, страстно, потрясая длинными руками и выпучивая глаза. Де Шермона забавляло это представление, но он опасался, что эта пылкая речь смутит Фрая.

Граф покосился на него, ожидая приметить какое-то смятение, однако старый наемник был невозмутим. Уде Шермона даже сложилось впечатление, что Фрай не слышал эмоционального выступления Мараншона и в мыслях был далеко отсюда. Пришло уже время ответить генерал-графу, но Фрай молчал, глядя на стену за его спиной.

Видя странную отрешенность в глазах Фрая, Мараншон бросил взгляд на де Шермона, но тот пристально смотрел на свой манжет. Когда же недоумение генерал-графа по поводу молчания собеседника стало очевидным, Фрай заговорил:

– Перечисленные вами армии, генерал, при сложившейся обстановке не имеют никакой возможности выдвинуться к Харнлону. Они вам не угрожают.

– Оч-чень интересно, генерал. Почему же они не угрожают – приняли присягу верности королю Филиппу? – Мараншон отодвинул кресло от стола и, сцепив пальцы рук на колене, приготовился слушать.

– Из названных вами армий степняки могут пройти к Харнлону только с юга, а там теперь королевская армия. И дистанцерийцы не пройдут иначе, как с южной стороны, по-другому им горы мешают и океан, а флот у них только рыбацкий.

– Но вы забываете тардийцев, вердийцев и чекмесов, генерал!

– А вот про них, генерал Мараншон, я не забываю… – Фрай положил руки на стол и, придвинувшись ближе, продолжил: – Я иду на них походом и свяжу все их силы. Не бросят же они свои дома, чтобы голыми прийти под стены Харнлона? Нет, они будут драться со мной на побережье, и я таким раскладом буду выполнять вашу службу, генерал, обеспечивая Харнлону защиту от набегов с севера.

– А ведь он прав! – сказал де Шермон, широко улыбаясь. Ему понравилось, как Фрай, «измотав» соперника, приберег свои козыри напоследок.

Какое-то время Мараншон молчал, барабаня по столу костяшками пальцев, затем поднял руки, будто сдаваясь, и сказал:

– Что ж, извольте – будь по-вашему!

– Это приказ короля, генерал, – сухо заметил Фрай.

– Да, именно это я и хотел сказать. Я дам вам ваши три тысячи, но заметьте, в городе свирепствует простудная немочь и…

– Никаких больных, генерал, – с нажимом произнес Фрай. – Мне не нужен передвижной лазарет, поэтому я возьму только здоровых. Что касается обозного снабжения – все лошади в обозе должны быть здоровы, фураж только овсяной, солонина только самая свежая, мешки для воды – чистые. Мало того, в мои три тысячи нужно включить солдат, которые владеют вердийским или тардийским языками. Чекмесы тоже сгодятся. Завтра с утра у меня должна быть сотня разведчиков на легких лошадях – они в эти три тысячи считаться не будут.

– Но позвольте, вы же меня обескровите! – воскликнул Мараншон, вскакивая, однако Каспар хлопнул по столу ладонью и в образовавшейся тишине произнес:

– На все сборы и организацию даю вам семь дней и ни часу больше. Если не уложитесь, отпишу королю, что вы саботируете его приказ и способствуете противной стороне.

После такого финала Мараншон сник, как-то сразу постарел и, опустившись в кресло, сказал:

– Хорошо, генерал, я принимаю ваши условия. В конце концов, это приказ короля.

38

Беседа с Мараншоном была последним важным делом за весь день. Покинув генерал-графа, Каспар с де Шермоном расстались, и каждый отправился в свои апартаменты.

Согласно своему чину Каспар получил три большие комнаты – спальню, гостиную и рабочий кабинет. Пока он осматривал их богатое убранство, за ним неотлучно следовали два молчаливых лакея.

– Желаете принять горячую ванну, ваше превосходительство? – спросил один из них, когда осмотр был закончен.

– А далеко идти?

– Никуда идти не нужно, ваше превосходительство, ванная позади гостиной, а отхожее место позади спальни.

– Да, желаю принять, – согласился Каспар и стал снимать шляпу, пояс с мечом, куртку, сапоги. Когда стянул обмотки, лакей подал ему мягкие туфли и шелковый халат, чтобы прикрыть наготу, снимая белье.

– Меч далеко не уноси, – сказал Каспар лакею, забравшему оружие вместе с другими вещами.

– Как скажете, ваше превосходительство, – поклонился тот и повесил пояс с ножнами на спинку стула.

– Там в сундуке белье… – напомнил Каспар, указывая на свой багаж.

– Все уже разложено по шкафам, ваше превосходительство. Чистая пара белья тоже приготовлена. Сапоги на завтра какие наденете?

– Эти, они растоптанные, а мне долгая беготня предстоит… Эх!

Каспар завернулся в халат, прихватил пояс с мечом и, следуя за лакеями, отправился в ванную.

Увиденное поразило его. Четыре яркие настенные лампы и бронзовая люстра давали достаточно света, чтобы видеть, как на отполированных до блеска гранитных полках играют блики, как ветвится узор в глубине желтоватого мрамора, что покрывает стены.

Сама ванна была персикового цвета, отлитая из дорогой фаянсовой глины и покрытая прозрачной «стеклянной» эмалью.

– У меня дома тоже есть ванна, но не такая красивая, – признался Каспар и тут же вспомнил, что и дома-то у него уже нет.

«В новом доме, если таковой у меня еще будет, я велю построить для себя такую же ванную. И Хуберту, и Еве, и Генриетте», – подумал Каспар и отдал халат, прежде чем опуститься в нагретую воду.

– Позвольте, ваше превосходительство, – шагнул вперед другой лакей с какой-то склянкой в руках.

– Ты с чем это? – спросил Каспар, садясь в ванне.

– Не мочите свою рану, я прежде смажу ее бальзамом.

– Хорошая мазь? – уточнил Каспар.

– Аптекари поставляют ее ко двору уже лет пятьдесят, ваше превосходительство. Ею пользуют господ дворян и королевских особ перед каждым мытьем.

– А-а, ну тогда давай – врачуй.

Лакей стал осторожно смазывать почти затянувшийся порез, оставшийся после ночного нападения. Сначала мазь немного холодила, потом стала покалывать и разогревать кожу.

– Ну как, ваше превосходительство? – поинтересовался лакей.

– Хорошо, давай уж и рубцы смажь, их у меня тоже хватает.

Лакей стал смазывать шрамы Каспара, а его напарник принялся распаривать в кипятке губку.

– А ты из солдат будешь, откуда столько про лечение знаешь?

– Не из солдат я, ваше превосходительство, всю жизнь здесь служу, а про раны знаю из-за господ дворян. Они всегда изувеченные ходят, то от дуэлей, то от охоты или баталий каких.

39

Спать Каспара положили на широкой кровати с перинами, под балдахином с занавесями.

– Разбудите меня часиков в пять! – приказал он напоследок лакеям.

– Обязательно, ваше превосходительство. Спокойной ночи.

Непривычный к такой постели, Каспар снова зажег лампу, обследовал спальню и недолго думая скинул перины на пол между шкафом и комодом. Любой вошедший не сразу увидел бы, где спит гость, а уж в темноте и подавно.

Поставив к двери пару стульев, чтобы загремели, если кто-то ее толкнет, Каспар улегся и благополучно уснул.

Ночь прошла спокойно. В отличие от его дома в Ливене, где под окнами громыхали телеги и эхо от стука копыт до бесконечности множилось между стенами домов, сон во дворце напоминал погружение в вату. Нечто похожее Каспар испытывал в тюрьме Тарду, откуда его вызволяли королева, генерал Мараншон и старые друзья.

Утром он проснулся раньше, чем лакей отворил двери – спавший на полу Каспар уловил шаги, когда лакей еще только шел по коридору.

Забросив перины под балдахин, Каспар убрал от дверей стулья всего за несколько мгновений до того, как лакей осторожно постучал в дверь.

– Ваше превосходительство, пять часов!

– Я уже не сплю, приятель, – ответил Каспар, распахивая дверь. Увидев в его руке меч, лакей попятился.

– Желаете горячего шоколаду, ваше превосходительство? – пролепетал он.

– Прямо сейчас?

– Да, ваше превосходительство. У нас самый лучший шоколад, по рецепту иностранного негоцианта…

– Хорошо, неси «по рецепту негоцианта», и умываться пусть подадут.

– Сию минуту, ваше превосходительство.

Каспар закрыл дверь и усмехнулся. Когда-то давно, когда он играл роль купца, ему пришлось придумать «новый способ» приготовления шоколада – напитка, который тогда только входил в моду в Харнлоне. Теперь горячий шоколад со сливками и сахаром называли «рецептом негоцианта».

Не дожидаясь прихода лакеев, Каспар сам зажег лампы в спальне и, пока несли шоколад, посетил отхожее место и нашел его «весьма достойным». Теперь в перечень необходимых удобств в будущем новом доме наряду с персональной ванной комнатой он прибавил и отхожие места с отделкой из хорошего камня и всякой хитрой механикой со сливом воды и теплыми полами.

«Чтобы не надевая башмаков оправляться», – догадался Каспар.

Когда он вернулся в спальню, подоспел и шоколад, его принесли на серебряном подносе в розоватой фаянсовой чашке.

– Граф де Шермон еще не поднялся? – спросил Каспар, принимая шоколад.

– Нет, ваше превосходительство, – ответил лакей. – Без крайней нужды его сиятельство раньше полудня не поднимаются.

– Ну что же – пусть спит…

Каспар сделал глоток и в изумлении покачал головой. Со временем его рецепт значительно улучшили, добавив ванили, кореанского ореха и еще чего-то смягчающего. Получилось очень вкусно и изысканно.

«Эту моду я тоже заведу в своем новом доме, – подумал Каспар. – А то все чай да чай».

– Когда у нас завтрак?

– В половине одиннадцатого, но если ваше превосходительство пожелает…

– Нет, время меня устраивает.

Каспар вернул чашку и решил, что на следующее утро попросит две. Шоколад во дворце был очень хорош.

– Я сейчас быстро оденусь, и ты меня проводишь, а то коридоры у вас путаные, я пока не разобрался.

– Разумеется, ваше превосходительство, – поклонился лакей.