Текст книги "Каспар Фрай-2 (авторский сборник)"

Автор книги: Алекс Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 78 страниц)

8

Испытания закончились лишь к вечеру, когда принесли огня, а работники уже принялись растирать руки гусиным жиром – он сохранял кожу от высыхания.

Каспар последний раз встряхнул потемневший холст и при свете двух ламп все убедились – эффект «пшенки» был практически повторен.

– Домой заберу, – сказал Каспар. – Жене похвастаюсь.

– Значит, скупать масло-то? – спросил Рыпа.

– Скупай, – кивнул Каспар, сворачивая холст. – Только без шума, а то коврижники мигом цену вздуют.

– Ну так я с понятием.

– И это еще не все…

Каспар вымыл руки, вытер чистой ветошью и повернулся к замершим свидетелям длительного эксперимента.

– Рыпа получает пять монет золотом за то, что натолкнул нас на это испытание. Все прочие участники – по золотому! Сегодня я добрый!

– Эх, вот бы напиться на весь золотой, я уже полгода сухой хожу! – признался Слизень и тут же добавил: – Но не буду.

– Идем домой, Хуберт, – сказал Каспар, забирая свой кафтан.

– Пойдем, батя.

Вместе с остальными они вышли на воздух, оставив помещение двум рослым сторожам.

– Спокойной ночи, хозяин, – сказали те, кланяясь.

– И вам спокойствия, – ответил Каспар.

Пару раз на его красильни нападали воры, одного сторожа даже зарезали, и тогда Каспар отдал вдове пятьдесят золотых. Даже сам потом удивился, но не пожалел о поступке. В последнее время дела шли все лучше, и золото текло в карман нескончаемым ручейком.

«Куда мне столько?» – иногда удивлялся Каспар. Детей следовало обеспечить, это да, но ведь уже хватало не только на детей, но и на внуков и правнуков.

Как раньше везло Каспару в ратных делах, так теперь везло на стезе торговой.

К приходу Каспара и Хуберта Генриетта, как обычно, приготовила ужин.

– Смотри, дорогая, что у меня есть! – с порога объявил супруг, разворачивая еще сырой холст.

– Чего там смотреть, я отсюда вижу, что кафтан и рубашка испорчены! Каспар, сколько раз тебе говорить – ну накинь старую рубаху, я тебе их в красильню полдюжины перетаскала! Почему Хуберт чистый, а ты будто в мешках с капиролом рылся?

– Погоди кричать…

Каспар прошел на кухню, зажег вторую лампу и в обеих выкрутил фитили на больший огонь – стало светло как днем.

– Смотри!

И он снова развернул холст.

– Ну и что? «Пшенка» это, сразу видно.

– Это не «пшенка», мама, это батя на красильне сам сварил! – гордый за отца, сообщил Хуберт.

– Да ты что?! – не поверила Генриетта, медленно приближаясь к сырому холсту. Будучи женой промышленника, она уже давно вникла во все проблемы производства, а период, когда муж и Луцвель экспериментировали как одержимые, помнила очень хорошо. Каспар каждый вечер приходил с отсутствующим взглядом, в разноцветной одежде.

– Как же это вас угораздило?

– Рыпа помог! Масло предложил экономить и вместо деревянного ореховое, после пряников, в краски лить. А оно с угольками мелкими, вот они-то и дали эту звездную россыпь. – Каспар погладил холст и наконец сел. – Вот такие дела.

– Это ж какие деньги ты теперь в дом понесешь, – покачала головой Генриетта.

– Да что там деньги, красота-то какая – ты посмотри. Если цвета правильно набирать, так и лучше получится. Ты дай нам что-нибудь выпить, отметить нужно.

– Конечно, – согласилась Генриетта, понимая значение события. В других случаях пить вино она Хуберту не позволяла.

«Вот женится – пусть жена решает, а пока все на мне, я ему не позволю», – говорила она.

Только сели за стол и разлили рейнтвейн по стеклянным бокалам – появилась Ева.

– Наш герцог на войну созывает, мы пойдем?

Каспар, так и не донеся бокал до рта, поставил его на стол.

– Ты почему в штанах? Где сарафан? – строго спросил он.

– Я только из подвала, сейчас переоденусь. Так мы пойдем на войну или как?

– На какую войну?

Генриетта сделала глоток вина и, отодвинув бокал, закусила засахаренным яблочком.

– Король Филипп Бесстрашный собирается герцогство воевать, и наш город тоже. Мы должны записаться в войско.

– А на кой нам? – осведомился Хуберт.

– Ну пограбят же нас, герцог так и говорил – холодец из всех сварят.

– А ты откуда знаешь, что герцог говорил? – с подозрением спросил Каспар. Они с Хубертом утром миновали сборище, не прислушиваясь, а тут такая осведомленность.

– Ну… – Ева потупила взор. – Я за вами пошла, хотела до красильни дойти, но на площади интересно стало, я и осталась.

– Это, отец, еще не все ее приключения, – сообщила Генриетта, решительно допивая свое вино.

– Мама!

– Не мамкай! – отмахнулась Генриетта. – Старшина городской стражи приходил, жаловался, что она двух его людей покалечила.

– Это как же? – Каспар, пораженный, посмотрел на Еву, но та уже исчезла из дверного проема.

– А в колено она их била! Они, дураки, решили погулять ее пригласить, она сказала – ладно, но гулять пойду с тем, кто меня на мостовую повалит. Вот они и старались – валили ее…

Генриетта опьянела, на ее щеках выступил румянец.

– Как девка гулящая, – добавила она и, шмыгнув носом, промокнула слезы кухонным полотенцем.

– Ну мама! Ну зачем ты так говоришь?! – закричала Ева, возвращаясь, чтобы оправдаться. – Ну какая девка гулящая? Один сказал, что я красивая, другой предложил вечерком прогуляться, вот и все. А я сказала… я сказала… давай бороться…

Ева вздохнула. Хуберт прыснул со смеха.

– И что? – спросил Каспар.

– Ну надо же было на ком-то испробовать, я на них и испробовала. Они почти не зашиблись. Только кричали… – Ева снова вздохнула. – Ругали меня очень.

– Пришлось дать старшине два рилли на примочки этим дурачкам, – сообщила Генриетта. – Несчастные. Они же не знали, с кем связываются – думали, девица…

– А оказалось – гвардейский капитан! – добавил Хуберт и снова засмеялся.

– Ничего здесь смешного нет, – заметил ему Каспар. – Ева, на живых людях испытывать удары нельзя, это неправильно.

– Я больше не буду, – с охотой согласилась Ева. – Обещаю.

– Хорошо, мы тебе поверим. А теперь иди спать.

– Я… там…

– Что еще?

– У «Громобоя» замок не закрывается.

– А почему он не закрывается? – строго спросил Каспар. «Громобой» был испытанным арбалетом, прослужившим больше десяти лет, и ломаться в нем было нечему.

– Я хотела выстрелить двумя болтами сразу…

Каспар прикрыл глаза, выдерживая паузу, чтобы не накричать на дочь.

– Зачем ты это сделала? Кому может понадобиться стрелять двумя болтами одновременно? Это же не двулучник, Ева!

– Ладно, я начну убирать со стола, похоже, празднование вашей «пшенки» не задалось, – сказала Генриетта и стала собирать тарелки и столовые приборы, нарочито гремя сверх всякой меры.

– Ну ты же говорил, что иногда болт может не взять кольчугу или кирасу, если попадешь в ненадлежащее место.

– И что?

– А то, что если болта будет два, они скорей сыщут место с изъяном.

– А-а, разумно… – вынужден был согласиться Каспар. – Вот только сила каждого болта упадет вдвое.

– Я это помню, поэтому взяла болты полегче. Ты ведь говорил, что легкий болт возьмет кирасу скорее, чем тяжелый.

– Да, это так.

– Пойду спать, – сказал Хуберт, поднимаясь из-за стола. – Мне солдатские разговоры скучно слушать.

– Я тоже пойду, – сказал Каспар, чтобы закончить тему, которую Генриетта не поощряла. Она все чаще высказывала Каспару претензии, упрекая его в приверженности дочери военному ремеслу. – Спасибо, дорогая, ужин сегодня особенно удался.

– Конечно… – пробурчала Генриетта. – Беги, разбирай свой арбалет, учи девицу людей калечить.

– Да что ты такое говоришь! – возмутился Каспар, но дальше спорить не стал и, махнув рукой, вышел из кухни.

Ева тут же увязалась следом, ожидая, что отец спустится в арсенальную.

Так и случилось. Каспар нашел «Громобой», снял скобу и поправил механизм. Вернул арбалет на место и при свете масляной лампы еще раз оглядел свое богатство.

Теперь уже ничто не могло заставить его взяться за оружие. Три года назад он совершил последний поход, к которому его принудил новый герцог Ангулемский, но за последние годы капитал Каспара настолько увеличился, что он мог уехать в любой город «голым» и получить свое золото на новом месте. Приди к нему сейчас посыльные от герцога, он бы послал их подальше и увез семью в безопасное место, не заботясь о доме и домашнем скарбе.

Теперь он не боялся ослабленного герцога и его угроз.

9

Извиваясь между гранитными столбами древних скал, колонна втягивалась в ущелье. Это был едва ли не единственный гористый участок на территории герцогства, дальше снова начинались леса и болотистые луга, тянувшиеся до самой границы с королевскими землями.

Вчера в колонну влились гвардейцы из Ланспаса, и это приободрило герцога. Теперь он при каждой возможности поднимался с приближенными на какую-нибудь возвышенность и любовался силой и многочисленностью своей армии. И если прежде он не доверял гвардейцам, во всем полагаясь на гизгальдских арбалетчиков, то теперь уверовал и в них.

Впряженные четверками ломовые лошадки тянули баллисты и катапульты, следом за ними, на телегах с толстыми осями, везли боезапас для метательных орудий – калиброванные каменные ядра.

Следом за арсенальными телегами, тяжело переваливаясь на неровностях, двигались возы, груженные бочками с солониной, говяжьим жиром, мешками с пшеном и сухарями.

– С такой силой я сокрушу Филиппа! Его войско проделает до границы путь в двое больший, и они придут уставшими, а мы еще подождем их пару дней. Я прав, бювард?

– Совершенно правы, ваша светлость! – с готовностью подтвердил вчерашний гвардейский майор, а ныне уже бювард.

Прежде на этот пост назначались только дворяне из родов, отличившихся в деле защиты герцогства, но герцог Бриан дворянам Фердинанда не верил и держал их от себя на расстоянии. Когда после смерти дяди дворянство съехалось, чтобы поклясться в верности новому герцогу, он ограничился лишь тем, что помахал им с помоста и выставил столы с угощением.

– Они могут убить тебя, Бриан! – пугала его тогда матушка-графиня.

– Я бы не решился спуститься к ним, – вторил ей де Кримон, который и сам побаивался этих блистательных, вооруженных парадным оружием людей.

Удивленное дворянство разъехалось по своим замкам, не зная, что и думать. Теперь же из-за этой оплошности он лишился добрых пятнадцати тысяч войска, которое могли выставить его вассалы.

– Когда полагаешь встать на привал, бювард? – спросил герцог.

– Когда будет угодно вашей светлости!

Бриан и де Кримон переглянулись, граф пожал плечами – дескать, не мое дело, а герцог вздохнул. Такая угодливость бюварда ему не нравилась, ведь именно от военачальника он ожидал смелых решений и поддержки, а тут «как будет угодно»…

– И все же я жду указаний от вас, Рейланд, вы назначены управлять армией, вам и принимать решение.

– Как будет угодно вашей светлости! – повторил ничего не понявший Рейланд и, пришпорив коня, поскакал по краю ущелья. За ним следом понеслись два гвардейских сержанта.

Настроение герцога снова упало, теперь для этого бывало достаточно любой малости.

Через два часа войско встало на привал. Для герцога поставили небольшой шатер, открыли корзины со снедью и охлажденными винами. Еду для солдат стали готовить на разведенных кострах, а чтобы кулеш с солониной варился быстрее, пшено использовали заранее прожаренное.

На высотках стояли посты, между холмами, тут и там, сновали разъезды. Гвардейские разведчики сообщили, что видели неприятеля в количестве около сотни, так что теперь предстояло быть наготове, поскольку лазутчики могли попытаться зарезать герцога или подстрелить его из арбалета.

– А что едят солдаты, де Кримон? – спросил его светлость, кушая паштет с пшеничной булкой и листьями салата.

– Кулеш, мой герцог. Это такая каша, – с поклоном ответил граф.

– Каша? Кажется, в детстве я ел кашу, меня кормил ею покойный батюшка.

– Вы не можете этого помнить, ваша светлость, ваш батюшка умер слишком рано.

– Ну и что с того? Тогда меня кормил кашей… кто-нибудь из лакеев. У меня был один презабавный старик, он учил меня играть в шара. Или в шар?

Герцог вытер губы салфеткой, поднялся с раскладного стула и направился к котлу, у которого уже выстраивалась длинная очередь гвардейцев.

– Куда вы, ваша светлость?! – забеспокоился де Кримон и, прихрамывая, поспешил за герцогом.

Следом побежали и полдюжины слуг, кто с подносом, кто с полотенцем или шляпой его светлости, чуть поодаль, по обеим сторонам от этой процессии, шествовали гизгальдские арбалетчики из охраны герцога.

– Я решил попробовать кулеш, что едят солдаты! – сообщил он.

– Вам не понравится, ваша светлость!

– А вы почем знаете, граф? Пробовали?

– Не пробовал, но… Это солдатская еда, она груба и невкусна.

Заметив приближающегося герцога, у котлов заволновались сержанты, солдатам было приказано построиться.

– Становись! Смир-рно!

Герцог Бриан немного смутился, он хотел подойти незамеченным, чтобы вызвать удивление простых солдат, ведь сам герцог пришел испробовать их кулеш, но эти сержанты все испортили.

От костров поднимался разъедающий глаза дым, герцог, жмурясь, подошел к ближайшему котлу, и кашевар замер с деревянной болтушкой в руках.

– Всем вольно, сержанты, скомандуйте всем отдыхать… – почти попросил герцог.

– Вольно! – рявкнул гвардейский сержант, однако строй оставался неизменным, солдаты не смели жевать сухари и напряженно молчали.

– Сядьте, я просто пришел испробовать вашу похлебку, – попытался объясниться герцог.

– Всем сесть! – скомандовал сержант.

Солдаты одновременно сели.

Герцог Бриан взглянул на замершего кашевара, на стекающий по болтушке кулеш, махнул рукой и пошел назад, торопливо поднимаясь в гору. За ним поспешили слуги и телохранители. Де Кримон бросил на сержанта-гвардейца строгий взгляд и, подхватив трость, заковылял за герцогом.

10

Они не одолели и половины склона, когда со стороны небольшой рощи донеслись крики и звон мечей. От балки к холму герцога, расходясь веером, скакали чужие всадники. Их уже преследовали гвардейцы, и скоро завязался бой, но несколько десятков лазутчиков все же ускользнули – на легких лошадях и без кирас, они были проворнее.

– Ваша светлость, сядьте на землю! – почти приказал сержант-гизгальдец, командовавший личной охраной герцога. Гизгальдцы уже выстраивались в две шеренги, готовя арбалеты, а от котлов бежали гвардейцы.

– Кто это, де Кримон? – спросил герцог, стоя на одном колене под защитой шеренг гизгальдцев.

– Похоже, лазутчики короля! – ответил граф, которому не полагалось прятаться в присутствии герцога.

Лазутчики стремительно приближались – они знали, где искать герцога, и были посланы, чтобы уничтожить его еще до главного сражения.

Хрипя от напряжения, стали подбегать и строиться в полукаре гвардейцы. Они были на голову выше гизгальдцев и вскоре закрыли не только герцога, но него стрелков. Однако гизгальдцы не думали отсиживаться за спинами гвардии, они быстро перестроились двумя группами на фланги. Еще немного – и в воздухе запели арбалетные болты. Лазутчики были отличными стрелками, волна смертельных посланцев ударила в центр полукаре, отчего несколько гвардейцев с пробитыми кирасами повалились, но их места заняли другие. И снова налет – двулучные арбалеты послали вторую волну зарядов.

Сержант гвардейцев был сбит на землю, один из гизгальдцев схватился за плечо, однако заслон выстоял, и когда лазутчики оказались в тридцати ярдах, гизгальдцы дружным залпом повалили половину атаковавших.

С воем и криками оставшаяся половина отчаянно ударилась в щиты гвардейцев, однако те не сдвинулись ни на шаг.

Лазутчики были обречены, оставив попытки пробиться к герцогу, они попробовали отступить, однако вокруг была гвардейская кавалерия, и в считаные минуты противник был уничтожен.

Герцог поднялся на ноги и оперся на плечо де Кримона, голова у него немного кружилась.

– Пошел вон! – прошипел кому-то граф.

– Что там? – Герцог обернулся и увидел перепуганного солдата-кашевара с новой глиняной плошкой и такой же новенькой ложкой на белой холстине.

– Прошу прощения, ваша светлость… кулеш.

– Давай… – кивнул герцог и принял угощение. Он все еще находился под впечатлением внезапной атаки прорвавшегося врага, поэтому, почти не осознавая, что делает, стал быстро, ложка за ложкой поедать кашу.

За пару минут съев кулеш, он вернул солдату посуду и пошел прочь, не замечая суеты вокруг.

К герцогу подбежал бювард Рейланд, он только что соскочил с лошади, бросив поводья ординарцу. На кирасе бюварда было несколько свежих рубцов, лицо горело, волосы были всклокочены, а шлем он держал в руках.

– Ваша светлость, готов понести любое наказание!

– О чем вы?

Герцог огляделся, только сейчас заметив, как солдаты оказывают помощь раненым, снимают с убитых амуницию и ловят трофейных лошадей.

– Не уследил! По балке прошли, мерзавцы, а кусты заранее вырубили – чтобы на лошадях!

– Все в порядке, Рейланд. Меня прикрыли ваши солдаты, так что наказывать вас не за что.

– Да, ваша светлость… – пробормотал бювард, все еще не веря, что прощен.

Отойдя на несколько шагов, герцог неожиданно обернулся:

– Когда планируете встать на марш?

– Немедленно, ваша светлость!

– Нет, пусть солдаты пообедают. Кстати, каша мне очень понравилась. Грубовато, конечно, но сытно.

– Какая каша? О чем он? – пожал плечами бювард, провожая герцога недоуменным взглядом. Он надел шлем, взял у ординарца поводья и, запрыгнув в седло, поскакал проверять посты. Враг был коварен, требовалось сохранять бдительность.

11

Ломая кусты с молодой листвой и сбивая с елок хвою, вдоль дороги двигались разъезды, то погружаясь в лес и спугивая зверей, то выбираясь на обочины в поисках следов людей. За ними по самой дороге двигался авангард короля Филиппа – кавалерийская сотня в зеленых мундирах. Мардиганцы взбивали копытами песок, звенела упряжь, обшитые тканью доспехи выглядели неброско, но были кованы из салмейской стали, секрет которой был привезен когда-то из дистанцерии Маркуса.

Неожиданно на дорогу перед авангардом выскочили всадники из разъезда и с оружием наголо помчались навстречу не ко времени появившимся путешественникам.

Впрочем, все тут же разъяснилось, это были свои – двое оставшихся от сотни лазутчиков.

Гвардейский сержант из авангарда подоспел следом и осадил мардиганца возле дрожащего ганнцина – легкой лошадки лазутчиков и прочих курьеров.

– Что с ними? – спросил он разъездных.

– Один уже помер, ваша милость. – Кавалерист указал на обвисшее в седле окровавленное тело лазутчика. – Второй – жив.

– Жив я, жив, доставьте меня к королю, – потребовал второй лазутчик, зажимая рану на плече.

– Может, забинтовать руку-то? – предложил сержант, видя, что лазутчик близок к обмороку.

– Ничего, сдюжу, сначала – к королю!

Однако предплечье ему все же перевязали, пропитав бинт перегонным вином и дав отпить пару глотков. С непривычки лазутчик закашлялся, но сержант засмеялся и хлопнул его по спине тяжелой рукой:

– Зато теперь точно не окочуришься!

Для сопровождения раненого сержант отрядил из авангарда троих гвардейцев, и они понеслись навстречу армии короля, придерживая лазутчика, чтобы тот по слабости не сверзся с лошади и не убился.

Через полторы мили они выехали к небольшой речке, через которую как раз переправлялась армия.

Филипп и его друг детства граф де Шермон наблюдали за тем, как пехотинцы помогают лошадям вытаскивать на берег возы, в то время как кавалеристы перетягивали намокшие подпруги.

Король спешил скорее пройти до границы, чтобы не дать герцогу Ангулемскому времени на подготовку. О том, что Ангулемский уже знает о его намерении, Филиппу было известно, однако известно ему было и то, что армия герцога долго находилась без движения и маневров.

Теперь следовало перехватить «холодную» армию Ангулемского как можно раньше, это гарантировало не только победу, но и минимальные потери. За время долгой борьбы за трон Филиппу Бесстрашному пришлось пережить с десяток больших и малых сражений, поэтому в свои неполные двадцать лет он располагал немалым опытом.

– Как думаешь, мы успеем пересечь границу? – спросил он де Шермона.

– Полагаю, это не главное, ваше величество. Нам важно прийти со свежими силами, а если и задержимся – не велика беда, Ангулемскому это уже все равно не поможет.

– А вы, генерал Бьорн, тоже так думаете? – спросило Филипп.

– Пока мы идем хорошо, ваше величество, скоро и без надрыва. Если кони уставать начнут или пехота станет носом клевать – дадим им отдохнуть.

– Да что же они не смотрят! – воскликнул король, указывая на соскользнувшее с тележной оси колесо. Воз завалился набок, в воду полетела поклажа, а возница с перепуга принялся хлестать лошадь.

Выручили пехотинцы, они достали колесо, вытолкали охромевшую телегу, и переправа возобновилась.

– А вот и королева! – воскликнул генерал Бьорн, завидев карету с королевскими гербами. Он скинул шлем и принялся салютовать мечом, его примеру последовали находившиеся рядом офицеры.

Филипп вздохнул. Ему не нравилось, что его мать, несмотря на возраст, остается не только предметом почитания подданных, но и подчеркнутого внимания и обожания всех мужчин-придворных.

Король не хотел, чтобы королева-мать отправлялась с ним в поход, но она настояла – Анна Астурийская умела говорить убедительно. И вот она здесь в дорожной карете с тремя фрейлинами, а еще с двенадцатью служанками, четырьмя пажами, тремя лакеями и шестью возами «с самым необходимым».

– Королева! Королева! – пронеслось по рядам промокших пехотинцев, и они стали торопливо сметать с себя грязь и тину – ну как ее величество выглянет из окна, а они в таком непотребном виде. Нехорошо.

Наемники-рейтары, хоть и не являлись подданными Рембургов, отсалютовали мечами карете Анны Астурийской, а их сотник ухитрился поднять на дыбы уставшую лошадь, лишь бы как-то выделиться.

Филипп покосился на де Шермона, тот не сводил взгляда с занавески, надеясь увидеть королеву, если она выглянет поприветствовать сына.

– Ну уж ты-то, мой друг… – осуждающе произнес Филипп.

– Что, ваше величество?

Пойманный врасплох, де Шермон принялся разбирать лошади гриву.

– Ей уже пятьдесят лет, – еще тише добавил. Филипп. – Я могу понять генерала Бьорна, у него никого нет и он в возрасте, но ведь ты молод, красив, у тебя прекрасное положение при дворе – ты лучший друг короля, де Шермон! Любая женщина упадет тебе в объятия.

– Мне не нужна любая… Ну то есть иногда они начинают надоедать. Вы же знаете, как прилипчивы эти графинечки с северо-востока, ваше величество.

– Да уж знаю, – улыбнулся Филипп.

На северо-востоке королевства земельные владения дворянства были небольшими, и дочки тамошних хозяев пускались на любые ухищрения, лишь бы попасть во дворец и найти себе богатого и влиятельного содержателя.

– Ваше величество, смотрите – гвардейцы из авангарда! – указал на всадников один из майор-баронов.

Гвардейцы спускались к реке, поддерживая лазутчика, которого от скачки сильно растрясло.

– Что такое, кто это? – строго спросил Филипп, выезжая навстречу.

– На дороге подобрали, ваше величество! – прокричал гвардеец, вытирая перчаткой пот. Несмотря на начало весны, погода стояла летняя.

– Как подобрали? Ты кто?

Второй гвардеец открыл флягу и щедро полил голову раненого водой. Тот встряхнулся, словно собака, обдавая брызгами и короля, и де Шермона, но никто не стал обижаться, видно было, что дело нешуточное.

– Ваше величество! Не смогли мы пробиться – один я вырвался, остальных ангулемские порубили.

– Так ты лазутчик? – начал понимать король. Уходившая на задание сотня состояла сплошь из добровольцев, отличных стрелков и крепких рубак, на которых он опирался в войне за трон, а этот – последний, был бледен и едва держался в седле, его рукав был окровавлен.

– Лазутчик, ваше величество, из сотни Рудгера.

– Почему не получилось – расскажи!

– Поначалу все было хорошо, мы и просеку в балке вырубили, чтобы пролететь как по тракту… Так и пролетели мимо заслонов… Шатер издалека было видно, и десяток гвардейцев, что пытались нас задержать, мы легко смяли. Потом за нас полусотня «зацепилась», да так терзать стали, что Рудгер крикнул, чтобы все, кто мог, к шатру скакали. Вот и прорвались десятка четыре… я-то еще раньше упал, но все видел. Наши из арбалетов ударили, но герцога гвардейцы пешие закрыли и эти, в шляпах…

– Гизгальдцы, – подсказал генерал Бьорн.

– Так точно! Многие ранеными попадали, но устояли и удар наших трех дюжин приняли. Как в стену, ваше величество… гвардейцы с пиками – в каре, не подступиться. Тут уже и конные в тыл ударили, и дело кончено было… Я подхватился да на попавшуюся лошадь прыгнул, со мной еще один ушел, по той же балке проскочили, но он на дорогу уже мертвый выехал.

– Генерал, распорядитесь, чтобы его в обоз отправили, к костоправам.

– Разумеется, ваше величество.

Король выбрался из седла и оставил лошадь конюшенному, де Шермон последовал его примеру.

– Жаль сотню, – признался Филипп. – Люди были – один к одному, проворные.

– Гвардейцы Ангулемского оказались проворнее.

– То-то и оно. – Король вздохнул, поправил ножны с тяжелым боевым мечом. – А вот с графом Паристо вышло и с братьями фон Кордерами.

– Не всегда такое удается, – успокаивающим тоном произнес де Шермон и покосился на карету королевы.

Она остановилась шагах в пятидесяти, и подбежавший к окну лакей выслушивал какие-то распоряжения королевы.

– Мы разобьем его в открытом бою, ваше величество, у нас превосходство в силе.

– В этом я не сомневаюсь. Мои мысли уже далеко, за границами герцогства.

– Придет время, доберемся и далее, – согласился де Шермон. – Может, и к дистанцерии руки протянем.

– Меня больше влечет юг, – признался Филипп. – А столицу я думаю перенести в Ливен.

– Вы ведь грозились сжечь его, ваше величество, – усмехнулся де Шермон.

– Сжечь – это пустое. Ливен крупный и богатый город, хорошая опора для броска на юг… Хотя, будь у меня два Ливена, один бы я точно сжег.

Король резко обернулся и заметил, что де Шермон смотрит в сторону кареты королевы.

– Это невозможно, де Шермон! Ты поставил целью всерьез рассердить меня?

– Нет, ваше величество, вы же знаете, как я ценю ваше расположение, – с улыбкой ответил королевский приятель и низко поклонился.

– Ах мерзавец, – покачал головой тот и направился к лошадям. Армии следовало продолжать движение.