Текст книги "Черный Клан. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Алекс Градов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

 Глава 27
 ПОПЫТКА ВОЗВРАТА

 О последующих трех с половиной неделях рассказывать, в общем, нечего – кроме того, что это было худшее время в моей жизни.

 Первые дня два-три я прожил на энтузиазме – полный энергии, гордый и довольный своей решительностью отбросить все змеиное, что так тщательно взращивал в себе с самого начала весны. Я постарался выкинуть из головы Грега с компанией, равно как и белого змея с его двуличным хозяином, и начал активно восстанавливать нормальные человеческие связи, которые совершенно забросил со всеми этими трансформациями. Друзья, родители, работа… В свое время меня удивляло, как легко я от этого отказался. А теперь – как просто оказалось вернуться.

 Но я ошибался. Ох, как я ошибался! Обманчивая легкость остановленного превращения оказалась просто-напросто посттравматическим шоком. Так тяжелораненый вначале не испытывает боли.

 А потом началось.

 В один прекрасный день, продолжая по инерции чему-то радоваться, я вдруг осознал весь ужас моей ситуации. Не будет превращения, не будет волшебства. Не будет Той Стороны. Не будет больше ничего стоящего в жизни. У меня отныне нет будущего.

 Все кончено.

 И тогда все, чем я теперь пытался наполнить свое повседневное существование, в одночасье потеряло смысл. Буквально все, что занимало мои интересы в прежней жизни, обесценилось. Мир, ставший пустым, потерял основу и теперь разваливался, и что-то начало разрушаться во мне самом.

 На улице набирала силу весна, дни стояли идиотски солнечные и теплые, но радостное пробуждение природы казалось мне жестокой насмешкой над дымящимися руинами, в которые превратилась моя жизнь. Оттаявший, подсохший, слегка зазеленевший городской пейзаж, который я всегда так любил, сейчас был для меня страшен, напоминая надуманно-оптимистичный финал какого-нибудь пост-апокалиптического романа. Первая нежная весенняя зелень казалась ядовитым полуразумным мхом-мутантом. Как намек на то, что все необратимо поменялось, и ничего хорошего уже точно не предвидится.

 «Вот такое весеннее настроение, – мрачно думал я вечерами, плетясь с опостылевшей работы среди ненавистной зацветающей черемухи. – И это солнце… И пыль летит… Вся зимняя грязь на виду. Скорее бы уж трава выросла! А лучше – чтоб все снегом засыпало! Навсегда!!!»

 И на фоне всего этого локального апокалипсиса, словно неугасимый нефтяной факел, днем и ночью, не давая покоя, полыхало одно-единственное желание.

 Завершить превращение.

 Но именно оно было совершенно невозможным.

 Потому что я ни на миг не забывал, какой ценой оно должно быть закончено.

 Естественно, первое, что я сделал, приняв решение, – позвонил Ленке и сказал, что передумал и Ваську забирать не буду. И вообще, в ближайшее время общаться с ней не смогу категорически. Сколько именно? Ну, месяц… два…

 «Сколько выдержу», – мысленно ответил я.

 Об этом я думал постоянно. А сколько я и впрямь выдержу?

 Да – слово «ломка» лучше всего характеризовало мое состояние. С каждым днем внутри меня нарастала боль. Она не возникала в каком-то конкретном месте, я даже не мог определить ее причину. Я сам был этой болью, и она могла исчезнуть только вместе со мной.

 «Ничего, – уговаривал я себя. – Надо просто перетерпеть. Скоро все пройдет».

 Однако пока ничего не проходило, а только становилось хуже. Невероятным усилием воли мне некоторое время удавалось вести внешне нормальную жизнь. Но вскоре началась натуральная депрессия. Прежние припадки мрачности были просто цветочками по сравнению с ней. Появилось глубокое, прямо-таки физиологическое отвращение ко всему. К работе. К людям. К еде. По утрам не хотелось просыпаться. По ночам мучила бессонница – или, наоборот, снились такие кошмары, что впору в самом деле задуматься о наркотиках. Кровавые сны об убийствах, с чудовищными подробностями. Что самое жуткое – я ими наслаждался, не испытывая к своим жертвам ни малейшей жалости. Словно изгнанный мною змей переселился в сны и там резвился, заодно понемногу подтачивая мою решимость.

 А еще были сны про Ваську, и после каждого я чувствовал себя таким разбитым и обессилевшим, будто всю ночь сражался со стаей вампиров, причем в итоге они победили и высосали из меня почти всю кровь, оставив чуток на следующий раз.

 Вначале главным сюжетом этих снов была, разумеется, змеиная охота. Декорации каждый раз менялись, но кончалась она неизменно одинаково – обедом (или ужином). Такие сны я научился обрывать, просыпаясь, как только видел, к чему опять идет дело. Но недолго мне пришлось радоваться мелкой победе. Это напоминало игру в одни ворота, и единственным способом ее выиграть было бы не спать вовсе. Мне перестала прямолинейно сниться охота. К неизбежному финалу теперь вела любая, самая безобидная и занимательная история…

 …тесная, загроможденная комната, рассмотреть которую мешает полумрак. Свет, причудливо меняя цвета, с трудом сочится сквозь витражные окна в свинцовом переплете. Темные балки нависают под потолком, с балок скалятся зубастые звериные морды и щерятся пестрые смешные маски. Мозаика на полу изображает полуголого античного бога, вроде Асклепия, – в одной руке у него чаша, в другой змея, на глазах повязка. Стен не видно за деревянными стеллажами. А в них – ящички, мешочки, склянки, медные сосуды, свитки, книги, бутылки…

 Помещение пополам разделяет прилавок. Он тоже завален книгами и уставлен банками. Плоский прямоугольный ящик, прикрытый чистым полотенцем, стоит отдельно.

 Здесь пахнет пылью – и травами, сильно, приторно, но приятно. Никогда не был силен в ботанике, но узнаю запах мяты, лекарственной ромашки, шалфея. И еще какой-то очень-очень знакомый, приторно-сладкий. Ах, да – лекарство от кашля! Корень солодки.

 Это всего лишь аптека.

 А вот и продавец – вышел из сумрака мне навстречу, вытирая руки о полу халата. Белобрысый, тощий, длинноносый парень с хитрыми глазами. Патлы перевязаны веревочкой вокруг лба, а потрепанный халат покрыт такими подозрительными пятнами, что невольно закрадывается сомнение – а что он в нем делал? Варил варенье, разводил краску или просто кого-то зарезал?

 – Здравствуйте, господин! – восклицает парень, угодливо кланяясь. – А у нас сегодня завоз! Очень вовремя заглянули! Вы первый – стало быть, вам и сливки снимать!

 – Какие еще сливки?

 – Редкий товар!

 Аптекарь оглянулся и, приглушив голос, сообщил:

 – Змееныш! Только вчера поймали…

 Тут я насторожился, но опоздал: он жестом фокусника сдернул полотенце с плоского ящика.

 – Вот! Все свежайшее! Только что закончил разделку и сортировку. Выбирайте!

 На первый взгляд, ничего особенного под полотенцем нет: тот же набор жестянок, баночек и пробирок, что на полках. Только к каждой прикручен кусочек пергамента, видимо, с инструкцией и ценником. А в баночках…

 – Что это?!

 – Как что? Змееныш! Препарированный, естественно. Наилучшее сырье для производства зелий и амулетов…

 Желудок подскочил в горлу. Меня провели. Это опять сон про Ваську.

 Вот она, прямо передо мной. Только по частям.

 – Выбирайте, господин, – самодовольно говорит аптекарь.

 Чувствуя, что вот-вот рухну в обморок, спрашиваю то, о чем думаю:

 – Как собрать ее обратно?

 Но аптекарь воспринимает мой вопрос вполне нормально. Только слегка приподнимает белесые брови.

 – Зачем? А, вы предпочитаете работать с собственным сырьем… Так сказать, полностью контролировать процесс… Ну тогда, если вам нужен живой змееныш, так сказать, в комплекте, то вам, несомненно, подойдет вот это…

 Он протягивает руку, некоторое время в раздумье шевелит пальцами в воздухе и достает из плоского ящика небольшую круглую склянку с узким горлышком. Внутри в какой-то тягучей жидкости плавает голубой глазик.

 – Недешевая штука, но она того стоит. С ее помощью вы найдете сколько угодно змеенышей. Правда, их надо еще поймать…

 Я молчу, скрипя зубами. Аптекарь, не чуя опасности, продолжает самозабвенно рекламировать товар.

 – …кроме распознавания сородичей в любой толпе, обладает множеством полезнейших магических свойств! Глаза змеенышей крайне эффективны для скрытого наблюдения: подкинуть в мастерскую конкурента, спрятать в спальне жены… Ну и по мелочи – отводят сглаз и снимают некоторые виды порчи; видят под мороком любой сложности кикимор и дымных демонов; соответствующим образом заговоренные, годятся для приворота и отворота. Так же просто и эффективно, даже без специальных заклинаний, выводят из запоя. Достаточно незаметно подбросить этот симпатичный глазик в стакан пациента. Он всплывает, подмигивает и говорит…

 Я хватаю аптекаря обеими руками за патлы и изо всех сил бью лицом о прилавок. Удар, хруст стекла, дикий вопль…

 Тишина.

 Проснувшись, я долго пытался понять, сошел ли я с ума или еще нет.

 Решил, что это уже не имеет никакого значения.

 На вторую неделю я затосковал. Отвращение к миру сменилось апатией. Мир существовал где-то сам по себе, а я блуждал в тумане, равнодушный ко всему. Однажды я вспомнил предупреждение Грега насчет того, что попаду в дурдом, если захочу выйти из игры раньше времени, но даже не огорчился по этому поводу. Мне стало все равно, что со мной будет.

 Кто я, в конце концов, такой, в чем моя ценность? Если вычесть змея, что от меня останется? Жалкая, ничтожная личность. Неудачник. Слабое звено. Мне уже двадцать два, а чего я достиг? Бестолковая, никому не нужная работа и неудавшаяся личная жизнь. Лучшие годы позади. И зачем такому ничтожеству жить на земле? Вдобавок все начало валиться из рук. Я спотыкался на ровном месте и проваливал самые простые поручения на работе. Казалось, я обуза для мироздания, и оно скоро меня отторгнет.

 Наконец у меня возникла странная уверенности что я проклят, и всем, кто со мной соприкасается, тоже будет плохо. Позвонил Кирилл, предложил встретиться, выпить пивка… Я отказался, не дослушав. И заявил, чтобы он мне вообще больше не звонил. Нормально? А меня даже совесть не мучила. Потому что казалось – если я буду и дальше с ним общаться, то навлеку на него несчастье.

 Но Киря, вместо того чтобы обидеться, разволновался и принялся назойливо выспрашивать, что у меня стряслось. Едва отделался от него, заявив, что болен и не могу разговаривать. Потому что нет ни голоса, ни сил, и вообще засыпаю на ходу.

 Киря попрощался со мной, не скрывая тревоги.

 А я и в самом деле был нездоров.

 То ли из-за снов, то ли от всего сразу, я все время чувствовал себя полудохлым. Под глазами залегли синяки. Уставал от малейшей нагрузки. Просыпался в поту, даже если не снилось ничего страшного.

 Тетки на работе спрашивали, не малокровие ли у меня, и пытались подкармливать домашней выпечкой. Я отбивался, как мог, потому что аппетита тоже не было. Весь день клевал носом, мечтая, как доберусь до постели. А по ночам не мог уснуть или мучился от кошмаров.

 Среди этого безбрежного упадка я вдруг поймал себя на мысли, которая меня потрясла. Я понял, что испытываю искреннюю радость, думая о смерти. Несмотря на периодические припадки депрессивных настроений, суицидальных мыслей у меня прежде не бывало никогда.

 «Неужели так оно и происходит? – с любопытством думал я, прислушиваясь к себе. – Неужели я в самом деле однажды соберусь покончить с собой?»

 Не знаю… Но при мысли о смерти у меня даже отступала депрессия. Порой я ужасался своим намерениям, но чаще упивался ими. Пожалуй, это было бы наиболее радикальное решение всех моих проблем.

 Незаметно закончился апрель, промелькнули майские праздники. Газоны усыпало солнышками одуванчиков, возле парадной благоухал куст сирени, девушки переоделись из курток и джинсов в юбки и сандалии… Даже наши институтские тетушки как-то посвежели. Только я один как будто застрял в прошедшей зиме. Мое беспросветное прозябание и жизнь остальной вселенной устремлялись в разные стороны, расходясь все дальше. Мир стал плоским, серым и бесцветным, как газетная фотография. «Из трехмерного он стал двухмерным, – подумал я однажды. – Значит, скоро свернется в точку. Ну и хорошо».

 Одним солнечным майским утром я долго валялся в постели, вяло пытаясь придумать, зачем мне жить дальше. За окном по небу бежали облака. Несколько раз начинал звонить телефон, но я не отвечал на вызовы.

 Так и не найдя ни единой причины шевелиться, я решил пролежать весь день в кровати. И тут раздался звонок в дверь.

 Вставать было лень. А от мысли о том, сколько сил придется потратить на общение, я окончательно ослабел и решил притвориться, что меня нет дома.

 Но кто-то упорный все трезвонил и трезвонил.

 Минут через пять мои уши так устали от этого звона, что я вылез-таки из кровати и поплелся в прихожую. Открыл дверь и утомленно закатил глаза вместо «здрасте». За дверью стоял Кирилл.

 Так и знал, что он притащится! Накануне он снова звонил и так замучил меня расспросами о здоровье, будто я записывался к нему на прием. Вот и теперь – не успел войти, а уже буравил меня пристальным профессиональным взглядом.

 – М-да, – сказал он наконец. – И давно это у тебя?

 – Что – «это»? – буркнул я.

 – А ты себя давно в зеркале видел?

 – А у меня нет зеркала. Разбил… нечаянно.

 Тут у меня закружилась голов а, и я незаметно оперся плечом о стену.

 Точнее, это мне казалось, что незаметно. Киря изменился в лице, подхватил меня и практически дотащил до постели.

 – Что ж ты так? – воскликнул он с укором. – Посмотри, до чего себя довел! И молчит! Давно это у тебя?

 – Недели две уже.

 – Так и думал, – сердито сказал он. – Я еще в тот наш разговор подумал, что у тебя что-то серьезное. Голос мне твой очень не понравился… Лечишься? А, что я спрашиваю? Конечно, нет! Ну-ка, снимай футболку…

 И Киря учинил мне форменный медосмотр. Оказывается, он и стетоскоп с собой приволок, и тонометр, и даже градусник. Выслушал меня, померил пульс и давление, зачем-то помял живот… Потом снова принялся допекать меня вопросами. Правда, теперь было легче: он перечислял симптомы, а я кивал. Практически все им перечисленное – слабость, бессонница, потеря аппетита, боли в суставах – у меня было.

 – Голова в последнее время не болит?

 – Ты уже спрашивал. Болит.

 Киря взглянул на градусник, встряхнул его и убрал в сумку.

 – Температура субфебрильная. Давно держится?

 – Давно, наверно. Не знаю, я ее не измерял…

 Ощупав мои лимфоузлы, Кирилл нахмурился и снова было начал что-то спрашивать. Потом что-то увидел, и у него расширились глаза.

 – Откуда синяки? Часто падал в последнее время?

 Я опустил глаза и удивился. И впрямь – множество мелких синяков под кожей, будто меня кто-то щипал.

 – Вроде не падал. Как-то сами собой появились.

 Киря совсем помрачнел.

 – Надо сделать анализ крови! – заявил он.

 Я рухнул в постель и закрыл глаза.

 – На фиг. С места не сдвинусь!

 – Спокойно. Сам сделаю. Я тут взял на всякий случай…

 Я приоткрыл один глаз и с удивлением увидел, как Киря извлекает из сумки одноразовый шприц, перчатки и несколько стеклянных трубочек с затычками.

 – Ну ты подготовился!

 – Протяни руку.

 Я хотел было его послать, но меня одолела такая апатия, что я позволил делать с собой все, что угодно. Даже взять кровь из вены и разлить ее по пробирочкам.

 После чего Киря наконец убрался восвояси. Правда, к сожалению, пообещал прийти завтра с результатами.

 На следующий день меня спозаранку разбудил звонок. В трубке раздался голос Кирилла. Я его вначале даже не узнал.

 – Даже не знаю, с чего начать, – запинаясь, сказал он. – Ты, главное, не пугайся… У тебя в семье нет никаких наследственных болезней крови?

 – Вроде не было. А что?

 – Нет? – обрадовался Киря. – Это хорошо. Знаешь, я, пожалуй, заскочу к тебе вечерком и еще раз возьму кровь…

 – Что ты там нашел? – со слабым любопытством спросил я.

 – На самом деле, такого просто не бывает. Понимаешь, лейкоциты…

 Он зашуршал бумажкой и начал сыпать цифрами и медицинскими терминами.

 – Гемоглобин… Выраженная тромбопения… А эритроциты вообще…

 – С такими не живут? – пошутил я.

 – Да, не живут, – серьезно ответил он. – Их фактически нет.

 – Странно. А месяц назад был вполне здоров…

 – Так я и думал, – мрачно подтвердил Киря. – Картина, Леха, складывается нехорошая. Внезапное падение числа эритроцитов и тромбоцитов, в сочетании с подобными симптомами, может означать только одно…

 – Что?

 – Лейкемию, – сообщил Киря загробным голосом. – Рак крови.

 – Понятно, – озадаченно сказал я, не зная, как полагается реагировать на подобные новости. Воспринял я их совершенно спокойно, будто Киря говорил не про меня. Все чувства как-то отупели.

 – И сколько месяцев мне осталось жить… поэтому твоему анализу?

 – Нисколько.

 – Совсем? – тупо уточнил я.

 – Тут даже не на недели счет, а на дни. Ты должен уже вообще лежать и не вставать.

 – Так я лежу и не встаю.

 – Слушай, погоди! Это какой-то бред. Так стремительно даже лейкозы не развиваются. Я приеду и переделаю… Наверняка это ошибка…

 – Нет ошибки, – пробормотал я.

 – Что?

 – Неважно. Ладно, я устал, пока…

 Закончив разговор, я вернулся в кровать, натянул одеяло до подбородка и подумал, что надо бы впасть в отчаяние. Но вместо этого начал неудержимо хихикать.

 В глубине души я с самого начала подозревал, что чем-то таким дело и кончится. Я задавил в себе змея, в которого превратился уже процентов на девяносто. На оставшиеся человеческие десять большой надежды не было. Но у меня почему-то было ощущение, что я все-таки переиграл эту тварь.

 «Ну что ж, – сказал я себе, – игра шла по высшим ставкам. Не Васькина жизнь – так моя. Зато удалось остановить превращение. И умру я человеком, а не хищником-людоедом. И Васька будет жить».

 А потом я безмятежно уснул, впервые за много дней.

 Глава 28
 МОРСКОЙ ЗМЕЙ

 Сквозь сон я услышал звуки какой-то возни. Шорох… Стук…

 Сел, как подброшенный пружиной, распахнул глаза. Огляделся.

 Под авокадо маячило что-то темное и прямоугольное. Рейки бортов… Высокая спинка… Детская кроватка?

 Так! Опять начинается! Только глюков мне не хватало!

 Но раздавшийся в темноте хнычущий звук отшиб все попытки мыслить рационально. Я вылез из кровати, крадучись подошел к дереву и осторожно заглянул в кроватку.

 Снизу на меня смотрели два светящихся желтых глазика.

 Я застыл, вцепившись руками в бортик. Змееныш оскалил очень приличные клыки, заворчал, припал на брюхо и метнулся вверх, целясь мне в лицо. Я перехватил ее уже в броске и несколько секунд держал на весу, не давая царапать меня когтями и хлестать хвостом.

 Надо убить его сейчас, пока он маленький. Это было ясно как день.

 И голод тут абсолютно ни при чем.

 Просто иначе, когда она вырастет, то убьет меня!

 Я стиснул пальцы…

 За спиной мобильник разразился мелодией будильника.

 Как же меня достали эти сны!

 Проснувшись, я несколько минут ругался, отводя душу. Потом встал, пошел на кухню, поставил чайник. Как ни странно, я чувствовал себя гораздо лучше, чем накануне.

 Казалось, доподлинно узнав о скорой гибели, организм встряхнулся и собрался с силами в ожидании… Чего?

 Я чувствовал – нечто назревает.

 Я не знал, что именно, но шкурой ощущал приближение неприятностей. Все равно что догадываться о приближении грозы, видя сизые тучи в зарницах на горизонте.

 Еды в доме не было. Жалко, что Киря вместо шприца и стетоскопа не догадался принести пачку пельменей. Порывшись в холодильнике, я нашел заплесневелый кусок сыра, срезал с него плесень, положил на черствую хлебную корку, запил этот дивный бутерброд позавчерашним чаем. Интересно, от чего я загнусь быстрее – от лейкоза или от отравления?

 Провел рукой по лицу – так, надо бы побриться. А зеркала-то и нет.

 Я выудил из мусорного ведра самый крупный осколок. Посмотрелся в него. М-да… Киря был прав. Жалкое и жутковатое зрелище. Я выглядел как тяжелобольной человек, каким, собственно, и являлся. Казалось, за неделю постарел лет на пятнадцать. Под глазами темные круги, русые волосы повисли сосульками и стали какими-то серыми. Скулы заострились, в углах рта пролегли глубокие складки. Вдобавок весь в мелких синяках, как в трупных пятнах.

 Красавчик Алекс? Ха! Натуральный зомби!

 Быстро лечь в постель и лежать там тихо, готовясь ползти на кладбище!

 Но в постель не хотелось. Скоро належусь, куда спешить? Говорят, у чахоточных больных перед смертью наступает всплеск активности. Я мрачно заглянул в осколок. Точно – и глаза блестят, как у чахоточного. Погребальным огнем.

 Я знал, что это за огонь. Он так и горел во мне, тот нефтяной факел. Змей внутри меня отнюдь не собирался сдаваться и умирать вместе с телом. Он питался мной, пытаясь дотянуться до настоящей пищи и, наконец, переродиться.

 Похоже, моя борьба с темной стороной входила в финальную фазу.

 Когда я заканчивал глодать бутерброд, зазвонил телефон. Плохие предчувствия сразу усилились многократно. Я взял телефон – и точно. Звонила Ленка.

 Те мелкие чудеса, которые всегда сопутствовали моей жизни, никуда не пропали. Только поменяли вектор и теперь превратились в крупные неприятности.

 – Лешенька, привет, – заискивающе промурлыкала бывшая. – Ты уж прости, очень неловко тебя дергать, но ситуация у нас реально безвыходная. Ты ведь нас выручишь?

 – Что случилось? – мрачно спросил я.

 – Надо сегодня забрать Ваську из сада. И посидеть с ней до девяти.

 Меня словно кипятком окатило. Жгучая смесь ужаса и радости. Наконец-то!

 Я хотел отказаться, под предлогом болезни, – тем более это было правдой, – но вместо этого спросил:

 – А что, больше некому?

 – Некому, – вдохнула Ленка. – Так уж совпало: обе бабушки болеют, я не могу, Герка работает допоздна. Ну, пожалуйста!

 Я прикусил язык, чтобы не крикнуть: «Да!!!» А Ленка, неправильно истолковав мое молчание, все уговаривала меня сделать то, чего я и так хотел больше всего на свете.

 – Но мне ее не отдадут, – из последних сил сопротивляясь, сказал я. – Они там в саду меня не знают.

 – Отдадут. Я уже позвонила и предупредила, что ее отец заберет. Ведь заберешь?

 Я больше не смог придумать ни единого возражения. Губы сами сказали:

 – Ладно, заберу.

 – Лешенька, ты прелесть!

 Ленка что-то еще говорила… Я уже не слушал. В голове билась одна мысль: «Все пропало…»

 Не знаю, кто и как это подстроил. Но я точно знал – если Васька сегодня окажется у меня, то случится что-то страшное.

 Я прошелся по комнате, держа в руке телефон.

 Похоже, придется забыть о гордости и просить о помощи.

 Предел своих возможностей я осознавал очень четко. Один я не справлюсь. К сожалению, я умираю недостаточно быстро. Могу не успеть прежде, чем меня возьмет под контроль живущая внутри тварь.

 Я быстро пролистал список контактов в мобильнике, разыскивая номер Ники.

 И не нашел его.

 Прокрутил еще раз… Попытался найти номер Валенка – с тем же результатом.

 Все номера стерлись.

 Значит, от меня отказался не только Грег! Его прихвостни тоже меня бросили!

 Я шваркнул телефон об пол, растоптал его в припадке ярости и тупо уставился на ошметки, чувствуя себя так, будто это меня сейчас растоптали и выкинули. Компания моральных уродов! Как они могли так поступить со мной?! Мне хотелось уничтожить их, убить своими руками. Будь они все прокляты! Зачем я их вообще встретил?!

 Ненавижу их! Вот сейчас пойду, заберу из сада Ваську, а потом найду Грега и…

 Стоп, стоп! При чем тут Васька?

 Я опомнился. Выровнял дыхание серией глубоких вдохов и выдохов (все-таки кэндо – полезная штука). Успокоившись, нашел в ящике старый затрепанный мобильник, переставил туда симку из растоптанного. Ярость ушла, осталось только отчаяние. Я даже сам не подозревал, как сильно в глубине души рассчитывал на их поддержку.

 Ну что ж – вот теперь точно остался один вариант.

 Я вышел на улицу и пошел куда глаза глядят, словно стеклянной стенкой отделенный от весеннего, шумного мира. На перекрестке Липовой и Савушкина я увидел подъезжающий к остановке трамвай. Это был тот самый маршрут, на котором я встретил Ники. Не раздумывая, я вскочил в трамвай и против воли с надеждой оглянулся, но почти все пассажиры вышли возле ЦПКиО. Тогда я сел и уставился себе под ноги. Мне было решительно все равно, куда он едет.

 Трамвай завез меня чуть ли не за город. На кольце пришлось выйти. Я спрыгнул на нагретый солнцем асфальт и ощутил дуновение морского воздуха. Через дорогу, за новенькой решеткой простирался парк Трехсотлетия Петербурга – зеленая полоса, усаженная молодыми деревцами. Между ними по дорожкам чинно прогуливались мамаши с колясками. Далее до горизонта голубел Финский залив.

 Я пересек парк и вышел на пляж. Солнце жарило прямо по-летнему, но ветер дул холодный и резкий, а на горизонте над Васильевским островом наползала на край неба туча. На пляже загорало множество народу, но никто не купался.

 Интересно, успею ли дойти до глубины, прежде чем схватит судорогой?

 «Фигня! Я и раньше купался на майских, а сейчас вообще тепло. Так, окунусь и выйду», – сказал я себе, раздеваясь.

 Внутренний голос помалкивал. То ли верил словам, то ли не верил в твердость намерений.

 Я разделся, сложил одежду в аккуратную кучку, чтобы потом, когда ее найдут, было не стыдно перед ментами. Не спеша выкурил сигарету. И на глазах у восхищенной публики вошел в воду.

 Вода в самом деле была ледяная, как ей и положено в середине мая, но не до такой степени, чтобы сразу окоченеть. В любом случае, пока зайду хотя бы по пояс, успею к ней привыкнуть.

 Финский залив не просто мелкий, а очень мелкий, особенно в той его части, которая справедливо прозвана Маркизовой лужей. Теоретически его можно перейти вброд. Так что, честно говоря, это было не купание, а прогулка. Я шагал и шагал по колено в мутной воде.

 Парк Трехсотлетия остался далеко позади. Туча наползла на полнеба, грозно синея. Дно понемногу опускалось; вода стала по пояс, потом по грудь… Я отошел уже километра на два от берега. Вдруг дно резко исчезло из-под ног.

 Я вынырнул, отплевываясь и пытаясь понять, в чем дело. Потом заметил впереди красные бакены. Ага. Фарватер. Он прорыт специально, для больших кораблей.

 Вот и хорошо, решил я. Дальше поплыву.

 Я пронырнул под водой метров на пятнадцать, а когда вынырнул – увидел, что в мою сторону движется корабль. Вначале я не обратил на него внимания, но он приближался как-то слишком быстро. Когда я разглядел его, то понял, что у меня серьезные проблемы.

 Это была не обычная баржа и не паром до Кронштадта, а здоровенный, многопалубный круизный лайнер. И он пер со страшной скоростью прямо на меня.

 Я прикинул его скорость, помножил на расстояние и понял, что времени не хватит. Вариантов было два – сразу вниз или все-таки назад. И я ломанулся назад, наперегонки со смертью. Лайнер уже закрывал небо, гоня перед собой водяной вал. Низкое гудение его двигателей заставляло меня красочно представлять, как меня затягивает под борт и наматывает на винты…

 Умирать резко расхотелось. Нет, только не так!

 Ни разу прежде я не плавал так быстро. Во мне проснулись неизвестные раньше резервы силы. Я чувствовал себя в воде просто дельфином. Или китом. Или морским змеем… Длинное чешуйчатое тело скользило в волнах, как будто они для него созданы. Лайнер остался позади, а я все плыл, быстро и с наслаждением. Вода стала легка, как воздух, она то послушно расступалась передо мной, то бережно подхватывала и бросала вверх. Жаль, тут не разгуляешься – и мелко, и мутно, да еще этот раздражающе шумный и вонючий лайнер гудит и вибрирует так, что аж клыки сводит!

 Я описал круг и повернул обратно, чтобы устранить надоедливый источник грохота и отработанной солярки. Едва ли тут хватит глубины, чтобы утопить его целиком, но хотя бы переверну его на фарватере – отличная выйдет шутка!

 «Но там же люди!» – пискнуло внутри жалкое двуногое ничтожество, по недоразумению носящее одно со мной имя.

 – А мне-то что до них? – расхохотался я.

 На душе стало весело и свободно. Никаких самоограничений! Что хочу, то и делаю!

 Я подплыл к борту лайнера и боднул его головой ниже ватерлинии. Под водой раздалось гулкое «бумм!», словно кто-то ударил в большой колокол. А здоровенная штука, этот лайнер – едва покачнулся! А ну-ка сейчас ударю с разгону!

 «Не смей!» – запищало это насекомое.

 Я даже удивился, как ему не страшно. Молчало бы уж, не напоминало о себе – глядишь, протянуло бы еще немного. Оно и так было полудохлое, и меня это абсолютно устраивало. Пусть умрет. Оно мне только мешает.

 Пронырнув под лайнером, я отплыл подальше, примериваясь разогнаться и выбирая новую точку для атаки. Но тут мне почудилось, будто меня кто-то окликнул. Я высунул голову из воды, огляделся – кто посмел? – и вдалеке, почти на горизонте, увидел крошечную фигурку, в которой мгновенно узнал Грега. Он стоял у самой воды, подняв руку к глазам, и откровенно наблюдал за мной.

 Лайнер был мгновенно забыт – такая во мне всколыхнулась ненависть к этому предателю. Я плюнул на развлечение, развернулся и со всей доступной скоростью поплыл к берегу, чтобы убить его.

 Берег быстро приближался, до него оставалось не более полукилометра. Я уже видел, что Грег стоит как бы в центре тонкого золотого обруча. Руку он, оказывается, вытягивал в мою сторону и что-то приговаривал при этом. Я насторожился и в тот же миг ощутил, как наваливается слабость и падает скорость. Вода держала все хуже, и становилась все холоднее. Чувство власти над стихией незаметно исчезло. Морской змей медленно и неохотно ушел в глубину. Я тоже провалился вниз, под воду. Вынырнув – точнее, встав на ноги, потому что «глубина» тут оказалась примерно по колено, – я бегом пошлепал к берегу, лязгая зубами от холода.

 До пляжа добрался минут за двадцать. Вылез на берег и упал без сил на мокрый песок. Тело едва слушалось. Тяжелая работа – топить лайнер! Чуть не погубил пару-тройку тысяч человек. А всего-то собирался утопиться сам. Но все же… я не жалел о своем заплыве. Я не мог объяснить словами, но чувствовал – это было не зря. Словно очень важный кирпичик лег в стену или еще один шаг сделан… Куда?

 Когда руки и ноги снова согласились мне служить, я встал и пошел искать свои вещи. Найти их оказалось несложно. Они лежали той же аккуратной кучкой там, где я их оставил, даже мобильник никто не спер. Только песок вокруг был исчерчен таинственными, слабо светящимися кругами и линиями. Рядом с одеждой стоял Грег. Один его вид снова привел меня в такую ярость, что я был готов его убить на месте, было бы чем.

 – Быстро плаваешь, – как ни в чем не бывало, сказал он.

 От такой наглости я не догадался сразу двинуть ему в торец, а выпалил, задыхаясь:

 – У меня же разряд!

 – Алекс, ты полон сюрпризов.

 Я набрал воздуху, чтобы послать его как можно дальше, но тут обратил внимание на перемену в его внешности. На лбу Грега, точно между бровями, появилась странная татуировка – будто прораставшая сквозь кожу золотая восьмилучевая звезда. Не знаю почему, но я чувствовал, что эта звезда как-то связана с его глазами, точнее, с какими-то их функциями. Еще одна татуировка – не разобрать какая, черная, – выглядывала из-за ворота его футболки.