Текст книги "Черный Клан. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Алекс Градов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

 Глава 22
 ГОЛОД

 От завода до дома я добрался на автопилоте. Даже не помнил, то ли ехал на транспорте, то ли шел через лимб, то ли нет… Да, честно говоря, мне было все равно. Под конец интересовало только одно – сохранять вертикальное положение. Как же я устал от этих путешествий по мирам! Хотелось только одного – лечь спать и проспать дня три.

 К ощущению полного упадка сил исподволь добавилась боль. Она зародилась где-то во внутренностях и набегала волнами, скручивая внутренности. Кажется, болели даже кости. Наверно, наркоманы испытывают нечто похожее во время ломки. Я и выглядел как наркоман, когда, шатаясь, подходил к своей парадной.

 Напротив двери стояла «скорая помощь» с работающим мотором.

 В помрачении сознания я подумал было, что это за мной. Такие мелкие бытовые чудеса со мной периодически случались уж давно, и я привык к ним, к тому, что для меня это нормально. Я даже слегка обрадовался, что мне сейчас что-нибудь вколют, и я выпаду из мучительной реальности. Но тут дверь парадной открылась, и я столкнулся с санитарами, которые тащили на носилках старуху. Клоунские рыжие волосы и белое, как обсыпанное мукой, лицо замечательно гармонировали между собой. Изо рта у бабки текла слюна, глаза закатились.

 – Что с ней? – умирающим голосом спросил я санитаров, подпирая косяк.

 – А вы ей кто? – поинтересовался один их них. – Родственник?

 – Сосед.

 – Инсульт у нее, – ответил санитар и бросил на меня быстрый взгляд, как бы решая, не нуждаюсь ли и я в немедленной госпитализации.

 – Это опасно?

 – Как тебе сказать? Жить будет, – буркнул санитар, протискиваясь мимо с носилками.

 – Только хреново и недолго, – добавил второй, нимало не беспокоясь о том, слышит его бабка или нет.

 М-да. Звучало не слишком оптимистично. Но я был слишком обессилен, чтобы испытывать какие-то эмоции.

 На пятый этаж я поднимался минут двадцать, с одышкой, как столетний дед.

 Тошнило и мутило. Голова болела, тусклый свет грязных лампочек резал глаза.

 Я остановился возле двери и долго не мог попасть ключом в замок. Главное – не выронить ключи. Иначе поднять их уже не получится…

 Хотелось только одного – не шевелиться. Болезненные спазмы внутри становились все сильнее.

 «Спокойно, – уговаривал я себя, поворачивая ключ с таким усилием, словно это был колодезный ворот. – Я просто устал. Чертов Дедушка! Как это у него получилось? „Волей…“, чего там дальше? Надо восстановить энергию…»

 Но как? Выспаться. Это в первую очередь.

 Поесть? В холодильнике еще оставался бабкин вчерашний борщ.

 При мысли о нем меня чуть не вывернуло.

 Тело требовало покоя и темноты. Я вошел в ванную, не включая света, и оперся двумя руками о край раковины, чтобы не упасть. Перед глазами все кружилось. Когда приступ прошел, я стал собираться с силами, чтобы включить воду и сунуть под нее голову.

 Холодная вода тонизирует. Главное, не захлебнуться в процессе.

 В сливе блеснули серебряные глазки. Некоторое время домовой (или водяной, кто его поймет) присматривался ко мне. Видимо, понял, в каком я состоянии, вылез наружу и нагло уселся напротив, уставившись мне прямо в лицо. Как бы говоря всем своим видом: «Ну и что ты мне сделаешь?»

 То, что я сделал, удивило меня гораздо сильнее, чем домового. Если он, конечно, успел удивиться.

 Я молниеносно схватил его левой когтистой рукой и закинул в пасть – лишь клыки лязгнули.

 Тот только пискнуть и успел. Дернулся и обмяк, когда его раскусили пополам. По языку в горло потекло что-то горячее, сладкое, мгновенно утолившее скручивающую боль внутри – именно то, что было мне надо!

 Я, наконец, понял, что за боль терзала меня изнутри. Это был просто голод!

 Домовой был съеден за несколько секунд вместе со шкуркой и всеми потрохами. Только пальцы остались выпачканы в какой-то липкой саже. Несколько секунд я брезгливо пытался отряхнуть руки, потом вспомнил, что я в ванной, включил воду и тщательно вымыл их.

 Только тут я осознал, что сделал. Я только что сожрал своего соседа. Причем живьем.

 Никакого ужаса я не испытал. Скорее наоборот. Все, что я думал и чувствовал по этому поводу, можно было свести к одной фразе:

 «Хорошо, но мало!»

 Я облизнулся. Вдумчиво облизал пальцы. Пожалел, что поспешил с мытьем. Огляделся внимательно – нет ли поблизости еще домовых? Вот бы наловить десяток! Спохватился, закрыл глаза, замер и принюхался. Доступное поиску пространство мгновенно расширилось в несколько раз. Я успел поймать слабый след – что-то вроде расходящегося волной ужаса, но, увы – это было все. Ни в квартире, ни по соседству никого съедобного не было. Если и были, то успели удрать и попрятаться. Мелкие гаденыши! Ничего, я до вас еще доберусь!

 Я со вздохом открыл глаза, вышел из ванной и снова направился к двери.

 Всем же известно: если в доме хоть шаром покати – надо пойти на улицу.

 И поискать пищи там.

 Извиваясь, я скользил в пространстве, границ которого и сам не смог бы определить. Где-то выше асфальта, ниже облаков, с возможностью идти в любую сторону – до бесконечности. Полз по лужам, по мокрой мягкой траве, выросшей там, где проходила теплоцентраль, по оттаявшей грязи, в которой шло непрерывное копошение пробуждающихся червей и личинок. То, что я принимал за блики лунного света на асфальте, оказалось пятнами тепла и холода. Я ощущал их кожей, инстинктивно держась ближе к теплу, огибая подтаявшие сугробы, сминая первые цветы мать-и-мачехи. Деревья и кусты окутывала зеленоватая дымка, и я на миг запутался, на каком я свете. Уловил слабый запах свежей травы и на миг замер от страха, вспомнив вход в Нижний мир. Но потом понял – запах настоящий.

 А зеленоватый туман, окутавший деревья, – первая зелень на черемухе.

 «Ведь уже середина апреля!» – вспомнил я.

 В Питер незаметно пришла весна. А мне со всеми этими испытаниями и превращениями было не до перемен в природе. Но сегодня я чувствовал все, я сам был частью всего. Ники была права: лимб – это не особая вселенная и не отдельный слой мира. Это все тот же мир, только воспринимаемый в расширенном диапазоне.

 В новом мире – новый я. В новом теле. На новом уровне.

 Сумрачная зелень дворов осталась позади. Теперь я полз по улице Савушкина – быстро, плавно, изящно, в ореоле почтительного страха. Казалось, что все передо мной затихает, замирает и прячется, и не скажу, чтобы мне это не нравилось. Множество мелких сущностей, вроде покойного домового, шныряло повсюду, разбегаясь с моего пути. Некоторые замирали и затаивались, дрожа. Я спокойно проползал мимо. Это было ниже моего достоинства – охотиться на такую мелочь. Настоящая охота была впереди.

 Справа остался НИИ, где я работал (какое нелепое место! Зачем оно?). Возле трамвайной остановки я притормозил и свернулся кольцом, принюхиваясь.

 Там толпилось довольно много народу. Большинство были мне совершенно неинтересны. Бесцветные, безвкусные, они и стояли как колоды, высматривая трамвай. Но другие… Забавно! Несколько человек, не сговариваясь, отошли от того места, где лежал я, на противоположный конец остановки и сбились там, как стадо баранов, нервно поглядывая в мою сторону. При виде них нутро резко и болезненно скрутило голодным спазмом.

 «Что? – поразился я. – Это… едят?»

 Несколько мгновений я колебался. Потом заполз на раскидистый клен рядом с остановкой и устроился там, задумчиво глядя на столпившихся в кучу граждан.

 В какой-то миг я понял, что выбираю. Пока довольно абстрактно. Добыча не казалась мне слишком привлекательной. Не моя пища. Как пшенная каша… или молодая трава с дождевыми червяками… Есть, конечно, можно – но зачем? М-да… Чтобы насытиться такой пищей, надо сожрать ее очень много! Стоит ли усилий?

 Впрочем, голодному не следует быть разборчивым…

 Не знаю, чем бы закончились мои раздумья… Но с противоположной стороны вдруг повеяло чем-то таким приятным, таким заманчивым и вкусным, что у меня даже потеплело не только в желудке, но и на сердце. Я быстро обернулся и увидел человеческую фигуру, удаляющуюся по улице в сторону «Черной речки».

 Человеческую ли? С виду это был человек. Молодой парень, вроде меня. Но по внутренней сути – что-то совсем другое! Как и я!

 Тут внутренности так скрутило, что я чуть не свалился с дерева. Теряя голову от голода, быстро соскользнул вниз по стволу и быстро-быстро пополз вслед за ним.

 Парень шел быстро – видно, решил не дожидаться трамвая и прогуляться до метро пешком. Я мог догнать его в любой момент, но не спешил, постепенно приближаясь и пытаясь понять, чем он так меня притягивает.

 Ага! Он тоже что-то чувствовал. Все ускорял шаги и даже раз оглянулся. Никого не увидев, вроде успокоился и сбавил темп. Но я с удовольствием ощущал его нарастающую нервозность. Мне хотелось подползти поближе, покружить вокруг него, постепенно сужая круги… Наслаждаясь этой игрой, прежде незнакомой, но такой приятной…

 Или просто броситься и сожрать одним глотком – как недавно домового?

 Но я усилием воли держал дистанцию, чтобы не спугнуть его раньше времени и выбрать наилучший момент для нападения. Дурацкая охота с Валенком научила меня разумному расчету. На сей раз я не хотел никаких проколов. Все должно произойти правильно.

 Любопытно: хотя большинство людей в лимбе выглядели безжизненными тенями, этот парень просто сиял! Его бледное, холодноватое, как свет галогенной лампы, свечение притягивало меня, как фонарь – мотылька, как мороженое – ребенка… На близком расстоянии я начал кое-что понимать. Кажется, дело было в его крови. Что-то такое было в ней необычное, опьяняющее. Не сама кровь как жидкость, но какой-то ее компонент, воспринимаемый как свечение – благодаря которому я, похоже, и видел его в лимбе так четко…

 Думать здраво становилось все сложнее. Перед глазами вдруг возникла картинка-воспоминание. Как сам плелся по этой же улице, перепуганный и дезориентированный, зажимая рукой левый глаз, а вокруг меня кружил невидимый хищник…

 Тогда змей что-то проорал, прежде чем напасть на меня…

 «Кстати, где он? Почему не здесь?» – промелькнула мысль. Валенок давеча говорил, что змей непременно явится посмотреть на мою охоту.

 Мысль о возможном конкуренте вызвала такое бешенство, что у меня слетели все тормоза. Я злобно зашипел и прибавил ходу.

 Пусть только попробует тут появиться! Да я его убью!!!

 Кто посмеет оспорить мое право на добычу?

 Парня я догнал одним броском. Ударил мордой в затылок, сбил с ног, перевернул и алчно запустил клыки в горло.

 А уж потом увидел его лицо.

 Когда я очнулся, то обнаружил, что стою на коленях на тротуаре, а в луже передо мной лежит мой лучший друг Кирилл. Никаких повреждений на его шее я не видел – как и признаков жизни на его лице. Я прижал ухо к его груди, но услышал только стук собственной крови в ушах. Попытался прощупать пульс, но не нашел его. Окинул улицу блуждающим взглядом, готовый бежать за помощью… Куда? К кому?

 В итоге выхватил телефон и дрожащими пальцами нашел нужный номер.

 – Грег! Я тут… кажется, убил человека.

 – Все, – сказал Грег, вытирая руки Кириной футболкой.

 Киря лежал на моем диване, раздетый до пояса и такой же мертвенно-бледный, как на улице. Горло у него было покрыто сине-зелеными синяками, на шее – черные потеки. Но все это было неважно. Главное – он дышал.

 Правда, в сознание он еще не вернулся. Но я все равно не мог прийти в себя от облегчения.

 Весь диван был заляпан пятнами черного цвета, похожими на плевки. Такого же цвета были ладони Грега. Только что на моих глазах он этими ладонями вытянул из Кириного горла уйму зараженной крови. Зараженной, что характерно, моим ядом. Мои замечательные клыки оказались еще и ядовитыми.

 Сейчас, обычным зрением, я не видел ничего, кроме синяков. То, что сделал Грег, напоминало работу хилеров. Но я прекрасно помнил, как выглядело Кирино горло в лимбе.

 Грег отложил футболку и выпрямился. Руки он все еще держал перед собой, слегка на отлете, как что-то горячее. Сквозь кожу ладоней просвечивала еле заметная тонкая золотая вязь. Кажется, растения и клинки…

 Я переступил с ноги на ногу и спросил, рефлекторно приглушая голос, словно боялся разбудить Кирилла:

 – Почему у него такая темная кровь? Из-за яда, верно?

 – Нет. Она просто черная сама по себе. Твой приятель – обычный человек, но кровь в нем очень необычная. Это не кровь человека…

 – Как это? – изумился я, уставившись на Кирю. – А чья?

 Грег пожал плечами.

 – Я бы сказал – твоя.

 Он посмотрел на меня – в первый раз с того момента, как мы притащили Кирю ко мне домой.

 – Вы не родственники?

 – Нет…

 И тут до меня дошло. Кто бы мог подумать, что те несколько капель крови, которыми мы обменялись во втором классе, будут имеет значение!

 – Вот как! – сказал Грег быстрее, чем я успел озвучить свои догадки. – Значит, кровные братья!

 Он что-то пробормотал себе под нос, улыбнулся и уставился на Кирилла с не меньшим интересом, чем я.

 – Даже не представляю, как ему это отзовется в будущем, – сказал он. – Но это очень любопытно! Не теряй его из вида, потом расскажешь…

 – С ним все будет в порядке?

 – Он поправится. И ничего не вспомнит. Самое большее – как потерял сознание на улице, а потом очнулся у тебя на диване. Возможно, он даже будет считать тебя своим спасителем, – добавил Грег, слегка усмехнувшись.

 Я косо взглянул на него.

 – Предлагаешь рассказать ему правду?

 – Нет. Ему незачем это знать.

 – Да он и не поверит, – подхватил я, повеселев. – Он по жизни такой скептик, что если встретит привидение, то скорее убедит его в том, что оно – глюк, чем поверит своим глазам!

 Кажется, обошлось. Все уладилось гораздо лучше, чем я надеялся. Грег не оторвал мне голову. И главное, Кирилл остался жив! Напряжение отпустило.

 Кстати, и того чудовищного голода я больше не чувствовал. Шок от сознания того, что я чуть не убил Кирю, оказался сильнее.

 Либо я успел-таки подкрепиться его кровью…

 – Я упырь, да? – спросил я покаянным тоном.

 – Не то чтобы… – вздохнул Грег. – Ты же не сознавал, что делал. Я сам виноват. Темные твари выпили тебя до капли, а я как-то упустил это из вида… Только и думал о том, как буду разбираться с отцом Вероники. Пришлось нарушить договор, но что я мог поделать? Есть пределы, за которые отступать нельзя. Нет власти без компромиссов – уж кто-кто, а он должен это понимать…

 Я ничего не понял, но и говорилось все это явно не мне. Похоже, предстоящие разборки с загадочным и зловещим отцом Ники и сейчас беспокоили Грега сильнее, чем моя попытка убийства с людоедством.

 – Представляю, как ты был голоден, – сказал Грег, словно вспомнив обо мне. – Голод руководил тобой, а не злоба.

 – Но что мне делать? – спросил я серьезно. – Если это повторится?

 – Я буду следить. Но если тебе снова захочется поохотиться таким манером… Ради твоего же блага… Постарайся остановиться.

 Глава 23
 ДОБРЫЕ ДЕЛА

 История с Кирей произвела на меня сильное и тяжелое впечатление. Кажется, впервые я задумался о том, что ж я делаю? Куда иду? И сам ли иду или попал во власть некоей злой силы? И что эта сила делает из меня?

 Хотя, если вдуматься, все мы от рождения во власти этой силы. Вопрос только один – насколько можно на нее влиять? Хотя бы в том, что касается себя самого?

 И зачем мне все эти возможности, которых с каждым днем все больше, – если я не могу их контролировать?

 Целый день я размышлял над этими темами и, уходя с работы, принял решение.

 Хватит злодеяний! Пока я в самом деле не стал хищным пресмыкающимся, надо принимать меры. Больше никаких нападений, ни игровых, ни настоящих. Если я хочу сохранить к себе уважение, надо думать не только о себе, но и о других.

 И для начала – по возможности исправить зло. Заняться теми, кто пострадал от моих трансформаций.

 Придя домой, я позвонил Кириллу. Звонить было слегка неловко. Всегда смущаюсь, когда меня благодарят.

 Но разговор сразу свернул не в ту сторону. Когда я заботливо спросил Кирю, как он себя чувствует, он шепотом попросил извинить его – он не может разговаривать. Горло болит нестерпимо, хотя уже гораздо лучше, чем вчера. Я сразу понял, что сейчас требовать от него благодарностей жестоко. Заготовленные фразы «зачем же еще существуют друзья?» и «на моем месте ты сделал бы то же самое!» не пригодились. Ну и к лучшему!

 А тем временем Киря умирающим шепотом принялся строить догадки, что с ним приключилось, ставя сам себе разные диагнозы. Почему обморок? Откуда синяки на горле? Почему повреждены голосовые связки? Я слушал, как он сыплет терминами, не без досады. И не без тревоги. Киря был вовсе не глуп – довольно быстро он определил, что его хворь не похожа ни на внезапный приступ астмы, ни на скоропостижную ангину, сопоставил свои ощущения с синяками, оставшимися после лечения, и пришел к близкому к истине выводу, что на него кто-то напал. После чего разговор и вовсе стал похож на опрос свидетелей. Не видел ли я кого поблизости, не заметил ли чего подозрительного и, вообще как оказался в такой час на месте преступления… Я сердито оборвал его, напомнив о том, что он не может разговаривать.

 – Да-да, умолкаю. Хотя, конечно, повезло, что ты на меня наткнулся на улице, но жалко, что слишком поздно! Черт, темное дело. Вроде бы ничего у меня не пропало, кроме кепки, но все же… Я подумываю, не написать ли заявление в милицию. Ты ведь не против, если я укажу твои координаты?

 – Против! – заорал я.

 Еще минут двадцать я убеждал Кирю, если жизнь и рассудок ему дороги, не обращаться за помощью к ментам. Все тщетно – мой друг с ними близко не сталкивался и еще хранил какие-то детские иллюзии на их счет. С огромным трудом я выжал из него обещание не упоминать меня. Кирилл пообещал, но как-то неуверенно и с явным недоумением по поводу моего нежелания сотрудничать со следствием. Ясно было, что он сохранит тайну до первого же допроса, где не по злобе, а по своему простодушию и неопытности все непременно выболтает добрым дядям милиционерам. После чего я автоматически стану главным обвиняемым в разбойном нападении, краже кепки, а также еще в десятке-другом накопившихся в нашем районе нераскрытых преступлений.

 Если б он знал! На миг захотелось рассказать ему всю правду. Тут-то я получил бы всю положенную мне благодарность. И санитаров с доставкой на дом.

 Я нажал на «отбой» и минут десять ходил по комнате из угла в угол, маясь от тревоги и сердясь на Кирю. Что за жизнь! Даже благое дело нельзя совершить, чтобы не нарваться на ментов! А Киря, между прочим, мог бы хотя бы сказать спасибо, вместо того чтобы играть в сыщика!

 Успокоившись, я вернулся на диван и потянул к себе городской телефон. По нему я звонил довольно редко, в основном родителям. На очереди был вопрос, который особенно тяжким грузом лежал на моей совести, – а именно соседская бабка, госпитализированная вчера с инсультом. Элементарная порядочность требовала хотя бы узнать, что с ней. Ну а потом – будет видно…

 Никаких бабкиных координат у меня не было. Но я знал, что они есть у мамы. Так что, звоня ей, я совершал еще одно мелкое доброе дело (ибо уклонялся от общения с родителями уже не первую неделю).

 Мама так обрадовалась звонку, что мне даже стало стыдно, и я сразу свел разговор на интересующий меня предмет.

 – Как там поживает ба… в смысле, эта твоя родственница? Ну, у которой я квартиру снимаю? Что-то ее давно не видно! Я слышал, она в больницу попала?

 Мама как-то сразу пригорюнилась, издала тяжкий вздох и плачущим голосом принялась рассказывать. Да, лежит в больнице… Они с папой только-только от нее приехали, все утро у нее провели. И все у нее плохо: и рука, и нога, а главное – голова… Я, подавляя брезгливость, выслушивал неаппетитные подробности бабкиного состояния. Ну и дрянь же этот инсульт! Неужели все это в самом деле из-за меня? Плохо-то как! Блин, что делать?

 Сразу промелькнула мысль о Греге. Если он такой крутой целитель…

 Я в подробностях представил себе план дальнейших действий. Я уговариваю Грега, беру всю вину на себя, всячески каюсь, и он соглашается мне помочь. Безлунной ночью мы тайно проникаем в больницу и Грег наложением рук полностью исцеляет старую перечницу. Я так и видел, как овощ вновь становится человеком, как яснеет мутный взор, как начинают слушаться парализованные конечности… И вот бабка уже встает с ложа скорби и с благодарностью отдает мне квартиру в бессрочную и бесплатную аренду…

 – Всю левую половину тела парализовало, слюна течет, глаз слезится, – частила в трубке мама. – И мямлит почти неразборчиво… Вставать не может, ходит под себя… Но со временем, говорят, станет получше… Одна радость у старушки – телевизор смотреть… Мы с папой ей телевизор наш маленький с кухни отвезли…

 – Если у нее половина туловища не работает, как же она телевизор-то смотрит?

 – Второй половиной, – объяснила мама. – Только голова, вот беда, тоже работает вполсилы… Ты это учти, Лешенька, и не сердись на нее…

 Это упорное упоминание о плохой голове наконец привлекло мое внимание.

 – А что такое у нее с головой?

 – Ты не знаешь еще? Так ведь она же на тебя в суд подала!

 – На меня?!

 Я так изумился, что новость даже не задела меня – будто говорили о ком-то другом.

 – Я ж говорю – одна рука-то ее слушается, так она, как чуть оклемалась, сразу написала заявление в прокуратуру. Что ты ее с ума сводил излучением, что у тебя дома аппарат стоит, который излучает эти… пси-волны, и ты через вентиляцию к ней эти волны запускаешь. Чтобы она с утра до вечера еду готовила и все тебе относила. А ты, говорит, еще и рожу кривишь, но все равно злостно объедаешь пенсионерку…

 – А что я инопланетянин, не написала?! – рявкнул я. – И что я ядерную бомбу собрал и держу в тумбочке?!

 Мама тяжко вздохнула и утвердительно промолчала.

 – Написала?! Вот старая ссс… стерва! Ну ладно, пусть ее в дурдом отправят вместе с ее излучателем!

 – Так ведь это еще не все…

 Тут маму прорвало, и она разразилась градом упреков:

 – Леша, как так можно издеваться над старым человеком? Что надо было с ней делать – и систематически! – чтобы довести ее до такого состояния?! Она, как начинает о тебе говорить, багровеет вся и трясется, вот-вот еще раз удар хватит. Ты, говорит, сам Сатана! Имя тебе, говорит, легион!

 – Да ничего я ей не делал! – возмутился я. – Подшутил пару-тройку раз. Просто чтобы взбодрить старушку!

 – Дыма без огня не бывает…

 – Ты еще спроси, нет ли у меня дома атомной бомбы в тумбочке!

 Мама не спросила. Но наверняка только потому, что сама работала в ядерном НИИ. Что же до излучателя пси-волн, я опасался, что она, как большая любительница непознаваемого и оккультного, втайне верит в его существование.

 – Сам себе ведь яму вырыл! – сказала она с укоризной. – Алеша, я тебе плохого не посоветую – навестил бы ее, повинился… А то что ж тебе теперь делать-то? Куда ж тебе деваться?

 – Ага. Навещу! И пирамидку из фольги на голову подарю!

 – Может, простит тебя и заявление на выселение назад отзовет…

 – Чего?!!

 – Она еще и другой иск написала, в мировой суд, – чтоб тебя выселили. А квартиру хочет освятить и продать. Потому что она, дескать, оскверненная нечистым духом…

 Я был оглушен. Продать квартиру? А как же я?! Но, секунду подумав, сообразил, что паниковать рано. Дело это не быстрое. Бабка еще долго проваляется в больнице (схема с чудесным исцелением, разумеется, немедленно отпала), а, пока она оттуда выйдет, я что-нибудь придумаю.

 Все эти соображения я тут же изложил маме.

 – И кто ж ее будет продавать, если бабка в параличе и в маразме?

 – Наследники, кто же еще? Она уж и доверенность написала…

 Мама начала рассказывать о бабкиных двоюродных племянницах, которые, заслышав об инсульте, слетелись как стервятники на падаль и уже ведут переговоры с юристом, который вертится там же…

 – Мы с папой предлагали помочь – родня все-таки, – но она нас гонит от себя. Вы, говорит, уже помогли мне, подселив этого ирода, чего еще хорошего от вас ждать? И телевизор свой, говорит, заберите – может, в нем бомба! Видишь, Леша, сколько из-за тебя проблем?

 Я кипел от гнева. Больше всего хотелось немедленно поехать в больницу и придушить бабку. А я-то с ней по-хорошему, по-человечески! Стряпню ее посредственную ел да нахваливал! А она, значит, вот так – излучение! Наследники! Бомба в телевизоре (жалко, что ее там нет!).

 Да как она, это жалкое низшее существо, вообще смеет противиться моей воле!

 Трубку я повесил страшно злой. Итак, ничего не изменилось – благодаря бабке и лучшему другу я снова бомж, преследуемый ментами!

 В горле клокотало что-то горячее, словно кипяток. Вот-вот пар из ушей пойдет! Нет, это непорядок, надо успокоиться! Как нас учили на кэндо? Глубокий вдох… задержка дыхания… сосчитать до восьми и медленный выдох… А это что такое?!

 В самом деле, пар! Горячий, как из чайника! Столбом! Вот это да!

 Я временно забыл про бабку и все связанные с ней неприятности и следующие полчаса экспериментировал с дыханием. Выяснил три вещи: 1) огонь выдыхать пока не получается; 2) когда я сплюнул на стол, слюна проела столешницу; 3) как только ярость улеглась, пар идти сразу перестал, и выдох стал нормальной температуры.

 Так… что там еще осталось в списке добрых дел?

 Ах, да, дочь. Васька…

 Внезапно я почувствовал тепло в груди. Моя крошка! Как же давно я с ней не виделся!

 Как-то незаметно я пропустил уже две субботы. Ленка звонила в прошлые выходные, но я сбросил звонок. Мне было не до отцовских обязанностей.

 Я представил себе малявку, вспомнил ее сладкий запах и ощутил огромный прилив нежности. Хоть что-то во мне не менялось в худшую сторону! Правда, я не вспоминал о дочке все это время, но в душе – сейчас мне это стало ясно – ужасно скучал по ней. Как же мне захотелось ее увидеть!

 Недолго думая, я позвонил Ленке и, не слушая никаких возражений, сказал, что желаю пообщаться с Васькой – прямо сейчас!

 – Вот ведь приспичило, называется… Именно сегодня, вынь да положь! А что у нас свои планы – это, конечно же, никого не интересует! А что у ребенка режим, на это некоторым тоже начхать…

 Мы с Ленкой стояли на традиционном месте встреч – возле парковки у института. Ленка ожидаемо бранилась, но как-то без огонька, опасливо на меня косясь. Будто не зная, как я на ее бормотание отреагирую – то ли рявкну, то ли дам в глаз. Ну а я не реагировал вообще никак. Держал Ваську на руках – осторожно и нежно, словно боясь раздавить, – и с умилением на нее смотрел.

 Какая же она славная, какая приятная и милая! И как я раньше не замечал всей ее прелести? Эта дивная улыбка (четыре зуба наверху, два внизу), взлохмаченные кудряшки, сияющие глазки-пуговки… И вся она прямо светится, словно маленькое солнышко. А какая она приятная на ощупь, как вкусно пахнет…

 – Что это ты ее тискаешь? – подозрительно спросила Ленка. – Отцовский инстинкт наконец проснулся?

 – Наверно! – подтвердил я со счастливым видом. – Такая лапочка – так бы и съел!

 Ленка скривилась, но, прежде чем успела ответить, за моей спиной раздался знакомый голос:

 – Леша, привет!

 Я обернулся, и отличного настроения как не бывало. Передо мной стоял последний человек, которого я хотел бы встретить в данной ситуации, – Ники.

 Уж не знаю, случайно она тут оказалась или нет. Скорее всего, просто шла мимо. Во всей красе: ботфорты в заклепках, джинсы в обтяжку, распахнутый плащ а-ля анимешный эсэсовец, все, естественно, черное только ствола в руках не хватает. На поясе блестела цепочка из черепов, такие же серьги качались в ушах, на шее – серебряный дракон с острыми распахнутыми крыльями, крайне неприятно напомнивший о походе в Нижний мир.

 – Привет, – буркнул я, быстро передавая Ваську на руки матери.

 – Приве-ет! – подхватила Ленка, уставившись на Ники во все глаза и улыбаясь приторно-сладкой улыбочкой.

 Я поморщился. Черт, как неудачно вышло! Улыбочка была очень хорошо мне знакома. В этом ракурсе я Ленку с огромным трудом переносил даже в самом начале нашего знакомства. Назывался он «гиена на охоте».

 – Леша! – воскликнула Ленка с фальшивым восторгом. – Это что, твоя новая девушка? Как ее зовут?

 – Это Ники, – неохотно сказал я, прикидывая, как бы свалить оттуда побыстрее.

 – Николь? Как оригинально!

 – Вероника, – поправила ее Ники. – А ты кто?

 Глядела она на Ленку с некоторым любопытством, но в целом равнодушно. Я уже начал успокаиваться. Решил, что зря нервничал. Оказалось – рано расслабился.

 Ленка ничего не ответила, продолжая сверлить Ники взглядом голодной пираньи. Похоже, она сделала кое-какие выводы насчет Ники. Можно не сомневаться – ошибочные.

 – Такая милая девочка, такая скромная и застенчивая, – протянула она, поворачиваясь ко мне. – И вполне симпатичная! Наконец-то у тебя улучшился вкус, а то от твоих предыдущих подружек меня прямо оторопь брала!

 – Каких еще подружек? Ты здорова, вообще? – глубоко и искренне возмутился я. Потому что ни с какими подружками перед Ленкой точно не светился.

 – И молоденькая, как ты любишь! – не унималась Ленка, доверительно сообщая Ники: – Ему всегда нравились школьницы. Ты в каком классе?

 – Ленка! – зловеще произнес я, с тревогой поглядывая на Ники.

 Та все смотрела на Ленку своими огромными блестящими глазами, с детски-серьезным выражением на лице. Я невольно вспомнил, как она с тем же ласковым взглядом ломала ворота Нижнего мира.

 – Это и есть твоя бывшая, которой твое логово не нравится? – спросила Ники. – Не понимаю. У вас с ней нет ничего общего. Вредная, некрасивая, глупая. Зачем ты тратил на нее время?

 Ленка побагровела. А меня охватило ужасное чувство, что Ники вовсе не издевается над Ленкой, а просто говорит что думает.

 А потом сделает с ней что захочет…

 – Нам пора! – быстро сказал я, хватая Ники под руку и пытаясь утащить со стоянки.

 – Как? – крикнула нам вслед Ленка. – Разве ты не попрощаешься с дочерью?

 Ники резко остановилась и уставилась ей в лицо.

 – Ты ведь не знала, что у Леши есть дочка, правда, деточка? – ядовито спросила Ленка. – Он тебе наверняка не сказал?

 Ники обернулась ко мне.

 – Леша, это правда?!

 – Ну да, – удивленно ответил я. – Есть. И что с того?

 – Но… ее не должно быть, – пробормотала Ники в замешательстве. – А Грег знает про дочку?

 – Понятия не имею, – ответил я, пораженный вопросом, а особенно словами «ее не должно быть». В каком это смысле?!

 – Он должен узнать, – взволнованно заявила Ники. – Немедленно!

 И, не прощаясь, кинулась бежать.

 – Она что, чокнутая? – спросила Ленка, когда Ники свернула во дворы и скрылась из виду.

 Я и сам как раз об этом думал, но рефлекторно бросил на Ленку такой взгляд, что она аж попятилась.

 – Я просто спросила! – взвизгнула она. – Не смей меня бить!

 – Бах! – подтвердила Васька, пытаясь схватить меня за нос.