Текст книги "Во все Имперские (СИ)"

Автор книги: Альберт Беренцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Акалу, ты как? Будешь жрать сопли?

Но вместо Акалу мне ответил Соловьёв:

– О, нет, Нагибин. Боюсь, что магия Солнца и Древа, о которой я только что рассказывал, доступна лишь представителям белой расы. Поэтому вашему другу Слизевик не нужен. Более того, Шаманову даже не нужны трикоины для каста. У него другая магия, и мы еще до этого дойдём. Так что Слизевик вам придется сейчас есть одному. Или вы испугались?

– Да вроде нет, – я пожал плечами, встал и подошёл к преподавательскому столу.

Соловьёв протянул мне щепоть Слизевика, я сунул её в рот и торопливо прожевал. Вкус был грибным, едва ощутимым.

Я ничего не почувствовал, никаких магических эффектов.

– Замечательно, – одобрил Соловьёв, – Какая у вас клановая способность, Нагибин?

– Эм… – я впервые осознал, что не имею даже приблизительного понятия о том, какая у моего клана родомагия, – Ну… Нагибать, наверное?

– Сбраживание, Нагибин, сбраживание! – неожиданно вышел из себя Соловьёв, – Как можно не знать своей родомагии? Впервые такое вижу. У клана Нагибиных способность – сбраживание.

– В смысле? То есть я могу сварить пиво взглядом или что?

– А вот этого мы не знаем, – азартно заявил Соловьёв, потирая руки, – Видите ли, тут проявляется непредсказуемость магии. Мы знаем, что у вас второй ранг, Нагибин, так что вы владеете двумя заклинаниями. Какой у мага ранг – столько заклинаний он и знает. Заклинания сами появляются внутри мага, когда он проходит очередную инициацию.

– Да я вроде не проходил никаких инициаций…

– Проходили, но не поняли этого, – пояснил Соловьёв, – Инициация – это просто предельно стрессовая ситуация, когда магократ вынужден по полной применять свою магию. Как правило, это ситуации, связанные с шоком, страхом и болью. Ситуации, когда нужно превозмогать, проще говоря.

– О, такого у меня полно было, – согласился я.

– В таком случае, вам не составит труда доказать нам, что у вас второй ранг, как это отметил в ваших документах князь Глубина, Нагибин, – сообщил Соловьёв, – Съешьте два трикоина, а потом скастуйте нам два разных заклинания. Они оба будут как – то связаны с вашей клановой способностью сбраживать, но каким именно образом они будут с ней связаны – не знаем пока что ни я, ни вы. Это знает только магия, в этом и есть её непредсказумая красота.

Соловьёв вывалил на стол целую гору трикоинов, все из разных пород дерева.

– Выбирайте, – распорядился Соловьёв, – Любые две. На ваш вкус. Положитесь на интуицию.

На каждом из деревянных круглых трикоинов был отпечатан герб правящей династии – коронованный трон с надписью арабской вязью. На другой стороне у трикоинов было изображено дерево, из которого трикоин сделан, каждое дерево было подписано по – русски.

Я немного поразмыслил и взял две деревяшки – одну тёмную из масличной пальмы и вторую посветлее, из афрокарпуса.

– Кушайте, – потребовал Соловьёв.

Я пожал плечами и сунул в рот масличную пальму. Трикоин действительно начал стремительно растворятся. Вкус пальма имела приторно – тошнотворный, но я почувствовал, как внутри меня и правда просыпается магия.

– И второй, – напомнил Соловьёв.

Афрокарпус на вкус оказался горьким, хоть и чуть менее блевотным.

Магия во мне возросла еще больше. Это был какой – то новый тип магии, тонкий, не имевший визуальных эффектов, ощущавшийся скорее душой, чем разумом или телом.

– Вы ощущаете постсолярис, – объяснил Соловьёв, – А теперь проверим, какие заклинания у вас появились.

Соловьёв нажал кнопку на ноутбуке, и через полминуты в аудиторию вошёл молодой парень примерно моего возраста. Судя по одежде и испуганному взгляду, парень был крепостным.

– Давайте, – сказал мне Соловьёв, – Кастуйте. На этом холопе. Мы их специально держим для экспериментов. Так что если убьете его – ничего страшного.

Вот блин.

Милая атмосфера Хогвартса сразу рассеялась. Я вспомнил, что нахожусь в мире безжалостной магократии.

Глава 24 – Горящие тетради и холопы

«А Слизевик Соловьёва есть тройная мерзость – мерзость в глаза Господа, мерзость в глазах людей и мерзость в глазах магии. И про этот Слизевик у меня к вам три вопроса:

Первый. Откуда он вообще взялся? Этого никто нам толком не объяснил.

Второй. Как он размножается? Это от нас скрывают.

Третий. Кем станут русские магократы под его влиянием? Останутся ли они русскими, останутся ли они магократами?»

Из проповеди отца Иоанна (Снегова), произнесенной перед магократами в родовой церкви клана Глаз – Алмазовых

Постановлением Священного Синода отец Иоанн (Снегов) запрещен в служении и сослан в Соловецкий монастырь, на пожизненное покаяние о грехах своих.

– Вы ощущаете свой внутренний уровень магии? – спросил Соловьёв, – Хотя бы примерно?

– Да, магия на месте, – я ответил правду.

Несмотря на то, что сейчас было утро, я ослабел, но полностью магию на этот раз не потерял. Князь Глубина говорил об этом, о том, что я научусь распределять свою магию так, чтобы не терять её днём полностью.

Но Глубина явно не предполагал, что я овладею этим умением так быстро. А еще я ощущал в себе постсолярис – нечто новое и очень тонкое, едва уловимое.

– Так чего вы ждёте? – потребовал Соловьёв, – Давайте. Кастуйте ваше клановое заклинание на этого холопа.

Юноша – холоп явно боялся, но стоял прямо. Видимо, его специально дрессировали для того, чтобы он служил экспонатом.

Я же не совсем понимал, что нужно делать. Я поднял руку, сжал в кулак, и вокруг кулака засияла слабая фиолетовая аура.

Соловьёв стремительно ударил меня по кулаку, и аура рассеялась.

– Что вы делаете, Нагибин? – возмутился профессор, – Я не прошу вас дать холопу в морду. Я прошу вас скастовать на него заклинание. Вот это сияние вокруг вашей руки – это солярис, грубая солнечная магия, которая годится только для битвы или регенерации. А мне нужен от вас постсолярис.

– И как мне его вам выдать, этот постсолярис? – я начинал выходить из себя, – Мне вообще надо использовать руки?

– На ваше усмотрение, Нагибин, – пояснил Соловьёв, – Тут нет никаких общих рецептов, и быть не может. Нужна только ваша интуиция, вы должны почувствовать то, что родилось внутри вас, когда вы съели трикоины.

Я попытался сконцентрироваться, но ничего не выходило. Этот долбаный постсолярис был вещью загадочной, он ускользал от меня.

– Значит, мои клановые заклинания как – то связаны с брожением? – спросил я Соловьёва, – И что? Я типа должен сейчас сбродить этого парня? Как вы вообще себе это представляете?

– Никак, – пожал плечами Соловьёв, – Это вы мне покажите. Я тут всего лишь наставник и зритель. Вы сами должны понять, какие заклинания в вас родились, Нагибин. Но связаны они с брожением, да. Это ваша клановая способность Нагибиных.

– Так а не лучше мне потренироваться, например, на яблоке, или на молоке…

– Нет, ни в коем случае, – заверил меня Соловьёв, – Видите ли, магия это понятие прежде всего человеческое. Человек – это субъект магии, но он же чаще всего и её объект. Поэтому в первый раз проще всего использовать новое заклинание именно на людях.

Кроме того, то, что сработает на яблоке и молоке, сработает и на этом холопе, я уверен. Если хотите, Нагибин, можем заменить его девкой. Если вам так будет комфортнее. Или ребёнком…

– Ну уж нет, – отказался я, – Вот девок и детей точно не надо.

– Тогда расслабьтесь, – посоветовал Соловьёв, – Вы пытаетесь концентрироваться, но вы пока что и сами не знаете на чём. Сперва найдите заклинание внутри себя интуицией, а уже потом концентрируйтесь на нём.

Я честно старался, но ничего не выходило.

Аудитория затаила дыхание и с интересом наблюдала за представлением, но, к сожалению, я не мог выдавить из себя ничего, что порадовало бы публику.

– Ладно, – вздохнул Соловьёв, – Вы, Нагибин, парень боевой, так что возможно нам следует поступить иначе. Сейчас, прошу вас, постарайтесь заблокировать свой солярис. Вот эту вашу фиолетовую ауру. Подавите её, чтобы её место мог занять постсолярис.

Я попробовал сделать, как велит профессор. Выходило не очень.

– Яша, дай Нагибину в морду, – приказал Соловьёв.

Холоп, видимо, привычный к таким странным указаниям, попытался пробить мне прямым в лицо.

Я резко подставил блок, сбросив его кулак с линии атаки, но еще до того, как я отбил удар, вдруг что – то произошло.

Я почувствовал нечто. Что – то, что родилось внутри меня, что – то новое, как будто у меня вырос новый орган.

И я охватил этот орган энергией, будто напрягал мышцу, а потом, взяв контроль над потоком новой энергии, швырнул её в лицо Яше.

При этом я всё же сделал жест рукой, какой делают когда отгоняют муху, хотя холопа я при этом не коснулся.

В воздухе метнулся жар, волосы на голове у Яши задымились, на холке у холопа заплясал язычок пламени.

Аудитория ахнула, Яша заорал и заколошматил себя ладонью по голове. Пламя он погасил, но обжег ладонь и теперь размахивал ею в воздухе, ругаясь.

– Эм… – пробормотал Соловьёв, – Это еще что? Такое вижу впервые. Огонь?

– Ну а на что это похоже? – спросил я, – Как видите, у меня получился явно не квас с пивом.

– Но это же невозможно, – Соловьёв явно был шокирован, – Вы же не Огневич, вы Нагибин. Вы не можете кастовать огненные заклинания. Или огонь в данном случае порожден некой формой брожения? Хм… Попробуйте еще раз. То же самое заклинание.

Яша весь сжался от ужаса.

– На нём больше не буду, – сказал я, указав на холопа, – Неохота портить школьное имущество. Вот разве что на…

Мой взгляд упал на портрет Императора на стене, Соловьёв нахмурился.

– Не, тоже не вариант, – быстро поправился я, – Ну дайте мне что – нибудь бумажное.

Мне почему – то действительно захотелось сжечь бумагу, как будто во мне вдруг проснулась тяга к пиромании. Я ощущал, что это говорит во мне новое заклинание, оно само вело меня.

– Дайте бумагу, – обратился Соловьёв к аудитории.

Китаец швырнул ему через весь класс тетрадку, а я снова скастовал новое заклинание. На этот раз оно пошло из меня само, легко и без всякого напряга. Я даже рук не поднимал.

Тетрадка, не долетев до Соловьёва, загорелась прямо в воздухе, как птица Феникс.

Объятая пламенем тетрадь пролетела через всю аудиторию и упала у ног Соловьёва, профессор затоптал её, погасив огонь.

– Я надеюсь, у тебя там не было записано ничего важного? – спросил я у китайца.

– Поразительно, – констатировал Соловьёв, – Просто поразительно! Это то, о чём я говорил – непредсказуемость магии. Я не могу это объяснить. Можно, конечно, предположить, что Нагибин заставляет бродить сам воздух и тем самым порождает некий горючий газ… Но это уже натягивание совы на глобус, как по мне. Нет, это полноценная огненная магия. И я не понимаю, как вы это делаете, Нагибин.

– Да я сам не в курсе, – пожал я плечами, – Может тут сыграл роль исключительный талант моего наставника?

Но Соловьёву было не до комплиментов.

– Давайте второе заклинание, Нагибин! Скорее, – азартно потребовал он.

Уж что – что, а магию и её загадки Соловьёв точно искренне любил.

Во мне и правда было второе заклинание. Я ощутил его присутствие тогда же, когда появилось и первое. Я даже чувствовал сущность второго заклинания. Вот только…

– Еще тетрадку? – спросил Соловьёв, – Я вижу по вашему лицу, что вы уловили суть второго заклинания. Какой предмет вам нужен, чтобы продемонстрировать его?

– В том – то и дело, – честно признался я, – Предмет не подойдёт. Я ощущаю, что это второе заклинание можно применить только на живое существо.

– Так чего вы ждёте? – вскричал Соловьёв.

– Да, чего ты ждёшь? – поддержал профессора один из китайцев.

– Ладно, – я кивнул, выбора особо не было, – Прости, Яша. Но это заклинание требует контакта. Не полового, не пугайся так.

Я положил Яше на плечо руку, и через это прикосновение скастовал на Яшу второе заклинание. Оно мгновенно пронеслось по моей руке и стало вливаться Яше в плечо.

Яша вертел головой, ничего не происходило. Потом холоп поморщился, потом на глазах у него появились слёзы.

– Что, Яша? – спросил Соловьёв, – Что ты чувствуешь?

– Так больно, бля… – признался Яша.

Я с трудом отлепил от Яши руку, моя рука все еще странно вибрировала, по ней бегали мурашки, как будто заклинание не хотело уходить, а хотело кастоваться дальше.

Соловьёв азартно бросился осматривать Яшино плечо.

– Больно, – скривился Яша.

– Разрыв связок, – констатировал Соловьёв, – Вот это да! Готов поклясться, что это реверс лечебного заклинания клана Здравуровых. Как, Нагибин, как вы это сделали? Вы самый удивительный из всех студентов, что я видел за последние годы! Скастуете еще раз?

Но я не хотел больше ничего кастовать. Да и не смог бы, я чувствовал, что постсолярис внутри меня закончился, я больше не ощущал в себе его тонкой и загадочной природы.

Кроме того, я начинал кое – что понимать. Огонь Огневича, вредоносное заклинание Здравурова…

Ага, именно то, о чём вы подумали.

Все эти заклинания применяли на меня масоны во время драки возле памятника Пушкину.

– Всё, я закончился, – сообщил я Соловьёву, – Постсолярки больше нет.

– Похоже на то, – согласился Соловьёв, – Жаль, конечно. Но это логично. Вы съели два трикоина, и получили два заклинания. Точнее три, но ваши огненные заклинания, насколько я вижу, были половинчатыми, так что считаются за одно, вы кастовали их еще до конца не разобравшись и в пол силы.

– Может дадите мне еще трикоин? – предложил я.

– Я дам вам целых четыре, Нагибин, – согласился Соловьёв, – Но только если вы мне обещаете, что сегодня их больше есть не будете. Вам теперь нужны сутки на откат. А если вы начнете есть новые трикоины, раньше чем минуют сутки – словите очень высокую вероятность умереть от разрыва желудка или инфаркта. Вы же помните, что я говорил?

– Помню, – кивнул я, – Нельзя в сутки жрать больше трикоинов, чем у тебя ранг. Только зачем вы мне тогда даёте еще четыре прямо сейчас?

– Чтобы вы научились распоряжаться трикоинами и сдерживать свое желание съесть их немедленно, – объяснил Соловьёв, – Вот держите, четыре штуки. Два из пальмы, два из афрокарпуса. Запомните, пожалуйста, что теперь ваши заклинания привязаны к конкретным породам дерева. То есть огонь вы сможете кастовать, только съев трикоин из масличной пальмы, а наносить урон чужому организму – только съев афрокарпус.

И изменить это уже нельзя. Ну, а если вы вдруг съедите их раньше времени – тогда вы умрёте. И это будет естественный отбор, если можно так выразиться. Магократ или учиться самоконтролю или умирает. Запомните это, это касается всех присутствующих.

Соловьёв засунул четыре трикоина в небольшой деревянный пенал, защелкнул его и передал мне:

– Это называется древохранительница. В них мы храним наши трикоины. Можете повесить её на шнурок на шею, многие низкоранговые маги так и делают. Ну или просто положите в карман, главное – не потеряйте. И ешьте по два трикоина в день, не больше.

– Спасибо, профессор, – поблагодарил я Соловьёва, – А когда я смогу повысить свой ранг, кастовать больше заклинаний и есть больше трикоинов?

– Ранг вы будете повышать во время инициаций, – объяснил препод, – А инициацию я вам назначу, когда придёт время. Пока что еще рано. Теперь последнее. Какой у вас источник, Нагибин?

– Эм…

– Я про индивидуальный источник силы, – объяснил Соловьёв, – Как правило, это конкретное дерево. В момент, когда у мага впервые пробуждается магия, душа мага связывается с определённым деревом, обычно с тем, которое растёт рядом с тем местом, где маг открыл в себе магию.

Между магом и деревом возникает неразрывная связь. Пока это дерево растет и крепнет – крепнет и сила мага. Но если это дерево срубить или уничтожить иным образом – маг сильно ослабнет, его магия будет безвозвратно повреждена.

Поэтому такое дерево обычно выкапывают, сажают в кадку и прячут в банковских хранилищах с искусственным освещением и поливом. Ну или просто в охраняемых садах и парках.

– Вот блин…

Я вспомнил про ту одинокую рябинку, которая горела волшебным белым пламенем, когда я сражался с восставшими холопами. Судя по всему, Соловьёв не врал. Именно тогда во мне и проснулась магия, и вокруг рябинки явно горело волшебство.

Пожалуй, мне надо срочно гнать в Псков и защищать мою рябину, пока её не пустили на дрова холопы или Прыгуновы с Кабаневичами.

– Да не пугайтесь так, – улыбнулся Соловьёв, – Сообщать всем присутствующим, где растёт ваше дерево, не нужно. Собственно, это и не принято, потому что опасно. У каждого магократа есть враги, и все они мечтают уничтожить ваше дерево.

Так что о том, где оно – никому не говорите, даже мне. И защитите его, чем скорее – тем лучше. А мне просто скажите, какой оно породы, чтобы я лучше понял ваш магический потенциал. Он зависит в том числе от породы вашего дерева.

– Рябина, – нехотя признался я.

– Прекрасно, – кивнул Соловьёв, – Доброе дерево, хоть и не слишком благородное. Ладно, Нагибин, с вами закончили. Кто следующий?

Следующим вызвался Акалу, видимо желавший поподражать мне в храбрости и дерзости, или просто надеявшийся, что у него тоже обнаружатся какие – нибудь интересные способности.

– А, прекрасно, – обрадовался Соловьёв, – Шаманов – эскимос, если я не ошибаюсь. А у эскимосов одна из древнейших магий в мире, она появилась у них за несколько тысячелетий до того, как пришла к белой расе. Как и у всех магов на Земле, магия эскимосов основана на солнечном свете.

Только эскимосы производят постсолярис не поедая трикоины, а бросая кости. И я не про игральные кости сейчас говорю. Для того чтобы скастовать два заклинания Шаманову придется лично убить двух животных, достать их кости, и потом их бросить. Какая способность у вашего клана, Шаманов?

Способностью клана Шамановых оказалось умение превращать неживое во временно живое. Это мне не понравилось, так как сразу же напомнило о памятнике Пушкину, который лупил меня бронзовыми кулаками.

Судя по всему, умения клана Шамановых были полностью аналогичны дару русского рода Оживляловых.

Холопа Яшку на этот раз трогать не стали, так что парень смог передохнуть. Вместо этого Шаманов под руководством Соловьёва зарезал сначала принесенного холопами голубя, а потом курицу.

Жаль не соловья, это было бы символичнее.

Мне вспомнился обезглавленный петух на месте убийства моих родителей, хотя у того петуха вроде все кости были на месте, так что я решил что эскимосские магократы вряд ли причастны к смерти моих родичей.

Тем временем Акалу, орудуя собственным ритуальным ножом, извлёк из птиц кости, а потом реально стал швыряться ими, скастовав два заклинания.

Первой Акалу оживил авторучку на столе у Соловьёва и заставил её плясать. Вторым заклинанием Шаманов оживил рубаху на Яшке, так что та попыталась задушить холопа, но уже через секунду обмякла и снова стала неживой.

Соловьёв остался довольным, я поднял руку:

– Профессор, но ведь Шаманов скастовал два одинаковых заклинания. Разве они не должны быть разными?

– Нет, не должны, когда дело касается узкоспециализированных кланов, – объяснил Соловьёв, – У Шамановых только одно заклинание – оживлять неживое. Оно не предполагает вариаций.

– А какой тогда смысл Шаманову культивировать?

– Огромный, – пояснил Соловьёв, – По мере роста ранга Шаманов сможет кастовать больше, чаще, а самое главное мощнее. Чисто теоретически он может прокачаться до такого уровня, что сможет оживить, например, здание Лицея, целиком, и заставить его пойти в сторону Петербурга.

– Главное, чтобы Пушкина не оживлял, – заметил я, спомнив свою битву с памятником.

– Слышь, я и так живой, – неожиданно огрызнулся высокий парень с черным кругом на клановом гербе.

– А ты Пушкин что ли? – удивился я, – Потомок Александра Сергеевича?

Я правда прифигел. Дело в том, что на знаменитого поэта, который в этом мире выглядел также, как в нашем, этот парень был совсем не похож. Да я скорее счёл бы потомком Пушкина негра, который сидел в этой же аудитории.

– Он на самом деле потомок, – подтвердил Соловьёв, – У вас же это пушечное ядро на клановом гербе? Давайте теперь вы, Александр Модестович. Продемонстрируйте нам родомагию Пушкиных.

Александр Модестович Пушкин оказался своим социальным положением похож на меня, так что сразу мне понравился. Как было легко догадаться, его славный в прошлом род обнищал, поэтому Пушкин и оказался в нашей не слишком престижной группе студентов.

Пушкин, как и я, не особо задумываясь, сожрал Слизевик, а потом и два африканских трикоина. Это показалось мне символичным, ведь предки Пушкиных когда – то попали в Россию именно из Африки.

Родомагией Пушкиных оказалось ускорение предметов, когда – то в прошлом прокачанные Пушкины могли даже швыряться ядрами, не хуже старинной артиллерии.

Но потом появилась артиллерия нового поколения, с которой Пушкины конкурировать уже не могли, так что их род был изгнан с военной службы в Императорской ЧВК и обнищал.

Всё это я узнал, естественно, из разглагольствований Соловьёва.

Пушкин тем временем вполне успешно запустил в воздух сначала теннисный мячик, а потом и пачку папирос.

Соловьёв остался вполне доволен.

Потом пришла очередь двух китайцев. Китайцы оказались братьями, а для каста им нужно было жрать пилюли. Пилюли китайцев оказались огромными и неправильной формы, на ту пилюлю, которую я нашёл в своем поместье у трупов родителей, они были совсем не похожи.

Соловьёв продемонстрировал студентам китайскую пилюлю и пояснил:

– Пилюля для культивации. Их могут есть только китайцы. Представители любого другого народа от них сразу умрут, так как магия китайских пилюль имеет слишком узкую энергетическую частоту. Так что ни в коем случае их не употребляйте, если не уверены, что вы китаец.

Братья – китайцы наелись пилюль и порубили своими мечами в труху огромный кусок гранита, который привезли специально для этого на тачке аж четверо холопов.

Ранг у братьев пока что был первый, так что и заклинание у них было только одно – рубка твердых тел мечами, причем их мечи были волшебными фамильными артефактами.

После китайцев свои умения продемонстрировал негр, оказавшийся каким – то далеким родственником Эфиопского Императора и вообще не российским подданным.

Негру, единственному из всех, жрать ничего не пришлось – ни Слизевик Соловьёва, ни трикоины, ни пилюли. Ему даже не пришлось никого резать, как Шаманову.

По словам Соловьёва, у негров постсолярис образовывался в организме сам, без всякой внешней помощи. Но для его активации требовалась особая жестовая магия, предполагавшая исполнение сложных пассов.

Соловьёв минут двадцать втолковывал родственнику Императора, как эти пассы делать, пока наконец у негра не получилось. Его клановым умением была левитация, так что негр взлетел на пол метра над полом и парил там около минуты.

Соловьёв остался удовлетворён, а я задал очередной вопрос:

– Профессор, а что будет, если я, скажем, женюсь на сестре эфиопского принца? Какие у нас будут дети? Они будут летать или кастовать мою магию? Жрать трикоины или делать пассы руками?

– Они пойдут в вас, Нагибин, – ответил Соловьёв, – И тут не может быть двух мнений. Магия всегда передается строго по мужской линии.

– И я тебя прирежу, если ты захочешь жениться на моей сестре, – тихонько пообещал мне эфиопский принц, – Тем более что у меня её нет.

После негра Соловьёв проэкзаменовал Чумновскую, девушку в маске и перчатках, на гербе которой красовалась связка червей.

Чумновская оказалась барышней очень застенчивой и пугливой. Как стало понятно из пояснений Соловьёва, клан Чумновских все ненавидели, так как считалось, что те разносят заразу. И это мнение имело под собой все основания – клановой способностью Чумновских была власть над паразитами, болезнетворными бактериями и вирусами.

При этом сами Чумновские паразитов и микроорганизмы реально видели, невооруженным глазом и постоянно. Поэтому они и были всегда испуганны, и везде ходили в масках и перчатках, а некоторые по словам Соловьёва – даже в противогазах.

Чумновская, не без уговоров Соловьёва, съела Слизевик, потом схавала два трикоина, а потом вырастила в животе у подопытного Яшки огромного глиста, после чего корчившегося Яшу унесли к врачу холопы.

Соловьёв поблагодарил Чумновскую за отличную работу и уже собирался вызвать холопа на замену Яше, но тут я сообразил, что я уже почти час тупо теряю даром время.

Я же губка, впитывающая заклинания! Тут не было никаких сомнений, моя магия работала именно так. Я впитал заклинания Огневича и Здравурова, и потом смог их скастовать.

А это означает, что моя главная задача, для того чтобы взрастить свою мощь – подвергаться воздействию заклинаний. И чем больше их будет – тем лучше.

Я поднял руку:

– Профессор, а можно не звать холопа? Давайте оставшиеся будут кастовать свои заклинания на мне.

– Зачем вам это? – опешил Соловьёв.

– Да просто люблю познавать магию, в том числе в качестве подопытного, – почти честно признался я, – Вы же тоже любите магию, так что должны понять меня, профессор.