Текст книги "Во все Имперские (СИ)"
Автор книги: Альберт Беренцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
В тот момент, когда кулак Тодзи пробил мне дыхалку, я с ужасом осознал, что эти парни всю свою жизнь гнули спины в полях, что они накачаны и выносливы на уровне турникменов из моего родного мира, а может даже и превосходят их.
А я тем временем в теле барчука, который определенно, если и тренировался, то только в просмотре аниме или в развлекухе с крестьянками в стогах.
Дыхание от удара мне перехватило. Время было упущено, а поганый Тодзи, не замешкавшись ни на мгновение, засадил мне кулаком в живот.
Внутри все перевернулось, я сложился пополам.
Как глупо, Боже мой.
Барчук, в которого я попал, владел своим телом на уровне первоклассника.
С другой стороны, я же свалил Курощупа. Мне бы собраться, восстановить дыхание, привыкнуть к этому слабосильному телу…
Но меня уже повалил на землю и стали избивать ногами. Вандамм что – то орал, но его никто не слушал. Нос мне разбили сразу, потом сломали коленную чашечку.
Кто именно меня гнездит я уже разобрать не мог, но был уверен, что участвуют все четверо холопов, кроме выбывшего из боя Курощупа.
А потом я сквозь потоки заливавшей глаза крови из рассеченного лба увидел, как мне в шею стремительно летят вилы.
Всё, приплыли. Самое недолгое попаданство в истории, блин…
Глава 5 – Сестрица в пивоварнях
«Ибо что есть магия, как не избранничество? И никто не становился магократом по своей воле, но лишь по воле магии. Она сама избирает сосуды, куда влиться.
И поэтому первая инициация всегда травматична для магократа. Неофит должен отказаться от себя самого, от самой своей жизни и личности, чтобы магия вошла в него. Он должен быть смиренен, и отказавшись от самой жизни своей, открыть свою душу, чтобы магия вошла туда, не как гость, но как хозяин.
И потому магократы и правят, не только лишь по праву сильного, но по праву избранничества. Они выбраны магией, Вселенной, Богом, если хотите. А потому покорность подлых сословий – не есть вопрос политики. Это есть вопрос вселенского устройства»
Владимир Соловьев, русский философ,
«Liber Magocratiae», том IV
…А потом, за секунду до того, как мне в горло вогнали вилы, я вдруг преисполнился. Чего именно я преисполнился? Не знаю. Но преисполнился точно.
Меня вдруг обдало чем – то неотмирным, всё изменилось за одно мгновение. Мне стало страшно, но испугался я не смерти. Её я никогда особо не боялся. Тем более сейчас, когда я только что успешно пережил смерть, если можно так выразиться.
Мир вокруг неожиданно стал очень медленным, вилы приближались ко мне, как в замедленном раза в три видосе.
Я теперь мог рассмотреть гнездивших меня холопов во всех подробностях.
У Тодзи была крупная бородавка на носу, Гендо замахнулся, чтобы пробить мне с ноги в пах. Дрочило наступил огромной ступней размера пятидесятого мне на сломанное колено, а Синдзи был именно тем мудаком, кто решился запороть меня вилами.
Я все еще ощущал боль, но она была какой – то приглушенной, как будто не моей.
С одной стороны все мои чувства резко обострились – запах скошенного сена усилился, и холопы стали вонять еще пуще, чем раньше, и даже моё зрение как будто улучшилось.
С другой же стороны, все эти чувства были теперь покорны мне, я мог их регулировать, как будто мне вручили пульт управления собственной нервной системой.
Магия? Или сожравший меня на том свете Царь начал действовать?
Я не знал наверняка, в чём дело, да это было и неважно. Важно сейчас нахлопать дерзких холопов.
Я поднял руку и перехватил направленные мне в шею вилы. Это было легко, моя рука двигалась раз в десять быстрее, чем смертоносный сельхоз инвентарь.
Схватившись за вилы в руках Синдзи, как утопающий за канат, я подтянулся и резко поднялся. Дрочило, как раз пытавшийся задавить меня своей громадной ножищей, достойной самого снежного человека, опрокинулся и упал.
В воздухе вдруг мелькнула резкая и быстрая вспышка света.
Одинокий куст рябины, росший невдалеке от стога, где я развлекался с Рей, загорелся белоснежным пламенем.
Это еще что такое? Впрочем, плевать, мне сейчас не до кустов рябин.
Еще одна вспышка, и мои враги разлетелись в стороны.
Вилы остались у меня в руках, а обезоруженный Синдзи полетел прямо в стог сена. В тот самый, где барчук насиловал сестрицу холопа, да.
Гэндо и Тодзи повезло меньше, они пролетели около метра и припечатались оземь.
Тодзи вроде сломал себе кисть, а Гэндо был цел, но орал громче всех.
– Ну что, холопы? Еще бунтуете, сволочи? Или всё? – осведомился я.
Из моего разбитого лба и сломанного носа все ещё хлестала кровь, но кровотечение как будто уменьшилось. Сломанное колено, к моему удивлению, болело все меньше. Кроме того, и это было совсем уж удивительно, я твёрдо стоял на ногах.
Еще через мгновение я явственно ощутил, что колено заживает, я прям чувствовал, как кости встают в нужное положение и срастаются.
Я повертел в руках вилами, на манер японских мастеров бо. Получилось не слишком изящно, но невероятно быстро.
– Не так уж и плохо быть магократом, – доложил я холопам, сплюнув на землю кровь изо рта.
Тодзи и Гэндо упали на колени, вылезший из стога Синдзи присоединился к ним.
Не участвовавшие в потасовке Вандамм и его дочь тоже на всякий случай рухнули коленями оземь.
– Барин, прости нас! Прости! Бес попутал!
– Думаю, без бесов не обошлось, мда, – согласился я, вспомнив, как резко крепостные вдруг обрели храбрость и решили напасть на меня.
– Прощаю, – вынес я свой вердикт, а потом обратился к одному Синдзи, – Но вот ты, мудак, реально хотел меня убить. Вилы в горло – это смертельно, знаешь ли. Так что не обессудь.
И я отправил перепуганного Синдзи в нокаут верхним маваши гери.
Конечно, нехорошо бить сдавшегося врага, но ведь в моем родном мире Синдзи бы дали за такие художества лет пять колонии, а то и все десять. Так что пусть поваляется, подумает о своём поведении.
Я быстро осмотрел себя. Колено и нос срослись, и больше не болели. Похоже, магократы в этом мире умеют стремительно регенерировать, это неплохо.
А вот одежда и вещи регенерировать не умеют, это паршиво. Мундир у меня был разорван и заляпан кровью, смартфон вообще был сплющен, как будто его только что извлекли из – под пресса. Экран устройства теперь показывал только витиеватый узор из трещин.
Я на всякий случай потеребил единственную кнопку на корпусе смартфона, но устройство не включилось. Ну блин.
Потом я взглянул на рябину, все еще пылавшую посреди вечерних лугов ослепительным белым пламенем.
Рябина как будто смутилась от моего взгляда, будто я посмотрел на что – то запретное. Пламя тут же погасло, без всякого дыма. Рябина стояла целая и неповрежденная, этот неотмирный огонь не сжег на ней ни одного листа, ни одной розоватой ягоды.
Дрочило тем временем поднялся на ноги.
Я вдруг сообразил, что этот парень со странной формой головы и огромной рукой единственный из всех на колени не вставал и прощения у барина не просил. Курощуп тоже не просил, но тот был в нокауте, так что с него и взятки гладки.
– Да, – пробасил Дрочило.
– Что «да»? – не въехал я.
– Вы спросили, бунтуем ли мы. Всё еще. Я бунтую. Все ещё. Да.
– Ни фига себе, – я искренне восхитился, – Упорный малый. А еще красноречивый, и соображаешь быстро. Ну что же, давай продолжим, одинокий бунтарь.
Я отбросил вилы, сунул в карман ставший бесполезным кирпичом смартфон и жестом предложил Дрочиле нападать.
Парень и правда пошёл в атаку, довольно бесхитростную.
Дрочило замахнулся своим аномально огромным кулаком размером с арбуз, и побежал на меня.
Увернуться не составило бы труда, но мне охота было глянуть, сможет ли моя магия сдержать пудовый удар Дрочилы. Поэтому я остался на месте и тупо подставил блок.
Вокруг моей руки, подставленной под удар, заметались сине – желтые вспышки.
Это было ожидаемо и понятно, но вот почему такие же вспышки, только зеленые, заметались вокруг кулака Дрочилы?
Потоки света, исходившие от наших рук, соприкоснулись раньше, чем сами руки.
А потом эти потоки вступили в противоборство. Кулак Дрочилы застыл в полете, его зеленое сияние пыталось забороть моё сине – желтое, окутавшее поставленный мною блок.
Это продолжалось всего несколько мгновений, но в эти секунды мир вокруг будто перестал существовать.
Осталась только моя воля, а еще воля Дрочилы, и его кулак, сосредоточивший в себе всю мощь странного парня. Кулак замер в полёте, но я был уверен, что он не потерял своей кинетической энергии. И если Дрочило продавит мой магический блок – мне придется очень несладко.
Но воля Дрочилы была тупорылой, как и её владелец.
Раздался громкий щелчок, как будто где – то ударили хлыстом, и сияние вокруг руки моего противника погасло.
Кулак Дрочилы резко повело в другую сторону, как будто некий программист прописал его удару противоположный вектор. Потом Дрочилу, вслед за собственным кулаком, повело туда же, холопа оторвало от земли и швырнуло метров на пять в сторону, сочно припечатав оземь.
Я встряхнул руку, которую чуть жгло от магии.
Дрочило неспеша поднялся и некоторое время разглядывал свой кулак, как будто видел его впервые.
– Нет, – пробасил Дрочило.
– Что «нет»? – уточнил я.
– Нет. Больше не хочу бунтовать. Нет. Всёшечки.
Я кивнул, рассматривая сдавшегося противника. Странный парень, очень странный.
– Ты понимаешь, что ты сейчас сделал? – спросил я Дрочилу.
– Да. Дал барину по щщам. Ну, попытался…
– Парень, ты маг, – объяснил я, понимая, что намеков Дрочило не понимает, – Откуда у тебя эта рука – базука?
– Родился такой. И у деда моего такая была. А у бати – не было. Не. Не маг я, барин. Холоп. У холопов магии нету.
– Как скажешь, – я пожал плечами, – Но тем не менее, парень ты не из трусливых. И упорный. И магией ты все же владеешь. Я уверен, что твоя культя – наковальня волшебная. Имя у тебя, правда, не очень, да и умом ты не блещешь. Но мне этого и не надо. Пойдешь ко мне в слуги? Я имею в виду – в личные слуги. На поле спину гнуть такому таланту – грех.
Дрочило задумался, но ненадолго:
– Пойду, барин. А чё делать надо? Я на стол подавать не умею…
– На стол подавать не нужно, вполне хватит твоего умения подавать в морду. Главное – слушайся меня, и всё будет хорошо. Может даже дворянство тебе раздобудем, раз ты маг. Будешь основателем клана Дрочиловых. Почему бы и нет?
Дрочило раскрыл рот от удивления, а я тем временем обратился к Вандамму:
– У Курощупа челюсть сломана, тащите его к врачу. А у Синдзи просто сотряс. Тоже тащите. Думаю, оклемаются. Но если не оклемаются – прости, Рей, придется тебе искать другого мужа. А ты, Тодзи, сам тащись, у тебя рука сломана. Но ноги целые, так что дойдёшь. Есть у вас тут врачи – то?
– Так у Прыгуновых, – залепетал все еще перепуганный старик Вандамм, – Километр где – то до села – то. Там знахарка.
Вандамм указал куда – то за холмы на краю поля.
– Километр протащите, – заверил я Вандамма, – У тебя еще двое целых сыновей осталось, так что дотащите, особенно если вы с дочкой поможете.
– Да я сейчас за телегой сбегаю… Или пусть Дрочило вон…
– Дрочило теперь со мной, – напомнил я старику.
Вандамм хотел на это что – то ответить, но испугался и не стал.
– Ты лучше скажи, где мое поместье? Мне нужно к родителям, срочно.
– Так енто… – Вандамм перепугался еще больше прежнего, – В другую сторону от Прыгуновых. Километра два до Пивоварен.
– До чего, блин? До Пивоварен?
– Ну так да… – Вандамм почесал бороду, – Так поместье ваше называется. «Пивоварни».
– Прикольно. От пивка я бы сейчас на отказался. Дрочило, за мной.
И мы двинулись в сторону, указанную Вандаммом.
* * *
Мы с Дрочилой тащились по полям.
Стремительно темнело, так что вскоре поля освещал лишь свет фиолетовой Луны. Я поинтересовался у Дрочилы, почему Луна фиолетовая, но он не знал. Только припомнил, что раньше она была другого цвета, но какого именно, припомнить уже не осилил.
Поля со стогами, где рос овёс, скоро закончились и начались поля, заросшие сорняками в человеческий рост.
Слава Богу, в этом мире, судя по всему, не было Сталина. Этот вывод неизбежно напрашивался, потому что и борщевика, которым Сталин засадил всю Россию в моём родном мире, тут тоже не было.
Тем не менее, идти среди сорняков всё еще было не слишком приятно, хоть и безопасно, в отличие от борщевичных зарослей на месте бывших колхозов в в моём родном варианте вселенной.
По словам Дрочилы когда – то давно тут рос хмель, но почему вместо него теперь колосятся сорняки, Дрочило не знал. Мой новый телохранитель вообще мало знал, а что знал – не мог толком объяснить. Мне удалось вытянуть из Дрочилы лишь то, что мы где – то в Псковской губернии, а сам Дрочило – из некоей Прыгуновки.
Живой родни у Дрочилы не было, а сам он ожидаемо оказался учеником кузнеца.
Но последние месяцы они с кузнецом ничего не ковали, потому что не было железа. Вместо этого кузнец пил самогон и бил Дрочилу. А Дрочило ему не отвечал, потому что нельзя же бить наставника. Последнее мне скорее понравилось. Значит, на верность Дрочилы рассчитывать я могу.
Местная Псковская губерния оказалась довольно странной и скорее напоминала прикубанские степи. Тут почему – то совсем не было деревьев, только бескрайние поля с овсом и сорняками. Та самая рябинка, которая пылала волшебным белым светом, оказалась единственным деревом, которое я до сих пор видел в этом мире.
Наконец, мы с бывшим учеником кузнеца перевалил через небольшой холм, и вдали показались «Пивоварни», родовое поместье клана Нагибиных. Моё поместье.
В свете фиолетовой Луны клановое гнездо можно было рассмотреть довольно хорошо, но то, что я увидел, меня не обрадовало. Поместье было небогатым, мягко говоря.
Больше всего это напоминало какие – то скандинавские крепости – музеи под открытым небом. Все сложено из старых поросших мхом круглых камней, и всё полуразрушено.
Пара построек вообще теперь напоминала тупо огромные груды камней. По назначению эти строения явно не использовались уже лет двести, а может и больше.
Центральный дом, где, видимо, и обитала моя новая семья, выглядел чуть – чуть попристойнее. Башня на крыше давно обрушилась, но сам двухэтажный дом стоял. Пока что.
Воздух над домом странно подергивался, как будто был раскалён. Вероятно, какая – то магия.
Дом был окружен небольшим парком, железный забор вокруг парка присутствовал очень частично. Ощущение создавалось такое, что этот забор резали и потихоньку сдавали на металлолом.
В парке не было ни одного дерева, только вездесущие сорняки, которыми заросли даже дорожки. Зато была железная когда – то давно крашеная в белый беседка, и в беседке мелькал женский цветастый платок.
Там была какая – то таинственная незнакомка. Сестра вернулась из Пскова? Или мама? Сейчас проверим.
У ворот парка сохранилась только одна створка. Зато возле ворот был припаркован, судя по всему, уже лет тридцать, вросший в землю и проржавевший УАЗик. Рядом стоял другой УАЗик, определенно принадлежавший местной полиции. Паршиво.
Над самими воротами развевался местами дырявый флаг, на котором помещалось изображение – зелёный листок хмеля на чёрном фоне.
– Это чё, мой родовой герб? – спросил я у Дрочилы.
– Родовой… Что? Родовой хер?
– Понятно, – вздохнул я, сознавая, что вопрос был не по адресу, и в местной геральдике, как и вообще во всем, Дрочило совсем не шарит.
Пройдя через ворота, я двинулся прямиком в беседку, где заприметил женщину в платке.
Женщина была все еще там. Точнее даже не женщина, а девушка. Юная и очень красивая. Пожалуй, даже слишком красивая, в нашем мире я таких давно уже не видал.
Глаза у красавицы были ярко – синими, ресницы длинными, а губки пухлыми. Но во всем этом не было ни капли пошлости, как это обычно бывает у девушек модельной внешности в моем родном мире. Нет, здесь присутствовала только чистая природная краса. Лицо у незнакомки было круглым, а его черты – немного детскими и по – русски мягкими, носик был чуть курносым.
Девушка была невысокой, с чётко очерченной фигуркой, роскошной грудью и довольно внушительными бедрами. Ножки у неё были длинными, фигуру подчеркивало облегающее зеленое закрытое платье до колена. На плечах девушка носила яркий платок, а её длинные светлые волосы были заплетены в косу до пояса. Настоящая русская красавица, прямо из сказок.
Вместо приветствия девушка бросилась ко мне и жарко поцеловала меня в губы.
Вот это да. Это определенно не моя мама, и даже не сестра. Сестры так не целуют.
Совершенно забыв про Дрочилу и про всё на свете, я ответил на этот поцелуй. Судя по всему, это моя жена, а если не жена – то любовница уж точно. От девушки сладко пахло летним цветочным парфюмом.
И вот это прекрасное чудо я променял на какую – то крестьянскую дочку в стогах! Подумать только! Нет, прежний владелец этого тела точно был дебилом.
Я обхватил девушку за талию, поднял и затащил в беседку, откуда несколько секунд назад она выбежала, чтобы встретить меня.
Я припал к её роскошным и упругим грудям, а потом попытался залезть ей под подол платья. Но не тут – то было. Платье было слишком узким, подол мне не давался. Порвать его что ли?
Девушка как будто прочла мои мысли и сладко простонала детским голоском:
– Да. Порви его. Порви его, братик…
Так.
Стоп.
Опять стоп.
Да ёб твою мать! Это моя сестра, что ли?
Признаюсь вам совершенно честно – я не люблю инцеста. Да, пусть это не моё тело, а эта девка – на самом деле не моя сестра. Но ведь для этого тела – то она именно сестра. Так что инцест налицо.
Я с огромным трудом оторвался от коварной сестрички и даже отступил от неё на несколько шагов назад, как напуганный охотник от голодной тигрицы.
– Братик? – удивленно захлопала глазками девушка.
Так. Надо успокоиться.
Глава 6 – П 6: Полицмейстер Порфирий Петрович поясняет по понятиям
«В нашем несчастном отечестве… и без того терзаемом… Третья Сила… Мне неизвестно, как они себя называют… Но упоминались… Тьма внутри Тьмы… Оргии… Черная трансплантология… Скорейшая гибель… Пророчество о Фиолетовой Луне… ГНОСТИЧЕСКИЙ ЛИБЕРАТОР… Я видел ЕГО, видел… Метро под Петербургом… Червоточины… Грядущая смерть магократии… Последнее дерево… Будет срублено…»
Из отчёта тайного агента Охранного Отделения (псевдоним – ГОВАРД), уволенного со службы в связи с острым психическим расстройством
Я растерялся, но ненадолго. Впадать в растерянность надолго я не умею, уж извините. Жизнь научила, что это довольно опасно и совсем неэффективно.
– Ты вроде должна быть в Пскове, развлекаться в клубе с каким – то барчуком, – напомнил я похотливой сестрице, – Или с ним ты уже закончила и теперь решила перелезть под меня?
Сестра еще некоторое время хлопала глазами самым невинным образом, а потом решительно сбросила с плеч свой яркий платок и двинулась ко мне.
Я отвернулся, хотя это стоило мне огромных усилий. Вот же угораздило. Мне невыносимо хотелось эту сестричку, но блин… Развлекаться с родной сестрой? Вы серьезно?
Чтобы отвлечься от своего внутреннего огня я поглядел на Дрочилу. Тот внимательно и без всякого стеснения наблюдал за развернувшейся в беседке сценой, но вопреки своему имени ничем непристойным при этом не занимался.
Сестра же не обращала на Дрочилу никакого внимания, как будто он был пустым местом. Она осторожно подошла ко мне и пальчиком с коротко стриженным ноготком постучала мне по спине, чуть ниже шеи.
– Вот тут, братик. Вот тут у меня застёжка платья. И сейчас ты повернешься и расстегнешь его. Я сама не могу. Ты же мне поможешь, да, братик?
Её слова оказались пророческими. Я действительно повернулся, но быстро, пока девушка не успела подставить мне спину со своей соблазнительной застёжкой.
Однако красавица не растерялась, она еще раз страстно засосала меня в губы, а потом схватила цепкими пальчиками мою руку и положила себе на плечо, нежно и неуклонно подводя её к застежке на спине.
Вторую мою руку девушка положила себе на покатое бедро.
Я высвободился от захватов сестрицы, обнял её, оторвал от земли, потом аккуратно поставил на пол беседки, а сам быстро отступил метра на два.
Сестрица жадно облизала собственные губы, а потом стала распускать косу.
– Спокойствие, только спокойствие, – сказал я то ли себе самому, то ли сестре. Уж точно не Дрочиле, он – то и так был предельно спокоен.
– Первое. Ты должна быть в Пскове, – доложил я сестре, которая теперь начала мять себе левый сосок под платьем, – Верный холоп прислал мне сообщение, что моя сестра там.
Второе. С нашими родителями какая – то беда, по этому поводу мне тоже пришло сообщение. А когда с родителями беда – дочь так себя не ведет.
Третье. Ты завтра должна поступать в Смольный Институт для девочек. Для девочек, обрати внимание. Но, клянусь, ты такая же девочка, как Дрочило – Император Всероссийский.
Четвертое. Я весь в крови, и мундир у меня порван. Сестра бы первым делом спросила, в какую передрягу я попал, а не бросилась трахаться прямо с порога.
Пятое. Это не твое платье. Оно тебе мало. Девушки, конечно, любят подчеркивать свои соблазнительные формы, но не настолько, чтобы испытывать при этом неудобства. А тебе в этом платье тесно…
– Ну конечно, братик! В платье тесно, сними его, освободи от него моё…
– Ну хватит уже. Ты не моя сестра.
Фальш – сестрица захлопала глазами самым милым образом. Судя по всему, невинное хлопание глазками было её коронным приемом решения любых проблем.
– Кто ты такая?
Теперь девушка надулась. Она раздумала распускать косу, накинула на плечи свой цветной платок и уселась на лавку в беседке с обиженным видом.
– Слушай, давай без этого, окей? – мягко сказал я, – У меня тут некоторые проблемы. Меня только что пытались убить холопы и немного надавали мне по башке. Так что у меня частичная амнезия, если ты знаешь, что это такое. Иначе говоря, память отшибло. Так что я правда не понимаю, кто ты такая, и какого хрена ты тут разыгрываешь этот спектакль. Эта какая – то домашняя постановка «Трёх сестер» Чехова? Я угадал?
Девушка внимательно посмотрела на меня. А потом произнесла, совершенно изменившимся голосом, в котором теперь появились грубые басовитые нотки и «аканье», характерное для местных холопов:
– Я Алёнка, барин. Меня вам ваш папка подарил. А сестрицу вы меня сами изображать заставляли. Так – то.
Чего?
Заставлял изображать сестрицу?
Похоже, я попал в тело напрочь больного ублюдка.
– Актриса, достойная «Оскара», – кивнул я Алёнке, – И имя, как у шоколадки.
– Опять шоколадкой дразнитесь? – неожиданно рассвирепела Алёнка.
Вот уж не думал, что в этом мире тоже есть шоколадка «Алёнка».
– Прости. Больше не буду, – заверил я девушку, – То, что ты не моя сестра, решает многие проблемы, на самом деле.
– Какие проблемы, барин?
– Проблему с застёжкой твоего платья, например… Точнее говоря, платья моей сестры, которое ты напялила…
Я двинулся к девушке, но та вдруг густо покраснела, опустила глаза и даже охнула.
Это еще что?
Только что эта красавица вела себя, как настоящая профессиональная соблазнительница, а теперь смущается, как девственница.
Я, конечно, повидал, и не только повидал, на своем веку много баб, но такое наблюдал впервые. Прямо пятьдесят оттенков Алёнки.
– Какие – то проблемы?
Я сел рядом и приобнял девушку за талию.
– Так я енто, барин… Я же вроде ваша сестра…
– Чего? Ты не моя сестра. Только что выяснили.
Она поехавшая что ли?
Судьба одарила её красотой и актёрским талантом, но сэкономила на разуме?
– Так енто самое, барин… – способность изъясняться на нормальном русском языке Алёнка тоже утратила, вместе с образом моей похотливой сестрицы, – Просто это ваша сестра – поблядушка. А я нет. Я девушка целомудренная…
– Слушай, Алёна. Послушай меня внимательно, – я нежно погладил её по щеке, – Я не хочу сестру. Я хочу тебя. Такую, какая ты есть. И очень хорошо, что ты целомудренная девушка. Полностью одобряю. Конечно, я барин, а ты моя собственность. Так что некоторые снобы назвали бы наши отношения патологическими…
– Чаго?
– Того, – передразнил я Алёнку, – Эй, Дрочило, хватит на нас пялиться! Иди, погуляй по саду, пробздись!
Мои пальцы нащупали застёжку на платье девушки и начали её расстегивать, Алёнка часто задышала.
– Барин, ну я не знаю… Как – то… – пробормотала Алёнка, как в полусне.
Платье было расстегнуто уже до половины, но продолжать раздевание я не стал. Вместо этого я вскочил на ноги и выругался, Алёнка перепугано уставилась на меня.
– Неправильно это всё, – заявил я.
Алёнка захлопала глазами и неуверенно кивнула, явно не понимая, о чём идет речь.
– Ты же моя крепостная, так? Рабыня?
Снова кивнула.
– Ну вот. То есть отказать ты мне не можешь? Значит, это косяк с моей стороны, изнасилование.
– Ну так – то да, – не слишком уверенно согласилась Алёнка, глядя на меня, как на поехавшего.
Вы наверное подумаете, что я и правда поехавший.
Ну уж извините.
Проецировать мораль моего родного мира на этот, где до сих пор существует рабство – нелегкая задача, возникают неизбежные моральные коллизии. А от моральных коллизий и окончательно долбануться недолго.
– Ладно, я даю тебе вольную. Ты свободна, – нашёл я решение, как всегда оперативно.
– Чаго? – произнесла свою коронную фразу Алёнка.
Ох, блин. Нужно было приказать Алёнке оставаться в образе моей сестрицы, в нём она соображала на порядок лучше.
– Ты свободна, я тебя освобождаю от ига. Как Ленин рабочих и крестьян. У вас же тут можно дать холопу вольную?
– Так писарь нужен… – неуверенно доложила Алёнка, – Вольную подписать…
– И где нам найти писаря?
– У вас своего нет, барин, – до Алёнки наконец дошло, о чём идет речь, возможность получить свободу девушку определенно заинтересовала, – У вас писарь наёмный, он в Пскове. А как его зовут – не ведаю. Мужичок такой, с козлиной бородкой… А пока бумаги на вольную и водительских прав у меня нет – какая ж я свободная?
Я тяжело вздохнул.
Судя по всему, с бюрократией здесь дела обстояли если и лучше, чем в моём родном мире, то не намного.
– Ладно, Алёнка. Значит пока что даю тебе свободу идти домой, окей? Исчезни уже, вместе со своими роскошными грудями и внушительными бедрами. Домой иди.
– Барин… – неожиданно взмолилась на это Алёнка, – За что гоните? Я же дома! Сирота я! И никого у меня нет, кроме хозяев – вас и батюшки вашего…
– Стоп. А батюшка мой тебя тоже что ли… – возникла у меня жуткая догадка.
– Нет, нет, – замотала головой Алёнка, – Ну что вы, барин? Батюшка ваш с крестьянками никогда. Он и вас за это всегда ругал.
– И правильно делал, – кивнул я Алёнке, – Кстати о батюшке. Я слыхал, с ним приключилась беда…
* * *
К центральному зданию поместья я прибыл в сопровождении не слишком величественного эскорта из Алёнки и Дрочилы.
А с другой стороны, красивая девушка есть (только нужно её активировать, выписав вольную), огромный детина, готовый любого уработать волшебным кулачищем – тоже есть. Что еще нужно юному барину для успеха?
Вблизи родовое гнездо клана Нагибиных выглядело еще хуже, чем издали. Оно было живописным, но мало отличалось от руин.
Башня, судя по всему, обрушилась лет двести назад, её обломки все заросли мхом и травой, как и сохранившееся здание двухэтажного коттеджа. Коттедж был выстроен из разнокалиберных круглых камней, от него несло седой древностью и эпохой викингов.
В воздухе над коттеджем творилось нечто странное, жуткое и определенно магическое. В свете фиолетовой Луны на фоне уже черных небес над домом метались темные сполохи, как будто там роились миллионы мух.
А еще я услышал звон, исходящий от дома, тихий и мелодичный.
В том, что произошла беда, я окончательно убедился, когда увидел у дома двоих.
Первой была похожая на ведьму баба, с огромным носом и закутанная в разноцветные платки. Возраста баба была неопределенного, зато непрестанно плакала и подвывала.
Странно, что в беседке я её воя не слышал. Возможно, баба начала выть только что, когда увидела, что я иду. Очередной спектакль крепостного театра для глупого барчука, мда.
В любом случае, я очень надеялся, что это не моя мамка.
Второй человек возле поместья определенно был господином полицейским. Причем, на господина полицейского он был похож гораздо больше, чем копы в моём родном мире.
У этого у мужика имелось всё, что нужно: внушительное брюшко, шегольские усики, синий мундир, увешанный бляхами, портупея, фуражка с эмблемой, изображавшей булаву и леопарда, и даже огромный револьвер в кобуре.
На земле лежал громадных размеров полицейский фонарь, освещавший двоих у поместья.
– Горе – то какое, барин! – заверещала ведьма, бросаясь ко мне, – Горе! Померли родители ваши! Черной магией убиты!
Алёнка, которой эту новость, судя по всему, до моего прибытия не озвучивали, ахнула и расплакалась.
Мне же, честно признаюсь, было плевать. Ну, неприятно, конечно. Но я этих родителей вообще не знал, так что горевать особо не о чем. Хотя батя у меня, судя по подаренной Алёнке, был хорошим мужиком.
Полицейский тем временем скептически оглядел мой разорванный и перепачканный кровью мундир, удивленно приподнял брови, бросив взгляд на Дрочилу, а потом шагнул ко мне и деликатно кашлянул:
– Ваше Благородие, разрешите представиться. Достоевский Порфирий Петрович, обер – полицмейстер Псковской Губернии. К вашим услугам.
Я кивнул.
– Что случилось?
Замотанная в платки ведьма хотела было снова завыть, но Порфирий Петрович опередил её:
– Это вы нам объясните, Ваше Благородие. Вы зачем родителей – то убили? М?
Так. Понятно.
Мало того, что моих батю и мамку шлепнули, так я еще теперь и главный подозреваемый.
Интересно, какое положение тут занимает этот Порфирий Петрович. Он магократ? Дворянин? Какие у него вообще полномочия? Должность у него звучная, но он какого – то хрена приехал на двойное убийство в гордом одиночестве, хотя по идее тут должна уже работать бригада криминалистов.
Или они в доме?
В любом случае, обер – полицмейстер явно пытался тупо расколоть меня совершенно пошлой и глупой психологической атакой. А вот хрен тебе.
– Я не убивал родителей, – вздохнул я, – Я только что из полей. Я там реализовывал своё право первой ночи. Это же законно, я надеюсь? У меня есть свидетели, целая толпа крепостных. Кстати, наваляли мне тоже они. Поэтому я весь в крови и изодранном мундире. Так что у меня алиби, обер – полицмейстер. Железное, как бляха на вашей фуражке.
– Ну и замечательно, – ни на миг не растерявшись, ответил Порфирий Петрович, – Однако ж, вы не выглядите расстроенным…
– У меня шок, – я решил построить разговор жестче, – Шок и горе. А вы тут мне допросы устраиваете. Расскажите лучше, что случилось.
Порфирий Петрович, к моему удивлению, на это только пожал плечами, как будто это было не его дело. Зато ведьма завыла в полный голос:
– Да я, барин, девку – то вам в стог привела, как условились… А вы что – то задержались где – то. Ну я девку оставила у стога и домой пошла. Прихожу – а тут все магией черной обмазано, а батюшка ваш и мамка мёртвые лежат. Ну, я в полицию и позвонила.
