Текст книги "Собрание сочинений (Том 4)"

Автор книги: Альберт Лиханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 35 страниц)

Вы помните, как истошны, как безнадежны крики малышей из Дома ребенка, зовущих отца и мать? А теперь представьте, что тем же часом в интернате для "оставшихся" в истерику, в слезы, в долго не проходящее смятение срывается подросток, когда неопытный воспитатель напоминает ему про мать, про отца, живых, живых, но предавших во имя собственных мнимых утех. От страждущего вопля до слез ненависти – вот в какую рамку помещено детство, живущее, по сути, в одних стенах. От любви до непрощения и от этого непрощения до жажды, чтоб хоть какой-нибудь человек погладил по голове – всего-то! – погладил...

Документ ЦК КПСС и Совмина СССР, мне кажется, похож на ключ к проблемам Дома ребенка, детского дома, интерната для сирот и детей, "оставшихся", на ключ, который в конечном счете вручается обществу, а значит, и старому, мудрому, и молодому, душевному человеку, и заводу с его мощными материальными возможностями, и, скажем, бригаде, если это настоящее людское сообщество, а не формальная группа, студенческому курсу, особливо ежели он из педагогического института, училища, всякому человеческому единению – с его неограниченными душевными возможностями. Все дело в том, чтобы ключ этот принять, суметь им воспользоваться, а это не такое простое, не такое обычное дело.

По сути своей, общество вновь оборачивает свое лицо к "оставшимся" детям. Это честно и справедливо. Народ наш слишком испытан невзгодами военных лихолетий, чтобы сейчас, в годы нарастающего благополучия, исполнять чуждую нам страусиную роль и прятать голову в песок при виде беды. "Я чужую беду руками разведу", есть такая поговорка, но нет, не развести руками беду, о которой речь здесь. И она не только средств требует – средства, и огромные, дает государство. Единственное, чего оно не может дать, так это теплых человеческих рук, кровного родства. Потому-то, одолевая печаль "оставшихся", первое усилие народа, к самому себе обращенное, кстати сказать, надобно бы направить так и таким образом, чтобы меньше было сирот и при живых-то родителях, чтобы не так просто расставались матери молодые со своими детьми, чтобы меньше было детей, "оставшихся" наедине с собой да детским домом.

Помогая Отечеству, страдая за детей и сострадая им, ударим же в колокол собственной совести: где мой сын, где моя дочь и кто же я на этом свете!

С Ы Н Р О С С И И

________________________________________

Великое и рождено великим.

Низменное, пустое, ничтожное бесплодно или рождает столь же ничтожное, пустое, низменное.

Большая река берет начало от малого ключа, и только бедная душа, напившись хрустальной прохлады, презрит его, вместо поклона бросив в живородное лоно ком земли.

Огромный дуб начинается малым росточком, которым проклюнулся желудь, и только пустая душа, заметив тонкую жилку жизни, может втоптать ее в землю кованым сапогом.

Два воинства стоят друг против друга: великое и ничтожное.

Два воинства, две силы: ведь и у ничтожества есть своя немалая сила.

Сражаясь с подлым, гадким, дрянным, большое становится великим. Только в борении, только в битве утверждает оно себя.

Река петляет сквозь горы, обходя крутизну и отыскивая свою единственную дорогу. Деревья вырастают, сгибаясь под напорами ветра.

Нет, жизнь непроста, она не может быть ровной и гладкой.

Жизнь – это горение, а в огне что-то сгорает.

Жизнь – это свет, а свет кого-то слепит.

Жизнь – это борьба, а в борьбе должен быть победитель.

Жизнь.

В этом слове немало значений.

Жизнь цветка, которому отпущено на веку одно лето.

Жизнь птицы, живущей три весны.

Жизнь человека.

И жизнь страны.

Все они плотно переплелись.

Разве можем мы жить без цветов, без пения птиц? А разве можем жить без Отечества, без Родины, без отчего крова?

Есть, правда, иные, похожие на странное растение – перекати-поле, несет их ветер, и нет им нигде пристанища. Только ведь даже перекати-поле несет ветром, когда оно умерло, превратилось в высохший клубок, оторвалось от земли.

Но это – ничтожное.

Тут же речь о великом.

Да, исток реки – в единственном ключе. Но силу и мощь течение наберет, лишь когда сольются в одно русло тысячи малых ручьев и сотни небольших речек.

Дуб проклевывается единственным росточком, но силу и мощь он наберет, лишь когда раскинет пушистую крону, разметнет могучие ветви, а и ветви и крону питают многие корни большого дерева.

Корни дерева и притоки реки похожи.

Они кормят ствол и реку.

А жизнь человека поит его Отечество.

Дальнее и близкое, песни и сказки, небо и земля, подвиги и герои, предки и современники – все это сродни корням, сродни притокам, которые, слившись воедино, превращаются в великую силу.

Человек рождается, живет и умирает не сам по себе.

Рожает его мать.

Живет он с друзьями, сражаясь с врагами.

А умирает, оставив дело.

Дело, которое подхватывают другие.

Человек сродни реке, слившейся в мощное русло из многих притоков.

Человек продолжает начатое до него.

Тем он и силен, что, лишь продолжая, лишь вбирая из матери-земли токи жизни, он способен совершить великое.

Эта повесть про великого человека. Про великого человека, рожденного великими силами.

ЕГО ДУША

ЗЕМЛЯ

Что познает человек прежде всего? Еще не научившись говорить, не научившись понимать?

Материнское лицо, которое бывает так близко, когда мать кормит дитя своим молоком. Боль. Голод.

И красоту.

Почему малый росточек жизни, маленький человек, в сознании которого мир едва успел перевернуться и стать на ноги, тянется к ромашке, похожей на солнце? Почему ладошка его мнет клейкий листок? Почему издает он радостный всхлип, разглядев нарядный сарафан божьей коровки – красный, в черную крапинку?

Да потому, что детство ближе к природе, чем любая другая пора человеческой жизни.

Ведь и мать – частица природы. И сам маленький человек – ее частица. А пока он не вполне самостоятелен, он особенно близок ей.

В детстве много открытий. Но главное среди них – мир, который окружает.

Вот светлая бабочка присела на малиновый цветок шиповника. Вот у подножия травинки, похожей на огромное дерево – только поменьше, – возится бронзово-загорелый жук. Вот кузнечик – он только что скрипел невидимым смычком, а теперь затих, вглядываясь в тебя булавочными бусинками настороженных глаз.

Мир, оказывается, живой, даже мертвая лесина глухо стонет, если ударить по ней палкой.

Мир живой, и маленький человек, подрастая, видит, как смеется, как поет, как плачет и как страдает этот мир, даже если он и молчит.

Еще не осознавая себя, не зная родной речи, малое существо понимает: есть два пути в этом мире. Один – причиняя боль тем, кто не может тебе ответить. Второй – жалея всех, кто слабее.

Пожалев, человек становится человеком.

СЛОВА

Какое первое слово, сказанное им?

Их не так уж много, слов, которые люди произносят первыми.

"Мама". "Папа".

Наверное, еще какие-то есть. Старшие ведь порой в любом сочетании бессмысленных милых звуков ищут осмысленность речи.

И каждый раз повторяется великое, уже пройденное однажды – сквозь тысячелетия – человечеством, народом.

От немоты – к слову.

От одиночества – к людям.

От напряженности непонимания – к улыбке общения.

Придя в свой час, он скажет слово там, где царила вечная немота. Он соединит своим словом безжизненное с жизнью, бесконечную ночь со светом.

И это слово будет русским.

Истинный человек бесконечно уважает любую речь как принадлежность самобытности и равенства. И все-таки нет для нас ничего славней русской речи!

Раскатистая, восторженная, гневная в одном коротком слове "ур-р-ра!" – и сколько еще за этим словом! Мальчишеского отчаяния, когда с деревянной саблей скачет босоногий конник в заросли лопухов. Взрослого мужества, когда с винтовкой наперевес против злобного врага, с готовностью погибнуть, но добиться победы. Решительного упрямства, когда дрогнула и сдалась тайна сложного научного расчета.

А какое простое слово – "люблю!". Сколько в нем оттенков, на сколько ладов произнести его можно – и с испуганным придыханием, и с упорным отчаянием, и с душевной открытостью, с восторгом, тайной, неуверенностью, страхом – и счастьем!

Есть слова заповедные, заветные, как оружие, которое достают из ножен не по всякому поводу и случаю.

Но все-таки настают мгновения – нечастые, а оттого дорогие, – когда человек скажет слово: "Родина".

И еще слово: "Клянусь!"

ПЕСНИ

Слово людей соединяет, песня сплетает их в единое.

У единства этого много разных имен и красок. Деревенский хоровод похож на венок. Из желтых соцветий одуванчика. Из голубых васильков. Из белых ромашек.

Поют люди и в горький, черный час. За руки, как в хороводе, не держатся, но сплелись сердцами. Песня их в одну силу овивает, в одну волю.

Когда поют зеленые солдатские колонны, по спинам мальчишек, которые слушают, ползут мурашки. И сами по себе несут тебя ноги вслед за колонной, и хочется подравнять короткий мальчишеский шаг под поступь солдатских колонн. И так же басовито, мощно, надежно запеть:

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой!

Горькое, сладкое, радостное, бесшабашное, тревожное – у каждого часа и каждого чувства свои песни, верные спутницы человека. Не зря же, когда он один – в пустой тундре, глухой тайге, безмолвном космосе – запевает привычно, и вот он уже не один вовсе, а с песней. А песню сложили люди. Значит, с людьми.

Песни сродни душе.

У каждого народа свой язык и свои песни, а значит, своя душа. Русские люди песней смеются, под песню печалятся, с песней идут на подвиг.

Уничтожьте песню, что будет? Поскучнеет мир, поволокой затянет свет.

И небо останется – да не то.

И слово услышится – да не так.

А улыбаться люди станут реже.

Наш герой известен миру улыбкой. Открытой, доброй, сердечной. Русской.

Над тайной его улыбки задумываются люди: почему он так улыбался? Я думаю, потому, что песни любил. Улыбка – песня души.

СКАЗКИ

Чему сродни душа людская?

Пожалев слабого, человек стал человеком. Овладев словом, стал не одинок. А запел – и взялся за руки с другими людьми. Силен стал.

Не правда ли, он как бы все выше и выше? Точно взлетает на крыльях души. В крыльях этих много перьев. Цветных, узорчатых, прекрасных. Вроде бы что тут, перо и перо, чуть лучше, чуть хуже, какая разница!

Ан нет! Разница, и какая, коли речь идет о крыльях души. От каждого перышка зависимо – выше душа взлетит или малым довольствуется. Воспарит на высоту беспредельную или едва от земли оторвется...

Есть в перышках этих волшебных одно – небывало прекрасное. Отливает голубым, сиреневым, горит алым, оранжевым. Перышко это незаменимое, и без него душе тяжелей взлетать.

А имя ему – сказка.

Сказка душу греет, поднимает ввысь. В сказке – небывальщина, и, наверное, от этого все кажется таким взаправдашним.

Кружится шар наш земной в черном мраке, летит на леса снег пуховый, тает, цветами мир покрывается, а потом падает оземь желтый отживший лист. Истаивает время, уходят старики, но сказки их никогда не уходят, оставаясь вечно волшебными.

И одна среди них – особенная. Про жар-птицу. Ночью прилетает она кормиться отборным зерном и пить чистую воду. Кто ухватит ее за хвост, тот счастье поймает.

Кто ухватит ее за хвост?

Не верят в свои силы старики. Усмехаются, покачав головой, взрослые.

Только малыш верит. Вырастет и поймает за чудный хвост волшебную птицу.

Горят глаза его.

Это душа воспаряет.

ГЕРОИ

"Сказка ложь, да в ней – намек, добрым молодцам урок".

Ну а былина?

Бывало ли былинное?

Никто, нет, никто не знает, жили ли на белом свете Илья Муромец, Добрыня Никитич да Алеша Попович, сражались ли с многоглавым Змеем Горынычем да с бессчетной вражьей силой, бились ли с колдовскими чарами...

Вот ведь диво!

Были ли, не были, а стоят русские богатыри возле каждой детской кроватки, точно покой сторожат, точно подтверждают: "Да здесь мы, тут!"

Вглядывается малый человек в родные, близкие лица. В бородатое, широконосое Ильи Муромца, который о палицу колючую облокотился. В лицо Добрыни Никитича, бородатое да улыбчивое, не зря имя у него такое доброе, – этот о пику оперся. В безбородое и грустное Алеши Поповича этот глаза затуманил, вдаль куда-то загляделся.

Хороши богатыри, святая русская троица, да ведь и четвертый есть Микула Селянинович.

Три богатыря – воины, охранители земли родной, а Микула Селянинович боец особенный: воин-пахарь.

Пока тихо и вражьей силы нет, пашет он землю милую, хлебушек растит, чтобы малых детей накормить, богатырей-охранителей да и самому поесть. А настанет лихая година, вынет он меч-кладенец, и не будет удара страшней, чем его сеча.

Микула и за Родину бьется, и за землю, и за продолжение ее, которое в зернах пшеничных таится.

Были ли герои?

Да пустой вопрос.

Были, коли помнят их и маленькие и старики.

Были, коли в лицо их люди знают.

Были, коли подвиги былинные и новым людям по плечу.

МЕЧТА

От чувства – к слову. От слова – к песне. От песни – к сказке. От сказки – к героям. От героев – к мечте.

Вот как душа человеческая воспаряет.

Вот как взвивает ввысь, опираясь на крепкие крылья. И каждое перышко в крыле красивое, как добро, надежное, как верное слово, прочное, как широкая песня, мудрое, как волшебная сказка, сильное, как могучие герои, яркое, как великая мечта.

Душа всегда рвется вперед. Всегда вверх.

Зреет-поспевает маленький человек. Многого еще он не знает. Многого не умеет. Но – вы замечали? – не зная и не умея многого, он многое понимает. Это поступь души. Поступь духа.

Услышав сказку про меч-кладенец, маленький человек мечтает, как он вырастет и возьмет волшебный меч в руки.

Узнав про героев-богатырей, маленький человек мечтает, что он вырастет и станет сильный, как Муромец.

А услышав сказку про ковер-самолет, мечтает, став взрослым, летать.

По нынешним временам сказкой этой вроде никого не удивишь: малыши о самолете раньше узнают, чем про волшебный ковер. Но ведь были же, были времена, когда самолета не видывали, а сказку любили.

Любил и наш герой. Хотя, может, и не думал, что эта любовь и есть мечта.

Представь: ты на ковре, а внизу мелькают серые горы, змеятся светлые реки, лоснится вспаханная земля.

И дух захватывает.

И хочется кричать, кричать от восторга. Да так, чтобы голос твой тебя обгонял и, обогнув пространство, настигал сзади.

– Ого-го-о-о! Это я лечу! Человек!

И эхо в горах таинственно откликается, ударяясь о стены ущелий:

– О-о!.. Чу!.. Век!..

Человек летит над землей. Он летит пока лишь мыслями. Но восторг уже охватывает его. И сердце проваливается. И дух замирает.

Он уже участник будущего, хотя еще не все понимает и не все умеет.

А это и есть мечта.

ИКАР

Придет время, и наш герой узнает миф об Икаре и Дедале. О том, как два человека захотели сравняться с птицами и сделали крылья, похожие на орлиные. Но солнце растопило воск, скреплявший перья, и Икар погиб.

Придет время, и наш герой узнает быль о безвестном вятском крестьянине, который, смастерив крылья, влез на колокольню, чтобы испытать свою мечту.

Мысль людская обгоняла время. Обгоняла знание.

А исполнение желаний без них невозможно.

Знание. Как тонкая и слабая на вид прозрачная струйка ручья точит камень, о который она бьется, так знание пробивает брешь в камнях незнания.

От мечты – к знанию. Вот последний его шаг.

Впрочем, шаг первый.

Только узнав сделанное до него, человек способен шагнуть дальше.

Но это шаг в будущее. И до него еще далеко.

Пока же, движимый мечтой, вдохновленный былиной, сказкой, песней, словом, окруженный богатырями, которые прикасаются ко всякому доброму человеку, даруя ему силу и надежность, ребенок шагает от желаний к делу.

Это дело – знание.

Не такой простой шаг. От первой задачи к сложной формуле путь тернист и потен. Просто пощупать камень, но непросто выяснить строение его атома. Легко взглянуть на звезды, но непросто усвоить звездную карту.

Легко сказать "сделаю", но нелегко сделать.

Шаг к знанию – это путь к осознанию себя.

Человек еще не знает, кем он будет на этой земле. Но он уже знает, каким будет.

Путь избрать достойно любой, а вот суть у всякого едина.

В мире сказок и героев, песен и былин, в мире мечты и слова, которое не бросают на ветер, рождается светлый человек, становится взрослей.

Взлетела его душа, опираясь на важные устои.

Невидима поддержка, но она есть. Без нее взлет невозможен.

НЕБО

Небо.

К нему поднимаются глаза человека – любого и всякого.

Вот закрапал дождь, и, прежде чем раскрыть зонтик, человек мельком взглядывает в небо.

Вот, задумавшись, следит он, как парят в знойный день пушистые кружева облаков.

Вот разглядывает звездную кисею, отыскивая Млечный Путь.

Вот испуганно разглядывает плотные тучи, которые рассекают острые лезвия молний.

Человек и небо, они так далеко друг от друга.

Человек и небо, они так близки: ведь небо, если поразмыслить, начинается прямо у наших ног.

Вот этот воздух сразу над травой, вот это пространство над асфальтом, вот эта пустота над кустом – это все небо, такое же, как там, на высоте.

Мы трогаем небо каждый час. Размахиваем в нем руками, торопясь на работу. Дышим им, нашим небом. Но редко думаем об этом.

И только немногие думают о небе всегда.

Не так-то просто это, думать о небе.

Еще трудней мечтать.

Но есть, есть люди, думающие о небе, мечтающие о нем.

Их не узнать, встретив на улице. Нет, не узнать.

Они, как и мы, мельком взглядывают вверх, прежде чем раскрыть зонтик, всматриваются в звезды, пугаются, глядя на молнии, и задумчиво разглядывают пушистые облака.

Они такие же, как все.

И не такие.

ЕГО СЕРДЦЕ

КНЯЗЬ

Душа сродни сосуду, наполненному чувством, мыслью, верой, образами.

Сердцу этого мало. Мужая, сердце жаждет гордости, которая опирается и на сказку, и на легенду, но и на точный исторический факт.

Сердце жаждет гордости, опирающейся на великое прошлое, ибо без минувшего нет настоящего и будущего.

Без достойного прошлого нет достойной личности.

Не каждый день и не каждый час, но настает, настает в жизни народа мгновение, когда вся предыстория отзовется в сердце одного из миллионов и прошлое – славные ратники, великие ученые и поэты, битвы, муки, озарения возникает за плечами у избранного судьбой.

У того, кто станет потом символом эпохи.

Вглядимся же пристальней, кто за плечом у него, вглядимся в даль времен – пусть золотая стрела неповторимой улыбки пробьет тучи давности и высветит далекое: блистающие шеломы, каурых коней, строгие лица русских воинов – тех, что под рукой славного Игоря Святославича, князя Новагорода-Северского, собрались единой стеной против восточных пришельцев.

Ах, русские имена! Они, как названия древних крепостей, говорят сердцу куда больше, чем означение, человека. В них – гул колоколов, шум веча, шорох ветра, удар меча о щит ворога. Вслушайтесь: Всеволод из Трубежа, Святослав Ольгович из Рыльска, Владимир из Путивля – сын Игоря. Вот гордые имена князей, что первыми поднялись в поход за родную землю супротив половецких ханов и первыми соединили малые пока кусочки русской земли в тяжком противостоянии.

День сеча шла. Другой день бились воины. Сражались и на третий день.

В первый день разбили князья половецкие отряды. Да устали, не погнались за врагом. И наутро половцы окружили русских, и сеча была кровавой – из последних сил. На третий день разбили враги русских, а князя полонили.

И вспомнил Игорь, как даже само небо указывало ему на беду, как закрылось солнце посреди дня великой тенью, и закрылись цветы, и тревожно заржали кони. Но даже само небо не право, пугая воина, коли идет он на сечу за родную землю.

Горька эта строчка русской истории, горька эта строчка русской поэзии. Горька, но не безнадежна, горька, но слово поэта вперед зовет, к воле, к битве – новой и новой.

И еще. Безвестный поэт, "Слово о полку Игореве" написавший, дух возвышает – человеческий, национальный. Раны Игоревы и кровь ратников русских еще отомстятся восточным пришельцам. Но не только это. Великое хранит в себе урок для грядущих. А урок "Слова" очень важен и посейчас.

Умение мужественным быть, как Игорь. Умение верным быть, как Ярославна.

Не такое малое наследство – верность и мужество.

ПОЛЕ

Говорят, история не повторяется. Да, это так, и все-таки бывает похожее и в истории. Двести лет спустя после печального похода Игоря Святославича на Дону, близ впадения в него речки Непрядвы, на поле, прозванном Куликовым, грянул бой между войсками Мамая и русскими ратниками князя Дмитрия. Сначала ударили русские, а потом одолевать стали ордынцы, как двести лет назад.

Только не зря, нет, не зря прошли долгие годы.

Стали опытней ныне русские ратники, поднабрал сил русский народ.

И когда стали вороги одолевать левое войско Дмитрия Московского, двинул он вперед резервный отряд свежих ратников, а потом засадное войско двинул и разбил татар.

Двести тысяч воинов полегло в той битве – русских и врагов. И урок тот вековой.

Как ни дорога цена за свободу – всегда платил ее народ, потому что нет ничего на свете дороже одного-единственного – независимости, гордости, права на собственную жизнь.

И напавший платил всегда полной мерой за свое посягательство. С востока ли шел этот враг или с запада. И тому быть вечно.

И еще один урок истории, преподанный всем и каждому в те стародавние годы.

Вот урок этот: через поражение – к победе. Нет, не должно героем зваться тому, кто, однажды отступив, не пошел в новый бой и не добился победы.

Нет тому чести – ни человеку, ни народу.

С далеко давней поры истина эта к нам тянется, освещая дела, порывы, цели такой простой и ясной мыслью. К победе! Только вперед! И если не удалось с первого замаха, руби снова и снова.

До желанного конца!

Урок этот выучен потомками россиян накрепко.

ЛОМОНОСОВ

Ратная доблесть и доблесть научная сродни друг другу.

Там – сопротивление врага, которое надобно одолеть.

Тут – сопротивление незнания, которое следует обернуть в знание.

И первый русский ратник в науке, глядящий из дали времен, – Михайло Ломоносов.

Его ли жизнь не пример, достойный почитания? Девятнадцатилетним – в те-то поры! – поняв, что должен сделать в жизни больше, пришел из северного села в Москву, учился в школе рядом с малолетками, снося и насмешки и голод. И только об одном мысль – о священном служении науке.

Жизнь Ломоносова можно означить одним словом – прорыв.

Прорыв социальный – из крестьянства в академию. Прорыв из тьмы в знание. Прорыв сквозь онемеченную канцелярщину псевдонауки в чистый простор поиска.

Он был профессором химии, но занимался теорией и практикой стихосложения. Он слыл известным физиком, но много сделал для металлургии. Он занимался естествознанием, астрономией, географией – чем только не занимался Ломоносов – и все на высочайшем научном уровне!

Возможно ли такое многоцветие в одной жизни?

Подрастая, из дали нынешних времен обращая свой взгляд в прошлое, наш герой не раз восхитится великим примером Ломоносова.

Да, такое неповторимо!

И повторимо!

Ведь это он повторит множественность знаний великого своего предтечи, открыв своей судьбой профессию профессий.

Где надо быть и географом, и инженером, и астрономом, и физиком, и химиком, и естествоиспытателем, а потом и металлургом!

Пока же только восхищение.

Впрочем, почему только?

Восхищаться – это почитать пример иных, восторгаться трудом другого, его способностью, его возможностью.

Восхищение примером – первый шаг к беспредельному самосовершенствованию.

ПУШКИН

Пушкин!

Сколько в имени этом озорного, веселого, крылатого счастья! Какой русский при имени этом не улыбнется? Не вспомнит дорогих строчек? Не ощутит прилива волнения и еще чего-то радостного, нежного, грустного?

Пушкин – это первая книга, которую читает малышу бабушка.

Пушкин – это строки, врезавшиеся в тебя навеки одной, не выбранной тобой, но навсегда памятной весной.

Пушкин – это имя-пароль, имя-девиз, имя-эпиграф.

Юной юностью, размышляя о великом своем долге, об отчем крае, о Родине, о народе, которому надобно служить, отдавая все свои силы, человек озаряет свои мысли вечным пушкинским:

Мой друг, отчизне посвятим

Души прекрасные порывы!

Пушкин и для нашего героя, как для всякого русского, был продолжением слова, продолжением песни, сказки, былины. Великий поэт был как бы внуком князя Игоря, Дмитрия Донского и Ломоносова.

Точно близкие родственники, стоят они рядком с тремя богатырями сами богатыри. Богатыри ратные, богатыри науки и слова.

Но Пушкин все же – наособицу.

Пушкин собой, кажется, все вобрал – и слово, и историю, и мечту.

Вот война с ворогом – кого в ратные дружки позвать? Пушкина. А кто первым пойдет помочь русскому Икару? Тоже Пушкин.

И сам, будь он в те поры на свете, и стихом своим, коли стих этот жив.

И в прошлом он, до своего рождения, и в будущем, когда его нет, а слово его волшебное живо, неукротимо, весело, а еще и серьезно, раздумчиво, пламенно, трепетно, так что томик стихов пушкинских всегда у нас под рукой. И в дальнюю дорогу первый спутник.

Пушкин!

При слове этом, как всякий и любой, улыбался своей неповторимой улыбкой наш герой.

И приведись случиться чуду – ах, как крепко обнял бы его Александр Сергеевич, как прижал бы к себе, одарив ответной лаской, искренним дружеством!

ОКТЯБРЬ

Все великое творимо народом.

Даже созданное одним – мыслителем, ученым, поэтом – в конце концов есть сотворенное народом. Пушкин – один. Был и будет. Но сам он – вершина народной духовности. Как Ломоносов. Как наш герой.

Народ творит людей.

Народ творит бури.

Сродни волне, сметающей на своем пути гниль, весенней грозе, омывающей раннюю зелень, молнии, разрывающей тьму, – пронеслась над Россией Октябрьская революция.

Сравнения эти неточны. Волна и гроза стихийны, революция Ленина ведома его гением и его партией. Подготовлена. Организована. Реализована. Буря народная направлена в точное русло, поток снес плотину.

Только у нашей революции чудесная особинка. Сметая, она созидала. Разрушая, строила.

Широки крылья мечты. А еще шире – крылья реальности. То там, то тут, то в одном, то в другом мечта даже для глаза невидимо становилась жизнью, правдой, делом.

Сын крестьян, поколениями неграмотных, стал инженером. Дочь рабочих, племени униженных и оскорбленных при старом порядке, стала летчицей. Бывшее чьим-то стало общим. Как удивительный цветок, расцветала, сияла ярким светом народная сила, народная воля, народный почин, народный энтузиазм.

Являлось доселе невиданное, слыхом не слыханное: государством правил народ, исчезла бедность, каждый был равен другому, и каждый отвечал за страну.

Время рождало новые понятия: коммунист, комсомолец.

Время рождало новых людей, новую мораль, новое сознание.

Революция, сотворенная народом, стала его достоянием, его честью, его совестью.

Можно сказать: он рожден революцией.

ЦИОЛКОВСКИЙ

Мир мечтаний дарит человечеству гениев. Их не узнать. Они рядятся в другие одежды.

Их считают сумасшедшими.

Их признают чудаками.

И упорно не хотят наречь великими. Великое кажется чем-то значительным. Особым. Необыкновенным. Живущим вдали от этих мест.

Но где же живет великое, коли мы отказываем ему в соседстве рядом с нами? Не в небе же оно витает? Тут.

В Калуге жил учитель. Вечерами разглядывал небо в особую трубу. И хотя только в этом еще нет ничего странного, его считали странным. Чудаком. И признали бы сумасшедшим, если бы он рассказал соседям о своих великих вычислениях, о своих расчетах.

А расчеты были: как запустить искусственный спутник Земли, как полететь на Луну, как преодолеть земное притяжение.

Он печатал свои работы, не имевшие большого успеха. В своем сегодняшнем он жил будущим, а это не всегда понятно.

Но судьбу Циолковского как бы надвое рассекла революция. Калужский чудак стал интересен стране. Нужен людям.

Их было сперва не так много – любопытных, любознательных, беспокойных. Но – чудо! – их становилось все больше и больше. Полет на Луну волновал пионеров, машинистов паровозов, свинарок, планеристов.

На закате жизни Циолковский почувствовал, что не зря слыл чудаком много долгих лет. Чудачество пригодилось.

Стало серьезным. Важным. Великим. Звездный старец оставил тетрадки с расчетами тем, кто шел за ним, молодым, белозубым, отчаянным.

Тем, кто чтил его великим учителем, веруя в силу человеческой мысли, духа, решимости.

Но как далеко пока это – дело, задуманное старцем!

ЧКАЛОВ

Он появился и стал символом своего времени – красивый, отчаянно смелый.

Человек, который овладевал любой техникой, запущенной в небо. Человек, которому выпала совершенно новая доля – вынести небывало тяжкий груз славы, подаренной ему целым народом, от мала до велика.

Все было новым в его судьбе.

Новые рекорды. Новые трассы. Новые проявления духа. Испытания на нравственную прочность.

И весь мир увидел: поддержанный страной, воспетый ею, доверенный ее честью, человек способен на чудеса, на подвиг, совершенный при жизни и повторенный столько раз, сколько потребуется стране.

Славу Чкалов понимал как доверие, как не свою собственность, а принадлежность народа. Награды понимал как данное наперед, которое следует отработать. Почет понимал как уважение к достигнутому авиацией.

Все это предстоит и нашему герою, но пока он лишь улыбается, увидев фотографию Валерия Чкалова, как улыбается всякий, глядя на славу и гордость Отечества.

Приняв честь князя Дмитрия Донского, труды Ломоносова, песни Пушкина, расчеты Циолковского – приняв это как силу русского ума и духа, дарованного историей, – советские люди торопились делать собственную историю, и каждая строка ее очень нужна была новому Отечеству.

Сливаясь с прошлым, новая жизнь рождала новые представления советский героизм, советский патриотизм, советский интернационализм.

Новое время рождало новые слова.

Высокие слова.

И новых героев рождало новое время.

Героев, достойных прошлого.

Героев, достойных будущего.

СИЛА

Наш герой силен духом. Славен предтечами.

Но чтобы совершить подвиг, мало самого сильного духа, нужна основа. Нужен фундамент. Нужен тот самый сплав достижений, рождаемых духом народа, который зовется материальной основой.

Сила слова сильна лишь тогда, когда она крепится силой дела.

Жаль мужества солдата, который лишен оружия, достойного его мужества. Страна сродни солдату. Страну надо одеть. Обуть. Накормить. А для этого построить фабрики и заводы. Вырастить хлеб.

Открываются месторождения. По трубам течет нефть – кровь индустрии. По проводам льется ток – энергия рождения.

И все это руками рабочих, потом крестьян. Чтобы жить, мало работать. Чтобы жить, надо думать. Наука, соединясь с трудом рабочих и крестьян, рождает новые идеи. Страна крепчает.

От лопат на Волховстрое – к экскаваторам Магнитки. От станка – к десяткам для одной ткачихи в Иванове. От нескольких тонн в шахте Стаханова – к стахановскому движению.