Текст книги "Бремя секретов"

Автор книги: Аки Шимазаки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

– Кузина рассказала, что у моего мужа в Токио есть любовница, – продолжила она, – которая родила от него ребенка, и что он познакомился с ней еще до нашей свадьбы. Мы женаты уже семнадцать лет, и он никогда мне ни о чем не говорил, а между тем все вокруг знали! Выходит, долгие годы я была посмешищем!

Слушая ее, я поняла: кузина пока не догадывалась, что любовница из Токио и ребенок – это мы с Юкио. На мгновенье я испытала облегчение, однако было ясно, что в конце концов кузина узнает правду. Рано или поздно нам с Юкио придется уехать из Нагасаки.

– Вы и вправду не знали? – спросила госпожа Хорибе, широко раскрыв глаза.

– Нет.

Мне хотелось немедленно развернуться и идти обратно, но я не решилась.

– Я устрою мужу скандал! – сказала она в гневе. – И расскажу все дочери. Для нее это будет удар!

Она продолжала говорить. Я думала о том, что случилось утром. Юкико быстрым шагом прошла мимо моего дома. Я снова услышала звон разбитого стакана. Снова увидела господина Хорибе на полу. Он лежал, закатив глаза. Изо рта текла струйка белой жидкости. И я повторяла про себя: «Он умер!»

– Я решила развестись, – сказала госпожа Хорибе, словно разговаривала сама с собой. – Положа руку на сердце, прежде чем разводиться, мне хотелось бы убить мужа!

Голова у меня шла кругом. Скоро она узнает, что ее мужа отравили. Я представила, как она побежит в полицию, потом на завод искать дочь – напрасно.

Госпожа Хорибе зашагала дальше. Мы поднимались в гору по узкой тропинке. Она сказала, что так короче и мы придем к фермерам через час. Я молча шла за ней. К счастью, она не возобновила разговора.

Преодолев крутой подъем, мы отдохнули несколько минут. Место было живописным. На небе ни облачка. Сидя на толстом пне, мы смотрели на долину Урагами, где был наш дом. Сверху долина казалась совсем крохотной. Утренние события представлялись чем-то невероятным. Я вспоминала о них как о ночном кошмаре. Мне хотелось отравить того человека – и я сделала это во сне.

Наконец мы пришли к фермерам. Муж подметал дорожки в саду. Его жена пригласила нас в дом. Я разложила на татами платья. Дочка фермеров принесла чашки с чаем. Увидев платья, она воскликнула: «Какие красивые!» Мать смотрела на нее и улыбалась.

Вдруг фермер окликнул нас: «Сюда, идите все сюда!» Его жена встала:

– Что случилось, дорогой?

– Идите все сюда! – позвал он снова.

Мы спустились в сад. Фермер указывал на север. Над долиной Урагами висело плотное белое облако. Точно груда хлопка. «О Боже! Какой ужас!» Мы все побледнели. Облако росло, приобретая очертания огромного гриба.

– Похоже, это такая же бомба, – прошептал фермер, – как та, что сбросили на Хиросиму три дня назад.

– Скорей в город! – сказала мне госпожа Хорибе. – Нужно найти детей.

Она была права. Я вернулась в дом и забрала рюкзак, оставив платья на татами. Я осознала, насколько опасной была ситуация. Дрожа всем телом, я тихо молилась: «Юкио, Юкико, вы должны остаться в живых!»

Вместе с госпожой Хорибе мы стали быстро спускаться по склону. «Осторожней!» – кричали нам фермеры.

* * *

Наконец мы очутились у подножия горы. Госпожа Хорибе решила сначала искать Юкико на заводе. Я знала, что идти на завод напрасно, однако промолчала. Я даже не догадывалась, где может быть ее дочь. Попрощавшись с госпожой Хорибе, я поспешила в университетскую больницу, куда собирались утром господин Мацумото и Юкио.

Нагасаки превратился в ад на земле. Я шла, стараясь не наступать на тела погибших – искалеченные, в крови, обугленные. В воздухе стоял невыносимый запах. Умирающие просили воды, стонали от боли. Все деревянные дома были разрушены. Чем дальше я продвигалась к северу, тем страшнее становилась картина. Меня охватил ужас. «Юкио! Юкио!» – кричала я.

Когда среди развалин больницы я увидела Юкио, я не поверила собственным глазам: он остался цел и невредим. Господин Мацумото тоже не пострадал. Они помогали раненым. Господин Мацумото попросил меня отыскать его жену, сам он пока не мог отлучиться. Я сразу отправилась в поселок, оставив Юкио с господином Мацумото: он хотел быть с теми, кто нуждался в помощи.

По дороге я узнала, что поселок полностью разрушен взрывом и погибли все, кто находился там утром.

Поселок превратился в развалины. Дом господина Мацумото не уцелел. Видимо, его жене не удалось спастись. Если бы она выжила, то прибежала бы в университетскую больницу искать мужа. Правда, она могла быть среди раненых. Мне вспомнилось ее улыбчивое лицо, а в голове до сих пор звучали ее слова: «Соседки говорят, что господин Хорибе очень обаятельный. Наверное, многие женщины влюблены в него!»

Я шла вдоль ручья, который едва проглядывал из-под развалин. Плакучих ив не было. Тропинка устлана пеплом и засыпана камнями. Повсюду следы смерти. Но я продолжала идти дальше. Наконец я оказалась на том месте, где раньше стоял наш дом. Не осталось ничего. Тела господина Хорибе теперь не отыскать. Даже если его найдут, никто не заподозрит отравления. За Юкико я больше не переживала.

Я долго стояла там, точно прикованная. Заметив горящую доску, я вспомнила про цианистый калий, спрятанный у меня в рюкзаке. Вытащив из коробки пакетик, я бросила его в огонь. Пламя медленно ползло по бумаге. «Хо… хо… хотару кои…» – тихо запела я.

Спустя несколько дней господин Мацумото сообщил мне, что Юкико осталась жива, а кузина госпожи Хорибе погибла вместе с родителями ее мужа.

Через три недели после взрыва госпожа Хорибе вернулась с дочерью в Токио.

III

– Вот, Цубаки, история про светлячка, который упал в сладкую воду, – сказала Обасан со слабой улыбкой. – Спасибо, что выслушала до конца.

– Тебе, наверное, было трудно хранить эти тягостные воспоминания так долго.

У меня тяжело на душе. Мне было любопытно узнать о ее загадочном прошлом, но я никогда не думала, что в моей семье происходили подобные вещи.

Обасан прошептала:

– Бедный Одзисан…

Она опустила голову. Думаю об отце: у него такие же печальные глаза.

– Ты расскажешь когда-нибудь папе про Юкико и про отравление? – спрашиваю я.

Задумавшись, она качает головой:

– Нет, никогда.

Ее рассеянный взгляд устремлен в сад. На мгновение задаюсь вопросом, повторятся ли еще ее галлюцинации про ту девочку, Юкико.

– До сих пор не понимаю, почему Юкико отравила отца, – говорит Обасан.

– Может быть, он сильно ее обидел, как обидел тебя.

– Нет. Насколько я знаю, он всегда был ласков с дочерью.

– Тогда это и вправду загадка.

– Да. Если, конечно, в Юкико не вселился бес, овладевший мной…

Она замолчала. На глазах у нее выступили слезы.

– Наверное, Юкико тяжело жить с таким бременем, – прошептала она. – Мне бы хотелось сказать ей, что я виновна не меньше ее.

Обасан закрывает глаза. Щеки ее влажные от слез. Я не знаю, что ответить. Мы молчим. Я замечаю, что она по-прежнему не выпускает из рук хамагури. Она трясет ракушку. Тук-тук-тук… Удивительно, что она хранила ее все эти годы. Я уверена, отец уже обо всем забыл.

– А где дневник твоей мамы? – спрашиваю я.

Она кладет хамагури на одеяло. Лицо сразу становится печальным.

– Я сожгла его несколько лет назад, – отвечает она. – Он напоминал мне о гибели мамы и дяди.

Я молчу. Смотрю на ее лицо. На руку, в которой она держит хамагури, капают слезы.

– Я устала, – говорит она. – Хочу немного отдохнуть.

Помогаю ей расправить одеяло. Она пожимает мою ладонь.

* * *

Вечером мы с родителями ужинаем.

Мама рассказывает о фильме, который они с отцом смотрели вчера. История о запретной любви. Юноша и девушка влюбились друг в друга, не зная, что они сводные брат и сестра. Прежде чем родители разлучили их, они дали клятву пожениться. Проходят годы. Наконец молодой человек находит свою возлюбленную, но к тому времени она умирает от неизлечимой болезни. «Как же это грустно!» – говорит мама, растрогавшись. Отец улыбается: «В жизни подобные вещи случаются крайне редко».

Я молчу. Думаю про господина X., который хочет видеться со мной наедине и говорит, что уже давно не ладит с женой. Теперь ясно, почему Обасан была против моей встречи с ним в кафе.

– Что с тобой, Цубаки? Ты сегодня не в духе, – говорит отец.

Поднимаю голову. На меня смотрят печальные глаза.

– Так, ничего. Устала, вот и все, – отвечаю я.

– Молодец, что приезжаешь каждую неделю навестить Обасан и помочь нам, – замечает мама, – но о себе тоже не забывай. Ты еще не познакомилась с каким-нибудь замечательным человеком?

В глазах у нее любопытство. Отец по-прежнему смотрит на меня. Я улыбаюсь:

– Пока еще нет. Не беспокойтесь, когда-нибудь мне встретится человек, похожий на Одзисана.

Мама в изумлении:

– На Одзисана? Вот не ожидала! Я думала, ты почти не помнишь его. Когда он умер, тебе было всего шесть лет.

А отец говорит:

– Прекрасный образец!

После ужина отец выходит купить научный журнал в книжном магазине неподалеку от вокзала. Мы с мамой пьем чай. Она берет вечернюю газету. Смотрю на ее лицо. Она на двенадцать лет младше отца. Потом спрашиваю:

– Почему папа женился на тебе так поздно? Тогда ему было тридцать пять лет, верно?

Мама удивлена:

– Почему ты вдруг спросила об этом?

– Просто из любопытства.

Мгновение она молчит, задумавшись, с газетой в руке.

– В Нагасаки, – говорит она наконец, – у отца была какая-то девушка, которую он считал своей невестой.

– Правда? Так что же ему помешало жениться на ней?

– Та девушка неожиданно исчезла, и, когда отец узнал ее новый адрес, оказалось, что она уже замужем.

– О Боже… Папа, наверное, огорчился.

Вспоминаю Обасан, которая потеряла сознание, узнав о женитьбе господина Хорибе.

– Конечно, – отвечает мама. – Именно поэтому ему потребовалось время, прежде чем он решился жениться на другой. Видимо, у его невесты была серьезная причина, из-за которой она нарушила обещание, – как во вчерашнем фильме. Ведь есть вещи, о которых не расскажешь никому… Твой отец говорил мне об этом только один раз, до свадьбы. Прошу тебя, пусть эта история останется между нами.

* * *

В комнате темно. Смотрю на светлячков в аквариуме. Их по-прежнему двое. Ползут по листьям папоротника. Внизу осталось еще немного воды. Когда светлячки мигают, я вспоминаю, что они мужского пола. Значит, они ищут себе подруг, которые светятся и не летают, – но их здесь нет.

Передо мной возникает лицо Обасан, которая чувствует себя виновной в смерти господина Хорибе. Она говорит, что бес, овладевший ею, вселился в Юкико. Она не знает, как иначе объяснить такое совпадение. Не сговариваясь друг с другом, два человека одновременно задумали страшный поступок: отравление цианистым калием. Непонятно только, где Юкико достала яд. Возможно, ей дала его Тамако, дочь госпожи Шимамуры, поделившейся с Обасан. Передо мной встают лица четырех женщин, хранивших у себя цианистый калий: Юкико, Тамако, госпожи Шимамуры и Обасан.

В какой-то книге я прочла, что есть светлячки, которые мигают в унисон, даже с определенным ритмом. Как в оркестре без дирижера. До недавних пор такая синхронность оставалась загадкой, и люди думали, что это происходит случайно. На самом деле, как пишут в книге, механизм этого явления прост: внутри у каждого насекомого есть вибратор, похожий на метроном, частотность колебаний которого зависит от сигналов, подаваемых другими светлячками. Наверное, в мире нет совпадений. Между вещами, которые случаются одновременно, существует связь. Но какая же связь между причинами, подтолкнувшими к убийству Обасан и Юкико?

В аквариуме по-прежнему мерцают светлячки. Один из них ползет по листу папоротника до самого конца и замирает на краешке. Второй ползет следом за ним и тоже останавливается. Светлячки сидят неподвижно, словно не знают, что делать дальше. Пожалуй, выпущу их обратно в сад. Ставлю аквариум на подоконник и поднимаю крышку. Светлячки по-прежнему остаются на листе. Вынимаю их вместе с веткой папоротника. Спустя мгновение они наконец взлетают и исчезают в темноте.

* * *

В небе клубятся тяжелые дождевые облака, характерные для лета, Обасан их не любит. «Пятьдесят лет прошло с тех пор. Никогда не думала, что проживу так долго…» – часто повторяет она. Слова эти ложатся на меня тяжким бременем.

Воскресенье, время перевалило за полдень. Я провела у родителей только два дня, но кажется, будто позади целая неделя. Скоро поеду в Токио. Завтра утром меня ждут на работе в цветочном магазине. Иду на кухню, где мама готовит букет, который я по пути к вокзалу отнесу на могилу Одзисана. Китайские астры. Голубые лепестки по цвету напоминают незабудки. Протягивая мне букет, мама говорит: «Буду ждать, когда ты познакомишь нас с человеком, который похож на Одзисана!» Я улыбаюсь. И вдруг понимаю, что мысли о господине X. больше меня не волнуют. Я решила отказать ему, пусть даже он мне по-прежнему нравится.

Выхожу из дома. Жарко. В ветвях хурмы стрекочут цикады. Отец сидит в тени в бамбуковом кресле. Читает научный журнал, который купил вчера. Перед ним на деревянном столике лежит соломенная шляпа Одзисана. Взглянув украдкой отцу в лицо, я думаю о том, что глаза его стали грустными из-за пережитых страданий. Он бы удивился, услышав историю Обасан.

– Папа, я уезжаю.

Он встает и провожает меня до калитки. Мы прощаемся, но потом он кричит мне вдогонку: «Подожди!» – и бежит за соломенной шляпой. Надевая ее мне на голову, говорит серьезно:

– Смотри не получи солнечный удар!

– Ты прав.

Шляпа мне великовата. Снимаю ее. В ноздри ударяет запах отцовского пота.

– Можно я оставлю ее себе? – спрашиваю я.

– Разумеется! – отвечает отец. – Она тебе идет!

– Спасибо! До скорого!

Он улыбается:

– Спасибо тебе, Цубаки!

Иду в сторону вокзала.

Я не попрощалась с Обасан, после обеда она заснула. Утром она все больше молчала, уставившись в пустоту. Смотрела на меня так, словно ничего мне не рассказывала. Я убиралась у нее в комнате, не задавая вопросов. Время от времени она трясла в руке хамагури. Тук-тук-тук… И произнесла только: «Ждет ли меня Одзисан на том свете?» – «Ну конечно, Обасан, – мягко ответила я. – Но ты должна еще прожить долго, вместо него». Она чуть заметно улыбнулась.

Шагаю вдоль ручья. Вот и храм С., где похоронен Одзисан. Прохожу за ограду, иду мимо хондо. Вокруг никого. Поднимаюсь по ступеням каменной лестницы, которая ведет к кладбищу. Чувствую запах сэнко. Могила Одзисана в противоположном от входа углу. Направляюсь туда.

Читаю надпись, выгравированную на плите: «Могила семьи Такагаши». Вынимаю завядшие цветы из бамбуковой вазы, которая стоит сбоку от плиты. Ставлю туда приготовленный мамой букет китайских астр. Лепестки ярко-голубые. Закрываю глаза. Представляю, как родители отца идут по пляжу, рука об руку. Думаю об Обасан, которая так и не решилась открыть мужу правды. И молюсь: «Одзисан, возвращайся за Обасан. Если ты не возьмешь ее с собой, она будет блуждать, не зная, куда идти, точно потерявшийся светлячок». Вдруг прямо надо мной застрекотала цикада.

Прихожу на вокзал. Войдя внутрь, замечаю двух гимназисток, которых я видела в пятницу днем. Наверное, они останавливались в городской гостинице. Стою позади них в очереди в кассу, прислушиваясь к их диалекту с острова Кюсю. Они разговаривают про Дайбутсу. У одной лицо простодушное, а у ее подруги – сосредоточенное. «Тамако и Юкико!» – думаю я. Та, что похожа на Юкико, говорит звонким голосом: «Два билета до Нагасаки, пожалуйста!» Смотрю на нее, онемев от изумления. Покупаю билет до Токио. Гимназистки идут к платформе.

Поднимаю голову и смотрю на небо. Тяжелые кучевые облака превратились в перистые. Закрываю глаза. Родители отца шагают по облакам, которые плывут высоко в ясной синеве. И по-прежнему держатся за руки. «Обасан!» – зову я. Она останавливается. В глазах у нее тревога, она пытается мне что-то сказать. «Не беспокойся! – говорю я. – Я не утону в сладкой воде». Одзисан улыбается: «Цубаки, ты тоже встретишь замечательного человека». – «Спасибо за шляпу!» – улыбаюсь я в ответ.

ГЛОССАРИЙ

Ака– красный, коммунист.

Ака-гами– повестка о призыве в армию (ака – «красный», гами (ками) – «бумага»).

Амадо– раздвижные деревянные двери, которые закрывают в целях безопасности или для защиты от дождя.

«Ариранг»,или «Ариран»– старинная корейская песня, Ариран – название холма.

Байшунфу– потаскуха.

Бакуфу– феодальное правительство Японии.

Бива– японская мушмула.

Бон– буддистский праздник мертвых, который отмечают с 13 по 15 июля или с 13 по 15 августа, в зависимости от местной традиции.

Вагацума– «моя жена».

Васуренагуса– незабудка.

Генмаи– нешлифованный коричневый рис.

Гиокусай– смерть храбрых, битва до последнего вздоха; ритуальное самоубийство солдата, который не желает сдаваться в плен.

Го (иго) – игра для двух человек с использованием шахматной доски и шашек. Выигрывает тот, кто займет большую часть поля.

Дайбутсу– высокая статуя Будды.

Дайкон– белый японский редис.

Дайшинсай– сильные сейсмические толчки. Землетрясение, которое произошло в 1923 году в регионе Канто.

Дзабутон– толстый коврик, который японцы кладут поверх татами.

Дзишин– землетрясение.

Дзайниши– эмигранты, проживающие в Японии.

Идзиме– насмешки, издевательства.

Иннэн– судьба.

Йосомоно– чужие, чужаки.

Каиавасе– от каи – «ракушка» и авасеру – «соединять».

Каймё (хомё, хогё) – согласно буддистской традиции – имя, которое дается человеку после смерти.

Катакана– японская слоговая азбука.

Кика– принятие в гражданство.

Кимчи– корейское блюдо – маринованные овощи со специями, подается к рису.

Киноко-гумо– облако атомного взрыва, напоминающее по форме гриб. Киноко – «гриб»; гумо (кумо) – «облако».

Кирисуто– Иисус Христос.

Косеки– документ, фиксирующий гражданское состояние и место жительства семьи, члены которой носят общую фамилию.

Мария– Пресвятая Дева Мария.

Мисо– соевое тесто.

Нагайя– ряд домов, объединенных под общей крышей.

Нацуко– «дитя лета».

Ниидзума– «молодая жена».

Нисеи– второе поколение иммигрантов.

Нори– сушеные водоросли.

Обасан– бабушка, старая женщина.

Обэнто– еда, которую берут с собой в дорогу, на работу, в путешествие и т. д.

Одзисан– 1) дядя, господин; 2) дедушка, старый мужчина.

Ойяюби-химе– японское название сказки Ганса Кристиана Андерсена «Дюймовочка». Ойяюби – «дюйм», химе – «принцесса».

Окусан– госпожа, замужняя женщина.

Онигири– рис, слепленный в шарики.

Онэсан– старшая сестра.

Офуро– японская ванна.

Ошир– встроенный в стену шкаф для белья и одежды.

Рандосеру– школьный ранец.

Сэнко– ароматическая палочка.

Сямисэн– японский трехструнный музыкальный инструмент, на котором играют с помощью медиаторов.

Тетенашиго– ребенок, выросший без отца; незаконнорожденный.

Фурин– колокольчик, который звенит, когда его раскачивает ветер.

Фуюки– «зимнее дерево».

Хакама– 1) длинная юбка со складками, которую женщины надевали поверх кимоно; 2) широкие штаны, изначально служившие неотъемлемой частью традиционного костюма самурая или участников праздничных церемоний.

Хангул– корейский алфавит.

Ханмун– древнекитайский язык, который лег в основу корейского алфавита.

Хикокумин– предатель родины.

Хирагана– японская слоговая азбука, созданная на основе китайской скорописи.

Хондо– святилище в буддистском храме.

Хот ару– светлячок.

Цубаки– камелии.

Цубаме– ласточка.

Чима-чогори– корейский женский костюм. Чима – длинная юбка, чогори – короткий жакет, который надевали поверх чимы.

Шоги– японские шахматы.

Шосендзин– кореец.

Шинпу– отец, аббат, кюре; сама (сан): постфикс, прибавляемый к слову при вежливом обращении и обозначающий «господин», «госпожа»; указывает на большую степень уважения, чем сан.

Энгава– деревянная веранда, примыкающая к комнате с татами.

Юката– легкое кимоно из хлопка.

Яоя– японская продуктовая лавка, где продаются в основном овощи.