Текст книги "Бремя секретов"

Автор книги: Аки Шимазаки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Пару минут спустя до меня доносится голос Обасан. Глаза у нее по-прежнему закрыты. Наверное, ей снится сон. С любопытством прислушиваюсь. Слова ее отрывочны: «Нет, нет… Не надо…» И вдруг она кричит: «Она там! Она там!» Меня охватывает страх. «Снова галлюцинации!» Дыхание ее прерывисто. В тревоге подхожу к кровати. Обасан вся в поту. Лицо бледное, словно у призрака. Пододвигаю свой стул ближе к постели.

– Обасан?

Вытираю ей лоб полотенцем. Она просыпается.

– Все в порядке? Кажется, тебе снился страшный сон.

Она не отвечает. Глаза ее широко раскрыты.

– Хочешь воды?

Она качает головой.

– Ты выглядишь измученной. Что случилось?

Она по-прежнему молчит, уставившись неподвижным взглядом в стену. Больше я не задаю вопросов. Поднимаюсь со стула. Вдруг она говорит:

– Я видела, как отравили человека.

«Отравили человека?» У меня кольнуло в сердце. Вероятно, она имеет в виду свой сон.

– Какой кошмар! – говорю я с сочувствием.

Но взгляд у нее серьезный:

– Это не кошмар, Цубаки. Это правда.

Я в недоумении: «О чем она?» Снова опускаюсь на стул.

– Когда же это произошло?

– Утром того дня, когда…

Она замолкла.

– Когда…? – продолжаю я.

– Когда взорвалась атомная бомба.

Что она собирается рассказать? Я в растерянности.

– Папа говорил, что в то утро ты ходила в деревню со своей соседкой.

– Верно, – соглашается она.

– Так где же ты видела отравление?

– Дома у этой соседки.

– Что?

Несколько минут не могу прийти в себя от изумления. Сопоставляю факты. Одно противоречит другому: не понимаю, как Обасан могла увидеть отравление, которое произошло дома у ее соседки, и одновременно уйти с той соседкой в деревню. В недоумении смотрю на Обасан: словно разговаривая сама с собой, она принимается рассказывать, как это случилось.

Было около семи часов утра. Обасан уже собиралась выходить из дома. Она договорилась встретиться с соседкой, которая должна была ждать ее в центре города. Вдруг из-за стены послышался звон разбитой посуды. Потом кто-то начал стучать в перегородку с криками «На помощь!». Голос был мужской. Преодолев страх, Обасан пошла к соседям. Дверь не была заперта. На кухне Обасан увидела мужа своей соседки. Он лежал на полу, а рядом – осколки разбитого стакана. Он был уже мертв. Глаза широко раскрыты. Изо рта у него текла струйка белой жидкости…

«Какой ужас!» Я вздрагиваю.

– Кто его отравил?

– Его дочь, – твердо отвечает Обасан.

– Дочь? Откуда ты знаешь, что это была она?

– На ее письменном столе я нашла записку: «Прощай, мама. Не ищи меня».

– О Боже…

Поразмыслив, я спрашиваю:

– Почему же ты не вызвала полицию?

Обасан поднимает глаза к потолку и долго смотрит в одну точку. Я жду.

– Потому что… – говорит она, – потому что его дочь сделала то, что давно хотела сделать я.

Я удивлена:

– То есть?

– Я тоже, – продолжает она, – хотела убить этого человека. Именно он подстроил так, чтобы Одзисана отправили в Маньчжурию и он не мог вернуться в Японию. Он работал вместе с Одзисаном.

– Это ужасно! Ну и человек!

Она молчит. Вдруг я чувствую, как меня охватывает странное ощущение.

– Почему та девочка отравила своего отца? – спрашиваю я.

Обасан качает головой:

– Не знаю. Для меня это загадка. По крайней мере, мне было бы легче понять ее, если бы вместо своего отца она хотела убить меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Я встречалась с ее отцом, пока Одзисан был в Маньчжурии.

Я поражена. Никогда не думала, что услышу от Обасан подобную историю. Опустив голову на грудь, она прибавляет:

– В Токио, до нашей встречи с Одзисаном, я была его любовницей.

Вглядываюсь в ее бледное лицо. В висках стучит кровь.

– Так, значит… – говорю я, запинаясь. – Коллега Одзисана был настоящим отцом моего папы?

– Да. Он твой настоящий дедушка.

Все мысли в голове спутались. Со слезами на глазах Обасан продолжает:

– Я изменяла мужу, который любил меня всем сердцем. Вернувшись из Сибири, он плакал, крепко сжимая меня в объятьях. И повторял: «Ты жива, и Юкио тоже жив! Какое счастье!» Тогда мне хотелось умереть.

Теперь ясен смысл ее вчерашних слов: «Ждет ли меня Одзисан на том свете?» По щекам ее текут слезы. «Бедная Обасан…» – думаю я. Она принимается напевать: «Хо… хо… хотару кои…» Слушая ее, вспоминаю галлюцинации, которые начались после несчастного случая в саду: «Она там! Она идет мимо дома. Куда она собралась в такую рань?»

– Я была слишком наивной, – говорит Обасан. – И запуталась в сетях, расставленных отцом моего сына. Мне казалось, единственный способ порвать с ним – это убить его. Наивность и неведение причинили мне столько горя, а через меня и моему мужу.

Она долго молчит. Больше я не задаю вопросов. Все еще не могу прийти в себя. Стараюсь успокоиться. Обасан смотрит на меня с едва заметной улыбкой. Слезы ее почти высохли.

– Сейчас, Цубаки, я расскажу тебе историю про светлячка, который захлебнулся в сладкой воде…

II

Когда мне было пятнадцать лет, священник из сиротского приюта, где я тогда жила, помог мне устроиться на работу. Я сняла маленькую квартиру. Кроме того, у меня были деньги, которые мама дала на хранение священнику вместе со своим дневником. Я стала работать курьером и уборщицей в крупной фармацевтической компании в Токио. Именно там я и познакомилась с отцом Юкио.

Я развозила письма и документы. Три раза в день заваривала сотрудникам чай, а в конце смены убирала кабинеты. Домой возвращалась к семи вечера.

На территории предприятия было три здания: контора, завод по производству лекарств и лаборатория. Я все время находилась в конторе или на заводе и никогда не заглядывала в лабораторию, где фармацевты проводили исследования. Иногда они приходили на завод и в контору, чтобы побеседовать с начальниками. Сначала я думала, что это врачи, ведь они носили белые халаты. И все относились к ним с уважением.

Женщины, работавшие в конторе, сразу оживлялись в их присутствии. Не отводили от них глаз, особенно от фармацевта, которого звали Риодзи Хорибе, – говорили, будто он удивительный человек. Он знал несколько языков и умел играть на скрипке и фортепьяно. Студентом он ездил в Европу и в Северную Америку. В отличие от своих коллег-фармацевтов, он свободно общался с сотрудниками конторы… Женщины без конца повторяли: «Он восхитителен! И к тому же холост. Интересно, кому посчастливится стать его женой?» По их словам, господину Хорибе было двадцать четыре года и он готовился к защите докторской диссертации. Кроме того, его отец был президентом крупного банка, который финансировал фармацевтическую компанию. Слушая их, я думала, что этот человек, наверное, живет в другом мире.

Я не общалась ни с кем из работников компании. И тем более не проводила с ними вечеров. Всегда сидела одна дома. Подруг у меня тоже не было. В свободное время я шила у себя в квартире платья европейского покроя – они мне очень нравились. Это занятие отвлекало меня от мыслей об одиночестве.

К работе я относилась серьезно, мне доверяли и поручали передавать важные документы. В конце года я получила премию. Это меня воодушевило.

Первый год в компании пролетел быстро.

* * *

Однажды в коридоре я столкнулась с господином Хорибе. Проходя мимо, я поклонилась. «Госпожа!» – окликнул он меня. Потом спросил мое имя. «Марико Канадзава», – ответила я, и он пристально на меня посмотрел. От смущения я опустила голову. Он начал задавать мне вопросы, расспрашивать, где я живу. Я держалась скованно. Мне ни разу не приходилось разговаривать с таким умным и образованным человеком.

С тех пор он начал со мной здороваться. Никто об этом не знал: господин Хорибе обращался ко мне, только если мы оказывались наедине. Однажды он сказал: «Ты красивая! Мужчины станут завидовать мне, увидев нас вместе». Я подумала, что он шутит, но в то же время мне нравились его учтивость и обходительность. Он напоминал мне дядю. Светлая кожа, длинная шея, тонкие пальцы. Воспоминание о дяде накладывалось на реальный образ.

Это случилось в начале лета. Вечером в мою дверь постучали. Я недоумевала, кто это мог быть, ведь ко мне заходила только жена хозяина квартиры за оплатой. Открыв дверь, я изумилась: в темноте на пороге стоял господин Хорибе. Он быстро проскользнул в комнату, затворив за собой дверь. «Не бойся, – сказал он. – Просто я не хочу, чтобы меня видели. Вот и все». Я не знала, как отреагировать на его неожиданное появление, и не могла вымолвить ни слова. Он улыбнулся и протянул мне коробку от лекарств с продырявленной крышкой. «Что это?» – спросила я. «Светлячок. Я поймал его для тебя». Эти слова меня успокоили. Потом он спросил: «Я хочу встречаться здесь с тобой. Ты согласна?» Я кивнула. Он ласково погладил мои волосы. И повторил: «Ты красивая!» Когда он поцеловал меня в лоб, я почувствовала, что его рубашка пахнет лекарствами.

Он пробыл у меня только полчаса. Перед уходом он взял с меня обещание: «Никто не должен знать о нашей встрече. На работе продолжай обращаться ко мне на „вы“ и называть меня господином Хорибе, а не по имени – Риодзи». Я согласилась на все, ведь в фармацевтической компании он был важным человеком, а я – всего-навсего курьером.

С тех пор господин Хорибе стал приходить ко мне каждую неделю. Он появлялся с наступлением темноты и покидал меня незадолго до полуночи. Я ждала его с нетерпением. Он часто приносил пирожные, каких я не пробовала никогда в жизни. Рассказывал, как проводит свободное время, говорил о работе и о своих путешествиях за границу. Я молча его слушала. Рассказывать мне было почти не о чем. Мне просто нравилось быть рядом с ним – словно вернулся мой дядя. На работе он со мной больше не здоровался, а я даже не смотрела в его сторону, как он и просил.

* * *

Однажды вечером дождь лил как из ведра. Господин Хорибе пришел ко мне весь промокший. Я сразу поспешила принести ему полотенце. Когда я вернулась в комнату, то увидела его совершенно голым. От стыда щеки мои залила краска. Господин Хорибе улыбнулся: «Тут нет ничего постыдного. Раздевайся. Хочу посмотреть на тебя». Это требование меня удивило. «Ты же знаешь, – сказал он, – я от тебя без ума. Мне хочется прикоснуться к твоей нежной коже». Он шагнул вперед, я попятилась, чуть не плача. Он взял мою руку и добавил: «Не бойся. Я не сделаю ничего плохого». И начал не спеша снимать с меня одежду. Я закрыла лицо руками. Когда на мне ничего не осталось, он воскликнул: «Марико, как ты красива!» Я стояла, боясь пошевелиться, не открывая глаз. Чувствовала, как его пальцы мягко и неторопливо скользят по моей коже. «Твое тело прекрасно!» – повторял господин Хорибе. Он гладил мне затылок, плечи, грудь, живот, бедра… Постепенно меня охватило приятное ощущение. «Тебе ведь хорошо, правда?» – спросил он. И уложил меня на полотенце. Потом лег рядом на татами, продолжая ласкать мое лицо, шею, груди… Словно рисуя, провел пальцем между моих плотно сжатых ног. И они поддались, расслабились. Тогда он спросил: «Ты уже занималась любовью?» Я покачала головой: «Мне еще не так много лет». – «Глупости! – улыбнулся он. – Ты уже женщина, твое тело просит этого». Он взял мою руку и вложил в нее свой член, твердый и горячий. Смутившись, я попыталась отдернуть руку, но он крепко держал ее. «Мне страшно, я не хочу забеременеть». – «Не бойся, – прошептал он, – я вовремя остановлюсь». Я не поняла, что он имел в виду. Он снова начал гладить меня. Провел языком вокруг моих грудей и спустился к промежности. Я вся дрожала. Он навалился на меня своим телом. Его член оказался у меня между ног. Мне было действительно страшно. Поцеловав меня в губы, он медленно вошел внутрь меня. Я терпела боль. Он стал быстро двигать бедрами, и в тот момент, когда готов был кончить, остановился. На полотенце были следы крови.

Сезон светлячков прошел.

Наши тайные встречи продолжались. Никто не знал о связи между нами. Каждую неделю господин Хорибе появлялся у меня с наступлением темноты и уходил незадолго до полуночи – так было всегда. И всегда он подолгу, нежно ласкал меня, как в первый раз. И повторял: «Ты такая чувственная!» Постепенно во мне пробуждалась женщина.

Жизнь без него потеряла всякий смысл. Мне хотелось быть рядом с ним и никогда не разлучаться, но я даже не знала его адреса.

* * *

Это произошло в начале следующего года. Со мной случилась неприятность.

Однажды утром меня вызвал к себе в кабинет начальник конторы.

– Я получил письмо от одного из твоих соседей, – сказал он. – Оказывается, по ночам к тебе ходит мужчина.

Я была поражена. Я дрожала.

– Что это за человек? – спросил он с явным любопытством. – Ведь ты не замужем.

Я молчала. Он продолжал:

– Сотрудник нашей компании?

Я покачала головой. Он улыбнулся:

– Ну что ж! Я знал, что такого быть не может.

Я по-прежнему молчала, опустив голову.

– Тебе известно, – сказал он, – что я несу ответственность не только за качество работы своих подчиненных, но и за их нравственность. Компания заслужила хорошую репутацию благодаря высокому уровню выпускаемой продукции и безупречному поведению сотрудников, которые гордятся нашей нацией. Так что не стоит подвергать сомнению их мораль. Я больше не желаю получать подобных писем!

Слушая его, я покраснела от стыда. Мне хотелось как можно скорее выйти из кабинета, но начальник продолжал меня отчитывать.

– Мы принимаем на работу только людей из порядочных семей. Ты исключение. Тебя взяли по просьбе одного из коллег, знакомого со священником, который заведует детским приютом. Тебе и вправду повезло! Но вместо того чтобы отблагодарить человека, проявившего к тебе великодушие, ты подводишь его!

Через час он отпустил меня, прибавив:

– Больше не принимай у себя того мужчину. Иначе окажешься без работы!

Я тут же бросилась в уборную. И плакала, расстроенная словами начальника. Отказаться от работы я не могла, но в то же время не могла перестать встречаться с господином Хорибе. «Значит, нужно рассказать ему обо всем, прежде чем он снова придет ко мне домой, – подумала я. – Он найдет выход из положения». Так я немного успокоилась. Ко мне вернулись силы, и я вышла в коридор.

Время приближалось к одиннадцати часам. Пора готовить чай для сотрудников. Я направилась прямиком на кухню и приступила к делу.

Когда я расставляла на подносе чашки, вошли две женщины, они разговаривали. Одна из них воскликнула: «Досадно!» – «И вправду!» – ответила вторая. Интересно, о чем они? «Говорят, его невеста из старинного рода, – заметила первая. – Дочь известного в Токио врача». – «Неудивительно, – сказала ее приятельница. – Но я никогда не думала, что господин Хорибе женится так рано». Я не верила собственным ушам. В висках застучала кровь. Руки дрожали. Чашка вдребезги разбилась о пол. Женщины покосились на меня. Мгновение спустя я потеряла сознание. И словно издалека раздавались их крики.

С тех пор господин Хорибе перестал приходить ко мне. В конторе я тоже его не видела. Наверное, он все время был в лаборатории. Сердце разрывалось от боли.

* * *

Зацвели астрагалы.

Однажды вечером, ближе к полуночи, кто-то постучал в дверь. Господин Хорибе. Я была удивлена. Мы не виделись четыре месяца. Я испугалась, что сосед снова напишет начальнику донос. Не обращая внимания на мой страх, господин Хорибе вошел и сразу же попытался меня обнять. Я растерялась. «Что вам теперь угодно?» – сказала я, отталкивая его. Он насильно притянул меня к себе. «Прекратите!» – закричала я и попыталась вырваться, но он держал крепко. Когда у меня уже не было сил сопротивляться, он сказал: «Я так скучал по тебе!» Я еще больше растерялась. «Вы женаты, – ответила я. – Нам теперь нельзя встречаться». От его рубашки исходил знакомый запах лекарств. Силы мои иссякли, и я стояла неподвижно в его объятьях.

«Мой брак – не более чем условность, – сказал он. – Я наследник знатной семьи. Жену мне выбрали родители». При слове «жена» у меня кольнуло в сердце. «Но вы же спите с ней…» – возразила я. Тогда я была готова расплакаться. Он погладил мои волосы. «С ней? Ты не должна ревновать. Ведь люблю я только тебя! В последние месяцы мне так не хватало наших встреч. Понимаешь?»

Я стояла, не шевелясь. Он поцеловал мои губы и щеки, мокрые от слез. Целуя мне лицо и шею, он задышал тяжело и прерывисто. Потом сорвал с меня одежду и стал целовать груди, соски, живот. Я обхватила руками его голову и застонала. Он уложил меня на футон. И, раздевшись, сразу же вошел в меня. Тело его было горячим. Он с силой покачивал бедрами и, не сдержавшись, кончил.

Потом мы легли на спину.

– Вам нравится ваша жена? – спросила я. – Она красивая?

– Она? Да, красивая. Но слишком надменная. И ей не хватает независимости.

– То есть?

– Она не умеет оставаться наедине с собой, ей необходимы люди, которые бы ее слушали. Дома ей скучно, и она приглашает своих родственников или подруг, чтобы убить время. Я позволяю ей делать все, что она захочет. Люди хвалят меня за великодушие. Но на самом деле я не выношу ее пустой болтовни. Когда она уходит, я испытываю облегчение.

В тот вечер, прежде чем уйти, господин Хорибе пообещал найти квартиру, где мы могли бы встречаться тайком.

* * *

Спустя несколько недель господин Хорибе передал мне в конторе записку с адресом квартиры, которую ему удалось отыскать. После работы я сразу пошла туда. Дом стоял в конце улицы. Наш подъезд находился сбоку от центрального, которым пользовались все жильцы, и, кроме того, его закрывало дерево. Я была довольна и через месяц переехала.

В «нашей» квартире господин Хорибе стал бывать чаще. Теперь он не уходил так рано и даже ужинал со мной. Я была счастлива. Он говорил, что его жена много путешествует. Не изменилось лишь одно: он никогда не оставался у меня на ночь и никуда меня не приглашал.

Потом у меня не начались месячные. Я растерялась. Мне было неловко признаться в этом господину Хорибе. На третий месяц стало ясно, что я беременна. Он смутился: «Неужели все произошло в тот единственный раз, когда я не сдержался? Невероятно!» Я плакала, не зная, что делать. Он сказал, что ребенка я могу сохранить, но он не признает себя его законным отцом. Я не понимала, что означают слова «законный отец». Он объяснил, что его имя не будет значиться ни в моем, ни в его косеки как имя отца ребенка. «Понимаешь? – спросил он. – В нашей ситуации иначе не получится». И потребовал, чтобы я уволилась из фармацевтической компании без всяких объяснений.

Так я и поступила. Начальник в ярости сказал: «Вот почему мне с самого начала не хотелось принимать на работу сироту!» На следующее утро ко мне домой пришел священник из церковного приюта. Когда я призналась, что беременна, он был изумлен и спросил, кто отец ребенка. Я не ответила. «Кто бы ни был отцом, – сказал священник, – ребенок должен появиться на свет. Посоветуйся с госпожой Танакой, она найдет акушерку». Госпожа Танака помогала ему заботиться о детях и тогда была уже в возрасте. Священник ушел, напомнив мне, что в церковь я могу вернуться в любое время.

Настал новый год, а в марте я родила Юкио. Тремя месяцами позже у госпожи Хорибе родилась дочь Юкико. Оба имени выбрал отец. Моего сына записали под фамилией Канадзава – так хотел господин Хорибе.

Он продолжал приходить «к нам» домой, навещая Юкио, который вскоре стал звать своего отца Одзисаном.

* * *

Когда Юкио исполнилось три года, мы переехали в маленький дом, который снял для нас его отец. Он хотел, чтобы его дети играли вместе. Он водил их в парк, расположенный между его домом и нашим. Но я никогда не гуляла с ними: господин Хорибе опасался, что меня заметят его соседи.

Кажется, дети подружились. «Мама, – говорил Юкио, – мне с ней очень нравится. Она добрая». Он не знал, как звали его подругу, ведь ни господин Хорибе, ни я никогда не произносили ее имени вслух. Мне не случалось разговаривать с Юкико, но, похоже, она была умной девочкой. Учила Юкио новым словам. У нее были очень ясные глаза.

Наша жизнь текла спокойно. Но я была в отчаянии. Я чувствовала, будто оторвана от всего остального мира. Господин Хорибе иногда приходил к нам с Юкио ужинать. Однако он не хотел показываться с нами на людях. Видя мои слезы, он говорил: «Что тебе нужно еще? У тебя есть дом, и ты не голодаешь. Юкио я уделяю больше внимания, чем иные отцы своим детям». Кроме Юкико, у Юкио не было друзей. Соседи запрещали своим детям играть с ним и злословили на мой счет: «Интересно, она любовница или проститутка?»

Юкио шел четвертый год, когда я решила пойти в церковь. Увидев нас, священник обрадовался. Я спросила, не могу ли поработать в приюте – готовить и шить детям одежду. Он сразу согласился. Пока я была занята на кухне или в саду, Юкио играл со своими ровесниками.

Вскоре я познакомилась в церкви с человеком, которого звали господин Такагаши. После работы он приходил помогать священнику. С удивлением я узнала, что он был фармацевтом из той же компании, что и господин Хорибе. Более того, со студенческих времен они были приятелями и коллегами. Когда господин Такагаши, ничего обо мне не зная, сделал мне предложение, я была удивлена. Он даже признался, что не может иметь детей. Священник говорил: «Соглашайся. Это благородный человек. Он принесет вам с Юкио счастье. Я уверен!»

А господин Хорибе сказал: «Значит, он хочет на тебе жениться? Пустые мечты. Я хорошо знаком с его родителями. К тому же он наследник старинного рода. Он слишком наивен». Но у господина Такагаши были серьезные намерения. После долгих раздумий я решила выйти за него замуж – прежде всего ради Юкио. Его богатые родители противились нашему браку, и господин Такагаши ушел из дома, устроившись на работу в филиал фармацевтической компании, который находился в Нагасаки. С нами он решил начать жизнь заново. Он не расспрашивал меня о прошлом и сразу после свадьбы усыновил Юкио. Господин Хорибе был недоволен. «Усыновленный или нет, – сердился он, – Юкио останется моим ребенком. Я всегда буду рядом, если ему понадобится помощь».

* * *

В начале лета 1933 года мы с мужем и Юкио переехали в Нагасаки. Именно тогда Япония вышла из Лиги Наций.

Мы жили в небольшом поселке в долине Урагами. Снимали половину дома. На второй половине – хозяева, пожилая пара. Надо сказать, сначала это был один дом. Владельцы разделили его, чтобы сдавать. Обе половины зеркально симметричны. Дом стоял на самой окраине поселка.

Перед домом протекал ручей, который впадал в реку Урагами. Вдоль ручья, метров на двадцать по течению, росли плакучие ивы. На другом берегу бамбуковый лес. Место оказалось настолько спокойным, что можно было забыть обо всем, что происходило в целом мире.

Муж устраивал нам долгие прогулки. Вместе мы ездили на реку, к морю, за город. Смотрели достопримечательности Нагасаки. Хозяева говорили: «Какая дружная семья!»

По вечерам мы гуляли вдоль ручья. Юкио ловил светлячков. Мне вспоминался господин Хорибе. Как он играл с Юкио и Юкико. Я резко с ним порвала, выйдя замуж за его коллегу. Не знаю, было ли это хорошо для Юкио, но я больше не могла вести такую замкнутую жизнь. Я хотела, чтобы мой сын как можно скорее забыл про «Одзисана» и свою «подругу». В Токио я отдала в церковь все вещи, которые господин Хорибе купил для Юкио. Единственное, с чем я не смогла расстаться, – это хамагури, подаренное Юкико перед нашим отъездом. В Нагасаки я спрятала его в комод вместе с маминым дневником.

Муж любил Юкио. Знакомил его со своими коллегами и с соседями и говорил: «Это мой сын». Он никогда не произносил слова «приемный». Учил его химии и биологии, занимался с ним спортом. Со временем Юкио сильно привязался к своему новому отцу.

Муж никогда не упрекал меня в том, что я не слишком общительна. Коллег с работы приглашал в гости редко, за исключением господина Мацумото, который вместе с женой жил в нашем поселке. Детей у них не было. Муж любил играть с ним в шоги. Господин Мацумото был учтивым и сдержанным. В его присутствии я чувствовала себя свободно.

У меня не было подруг, но зато я познакомилась с госпожой Шимамурой, которая тоже жила в долине Урагами. Она была простой и приятной, от нее я научилась местным деревенским обычаям. В нашем квартале устраивались обязательные для всех женщин трудовые дни, и я тоже принимала в них участие. У госпожи Шимамуры было двое детей: сын и дочка по имени Тамако. Юкио с ней часто играл, они были ровесниками.

Вот так, в счастливой неспешности, текло время.

Моя жизнь в корне изменилась. В нее вошли мир и спокойствие. Я была окружена заботой и лаской мужа. Однако я боялась, что вскоре этому наступит конец.

Меня огорчали только неожиданные вопросы Юкио: он начинал расспрашивать про «Одзисана» и свою «подругу», с которой когда-то играл. В день, когда ему исполнилось семь лет, он вдруг понял, что это его настоящий отец и сестра. Я была поражена, но продолжать скрывать правду не имело смысла. И я все рассказала, взяв с Юкио обещание не говорить ни о чем его приемному отцу. «Забудь про них, – сказала я. – Теперь нас с ними ничего не связывает». С тех пор Юкио перестал задавать вопросы, но я знала, что он постоянно об этом думает, и чувствовала себя виноватой.

Через девять лет после нашего переезда умерла хозяйка дома, и ее муж перебрался в другую деревню, к дочери. Без соседей наша жизнь стала еще спокойнее.

* * *

Весной 1943 года муж получил приказ из армии: он должен был отправиться на полгода в Маньчжурию и работать там в больнице над исследованием военных медицинских препаратов. Это его удивило, ведь он приехал в Нагасаки как раз потому, что здесь не хватало фармацевтов. Он не понимал, почему компания не выбрала для командировки сотрудника из Токио. Потом муж сказал мне, что из Токио уже приехал коллега, который сменит его на работе.

Его предстоящий отъезд меня беспокоил. Война набирала силу. Стало известно о поражении японцев на острове Атту, когда все солдаты совершили гиокусай. Выезжать из страны было опасно, особенно на континент. Муж тоже переживал за нас с Юкио. По его словам, американские войска высадились в Японии, как раз на острове Кюсю, где мы жили. Разумеется, он не хотел оставлять нас одних. У нас не было родственников, и дом находился на окраине города.

Однажды он сказал с облегчением:

– Коллега из Токио переедет с семьей в соседний дом. Пока они остановились в центре города.

– Что за коллега? – поинтересовалась я.

– Ты его не знаешь. Кстати, мы с ним вместе учились в университете в Токио. Его зовут господин Хорибе.

«Что? Господин… господин Хорибе?» Я не верила собственным ушам. «Не может быть…» Известие меня потрясло. Не заметив моей растерянности, муж продолжил:

– Это удивительный человек. Владеет многими языками, прекрасно играет на скрипке и фортепьяно. Ездил за границу. В молодости он нравился всем девушкам. Конечно, когда он женился, все женщины опечалились.

Кровь стыла у меня в жилах. Я слушала молча, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие – словно тот человек был мне совершено незнаком.

– У них с женой есть дочка по имени Юкико. Кажется, ровесница Юкио.

Мне хотелось бежать, бежать далеко отсюда.

– Можно нам с Юкио поехать с тобой в Маньчжурию? – спросила я.

– Нет, – ответил муж. – Я пробуду там только полгода. Потерпи!

Я старалась успокоить себя:

– Этот коллега вернется с семьей в Токио сразу после твоего возвращения, так ведь?

– Думаю, да.

Я молчала и думала: «Отец Юкио станет теперь нашим соседом. Какой ужас! Что же мне делать?»

– Надеюсь, ты подружишься с госпожой Хорибе, – сказал мой муж. – Она любит всех опекать.

Я не ответила.

– Скажу тебе по секрету, – прибавил он, – в Токио у моего коллеги есть любовница и ребенок от нее.

Я едва не потеряла сознание.

Тогда тоже стоял сезон светлячков. И вот господин Хорибе переехал в соседний дом. Спустя месяц муж отправился в Маньчжурию, напомнив мне: «Если возникнут сложности, особенно с Юкио, обращайся к господину Мацумото или к господину Хорибе».

* * *

Спокойная жизнь, длившаяся десять лет, закончилась. Меня охватила тревога, я не знала, как вести себя с господином Хорибе и с его семьей, и старалась их избегать. К счастью, господин Хорибе был, очевидно, полностью поглощен работой и дома показывался редко. Однако его жена стала часто приходить к нам, чтобы расспросить о деревне. Я не могла отказать ей и старалась помочь. Но мне казались невыносимыми ее пустословие и хвастовство. Она говорила без умолку:

– Мой отец – известный в Токио врач. Мама преподает музыку в колледже для девочек. Дядя судья. В Нагасаки живет моя кузина, ее муж работает военным хирургом…

Потом, узнав, что я тоже приехала из Токио, она стала интересоваться моим прошлым. Мысль о том, что у нее могут возникнуть подозрения, приводила меня в ужас. «В каком квартале вы родились? – спрашивала она. – В какую школу ходили? Кем работал ваш отец?» Мне не хотелось называть место, где я родилась, – это был один из самых бедных районов Токио. В школе я не училась. И у меня не было отца. Я родилась вне брака. Поэтому я давала госпоже Хорибе самые расплывчатые ответы. Она смотрела на меня с недоверием.

Невозможно было избежать общения с ней – я была ее единственной соседкой. Когда она уходила из дома, я испытывала облегчение, как и ее муж. Кажется, она часто навещала свою кузину, которая жила в центре города. Однако вскоре мое недолгое спокойствие было нарушено. Как-то раз госпожа Хорибе сказала мне:

– Госпожа Такагаши, оказывается, моя кузина знала в Токио родителей вашего мужа. Мир и вправду тесен!

У меня перехватило дыхание.

– Вам повезло, – прибавила она с иронией, – выйти замуж за такого человека, как господин Такагаши, ведь он наследник богатой семьи.

Несомненно, она также узнала, что я была сиротой и Юкио родился вне брака. Это испугало меня. Я боялась, что ее кузине известно и все остальное: что любовницей господина Хорибе была я, а Юкио – его сын. Если госпожа Хорибе об этом узнает, случится беда. Меня преследовали кошмары: будто она бросается на меня в истерике и осыпает оскорблениями.

Иногда госпожа Хорибе угощала нас печеньями и шоколадом, которые присылали ей родители, или делилась овощами из огорода свекрови своей кузины. Юкио радовался. Сладости тогда было трудно достать. Он думал, что наша соседка очень щедрая. Но на самом деле ей просто хотелось поболтать со мной, хотя она и презирала мое прошлое. В Нагасаки у нее не было подруг, и она постоянно злословила: «Не понимаю диалекта этой деревенщины. И даже не собираюсь учить их отвратительный язык. Хочу вернуться в Токио как можно скорее. Вообще-то мой муж приехал сюда, только чтобы проверить уровень исследований в филиале. Если все в порядке, мы не станем дожидаться возвращения вашего мужа».

Помимо пустых разговоров с госпожой Хорибе, меня беспокоило еще и другое. Юкио начал ходить к соседям! «Мама, господин Хорибе пригласил меня поиграть в го». «Мама, завтра господин Хорибе возьмет меня с собой в лабораторию и покажет опыты». «Мама, господин Хорибе дал мне почитать научные книги». При словах «господин Хорибе» я готова была провалиться под землю. Мне не хотелось, чтобы Юкио близко с ним общался, но я не могла запретить ему ходить к соседям. Оставалось только терпеть и успокаивать себя: «Полгода пролетит быстро».