Текст книги "Мама по принуждению (СИ)"
Автор книги: Адалин Черно
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Мама по принуждению
Адалин Черно
Глава 1
– Вот так, маленький, теперь тебе будет теплее, – произношу, попутно укрывая сына пушистым зеленым одеяльцем.
До дома нам остается еще полчаса ходьбы, а ветер уже сейчас не на шутку разбушевался. Я сильнее кутаюсь в тонкое пальто и выпрямляюсь, ухватившись за ручку коляски как можно крепче. Мне удается сделать всего несколько шагов, прежде чем сильные руки хватают меня за локти. Я поднимаю голову и натыкаюсь взглядом на двух незнакомцев с наголо выбритыми головами. Спазм страха сковывает горло, я в ужасе смотрю на двух высоких мужчин, будто ниоткуда появившихся рядом, и не понимаю, что им нужно. Не время же они пришли спрашивать, в самом деле.
Голос ко мне возвращается только когда, когда коляску вырывают у меня из рук. Я начинаю вырываться, дергаться в их руках, но это ничего не дает. Они сильнее, выше, шире меня и их двое, а я одна.
– Что вы делаете?! – в ужасе кричу я, не в силах поверить, что это происходит средь бела дня. – Мой ребенок! Отпус…
Договорить мне не дают. На мой рот ложится тяжелая мужская ладонь, после чего меня запихивают в салон автомобиля. Я не теряюсь, бросаюсь к ручке, чтобы отворить ее, выбраться наружу и попытаться забрать своего сына, закричать еще громче, но дверь открывается сама. Первое, что бросается в глаза – мой малыш. Он постанывает и вертится на руках у амбала, что запихивал меня сюда, и я машинально протягиваю руки к ребенку, отбирая его.
Дверь захлопывается снова. Я слышу характерный щелчок, свидетельствующий о том, что сработала блокировка. Машина трогается с места, а я перевожу взгляд на сына. Он кривит губы и кряхтит, выгибается, потому что его разбудили, а соска выпала изо рта. Я пытаюсь найти ее в одеяльце, но ее там нет, видимо, выпала, когда его доставали из люльки.
– Тише, родной, тише, – шепчу, начиная тихо укачивать сына в надежде, что он успокоиться и не начнет плакать.
Увы, Родион совсем не хочет успокаивается. Вместо этого он начинает вначале хныкать, а затем истошно плакать, разрывая тишину, царящую в салоне. Я в страхе осматриваюсь, боясь, что из-за этого его могут у меня отобрать и… даже думать не хочу, что будет после этого.
– Советую вам покормить ребенка!
Вздрагиваю от стального голоса мужчины, сидящего слева. Поворачиваю к нему голову и встречаюсь взглядом с карими глазами, смотрящими на меня без какого-нибудь любопытства. Мужчина произносит фразу так, что у меня складывается впечатление, что ему претит все происходящее. Он отворачивается к окну, больше ничего не говоря, а я чувствую, как сердце пропускает несколько гулких ударов, а после и вовсе пускается вскачь, как бешеное. Кажется, я наконец осознаю все происходящее.
Нас похитили. Меня и сына. Пока что я не знаю, зачем, но нас уже везут в неизвестном направлении.
Дрожащей рукой нащупываю в кармане телефон и мне кажется, что вздох облегчения вырывается из моего рта. Вместе с тем я начинаю молиться, чтобы в эту минуту мне никто не позвонил, ведь тогда не будет возможности написать мужу, открыть доступ к геолокации…
Родион снова начинает плакать, мужчина резко поворачивается ко мне и теперь уже грубее произносит:
– Ребенок хочет есть. Покорми его.
Киваю, правда, к тому моменту мужчина уже успевает отвернуться от меня к окну. Мне все же удается увидеть его лицо достаточно четко для того, чтобы в будущем можно было составить фоторобот в полиции. Я надеюсь, что смогу сбежать или отправить сообщение о просьбе помощи мужу и дождаться подмоги.
Чтобы успокоить малыша и отвлечь от нас пристальное внимание, быстро поднимаю кофту, отстегиваю ткань специального лифчика для кормления и принимаю максимально привычную для Родиона позу. Пока малыш ест, я достаю из кармана телефон, молясь, чтобы никто этого не увидел, а сам аппарат не зазвонил. Справившись с этим, практически мгновенно снимаю блокировку и уменьшаю яркость экрана.
Получилось!
Я сжимаю телефон сильнее, отключаю звук и обнимаю сына одной рукой так, чтобы мобильный остался у него под одеяльцем. Мужчина все еще смотрит в окно, а водитель не обращает на меня никакого внимания, уверенно следя за дорогой. Набравшись смелости, открываю мессенджер и быстро печатаю:
“Меня похитили и везут в неизвестном направлении. Вызывай полицию”.
Пальцы дрожат, сердце грохочет так, что закладывает уши. Я боюсь, что мои манипуляции заметят и понимаю, что не могу этого позволить. Собравшись с духом, отправляю сообщение и открываю местоположение мужу. Две галочки, свидетельствующие о доставленном и прочитанном сообщении появляются едва ли не сразу. Я прикрываю глаза, чтобы успокоиться и восстановить прерывистое дыхание, пока кто-то не заметил мое состояние.
Я успокаиваю себя уговорами, что все будет хорошо. Местоположение я включила, сообщение мужу отправила, геолокация передает данные. И даже телефон заряжен, потому что я не имею привычки выходить из дома с незаряженной батареей, за что сейчас в очередной раз благодарю себя.
Мужчина слева все так же не смотрит на меня, и я расслабляюсь, протягиваю руку в одеяльце с малышом и размещаю телефон внутри так, чтобы он не выпал. Его точно не будут обыскивать, а меня, когда придет время, точно облапают на предмет наличия гаджетов.
Наевшись, Родион засыпается на моих руках, и я спешу застегнуть лифчик. Соски, чтобы заменить чем-то грудь нет, но благо, Родион ее и не требует. Лишь причмокивает, когда я аккуратно оттягиваю грудь и прячу ее в бюстгальтере, а потом опускаю и кофту, закрывая тело полностью. Поворачиваюсь влево и замечаю пристальный взгляд мужчины на себе. Сердце пропускает удар и замирает. Неужели что-то понял? Или просто засмотрелся на оголенное тело? Что ему вообще нужно от меня и ребенка?
Глава 2
Я порываюсь спросить, чего же он хочет, но слова застревают в горле. К чему тревожить тех, кто без зазрения совести похитил маму с ребенком прямо посреди бела дня, при свидетелях. На улице же кто-то был?
Я вдруг вспоминаю наставления в передачах и новостях, когда рассказывали, что нельзя злить похитителя, нельзя задавать ему много вопросов, лучше помолчать, а когда он заговорит первым, тщательно подбирать слова и вести диалог. Именно это я и собираюсь делать – молчать. Все равно Андрей увидел мое сообщение, а значит, полиция уже в курсе и наверняка скоро будет следовать по пятам.
От осознания этого становится легче.
– Да, Адам Всеволодович. Едем, – голос мужчины снова задевает нервные клетки. – Скоро будем. Минут пятнадцать осталось.
По тому, как мужчина произносит слова, как его тон меняется с грозного на заискивающий, я вдруг понимаю, что не он тот, кто приказал нас с сыном похитить. Есть кто-то, кто этим всем руководит, вот только кто? Перебираю в уме всех знакомых, друзей, проблемы у мужа на работе, но на ум ничего не приходит. Андрей в последнее время был спокойным, внимательным и обходительным, едва ли не на руках меня носил. О проблемах на работе, если они и были, мне ничего неизвестно.
Вообще Андрей делился со мной всем. Недавно его повысили, поэтому не удивлюсь, если все случившееся – происки конкурентов. Но кто способен на такое зверство? Похитить ребенка с женой, чтобы что? Отомстить? Заставить заплатить выкуп? Да, деньги у нас в последние месяцы водились, но не миллионы же.
Вздрагиваю, когда машина останавливается. Смотрю в окно, но единственное, что вижу там – огромный забор и широкие ворота, которые в этот самый момент разъезжаются в стороны. За ними скрывается фасад огромного особняка. Я такие только в кино видела: пафосные, построенные по последним пискам моды, они будто сошли со страниц журналов.
Ежусь от резкого порыва ветра, который врывается в автомобиль, едва мужчина слева открывает дверь. Блокировку сняли, но я почему-то не спешу выходить. Страшно. Здесь я чувствую себя в мнимой безопасности, а что меня ждет на улице?
Дверца с моей стороны резко открывается, внутрь заглядывает тот самый амбал, который запихивал меня в машину. Он смотрит так, что мне не остается ничего, кроме как подчиниться и вылезти наружу. Я ожидаю, что меня отведут куда-то в подвал или подсобку, но меня ведут прямо к главному входу. Даже не касаются меня, просто указывают на дверь и приказывают:
– Иди!
Я крепче обнимаю малыша и следую к двери, останавливаюсь у входа, жду, пока мне откроют и ступаю внутрь. Осмотреться мне не дают, подталкивают в спину и заставляют идти дальше, хотя я все же успеваю заметить жутко дорогие ковры на полу, белоснежные стены, огромные люстры под потолками и шикарную деревянную лестницу на второй этаж, к которой меня подводят.
Я молчу. Ничего не спрашиваю, надеясь, что у Андрея все получится, что совсем скоро тут будет наряд полиции и меня освободят. В глубине души я сильно боюсь, потому что понимаю: тому, кто привез меня сюда выкуп не нужен. Владелец этого дома чрезмерно богат.
Это осознание резко стреляет в сознании. Что, если правоохранительные органы не станут помогать, ведь в нашем мире столько несправедливости.
Сколько я знаю историй, где полиция ничем не помогает, а, наоборот, идет на поводу у тех, кто нарушает закон. Сейчас об этом не хочется думать, потому что я понятия не имею, чего от меня хотят и почему привезли сюда.
Мы останавливаемся у широкой двери, мужчина, что сидел рядом в машине, открывает ее и пропускает меня внутрь. У входа нас ждет женщина, которая тут же протягивает руки к моему малышу.
– Я возьму его, пока вы поговорите, – с улыбкой произносит она.
– Что? Нет! – уверенно отвечаю. – Я не отдам своего ребенка, слышите?
Я прижимаю Родиона к себе так сильно, как только могу, сцепляю руки в замок и отворачиваюсь к стене, чтобы они не смели даже думать о том, что смогут забрать у меня ребенка.
Я бережно обнимаю сына и отворачиваюсь от тех, кто хочет забрать его у меня.
Не отдам. Никому не отдам своего малыша.
– Ну что же вы? – причитает женщина рядом. – Я всего лишь унесу его в другую комнату, пока вы обсудите дела.
– Дела? – с издевкой и истерическим смешком, рвущимся из горла, спрашиваю я. – А вы знаете, как я сюда попала?
Повисает пауза.
– Вашему ребенку не желают плохого, – она не теряется, а я мотаю головой.
Если они хотят отобрать его у меня, пусть попробуют. Я не сдамся просто так.
Раздается телефонный звонок, от которого я вздрагиваю, вспоминая, что в одеяльце Родионо мой мобильный. Я нащупываю его рукой и поправляю, попутно выдыхая и радуясь тому, что его никто не увидел. Сколько прошло времени? Полчаса? Этого же недостаточно для наряда полиции? Думаю, что нет, значит, нужно потянуть еще время.
– Я понял. Да. Хорошо, – слышу, как мужчина, что привел меня сюда, разговаривает по телефону.
Что он понял? Будет отдавать приказ своим амбалам, чтобы силой отобрали у меня сына?
– Елена Эдуардовна, идите к себе, вас позовут.
– Но… – женщина пытается возразить.
– Идите, ребенок останется с матерью.
Я замираю, когда слышу эти слова, но не поворачиваюсь до тех пор, пока не слышу, как открывается и закрывается дверь.
– Ангелина, – моего плеча касается мужская рука. – Ты можешь быть спокойна, твой сын останется с тобой.
Я поворачиваю голову и вижу, что женщины в комнате уже нет. Зато есть два охранника у двери и он, которому, кажется, совсем наплевать на происходящее. По крайней мере он смотрит на меня так безразлично и пусто, что я отшатываюсь.
– Идем, нам нужно поговорить, Ангелина.
Глава 3
Мужчина берет меня за локоть и подводит к столу, усаживает на стул, стоящий рядом, а сам упирается о столешницу и смотрит на меня.
– Тебе, наверное, хочется узнать, почему вы с ребенком здесь?
Киваю.
То, что он сам решил заговорить об этом, радует. Значит, он не психически больной, у него нет раздвоения личности и он не будет надо мной издеваться. По крайней мере, у него была такая возможность уже не раз, но он ею не воспользовался.
– Дело в том, что этот ребенок не от твоего мужа.
Повисает тяжелая пауза, во время которой я пытаюсь осознать то, что он только что сказал. Не от моего мужа? А от кого?
– О чем вы? – решаю спросить, а сама перевожу взгляд на сына, который, несмотря на разговоры и крики, мирно спит у меня на руках.
Я осматриваю его маленький аккуратный носик, светлые, едва заметные бровки, которые он насупил во сне, розовые губки, пухлые щечки, что Родион успел наесть на материнском молоке. Как это Андрей не его отец? У меня ведь есть документы, свидетельство о рождении мы, конечно, сделать еще не успели, но ведь у нас документы о проведении ЭКО, да и материал при оплодотворении брали у Андрея.
Мужчина вздыхает и смотрит на меня… с сожалением?
Мне ведь не показалось? Он смотрит, будто жалеет меня?
Я не успеваю понять, потому что его взгляд меняется на такой же механический, безразличный к происходящему.
– Твой муж получил деньги… очень много денег за то, что ты забеременеешь и родишь хозяину ребенка, – чеканит он бесцветным тоном.
Я замираю. Смотрю на мужчину и не могу понять, что он говорит. Что значит заплатили? За что?
– Я вам не верю. Мы так ждали малыша.
– Вот тест ДНК, который взяли сразу после рождения Родиона, ознакомься, – мужчина пододвигает ко мне бумаги и встает с края стола в ожидании, когда я их прочту.
– Бред, – шепчу едва слышно. – Этого не может быть, понимаете? У меня муж, мы планировали этого ребенка, ждали, мы через столько прошли, а это все поддельное, – я отбрасываю от себя бумажку и решительно встаю, держа на руках сына – Я хочу увидеться с вашим хозяином и высказать ему все, что думаю, в лицо. Где он?
– Здесь, – раздается грубый голос за спиной. – С удовольствием послушаю, что ты хочешь сказать отцу ребенка, которого родила.
Я поворачиваюсь к его обладателю и на несколько секунд задерживаю дыхание. Не потому, что мужчина безумно красив, и я тут же пала жертвой его чар или небывалого магнетизма, просто он… как из другой жизни, куда путь мне всегда был заказан.
На нем дорогой темно-синий костюм, светло-голубая рубашка, атласный галстук. На ногах туфли с закругленным носком, а в кармашке на груди белый платочек. Лицо гладко выбрито, губы искривлены в усмешке, а глаза смотрят изучающе.
Сердце пропускает удар от осознания, что даже если Андрей вызовет полицию, пойдет в газеты и придет к этому дому лично, у него ничего не получится. Понятия не имею, откуда эта уверенность, но я просто знаю это.
Таких мужчин, как “хозяин”, я не встречала. Ни в той дорогой клинике, где мы проводили ЭКО, ни на работе. Даже начальник Андрея и тот выглядел более приземленным, а он…
– Рустам, свободен, – бросает он тому, кто привел меня сюда, и отходит от двери.
Я жду, пока мужчина покинет помещение и внутренне сжимаюсь, теряя всякую надежду на освобождение. Я не знаю, что значат его утверждения о том, что Родион его сын, но почему-то понимаю, что мне больше не хочется спорить.
Рустаму я не поверила, потому что он не выглядел так убеждающе. Этому же мужчине не хочется противостоять, вместо этого появляется желание молчать и слушать.
Пусть говорит, рассказывает, как так получилось, что Родион – его сын, а не моего мужа. В то, что Андрей взял деньги, я не верю.
Мы любили друг друга, столько пытались родить ребенка и у нас, наконец, получилось. Не без помощи врачей, но ведь получилось.
Почему я должна верить, что он предал это? Меня и нашего сына. Он ведь просыпался к нему по ночам, убаюкивал, носил на руках и даже нежно называл его “Роди”.
– Ты передумала говорить? – спрашивает мужчина, обходит меня и садится в кресло.
Сцепляет руки в замок и располагает их на столе и все это не сводя глаз с Родиона. Его внимание к ребенку меня напрягает, я вначале хочу знать подробности случившейся ситуации, а уже потом, исходя из итогов, решать, может ли он так смотреть на моего малыша.
Он ведь только мой сейчас.
Мой и ничей больше.
В чем я уверена на сто процентов, так это в том, что являюсь его матерью.
– Первое, что тебе нужно сделать – достать телефон из одеяла и поставить его на стол. Не стоит облучать моего сына гаджетами.
Я не спрашиваю, откуда он узнал о телефоне и не пытаюсь говорить, что его у меня нет. Вместо этого протягиваю руку в одеяльце и достаю смартфон, рука дрожит, когда я кладу его на стол, попутно замечая мигающий кружочек, свидетельствующий то ли о сообщении, то ли о звонке. Посмотреть все равно не удастся, поэтому я отворачиваюсь и жду, когда мужчина скажет что-то еще.
Желание возмутиться куда-то пропадает. У меня больше нет намерения высказать тому, кто приказал меня сюда привезти, все, что думаю. Я боюсь мужчину напротив. Меня страшат его возможности и богатство. Я и представить себе не могу, сколько нужно зарабатывать, чтобы содержать такой дом.
– Давай кое-что проясним, – мужчина продолжает сам. – Тебе и ребенку ничего не угрожает. Тебя привезли сюда не для того, чтобы закрыть в комнате и к чему-то принудить.
– Тогда зачем? – непонимающе спрашиваю. – И что за цирк? Вы похитили меня средь бела дня, неужели вы правосудия не боитесь?
Мужчина смеется. Запрокидывает голову назад так, что его и без того заметный кадык, становится еще отчетливей. Просмеявшись, он возвращает взгляд ко мне и смотрит так серьезно, что я чувствую себя несмышленой дурочкой, которая не знает жизни.
– Таков, видимо, был просчет у твоего мужа.
– О чем вы?
– О том, что похищение не мое требование, а его. Единственное, стоит подчеркнуть. Среди других требований не было “обеспечение твоей безопасности” или “гарантии того, что вы не убьете мою жену”. Твой муж без раздумий продал мне возможность заменить его генетический материал на свой. И я этим воспользовался.
– Я не понимаю, – шепчу тихо.
Зачем Андрею понадобилось вообще ввязываться в сделку, у него ведь все шло хорошо, его…
Догадка осеняет меня, как вспышка молнии.
Моя беременность. После известия о ней, буквально на следующий день, муж пришел с хорошими новостями.
– Меня повысили, малыш, – произнес он, подхватывая меня на руки и кружа на кухне.
Я радовалась. Как дура, улыбалась, ужин пошла готовить, чтобы его порадовать. Мы даже бутылку вина купили, которое я не пила. Всё самое лучшее тому, кто добился повышения, и вот теперь я узнаю, что ничего этого не было.
Меня обманули.
Мои мечты разбили вдребезги, как тот стакан, который выпал на плиточный пол, когда Андрей подхватывал меня на руки.
Глава 4
Я вспоминаю все светлые моменты, что были между нами, и не могу сопоставить Андрея с предателем. Может, мужчина напротив, все же врет?
Кто он?
Почему ему нужна именно я?
Эти и множество других вопросов вертятся на языке, но я не решаюсь их задать. Говорить не хочется. В эту минуту даже жить не хочется. Муж оказывается предателем. Сын, которого я родила, от другого мужчины. Что еще меня ждет дальше? Скажут, что меня зовут не Ангелина? Что я замужем за другим человеком? Вряд ли меня что-то удивит.
– Меня зовут Адам, – произносит он после паузы. – Этот дом принадлежит мне, как и все в нем. Рустам, который привез тебя сюда, один из самых близких помощников. С другими ты познакомишься позже.
– Зачем?
– Потому что у тебя будет выбор, Ангелина.
Я усмехаюсь.
Выбор?
У меня?
После того, как уже все сделано и меня никто ни о чем не спрашивал?
– Как благородно!
– У тебя шок, – констатирует он. – Советую тебе отдохнуть. Я позову няню, которую нашел для Родиона. Она заберет его, чтобы ты смогла поспать.
– Нет!
Голос звучит надрывно и как-то слишком громко. Я не разговариваю так в обычной жизни, но тихая, спокойная и продуманная я куда-то исчезает. На ее место приходит истеричка, готовая защищать своего ребенка.
– Что вам нужно? – спрашиваю у него. – Что вам от меня нужно?
– У нас общий ребенок, – поясняет он. – Мы так или иначе связаны.
– Я не хотела этого. Я шла на ЭКО, чтобы родить ребенка от мужа. От любимого человека, понимаете, или вам наплевать? У вас тут огромный дом, куча денег и слуг, готовых выполнять все, что прикажете, даже жизнями чужими распоряжаться.
Меня прорывает. Молчать становится сложно, но я усилием воли заставляю себя замолчать и тихо произнести:
– Простите.
Я сажусь обратно, хотя до этого в порыве страсти снова встала с кресла, любезно предоставленного мне.
– Ангелина, – тихий голос мужчины заставляет меня поднять голову и посмотреть на него. – Я не желаю тебе зла. То, что случилось, уже произошло. Изменить мы ничего не можем, поэтому я предлагаю тебе отдохнуть. Родиона у тебя никто не заберет, комната для вас готова. Поспи, соберись с мыслями, и потом поговорим.
– Все в порядке, – произношу чуть охрипшим голосом. – Я просто… просто… расскажите, как вы уговорили мужа на сделку?
Адам удивленно приподнимает одну бровь, но никак не комментирует мою просьбу. Не отпускает злую шутку, хотя я уверена, что он может это сделать. Может уколоть так, что мне станет больно.
– С твоим мужем я виделся лишь раз. Когда передавал ему свой биоматериал на сдачу. Всё остальное время с ним общался Рустам. И уговаривал его тоже он, если тебе интересно. Позже, если захочешь, сможешь спросить у Рустама, как ему удалось уговорить его. У вас были долги?
– Долги? – удивленно переспрашиваю. – Нет, нет, не было, а что?
– Сумма, которую я заплатил, довольно большая.
– Насколько?
Мне хочется знать, сколько стоит моя беременность. За сколько Андрей продал возможность стать отцом и осчастливить любимую жену. Или не любимую? Он разлюбил меня? Или не верил, что однажды меня таки заберут?
Похитят, как он и просил.
Просил.
Я испугалась из-за него. Из-за условия, которое он вписал в договор. Интересно, а договор был? Или они договорились на словах? Впрочем, какая разница? По документам отцом Родиона является Адам и вряд ли суд будет разбираться, как это получилось.
Ребенка просто отдадут, а меня закроют где-нибудь в психологической клинике и скажут, что никакого ЭКО не было.
– Три миллиона рублей, – спокойно произносит Адам.
Вот так. Жизнь человека стоит три миллиона рублей. И ее, оказывается, так легко продать.
– Почему я?
Адам задерживает на моем лице тяжелый взгляд, вздыхает и мотает головой.
– Уверена, что хочешь это знать?
– Мне нужно понимать, что происходит, – пожимаю плечами.
Адам встает и подходит ближе, останавливается в метре от меня, садится на край стола и произносит:
– Ты особенная.
Я поднимаю голову и смотрю на мужчину. Он серьезно? И в чем же моя особенность?
– Если серьезно, Ангелина, – Адам встает и поворачивается ко мне спиной. – Все, с кем разговаривали мои люди, отказывались.
Сейчас почему-то особенно трудно дышать. Все отказались. Никто не захотел променять жену и будущего ребенка на деньги.
И сумма немаленькая.
Отказались.
Согласился только Андрей.
Это больно ранит. Вот так узнать, что любимый человек – предатель. Что деньги для него важнее всего, что ни ты, ни планы на совместного ребенка ничего не значат.
Родион, будто почувствовав мое состояние, кряхтит и начинает выкручиваться от неудобства. Его темные глазки-бусинки внимательно смотрят на меня, а рот кривится в недовольстве. Соски-то нет. Он и так проспал довольно долго без нее.
Краем глаза замечаю какое-то движение сбоку.
Адам подходит ближе. Останавливается в полуметре от меня и внимательно смотрит на ребенка. Я почему-то думаю о том, что Родион родился не похожим ни на кого из нас. Ни на меня, ни на Андрея.
После рождения я не понимала, как такое может быть, но подумала, что нужно подождать. Новорожденные ведь все на одно лицо?
Оказывается, нет.
Только сейчас, глядя на настоящего отца малыша, я понимаю, что ошибалась. Сходство есть в любом случае. Тот же разрез глаз, посадка, те же пухлые губы, нос. Родион жутко похож на мужчину, который внезапно приседает и протягивает руку к сыну.
Если бы я не заметила сходства, быстро бы оттолкнула его и пресекла все попытки дотронуться до сына, но я вижу то, как они похожи. Разве я могу запрещать отцу касаться своего ребенка, даже если он родился обманом?
Пока внутри меня борется два человека: мать и обиженная женщина, Адам трепетно касается Родиона. Проводит подушечкой большого пальца по его крохотной ручке и улыбается!
Вот она – встреча отца и сына.
Вот тот трепет и та нежность, которой я не видела в Андрее.
Вот то, чего мне не хватало в муже – искренность.
Искренняя любовь, преданность, ласка, взгляд, с которым он смотрел на Родиона. Тогда я не понимала, что это все ненастоящее, напускное, а сейчас… я вижу, как Адам смотрит на малыша.
– Ну привет, – его хриплый, чуть грубый голос, разносится по комнате.
Родион почти никак не реагирует, лишь сильнее пучит глаза и мотает головой, смешно приоткрывает ротик в поисках соски, а когда не находит ее, начинает хныкать, а через пару секунд – пронзительно плакать.
– У него что-то болит? – обеспокоенно спрашивает Адам, а мне почему-то хочется смеяться.
Наверное, это истерика после всего пережитого.
– Когда нас сюда везли, мы потеряли соску. Сейчас он ищет ее. И плачет тоже поэтому.
Адам кивает, поднимается на ноги, возвышаясь над нами во весь рост, достает из кармана мобильный, а после, подумав, спрашивает у меня:
– Нужна какая-то определенная модель?
– Да, – киваю. – Купите силиконовую с прикусом.
Мужчина, если и удивляется, то не подает виду. Передает мои слова в трубку и отключается, кладет смартфон на стол и поворачивается ко мне, останавливая взгляд на ребенке.
– Я попросил Елену Эдуардовну помочь тебе с Родионом, посидеть с ним, если тебе нужно будет отдохнуть.
– Я хорошо себя чувствую! – возражаю, потому что не представляю, как в таких условиях можно оставить ребенка с другой женщиной, пусть и профессиональной няней.
Она чужая. Я ее не знаю. Как я могу оставить малыша с ней после того, как меня похитили? Я что, должна до конца поверить в то, что здесь мы в полной безопасности? А что если нет?
Адам вздыхает, но никак не комментирует мое нежелание принимать няню.
– Тебе покажут вашу комнату, – произносит он. – Отдохнешь. Через несколько часов ужин. За тобой придут.
– Я останусь здесь? – удивленно спрашиваю, пытаясь осознать то, что услышала.
В мои планы совсем не входит жить в одном доме с Адамом. Да и что я здесь буду делать? На каких правах находиться? На правах матери его сына?
Я не согласна!
Препятствовать общению Адама и Родиона я не стану, особенно после того, как увидела исходящую от мужчины нежность и трепетность. Я до сих пор не могу поверить, что это он несколькими минутами ранее гладил малыша, и что это не плод моих фантазий. Но жить с ним в одном доме выше моих сил. Да и как он себе это представляет?
– Мы поговорим об этом за ужином, хорошо? Решим все потом, у меня сейчас нет времени, намечаются важные переговоры.
– И что мне просто сидеть в комнате?
– Да, Ангелина! Отдохни, успокойся, мы обсудим все за ужином. Раз уж так сложилось, что тебе пришлось все это пережить, а мне этому поспособствовать, я хочу, чтобы ты чувствовала себя максимально комфортно.
– Отвезите меня домой! – прошу. – Там я буду чувствовать себя именно так.
– К мужу хочешь? – его резкий тон заставляет меня дернуться, а мозг отчаянно среагировать на слово “муж”.
Нет, к нему не хочу!
В родные стены хочу. Туда, где жила уже не один год, где есть моя спальня, тумбочка у кровати, любимая стиралка и где я была хозяйкой.
Была!
Это так больно режет по сознанию. Понимание, что ты там больше никто. Пустышка. Никому не нужный человек, потому что тот, кому ты верила и любила, в тебе больше не нуждается. Потому что у него есть три миллиона, а тебя больше нет.
Я и сама не понимаю, как слезы скатываются по лицу. Родион больше не плачет, зато плачу я. Хочется кричать, рыдать, выть, рвать на себе волосы от отчаяния. Я ведь его любила. Готова была на все, лишь бы Андрей был счастлив.
А это все и не нужно, оказывается. Счастье было в другом. В миллионах, на которые он меня променял.
Наверное, вот так люди и сходят с ума. Когда больше нет их прежней жизни. Что у меня осталось от той Ангелины, которой я была два часа назад? Только Родион, пускающий пузыри слюней губами и одеяльце, в которое он укутан. А еще мой мобильный, стоящий на столе и одежда, что на мне надета. Это все. Да и то я не уверена, что телефон мне вернут.
– К нему ты не вернешься! – резко произносит Адам, вынуждая меня поднять голову и посмотреть на него. – Говори, что нужно, тебе все привезут. Или купят, но к нему ты никогда больше не поедешь!
Сталь в его голосе заставляет меня поежиться. Почему он так разговаривает со мной?
У него нет никакого права говорить со мной таким тоном! Голос внутри буквально кричит об этом, поэтому я встаю.
– Спасибо за то, что объяснил мне, что можно и нельзя, а теперь скажи, почему я должна тебя слушать? Родион мой сын, я свободная женщина, а ты не в праве распоряжаться моей жизнью, как бы тебе этого не хотелось! Я не хочу находиться здесь. Не хочу жить в этом доме! Я хочу уехать немедленно!
У меня откуда-то появляются силы на спор. Наверное, это вполне обычное желание – хотеть, чтобы тебя выслушали, чтобы позволили поступать по своему и не раздавали приказы. Мы с Андреем всегда советовались друг с другом, он принимал мою точку зрения или находил компромиссы.
Мужчина напротив другой. Он не желает слушать.
Я вижу это по с силой стиснутым зубам и недовольному выражению лица. А чего он ожидал? Что женщина, узнав о рождении от него сына, будет прыгать от радости и падать ему в ноги?
Возможно, кто-то так бы и сделал, но не я. У меня все еще есть чувство собственного достоинства и пусть на его стороне власть, деньги и люди, готовые исполнять приказы, мы все еще живем в стране свободного слова.
