Текст книги "Мама по принуждению (СИ)"
Автор книги: Адалин Черно
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Глава 5
– Уехать немедленно не получится, Ангелина, – чеканит Адам и отворачивается, что-то печатает в телефоне, после подносит его к уху и отдает четкие приказы.
Из всего я понимаю только “усилить охрану” и “прочесать периметр”. О чем он? Неужели находиться в его доме еще и небезопасно? Если окажется, что я родила ребенка от того, чья жизнь день и ночь находится на волоске от смерти, не знаю, что буду делать.
Бежать? Скрываться?
Меня найдут!
Но и жить рядом будет невозможно. Да и как? В страхе, что тебя найдут, что твоего ребенка однажды похитят из кроватки и ты больше его не увидишь?
– Ангелина, прошу тебя, иди сейчас с Рустамом. Он покажет тебе твою комнату, няня поможет тебе с ребенком. Не обязательно давать ей его в руки, пусть просто разложит пеленки, поможет с купанием, не знаю! Доверься мне, пожалуйста!
Не знаю, что именно меня заставляет согласиться. То ли его просьба, то ли “пожалуйста”, которое почему-то кажется мне смутно знакомым, но я никак не могу понять почему. Я совершенно точно не знаю этого мужчину и вижу его впервые, но этот тон, с которым он произносит последнее слово, заставляет меня поежиться, а мозгу активно заработать.
Я где-то его видела? Или слышала? Или что…
– Ангелина, пойдемте, – в кабинет входит Рустам.
Он терпеливо ждет, пока я пойду к двери и только после этого выходит за мной, идет рядом и показывает рукой, куда двигаться. Мы подходим к темной дубовой двери, мужчина приоткрывает ее, входит первым, осматривается и, пропустив меня вперед, произносит:
– Хорошего отдыха.
Дверь за ним закрывается, и я остаюсь один на один с Еленой Эдуардовной. Она виновато смотрит на меня и заламывает руки, будто чувствует себя виноватой.
– Простите меня, – произносит она, и я понимаю, что мне не показалось ее состояние. – Мне сказали, что малыша нужно будет забрать, я не думала, что все так…
– Елена Эдуардовна, верно? – уточняю, не уверенная, что запомнила ее имя правильно.
Женщина кивает.
– Так вот, вы ни в чем не виноваты, но ребенка своего я вам не доверю, – при этих словах я крепче прижимаю Родиона к себе и нежно глажу его по спинке. – Вы можете быть свободны.
– Но…
Она замолкает и не решается спорить, хотя я тоже понимаю, что у нее приказ помочь мне.
– Принесете соску, как только ее купят, – останавливаю женщину на полпути. – И попросите воду и бутылочку, Родион иногда хочет пить.
Если она и удивляется тому, что я ее о чем-то прошу, то не подает виду. Лишь искренне улыбается и кивает, а после выходит за дверь. Я бы с радостью закрыла ту на ключ, но его здесь попросту не наблюдается, да и защелки нет. Чувствовать себя здесь в безопасности точно не получится.
Елена Эдуардовна возвращается через полчаса с соской, бутылочкой и водой. Ставит все это на стол и с надеждой смотрит на меня. Мне становится ее даже жаль. Ведь наверняка Адам заплатил ей за то, что она будет выполнять работу, а я отказываюсь ей в этом содействовать.
– Можете остаться со мной, – предлагаю ей. – Поговорим, вы расскажете, долго ли работаете на Рустама и…
– Ой нет, что вы! Меня только наняли несколько дней назад. Сказали, что ребеночек будет совсем маленький и что его привезут через пару дней. И вот вы приехали с малышом. У вас с Адамом Всеволодовичем возникло недопонимание?
Недопонимание.
Из моего рта срывается тихий смешок.
Недопонимание, это когда за пару минут пришли к компромиссу, а не как у нас, полчаса разговоров и никакого результата, потому что каждый остался при своем мнении.
– Родион такой спокойный, – кажется, няня не встречала детей, которые способны только спать и есть. При чем первое чаще, чем второе. Я и сама не думала, что у меня будет такой спокойный малыш, который будет просыпаться раз в два, а то и в три часа только за тем, чтобы поесть.
– Он с рождения такой, – с улыбкой произношу я. – Правда, первые дни в роддоме капризничал.
Елена Эдуардовна улыбается и складывает ворох одежды и пеленок, который доставили час назад. Я не знаю, что происходит, но жду ужина, как манны небесной. Надеюсь, что нам с Адамом удастся поговорить, что он не откажет мне в возможности покинуть его дом. В конце концов, разве у него есть право меня удерживать?
Внутренний голос тихо пищит о том, что он, не думая, похитил меня, но я тут же отгоняю эту мысль от себя. То было требование, прописанное в договоре, а сам мужчина этого не хотел.
Да, я успокаиваю себя!
А что делать, когда даже женщина напротив и та знает не больше моего.
Ну ладно, может немногим больше. Расположение комнат в доме, некоторых его обитателей. Я же знаю только как спуститься на первый этаж, да и то… не факт, что когда попаду за дверь, точно пойму в какую сторону идти.
До вечера я успеваю покормить Родиона еще два раза и как раз после кормления за мной приходят. В дверь аккуратно стучат, но я подпрыгиваю от неожиданности от такого вторжения. Быстро встаю, когда в комнату заходит полненькая женщина в белом переднике.
– Адам Всеволодович ждет вас внизу.
– Минуту, я соберу Родиона.
– Хозяин просил без малыша. Вы можете оставить его с няней.
Елена Эдуардовна мне понравилась. Он ответственная, исполнительная и ненавязчивая, дала мне несколько советов по кормлению, показала, как пеленать Родиона на ночь, чтобы он случайно не будил себя. Сейчас мне трудно отказать ей, поэтому я киваю и иду к двери.
Останавливаюсь, решая, правильно ли я поступаю?
Могу ли доверить ребенка чужой женщине?
Не могу, но почему-то уверена, что Адам не станет сию же минуту выставлять меня за дверь и отправлять восвояси. Все же, я мать Родиона, и сколько бы денег у него не было, а этот факт изменить нельзя.
Женщина проводит меня к лестнице, спускается вместе со мной и открывает дверь в гостиную. То, что это гостиная, я понимаю по столу в центре, хотя, честно, ожидала чего-то масштабнее. Помещение оказывается довольно простым: небольшой стол в центре, несколько стульев, привычные приборы и, о ужас, никакой свиты!
Я ожидала увидеть, как минимум, двоих охранников, личного повара в белоснежном фартуке и прислугу, но здесь никого нет. Женщина, что привела меня сюда, тут же уходит, оставляя нас одних.
– Вижу, ты нашла общий язык с няней, – Адам удовлетворенно кивает. – Она хорошая женщина. У нее прекрасное резюме, она профессионал своего дела, к тому же, педагог.
– Я могу сама справиться с ребенком, – произношу.
– Можешь, но мне бы хотелось, чтобы ты немного отвлекалась, отдыхала, посвящала время себе. Твоя любовь к сыну безгранична, я понял это, когда ты отказалась отдавать его няне.
Я дергаюсь, как от звонкой пощечины.
– Так это была проверка?
– В каком-то роде да, но я действительно думал, что ты отдашь Родиона и дождешься, когда тебе расскажут, почему ты здесь.
Я не могу поверить своим ушам.
Он проверял меня?
Он! Меня! Проверял!
Сразу, как похитил, решил устроить тест на профпригодность?
Понять, подходит ли ему такая мама для сына и за что он заплатил?
Проверить, так сказать, покупку в работе?
Злость начинает съедать меня изнутри. Я хочу высказать ему все, что думаю, поднять со стола бокал с чем-то красным и плеснуть ему в лицо, молча наблюдая за тем, как янтарная жидкость стечет по лицу и пропитает белоснежную рубашку.
Кажется, от одной мысли об этом мне становится легче, потому что я все еще сижу, а рубашка Адама все еще белая.
– Я знаю, о чем ты думаешь, но поверь, я должен был понять, что ты за человек.
– Тебе не кажется, что это нужно было делать до того, как ты отсыпал свой генетический материал в пробирку?
Сказав это, я молча наблюдаю за реакцией мужчины. Его взгляд темнеет, одна рука сжимается в кулак, а еще это выражение глаз… я даже зажмуриваюсь.
Это нереально.
Нет.
Я отворачиваюсь, прячу взгляд, утыкая его в тарелку и слышу шорох сбоку.
– Я хотел бы по-другому, – вдруг говорит он, – но получилось так, как получилось. Изменить ничего нельзя, да и не хотел бы я менять, – его признание звучит так странно, что я сжимаю руки в кулаки крепче.
Что значит, не хотел бы?
Ему подошла я в качестве матери ребенка?
Он увидел, как я бережно отношусь к малышу, как защищаю его, и понял, что лучше матери не найти? Или есть что-то, о чем он не говорит?
– Свидетельство о рождении Родиона не сделано, верно?
– Нет, Андрей не успел и…
Адам смеется, и снова я улавливаю в нем что-то знакомое. Отголоски из прошлого семилетней давности. Я почему-то вспоминаю Тимура, хотя они совершенно не похожи. Ни внешностью, ни характером, ничем, но рядом с Адамом я начинаю вспоминать то, о чем запрещала себе думать столько лет.
Я вдруг вспоминаю Алису и ее нерожденного ребенка. Помню, как врачи боролись за его жизнь, сколько бессонных ночей я провела в больнице в надежде, что малышка выкарабкается. Что от Алисы и Тимура, от двух безумно близких мне людей, останется хотя бы Машенька, но нет.
В воспоминания врезается крохотный коридор в больнице и я на небольшом диване у стены. Над дверью висит огромная кнопка “Реанимация”, куда забрали Машу всего несколько часов назад. Врачи борются за ее жизнь, а я жду, обхватываю себя руками за колени и утыкаюсь в них носом. Надеюсь, что это последний раз, когда ей становится хуже. Что больше не будет необходимости проводить внеплановые операции и она поправится. Об обратном я запрещаю себе думать.
Из тех самых белых дверей выходит врач. Он выглядит уставшим, а еще старательно прячет глаза от моего внимательного взгляда. Я понимаю все еще до того, как мне говорят:
– Мы сделали все, что могли, но…
Глава 6
– Ангелина!
Я отрываю взгляд от тарелки и перевожу его на Адама. Моргаю несколько раз, чтобы сбросить пелену воспоминаний и фокусируюсь на волевом лице мужчины. В глаза бросается гладко выбритый подбородок, прямой ровный нос, пухлые губы, которые от написанного на лице волнения, кажется, стали еще больше. Взгляд натыкается на глубоко посаженные глаза, на изогнутые густые брови, высокие скулы. Мужчина не имеет ничего общего с Тимуром.
Ни-че-го!
А воспоминания все равно рисуют его образ.
– С тобой все в порядке?
– Д-д-да-а-а, прос-ти, – шепчу, отворачиваясь и акцентируя внимание на тарелке с салатом Цезарь.
Аппетит куда-то резко пропадает. После того, как мы с Андреем познакомились и у меня получилось завести нормальные отношения, я запретила себе вспоминать сестру и Тимура. Не потому, что не хотела, а потому что после воспоминаний в груди появлялась ноющая длительная боль, которая никуда не уходила. Прямо как сейчас. Грудь сдавливает изнутри, хочется кричать от раздирающих душу эмоций, но хуже всего, что это происходит при совершенно постороннем мне человеке.
С Андреем я позволяла себе воспоминания всего несколько раз. И все это время они накатывали после просмотра совместных фото или после снов, которые даже спустя семь лет не покидали меня.
Алиса была моей сестрой, а Тимур… даже сейчас мне было трудно назвать его ее мужем, хотя первое время все именно так и было. Они счастливы, а я одинока. Алиса часто звала меня с ними на пикники, за город, на отдых. Чаще я отказывалась, но были случаи, когда сестра оказывалась непобедимой.
Я не знаю, как все произошло, в какой момент я перестала воспринимать Тимура как мужа сестры и взглянула на него другими глазами. Может, это случилось, когда он спас меня, не умеющую плавать, из моря. Может тогда, когда мы вместе затаскивали Алису в бунгало, а после до утра пили вино на песке, смеялись и обменивались воспоминаниями из жизни.
Я не хочу вспоминать.
Не хочу.
– Ты плачешь!
Я чувствую жесткое касание пальцев к своей щеке, чувствую, как мужчина стирает одинокую слезу и мне кажется, что я схожу с ума.
– Не трогай меня! – я резко встаю со стула, отхожу на безопасное расстояние и произношу: – Я хочу уехать отсюда! Немедленно! Сейчас же!
– Нет, – чеканит он. – Ты и Родион остаетесь здесь.
– Что значит остаетесь здесь? – после воспоминаний мне сложно воспринимать происходящее в действительности.
– То, что на днях я получу документ о вашем с Андреем разводе, свидетельство о нашем с тобой браке и о рождении Родиона.
Если в этот момент я и удивляюсь, то это никак не отражается на моем лице, потому что оно еще с момента документа о разводе застыло в недоумении. Свидетельство о нашем браке?
Что?
– Я не выйду за тебя замуж!
Мой голос звучит уверенно, а руки самовольно сжимаются в кулаки. Да какое он вообще имеет право распоряжаться моей жизнью? Кто он такой, чтобы давать мне указания?
Я хочу сказать что-то еще, но в этот момент дверь резко открывается и на пороге появляется женщина.
– Простите, Адам Всеволодович, там Маша… она… ей снова страшно, – женщина кажется растерянной.
Адам тут же срывается с места. На его лице появляется гримаса испуга. Он будто вдруг меняется. Вечно собранный и уверенный в себе, сейчас он чего-то боится, поспешно отбрасывает салфетку на стол и встает так быстро, что стул, едва стоит ему подняться, падает.
Размашистыми шагами он обходит стол и следует к выходу. Я тоже поспешно встаю, не зная, куда себя деть.
– Заканчивай ужин и поднимайся к себе, – бросает Адам уже у двери. – Поговорим позже.
– Может…
Я хочу предложить помощь, но меня не слушают. Мужчина выходит за дверь, а следом за ним и женщина. Я остаюсь одна и смотрю в тарелку с нетронутым салатом. Аппетита нет, но я все же беру вилку, заставляя себя съесть хоть несколько кусочков. Стресс вперемешку со страхом вряд ли положительно скажутся на моем организме, а отсутствие нормального питания может привести к полной потере молока. Такого я допустить не могу, поэтому быстро разделавшись с салатом, встаю из-за стола и поднимаюсь на второй этаж.
Когда мы шли сюда, в коридоре было несколько женщин из прислуги, а у двери стояла охрана. Сейчас же никого нет. Если бы не Родион, который остался наверху с няней, я бы уже бежала отсюда, сломя голову. Правда, когда вспомнила количество охраны на территории, заметно приуныла.
Отсюда сбежать возможно только вперед ногами!
Я поднимаюсь по ступенькам, провожу рукой по деревянной лакированной поверхности и не могу понять, зачем холостяку такой огромный особняк.
Что здесь одному делать?
То, что прислуга здесь нужна, и так понятно, иначе бы все вот это не блестело от чистоты, а давно покрылось слоем пыли. Но неужели нельзя было выбрать дом поменьше?
Сейчас я вдруг вспоминаю, как когда-то давно мечтала иметь такой дом. Чтобы большой, двухэтажный, для семьи, с огромной лужайкой и бассейном. Я представляла себя рядом с Тимуром, а рядом, как минимум, трое детишек. Двое мальчиков и девочка.
Теперь же я чувствую себя здесь неуютно. То ли потому, что осталась практически одна, то ли потому, что рядом человек, который защищает только свои интересы и которому наплевать на окружающих его людей.
На втором этаже я замираю, понимая, что совершенно не знаю, куда идти. Вроде бы и помню, откуда шла и куда меня вели, но отсюда все кажется другим. Коридор разделен на две части и по обе стороны есть комнаты. В нерешительности выбираю сторону и иду наугад, надеясь, что хотя бы двери окажутся неодинаковыми.
Увы, мне и здесь не везет!
Я начинаю паниковать, когда открыв пять дверей подряд, не нахожу Родиона с няней. Уже думаю возвращаться, но остается последняя дверь, и я иду к ней. Останавливаюсь, протягиваю руку к ручке, когда слышу истошный крик.
– Не тлогай меня, не тлогай, ты чудовище!
Крик настолько истошный, что я тут же отрываю руку и отхожу на несколько шагов назад. Убежать не могу, потому что кричит ребенок. И ей явно плохо.
Она боится.
– Тише, Маш, тише, я не чудовище, я твой папа…
А это уже голос Адама. Тихий. Хриплый. Бархатистый.
И…
Пробирающий до костей.
Я чувствую, как тело покрывается мурашками, а волосы встают дыбом.
Что вызвало такую реакцию: крик девушки или голос Адама, я не знаю, да и не хочу разбираться. Разве это имеет значение? Мне страшно, пожалуй, не меньше, чем малышке.
Интересно, сколько ей? И почему он ничего не сказал о дочери?
– Папа? – отсюда мне кажется, что девочка удивляется.
Я даже представляю, как она удивленно потирает глаза и смотрит на мужчину.
– Папа. Тебе снова привиделось чудовище?
– Нет, не пливиделось! Он тут был!
– Кто он?
– Длакон!
Я совсем не хочу стоять и слышать их разговор, но сдвинуться с места у меня не получается. То, как Адам разговаривает с дочерью, гипнотизирует меня, пригвождает к полу и вынуждает слушать дальше.
– Драконов не существует, – мне кажется, я слышу его улыбку.
– Существуют! Еще как существуют! Он плиходит ко мне постоянно! И вы все мне не велите!
– Эй, ну куда ты? Я верю! Позови меня в следующий раз, я прогоню дракона, ладно?
Я разворачиваюсь и иду по направлению лестницы.
Не хочу этого слышать!
Не хочу проникаться к мужчине, вспоминать потом, при разговоре, каким нежным и трепетным он был с дочерью.
Был бы Андрей таким же отцом для нашего совместного ребенка? Может быть, если не Адам, у нас бы действительно получилось?
У изголовья лестницы меня встречает та самая женщина, что подводила на ужин.
– Что вы здесь делаете? – она смеряет меня недовольным взглядом и поджимает губы.
– Заблудилась. Мне сказали ужинать и подниматься к себе. А я забыла куда идти.
– Следуйте за мной.
Вежливости прислуге, конечно, стоит поучиться. Здесь все почему-то слишком недовольны. И у меня создается ощущение, что совсем не рады моему появлению.
И я не рада!
Только меня никто не спрашивает, хочу ли я здесь находиться.
Чем ближе мы подходим к комнате, где я оставила сына, тем отчетливее я слышу его крик. Срываюсь на бег, чтобы скорее добраться к малышу и обнять его, прижать к себе и поцеловать.
Почему он плачет?
Няня не справилась со своими прямыми обязанностями и не смогла успокоить ребенка?
– Извините, я никак не могу его успокоить, – Елена Эдуардовна стоит над плачущим Родионом и заламывает руки.
Я тут же беру малыша на руки и прижимаю к себе ближе.
Вот что ему было нужно. Материнское тепло и ласка.
– Неужели нельзя было взять ребенка на руки?!
Моему возмущению нет предела. Что она за няня такая? Боится надорваться?
– Простите, – Елена Эдуардовна виновато улыбается. – Адам Всеволодович запретил мне прикасаться к ребенку.
Чем больше я узнаю об Адаме, тем больше мне кажется, что у него не все в порядке с головой. Вот что это за приказ? А если Родион будет падать с кровати, ей тоже приказано не прикасаться и спокойно смотреть?
Я хочу поговорить с ним немедленно, но женщина, что провела меня сюда, отвечает на мою просьбу холодно и отстраненно. Как робот, честное слово!
– Это невозможно. Сейчас Адам Всеволодович занят. Я передам ему, что вы хотите встретиться и он придет к вам, как только освободиться.
– Конечно! – слишком громко и с сарказмом, отвечаю, на что Елена Эдуардовна прыскает.
По-моему, я нашла союзницу в этом огромном и неживом доме.
Прислуга уходит, а я поворачиваюсь к няне и твердо произношу:
– Рассказывайте, что еще вам приказано?
Она мнется, не зная, стоит ли ей выдавать секреты. Я же осматриваюсь в комнате на предмет камер. На первый взгляд их нет, но никто не исключает вероятности того, что они тут скрытые. Несмотря на это, я уверенно говорю:
– Камер нет, говорите.
Она проверяет за мной. Осматривается и кивает.
– Сказали, что мне не стоит излишне сюсюкатся с малышом, ведь он растет мужчиной. Разговаривать с ним по-взрослому, – она замолкает и будто борется с собой, но все же кивает и продолжает: – Я рискую своим местом, но вы его мама… меня попросили сделать визу, чтобы я могла выехать за границу, если это потребуется.
– Вы имеете ввиду на время?
Она снова запинается, а я пытаюсь переварить то, что услышала. Что это за приказы и почему мое мнение совершенно не учитывают?
– Навсегда, – наконец, произносит женщина.
Я не удивляюсь, потому что когда спрашивала, что-то такое и предполагала. Я не понимаю, почему этот мужчина выбрал именно меня, но в том, что это не случайно в данный момент я уверена, а еще я понимаю, что мне нужен телефон.
Позвонить Андрею и поговорить с ним. Что, если все сказанное Адамом – неправда? Что если от меня потребуют подписать отказ от ребенка? Я, конечно, никогда этого не сделаю, но… кто знает, какие пытки они придумают.
Мне становится страшно, поэтому я быстро прошу:
– Елена Эдуардовна, можно ваш телефон?
Я хочу воспользоваться возможностью и пока Адам занят дочкой, позвонить Андрею. Узнать, спросить, уточнить, пусть он скажет мне все в конце концов!
– У меня его нет. Это было еще одним условием при приеме на работу: не носить с собой мобильный.
Я киваю. Почему-то и этого я тоже ожидала. Не скажу, что я успокоилась, наоборот, мне стало еще страшнее. Ни у меня, ни у женщины напротив нет никакой связи с внешним миром. А у хозяина дома есть дочь, которая называет его чудовищем, пусть и после сна.
Где мама девочки?
