Текст книги "Происхождение партократии"

Автор книги: Абдурахман Авторханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 49 страниц)

Как реагирует Ленин? Когда интрига против Троцкого начала принимать опасный для режима характер, Ленин решил ответить. В резолюции ЦК от 26 декабря 1918 года, написанной Лениным, сказано:

«Политика военного ведомства, как и всех других ведомств и учреждений, ведется на точном основании общих директив, даваемых партией в лице ее ЦК и под его непосредственным контролем» («Правда», 26 декабря 1918 г.).

Вот тогда «военная оппозиция» решила на VIII съезде выступить и против Ленина и против Троцкого. Чтобы правильно оценить действия оппозиции, надо остановиться на освещении ее предыстории.

Троцкий еще в 1930 году, в своих мемуарах «Моя жизнь», впервые опубликовал документы ЦК и письма Ленина, убедительно доказывающие, что «военная оппозиция» – это партийная гвардия Сталина в его начинающейся борьбе против Троцкого (эти документы до сих пор не опубликованы в СССР). Вот краткий рассказ Троцкого:

«Оппозиция по военному вопросу сложилась уже в первые месяцы организации Красной армии. Основные ее положения сводились к отстаиванию выборного начала, к протестам против привлечения специалистов, против введения железной дисциплины, против централизации армии… Особое место в Красной армии и военной оппозиции занимал Царицын, где военные работники группировались вокруг Ворошилова… Сталин несколько месяцев провел в Царицыне. Свою закулисную борьбу против меня, уже тогда составлявшую существенную часть его деятельности, он сочетал с доморощенной оппозицией Ворошилова… Сталин держал себя, однако, так, чтобы в любой момент можно было отскочить. Жалобы главного и фронтового командования на Царицын поступали ежедневно. Нельзя добиться выполнения приказа… нельзя даже получить ответа на запрос. Ленин с тревогой следил за развитием этого конфликта. Он лучше меня знал Сталина и подозревал, очевидно, что упорство царицынцев объясняется закулисным режиссерством Сталина… 4 октября 1918 года я говорил по прямому проводу Ленину и Свердлову: "Категорически настаиваю на отозвании Сталина. Я оставляю Ворошилова командующим десятой (царицынской) армией на условии подчинения командующему Южным фронтом… Для дипломатических переговоров времени нет". Сталин был отозван. 23 октября Ленин пишет мне: "Сталин очень хотел бы работать на Южном фронте… Сталин надеется, что ему на работе удастся убедить в правильности его взглядов… Сообщая вам, Лев Давыдович, обо всех этих заявлениях Сталина, я прошу вас обдумать их и ответить, во-первых, согласны ли вы объясниться лично со Сталиным, для чего он согласен приехать, а во-вторых, считаете ли вы возможным, на известных конкретных условиях, устранить прежние трения и наладить совместную работу, чего так желает Сталин. Что же меня касается, то я полагаю, что необходимо приложить все усилия для налажения совместной работы со Сталиным. Ленин"» (Л. Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, стр. 169, 171–177).

Троцкий ответил согласием на компромисс и на назначение Сталина членом Реввонсовета Южного фронта, ставка которого находилась в Харькове. Туда же был, по требованию Троцкого, переброшен и Ворошилов. Но и там Сталин и Ворошилов продолжают «царицынскую» линию неподчинения приказам Главного командования (сам Ворошилов приводил документы, как Сталин на иные приказы Главнокомандования накладывал резолюцию: «Не принимать во внимание»! См. К. Ворошилов, «Сталин и вооруженные силы СССР», 1951, стр. 27).

Поэтому 10 января 1919 года Троцкий телеграфирует Свердлову: «Заявляю в категорической форме, что царицынская линия, приведшая к полному распаду царицынской армии, на Украине допущена быть не может… Линия Сталина, Ворошилова и компании означает гибель всего дела» (Троцкий, «Моя жизнь», стр. 177). Ленин находит, что нужно еще раз попытаться добиться компромисса со Сталиным. В ответ на это требование Троцкий телеграфирует 11 января 1919 года Ленину и Свердлову:

«Компромисс, конечно, нужен, но не гнилой. По существу дела в Харькове собрались все царицынцы… Я считаю покровительство Сталина царицынскому течению опаснейшей язвой, хуже всякой измены и предательства военных специалистов. Троцкий» (там же, стр. 177).

Троцкий заключает свой документированный рассказ словами:

«Немудрено, если военная работа создала мне не мало врагов. Я не оглядывался по сторонам, отталкивал локтем тех, которые мешали военным успехам, или в спешке наступал на мозоли зевакам и не успевал извиняться. Есть люди, которые все это запоминают. Недовольные и обиженные находили дорогу к Сталину, отчасти к Зиновьеву. Эти ведь тоже чувствовали себя обиженными. Каждая неудача на фронте вызывала натиск недовольных на Ленина. За кулисами уже тогда этими махинациями руководил Сталин» (там же, стр. 179–180).

Сталин и «военная оппозиция» правильно считали, что в борьбе за торжество их линии нет другого более надежного пути, как противопоставить Троцкого Ленину, с тем, чтобы убрать Троцкого при помощи Ленина, а потом будет легче разговаривать и с Лениным (Бухарин: «Сталин и под Ильича вел подпольные ходы», Л. Троцкий, там же, стр. 184).

Заместитель председателя Чека Менжинский, докладывая Троцкому о работе особых отделов Чека в армии, сообщил ему, что Сталин «внушает Ленину и еще кое-кому, что вы группируете вокруг себя людей специально против Ленина», но когда при одной из бесед Троцкий задал Ленину вопрос: «Неужели же тут есть частица правды? – я сразу заметил, как заволновался Ленин. Даже кровь бросилась ему в лицо. "Это пустяки", повторял он, но неуверенно… Но я понял, что Менжинский говорил не зря. Если Ленин отрицал, не договаривая, то только потому, что боялся конфликта, раздора, личной борьбы… Но Сталин явно сеял злые семена. Лишь значительно позже мне стало известно, с какой систематичностью он этим занимался» (там же, стр. 183–184).

Такова была внутрипартийная и внутриармейская атмосфера, когда была поставлена на обсуждение съезда военная политика Ленина-Троцкого.

Естественно встает вопрос, почему же в столь тяжелой и враждебной для Троцкого атмосфере, когда буквально речь шла о судьбе военного руководства Троцкого, Троцкий решил не присутствовать на съезде?

Не было ли это тактическим ходом Ленина, чтобы, не раздражая оппозицию неизбежно резким ответом на съезде Троцкого, вернее защищать позицию Троцкого в его отсутствии? Троцкий не дает на это ответа. Сталинская историография тоже обходила этот вопрос. Новая «История КПСС» дает ответ, который удивляет своей «беспартийностью». Там сказано:

«Недооценивая значение постановки военного вопроса на съезде, Троцкий еще до съезда возбудил перед ЦК ходатайство о том, чтобы в связи с обострением обстановки на Восточном и на некоторых других фронтах его самого и всех военных делегатов отправили в действующую армию. Против этого предложения выступали делегаты от фронтовых парторганизаций. Всем было ясно, что решение военного вопроса откладывать нельзя. Пленум ЦК согласился с делегатами… Троцкому же было разрешено выехать на фронт, и в работе съезда он не участвовал» («История КПСС», т. 3, кн. II, стр. 276).

Вернемся теперь к съезду.

На открытом заседании съезда докладчиком ЦК по вопросу о «военном положении» выступил член ЦК Г. Сокольников, который изложил «тезисы доклада» Троцкого, утвержденные ЦК. Точку зрения «военной оппозиции» изложил В. Смирнов, который выступил как содокладчик.

Чтобы правильно оценить вес и значение «военной оппозиции», надо дать некоторые справки о ее лидерах.

«Военную оппозицию» возглавили на съезде:

В. Смирнов (член партии с 1907 г., член Реввоенсовета армии);

А. Бубнов (член партии с 1903 г., бывший и будущий член ЦК, член Реввоенсовета республики);

Ф. Голощекин (член партии с 1903 г., член ЦК в 1912–1917 гг.);

Г. Сафаров (член партии с 1908 г., партийный руководитель 3 армии);

А. Александров (член партии с 1900 г., заместитель командующего Северокавказским военным округом);

A. Мясников (член партии с 1906 г., бывший командующий Западным фронтом, секретарь МК РКП (б);

B. Сорин (член партии с 1917 г., председатель Военного трибунала Восточного фронта);

М. Рухимович (член партии с 1913 г., один из руководителей компартии Украины);

Н. Толмачев (член партии с 1913 г., член Реввоенсовета 3 армии);

С. Минин (член партии с 1905 г., член Реввоенсовета 1 Конной армии);

Р. Землячка (член партии с 1898 г., в 1917 г. секретарь Московского обкома партии, партийный руководитель 8 армии);

Г. Пятаков (член партии с 1910 г., глава правительства Украины);

Ем. Ярославский (член партии с 1898 г., руководитель Военной организации ЦК, секретарь ЦК в 1921 г.);

К. Ворошилов (член партии с 1903 г., командующий Царицынским фронтом, при котором Сталин был членом Реввоенсовета).

(Отметим тут же в скобках, что то, что Сталин был духовным главой «военной оппозиции» доказывает и тот факт, что потом, при режиме Сталина, все они сделались либо членами ЦК или ЦКК, либо занимали высокие посты в государственном аппарате, но во время «Великой чистки» в 1936–1939 гг. Сталин поступил с ними по-сталински – не только лидеры, но и рядовые участники «военной оппозиции» были расстреляны, только своим вернейшим оруженосцам Сталин сохранил жизнь – Землячке, Ярославскому и Ворошилову.)

Сокольников, излагая военную политику ЦК, заявил, что система добровольческого формирования Красной армии с выборным командным составом уже отжила (по свежим следам Октябрьского переворота и во исполнение своих прежних обещаний большевистское правительство 16 декабря 1917 года приняло два декрета: 1) «О выборном начале и об организации власти в армии», 2) «Об уравнении всех военнослужащих в правах» – теперь, укрепившись у власти, ЦК их отменил). Период добровольчества в армии был, по словам Сокольникова, периодом, «когда государственная власть фактически не могла руководить армией», «в конце концов получилась система независимых маленьких отрядов вокруг отдельных предводителей» (там же, стр. 144–145). Теперь наступило время, когда надо создавать большую регулярную армию, с прежней субординацией и дисциплиной, с массовым использованием десятков тысяч царских военных специалистов.

Когда Ленин и Троцкий убедились в том, что ни советскими декретами, ни солдатскими выборами из унтер-офицеров или партийных агитаторов никак невозможно сделать знающих свое дело командиров, они отбросили в сторону все декреты на этот счет и начали создавать командный состав из назначенных сверху бывших царских офицеров (По данным Троцкого, таких офицеров в Красной армии к началу 1919 г. было около 30 тыс. человек. – См. Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, стр. 180.)

Обосновывая такую новую военную политику ЦК, Сокольников заметил: «Мы были за выборность, когда мы восстановляли солдат против верхов, которые служили царскому, помещичьему и буржуазному режиму… Теперь, при режиме пролетарской диктатуры, отменять тот командный состав, который назначен ей, значило бы выносить вотум недоверия этой власти» («Восьмой съезд»…, стр. 147).

Сокольников продолжал: «Нам говорят: возвращая в армию бывших офицеров, вы тем самым восстанавливаете бывшее офицерство и бывшую армию. Но эти товарищи забывают, что рядом с командиром стоит комиссар, представитель советской власти…» (там же, стр. 147).

Сокольников приводил примеры оправданности новой военной политики ЦК: «Выяснилось, что там, где военные специалисты были привлечены… там был достигнут военный успех. И наоборот, там, где… присланных из центра военных специалистов отсылали обратно или сажали на баржу, как это было в кавказской армии, там мы пришли к полному разложению и исчезновению самих армий…» (там же, стр. 146).

Докладчик ЦК указал и на такую практику на местах, когда местные коммунистические ячейки и коммунисты, работающие в качестве рядовых служащих в армейских учреждениях, стараются взять в свои руки контроль и управление над армией. Руководство армией может быть только централизованное. Оно может исходить только от ЦК, советского правительства и его военных органов.

Сокольников закончил свой доклад выражением от имени ЦК полного доверия и поддержки линии и методам военного ведомства. Он сказал, что «только в том случае, если военный аппарат будет строиться и дальше методами, которые мы старались до сих пор проводить, если эти методы будут применены и в тех областях, в которых они до сих пор целиком применены не были, только в этом случае мы можем создать из Красной армии оплот коммунизма» (там же, стр. 152).

Содокладчик от «военной оппозиции» В. Смирнов доказывал, что бывший царский офицерский корпус, привлеченный к службе в Красной армии, в силу своего происхождения и идеологии, тяготеет к белогвардейцам. Поэтому его представители часто переходили и дальше будут переходить на сторону врага. Между тем, советское правительство их назначает на ответственные командные посты, предоставляя им больше прав, чем политкомиссарам при них. В связи с этим Смирнов критиковал «Положения» правительства «О командующем армиями фронта» от 12 декабря 1918 г. В этих положениях говорилось, что во главе каждой армии и фронта стоит Революционный военный совет. Его члены, как и командующие армиями и фронтами, избираются и утверждаются Реввоенсоветом республики. Командующему армией предоставляется полная самостоятельность в вопросах стратегически-оперативного характера, а также право назначения, перемещения и отставления от занимаемых должностей всего командного состава войск, военных управлений и учреждений армии. Реввоенсовет армии имел право ограничения власти командующего, кроме вопросов оперативного характера и личного состава войск, донося о своих действиях каждый раз вышестоящему Реввоенсовету (все приказы и распоряжения командующего армией обязательно должны быть подписаны одним из членов Реввоенсовета).

Смирнов находил такой порядок совершенно неправильным. Он говорил, что в «Положениях» Совета Народных Комиссаров «командующему армией, фронтом и т. д. предоставляется управление армией, политическому же комиссару предоставляется лишь право в отдельных случаях отменить решение командующего армией или командующего фронтом, сообщая о каждом таком случае в высшее учреждение. В вопросах оперативных они (комиссары, – А. А.) не имеют права делать даже этого… Одним словом, роль политического комиссара ограничивается функциями контроля» (там же, стр. 155–156). Он потребовал от съезда изменить эту политику. Он критиковал также Дисциплинарный устав Красной армии, изданный в январе 1919 г. Он находил, что этот устав восстанавливает старые привилегии офицеров и ущемляет права красноармейцев, устанавливая «мелочную регламентировку».

Обобщая свою критику по части организации и управления армии, Смирнов сказал: «Опыт указал, что участие комиссара в управлении необходимо, ограничиваться функциями только контроля невозможно… членам революционных советов необходимо предоставить право решающего голоса в области оперативных вопросов» (там же, стр. 157). Он критиковал «чрезвычайную громоздкость центральных учреждений», дающих противоречивые приказы. Он потребовал обратить «самое серьезное внимание» на организацию Реввоенсовета республики. Политотделы в армии строят свою работу на бюрократических, а не на коллегиальных началах. Словом, военная политика ЦК до сих пор была порочной – ее надо пересмотреть.

Председательствующий Зиновьев сообщил, что для выступления в прениях записалось 64 человека. Официальный историк пишет: «Ясно было, что вопросу придается большое значение и предстоит острая дискуссия» («История КПСС», т. 3, кн. II, 1968, стр. 275). Была создана «военная секция» съезда, на трех заседаниях которой участвовало 85 делегатов, а в прениях выступило 23 делегата. Как сталинская, так и послесталинская партийная историография по поводу платформы «военной оппозиции» упорно и последовательно проповедует ту точку зрения, что «военная оппозиция» была направлена не против ЦК, не против Ленина, а исключительно против Троцкого (См. «История ВКП(б) Краткий курс», стр. 224, «История КПСС», т. 3, кн. II, стр. 275–276).

Эта намеренная фальсификация стала возможной лишь потому, что материалы всей дискуссии по военной политике ЦК были исключены из протоколов при опубликовании «Стенографического отчета» VIII съезда в 1919 г. Это было вполне естественно в условиях продолжающейся гражданской войны в России, дабы не дать противнику ориентироваться в масштабе и характере бунта военно-комиссарской элиты партии против Ленина и Троцкого. Однако эти материалы «военной секции» и пленарного заседания съезда, на котором с большой речью выступил Ленин, не были опубликованы и после окончания войны. Почему? Вот ответ Троцкого:

«На съезде партии Ленин, в мое отсутствие, – я оставался на фронте – выступил со страстной защитой проводившейся мною военной политики от критики оппозиции. Именно поэтому протоколы военной секции VIII съезда партии не опубликованы до сих пор» (Л. Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, стр. 181).

Вот и ответ Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в предисловии к новому изданию протоколов VIII съезда: «Ввиду совершенно необработанных секретарских записей, материалы по четвертому вопросу («Военное положение и военная политика») – закрытое заседание съезда, состоявшееся 21 марта, – не публикуются» и дальше о материалах секции: «Ввиду совершенно необработанных секретарских записей, материалы заседаний военной секции, состоявшихся 20 и 21 марта, не публикуются» («Восьмой съезд РКП(б). Протоколы», 1959, стр. VII, XIII). В этом аргументе о «необработанных секретарских записях» поражает не столько целеустремленная фальшь, сколько очень наивный расчет авторов предисловия, что его читатели все равно невежды в вопросах истории партии и лишены всякого дара критического мышления.

Между тем, у любого критически думающего читателя возникает вопрос: почему в протоколах VIII съезда оказались застенографированными самым подробным образом прения на заседаниях организационной секции и аграрной секции, а вот «записи» по такому важному вопросу, как прения в военной секции и выступления на пленарном заседании о «военной оппозиции» Ленина, оказались «необработанными»? Даже в полное собрание сочинений Ленина, изданное после разоблачения Сталина, не включено это исключительно важное выступление Ленина, хотя авторы предисловия выгодные для своей цели места из этой речи Ленина широко цитируют (там же, стр. XIV–XV).

Объяснение, вероятно, надо искать не только в «страстной защите» Лениным военной политики Троцкого (это само собою разумеется), а в том недоверии, которое военная секция съезда выразила и Ленину, и Троцкому. Защищая Троцкого, Ленин защищал самого себя. Это вытекает даже из тех скупых сведений, которые опубликовал партийный издатель. Так в «Примечаниях» к протоколам VIII съезда мы читаем: «В результате бурных прений, развернувшихся на заседаниях военной секции, днем 21 марта большинство (37 против 20) высказалось против ЦК и за принятие тезисов «военной оппозиции». Тогда меньшинство секций, стоящее на точке зрения ЦК, устроило отдельное заседание и потребовало перенесения обсуждения этого вопроса на пленум съезда» (там же, стр. 539). То же самое говорится и в многотомной «Истории КПСС»: «После бурных прений большинство секции высказалось за тезисы оппозиции, предложенные Смирновым… Делегаты съезда, защищавшие точку зрения ЦК… ушли с заседания секции» («История КПСС», т. 3, кн. II, стр. 276).

Ленин, который до сих пор не придавал серьезного значения «военной оппозиции» (поэтому он записался не в «военную секцию», а в «аграрную секцию»), увидел, что дело принимает почти катастрофический оборот, и энергично взялся за усмирение оппозиции. Он созвал закрытое заседание съезда, на котором выступил с непредусмотренным повесткой дня докладом представитель военного ведомства о положении на фронтах. Докладчик (С. Аралов) сообщил сведения, которые до сих пор считались секретными. Главное из этих сведений гласило: в Красной армии недоставало до 60 % военных специалистов (там же, стр. 276). Этим аргументом Ленин хотел выбить из рук оппозиции главный ее козырь о военных специалистах. Это не произвело на оппозицию никакого впечатления. Тогда выступил сам Ленин. Как указывалось, речь эта никогда не опубликовывалась, но официальный историк говорит, что «с глубоким обоснованием линии партии в строительстве регулярной армии выступил Ленин. В его речи дана была принципиальная критика "военной оппозиции"… Самым решительным образом Ленин опроверг обвинения "военной оппозиции" в адрес ЦК» (там же, стр. 277).*) (*) О Троцком Ленин заявил: «Когда здесь выступил т. Голощекин, он сказал: политика ЦК не проводится военным ведомством. Если вы такие обвинения ставите, если вы, выступая ответственным оратором на партийном съезде, можете Троцкому ставить обвинение, что он не проводит политику ЦК, – это сумасшедшее обвинение. Вы ни тени доводов не приведете» («Ленинский сборник», XXXVII, Москва, 1970, стр. 136).

) Ленин не ограничился этим. Хорошо зная, что с оппозицией заигрывают за его спиной Сталин и Зиновьев, он заставил их выступить на том же заседании с защитой тезисов Сокольникова (Троцкого) и принципиальной критикой «военной оппозиции». Они это вынуждены были сделать, хотя и безо всякого энтузиазма. Сталин сказал: «Проект, представленный Смирновым, неприемлем, так как он может лишь подорвать дисциплину в армии и исключает возможность создания регулярной армии» (Сталин, Сочинения, т. 4, стр. 250).

После таких же выступлений других членов ЦК Ленин, в глубокой уверенности, что он окончательно разоружил оппозицию, предложил голосовать на съезде тезисы ЦК и тезисы Смирнова. Неожиданные результаты голосования на какой-то момент обескуражили Ленина: за тезисы ЦК (Сокольникова – Троцкого) голосовало 174 делегата, за тезисы Смирнова – 95 делегатов, воздержалось – 3, не участвовал в голосовании – 1. («Восьмой съезд РКП(б). Протоколы», стр. 273). С такой большой, компактной и решительной оппозицией Ленин никогда не имел дела в истории большевизма. С тем большей яростью он набросился на противника. В ход были пущены все виды оружия из богатого тактического арсенала Ленина: дипломатия, нажим, угрозы и испытанный метод индивидуальной «обработки» лидеров оппозиции. Всю эту работу Ленин провел в довольно короткое время – в течение 22 и 23 марта. 22 марта председательствующий Зиновьев заявил, что бюро ЦК и президиум съезда делают съезду предложение:

«Мы находим, что в данный момент следует попытаться поискать сближения между вчерашним большинством и меньшинством по такому коренному вопросу, как вопрос о военной политике… Мы предлагаем поэтому сейчас съезду не переходить к детальному обсуждению той резолюции, которая была принята за основу (тезисы т. Троцкого), а предварительно сдать вопрос в комиссию из 5 членов» (там же, стр. 273).

Бюро ЦК и президиум предложили состав комиссии: от большинства – Сталина, Зиновьева и Позерна, а от меньшинства – Ярославского и Сафарова. Более подходящей комиссии Ленин и не мог бы выдумать. Не столько судьба оппозиции, сколько карьера Сталина и Зиновьева была поставлена на карту. Произошло «чудо», которое Ленин предвидел: комиссия пришла к «единодушному решению» о военной политике. Результаты работы комиссии доложил съезду 23 марта Ярославский:

«Так как съезд положил в основу тезисы доклада т. Троцкого, то комиссия прежде всего, рассмотрев эти тезисы, нашла необходимым внести только редакционные изменения… когда мы, меньшинство съезда, выступили на съезде с критикой этих тезисов т. Троцкого, которые защищал здесь т. Сокольников, то мы указывали на то, что принципиально мы не возражаем против такой постановки вопроса, какая имеется в этих тезисах» (там же, стр. 339).

Эта поразительная метаморфоза оппозиции, которая еще два дня тому назад «в острых и бурных прениях» отвергла на военной секции тезисы Троцкого – Сокольникова, а сегодня находит нужным делать в них «только редакционные изменения», стала возможной из-за капитуляции Сталина и лидеров «военной оппозиции», лично связанных с ним (Ворошилов, Ярославский, Бубнов, Сафаров и другие). Сталин организовал «военную оппозицию», он же ее и распустил, когда он увидел, что Ленин разгадал его двойную игру. Поставленные на голосование тезисы Троцкого с «редакционными изменениями» согласительной комиссии были приняты съездом единогласно при одном воздержавшемся (там же, стр. 340).

В своей заключительной речи Ленин не без гордости торжествовал победу над «военной оппозицией»:

«Мы пришли к единодушному решению по вопросу военному. Как ни велики казались вначале разногласия, как ни разноречивы были мнения многих товарищей…, – нам чрезвычайно легко удалось в комиссии прийти к решению абсолютно единогласному» (там же, стр. 346).

Как это ему удалось, Ленин не рассказал, но мы об этом уже говорили выше.

На VIII съезде обсуждалась и была принята новая (вторая) Программа партии. Документ этот имел пропагандно-тактическое, менее всего программное значение. В основе новой программы лежала известная концепция Ленина из его работы «Империализм, как высшая стадия капитализма». Эта работа Ленина, претендующая на прогноз будущего и причисленная его адептами к классическому труду ленинизма, оказалась в исторической проверке синтезом утопии и желания.

Основная идея Ленина: капитализм, начиная с конца XIX и начала XX века, вступил в свою последнюю монополистическую загнивающую стадию – стадию финансового капитализма, стадию империализма. Ленин писал:

«Самая глубокая экономическая основа империализма есть монополия… Как и всякая монополия, она порождает неизбежное стремление к застою и загниванию. Поскольку устанавливаются, хотя бы на время, монопольные цены, постольку исчезают до известной степени побудительные причины к техническому, а следовательно ко всякому другому прогрессу, движению вперед; постольку является, далее, экономическая возможность искусственно задерживать технический прогресс… Монополия, олигархия, стремление к господству, эксплуатация все большего числа маленьких и слабых наций небольшой горсткой богатейших и сильнейших наций – все это породило те отличительные черты империализма, которые заставляют характеризовать его как паразитический и загнивающий капитализм» (Ленин, Собр. соч., 3-е изд., т. XIV, стр. 151, 171–172).

На этой стадии капитализм достиг своего высшего экономического и технического уровня, своего зенита, дальнейшее его развитие идет вниз, под уклон, к краху, наступает эра неизбежных империалистических войн и, как их результат, – мировая революция.

Выход: «только коммунистическая революция может вывести человечество из тупика, созданного империализмом и империалистическими войнами» (Из Программы партии, VIII съезд РКП(б), стр. 393).

Ленин, который так же, как Маркс и Энгельс, не любил или сознательно избегал фантазировать, как будет выглядеть на деле социалистическое, коммунистическое общежитие, охотно фантазировал о судьбах капитализма. Однако более чем полувековая история технико-экономического развития «загнивающего капитализма» и «прогрессивного» социализма самым наглядным образом опровергла смелую фантазию Ленина: приоритеты всех великих изобретений второй индустриальной революции (кибернетика, расщепление атомного ядра, электроника и т. д.) как раз принадлежат этому «загнивающему капитализму», а не социализму. Правда, КПСС по праву гордится тем, что первым человеком в космосе был «советский коммунист» (тут была специфическая причина – Кремль предложил своим военным инженерам изобрести такую ракету, которая могла бы достичь США, а они «перевыполнили» план – изобрели ракету, способную лететь в космос). «Капиталисты» перекрыли этот советский успех, послав человека на Луну.

Утопичной оказалась доктрина Ленина о «мировой революции», изложенная в той же Программе. Преамбула ленинской Программы торжественно провозгласила: «Началась эра всемирной пролетарской, коммунистической революции» (там же, стр. 390). В результате этой «всемирной революции» Ленин думал, что будет создана одна единая «Всемирная Советская республика» без границ. (Ленин: «Может быть, будет у нас общая программа, когда создастся Всемирная Советская республика», VIII съезд РКП(б), стр. 101).

Однако даже восточноевропейские страны, где коммунистические режимы были принесены из СССР на штыках Красной армии, и те не захотели составить с СССР одну «Всемирную Советскую республику», не говоря уже об азиатских коммунистических государствах.

Утопичной оказалась теория об отмирании государства, провозглашенная Марксом и Энгельсом, специально развитая Лениным в книге «Государство и революция» и зафиксированная в ленинской Программе в словах: борьба с бюрократизмом и «упрощение функций управления при повышении культурного уровня трудящихся ведут к уничтожению государственной власти» (там же, стр. 397).

Советское государство развилось в тоталитарное супергосударство, в котором бюрократия руководит не только политикой, администрацией, народным хозяйством, распределением, культурой и бытом, но и каждым движением советского человека от колыбели до гроба. Это единственное государство в истории, которое самым строжайшим образом регламентирует мораль, чувство, вкус, мысль своего подданного. Не государство для человека, а человек для государства. Поэтому абсолютный примат государства над человеком стал «философией власти» советской партократии. Поэтому здесь бюрократ не слуга народа, а его повелитель. Вот эта универсальная и беспрецедентная властная цель потребовала создания универсальной и беспрецедентной бюрократии.

Вполне естественно, что развитие поэтому пошло не по пути «уничтожения государственной власти», как это записано в ленинской Программе, а, наоборот, по пути создания «государственной сверхвласти». Сталин впоследствии вполне «диалектически» обосновал отказ от марксистско-ленинской утопической теории об отмирании государства, заявив: «Мы придем к отмиранию государства не через ослабление государственной власти, а через ее максимальное усиление» (Сталин, «Вопросы ленинизма», 1953, стр. 429).

В ленинской Программе были и чисто пропагандно-конъюнктурные пункты, рассчитанные на непосредственный агитационный эффект. Вспомним еще раз, что VIII съезд происходил в условиях опаснейшей для судьбы советской власти гражданской войны, когда большевикам нужна была поддержка крестьян, рабочих, «буржуазных специалистов», нерусских народов и верующих. Каждому из этих классов Программа обещала:

Крестьянству: Ленин: «Никаких насилий по отношению к среднему крестьянству мы не допускаем. Даже по отношению к богатому крестьянству мы не говорим с такой решительностью, как по отношению к буржуазии… Мы говорим о подавлении его контрреволюционных поползновений. Это не есть полная экспроприация» (там же, стр. 347); Программа: сельскохозяйственные коммуны (тогда слово «колхоз» еще не бытовало) – «совершенно добровольные союзы земледельцев» (там же, стр. 405);