Текст книги "Происхождение партократии"

Автор книги: Абдурахман Авторханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 49 страниц)

Только через два года – в 1921 году на X съезде – Ленин, поняв, какую катастрофическую оплошность он допустил здесь, как раз в сердцевине собственной доктрины о дисциплине и монолитности партии, исправил свою ошибку. Более того. Он ввел в партии перманентное осадное положение, которое существует и поныне.

В ответ на принятие сепаратного мира левые эсеры вышли из состава советского правительства. Старый офицерский корпус на юго-востоке и в Сибири поднял знамя борьбы за освобождение России от немцев и большевиков. Началась гражданская война. Создалась Белая добровольческая армия, во главе которой стали сначала Алексеев, Корнилов, а потом Деникин, Колчак, Юденич, Врангель…

Все политические партии России от эсеров, меньшевиков, кадетов и до монархистов выступили против беспримерно позорной капитуляции России со времен Ивана Грозного.

Какое же было отношение кайзеровской Германии к начавшейся гражданской войне? Разумеется, она была на стороне большевиков.

Через четыре месяца после заключения Брестского мира, в разгаре гражданской войны – 2 июля 1918 года – под председательством Вильгельма II происходит совещание высших политических и военных руководителей Германии, посвященное тактике и политике Германии в русской гражданской войне. Докладчиком по данному вопросу выступает тот же Людендорф. Он говорит, что «позиция большевиков сильно ослаблена, а влияние монархических элементов значительно выросло. Следует считаться с возможностью переворота в любой момент». К этой оценке присоединяется рейхсканцлер, подчеркивая, что он сомневается, чтобы монархисты признали Брестский договор. Грозная дилемма для Германии становилась все явственнее – кого поддерживать в этой исторической схватке: большевиков или «монархистов» (монархистами немцы тогда считали всех русских антибольшевиков). Монарх Вильгельм и монархист Людендорф, при всей своей глубокой ненависти к большевизму, все-таки сделали выбор против монархистов в пользу большевиков. Совещание приняло точку зрения Людендорфа, которая гласила: «Если даже монархисты и представляют собою сторонников порядка (Ordnungselemente), мы все-таки не должны предпринимать попыток свергнуть в настоящее время большевиков" («Советско-германские отношения», там же, стр. 567).

Насколько такая позиция поддержки большевиков оказалась прочной и далеко рассчитанной политикой, показало убийство германского посла в Москве Мирбаха 6 июля 1918 г. Даже в этом случае Берлин ограничился требованием о введении в Москву батальона немецких солдат для охраны германского посольства. Советский посол в Берлине Иоффе, по поручению Ленина, легко убедил имперское правительство, что такая мера привела бы к свержению большевиков, тем более, что в Москве левые эсеры уже подняли восстание против большевиков, а главнокомандующий Восточного фронта эсер Муравьев отдал приказ о движении войск на Москву против режима Ленина. Немцы взяли обратно свое требование. Ленин был второй раз спасен немцами.

Здесь надо немного остановиться на судьбе тех, кто проложил большевикам дорогу к власти – на судьбе левых эсеров. Более грозным врагом для Ленина после захвата власти были не меньшевики, а эсеры – идеологи русского крестьянства. В «Коммунистическом манифесте» Маркс и Энгельс рассматривали крестьянство как реакционную силу. Такое же было отношение к крестьянству и у раннего Ленина. Но революция 1905 года убедила его, что крестьянство представляет собою весьма взрывчатый класс, умелое использование которого может привести его к власти. Никто так не боялся успехов «аграрных реформ» П. А. Столыпина, как Ленин. Ленин хорошо понимал, что крестьянство перестанет быть взрывчатой силой революции, если Столыпину удастся превратить его из малоземельного бунтаря-общинника в обеспеченного собственника на собственной земле. Ленин не без злорадства отмечал скромность успехов Столыпина (из-за оппозиции как реакционеров, так и революционеров). Использование частнособственнического, мелкобуржуазного инстинкта крестьян для революции против всякой частной собственности – такова цель Ленина.

Исходя из этого, Ленин и разработал доктрину рабоче-крестьянской революции «при гегемонии пролетариата». В интересах такой революции надо поддерживать самые антикоммунистические требования крестьянства, но Ленин не забывает, как и Маркс, что он имеет дело с реакционной силой. Вот почему Ленин писал еще в разгаре первой русской революции:

«Мы сначала поддерживаем до конца, всеми мерами, до конфискации (земли помещиков. – А. А.), – крестьянина вообще против помещика, а потом… мы поддерживаем пролетариат против крестьянина вообще» (Ленин, 4-е изд., т. 9, стр. 213).

Идеал аграрной программы Ленина – это «национализация земли», в то время, как эсеры проповедовали «социализацию земли», то есть передачу земли в руки местных крестьянских комитетов для раздела среди крестьян (меньшевики требовали «муниципализации земли»).

Февральская революция убедила большевиков в бесперспективности их лозунга «национализации земли». На I Всероссийском съезде крестьянских Советов в июне 1917 года не присутствовал ни один выборный большевистский депутат. Весь съезд прошел под знаменем и руководством партии эсеров. Быстро сориентировавшись в обстановке, Ленин на этом съезде по существу держал проэсеровскую речь, а через три месяца – на II съезде Советов в дни Октябрьского переворота совершил, как мы уже указывали, беспримерный в истории политических партий плагиат: он предложил II съезду от имени ЦК партии большевиков аграрную программу ЦК партии эсеров. Поэтому II съезд Советов голосами большевиков и эсеров санкционировал и переворот большевистской партии.

Принятие Лениным эсеровской аграрной программы лучше всего характеризует тактическую гибкость ленинизма, граничащую с беспринципностью в идеологии, когда этого требуют интересы захвата власти. Еще до Февральской революции Ленин писал, что «программа (эсеров. – А. А.) есть нечто абсолютно безжизненное, внутренне противоречивое» (Ленин, 3-е изд., т. VIII, стр. 257), «Партия социалистов-революционеров лишена всякого социального базиса. Она не опирается ни на один общественный класс» (там же, т. V, стр. 132), «партия эсеров есть в сущности не что иное, как фракция буржуазной демократии… эклектически соединяющая новейший оппортунизм и стародедовское народничество» (там же, стр. 362).

В дополнение к Ленину Большая Советская Энциклопедия лапидарно засвидетельствовала: «Еще перед Великой Октябрьской социалистической революцией социалисты-революционеры стали контрреволюционной буржуазной партией – (БСЭ, 1-е изд., т. 52, стр. 289).

Вот у этой «контрреволюционной буржуазной партии» Ленин не только берет всю аграрную «контрреволюционную» программу без единой большевистской поправки, но еще защищает ее против тех, кто критиковал большевиков за столь «открытый дневной грабеж» Лениным эсеров, как об этом писал Н. Суханов.

Выступая с докладом «Декрет о земле» 26 октября 1917 года, Ленин сказал: «Здесь раздаются голоса, что сам декрет и наказ составлен социалистами-революционерами. Пусть так. Не все ли равно, кем он составлен… В духе ли нашем, в духе ли эсеровской программы, – не в этом суть» (Ленин, 3-е изд., т. XXII, стр. 23).

Суть в том, что Ленин убедился, что дорога к власти лежит через принятие программы «контрреволюционной буржуазной партии» эсеров.

Если изворотливость Ленина, капитулирующего идеологически, чтобы выиграть политически, вполне объяснима, то поражает беспомощность и примитивизм партийных историков, когда надо объяснить, почему же Ленин не только принял аграрную программу этой эсеровской «контрреволюционной буржуазной партии», но еще составил с нею коалиционное советское правительство (ноябрь 1917-март 1918). (По вопросу об отношении к большевистскому перевороту партия эсеров раскололась в ноябре 1917 года на две партии – на партию эсеров во главе с Виктором Черновым и партию левых эсеров во главе с Марией Спиридоновой). Конечно, со стороны Ленина это не было браком по любви и даже браком по расчету. Он был, как мы это видели, навязан ему правым крылом ЦК во главе с Каменевым, Зиновьевым, Рыковым, Ногиным. Ленин с самого начала стоял на точке зрения создания однопартийной власти. Вынужденный на компромисс, он ждал удобного момента, чтобы выбросить левых эсеров из своего правительства. Этого ему не пришлось делать. Левые эсеры сами вышли из правительства, когда Ленин заключил Брестский сепаратный мир. Но они остались в Советах как во ВЦИК, так и на местах. Не только остались, но и начали значительно укреплять свои позиции в местных Советах. В выборах на V Всероссийский съезд Советов (июль 1918 г.), несмотря на монополию однопартийной диктатуры большевиков в местных исполкомах, несмотря на высокое искусство политической демагогии большевистской пропагандной машины, несмотря на все трюки и фальшивки, к которым эта машина прибегала, из 1164 делегатов V съезда большевиков или им сочувствующих оказалось 773 человека, остальные делегаты распределялись так: левых эсеров – 370 человек, меньшевиков-интернационалистов – 4, анархистов – 4, других беспартийных или партийных антибольшевиков – 13. На таком съезде Ленин не мог все же чувствовать себя полным хозяином. Когда фракция левых эсеров внесла резолюцию, осуждающую внешнюю (сепаратный мир, коллаборация с немцами) и внутреннюю политику (террор, введение смертной казни), большевики устроили самую дикую обструкцию ораторов эсеров, чтобы спровоцировать уход левых эсеров из зала съезда, чего и добились (он происходил в здании Большого театра). Воспользовавшись этим, как откровенно пишет советский комментатор Ленина, съезд «"принял единогласное решение" по всем вопросам в духе большевиков» (Ленин, ПСС, т. 36, стр. 628–629).

Дальше происходят события, которые многие историки на Западе считают «таинственными», но таинственными они кажутся потому, что ими управляет опытная рука конспиратора – рука Ленина. Конечно, пока на территории СССР существует большевистская власть, мы никогда не узнаем о деталях «таинственных событий». Но, как всегда в таких случаях, надо ставить вопрос: кому на пользу были данные события? В условиях начавшейся гражданской войны с белыми Ленину нужна была консолидация своей власти, а для этого надо было избавиться от последнего конкурента и самого опасного врага внутри Советов – от партии левых эсеров. Но ввиду все еще исключительного влияния левых эсеров среди крестьян и отчасти среди городского населения, надо было найти такой предлог, который сразу и резко упростил бы Ленину его игру с огнем. И такой предлог нашелся. Оперативный уполномоченный Чека, на котором лежали функции обеспечения безопасности дипломатического корпуса в Москве, Блюмкин убил 6 июля 1918 года германского посла в Москве графа Мирбаха. В его кармане лежало личное удостоверение, подписанное главой Чека Дзержинским, но советское правительство, не отрицая официального положения Блюмкина, объявило, однако, что он действовал по поручению левых эсеров, чтобы спровоцировать войну между Германией и Россией. Еще никакого следствия не было, кроме факта установления личности Блюмкина как сотрудника Чека, но Ленин уже на следующий день, 7 июля, «знает», что убийство совершено по поручению партии эсеров. Сохранились два документа Ленина от июля: один – интервью с газетой «Известия» (зачем такая спешка?), другой – телеграмма Сталина в Царицын. Из обоих документов хорошо видно, что убийство графа Мирбаха нужно не эсерам, а Ленину. В интервью Ленин сообщает, что «серая, безграмотная старушка, негодуя, говорила по поводу убийства Мирбаха: «Ишь, проклятые, толкнули-таки нас в войну!» Кто эти «проклятые», старушка еще не знает, но вот Ленин знает точно, даже без следствия: «Все и сразу до очевидности ясно поняли и оценили, что после эсеровского террористического акта Россия оказалась на волосок от войны. Именно так оценивали народные массы выступление левых эсеров» (Ленин, ПСС, т. 36, стр. 519). После подавления восстания левых эсеров Я. Г. Блюмкин перешел к большевикам, в том же 1918 году послан на фронт, где вступил в партию большевиков («Who was Who in the USSR»).

Во втором документе – в телеграмме Сталину, находившемуся в Царицыне, – уже дается приказ открыть повсюду массовый террор против левых эсеров: «Повсюду необходимо подавить беспощадно этих жалких и истеричных авантюристов… Итак, будьте беспощадны против левых эсеров и извещайте чаще» («Правда», 21 января 1936 г.).

Сталин ответил по-сталински: «Будьте уверены, что у нас не дрогнет рука…» (Сталин, Сочинения, т. 4, стр. 118). В этом уверении не было надобности.* (У Сталина не только не дрогнула рука, но, пользуясь полномочием Ленина, он развернул такую вакханалию террора в Царицыне, что похоронная команда чекистов не успевала закапывать жертвы расстрельной команды. Узнав это, Ленин предложил Сталину «умерить» огонь. Вот признание, опубликованное впервые в 1970 г.: «Когда Сталин расстреливал в Царицыне, я думал, что это ошибка, думал, что расстреливают неправильно. Моя ошибка раскрылась, я ведь телеграфировал: Будьте осторожны» («Ленинский сборник», XXXVII, Москва, 1970, стр. 136).

) Блюмкин убил Мирбаха 6 июля, а Ленин уже 7 июля знает, что его убили левые эсеры. Николаев убил Кирова 1 декабря 1934 года, а Сталин того же 1 декабря знает, что его убили зиновьевцы, троцкисты, бухаринцы… На XX съезде мы узнали, что Киров был убит чекистами Ягоды по заданию Сталина, по чьему же заданию чекисты Дзержинского убили Мирбаха? На этот вопрос дадут исчерпывающий ответ только позднейшие историки, но сейчас важно отметить следующее: независимо от факта, кто организатор убийства Мирбаха и каковы могли быть его мотивы, убийство в сложившихся условиях нужно было не ЦК левых эсеров, а ЦК большевиков. К тому же, в политике важны не мотивы, а последствия. Последствия не заставили себя ждать – того же 6 июля большевики арестовывают всю фракцию левых эсеров на съезде во главе со Спиридоновой. В ответ на это оставшиеся на воле левые эсеры захватили телеграф, телефонную станцию, а один из отрядов войск Чека во главе с заместителем Дзержинского – левым эсером Д. И. Поповым (хотя левые эсеры вышли из правительства, но некоторые из них все еще оставались в командном составе армии и Чека) захватил резиденцию Чека и арестовал Дзержинского и другого его заместителя, Лациса. Ленин пригрозил расстрелом всей фракции эсеров на съезде, если Дзержинский не будет освобожден. Его освободили, но левые эсеры остались в тюрьме.

От. Брестского «похабного» мира избавили Ленина те, которым он своим сепаратным миром нанес удар в спину: западные союзники России – Франция, Англия и Америка – принудили Германию к капитуляции (произошла революция, кайзер отрекся). 13 ноября 1918 г. Москва аннулировала Брестский мир.

Глава 17. ЛЕНИН, ОППОЗИЦИИ И VIII СЪЕЗД

Советская Россия могла аннулировать Брестский сепаратный мир только в результате капитуляции Германии перед западными державами, но все же большевики считали, что капитуляция Германии «имела некоторое отрицательное значение» («История ВКП(б) Краткий курс», 1953, стр. 220). Это отрицательное значение большевики видели в том, что отныне державы Антанты превращались «в господствующую силу Европы и Азии», которые, в отличие от немцев, могут держать курс на свержение большевистского режима. «Правительства Антанты решили начать военную интервенцию, чтобы свергнуть Советскую власть», говорится в вышецитированном сталинском учебнике (стр. 215).

Вполне разумное – свержение режима большевизма через интервенцию – большевики выдавали за вполне неизбежное. Однако державы Антанты никогда не ставили своей целью свержение господства большевиков путем новой войны.

Смертельная опасность обозначилась для режима изнутри, когда в ответ на Брестский мир в России вспыхнула гражданская война одновременно в разных районах (хотя и без руководства из одного центра) – на Севере, на Волге, в Сибири, на

Северном Кавказе, на Дону. Особенно опасными оказались две армии антибольшевиков – армия адмирала Колчака в Сибири и армия генерала Деникина на Северном Кавказе, которые медленно, но успешно двигались по направлению к Москве.

В этих условиях происходит VIII съезд партии (18–23 марта 1919), который был посвящен выработке политической и военной стратегии большевиков в гражданской войне. На съезде участвовали 301 делегат с решающим голосом и 102 с совещательным (интересно отметить, что на съезде с совещательным голосом присутствовали представители меньшевиков-интернационалистов из группы Мартова, от имени которых Лозовский выступил с приветствием к съезду).

На повестке дня съезда стояли вопросы:

Отчет ЦК.

Принятие новой программы партии.

Создание Коммунистического Интернационала.

5. Военное положение и военная политика.

Работа в деревне.

Организационные вопросы.

Выборы ЦК.

В президиум съезда были выбраны Ленин, Каменев, Зиновьев, Пятаков, Евдокимов, Смидович и Преображенский. С мест были выдвинуты еще кандидатуры Рыкова, Бухарина и Сталина. Бухарин и Рыков сняли свои кандидатуры, а Сталин не снял, но не прошел по голосованию. Троцкий не был включен в состав президиума потому, что он находился на фронте.

На этом съезде впервые участвует Каменев после своего ухода из ЦК в ноябре 1917 г. (он тогда настаивал на создании общесоветского правительства со включением туда меньшевиков и эсеров). Во время Брестского кризиса в ЦК Каменев активно поддерживал Ленина против «левых коммунистов». За это Ленин его амнистировал и даже сразу ввел в состав президиума съезда, тогда как «преданный» Сталин должен был первый раз после революции сидеть среди рядовой массы (такие «мелочи» злопамятный Сталин никогда не прощал даже Ильичу!).

В отчетном докладе ЦК Ленин еще раз подчеркнул два самых важных тезиса большевизма – это, во-первых, только война рождает революцию, во-вторых, сосуществование между демократическими странами и Советской Россией абсолютно исключено. Ленин сказал:

«Каутский употребил выражение, что у большевиков не социализм, а милитаризм, я усмехнулся и развел руками. Точно была в самом деле в истории хоть одна крупная революция, которая не была бы связана с войной. Конечно, нет! Мы живем не только в государстве, но и в системе государств, и существование Советской республики рядом с империалистскими государствами продолжительное время немыслимо. В конце концов, либо одно, либо другое победит. А пока этот конец наступит, ряд самых ужасных столкновений между Советской республикой и буржуазными государствами неизбежен» («Восьмой съезд РКП(б). Протоколы», 1959, стр. 17).

Для решения этой ультимативной дилеммы в пользу большевистского режима Ленин предлагал строить и создавать мощную и дисциплинированную Красную армию при помощи «буржуазных специалистов», то есть бывших царских офицеров. Таким же образом Ленин предлагал использовать враждебную большевизму буржуазную техническую интеллигенцию для строительства коммунизма. Он говорил: «Нам… приходится руками наших врагов создавать коммунистическое общество» (там же, стр. 20).

Ленин отметил успехи большевизма на международной арене в виде создания в Москве в марте 1919 года Коммунистического интернационала. Он говорил, что засылая в тыл стран Запада бывших военнопленных оттуда, завербованных в русских лагерях для военнопленных и проинструктированных в ЦК партии, мы добились того, что «бациллы большевизма захватили эти страны целиком» (там же, стр. 24).

Последнюю часть отчета ЦК Ленин посвятил организационному вопросу. Его главная мысль по организационным делам выражена в следующих словах:

«Организационная деятельность никогда не составляла сильной стороны русских вообще и большевиков в частности, а между тем главная задача пролетарской революции, это – именно организаторская задача» (там же, стр. 24).

Если говорить об организационной технике конспирации большевиков на путях ко власти или о «технологии власти» после революции, то это замечание явно противоречило историческим фактам. Как раз данный VIII съезд партии сыграл выдающуюся роль в закладке основания той беспримерной в истории пирамиды власти, которая называется «диктатурой пролетариата». Если сама основа основ пирамиды – политическая полиция (ЧеКа) – была создана еще 20 декабря 1917 года, то принципы организации вооруженных сил диктатуры были утверждены на этом съезде. На этом же съезде окончательно сконструировали тот уникальный водитель диктатуры, который я называю «партией в партии», то есть иерархию партаппарата. Данный же съезд дал и всестороннее идеологическое обоснование целей и задач диктатуры (принятие новой программы партии). Здесь мы впервые присутствуем при начале того мучительного, даже трагического процесса узурпации власти партии и Советов в пользу всесильного партийного аппарата. Тем более велико было сопротивление самой партии этому процессу. До сих пор Ленин боролся за беспрекословность своего личного авторитета внутри и во главе ЦК – теперь, после относительного достижения этой цели, он борется за беспрекословность авторитета ЦК и всей иерархии партаппарата над партией. Партия в лице ее съездов начинает оказывать этому решительное сопротивление. Выражением такого сопротивления и явились две оппозиции: одна – по организационным вопросам, другая – по военным вопросам, с которыми Ленин столкнулся на VIII съезде. «Организационную оппозицию» на съезде возглавил Н. Осинский (Оболенский), а «военную оппозицию» – В. Смирнов (оба в партию вступили в 1907 г.).

Выступая первым оратором по отчету Ленина, Осинский констатировал: «Тов. Ленин на сегодняшнем заседании ВЦИК, говоря речь, посвященную памяти Свердлова, указывал, что в эпоху резкой борьбы, осуществляя рабочую диктатуру, надо выдвигать принцип личного авторитета, морального авторитета отдельного человека, решениям которого все подчиняются без долгих обсуждений» (там же, стр. 28).

Осинский доказывал, что эта самая «философия власти» отдельной личности, выдвинутая Лениным, привела на практике к тому, что партией и страной управляла не коллегия ЦК, а отдельные «авторитетные личности». Он говорил: «У нас было не коллегиальное, а единоличное решение вопросов… Центральный Комитет, как коллегия, фактически не существовал… Вопросы решались от случая к случаю авторитетными товарищами… Нам надо добиться на этом съезде, чтобы у нас родился ЦК, который представлял бы собою товарищескую коллегию» (там же).

Организационный вопрос особо обсуждался на заседании специальной секции съезда, на котором с докладом выступил от ЦК Зиновьев, а с содокладом тот же Осинский, представлявший Московскую губернскую организацию. Зиновьев доложил точку зрения руководителей ЦК, что партия и ее органы строятся не по принципу федерации коммунистических партий советских республик (Украина; Белоруссия, Латвия, Литва), а по принципу строжайшей централизации. Центральные комитеты компартий этих республик пользуются только правами областных или губернских комитетов партии в РСФСР, причем «все решения высшей партийной инстанции абсолютно обязательны для низших» (там же, стр. 160), то есть центральные комитеты республик, обкомы и губкомы не имеют права протестовать против решений московского ЦК, а должны беспрекословно их проводить в жизнь.

Содокладчик Осинский повторил свой старый аргумент: беда в том, что не было и нет такого ЦК, как коллегии, а есть лишь вожди, которые проводят не партийную, а личную политику. Осинский спрашивал: «Каким же образом… определялась партийная политика?» Его ответ гласил: «Преимущественно так, что т.т. Ленин и Свердлов решали очередные вопросы путем разговоров друг с другом… все решения были частными решениями… Этим объясняется то перерождение партии, которое происходит… надо в широком масштабе ЦК орабочить, надо ввести туда достаточное количество рабочих… принять решение о том, чтобы выборы ЦК производились после тщательного обсуждения каждой отдельной кандидатуры… Съезду (прошлому. – А. А.) был дан список, он был проголосован, и в нем оказалось много декоративных фигур… Это корень зла. Съезд должен положить конец тому положению дел в партии, какое есть сейчас» (там же, стр. 166–167).

Делегат Игнатов находил, что в партии происходит бюрократизация: «Эту бюрократизацию наших организаций, эту отчужденность от масс необходимо нашей партии изжить», – говорил он (там же, стр. 181). Спасение он видел в демократизации партии снизу доверху. Он добавлял: «И хотя у Ильича голова такая, какой нет на всей земле, все-таки нужно, чтобы вокруг этой головы были люди» (там же, стр. 182).

Делегат Скрыпник находил тоже, что после Бреста в партии не было ни коллективного мнения, ни коллективного руководства. «Я не помню, – говорил он, – вопросов, кроме Бреста, которые были бы поставлены на партийное обсуждение… партия обсуждала их только после того, как они были уже решены» (там же, стр. 175).

В заключительном слове Зиновьев выразил явное неудовольствие ЦК критикой, которая развернулась на съезде против партийного руководства. Он сказал: «От членов своей собственной партии можно было ожидать гораздо более добросовестной и беспристрастной критики, чем та, которая была здесь» (там же, стр. 184).

Обсуждение вопроса о партаппарате кончилось созданием комиссии из пяти человек для выработки резолюции. Туда вошли докладчик Зиновьев и контрдокладчик Осинский.

На заседании организационной секции, посвященном советскому строительству и отношениям между партией и Советами, Осинский подчеркнул, что Советского правительства как такового и не было. Важнейшие вопросы правительственной политики решались немногими лицами за спиной самого правительства. Он говорил:

«В данный момент у нас, в сущности говоря, если иметь в виду Совет народных комиссаров, единого правительства не существует. Я имел честь быть членом Совета народных комиссаров в ноябре, декабре и январе 17–18 года. Тогда в Совете народных комиссаров обсуждались основные вопросы политики… В настоящее время этого не наблюдается» (там же, стр. 192).

Все это случилось потому, что ЦК, вопреки советской Конституции, превратил самого себя в правительство страны. Осинский предлагал для восстановления советской легальности включить большинство членов ЦК в состав советского правительства.

На узурпацию государственной власти Советов партийным аппаратом указывал и делегат Игнатов. Он говорил, что мы начали с лозунга «Вся власть Советам!», а «в дальнейшем наше строительство пошло несколько иначе. Мы уклонились от первоначального пути… Мы зафиксировали в конституции определенные положения, но от этих положений потом отошли… Съезды и советы на местах постепенно лишаются той роли, которая им должна по праву принадлежать… Нельзя допустить, чтобы партийные организации присваивали себе функции советов» (там же, стр. 197–199).

Ту же мысль об агонии Советов делегат Антонов выразил более лапидарно: «Мы видим, что почему-то Советы начинают медленно умирать» (стр. 200).

Сапронов, защищая тезисы оппозиции, добавил, что «оппозиция создалась не ради оппозиции, а очевидно сама жизнь выдвигает новые потребности, к которым мы должны прислушиваться» (стр. 201).

Ленин в прениях по организационному вопросу не участвовал, но устами Зиновьева дал понять, что Советы – ширма, хотя и импозантная, а власть – это ЦК. Лозунг «Вся власть Советам!» трактовался теперь, как лозунг «Вся власть ЦК!». Обращаясь к оппозиции и напоминая доктрину Ленина о партии, Зиновьев говорил:

«Выступал Совнарком, а решал ЦК партии. Надо это изменить? Нет, не надо. А раз это так, то все ваши тезисы падают… У вас в ваших рассуждениях отсутствовал ЦК партии, а поэтому, повторяю, падают все рассуждения оппозиции» (стр. 222).

Тезисы Зиновьева были приняты за основу большинством съезда. В окончательной резолюции съезда «По организационному вопросу» были утверждены те принципы партийного строительства, согласно которым партией и государством руководили партийные комитеты каждого уровня. Впервые были юридически зафиксированы созданные еще в январе-феврале 1919 года руководящие органы ЦК – Политбюро из 5 членов ЦК для принятия политических решений между пленумами ЦК и Оргбюро из 5 членов ЦК для принятия организационных решений; кроме того, был создан Секретариат ЦК из одного ответственного секретаря, члена Оргбюро ЦК и пяти технических секретарей. При Секретариате создается аппарат ЦК из разных отделов. Число членов ЦК увеличилось с 15 до 19 человек.

Была сделана и уступка оппозиции, когда в той же резолюции было записано, что «смешивать функции партийных коллективов с функциями государственных органов, каковыми являются Советы, ни в каком случае не следует. Свои решения партия должна проводить через советские органы, в рамках советской конституции. Партия старается руководить деятельностью Советов, но не заменять их» (там же, стр. 429).

Это был со стороны Ленина тактический маневр. Идя на эту вынужденную концессию оппозиционной части съезда, Ленин и не думал допустить новое «двоевластие» в стране – власть партии и власть Советов. Верховная власть по его концепции могла быть только одна: единая и неделимая власть ЦК. Поскольку даже в элите партии в лице съезда все еще свежи были иллюзии о демократии, о народовластии, о всесильных Советах, то приходилось считаться с ними и соответственно маневрировать.

Весьма сильной по численности, очень опасной по своему составу оказалась на съезде «военная оппозиция», направленная против военной политики Ленина и Троцкого. Эта оппозиция возникла еще до VIII съезда, осенью 1918 г. Ее ближайшая цель – поссорить Ленина с Троцким, ее дальнейшая цель – свалить Троцкого как руководителя Красной армии, чтобы потом легче было разговаривать с Лениным. Представители «военной оппозиции» выступали на местных партийных конференциях с резкой критикой Троцкого. Даже в газете «Правда» печатались статьи с критикой военной политики и военного руководства Троцкого («Правда» от 29 ноября и 25 декабря 1918 года).

«Военную оппозицию» поощрял и негласно возглавлял Сталин, но, по словам Троцкого, «Сталин держал себя, однако, так, чтобы в любой момент можно было отскочить» (Л. Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, стр. 173). Рупором Сталина в «военной оппозиции» выступал Ворошилов, который командовал Царицынским фронтом, а Сталин был с июня 1918 года членом Реввоенсовета этого фронта. Внутри ЦК и в своей переписке с Лениным Сталин не только не скрывал, что он поддерживает «военных оппозиционеров», но и проводил много доводов о порочности военной политики Троцкого (см. военные письма и телеграммы Сталина периода 1918–1919 гг., Сталин, Сочинения, т. 4, 1947). В «биографической хронике» Сталина к 4-му тому его «Сочинений» сказано: «8 октября (1918 г.) И. В. Сталин и К. Е. Ворошилов посылают телеграмму В. И. Ленину с требованием обсудить в ЦК вопрос о действиях Троцкого, грозящих развалом Южного фронта» (Сталин, Сочинения, т. 4, стр. 453).