355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Абдурахман Авторханов » Происхождение партократии » Текст книги (страница 43)
Происхождение партократии
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 04:28

Текст книги "Происхождение партократии"


Автор книги: Абдурахман Авторханов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 49 страниц)

Бухаринцы, видимо, считали, что Сталин тут занимается, в ответ Троцкому и Зиновьеву, платоническими упражнениями в «левизне», вовсе не думая переходить от слов к делу, от угрозы к расправе с крестьянством. Если они так думали, то их ожидало очень скорое и горькое разочарование.

Сталин связывал хлебный кризис не с рыночной конъюнктурой, не с «ножницами» цен, не с ошибками руководства, а с природой существующей экономической системы. Пока существует нэп с его свободным крестьянским хозяйством, советское государство обречено на зависимость и от крестьянства, и от рыночной стихии. Сталин помнил, как пало царское самодержавие. «Хлеба, хлеба, хлеба!» – вот с какого лозунга начали Февральскую революцию в Петрограде. Сталин знал лучше, чем Бухарин, что большевистское самодержавие ждет та же судьба, под тем же лозунгом, если самому не произвести революцию сверху в деревне, чтобы предупредить революцию снизу в городе. Ахиллесову пяту режима Сталин видел в том, что советское государство находится на экономическом иждивении крестьянства, и он решил перевернуть формулу – поставить крестьянство на иждивение государства. Сталин решил отнять у крестьянства хлеб, чтобы от имени государства кормить этим хлебом не только город, но и само крестьянство. Как тут не вспомнить рассуждения из «Великого инквизитора» Достоевского: «Получая от нас хлебы, конечно, они ясно будут видеть, что мы их же хлебы, их же руками добытые, берем у них, чтобы им же раздать, безо всякого чуда, увидят, что не обратили мы камней в хлебы, но воистину более, чем самому хлебу, рады они будут тому, что получают его из рук наших!». Ведь средний советский обыватель, под влиянием официальной философии режима, и всерьез думает, что не он кормит государство, а государство его кормит. Вот любопытное свидетельство советского журнала: «Каждая семья знает свой бюджет, рассчитывает, когда и что купить. Гораздо сложнее государству. Оно должно всех накормить, одеть и обуть» (ж. «Голос родины», № 101, декабрь 1966 года, передовая статья).

Сталин знал, что нет более идеального средства отнять у крестьян хлеб, «чтобы им же его раздать», как тотальная коллективизация сельского хозяйства путем конфискации частных крестьянских хозяйств и национализации самого крестьянского труда. «Экстраординарные меры», как раз и должны были убедить крестьян, что лучше в колхозе получать от государства обратно часть своего хлеба, чем, будучи вне колхоза, отдавать государству весь хлеб. Сталин решил на практике показать, как он мыслит проведение в жизнь своего плана «аграрной революции». Для этой цели через три недели после XV съезда в сопровождении целого чекистского эшелона Сталин выехал в Сибирь. Официальный комментатор почти в лирических тонах рисует эту поездку Сталина, хотя Сталин был меньше всего «лирик». Он говорит, что Сталин посетил основные хлебные районы края, участвовал на заседаниях бюро Сибирского крайкома в Новосибирске, бюро окружных комитетов, на совещаниях с местным активом ряда районов и что «политические и организационные мероприятия» обеспечили выполнение плана хлебозаготовок (Сталин, Соч., т. 11, стр. 356).

Однако Сталин не столько «заседал» и «совещался» с активистами, сколько действовал и громил. Он с первых же своих выступлений заявил: «Я объехал районы вашего края и имел возможность убедиться, что… урожай у вас… небывалый. Хлебных излишков у вас в этом году больше, чем когда-либо, а план хлебозаготовок не выполняется. Почему, на каком основании?…

Вы говорите, что кулаки не хотят сдавать хлеба, что они ждут повышения цен… почему вы не привлекаете их за спекуляцию?…Я видел несколько десятков представителей вашей прокурорской и судебной власти. Почти все они живут у кулаков, состоят у кулаков в нахлебниках и, конечно, стараются жить в мире с кулаками. На мой вопрос они ответили, что у кулаков на квартире чище и кормят лучше… Непонятно только, почему эти господа до сих пор еще не вычищены… Предлагаю:

а) потребовать от кулаков немедленной сдачи всех излишков хлеба по государственным ценам; б) в случае отказа… конфисковать у них хлебные излишки в пользу государства» (Сталин, Соч., т. 11, стр. 2–4).

25 % конфискованного хлеба Сталин предложил раздать бедноте, что на сталинском языке означало «обострение классовой борьбы в деревне», а на человеческом языке натравливание деревенских лежебок и голытьбы на радетельных хозяев, объявленных теперь «кулаками», к которым, по существу, причисляли и верхний слой середняков, для которых изобрели другой термин – «зажиточные». Так как многие, даже из среды бедняков, начали осуждать этот военно-полицейский произвол, когда искусственно натравливается одна часть деревни на другую, то изобретательный Сталин скоро нашел термин и для таких бедняков – их стали величать «подкулачниками» со всеми вытекающими отсюда последствиями (конфискация хлеба, суд, высылка).

Сталин предложил провести чистку и в аппарате власти, указав, что «вы увидите скоро, что эти меры дадут великолепные результаты и вам удастся не только выполнить, но и перевыполнить план хлебозаготовок» (там же, стр. 4).

Сталин в заключение сообщил свой главный рецепт, как государство может обеспечивать себя хлебом и дальше по ценам, им установленным. Рецепт этот был ясным и категорическим: «нужно покрыть все районы нашей страны, без исключения, колхозами» (там же, стр. 7), то есть надо ликвидировать нэп, данный Лениным крестьянству только шесть лет тому назад. Одновременно данный рецепт Сталина означал и возвращение к «продразверстке» (к насильственному изъятию хлебных излишков).

Сравните это выступление Сталина с тем, что было записано по его же предложению в резолюции объединенного ЦК и ЦКК против левой оппозиции всего три месяца тому назад (9 августа 1927 г.). В этом предложении Сталина и резолюции пленума сказано: «Объединенный пленум ЦК и ЦКК отвергает вздорные… демагогические предложения оппозиции о насильственном изъятии натуральных хлебных излишков и о таком сверхобложении частного торгового оборота, которое должно привести к его немедленной ликвидации… ЦК и ЦКК считают, что эти предложения направлены, по сути дела, на отмену новой экономической политики, установленной партией под руководством Ленина» («ВКП(б) в рез.», 1933, ч. II, стр. 357).

Почему же политика оппозиции по ликвидации нэпа, объявленная самим же Сталиным всего три месяца назад антиленинской политикой, сегодня признается тем же Сталиным ленинской политикой? Какие же важные события произошли для такого поворота на 180 градусов за столь короткое время? Где же тут принципы? И важные события произошли, и принципы были налицо.

Главные соперники слева в борьбе за власть – Троцкий, Зиновьев и Каменев – были за это время выкинуты из партии, при апелляции к правому Ленину и его нэпу. Теперь надо было ликвидировать главных соперников за власть справа, апеллируя к левому Ленину и к его установке – нэп лишь «передышка», «временное отступление» для подготовки нового наступления (доклад Ленина на XI съезде).

Группа Бухарина напомнила Сталину цитированное выше постановление ЦК и заявила, что она обратится к партии, если Сталин не согласится повторить заявление, что нэп остается в полной силе. Так как Сталин еще не был готов принять бой с правыми, ему ничего не оставалось, как подписать от имени Политбюро 13 февраля 1928 года следующее заявление: «Разговоры о том, что мы будто бы отменяем нэп, вводим продразверстку, раскулачивание и т. д., являются контрреволюционной болтовней… НЭП есть основа нашей экономической политики, и остается таковой на длительный исторический период» (выделено мною. – А. А.) (Сталин, Соч., т. 11, стр. 15).

Подписывая заявление Политбюро, Сталин, как обычно, обманывал свою собственную партию: нэп, рассчитанный на «длительный исторический период», был отменен уже в следующем, 1929 г.

Тем временем, Сталин продолжал свою практику «экстраординарных мер» и в 1928 г. Крестьянство ответило на эту практику, как и надо было ожидать, резким снижением посевных площадей. Сельское хозяйство явно шагало от кризиса перепроизводства уже навстречу другому кризису, который потом станет перманентным явлением советской деревни, – к кризису недопроизводства. Первым сигнализировал о неблагополучии заместитель наркома финансов СССР М. Фрумкин. Фрумкина, как «правого оппортуниста», немедленно сняли с должности. Но от этого посевная площадь в деревне не увеличилась. Поэтому хлебозаготовительная кампания осени 1928 года оказалась катастрофой. Даже Сталин не мог выкачать хлеб оттуда, где его не было. Теперь Сталин стал перед новой проблемой: как быть дальше? Сталин продолжает лавировать. За это лавирование Бухарин назвал Сталина в беседе с Каменевым «беспринципным интриганом», который каждое свое действие подчиняет интересам «сохранения своей собственной власти».

Этого замечания достаточно, чтобы видеть, с какими политическими детьми Сталин будет иметь дело и на последнем этапе своей борьбы за единоличную диктатуру. Сталин менял принципы, оплевывал свои вчерашние убеждения, интриговал, клеветал, натравливал, но все это он делал во имя «сохранения своей собственной власти». «Тройка» была беспринципным предприятием, но она спасла Сталина от «Завещания» Ленина. Союз с Зиновьевым и Каменевым против Троцкого был беспринципной сделкой, но он помог Сталину свалить главного конкурента – Троцкого. Блок с Бухариным и Рыковым против Зиновьева и Каменева был противоестественной комбинацией даже в большевистской политике, но он помог Сталину свалить этих душеприказчиков Ленина. Сегодня Сталин заключил союз против бухаринцев с тем ЦК, 70 % членов которого он потом расстрелял вместе с теми же бухаринцами, но этот союз его привел к окончательной и абсолютной победе, к единоличной диктатуре.

Сама беспринципность Сталина в этом смысле была принципиальная. Если бы, скажем, фанатик коммунизма Бухарин был бы поставлен перед дилеммой: либо его единоличная власть над Россией без коммунизма, либо коммунизм в России, но без его власти, он, не колеблясь, выбрал бы коммунизм без его власти. Цинику Сталину эта дилемма показалась бы просто наивной – он не только выбрал бы власть без коммунизма, но еще начал бы доказывать, в какой преступный тупик Ленин завел страну, нарушив законы марксизма, согласно которым коммунизм побеждает сначала в передовых странах Запада, а потом только в отсталых странах, как Россия. Такая свобода Сталина от всякой чести и всякого идейного хлама, называемого принципами, только свидетельствует о его превосходстве в политической борьбе над всеми его большевистскими соперниками. Ведь еще Талейран заметил, что если люди слишком подчеркивают честность и принципиальность какого-либо политика, то надо сомневаться в его способностях. Что же касается интриги, то она была и остается до сих пор легитимным оружием в политике вообще, в арсенале большевизма в особенности. Что Сталин и по этой части превзошел своих соперников, говорит как раз в его пользу, как «технолога власти».

Поездку Сталина в Сибирь надо считать началом его кампании против будущих правых. Сталин хорошо понимал, что речь идет вовсе не только об изоляции очередной группы соперников власти, а о новой революции сверху, равной, как он писал в «Кратком курсе», по своему значению революции в октябре 1917 г. До сих пор внутрипартийная борьба мало задевала насущные интересы народа, даже больше: она велась под флагом защиты этих интересов (сохранение нэпа, повышение материального положения народа, отказ от репрессий). Теперь решалась судьба всей страны и того класса, который составлял 80 % населения страны – крестьянства. Это требовало не только личной изобретательности Сталина в интригах против противников в составе руководства, но и колоссального напряжения всех сил аппарата власти против народа.

Сталин развернул эту работу в трех направлениях:

аппарат пропаганды получил задание изобрести новый жупел – «правую опасность», которая, после того, как левая опасность преодолена, стала «главной опасностью» для революции;

низовой аппарат партии получил задание организовать в деревне спонтанное массовое движение за «добровольное» вступление в колхозы;

командование Красной армии, руководство ОГПУ, Верховный суд и прокуратура получили задание привести карательные органы в «боевую готовность», чтобы подавить возможные «кулацкие восстания», саботаж и судить их возглавителей (эту подготовку имел в виду Сталин, когда писал в 1929 г.: «Наступать на кулачество – это значит подготовиться к делу» – «Вопросы ленинизма», стр. 291).

По этой же линии подготовки к революции в деревне лежала и новая доктрина Сталина о «критике и самокритике», выдвинутая на XV съезде. Под этим лозунгом должна была начаться эра перманентных чисток: партии – от «уклонистов» и государственного аппарата – от «чуждых элементов», – чисток, впоследствии преобразованных во всеобщую инквизицию ежовщины 1936–1938 гг.

Но острие новой доктрины после расправы с троцкистами и зиновьевцами было направлено против бухаринцев. Докладывая московскому активу партии об апрельском пленуме ЦК 1928 г., Сталин прямо указал на необходимость критиковать «вождей партии», оторвавшихся от масс. Так как Сталин себя таковым не считал (ведь он недавно побывал в «народе», в Сибири, хотя это и было его последнее «пребывание среди масс»), то ясно, что он говорил о тех, кого наметил в очередные жертвы – о будущих лидерах «правой оппозиции». Вот это любопытное рассуждение Сталина: «есть еще одно обстоятельство, толкающее нас к самокритике. Я имею в виду вопрос о массах и вождях… нередко боятся критиковать своих вождей… надо дать советским людям возможность "крыть" своих вождей, критиковать их за ошибки, чтобы вожди не зазнавались» (Сталин, Соч., т. 11, стр. 31–32).

Поскольку сам Сталин был единственным «непогрешимым» из вождей, к тому же, любой из старых большевиков, пытавшихся критиковать его, немедленно исчезал с горизонта (бывший заместитель Сталина по наркомнацу Султан-Галиев даже был расстрелян в те годы как раз за критику Сталина), то члены партии, особенно члены партаппарата, правильно поняли новую доктрину: критиковать можно любого члена Политбюро, кроме самого «генсека». Разумеется, критиковать можно и нужно было и любого из местных вождей, если тот не проявлял достаточного усердия по выполнению директив центрального партийного аппарата. Но самым зловещим было то, что новый лозунг был направлен не только против антисталинских чиновников, но и против антисталинского народа. Лозунг «критики и самокритики» был методом создания массовой армии официальных и неофициальных «сексотов», при помощи которых началась расправа с инакомыслящими внутри партии и с антисоветскими элементами вне партии. Поэтому Сталин связывал новый лозунг с двумя событиями политического значения: с так называемым «шахтинским делом» и «заготовительным кризисом» к январю 1928 г.

Впервые в этой связи Сталин выдвигает и другой, воистину эпохальный, лозунг верховного полицейского: о повышении «революционной бдительности». Учитывая грандиозность задач задуманной им насильственной коллективизации и ликвидации нэпа, Сталин ставит вопрос о вовлечении в армию «сексотов»-«критиков» «сотен тысяч и миллионов» людей. Этому должны способствовать всяческие моральные, материальные и служебные поощрения «сексотов»-«критиков». Такая постановка вопроса вдохновляла на «критику» (то есть на доносы) карьеристские элементы в партии и уголовные типы в обществе. Так как карьера и привилегии для доносчиков были прямо пропорциональны их индивидуальным вкладам в дело выявления «врагов», то доносчики не столько выявляли врагов Сталина, сколько клеветали на людей. Когда эта клеветническая волна вызвала недовольство в наиболее здоровой части партии, когда идеалисты из партии начали доказывать, что введенная сейчас «критика» на девять десятых состоит из клеветы на честных людей, то Сталин, давая резкий отпор таким «зажимщикам» критики, прямо заявил: «если критика содержит хотя бы 5-10 процентов правды, то и такую критику надо приветствовать» (там же, стр. 33).

«Пусть будет 95–90 % клеветы, лишь бы было 5-10 % правды», – разве это не философия преступника? Что это именно так, докажет ежовщина, когда этот лозунг Сталина станет руководством к действию миллионов сексотов по ликвидации миллионов «врагов народа».

В той же речи на московском активе Сталин вновь подчеркнул, как и в Сибири, что центральная задача сейчас это «нажать во всю на развитие крупных хозяйств в деревне типа колхозов и совхозов… колхозов и совхозов пока что у нас мало, до безобразия мало» (там же, стр. 41–42).

Теоретическое обоснование своего плана «третьей революции» Сталин дал в беседе со студентами Института Красной Профессуры, Комакадемии и Свердловского университета 28 мая 1928 г. Выбор места и аудитории не был случайным. ИКП и Комакадемия представляли собою важнейшие крепости знаменитой тогда «школы Бухарина». Объявленный Лениным законным любимцем партии и ее наиболее выдающимся теоретиком, Бухарин был кумиром академической молодежи партии. Хотя Бухарин считался в первую очередь экономистом, но это был универсальный талант – его одинаково признавали и социологом, и правовиком, и литературным критиком. Соответственно широким был и круг «бухаринской школы». Вот некоторые наиболее выдающиеся люди из этой школы, которых потом Сталин расстрелял: Стэн (член ЦКК), Слепков, Астров (члены редакционной коллегии журнала «Большевик»), Марецкий, Айхенвальд, Гольденберг, Краваль, Карев, Бессонов, Мадьяр, Ломинадзе, Щацкин (последние – члены ЦК и ЦКК и руководящие работники Коминтерна), Пашуканис, Берман, Ванаг, Пионтковский, Фридлянд, Лукин и др. Это были теоретические звезды первой величины, писания которых отличались от нынешних «теоретиков» одним несомненным преимуществом: они творили, дерзали и не были примитивны, как Федосеевы и Сусловы. К этой бухаринской школе принадлежали еще Поспелов, Митин, Минц, Панкратова, Мехлис, но они вовремя перешли на сторону Сталина и создали совершенно новую отрасль «науки» в марксизме-ленинизме-сталинизме, которую я бы назвал «цитатологией». «Цитатология» была не только своеобразной новой отраслью в советской марксистской науке эпохи Сталина, но и довольно тонким искусством обоснования и узаконения преступной практики Сталина цитатами из классиков марксизма-ленинизма и самого Сталина. Надо было показывать сталинизм, как вершину марксизма-ленинизма, а самого Сталина, как «корифея всех наук». Но, Боже упаси, было попытаться внести собственную творческую лепту в саму марксистскую теорию, это – прерогатива одного Сталина. Задача этого учения сводилась к умелому подбору цитат из Сталина для теоретического обоснования очередного зигзага «генеральной линии партии», а дальше просто к изложению раскавыченного Сталина. Так возникла, как противовес бухаринской школе, «сталинская школа» в марксизме. Характеризуя творческое лицо этой школы, газета «Правда» (этот главный рупор сталинизма на протяжении четверти века) впоследствии писала:

«…Если взять работы по философии, политэкономии, истории и по другим общественным наукам, то многие из них представляют набор цитат из произведений Сталина и его восхваления. Считалось, что развивать, двигать вперед теорию, высказывать что-нибудь оригинальное и новое может только один человек – Сталин» («Правда», 28 марта 1956 г.).

В беседе с «красными профессорами» и «комакадемиками» ссылками на Ленина Сталин теоретически обосновал свой план коллективизации. Но первая же ссылка на Ленина была фальсифицированная. Сталин говорил: «К организации колхозов Ленин звал партию еще с первых дней Октябрьской революции» (выделено мною. – А. А.) (Сталин, Соч., т. 11, стр. 88), но такую важную ссылку на Ленина Сталин не подкрепил цитатой из Ленина, как он это всегда делал в других случаях. Все знали причину – с «первых дней Октябрьской революции» Ленин не мог звать партию на организацию колхозов, а звал, наоборот, поделить землю между крестьянами на правах частного владения, согласно эсеровской программе. Не звал Ленин к созданию колхозов еще и потому, что Ленин до последних дней своей жизни термина «колхоз» не знал. Только на VII экстренном съезде партии в марте 1918 года Ленин впервые после революции заговорил о «коммунах» и «артелях», но как? Ленин сказал: «Напрасно приписывают нам то, что мы хотим насильно ввести социализм. Мы будем справедливо делить землю, с точки зрения преимущественно мелкого хозяйства. При этом мы даем предпочтение коммунам и крупным артелям» (Ленин, ПСС, т. 36, стр. 56). В докладах, речах, статьях Ленина говорится о коммунах, артелях, кооперации, но никогда не встречаются «колхозы». Сталину было важно объявить не столько данной аудитории, сколько всей партии и стране, что колхозы Сталина и есть колхозы Ленина.

Однако ссылка на Ленина все-таки не была случайной. Действительно, именно Ленин в июне 1918 года попытался перенести «Октябрьскую революцию» в деревню, создав пресловутые «комбеды». Эти комбеды тогда занимались тем, чем занимались «комсоды» Сталина – организованно, при поддержке государства, грабили зажиточных крестьян, реквизируя их хлеб, скот, фураж не столько в пользу государства, сколько в свою собственную. Сначала Ленин восхищался развертыванием этой «пролетарской революции» в деревне, но потом, поняв, что происходит не углубление «классовой борьбы», а просто грабежи, ликвидировал в ноябре 1918 года комбеды, под маркой устранения «двоевластия» Советов и «комбедов», передав их функции Советам. Когда началась гражданская война, Ленин вновь вернулся к практике «комбедов», но уже без самих «комбедов». Их место заняли специальные полицейские войска под названием ЧОН (части особого назначения). Реквизиция излишков сельскохозяйственной продукции теперь была узаконена государством («продразверстка»). Отряды ЧОН помогали правительству производить эту реквизицию. После того, как была национализирована промышленность, крупная и мелкая, запрещено всякое кустарное производство, национализованы банки, закрыт рынок, – фактически были национализированы и сами крестьянские мелкие хозяйства. Устанавливался прямой «продуктообмен», но только на бумаге, так как город ничего не мог предложить деревне. Отсюда – рост спекуляции. Спекуляция, однако, была приравнена к контрреволюции и каралась жестоко.

Словом, Ленин установил тотальный «военный коммунизм». Сначала этот «коммунизм» объяснялся условиями и нуждами ведения гражданской войны, но войну победоносно кончили, а режим «военного коммунизма» сохранялся в полной неприкосновенности. Более того, большевики совсем и не думали добровольно отказаться от режима «военного коммунизма», который, по их мнению, мог явиться как раз искомой формой перехода к непосредственному коммунизму в деревне. Сегодня партийные теоретики отрицают это, но сам Ленин признавал, что дело обстояло именно так. Обосновывая неизбежность отказа от военно-коммунистической системы и необходимость перехода к новой экономической политике (нэп), Ленин говорил:

«Мы сделали ту ошибку, что решили произвести непосредственный переход к коммунистическому производству и распределению. Мы решили, что крестьяне по разверстке дадут нужное нам количество хлеба, а мы разверстаем его по заводам и фабрикам, – и выйдет у нас коммунистическое производство и распределение.

Не могу сказать, что именно так определенно и наглядно мы нарисовали себе такой план, но приблизительно в этом духе мы действовали. Это, к сожалению, факт» (Ленин, Соч., т. 33, стр. 40).

И Ленин, не только гибкий тактик, но и трезвый политик, скоро увидел, что тамбовское восстание крестьян и кронштадтская революция матросов могут оказаться началом конца его режима, если он не сделает радикального поворота в экономической, в первую очередь, в сельскохозяйственной политике. Отсюда и родился нэп.

Чуждый всем догмам, в том числе и марксистским, но готовый учиться на собственных ошибках (непогрешимым святым Ленина сделали нынешние его эпигоны), Ленин признал банкротство своей политики непосредственного перехода к коммунизму и сделал соответствующие выводы:

«Мы не должны рассчитывать на непосредственно коммунистический переход. Надо строить на личной заинтересованности крестьянина… Умели ли мы это делать? Нет, не умели. Мы думали, что по коммунистическому велению будет выполняться производство и распределение… Если мы эту задачу пробовали решить прямиком, так сказать, лобовой атакой, то потерпели неудачу. Такие ошибки бывают во всякой войне… Не удалась лобовая атака, перейдем в обход, будем действовать осадой и сапой» (там же, стр. 46, 47).

Вот этой «осадой и сапой» и был нэп.

Вернемся к беседе Сталина. Сталин объяснил хлебный кризис наличием мелких индивидуальных крестьянских хозяйств в стране, которые не дают товарной продукции. Сталин снова ставит тот же вопрос, который он поставил перед сибиряками: где же выход? Его ответ тот же: выход в коллективизации. В широких кругах партии уже почувствовали, что Сталин готовится к принципиально новому повороту в деревне, который не вытекает из ленинского нэпа и из решений, принятых на последних съездах. Для всех было очевидно, что возникшие сейчас экономические затруднения – это результат нарушения именно директив этих съездов по отношению к деревне. Это настроение в партии выразил заместитель министра финансов СССР, кандидат ЦК Фрумкин в своем письме членам Политбюро ЦК от 15 июня 1928 г. Фрумкин писал: «Ухудшение нашего экономического положения заострилось благодаря новой после XV съезда политической установке по отношению к деревне… Надо вернуться к XIV и XV партсъездам» (Сталин, Соч., т. 11, стр. 118, 120).

На июльском пленуме ЦК 1928 года Сталин уже официально, перед ЦК и партией, изложил свою новую программу аграрной революции, которая не только расходилась с линией XIV съезда, но шла гораздо дальше и решений XV съезда. В речи 9 июля Сталин заявил:

Отживающие классы (крестьянство и нэпманы) добровольно своих позиций никогда не сдавали, поэтому «продвижение к социализму… не может не вести к неизбежному обострению классовой борьбы».

«Чрезвычайные меры» необходимы при известных условиях и дальше.

Нет других источников финансирования высоких темпов индустриализации, как брать «нечто вроде "дани", нечто вроде сверхналога» с крестьянства, которое переплачивает государству на промтоварах и недополучает за свои продукты.

4. Нет никакого другого выхода для получения товарного хлеба, как превращение мелких крестьянских хозяйств в колхозы (Сталин, там же, стр. 159, 172, 181).

Вот теперь глухая борьба Сталина против бухаринского крыла в Политбюро была впервые перенесена на пленум ЦК. Бухарин в мягкой по форме, принципиальной по существу, речи от 10 июля отвел четыре тезиса Сталина. Бухарин доказывал, что наметившаяся сейчас политика ведет к опасной диспропорции в народном хозяйстве. Ворошилов: Дайте нам ваш рецепт. Бухарин: Пользуясь терминологией Сталина, надо сказать, что образовалась «угроза для смычки» между городом и деревней, «но Ленин писал, что главная задача ЦК и ЦКК, как и партии в целом, состоит в том, чтобы эти разногласия не выросли до уровня серьезных классовых разногласий… Должны ли мы выправить создавшееся в результате хлебозаготовок положение, делая концессии кулаку или ослабляя наступление на него? Абсолютно нет. Проблема настоящего времени состоит в том, чтобы устранить опасность раскола со средним крестьянством, которая сейчас существует… Ни в коем случае мы не должны отождествлять "экстраординарные меры" с решениями XV съезда…» Обращаясь к сталинцам, Бухарин продолжал: Вообразите себе, что вы пролетарская власть в мелкобуржуазной стране, но вы толкаете насильственно мужика в коммуну. Ворошилов: Скажем, как в 1918 и 1919 гг. Бухарин: Но тогда вы будете иметь восстание мужика, руководимый кулаком мелкобуржуазный элемент восстанет против пролетариата и в результате жестокой классовой борьбы пролетарская диктатура исчезнет. Этого вы хотите?

Сталин: Страшен сон, да милостив Бог (смех)…

Бухарин: Мы ни в коем случае не должны вернуться к практике расширенного воспроизводства "экстраординарных мероприятий".

Косиор: Это верно.

Лозовский: Но это не зависит от нас.

Бухарин: Большей частью это еще зависит от нас. Поэтому центром нашей политики должно быть следующее: ни при каких условиях не допустить угрозу для смычки. В противном случае мы не выполним основного завещания Ленина» (из Стенографического отчета пленума ЦК, июль 1928 года, речь Бухарина, Архив Троцкого, сокращенный обратный перевод из "A Documentary History of Communism", ed. by R. V. Daniels, p. 306–308).

Из реакции пленума ЦК на выступление Бухарина Сталин увидел, что умеренная политика в деревне, которую рекомендует Бухарин ссылкой на завещание Ленина, все еще очень популярна в партии. Сталин выступил после речи Бухарина второй раз, чтобы ослабить то невыгодное для него впечатление, которое оставило выступление Бухарина. Сталин пожаловался, что «часть товарищей в своих выступлениях… не коснулась ни единым словом таких серьезных мероприятий, как развитие колхозов и совхозов. Как можно „забывать“ о таких серьезных вещах, как задача развития колхозов и совхозов», – возмущался Сталин (Сталин, Соч., т. 11, стр. 190). Сталин не достиг своей цели. Очень значительная часть пленума явно склонялась на сторону Бухарина. Сталину пришлось примириться с принятием явно антисталинской резолюции пленумом ЦК. В резолюции говорилось, что 1) «чрезвычайные меры» («экстраординарные меры») носили временный характер и не вытекали из решений XV съезда, 2) нэп остается в силе, и разговоры о его отмене являются контрреволюционными и что борьба с кулачеством должна вестись «отнюдь не методами раскулачивания» и поэтому необходимо: 1) «немедленная ликвидация практики обхода дворов, незаконных обысков»… 2) «немедленная ликвидация всех и всяких рецидивов продразверстки и уничтожение каких бы то ни было попыток закрытия базаров»… 3) произвести «известное повышение цен на хлеб…», 4) «обеспечить своевременный завоз промтоваров в хлебозаготовительные районы» («КПСС в рез.», 1953, ч. II, стр. 395–396).

Разумеется, Сталин и не думал выполнять эту резолюцию. Он голосовал за нее исключительно с целью выиграть время, чтобы подготовить наступление против нового врага в партии – против «правого оппортунизма». Бухарин и был в глазах Сталина идеологом этой новой опасности. Поэтому генеральная задача партаппарата отныне заключалась в том, чтобы привести в движение все организационные и идеологические рычаги партии против «правой опасности».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю