Текст книги "Смотри на меня (СИ)"

Автор книги: Аадет Тэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Спорить с таким напором попросту невозможно, и я улыбаюсь:

– Ладно. Спасибо, Шаррэль.

– Спасибо! – усмехается он. То ли благодарит, то ли поддразнивает, не понять. – А теперь беги, а то опоздаешь на ужин!

Глава 15

Дни после праздника Сияния летят так, что не успеваю считать.

Ласковая осень сменяется мягкой зимой.

Уроки, домашние задания, по средам и пятницам – занятия в мастерской арра Маррэля, ежевечерние тренировки с лэссом Рин’таром… Словно на перемотке.

За две недели наших занятий я научилась менять специфику магического заряда прямо налету, пополнять свой резерв, черпая энергию непосредственно из пространства, и прочно застряла на комбинировании чар. С концентрацией пока ещё есть проблемы, но и тут явный прогресс.

За навыки и знания приходится расплачиваться ответами, одну за другой отпирая свои шкатулки с секретами, но наши с Шаррэлем встречи в последнее время всё меньше напоминают торги и всё больше – дружескую беседу. С ним интересно. И весело. На любые неприятности инкуб смотрит сквозь фирменный ироничный прищур, отчего проблемы сами собой съёживаются, становясь мелкими и нестрашными, и я всё чаще замечаю, что невольно «заразилась» этой его привычкой. Она действительно облегчает жизнь.

По возрасту и зрелости ума Шаррэль мне гораздо ближе, чем другие ученики и учителя, поэтому во время тренировок мы говорим о многом.

– В какой стране этот твой Ярославль? – спрашивает, старательно выговаривая непривычное название. – Я перешерстил всю школьную библиотеку, перерыл городской архив, полчаса расспрашивал Иззвайса, доведя его до нервного тика, и даже не поленился сделать запрос в столицу! Без толку! Никто не знает этого города! Где он находится?!

– В России, – улыбаюсь, предвкушая дальнейшее развитие событий.

– Но такой страны не существует! – отчаянно возмущается он, запустив обе руки в свои многострадальные волосы. – Нет её! Я бы знал!

– А ты много путешествовал, да? Как получилось, что инкуб живёт в человеческом королевстве?

Шаррэль морщится, досадливо дёрнув уголком рта. Он всегда так делает, если чем-нибудь недоволен. Но для меня такая реакция на вопрос обычно означает интересный кусочек информации.

– Мне не нравится, как ты спрашиваешь! – заявляет, шутливо щёлкнув меня по носу самым кончиком указательного пальца.

– Неужели? – смеюсь, получая какое-то особое удовольствие от того, что извожу этого любопытного демона неведением и даже ухитряюсь изредка выпытывать у него тайны.

Его прикосновения меня не напрягают. Хоть с некоторых пор Шаррэль и позволяет себе дотрагиваться до моей руки, волос или плеч, в этом нет ничего отталкивающего. Я даже порой забываю, что имею дело с инкубом, которому сам бог велел соблазнять невинных девиц.

Нет. Не так… Постоянно видя перед собой чувственные губы и горящие интересом глаза, ощущая, как от его голоса кожа покрывается приятными мурашками, невозможно забыть, что Шаррэль – инкуб. Я просто к нему привыкла. Приняла, что то, как он смотрит, касается, говорит – всего лишь особенности их расы. Такова природа инкубов, с этим ничего не поделать. В целом, мне даже приятно его внимание. Оно не вызывает брезгливости, как, скорее всего, было бы с другим демоном, потому что этот уже ни раз доказал, что отличается.

У него очень красивые руки. Очень. Немного жилистые, смуглые, изящные и при этом мужественные. Не знаю, как, но его ладони даже на вид кажутся ласковыми, а ещё – они всегда тёплые. Это какое-то наваждение… Никогда раньше ничего подобного со мной не случалось, но теперь я без конца могу любоваться тем, как плавно и точно они двигаются, формируя какое-нибудь заклинание, как эти длинные ровные пальцы ловко плетут узоры из энергетических нитей… В альбоме полно зарисовок.

А ещё мне нравится запах – свежий, травяной, терпкий. Он не бьёт по обонянию, ощущаясь только вблизи, и я до сих пор теряюсь в догадках, может ли быть, что это – его естественный аромат, или же всё дело в парфюме, которого, кстати, в Антэрде почти не сыскать.

– Так почему ты уехал из империи Сах’халлат?

– Почему, почему… – сварливо ворчит демон.

Моя улыбка становится шире. Покосившись на неё, Шаррэль недовольно поджимает губы, а потом всё же сдаётся:

– Я рыжий инкуб – вот почему.

– Что в этом такого?

– Хочешь подробностей? – прищуривается он.

Теперь уже ёжусь я. Мне знаком этот упрямый взгляд.

– Сколько?

Опять допытывается о возрасте! Вечно он не даёт ему покоя!

– Мы это уже обсуждали!

– Ну хоть в десятках! Пожалуйста!

– Да зачем тебе?!

– Чтобы знать, насколько откровенно можно с тобой говорить!

Что значит «насколько откровенно»?! С каких пор мы ставим вопрос так?

– Я же тебе без цензуры всё выдаю!

– Мне пятьдесят три! Я уже взрослый!

– Я тоже!

Он демонстративно и не скрываясь окидывает меня взглядом.

Выражение явного скепсиса постепенно сменяется озадаченностью.

– А ты, по-моему, подросла, Тира…

«Ну да! – фыркаю мысленно. – Подросла. Особенно в тех местах, на которые инкубы привыкли обращать внимание в первую очередь».

– Теперь я бы дал тебе лет пятнадцать, пожалуй… Уже не ребёнок. А ведь всего пару недель назад была такая забавная! Худенькая, глазастая, бледная до полупрозрачности…

Шаррэль говорит эти сомнительные для женщины комплименты с такой неподдельной теплотой, что всё настроение шутить над ним пропадает.

– Ладно. Я скажу то, что ты так хочешь знать. Но пообещай, что не станешь спрашивать, как всё это возможно.

Демон весь подбирается, впечатлённый моей серьёзностью.

– Если для тебя это важно, не стану.

– Мне недавно исполнилось двадцать три, Шаррэль. И я человек.

Поддавшийся было от нетерпения вперёд, после этих слов он нетвёрдой походкой отступает на шаг назад.

– Но, Тира… Ты – вампир. Жажда, сила, таблетки… Ты не можешь быть человеком!

Пожимаю плечами. Несмотря на то, что понимания очень хочется, нет никакого смысла убеждать и что-то доказывать. Если он не поверит сейчас, то никакие аргументы всё равно ничего не изменят.

– Как такое?.. – спохватившись, инкуб вспоминает об обещании и формулирует вопрос по-другому: – Твои родители – люди?

– Да.

– И бабушки с дедушками?

– Да, они тоже.

– … и отец тебе точно родной?

– Вне всяких сомнений. Однако, кажется, я выразилась не совсем точно. Физически я сейчас действительно большей частью вампир, тут не поспорить. Но через полгода надеюсь окончательно стать человеком.

Шаррэль долго пристально смотрит, а потом с прерывистым вздохом признаётся:

– У меня голова просто взрывается…

– Ты ведь в первую очередь хотел знать, насколько я взрослая. Так вот, теперь – знаешь.

Мужчина нервно смеётся, измеряя тренировочный зал широкими шагами.

– Этого мало! – восклицает, безжалостно ероша свою многострадальную шевелюру. – Я хочу знать о тебе всё!

Поняв, как неоднозначно это прозвучало, он останавливается и подкупающе улыбается, пытаясь сгладить своё заявление.

Однако мне что-то не весело. За последние три с половиной года, Шаррэль – единственный, кого я по-настоящему могу назвать своим близким другом. После Тимура мне не хотелось никого к себе подпускать, а этот обаятельный демон просто просочился в мою жизнь, не спрашивая на то разрешения. Мы видимся каждый день, разговариваем, смеёмся, делимся личным, и теперь я настолько привыкла, что с трудом могу представить, как вновь останусь одна. Конечно, рядом будет Май, будут её друзья, но это совершенно другое. Они – дети. С ними я ощущаю себя неправильной, лишней. А Шаррэль всегда меня понимает.

От мысли, что однажды и он исчезнет, становится очень тоскливо.

Может, это произойдёт, когда я перестану быть загадкой и надоем. Может, когда его работа в школе будет закончена. Хоть за последние две недели и не случилось ни одного нападения, они с директором не ослабляют бдительности, и рано или поздно найдут того, кто во всём виноват. После этого у него больше не будет необходимости жить здесь и притворяться учителем.

Но это – нормально, верно? Все дороги когда-нибудь разделяются. Будут другие люди, другие улыбки, и сейчас, пока мы ещё вместе, нужно просто радоваться каждому дню.

Заметив, что Шаррэль перестал метаться, смотрю на него – и вдруг ловлю неожиданно задумчивый взгляд.

– Что такое? – спрашиваю, насторожившись.

– Да вот, пытаюсь решить, как к тебе относиться.

Оказывается, задыхаться от жажды – ещё не самое мерзкое чувство. Вполне может быть хуже.

– Не веришь, да?

– Отчего же? Верю, – тяжело вздыхает он, одним коротеньким словом перечеркнув захлестнувшие меня страхи. – Хоть и не понимаю, как ты так извернулась.

– Правда веришь?

Наверное, у меня такой потеряно-пришибленный вид, что он тихо смеётся:

– Да верю, верю! Чего только не бывает на свете…

– В чём же тогда дело?

Шаррэль непонятно улыбается – криво, нервно и как-то потеряно.

– Ты, оказывается, действительно совершеннолетняя, но внешне… Это сбивает с толка.

Пока говорит, его взгляд на миг становится таким откровенно жаждущим, что впору не видеть.

Прячусь за опущенными ресницами.

Инкуб… Знаю, их мораль – иная, и Шаррэля нельзя читать, как других мужчин, но его поведение до сих пор время от времени выбивает меня из колеи. Тяжело по-настоящему привыкнуть, что все эти подкупающе-ласковые прикосновения и манящие взгляды, на самом деле ничего особенного не значат.

– Так почему… – нарушаю я наше затянувшееся молчание. Голос отчего-то звучит хрипло, и приходится повторить: – … почему ты живёшь здесь?

– Тира! – страдальчески восклицает Шаррэль. – Упрямое маленькое чудовище!

И тут же, противореча сам себе, смеётся, устало растирая лицо ладонью.

– Да скажу я, скажу… Вообще-то, я живу здесь, в Синнитре, только четыре года. С тех пор, как дома начались неприятности с княжеским семейством.

– Четыре года? Это же очень долго!.. Ты не собираешься возвращаться?

– Честно говоря, я не особо скучаю. Разве что по семье.

– Но почему? Тебе всё-таки не нравятся демоны?

– Там мой цвет волос привлекает слишком много внимания. Нежеланного и совершенно ненужного. Здесь же я чувствую себя нормальным.

А там, значит, ненормальным? Просто из-за внешности или дело ещё и в менталитете?

– Ну а ты? Ты здесь давно?

– В других странах я никогда не была.

– И у тебя правда нет никого близкого?

– Есть мама, но она очень далеко. Мы давно не общались.

– А тот юноша на твоих рисунках?

– Его зовут Тимур, – улыбаюсь, называя любимое имя.

Шаррэль медлит, ища что-то в моих глазах, и ненавязчиво предлагает:

– Расскажешь о нём?

Почему бы и нет?

– Тим – моя половинка, – просто говорю я, глядя, как по мере осознания этого факта вытягивается лицо демона. – В духовном смысле. Мы ни разу даже не целовались, но он – моя лучшая, сильная и разумная часть. Сколько себя помню, мы всегда были вместе. Вместе ходили в школу, вместе делали уроки, вместе гуляли. Он защищал меня от мальчишек, «похищал» с ненавистной физкультуры, помогал с домашней работой, угощал сладостями, учил давать отпор, поддерживал. Потом, когда не стало отца и мама начала… с ней начались трудности, я даже жила у него какое-то время. Он заботился обо мне, часто повторяя, чтобы я ничего не боялась, что девочки всегда должны улыбаться, а задача мужчин – беречь их и защищать, – даже сейчас, спустя столько лет, я повторяю эту фразу с теми самыми «Тимуровскими» интонациями, от которых в горле встаёт комок. – Наивно, да? Но у него всегда получалось… Пока три с половиной года назад Тимур не исчез. Пропал, не оставив ни следа, ни записки, и я… я до сих пор не знаю…

Я даже не знаю, жив ли он! Это мучительнее всего!

Шаррэль молча подтягивает меня к себе. Обнимает, позволяя спрятать глаза, некстати заблестевшие от невольно набежавших слёз, окутывает теплом и уверенным, успокаивающим ароматом.

Так же когда-то делал и Тим.

С тех пор как погиб папа, маму будто бы подменили. Она стала абсолютно другим человеком. Чужой. Мы больше не разговаривали о живописи, не строили планов, не обсуждали кино и книги. Вообще практически не общались. У неё просто не было на это времени, потому что мама сама «болела». В понедельник у неё мог случиться «инсульт», в пятницу – невыносимо разболеться живот, потому что там точно «что-то отказывает», а на выходных обычно развивалась мигрень. Или жуткая аллергия, отёк Квинке. Или… не помню. В один миг я стала плохой дочерью. Неблагодарной и эгоистичной, жалеющей для больной матери даже стакана воды.

Переезд был настоящим спасением.

Наверное, плохо так говорить, ведь мама не виновата, но дома было невыносимо: квартира превратилась в палату безнадёжно больного, пропахла лекарствами, злобой и отчаянием. Как бы я ей ни помогала, что бы ни делала, всё было не так, не вовремя и «на зло». Мама как будто вымещала на мне своё горе. О том, что случилось с папой, мы никогда не говорили, напрямую она меня не обвиняла, но в её взглядах всегда был безмолвный упрёк, словно я и впрямь виновата.

Это было невыносимо.

Если бы не Тимур, что всегда был рядом, помогал и пускал к себе переночевать, когда уже становилось невмоготу, не знаю, как я вообще смогла бы жить в такой обстановке.

Глава 16

После нашего разговора, когда мой возраст перестал быть для Шаррэля тайной, прошло ещё несколько дней. Мы больше не возвращаемся к этой теме, но я вижу, что от идеи докопаться до сути инкуб не отказался, а не расспрашивает лишь потому, что дал слово. Даже когда на лестнице кто-то разбил зелье правды, и я случайно им надышалась, он сумел справиться со своим любопытством.

Однако, каждый раз встречаясь с ним взглядом, я чувствую, что что-то переменилось. Атмосфера меж нами стала другой. Не враждебной, разумеется, но какой-то напряжённо-ломкой, наполненной захватывающим дух ожиданием. Это ощущение преследует даже во время уроков, а уж на тренировках становится и вовсе невыносимым.

С тех пор, как Шаррэль перестал меня пугать и бесить, возможность побыть с ним наедине, поговорить была настоящей отдушиной. Я наслаждалась нашими встречами и возможностью никем не притворяться, которую те дарили. А теперь знакомая обаятельно-соблазнительная улыбка инкуба, отзывается в душе непривычным волнением. Мне неспокойно. Хочется, чтобы он объяснил, наконец, что происходит, но Шаррэль просто молчит. Ведёт себя, словно ничего не случилось. Я бы, может, даже поверила, да только с некоторых пор каждый раз, как он на меня смотрит, по телу прокатывается тёплая волна, а по рукам – мурашки.

Вне уроков тоже начались перемены. Майрин в последнее время тихая, сама на себя не похожа, и это беспокоит меня не меньше. Я бы предположила, что соседка связалась с дурной компанией, но она, наоборот, стала чаще оставаться у нас в комнате. Даже ни с того, ни с сего взялась изучать алхимию, которую проходят только на четвёртом курсе!

Это всё странно.

Да ещё и звуки те непонятные…

Вчера, возвращаясь от мастера Маррэля, я шла по нашему девчоночьему этажу, и вдруг услышала звериное шипение и какое-то рычащее ворчание, доносящееся из-за одной из дверей. Так мог бы шуметь недовольный оборотень, но комната-то принадлежит двум первокурсницам, обычным человеческим девочкам.

Постояв, я немного подождала, но необычный шум больше не повторился. Постучать и из-за плеча хозяйки заглянуть внутрь мне показалось бестактным. Позвать Шаррэля – бессовестным. В конце концов, все имеют право на свои причуды и личную жизнь. Давно ли я возмущалась, что он влез в мою?

И не он один, к слову…

То, что, со слов директора, некоторые учителя внимательно за мной наблюдают, тревожит. Не столько сам факт, сколько то, что я ничего такого не замечаю.

Кто эти любопытные?

Госпожа Аллустина так же, как и всегда тактично доброжелательна.

Господин Исоор, преподаватель медитации, вообще, по-моему, ничего и никого не замечает.

Физик тоже всегда «на своей волне».

С арром Гоэрдом вне уроков мы иногда пересекаемся, правда, но только лишь потому, что он продолжает обшаривать с лупой каждый сантиметр стен и пола на первом этаже.

Даже госпожа Ниэтта перестала обвинять меня в порочных наклонностях и теперь просто старается игнорировать!

Кому из них не даёт покоя моё появление?

Может, госпоже Иллиане? Она же ещё молодая совсем, любопытная наверно. Да и с её идеальной памятью тоже нужно считаться…

Но, даже если и так, не думаю, что это станет проблемой. Учительница кажется едва ли не моей ровесницей, так что, если вдруг что, с ней можно будет даже попробовать подружиться.

Теперь, когда директор знает, что я вампир, а Шаррэль больше не мучает подозрениями, любопытство преподавателей – мелочи.

Другое дело, что их всё равно хотелось бы замечать.

Размышляя обо всём этом, привычной дорогой иду в тренировочный зал, где проходят занятия по медитации. Как правило, этот урок всегда проходит спокойно, но сегодня, стоило мне только поудобнее усесться на мат, закрыть глаза и настроиться, умиротворённую тишину внезапно взрывает истошный девичий вопль:

– И-и-и-и! – тоненько визжит кто-то на одной ноте.

Подскочив, непонимающе озираюсь по сторонам, но в классе хаос. Большинство, как и я, повскакивали, растерянно пытаясь отыскать источник опасности, кто-то замер испуганным сусликом, кто-то из девчонок вот-вот ударится в панику. А господин Исоор, обычно такой меланхоличный, вдруг срывается с места, устремившись к дальнему углу.

– Тихо всем! Расступитесь! – никто из нас и не подозревал, что тихий, неизменно погружённый в себя препод может так гаркнуть, что от всеобщего удивления тревожный нарастающий гул действительно обрывается. – Тирайла! Иди сюда, поможешь его придержать!

Чтобы ни у кого не осталось сомнений, учитель бросает на меня быстрый взгляд, и в голове раздаётся требовательное: «Ну же, Ира! Мне нужно, чтобы кто-то помогал, пока я гашу вспышку».

Если честно, я чуть не села.

Мамочки мои! Телепат!

Не то чтобы чтение мыслей для магии недоступно, но для этого ведь требуется врождённый дар, зрительный контакт, сонастройка и ещё куча условий! Как он вот так, сходу…

Но пугаться и рефлексировать некогда.

Протолкавшись к господину Исоору, поначалу тоже едва не впадаю в ступор: Иригит, парень, который обычно сидит по соседству со мной и тайком читает на уроках приключенческие романы, в судорогах выгибается на полу. Его лицо багрово-синего цвета, глаза белые, закатившиеся, губы и подбородок в крови… Страшно смотреть.

И пустота – в голове полнейшая пустота. Я совсем не знаю, что нужно делать.

Девчоночьи визги и судорожные вздохи за спиной мешают сосредоточиться.

Так… Это что-то вроде эпилепсии, да? Кажется, в таких случаях советуют обездвижить больного, чтобы тот ничего себе не отшиб… и проследить, чтобы он не задохнулся из-за собственного языка!

Точно! Нужно перевернуть парня на бок!

Глубоко вздохнув, опускаюсь на пол, тянусь к локтю Иригита – но руку буквально отшвыривает. Это ещё что такое?!

«Щит, щит ставь, а то получишь обширный удар некроэнергией, – мысленно командует учитель, не прерывая череды непонятных пассов возле лба парня. – У него спонтанная вспышка дара. Парень-то, оказывается, будуший некромант».

Вопросами как и откуда этот непостижимый тип узнал, что Шаррэль недавно показал мне щиты, уже не задаюсь. Просто делаю.

Удерживать на месте подростка, все мышцы которого хаотично напрягаются, задача скорее для сильного мужчины, а не худенькой девушки. Но я – вампир. Это в корне меняет дело.

«Он не может дышать!» – думаю громко, надеясь, что учитель услышит.

Чтобы донести это вслух пришлось бы кричать, а мне очень не хочется ещё больше нагнетать панику.

«Сейчас, ещё пару секунд…»

Перевернув невезучего одноклассника на бок, крепко прижимаю его к полу. Иригит горячий и твёрдый, его мышцы буквально закаменели, грозя переломать кости. Грудь выгнута так, что странно вообще, как позвоночник ещё это выдерживает.

Очередной рывок! Хруст… Жуткое зрелище!

Встревоженно отнимаю руки, боясь не рассчитать силу и навредить, но приступ, похоже, уже закончился. Парень обмякает. Его первый вдох выходит сиплым, болезненным, но очевидно, что самое опасное уже позади.

Ну и ну…

Хорошо ещё, что господин Исоор не испугался и сразу же начал действовать, иначе даже не знаю, чем бы всё кончилось.

«Испугался, конечно, – мысленно признаётся телепат, устало сев на пол и для надёжности ещё уперевшись рукой. – Испугался. Но показывать это было нельзя. Все и так напуганы, а если б ещё и учитель запаниковал…»

Но почему я? Потому что не человек?

«Ну так мы же с тобой тут единственные взрослые, Ира», – тепло и самую малость иронично улыбается господин Исоор.

Тоже сев на пол, перевожу дыхание, и, убедившись, что к Иригиту потихоньку возвращается нормальный цвет кожи, настороженно спрашиваю: «Как давно вы всё знаете?»

«Да с самого начала, – безмятежно пожимает он плечами. – Можешь, кстати, звать меня Арин, без «господинов». Мне это не нравится. И нет, я никому не рассказывал. Даже Риллду и Шаррэлю».

«Спасибо».

«Не стоит. Мне просто нравится наблюдать за их потугами тебя разгадать».

Вслух он не рассмеялся и даже не улыбнулся, но меня вновь согрело ощущение мысленной улыбки.

– Элром, Боремар, вынесите, пожалуйста, Иригита в коридор. Приоткройте ему окно. Госпожа Аллустина скоро подойдёт.

Два самых сильных и рослых парня, примерившись, подхватывают будущего некроманта под руки и буквально тащат из класса.

Остальные неохотно расходятся.

Учитель тоже возвращается на свой мат, вновь превратившись в меланхоличного мечтателя, а я впервые начинаю подозревать, что он не в облаках витает, а с кем-то общается… И что-то мне подсказывает, что у него тут отнюдь не затянувшаяся научная дискуссия. Неужели, роман? Но ведь не с ученицей же он днями напролёт разговаривает?

Спохватившись, мысленно прикусываю язык, но Арин и бровью не повёл. То ли не слышал, то ли решил проигнорировать мои забредшие не туда мысли.

К счастью, медитация – последний на сегодня урок. После того, что случилось с Иригитом, я совсем не уверена, что смогу сосредоточиться на эльфийской речи или, хуже того, на праве.

Время до тренировки ещё есть, и, взглянув в окно, где вовсю светит ясное зимнее солнце, решаю посетить наконец флигель. Можно бы отложить это до тех пор, пока тренировки не кончатся, освободив мне вечера, но хочется заранее знать, к чему стоит готовиться. Может, там такой масштаб, что мне и не справиться? В таком случае, надо будет загодя сообщить об этом директору.

– Ты куда? – удивляется Майрин, видя, что я надеваю пальто. – Опять заниматься?

– Просто хочу немного прогуляться вокруг школы, подышать свежим воздухом. Можем пойти вместе.

Она бросает взгляд на толстый потрёпанный талмуд, с недавних пор прочно обосновавшийся на нашем столе.

– Нет, Тира, я лучше останусь. Как раз хотела дочитать об ореховке.

– Это живность такая? Я думала, ты изучаешь алхимию.

– Так и есть. Просто зелье так называется – ореховка. В честь птицы, у которой лучшая в мире память. Представляешь, она запоминает до тридцати тысяч мест, где прячет орехи!

– Откуда у тебя такая внезапная тяга к алхимии?

– Так ведь здорово же! Разве тебе самой не хочется обладать такой же памятью? Хоть ненадолго, перед экзаменом, например.

Я насмешливо фыркаю:

– Птичья память, собачий нюх, орлиное зрение и ослиное упрямство…

– Не смешно! – возмущается она уязвлённо. – Зелья и правда работают!

– Так ведь потом, когда эффект прекратится, ты всё забудешь. Придётся учить заново.

– Может, и не придётся, – передёргивает Майрин плечами. – Сомневаюсь, что мне когда-нибудь пригодятся геометрические теоремы, физика или все те законы, что так любит госпожа Ниэтта.

– Но разве варить зелья вне уроков не запрещено?

– То-то и оно, – вздыхает девушка, поскучнев. – Запрещено. Директор грозил отчислить. Если застукает…

Оставив Май мечтать о лёгком способе сдать зимние экзамены, иду на улицу. Нет смысла в сотый раз рассказывать ей, что нарушать правила может быть чревато. Если кому-то под хвост попадает вожжа, никакие разговоры тут уже не помогут. Нужно набить парочку своих шишек, чтобы научиться какой-никакой осторожности.

Флигель, спрятанный позади школы, оказался маленьким двухэтажным домиком с крохотным открытым балкончиком. Отштукатуренные стены когда-то украшала роспись в виде похожего на лаванду местного цветка. Сейчас вся эта красота уже выцвела, однако я всё равно могу представить, как оно было. И, пожалуй, сумею сделать не хуже, ведь цветы, фактически, моя специализация. Я их обожаю.

Только откуда же в этом месте такая жутковатая аура?

В небе светит солнышко, под ногами – мощёная камнем тропинка, птички поют… а у меня мурашки по коже и противный холодок по спине.

Растущие у ступенек флигеля розовые кусты шевельнулись. Всё бы ничего, да только ветра ведь не было, так?.. Или всё-таки был? Что ещё это могло быть, ведь сквозь ветки я хорошо вижу стену, и за кустами точно никто не прячется.

Однако идти в домик почему-то не хочется…

Может, Шаррэля позвать?

Нет, это всё-таки малодушно.

Да и что я ему скажу? Что испугалась? Глупость какая…

Вот сейчас открою дверь, увижу, что там ничего нет, и успокоюсь.