Текст книги "Смотри на меня (СИ)"
Автор книги: Аадет Тэль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Глава 31
Попрощавшись с Шинтинионом, идём домой. Достаточно уже на сегодня встреч и прогулок! Не хватало только ещё на какие-нибудь неприятности набрести. Инкуб и без того ведёт себя необычно. Его что-то гнетёт, я чувствую, но с расспросами пока не пристаю, надеясь, что сам расскажет, когда будет готов.
Верить, что он солгал в угоду своему эгоизму, не хочется до последнего. Это будет предательство, которое не прощают.
– Постой, – отмирает Шаррэль, когда мы проходим маленький продуктовый рынок. – Давай купим клубники.
– Опять? Дома ведь ещё много еды, на сегодня нам точно хватит.
Но он уже энергично тянет к лоткам.
– Ты же сказала, что любишь её. Сделаем на ужин клубничный мусс.
– Шаррэль… – притормаживаю. – Не стоит так ради меня стараться. Давай просто…
– Мне хочется тебя порадовать, – улыбается, набирая все фрукты подряд. – Можно?
Как спорить, когда он ставит вопрос так? Как подозревать в чём-то плохом?
– Ладно, – уступаю, понимая, что забота о ком-то действительно приносит ему удовольствие, и мои попытки отказаться только расстроят. – Тогда я помогу тебе с готовкой.
– Договорились, – кивает, протягивая продавцу деньги.
Мысли о привычных хлопотах ненадолго отвлекают Шаррэля от посторонних размышлений. Пока покупаем еду, идём, обсуждая меню, и раскладываем продукты в кладовке, он оживляется, но потом снова мрачнеет, глубоко погрузившись в себя.
Не знаю, куда делся Нардиэль, но сейчас его непосредственность была бы нам весьма кстати.
– Ты можешь рассказать мне, – предлагаю, устав от тишины.
Заниматься ужином ещё рано, так что я попросила его показать дом. Мы обошли уже оба этажа, посмотрели впечатляющую коллекцию кинжалов, библиотеку, мольберт со старыми пробными набросками и вновь вернулись в гостиную, но Шаррэль настолько молчалив, что складывается впечатление, будто я гуляю сама по себе, а он просто вынужден таскаться следом.
– Извини, – виновато улыбается демон. – Просто понимаешь, отец сказал, я слишком донимаю тебя своей любовью, и я всё думаю… Неужели, он прав? Это действительно так?
– Иногда, – чуть усмехаюсь, выдохнув с облегчением.
Инкуб хмурится, тянет меня к себе, но тут же спохватывается, вспомнив о теме нашего разговора, и просто падает на диван, закину руки на спинку и запрокинув голову к потолку. Я сама сажусь рядом. Его профиль и шея выглядят так заманчиво, что очень хочется дотронуться. Хотя бы рукой. А лучше…
– Это для тебя тяжело? – спрашивает, не глядя.
– Нет… Но порой это сбивает с толку.
– Почему? – оборачивается удивлённо. – Разве мои поступки можно понять двояко? Мне казалось, всё вполне однозначно.
Разумеется, однозначно.
Если ты из этого мира и с детства привык к тому, что у демонов всё не как у людей.
– Иногда мне трудно помнить, что ты инкуб.
Он на глазах мрачнеет.
– Ты всё ещё об этом тревожишься?
– Это для тебя поцелуи и прикосновения – пустяк, а для меня…
– Что? – Шаррэль озадаченно моргает и возмущённо выпрямляется. – Я никогда такого не говорил!
Мы на секунду замираем, пытаясь разобраться в услышанном.
В комнате так тихо, что, кажется, можно различить мягкий шорох оседающих на той стороне окна снежинок.
– То есть… Подожди-ка! – первым осеняет демона. – Почему ты решила, что для меня это пустяк?
– Почему? Инкубы не способны сильно привязываться, а наги «размораживаются» только запечатлевшись, вот почему! Мы проходили это на биологии, я сама читала в учебнике! Если женщина не «та самая», вы же ничего к ней не чувствуете.
– Но я полукровка, Ира, – медленно и очень внятно говорит он. – Понимаешь? Я ведь тебе говорил.
Да.
Но разве это что-то меняет?
Так и не обнаружив признаков просветления, Шаррэль шумно выдыхает и вдруг смеётся, от переизбытка чувств хлопнув по дивану ладонью. А потом, бросив на меня какой-то хищно-лукавый взгляд, без всякого предупреждения одним рывком усаживает к себе на колени, так что я даже ойкаю от неожиданности, автоматически ухватившись за его плечи.
От провокационной позы полюбившаяся мне чёрно-серебряная туника задирается, неприлично оголив ноги, но сейчас никому нет до этого дела. Мы смотрим только друг другу в глаза.
– Ирочка, – улыбается, ласково поглаживая по щеке, – в этом мире полукровки, как правило, наследуют только физические особенности рас своих родителей. А психологические – нет: они более глубокие и проявляются только у чистокровных. Я могу любить! Могу! Как любой нормальный человеческий мужчина!
Это такой шок, что я даже не знаю, что поразило меня больше: то, что Шаррэль действительно догадался о другом мире и говорит мне об этом вот так, между делом, или же то, что он, оказывается, не притворялся.
Как такое может быть правдой?
Инкубы ничего не чувствуют, наги полжизни проводят в эмоциональном «анабиозе», а их дети, выходит, будут рождаться нормальными? Минус на минус – плюс?
Не может этого быть…
Говорит ли Шаррэль правду или только озвучивает то, что хочет услышать каждая девушка? Не обманывается ли сам? Зельд ведь типичный наг, а Нард – вылитый инкуб, так почему же он-то – особенный?.. Не связано ли это признание с тем, что он всё-таки солгал насчёт дома художника?
Считав мои сомнения, мужчина резко перестаёт улыбаться. Уголки его губ опускаются, брови напряжённо сходятся на переносице, а во взгляде появляется то самое сожаление, которое я уже как-то видела, когда он смотрел на дракона.
– Поверь мне, – просит тихим, проникающим под кожу шёпотом.
Когда он такой, я не могу отказать.
Но и поверить не могу тоже.
Вижу, что ему это нужно, что он искренен и как никогда уязвим, но какая-то мелочь, какая-то крохотная деталь никак не даёт мне покоя.
Шаррэль словно недоговаривает.
– Почему… – от волнения голос подводит, и, с трудом подбирая слова, приходится попробовать снова: – Почему тебе понравился набросок дракона?
Отводит взгляд.
Молчит.
Выждав немного, мягко кладу ладонь на его щёку, и инкуб, невесело усмехнувшись, целует мою руку, прижимается к ней, желая продлить прикосновение.
– Сколько себя помню, всегда казалось, что мне чего-то недостаёт, – отстранённо, словно говоря о ком-то другом, признаётся он. Всегда мелодичный голос звучит глухо и с перебоями, как заржавевший механизм. – Такое, знаешь, неприятное ощущение внутренней пустоты, неправильности, незавершённости. Словно в пазле не хватает детали. Словно у меня забрали какую-то важную часть, а я никак не могу вспомнить, что это было, – он хмурится, ведёт головой в сторону. Хочет, наверное, отвернуться, но всё-таки не делает этого, просто опускает взгляд. – Странно, да?
– Вовсе нет, – отзываюсь тихо. – Со мной такое тоже случалось.
– Когда я попытался осторожно расспросить братьев, ни Зельд, ни Нард даже не поняли, чего я от них добивался. Они никогда ничего такого не замечали… А меня это чувство не отпускало. Чем старше я становился, тем глубже оно проникало, разъедая и подтачивая меня изнутри. – Шаррэль, качая головой, усмехается: – Я тогда почти решил, что свихнулся, сам того не заметив.
Он замолкает, а я боюсь пошевелиться, чтобы своим нетерпением не спугнуть его откровенность.
– К счастью, в один замечательный вечер, глядя на собравшихся вместе родителей, я вся-таки осознал, чего же именно мне не хватает. Любви! Это было как озарение. Не признания других демонов, не положения, не денег… Любви. Одной-единственной женщины, взгляд которой затмит весь остальной мир, сделав его совершенно неважным.
Улыбнувшись, Шаррэль открыто встречается со мной глазами:
– Несмотря на то, кто я есть, я всегда хотел полюбить. Искал в себе это тёплое, приятное и нежное чувство. Несколько раз даже думал, что нашёл его. Но всё было не то. Только с тобой я понял, что на самом деле любовь совершенно другая – не прекрасный хрупкий цветок, который нужно оберегать и лелеять, а настоящий ураган, который захватывает мысли и подчиняет все прочие чувства. Он возносит на недосягаемую высоту и тут же бросает в пропасть. Разрывает на части и дарит самое невероятное наслаждение. Ранит и утешает одновременно. Никогда и ни с кем я не испытывал и тени от той бури, что возникает в моей груди рядом с тобой.
– Ты так легко это всё говоришь… – отвожу я взгляд.
– Потому что это чувство появилось во мне не вчера. Я успел с ним сжиться – настолько, что молчать стало труднее, чем высказать.
– Правда?
– Ты с самого начала показалась мне интересной, не такой, как другие. Я даже сам не заметил, как увлёкся твоими загадками, твоими украдкой подсмотренными рисунками. То, каким ты меня видела, не шло из головы, и я очень хотел понравиться тебе. Разгадать тебя. Научиться понимать. А потом вдруг осознал, что больше не ощущаю внутри себя пустоты. Она вся оказалась заполнена мыслями об одной невероятной девушке, – переведя дыхание, Шаррэль неожиданно легонечко щёлкает меня по носу: – Тогда я ещё и не догадывался, что признаться тебе в этих чувствах будет такой невыполнимой задачей! Чего я только не пробовал…
– Так ты что же, всё это время действительно пытался меня соблазнить?
– Да, вообще-то! – смеётся. – Всё это время я пытался не словами, так действиями сказать тебе, что люблю, а ты каким-то невероятным образом умудрилась целую вечность ничего не замечать, начисто меня игнорируя!
В голове кавардак, путаница и ни одной связной мысли.
Как я могла так долго не замечать очевидного?
Боже мой…
Никогда ещё не ощущала себя такой непроходимой тупицей!
Наслаждаясь моментом выстраданного триумфа, Шаррэль не отводит от меня взгляд, подмечая, как от осознания действительности моё лицо всё больше вытягивается. В зелёных глазах искрятся смешинки. Наверное, он ждёт каких-нибудь слов, но я слишком растеряна, а потому просто прячу пылающее лицо у него на плече.
Я безнадёжна…
Но он-то! Он мог бы и раньше сказать, вообще-то!
– Как можно было так напропалую флиртовать? – смеюсь обессиленно. – Ты же видел, что я ничего не подозреваю, и внаглую этим пользовался!
– А что ещё оставалось? – насмешливо хмыкает инкуб, медленно ведя ладонью вниз по моей спине.
– Не смейся… – прошу смущённо.
Повернув голову, он долгим поцелуем прижимается к шее – туда, где бьётся пульс. Удары моего сердца вибрацией отзываются у него на губах.
– И не надейся! – фыркаю, поёживаясь от щекотного ощущения чужого дыхания. – Вампир тут только один! Я!
Хмыкнув, Шаррэль фиксирует мою талию и вдруг проводит по шее горячим влажным языком, тут же подув на облизанное место.
– Ой! – подпрыгиваю, смеясь и извиваясь в попытке увернуться от шутливых покусываний. – Хватит!.. Не надо!.. Ну перестань, или я тебя сейчас сама…
Уронив меня на диван и нависнув сверху, наигравшийся инкуб мягко улыбается:
– Позволь мне заботиться о тебе… так, как мне этого хочется. Обещаю, ты ни о чём не пожалеешь.
Сложно сохранять трезвость мышления, будучи так близко и глядя в эти светлые, глубокие-преглубокие глаза, но кое-что в его словах не даёт мне покоя.
– Что значит так, как тебе хочется? – переспрашиваю.
– Доверься, – искушающе, как заправский демон, улыбается он. – Ведь это так просто…
– Просто. Но что останется мне?
– Всё. У тебя будет всё, что только захочешь.
Кроме свободы и самостоятельности, похоже.
Хмурюсь.
– Знаешь, Шаррэль, иногда у меня складывается впечатление, что ты до сих пор видишь во мне ребёнка, за которым нужно постоянно смотреть и ухаживать. Это неправда. Последние три года я жила одна и неплохо справлялась со всем сама.
– Ребёнок? – тихо смеётся он, ласково ведя подушечками пальцев вниз по моей щеке. – Да будет тебе известно, что день, когда я, наконец, с боем выяснил правду о том, что ты уже совершеннолетняя, стал для меня одним из самых счастливых!
– Да?
Что-то я не припомню, чтобы он тогда выглядел хоть сколько-нибудь обрадованным. Скорее уж растерянным и недоверчивым.
– Да, – подтверждает серьёзно. – Ты хоть представляешь, как постыдно и мучительно осознавать свою тягу к маленькой девочке, но быть при этом не в состоянии бороться с желанием видеть её, разговаривать, ловить улыбки? Ира… То, что я отчасти инкуб, вовсе не означает…
– Прости! – прерываю, не в силах слушать, как он оправдывается. Глажу по спине, обнимаю. – У меня и в мыслях такого не было!
Не отводя испытующего взгляда, Шаррэль медленно опускается, почти ложится на меня сверху, и от такой волнующей близости в голову невольно закрадываются разные неоднозначные мысли.
Он ведь не воспринял это как приглашение, да? Я, конечно, понимаю, что инкубам нужно питаться, но ведь не прямо сейчас?.. Или это проверка?
На его губах блуждает улыбка, не дающая никаких ответов.
Я уже чувствую, как сильно стучит сейчас его сердце. Шаррэль, наверное, тоже ощущает моё, и это сводит на нет все попытки изобразить спокойствие. Для нас обоих.
Его рука уверенно пробирается мне под спину, прижимает – и мы, перевернувшись, оказываемся на боку, лицом друг к другу. Близко-близко, так что дышим одним воздухом.
Смеёмся.
– Разве плохо быть любимой? – спрашивает тихо.
Ах да, мы же говорили об этом…
– Плохо быть хрупкой.
– Я тебя не разобью, – обещает, целуя мою ладонь с такой бережностью, словно я и правда фарфоровая.
Он даже не ждёт ответных признаний. Просто снова и снова говорит, что любит: словами, взглядами, лаской, постоянной заботой… Я тону в нём. Падаю, погружаясь всё глубже. Это сладко и страшно.
– Шаррэль…
Я не могу. Не могу обещать ему, что мы будем вместе. Не могу выбирать между ним и Тимуром. Я ведь потому и учусь магии, что хочу понять, что произошло тогда, три года назад, хочу стать свободной. А для этого нужно освоить порталы и поисковую магию. Теперь, пожалуй, возвращаться в тот мир насовсем особых причин нет, но кто знает, сколько времени займёт поиск ответа?
– Почему нет? – спрашивает инкуб уже без намёка на шутки.
А ведь я – не единственная, кого затягивает в чёрную глубину. Шаррэль тонет со мной. Добровольно. И даже не подозревает, что я, может быть, вот-вот оттолкнусь от дна и резко сменю направление.
Раньше рассказать ему было нельзя, но сейчас поводов для молчания нет.
– Когда попала в этот мир и узнала о магии, я пообещала себе, что непременно выучусь поисковым чарам и вернусь домой, чтобы успокоить маму и найти Тимура. Я не могу его бросить, понимаешь? Это будет предательство самого близкого человека на свете! Мне очень нужно понять, что тогда произошло.
Потемнев лицом, он отпускает меня. Садится. Нервно запускает руку в волосы.
Я тоже сажусь.
Если Шаррэль солгал насчёт адреса, сейчас самое время «вспомнить» правду. Напрямую спрашивать его об этом бессмысленно. Как бы я ни подбирала слова, в обмане он не признается, а потом… Потом, если я верно поняла смысл их с отцом разговора, правды можно уже никогда не узнать.
– Тебе нельзя туда возвращаться! Ты теперь маг, Ира, а научившись видеть, нельзя добровольно ослепнуть. Мир без магии тебя опустошит, выпьет, как иссохшая земля – дождь. Ты даже выбраться оттуда не сможешь.
Вот как? Я что-то подобное и подозревала, но услышать подтверждение – всё равно что получить приговор. Неизбежность выбора давит, мешая нормально дышать, и я оттягиваю ворот туники, пытаясь освободить шею. Но воздуха по-прежнему не хватает.
– Пообещай, что не будешь экспериментировать с порталами, – требует демон.
– Сама – не буду, – успокаиваю. – Не переживай, я уже знаю, как это опасно.
Секунд пять он молча рассматривает меня, а потом устало откидывается на спинку дивана:
– Ирочка…
– Нет!
– Да я даже сказать ничего не успел!
– Ты собирался меня отговорить! Мне знаком этот взгляд! Можешь даже не пробовать!
– Ладно, – вздыхает Шаррэль. – Ладно… Не буду.
Глава 32
В комнате гнетущая тишина. Наш разговор, начавшийся с признаний в любви и шокирующих откровений, закончился как-то совсем неправильно.
– Иди сюда, – тихо просит инкуб, протянув руку.
В его голосе едва ли не впервые слышна неуверенность. После того, что я сказала о порталах, он начал во мне сомневаться? Имеет право… Тяжело любить человека, который при первой возможности собирается уйти в далёкие дали.
Без колебаний пересев ближе, прижимаюсь к его тёплому боку. Опускаю голову на плечо. Шаррэль обнимает, целует в макушку, и от этой привычной нежности меня немножечко отпускает, хотя в горле всё равно стоит неприятный комок. Почему так? Я ведь поступаю, как велит совесть! Нельзя ради собственного удобства вычёркивать из жизни людей, сделавший столько хорошего!.. Откуда же тогда взялось это тяжёлое чувство вины?
– Не спеши с порталами, – вновь первы заговаривает Шаррэль, перебирая мои волосы. – Может быть, твой Тимур тут, и вы ещё встретитесь. А другой мир… Другой мир – это уже навсегда.
– Я не хочу уходить, – признаюсь, сжав его свободно лежащую на коленях руку. – Но и обманывать тебя не могу.
Это стыдно. Я настолько полюбила этот волшебный мир и привязалась к одному удивительному мужчине, что уже не представляю, как без них обходиться. От одной только мысли о возвращении к прежней жизни мне становится больно. Все эти годы, с тех пор как пропал Тим, я пыталась привыкнуть к одиночеству, научиться самостоятельности, и, вроде, даже как-то справлялась, но всё равно каждый день продолжала чувствовать в глубине себя холод. Словно в груди, в тенистом уголке моего сердца, всегда лежал снег. А сейчас, здесь, он наконец-то растаял.
Шаррэль поудобнее перехватывает мои пальцы, подносит их к губам и целует каждый по очереди.
– Всё будет хорошо, вот увидишь. Я обо всём позабочусь.
Если бы это было так просто…
– Эй! – он шутливо прикусывает кончик мизинца, и я подскакиваю от неожиданности, разом растеряв весь свой пессимизм. Смеётся. – Разве я тебя хоть раз подводил? Всё наладится. Обещаю… А теперь расскажи же мне, наконец, как ты здесь очутилась!
– Расскажу, – улыбаюсь, видя его неподдельный интерес. – Только сначала… Кто такая Баллай?
– Ну, как всегда! – насмешливо фыркает инкуб. – Сначала спрашиваешь, а уж потом отвечаешь!
– Просто не хочу рисковать…
– Ладно, ладно… Я понимаю. Ты, наверное, не слышала, но в последнее время в разных странах всё чаще стали встречаться необычные люди, утверждающие, что прибыли сюда из другого мира. Они мелькали то там, то здесь, пока не появилась мисс Баллай – весьма амбициозная и энергичная девушка. Месяц назад лэсса как-то пробилась на аудиенцию к императору и с тех пор, пользуясь его покровительством, собирает под своё крыло таких же, как она, попаданцев, активно отстаивая их права. У них даже школа своя есть, чтобы помочь новеньким социализироваться, – он вдруг смеётся. – Знаешь, как её прозвали? Школа нищих попаданцев!
– Вот и не смешно… – ворчу, нахохлившись. – Ты хоть представляешь, как трудно обживаться в другом мире, который совсем не похож на родной?
Шаррэль примирительно касается губами моего виска.
– Не сердись… Официально она называется Аллиремской. Но дело в том, что лэсса Баллай порой излишне настойчива в поиске средств для своих подопечных, «выбивая» их буквально повсюду. Хотя император её и так совсем не обижает.
– И много уже набралось этих переселенцев?
– Насколько я слышал, в империи – чуть больше двухсот.
Двести человек… Я, конечно, рада, что мои соотечественники не скитаются по этому миру нищими и голодными, однако, учитывая, до чего мы довели свой собственный мир, возникают определённые опасения.
– Император ведь не по доброте душевной о них заботится, так?
– Разумеется, – хмыкает инкуб. – Его, как и других правителей, в первую очередь интересуют знания.
Перед моим мысленным взором тут же пугающей вереницей промчались видения машин, самолётов, дымящих заводов, оружия, многоэтажек… Только не это!
– Правда, они не так уж много рассказывают, – добавляет меж тем Шаррэль.
– Почему? – уточняю, не особо веря в людскую сознательность.
Император – абсолютная власть, и если эта власть в обмен на, скажем, принцип работы огнестрельного оружия пообещает какому-нибудь менеджеру, всю жизнь ютившемуся в тесной квартирке, отдать в вечное пользование замок со слугами, не думаю, что тот хоть на минуту задумается, прежде чем согласиться.
А мир необратимо изменится.
– Баллай утверждает, что боги туманят попаданцам память, – Шаррэль проницательно смотрит мне в глаза, будто пытаясь понять, так ли это. – И крайне этим возмущена.
– В каком смысле «туманят»?
Похолодев, торопливо перебираю свои самые ценные воспоминания, но ничего подозрительного не замечаю. Всё, вроде, на месте… Может, мою память не тронули, потому что я – первая, «опытный образец»?
Или я просто забыла, что некоторых частей не хватает?
– Не знаю, – пожимает он плечами. – До меня дошли только слухи… Вас правда перенесла в этот мир лично Эреллин Златокрылая?
– Сложно сказать, – вздыхаю, вспоминая ночь, перевернувшую мою жизнь с ног на голову. – У них там, кажется, проблемы с колесом перерождения, поэтому…
– Подожди, подожди! – обеспокоенно перебивает инкуб, пересаживаясь так, чтобы можно было смотреть в глаза. – Где «там»?
Уверена, он и сам сразу догадался, о чём речь, но всё ещё не может поверить.
– Кхм… – поняв, что случайно выдала то, чего, похоже, до сих пор никто всё-таки не знает, смущённо отвожу взгляд. – А Баллай не рассказывала, зачем мы понадобились?
– Ирочка… – предупреждающе тянет Шаррэль. – Говори, как есть!
– Ладно, – поджимаю я губы. – Ты же никому не расскажешь?
В ответ – тишина.
Не услышав ожидаемого немедленного подтверждения, в первый миг я теряюсь. Но, взглянув на серьёзное лицо сидящего напротив демона, сразу же успокаиваюсь. Он молчит вовсе не из-за того, что собирается предать полученные секреты огласке, а потому, что заранее обдумывает, сможет ли сдержать слово, и это куда лучше скороспелых пустых обещаний.
– Давай, я помогу тебе разрешить эту нравственную дилемму. Даже если все узнают, что случилось, решить проблему божественного уровня мы всё равно не сможем. Боги справятся сами. Так что ты не совершишь ничего плохого, если никому ничего не расскажешь… Впрочем, с Риллдом, наверное, можно и поделиться. Главное, чтобы это не пошло в массы. За такое, боюсь, жрецы никого не похвалят.
– Понимаю…
– Так вот. Суть проблемы в том, что мир потихоньку теряет ушедшие на перерождение души. В последней божественной войне артефакт был повреждён, души стали понемногу просачиваться в другие миры и…
Постойте-ка! А не так ли очутился в нашем мире Тимур?! Мог ли он попасть туда случайно, из-за какой-нибудь небесной неполадки, и просто застрять?
Почему такое простое объяснение до сих пор не приходило мне в голову? Это гораздо вероятнее, чем то, что он жил на два мира, обманывая меня и скрывая этот факт десятилетиями!
– Что такое? – инкуб встревоженно подаётся вперёд.
– Ничего… – отзываюсь рассеянно. – Ничего, просто задумалась.
Тим точно был отсюда! Откуда бы ещё он мог знать местные словечки? Он должен был жить здесь, и потом… Получается, он тоже переродился заново, сохранив старые воспоминания? Так, что ли?
– Значит, появление попаданцев – попытка восстановить баланс? – напоминает о себе Шаррэль.
– Да, – соглашаюсь, с трудом переключившись на новую тему. – Это временная мера, пока артефакт полностью не восстановят.
– Откуда ты это знаешь? – поражается он. – Вам что, всё настолько подробно рассказывали?
Я невольно хмыкаю. Если бы!
– Ну не томи!
– Видишь ли, так уж получилось, что я оказалась первой, кого сюда переселили, и, как это обычно бывает, в процессе возникли некоторые «технические неполадки». Молодой неопытный жрец воплотил меня не в то тело.
Лицо Шаррэля озаряется пониманием:
– Вместо человека – в вампира!
– Да. В нашем мире есть только люди, а он… этот безмозглый нытик перепутал символы! – негодующе срываюсь я под конец. – Представляешь?! Перепутал – и надеялся, что я не замечу! Как можно «не заметить», что тебе внезапно опять десять лет?! Что ты смеёшься? Знаешь, сколько ужасов я передумала, когда проснулась в незнакомом месте и обнаружила, что снова стала ребёнком?
Подрагивая от сдерживаемого смеха, рыжий нелюдь сочувственно прижимает меня к груди.
– Причём не просто ребёнком! – продолжаю, впервые выплёскивая наружу все пережитые тогда эмоции. – Тело выглядело так, словно еды даже не нюхало. Никогда! Глядя на костлявое, плоское и угловатое существо, почему-то отражающееся в зеркале вместо меня, я даже не могла сходу сказать, девочка я теперь или мальчик!
– Вампирята в детстве очень похожи: бледные, тонкие, но постоянно голодные, – усмехается он. – Стало быть, информацией от тебя откупились?
– Скорее, пытались задобрить. Жрецы вошли как раз тогда, когда я была перед зеркалом, и с порога начали рассказывать, как мне повезло… Наивные! Они ещё не знали, что я всё слышала в процессе перерождения!.. Зато быстро поняли, что рассерженный новорождённый вампир с нулевым самоконтролем – не самый адекватный собеседник.
Да уж… До сих пор помню, какой сконфуженной стала дежурно-радостная улыбка круглого, как мячик, жреца, когда я заговорила о том, что они ошиблись телами. Скис, как хирург, вынужденный сообщить пациенту, что во время операции случайно отрезал кое-что нужное, и пришить обратно это уже не получится!
– А потом? Тебя, наверное, собирались отправить к вампирам?
– Ага. В Амальдар, королевство ночи. В столичную школу. Основная часть населения там – вампиры, так что меня бы приняли, как родную. А куратор помог бы разрешить возможные трудности.
– Вас познакомили жрецы Златокрылой? – изумлённо переспрашивает Шаррэль. – Вот уж не думал…
Штудируя восьмистраничную брошюрку про вампирское королевство, где всё прекрасно и цивилизованно, я тогда тоже не думала, что в кураторы мне дадут обыкновенного человека. И с точки зрения нашего будущего места проживания, и для помощи в освоении нового тела или контроле жажды вампир подходил на роль моего временного помощника в несколько раз лучше.
– До сих пор не понимаю, как это вышло. Почему именно Борегрин? Мало того, что он – человек, а значит плохо подходит для жизни среди детей ночи, так ещё, похоже, ничего о них толком не знает! Когда на следующее после переноса утро меня в первый раз скрутило от жажды, он посмеялся. Представляешь? Ощущения были такие, словно я наелась углей и песка, каждый вдох или выдох только усугублял дело, а он просто стоял и улыбался, вместо того чтобы дать таблетки!
– Он ни за что тебя не получит, – обещает инкуб, чуть крепче прижав к себе. – Я с этим разберусь.
В пахнущих травами объятиях настолько спокойно, что все тревоги, злость и сомнения исчезают. Зачем о чём-то переживать, когда рядом тот, кто всегда обо всём позаботится?
Я так быстро привыкаю к нему, что, если хоть на минуту задуматься, это даже пугает.
Всё слишком гладко. Должен быть какой-то подвох.
