Текст книги "История русского романа. Том 2"

Автор книги: А. Бушмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 70 страниц)

В этих условиях Эртель сам сознавал для себя невозможность продолжения литературной деятельности: «Поймите же, мой дорогой, – писал он П. Ф. Николаеву, – всю невозможность писать с таким мусором в голове и с таким настроением, как мое теперешнее. И к чему? К чему писать? Вот от какого вопроса я никак не могу избавиться». [564]564
  Там же, стр. 348.


[Закрыть]

4

В плеяде романистов конца века видное место принадлежит К. М. Станюковичу. Он вошел в историю литературы как автор знаменитых «Морских рассказов», блестящий успех которых заслонил от последующих поколений значение произведений, написанных им в других жанрах.

Однако для своего времени романы Станюковича были заметным и примечательным литературным явлением. По сравнению с романами, вышедшими из‑под пера других писателей – демократов 70–80–х годов (Н. Ф. Бажина, И. В. Федорова, Н. Д. Хвощинской), они отличаются большей жизненной конкретностью, богатством отраженных в них реальных наблюдений и фактов. Схематизм и отвлеченный дидактизм некоторых романов о «новых людях», за которые их авторов упрекали Н. Щедрин и Глеб Успенский, были в основном чужды Станюковичу, который стоял близко к освободительному движению эпохи, но в то же время не разделял многих иллюзий, свойственных народническим революционерам.

В своих романах верность демократическому направлению, злободневность и публицистическую заостренность Станюкович умел сочетать с интересом к углубленной психологической обрисовке героев, с широкими реалистическими картинами русского города и деревни пореформенной эпохи. Эти идейно – художественные особенности определяют типологию романов Станюковича, в которых проявилась специфика публицистически– психологического романа демократического лагеря литературы 70–80–х годов.

Одной из центральных тем романов Станюковича был вопрос о судьбах разночинно – демократической интеллигенции, ее исканиях и путях общественно – полезной деятельности в условиях пореформенной России. Другой стержневой темой в романах писателя являлось разоблачение коренных пороков антагонистического классового общества, обличение его государственного аппарата, законов, религии и морали.

Герой первого романа Станюковича, «Без исхода» («Дело», 1873), – разночинец Глеб Черемисов. Это образ благородного, честного, недюжин ного, но негероического человека, павшего в неравной борьбе с торжествующей мерзостью жизни. Испытав неудачи в открытой борьбе за общественное переустройство жизни, Черемисов решил испробовать иные, «скрытые» ее формы. Будучи домашним учителем заводчика Стрекалова, Глеб занимался с рабочими своего хозяина, обучал их грамоте, разъяснял их права, организовал медицинскую помощь. Однако «новая тактика» Черемисова была разгадана Стрекаловым. Состоялось решительное объяснение, и Черемисов в сопровождении жандарма покинул город.

Еще ранее, во время работы на заводе, Глеб испытывал порой сознание шаткости, непрочности избранного пути и «с каждым днем… более и более убеждался, что самое его дело – какое‑то эфемерное, непрочное, в зависимости от каприза богатого барина». [565]565
  Станюкович, Полное собрание сочинений, т. II, Изд. А. Ф. Маркса, СПб., 1906, стр. 191. Все последующие ссылки на это издание (тт. I‑XII, 1906–1907) даются в тексте (том и страница).


[Закрыть]

Но Черемисов не сложил оружия. Он решил ехать в деревню, где «люди теперь нужны», где, как он надеялся, «травли» будет меньше. Но и там его постигла та же участь. В конце романа мы застаем когда‑то сильного и самоуверенного Глеба в нищенском одеянии, голодного и одинокого. Подводя итоги своей жизни, он безжалостен к ней: «Ты мечтал воевать с людьми, а осужден на битву за кусок хлеба, да и тут ты плохой, брат, воин!..». «И вся его деятельность с начала до конца показалась ему такой ничтожной, такой микроскопической, что ему становилось совестно за те минуты, в которые он, бывало, прежде считал себя чем‑то вроде бойца за правду» (II, 321).

Однако, признав свое поражение, Черемисов не отказался от самой идеи борьбы за лучшую жизнь, за большую человеческую правду. Перед смертью он радостно слушает о надеждах и намерениях своей невесты Ольги и выражает уверенность, что та не отступит от избранного ею тернистого, трудного, но благородного пути.

В том, что хорошие качества Черемисова – его ум, знания, честность, благородные устремления – не получили развития, Станюкович видит «знамение времени». Жизнь безысходна для людей типа Черемисова, в ней торжествуют взяточники, мошенники и карьеристы. В этом отношении история Черемисова – живой упрек писателя обществу того времени. Люди 30–40–х годов (инспектор гимназии, отставной учитель истории) рассказывали юному Глебу о тяжелых в прошлом условиях борьбы за высокие человеческие идеалы и считали, что теперь, когда «расчищена дорога», жить и бороться будет легче. Хотя в романе нет точных хронологических дат, определяющих действие, читателю ясно, что речь идет об эпохе 60–х годов, времени пореформенном. На это косвенно намекают отдельные места романа: действие его начинается «утром 186* года»; предводитель дворянства Колосов снискал расположение петербургского начальства, предупредив возникшее между крестьянами «недоразумение» «вскоре после освобождения», и т. п. Следовательно, годы учения Черемисова совпали с эпохой общественного подъема в стране, когда многого ждали от готовящихся реформ. Именно в эти 50–е годы Глеб слушал исполненные радостных надежд на будущее речи инспектора гимназии, пророчества учителя истории, сам принимал активное участие в собраниях студенческих кружков, готовил себя к бескорыстному служению «всему честному, хорошему». Но, как показывается в романе, пореформенная Россия бесконечно далека от идеала. 60–е, как и 40–е годы, говоря словами инспектора Реброва, «время тяжелое, мрачное», и теперь, как и ранее, «много нужно… воли, чтоб не свихнуться, не пасть». Да и воли‑то одной оказывается недостаточно.

Реакция второй половины 60–х годов, капитализация страны способствовали выработке у многих людей из мещанской среды эгоистического сознания, вели к отказу от вольнолюбивых устремлений. В романах Станюковича, начиная с первого, детально прослежен процесс перерождения в прошлом благородной молодежи в преуспевающих дельцов буржуазного типа. Мотив ренегатства, эволюции либерализма – один из центральных у писателя.

В критической направленности, проявляющейся не только в образах Стрекалова, Колосова и их окружения, но и в обличении преуспевающей беспринципности, буржуазного эгоизма, заключается сильная сторона романа. В этом плане «Без исхода» следует оценивать как глубоко реалистическое произведение прогрессивного писателя.

Что касается положительных персонажей романа – тех, кому отданы авторские симпатии (образы Черемисова, Крутовского и др.), то их следует рассматривать в двух аспектах. Один из них опять‑таки связан с обличительным характером произведения. Наделенные глубоко привлекательными чертами, эти герои голодают и гибнут. Плохо то общество, где преуспевают не люди типа Черемисова, а Стрекаловы, Колосовы и иже с ними – вот вывод, к которому автор подводит читателя.

Другой аспект в оценке положительных образов связан с горькими раздумьями писателя о судьбе борцов за лучшую жизнь, о путях развития России. Название романа следует отнести не только к судьбе положительных персонажей, не нашедших действенных путей борьбы, но и к авторским размышлениям о том, что капиталистический путь, на который вступала страна, не был исходом для народа, для лучших людей России.

О народе говорят, думают, оценивают его положение многие персонажи романа. «Рабочий после реформ не одумался, разорен, рук много и дешевы; теперь только не зевай и пользуйся временем, дело можно делать!» – говорит словами щедринского Дерунова капиталист Стрекалов (II, 62). В другом месте произведёпия содержится такая авторская характеристика положения трудящихся масс в новых исторических условиях: «… и крестьяне, и рабочие, на самых законных основаниях, находились в положении не лучшем, чем при крепостном состоянии» (II, 79). С негодованием отвергаются в романе мнение господствующих классов об исконной якобы лени и пьянстве русского народа, который «только и может работать из‑под палки», а также доводы либералов, что «народу вовсе не скверно» (II, 100), так как запросы у него иные, чем у интеллигентных людей.

Показав тяжелое положение трудящихся, которые живут «хуже стре– каловских собак», автор выдвигает мысль о необходимости борьбы за такое общество, в котором «не будет богатых и бедных» и «труд человеческий не станет питать одних избранных» (II, 25).

Станюкович трезво смотрел на жизнь и видел, что в буржуазной действительности победителями выходят не благородные герои – борцы, а ловкие предприниматели, беспринципные люди. Вот почему, несмотря на горячее авторское сочувствие к положительным персонажам, судьба их складывается трагически. С особой рельефностью это проявляется в романе «Два брата» («Дело», 1879). В центре повествования находится история жизни Николая и Василия Вязниковых. Первый из них, произносивший в свое время горячие речи в духе освободительных идей 60–х годов, позже становится ренегатом, типичным представителем «новых веяний», и преуспевает в жизни. Младший брат, Василий, оставаясь верным высоким идеалам и борясь за их торжество, гибнет на своем посту борца за народную правду. Ему, подобно некрасовскому Грише Добросклонову, судьба готовила «путь славный, имя громкое народного заступника, чахотку и Сибирь».

Одной из характерных особенностей романов Станюковича является то, что личные, семейные конфликты происходят в них на почве конфликтов общественных. Этим характеризуется, например, роман «В мут ной воде» (1879), обличительная направленность которого явилась причиной его издания под псевдонимом. [566]566
  К. Телефонов. В мутной воде. Оригинальный роман из последних событий. СПб., 1879.


[Закрыть]Здесь описываются события русско – турецкой войны 1877–1878 годов и выводится целая галерея дельцов – предпринимателей буржуазно – монархического типа. В то время как русские солдаты героически сражались за свободу славян и, «сами голодные, делились последним с болгарами», их обкрадывали чиновники и офицеры, думавшие только о наживе. В романе действует орда «патриотов», произносящих пылкие речи об освободительной миссии России, отваге «бедных солдат», а в действительности «жаждущих только случая ограбить этого самого бедного солдата». Автор вскрывает фальшь и лживость лицемерной морали господствующих классов, высмеивает показное «недовольство» либералов настоящим положением дел. На самом же деле они тайком мечтают о том, чтобы война, приносящая многим из них барыши, затянулась подольше. Многие страницы произведения, вскрывающие пути преуспевания типичных представителей буржуазного мира, носят памфлетный характер.

Станюкович подчеркивает антагонизм, царящий в обществе, а также постепенное пробуждение народного самосознания. В письме к брату в деревню солдат пишет: «… тоже и у нас свои мироеды есть, только они здесь прозываются не так, как у вас… И тоже нашему брату, солдату-! христианину, прижимка отовсюду большая, а надежда малая… господа нашего брата любят, как кошка собаку». [567]567
  К. М. Станюкович. В мутной воде. Гослитиздат, М., 1961, стр. 153.


[Закрыть]

В 70–90–е годы писатель создает цикл романов, посвященных разоблачению коренных пороков современного ему общества. Социальная направленность и злободневность данного цикла проявляются уже в самих названиях входящих сюда произведений: «Наши нравы» (1879), «Омут» (1881), «Не столь отдаленные места», (1886), «Первые шаги» (1891), «Откровенные» (1893), «История одной жизни» (1895), «Жрецы» (1897), «Равнодушные» (1898).

Идейно – художественной особенностью этих романов является смелое и последовательное разоблачение беспринципности и карьеризма высших административных сфер Петербурга, их равнодушия к общественным вопросам, развенчание морали и религии «хозяев жизни», критика экономических и политических основ буржуазно – дворянского общества.

Одним из лучших произведений цикла являются «Первые шаги». Это роман об утраченных иллюзиях. Молодой провинциал Стрепетов приезжает в Петербург в поисках места, полный наивной веры, что образованные, энергичные люди нужны стране и что он заработает кусок хлеба для себя и матери, не идя ни на какие компромиссы со своей совестью и убеждениями. Но буржуазная действительность глубоко разочаровывает его. В поисках службы Стрепетов сталкивается с протекционизмом, приспособленчеством, беспринципностью, ренегатством прогрессивных в прошлом литераторов. Он узнает о сотнях таких же, как он, молодых людей, которые тщетно ищут работы, так как не образование и личные достоинства определяют положение в сословно – классовом обществе.

Ценой унижения и позора Стрепетов получает, наконец, долгожданное место, потеряв, однако, веру в прежние идеалы, омраченный горьким скептицизмом. Вымученной улыбкой встречает он наивные слова матери – провинциалки, не знающей путей преуспеяния сына и по – прежнему думающей, что «честные и порядочные люди везде нужны».

Постоянно жившая в писателе вера в неизбежность изменения существующего порядка отражена в эпилоге романа, где говорится, что вне-

реди у Стрепетова целая жизнь и в душе его не угасла «бодрая надежда, что все же он не изверится до конца» (VI, 565).

По настоянию редактора журнала «Вестник Европы» М. М. Стасюле– вича, где печатался роман, автор вынужден был смягчить особенно резкие обличительные места, во многом изменить характеристику второстепенных персонажей. Но и в такой редакции образы Варницкой, Неустроева, Поручнева, Чиркова и других воспроизводят облик бюрократического и сановного Петербурга, в столкновении с которым рушатся иллюзии героя произведения.

Сатирическому изображению российской администрации посвящен также роман Станюковича «Откровенные», напечатанный в 1893–1894 годах на страницах газеты «Русская жизнь».

Факт публикации этого произведения в газете подчеркивал фельетоннозлободневный характер изображенных в романе событий, типичность созданных писателем образов. Это признавали как критики, откликнувшиеся на роман сразу же после выхода его в свет отдельным изданием в августе 1895 года, так и официальные круги, о чем подробнее будет сказано ниже.

В центре произведения находится история трех государственных деятелей, последовательно сменяющих друг друга на министерском посту. Приход каждого из них радостно встречался подхалимствующей перед властью прессой, которая примерно в одних и тех же тонах характеризовала нового министра, надеясь, что он не повторит ошибок предшественника. Показ тщетности подобных надежд, обличение карьеризма сановников, раскрытие закулисной механики смены министров составляют сюжет романа.

Раскрывая внутренний мир высшего чиновничества, правила, которыми здесь руководствуются, автор показывает лживость и лицемерие официальной программы столичной администрации, прикрывающей пышными фразами «о бескорыстной службе отечеству» свои откровенно стяжательские, карьеристские цели. В этом мире нет ничего святого, нет убеждений, совести, подлинного альтруизма. Все три министра готовы отстаивать любую точку зрения на один и тот же вопрос, в зависимости от взглядов на него в данный момент «более высоких сфер». И так происходит всюду, во всех звеньях государственного аппарата. Если же администратор не сумеет вовремя переменить флага, не уловит «новых веяний» и назовет «красным» то, что сегодня уЖе считается «белым», его падение неизбежно. Так происходит с мелким чиновником Бугаевым, «пострадавшим» за свои «патриотические убеждения» – за взяточничество и лихоимство; вынужден уйти в отставку и сам министр, слишком ретиво взявшийся за дело и пренебрегший поддержкой аристократии.

«Несмотря на некоторые длинноты и повторения, – писала о новом произведения Станюковича современная ему критика, – роман читается с интересом, благодаря главным образом тому, что в нем раскрывается многое, неведомое большинству публики, прикрытое внешним лоском и порядочностью, огражденное от взоров общества стенами административных учреждений и канцелярскою тайной, ревниво охраняемою всеми „друзьями прессы“». [568]568
  «Русская мысль», 1895, № 8, стр. 374.


[Закрыть]

Аналогичная оценка романа «Откровенные» была также дана цензурой, предпринявшей попытку исключить его, как и ряд других произведений Станюковича, из первого собрания сочинений писателя, осуществленного в 1896–1898 годах московским книгоиздателем А. А. Карцевым.

На основании представления цензора Соколова начальник Московского цензурного комитета Назаревский отмечал, что «Станюкович рисует высшие административные сферы Петербурга, куда пробираются на значительные посты различного рода „откровенные“ карьеристы, – люди не только безнравственные, но и прямые мошенники, для коих благо отечества лишь ширма». [569]569
  ЦГИАЛ, ф. 776, оп. 21, д. 41, л. И («Об издании собрания сочинений К. М. Станюковича. III отд. Канцелярии Главного управления по делам печати. Начато 4 марта 1897 г.; окончено 21 ноября 1897 г.»).


[Закрыть]«Это ни что иное, – писалось о романе, – как изложенная в довольно художественной форме сплетня на высший слой петербургской бюрократии, с ясными намеками на известные лица». [570]570
  Там же, л. 29.


[Закрыть]

Уловки писателя, который перенес в прошлое описанные в романе события, не смогли обмануть советника по делам печати, который с полным основанием увидел в «Откровенных» хорошо знакомые ему картины российской действительности. «Хотя автор постоянно повторяет, – отмечалось в отзыве на роман, – что все им рассказываемое в его повести происходило давно, в отдаленные времена, но по некоторым лицам, которые тут фигурируют, ясно, что все это, напротив, – относится ко временам ближайшим, если отчасти и не к нашему». [571]571
  Там же, л. 31.


[Закрыть]

Направленность творчества Станюковича, названная цензором «тенденцией предосудительного характера», послужила причиной конфиденциального запрещения «в публичных библиотеках и общественных читальнях отпечатанного ныне „Собрания сочинений К. М. Станюковича. Изд. Карцева, Москва, 1897 года“». [572]572
  Там же, л. 37.


[Закрыть]Этот запрет был позже распространен и на тома, вышедшие в 1898 году. [573]573
  ЦГИАЛ, ф. 777, д. 12, л. 59.


[Закрыть]

Социальная заостренность романов Станюковича усиливалась наличием во многих из них образов, противостоящих миру «сытых и довольных». В некоторых из романов выведены революционеры: образ Мирзоева в романе «Два брата», созданный под несомненным влиянием «Что делать?»; образ Василия Вязникова в том же романе, в котором народовольцы признавали правдивое, хотя и схематическое изображение типа пропагандиста – революционера 70–х годов; [574]574
  См.: О. С. Любатович. Воспоминания народоволки. «Былое», 1906, № 6, стр. 128.


[Закрыть]образы Черемисова и его друзей в романе «Без исхода» и некоторые другие. Однако, в отличие от ряда произведений демократической литературы 70–80–х годов, образы «народных заступников» не являются центральными в творчестве Станюковича и, за некоторыми исключениями, не вырастают в образы активных революционных борцов. Наделенные горячим авторским сочувствием, они обычно предстают жертвами существующего строя, неудачниками в жизни и лишь напоминают читателю о существовании иного, идеального нравственного и духовного мира.

В этой связи интересен роман «Омут», где в лице Павла Ивановича Бежецкого намечены черты «одного из тех могикан – идеалистов шестидесятых годов, которые, дожив до седых волос, сохранили свои верования и надежды и, несмотря на житейские невзгоды, не оплевали то, чему раньше поклонялись, не отдались общему течению» (V, 158). В этом же произведении упоминаются «неисправимый фанатик» Никодимов, который «с надеждой на род человеческий» умер в ссылке (V, 43), и безымянная сельская акушерка, «что весной арестовали» (V, 150). Аналогичные образы встречаются и в других романах Станюковича.

Много внимания писатель уделял проблеме преемственности освободительной борьбы и решал ее весьма своеобразно. Говоря о деятелях освободительного движения 60–х годов, Станюкович в ряде случаев отмечал не только их враждебность буржуазно – помещичьему миру, но и отсут ствие у них необходимого контакта с революционной молодежью после дующих лет. Объяснение этому обстоятельству следует искать в объективных условиях развития революционно – освободительного движения в России 70–х годов, которые были хорошо знакомы романисту. Он сам был участником освободительного движения эпохи, хорошо знал состав его деятелей, со многими из них, начиная с героев «Народной воли», находился в дружеских связях. Писатель, в частности, не мог не видеть отхода от активной деятельности таких видных в прошлом представителей освободительного движения, как Елисеев, Плещеев и др. С другой стороны, в сознании романиста были свежи воспоминания о расправе с Чернышевским, Михайловым, Обручевым и другими жертвами правительственной реакции.

Несомненно и то, что методы борьбы, получившие развитие в 70–е годы, не всегда одобрялись деятелями 60–х годов, которые, даже благословляя молодежь на подвиг самоотверженного служения народу, не были уверены в успехе движения. Умудренные опытом прошлой борьбы, они опасались за судьбы передовой молодежи, подхватившей знамя своих отцов и понесших его по неведомым путям.

Все сказанное и объясняет характеристику одного из персонажей «Омута» – Бежецкого: последний, несмотря на свою приверженность прежним «верованиям и стремлениям», был в числе тех «могикан – идеалистов шестидесятых годов», которые «тянули лямку из‑за куска хлеба, угрюмые, обойденные жизнью, роковым образом очутившиеся между двух стульев – чужие своим сверстникам и слишком усталые и бессильные, чтобы пристать к следующему поколению» (V, 158).

Положительные персонажи в романах писателя, как и у большинства его современников, очерчены, по сравнению с героями, принадлежащими к господствующим классам, менее полно, зачастую схематично. Причины этого раскрыл сам автор, отмечавший в одной из своих статей трудность создания положительного образа в условиях реакции.

Борцы с общественной неправдой, правдоискатели, по мнению Станюковича, в жизни намного интереснее своего изображения в литературе, где они являются обычно «выразителями миросозерцания самих авторов», а не полноправными художественными образами «новых людей». Отмечая, что в большинстве романов «эти лица обыкновенно бывают бледны, неясны, взгляды их отрывочны и больше намекают, чем высказываются», Станюкович считал, что «робкие и нерешительные штрихи, которыми обыкновенно авторы рисуют подобных людей, конечно, нельзя ставить в вину писателям: во – первых, подробное знакомство с таким типом несколько затруднительно; во – вторых, и самый тип еще не имеет вполне законченных форм», [575]575
  «Дело», 1881, № 5, «Журнальные заметки», стр. 78.


[Закрыть]хотя и существует в жизни.

Образы «новых людей» в литературе той эпохи, в том числе и у Станюковича, неизбежно были бледнее своих реальных прототипов.

В центре повествования Станюковича находятся обычно один или два персонажа, с которыми судьбы остальных связаны сложным сплетением сюжетных нитей. Поступки героев определяются их взглядами, идеями, мировосприятием; характеры обусловлены эпохой и общественной средой, что свидетельствует об ориентации романиста на творчество писателей гоголевской натуральной школы. Характерным для Станюковича является также стремление к многосторонней характеристике образов, показ сосуществования в человеке различных, порой противоречивых мыслей и чувств. Так, например, Стрекалов (в романе «Без исхода») выведен не только умным и властным хищником, но и нежным, заботливым отцом, примерным супругом. У Черемисова, при несомненной к нему авторской симпатии, не затушевываются вспыльчивость, недоброе чувство к оскорбившему его Крутовскому. В последнем же в свою очередь также подчеркиваются разноречивые черты: озлобленность и смирение, симпатия и ненависть к Черемисову и т. д.

Такой способ характеристики персонажа еще с пушкинских времен считался закономерным в реалистическом искусстве; позже его, как известно, отстаивал Л. Толстой как лучшее средство отражения сложной психики человека. Однако у писателей, не обладающих большим художественным талантом, метод психологической многоплановости зачастую приводит к нечеткости, расплывчатости образа. В известной степени это проявилось и у Станюковича.

Художественная практика Станюковича связана с творчеством писателей – демократов 70–80–х годов, в частности с их публицистическим романом. Характерные для этого жанра компоненты (образы учителя, просвещающего юношество, эмансипированной женщины – участницы освободительной борьбы; борьба нового со старым, и т. п.) встречаются в некоторых романах Станюковича, хотя эти компоненты в целом критиковались им же самим как обязательная схема.

Подобно Шеллеру – Михайлову, Омулевскому, Слепцову, Мордовцеву, Кущевскому, Станюкович уделяет большое внимание биографии персонажей, раскрывает социальные условия формирования их личности и характеров. При этом автор зачастую пользуется приемом воспоминаний героя о своем детстве или вводит рассказ о нем какого‑либо его знакомого, что приводит к включению в сложную ткань повествования своеобразных вставных новелл.

Станюкович – несомненный мастер острого сюжета, динамическому развитию которого, однако, зачастую мешало введение в повествование многих второстепенных персонажей, характеризуемых с излишними подробностями и отступлениями.

Художественные погрешности, встречающиеся в романах Станюковича, объясняются в значительной степени спешной работой, вызванной по стоянной нуждой в деньгах, которую испытывал писатель, обремененный большой семьей. Сравнивая условия творчества обеспеченных авторов дворянского круга с необходимостью спешной работы «на заказ» писателей, для которых литературный труд являлся единственным источником существования, Станюкович с горечью писал: «Счастливая судьба выпала на долю Тургенева. Он мог писать, не заботясь о насущном куске хлеба, имел время отделывать свои вещи с тем художественным мастерством, которое придавало всем его произведениям такой цельный и законченный вид» (VII, 471).

О возможностях Станюковича – романиста свидетельствует начатый в период относительной материальной обеспеченности автора роман «Первые шаги», о котором современники говорили: «Это настоящая филигранная работа, это живопись высшей школы, точное художественное понимание того, что творится». [576]576
  «Новости дня», 1891, № 2800.


[Закрыть]

Романы Станюковича характеризуют его как последователя демократического просветительства 60–х годов, как писателя, который вслед за Салтыковым – Щедриным отстаивал лучшие традиции этой эпохи. Критикуя с точки зрения ее идеалов основы социального строя в период интенсивного проникновения новых капиталистических отношений во все сферы жизни, Станюкович воспитывал в читателях стремление к борьбе за лучшую жизнь. Его романы, как и все творчество писателя в целом, составили существенное звено в истории критического реализма второй половины XIX века.

5

Н. Г. Гарин – Михайловский не писал романов в собственном смысле слова. Однако цикл его больших повестей – «Детство Тёмы» (1892), «Гимназисты» (1893), «Студенты» (1895) и «Инженеры» (опубликовано посмертно в 1907 году), – объединенных образом их общего героя, глубоко впитал в себя проблематику русского прогрессивного романа 80–90–х годов, являясь своеобразным его ответвлением.

Современная писателю критика не оценила по достоинству цикл повестей Гарина об Артемии Карташеве. Только «Детство Тёмы» вызвало ее единодушное признание, как произведение оригинальное, высокохудожественное и злободневное; «Гимназисты» писались уже «под гнетом замалчивания», а «Студенты» подверглись резким нападкам со стороны либерально – буржуазной и народнической критики.

Первые три повести тетралогии создавались в сложных условиях общественной реакции конца 80–х – начала 90–х годов, в пору углубления кризиса народничества. Выступив в эти трудные годы, Гарин в своем стремлении «отвечать нуждам времени, запросам его» [577]577
  Рукописный отдел ИРЛИ, ф. 114, оп. 2, ед. хр. 97, л. 60 (письмо Гарина к А. И. Иванчину – Писареву).


[Закрыть]наряду с очерками и рассказами на крестьянскую тему создает единый цикл повестей об интеллигенции.

Если в очерках и рассказах из жизни деревни Гарин говорил о разрыве между народом и интеллигенцией, о незнании последней народных нужд и запросов, то в первых трех частях тетралогии он обратился к выяснению того, как разрыв с народом отражается на самой интеллигенции. Проблема интеллигенции разрабатывается здесь в связи с вопросом воспитания и образования молодого поколения.

Связывая вопросы воспитания и обучения с насущными общественными задачами эпохи, Гарин и ставит эти вопросы в центр внимания: «Говорят, заводить речь об образовании поздно, говорят, это старый и скучный вопрос, давно решенный. Я не согласен с этим. Нет решенных вопросов на земле, и вопрос образования самый острый и больной у человечества». [578]578
  Н. Г. Гарин – Михайловский, Собрание сочинении, т. I, М., Гослитиздат, 1957, стр. 463. Все последующие ссылки на это издание (тт. I‑V, 1957–1958) даются, в тексте (том и страница).


[Закрыть]

Намерение проследить в соответствии с особенностями и требованиями эпохи историю формирования, духовного развития личности, судьбы целого поколения интеллигенции определило обращение Гарина к жанру биографической повести.

Во многих отношениях следуя классическим традициям русской автобиографической повести (С. Т. Аксаков, Л. Н. Толстой), Гарин вместе с тем, подобно автору «Пошехонской старины», сознательно расширяет рамки повествования, отступая от сложившихся форм автобиографического жанра.

Основная тема тетралогии – тема калечения личности ненормальными общественными порядками. Настойчиво проводя в ней мысль о том, что «сила… не в… отдельном лице, а в тех условиях общественной жизни, которые, как хомут, не дадут своротить ни вправо, ни влево», что «от этого хомута все и зависит» (I, 426), Гарин полемически обнажал всю иллюзорность теории личного самоусовершенствования, положенной Толстым в основу его трилогии. «В одном самоусовершенствовании…, – говорит он устами одного из своих героев, – толку нет» (I, 427); пороки человека – это «пороки эпохи», и, «пока не изменятся понятия и при вычки общества, едва ли удастся кому бы то ни было при всех возможных анализах собственной души изменить те привычки, которые поддерживаются требованиями общества, обстановкой нашей жизни» (I, 435). Эти мысли и легли в основу идейного содержания первых трех частей тетралогии, в которых Гарин указывал, что «лучше всего не в себе, а в общих условиях жизни искать, чем, какими обстоятельствами и отношениями порождены и поддерживаются пороки» (I, 435).

Тетралогия Гарина – Михайловского – это не художественная автобиография, а как бы своеобразный роман о воспитании человека, возникший на автобиографической основе. Характерно, что сам Гарин еще в период работы над частями тетралогии вел речь о ней в своих письмах не как об автобиографической семейной хронике, а именно как о художественном произведении, безотносительно к тому, что в основу его содержания положена жизнь самого автора. Показательно, что так же воспринимала повести Гарина и современная писателю критика, говорившая в своих отзывах о них то как о повестях, то как о романах, даже не упоминая об их автобиографической основе.

Каждая из четырех повестей этого биографического цикла рисует определенный этап в жизни главного героя и его товарищей и в идейном и в художественном отношениях является логическим продолжением и завершением изложенного в предшествующей.