Текст книги "Президент Всея Руси (СИ)"

Автор книги: А. Полевой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

«Видимо, план Гаяза заключается в том, чтобы пустить впереди этих бедолаг, тем самым спутать наши ряды, и уже затем засыпать стрелами и смести конной массой», – размышлял про себя Ярик. «А он умен».

В этот момент вернулся Ратибор.

– Ратибор, бери полсотни из резерва и выдвигайся вперёд. Сейчас подойдёт пехота противника – это наши южные соседи, попавшие в рабство к кочевникам. Возьми рупоры и постарайся направить их в овраг, предложи им избежать боя, – отдал команду Ярослав.

– Есть!

– Первый, второй взвод, по коням! Выдвигаемся за мной! – скомандовал Ратибор, разворачивая коня.

– Посыльный! Приказ арбалетчикам: выдвинуться вперёд, бить по кочевникам и по тем, кто останется, после того как Ратибор направит людей, – отдал приказ Ярик.

Большая масса людей неумолимо приближалась, и вот они зашли в зону поражения арбалетчиков. Под удивлённые возгласы бедолаги поняли, что стрелы летят мимо них, в ненавистных надсмотрщиков. И в этот момент отряд всадников, стремительно приближавшийся, осадил коней.

– Все, кто не хочет проливать кровь своих братьев, уходите в овраг! Мы не тронем вас! Все, кто останутся, – не взыщите, здесь все и решим! – кричал в рупор Ратибор.

– Быстрее, быстрее! – кричали всадники.

Они уже видели, что кочевники, поняв, что пехоту перехватили, рассвирепели и решили броситься в атаку, чтобы всех наказать.

Проезжая мимо мёртвых всадников-кочевников, Ратибор к своему удивлению узнал одного. С остекленевшим взглядом, уставленным в небо, лежал Лукьян, бывший староста Изрога. Лицо его потемнело, а из шеи торчало оперение стрелы.

Ратибор сплюнул в сторону предателя.

– Собаке, собачья смерть! – произнёс он и пришпорил коня.

Толпа рабов сначала сменила направление в сторону оврага и ускорила движение. Зашелестели стрелы в воздухе, и со всех сторон начали раздаваться предсмертные крики смертельно раненых людей.

Крики раненых резанули душу Ярослава, и он на мгновение оцепенел.

– Сигнальщик, командуй: стрелки, вперёд! – отдал приказ он, сбрасывая оцепенение.

В небо взмыли несколько флагов: полукруг и треугольник.

Со стороны войск в ответ тоже подняли небольшие флаги, означающие принятие приказа.

Ярослав дождался ответных сигналов и махнул рукой. Раздался звук горнов, перекрывающий гвалт людей и ржание коней.

Ополченцы с луками и арбалетами двинулись вперёд. Завязалась перестрелка. Через полчаса, когда поток раненых значительно усилился, Ярослав скомандовал отход ополченцам.

– Сигнальщик, командуй: пикинёры, сомкнуть проходы! Арбалетчики, огонь залпами, по взводно!

В небо взмыли уже другие флаги – в виде квадратов, треугольников и кругов.

Взмах руки – звук горна – сотни людей пришли в движение. Пикинёры из каре перестроились в шеренгу, в первых рядах подняли щиты, задние ряды ощетинились длинными пиками. Арбалетчики оттянулись назад и начали бить залпами.

Перестроение пехоты произошло весьма вовремя: когда ополченцы начали отступать, кочевники приняли это отступление за бегство и ринулись за ними, обнажив мечи и доставая арканы. Проход был узкий, и толпа напирала; в такой сутолоке задние ряды не увидели коварного манёвра, и хотя передние ряды пытались остановиться, под давлением задних их выдавило прямо на лес пик.

Одномоментно раздался треск ломающихся копий, ржание коней, отчаянные крики десятков людей – и всё это слилось в единую какофонию смерти.

В какой-то момент битва даже затихла, раздавались только стоны раненых людей и лошадей – настолько эта бойня была ошеломительной для обоих лагерей.

Такое развитие событий шокировало степняков, и они начали срочно поворачивать коней, отступая.

Гулко бухнули залпы арбалетчиков, и прозвучала страшная команда командиров:

– Добить! – не сговариваясь, почти синхронно отдали приказ два командира.

По этой команде первый и второй взводы убрали арбалеты за спину, достали мечи и выдвинулись вперёд, чтобы прикончить раненых. После того как солдаты вернулись на место, воцарилась мёртвая тишина – в прямом и переносном смысле.

Затем кто-то из солдат изумлённо произнёс:

– Мы… победили?

И тут, как гром среди ясного неба, грянуло многоголосое:

– Урааааа! Ураааа! Ураааа!

Глава 13

После того памятного боя бойцам пришлось отразить еще два наката в тот день, но в ближний бой кочевники уже осмотрительно не вступали, и, несмотря на то, что в количественном отношении их было гораздо больше, обстрел с их стороны не приносил должного результата, поскольку уровень бронирования войск вятичей был довольно высок.

А вот залпы арбалетчиков каждый раз снимали свою кровавую жатву, болты били точно и каждый раз доставали либо всадника, либо коня.

Пока шла перестрелка, удалось вывести бывших рабов из оврага, в живых осталось семь сотен, но среди них было много раненых. И Ярослав принял решение отправить их в тыл, к башне.

К вечеру пришло срочное донесение, что на левом фланге замечен крупный отряд противника, который, по-видимому, ищет брод для переправы.

– Миролюб, выступай на левый фланг, нанеси им на переправе максимальный урон и отходите. Мстилаву передай приказ на отвод людей, и завтра с утра тоже уходите к башне, – отдал приказ легкой коннице командир.

– Ратибор, переходим ко второй фазе нашего плана. Сегодня ночью надо произвести отход; артиллерию, обоз и раненых начинай отводить уже сейчас, – сказал Ярослав.

– Есть!

Сворачивание лагеря прошло оперативно, и они смогли засветло выдвинуться на запасные позиции.

Основной отряд отходил уже ночью, в кромешной тьме, благо дорогу обоз уже накатал хорошую, и держать направление не составляло труда.

Миролюб на броде с утра встретил крупный отряд кочевников. Речушка в этом месте была небольшой, но с крутого берега лучникам удалось хорошенько проредить ряды противника, затем они отступили напрямую к третьей башне.

А кочевники двинулись в сторону холма, и каково же было их удивление, когда они увидели на холме своих соплеменников. Сначала они обрадовались, думали, что Гаяз все-таки смог сломить этих упрямых вятичей. Но ближе к обеду они поняли, что их противник отступил.

Вперёд отправилась разведка и вскоре сообщила, что вятичи встали в оборону возле одной из трех башен.

А в это время возле третьей башни царило радостное возбуждение. Бойцы Ярослава после ночного перехода трупами падали от усталости прямо там, где стояли, и Ярослав дал им отдохнуть. Ближе к обеду все начали просыпаться и стихийно образовывать небольшие группы, где еще и еще раз обсуждали свой по-настоящему первый бой и первую значимую победу.

Ратибор дергался, его такая разнузданность нервировала.

– Успокойся, Рад, пусть люди посмакуют победу. Впереди у нас еще много работы, они заслужили. Первую часть плана мы сыграли как по нотам, – сказал улыбающийся Ярослав.

– А что это такое – нота? – спросил Ратибор.

– Потом расскажу, начштаба, – махнул рукой Ярик и от души рассмеялся, глядя на недоуменное лицо друга.

Настроение его было приподнято. Житодуб доложил с утра расклад по раненым и убитым после первого боя: потери составили пятьдесят три человека убитыми в основном ополченцы и сто сорок четыре раненых, из которых лишь три десятка тяжелые.

После доклада медицинская служба с тяжелыми ранеными была отправлена к опорной крепости.

Потери противника были в разы больше, и это радовало, хотя численный перевес все равно оставался за ним.

К вечеру, когда страсти успокоились, отряд начал занимать боевые позиции. Оборона строилась следующим образом: в центре была третья башня, гарнизон которой значительно усилили, два батальона выдвинуты чуть вперед и перекрывали подходы к башне слева и справа. Ополченцы были распределены вдоль засечной черты, к этому времени, помимо засеки, здесь были оборудованы для защиты от обстрелов из досок ростовые щиты.

На следующий день кочевники нагнали их и сходу попытались наскочить на батальоны. Но мандража первого боя у солдат Ярослава не было, и они спокойно расстреливали кочевников из укрытий.

Ярослав на крыше башни тоже подстрелил несколько человек из арбалета.

А в это время резерв тяжелой конницы во главе с Ратибором пересек засечную черту возле пятой башни и устремился в сторону обоза противника. Они налетели на обоз как страшный ураган, убивая возниц и поджигая телеги, юрты, разрушая всё, до чего могли дотянуться. Спустя полчаса обоз был разорен, и к небу устремился громадный столб дыма. А всадники с такой же быстротой отступили.

Дым из лагеря заставил кочевников в тот день отойти.

Затем в течение недели шла смертельная игра в кошки-мышки: отряд Ратибора, усиленный легкой конницей, не давал Гаязу двинуться с места. Если кочевники не били в лоб оборонительные порядки, а пытались обойти с флангов, незамедлительно выдвигался сводный летучий отряд и бил или по обозу, или в тыл, или во фланг кочевникам.

В конце концов, своими действиями они сильно разозлили Гаяза. Половцы перегруппировались и решили бить в лоб, причем половина войска спешилась и под прикрытием щитов пошла на штурм в пеших порядках.

Предстояло второе крупное сражение. Битва началась утром. Люди Гаяза двинулись на порядки вятичей без хитростей, всей массой, прямо в лоб. Люди Ярослава ощетинились копьями, стрелки приготовили оружие и ожидали команды.

Ярослав невозмутимо наблюдал за полем боя с высоты третьей башни. Как военачальник он сильно вырос после первой битвы; теперь на практике опробован механизм управления. И этот механизм – его ученики, которых Ярик обучал уже третий год, – не подвели его, и теперь его уверенность ничто не могло поколебать.

– Сигнальщик, стрелки – огонь залпами! – скомандовал Ярослав и, дождавшись обратного сигнала, махнул рукой.

Засвистели болты и стрелы, вятичи открыли огонь по наступающим. В ответ конные кочевники рассыпались вдоль засеки и начали стрелять в ответ.

– Что скажешь, Ратибор, одолеем Гаяза? – спросил Ярик друга.

– Несомненно.

– Ты командуй, а я пойду к бойцам, спущусь, – хлопнул по плечу Ратибора Ярослав.

– Но я не умею, – запнулся Ратибор.

– Учись. А вдруг меня убьет стрелой, что тогда делать будете? – усмехнулся Ярослав.

Ярослав быстро спустился по лестнице и быстрым шагом направился в сторону первого батальона, подбодрил комбата.

– Бранислав, здрав будь. Как бойцы? – спросил он парня, бывшего охотником, но уже дослужившегося до звания командира батальона.

– Бойцы, сам директор нас посетил! Поприветствуем его! – гаркнул комбат в ответ.

– Ярый! Ярый! Ярый! – начали скандировать солдаты.

– Как видишь, ребята воодушевлены, – сказал комбат Ярославу с легкой усмешкой, хотя в ней чувствовалась определенная нервозность.

– Держитесь. Сегодня будет ой как непросто выстоять, но твои ребята выстоят, я знаю, – сказал с уверенностью в голосе Ярик и похлопал его по плечу.

Ярослав пошел ко второму батальону, а противник неумолимо приближался. Еще мгновение – и две людские массы сойдутся в смертельном контакте. Ярослав шел быстрой и уверенной походкой, а в это мгновение стрелы, словно испугавшись его воли, втыкались в землю возле него.

– Смотри, Ярый здесь! – пронеслось по рядам солдат.

– А ну, не отвлекаться! – гаркнул Чтибор, командир второго батальона.

– Ишь, дармоеды, директора не видели! Да он с вами вчера из общего котелка ел! А ну, не зевай, половец совсем близко! – проговорил он зычным голосом.

В этот момент кочевники подошли совсем близко, и один отряд кинулся в сторону батальона.

Раздались крики, гортанные возгласы кочевников, матерная брань вятичей, звон оружия и стоны первых раненых.

– Ребята, а ну, не боись! Слушай мою команду! Пикинеры, а ну сь колом! А ну, коли! – стал браво приказывать Чтибор.

По его команде пикинеры делали под шаг и делали выпад копьем, и за минуту кочевников смяли.

– Шаг назад! – продолжал Чтибор.

Бойцы по команде вернулись на исходную позицию, а перед ними распластались три десятка дерзких кочевников, вряд ли кто-то из них выживет.

– Вижу, у вас тут все хорошо устроено, – сказал Ярослав, пожимая руку Чтибору.

– Командир, обижаешь! – ухмыльнулся комбат.

– Надо выстоять сегодня, удержать позиции.

– Мы не отступим! – уже серьезно ответил Чтибор.

Он еще немного поговорил с командиром и пообщался с простыми солдатами.

Когда он говорил с одним из бойцов, левую щеку резануло болью. Он потрогал ее рукой и увидел кровь.

Глядя в круглые глаза солдата, произнес:

– Збышек, да не бойся ты так, до свадьбы заживет, – и улыбнулся.

В этот момент сигнальщики стали подавать команды: первому батальону приказывалось выдвинуть правый фланг вперед. «Обойти пытаются, – понял Ярик. – Вот Гаяз, собака, не дурак совсем». Он все больше проникался уважением к предводителю половцев.

Когда Ярослав поднялся на башню, две людские массы сшиблись в смертельном бою.

Батальоны держались, и волна отхлынула, отступила. Затем всадники за их спинами вновь погнали пеших на лес копий, словно почуяли слабину.

Батальоны держались, противник вновь отпрянул.

И в третий раз повторился накат.

– Ну, Гаяз, собака, сейчас ты у меня выкусишь! – Ярослав, почему-то начал гневаться и материться, чем даже удивил Ратибора, который не замечал такого за своим командиром ранее.

– Сигнальщик, приказ: артиллерия – огонь! – вскрикнул Ярослав.

Вверх взметнулся характерный флаг в виде двух кругов-колес лафета и посередине пушки, хотя со стороны он мог напоминать некий орган. Но через мгновение это уже мало кого стало волновать.

– Ваня, огонь! – махнул он рукой.

Бабах! Бабах!

Раздались нестройные выстрелы, словно гром среди ясного неба.

Спустя тридцать ударов сердца – вновь.

Бабах! Бабах!

Ветерок снес облако порохового дыма, а перед глазами дерущихся открылась страшная картина. Четыре выстрела скосили десятки кочевников, словно корова языком слизала. Люди опешили, такого чудовищного урона никто не мог представить даже в страшном сне.

– Сигнальщик, приказ: артиллерия – огонь! – вскрикнул Ярослав.

Мгновение – протрубил горн.

Бабах! Бабах!

И кочевники дрогнули, и дух их был сломлен. И, несмотря на то что они практически проломили ряды вятичей, им все равно пришлось отступить.

А солдаты Ярослава взревели:

– Ярый! Ярый! Ярый!

Ярослав горько ухмыльнулся, картина десятков трупов на поле боя – как его людей, так и противника – его абсолютно не радовала.

– Ратибор, переходим к третьей фазе. Командуй отход к «опорнику». Уходим в ночь, – приказал он.

Ночью, уже по отработанной тактике, войска ушли к опорной крепости.

Несмотря на разрушительный разгром, Гаязу удалось восстановить контроль над ордой, хотя войско уполовинилось к изначальной численности. Утром следующего дня разведка донесла, что войско вятичей бежало, и, судя по следам, уходил отряд численностью всего в несколько сотен, остальные разбежались кто куда. Гаяз нутром чувствовал, что его войску не хватило буквально каких-то крох, чтобы додавить и сломить этих проклятых вятичей, а потом бы они отыгрались за всех его погибших соплеменников. Такой шанс упускать нельзя.

Гаяз отдал приказ, и, несмотря на страх перед волшбой вятичей страх перед Гаязом был больше, орда вновь пустилась в погоню.

К обеду они обнаружили войско противника. Вятичи стояли как ни в чем не бывало возле крупной башни или, правильнее сказать, небольшой крепости, вокруг которой было множество укреплений.

Когда вперед выдвинулись эти странные повозки с металлической трубкой, а в небо взметнулся вновь знакомый флаг, тут Гаяз все понял. Они попали в ловушку.

Бабах! Бабах!

Несмотря на то что расстояние до вятичей было далеко где-то три полета стрелы, порядка трех десятков всадников скосило.

И тут началась паника. Кочевники бросились врассыпную, а со стороны из-за крепости за ними выдвинулся большой отряд конницы.

К вечеру, настегивая коней, они достигли рубежа засеки, но и тут их ждал неприятный сюрприз, проходы сквозь башни были перекрыты отрядами вятичей. По всей видимости, крупный отряд спрятался в башне. Кто-то из кочевников бросился на прорыв, но, дойдя до сотни метров до вятичей, кони падали, словно подкошенные.

Ярослав верхом на коне догонял во главе своего конного отряда беглецов. Третий этап подходил к завершению. Остался последний штрих.

– Мне нужен Гаяз! Пусть выйдет, поговорим! – кричал в рупор Ярослав.

Ярослав отметил про себя, что ловушка захлопнулась, как он и рассчитывал. План его был прост, но рискован одновременно: при отходе к «опорнику» он оставил значительные силы в трех башнях; в них набилось по сотне в каждую. Сделать с башней кочевники ничего не могли, и, как рассчитывал Ярослав, они пустились в погоню. После же того как орда прошла мимо, солдаты начали массированно минировать местность «чесноком». «Чеснок» – небольшой четырехконечный металлический шип, если его бросить на землю, то один шип всегда будет направлен вверх, а остальные составят опору. Ящики с «чесноком» были уже давно заложены в башни и ждали своего часа. И вот он пришел. Это средство обороны отлично зарекомендовало себя против кавалерии.

– Чего ты хочешь, урусс? – вперед выехал всадник в богатом облачении, в ламелярном бронзовом доспехе.

– Если ты не гордец, то я хочу дать тебе возможность сохранить жизни твоих солдат, – громко, чтобы слышали его солдаты, сказал Ярослав. – Вы проиграли, и ты понял это. Ты не дурак, Гаяз, но твои воины храбро сражались, и это достойно уважения, – уже спокойно, глядя в глаза, продолжил он. – И у меня найдется для таких воинов работа и достойная оплата. Мне нужен союзник в степи, и им можешь стать ты, Гаяз, – закончил Ярослав.

Глава 14

Душа Гаяза металась в смятении. Каждое его слово о детях, о родных кочевьях – звучало фальшиво и низко в собственных ушах. Как он ненавидел себя в этот миг, предающего не только воинскую честь, но и саму душу степи! Возле второй группы старый вождь, вынимая саблю, с силой плюнул под ноги коню Гаяза. В этом молчаливом презрении воплотились все его муки. Душа бывшего степного волка ушла в пятки, и ничто уже не могло ее поднять.

У третьей группы вспыхнул бунт. Молодые воины во главе с Кереем вскинулись как один, схватившись за оружие, когда Гаяз произнес роковые слова.

– Ты ведёшь нас на убой, как овец, – сквозь зубы выдохнул Керей. Молодой предводитель небольшого племени стоял, ощетинившись, а за ним, два десятка горящих глаз.

– А мы не овцы. Мы степные волки. Понимаешь?

– Сложи оружие, Керей. У тебя нет шансов, – глухо ответил Гаяз, не отрывая взгляда от земли перед холкой своего коня.

В этот миг Ратибор, командир вятичей, спокойно поднял руку вверх.

Из-за шеренги пехотинцев выдвинулись арбалетчики. Сухо, без единого крика, защелкали механизмы. Это был звук неотвратимой смерти.

– Мы не сдадимся этим псам! – крикнул Керей, и пятеро самых отчаянных выхватили сабли, сделав шаг вперед. Это был не бросок, а жест. Жест отчаяния.

– Ну и дурак, – беззлобно, почти с сожалением произнес Ратибор и махнул рукой.

Воздух густо загудел. Тяжелые болты со стуком вонзились в тела. У Керея сабля выпала из руки, в груди торчало три темных оперенных стержня, еще один из шеи. Алая кровь быстро заливала потрепанный кожаный доспех, становясь темно-бурой. Он сделал шаг, другой, силы утекали вместе с жизнью. Упал на колени, захрипел, изо рта вырвалась кровавая пена.

– Гаааяз… кхм… ты пред… – голос захлебнулся. Он завалился на бок. Глаза, еще секунду назад полыхавшие ненавистью, быстро остекленели, уставившись в низкое осеннее небо.

Остальные воины бросили оружие разом, с глухим лязгом. Арбалетчики, словно по команде, сделали четкий шаг назад. Воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь шелестом ветра в сухом ковыле. Запахло сырой землей, и с неба начал накрапывать холодный осенний дождь.

Лицо Гаяза было серым, как пепел. Он отвернулся от тела соплеменника. По его щекам катились капли. Сложно было сказать, где дождь, а где слезы бессильной ярости и стыда. Он глубоко, содрогаясь, вдохнул, сжал поводья до боли в костяшках. Затем выпрямил спину и поехал к остальным отрядам.

Когда вопрос устройства пленного войска был решен, Гаяза и десяток наиболее авторитетных предводителей под конвоем сопроводили в Изгрог.

Сказать, что они были удивлены, это значит не сказать ничего. У воинов степей случился настоящий культурный шок. Всего три года назад здесь была жалкая деревушка, а теперь их взору предстал громадный, по их меркам, город, не уступающий княжеской столице.

Город раскинулся на двух берегах реки. Основная часть теснилась на высоком берегу. Дома стояли странные, срубленные не из привычных бревен, а собранные из досок. Как объяснил проводник, это Ярослав на третий год внедрил «каркасное строительство»: стены делали из двух слоев досок, а пустоту между ними забивали соломой. Снаружи дом обмазывали глиной и белили известью, внутри выкладывали кирпичную печь, а крышу крыли черепицей. Такие жилища, как оказалось, были очень теплыми и пожаростойкими. Но главное, они обходились дешево и возводились быстро.

Квадраты этих белых домиков лежали удивительно ровно, прорезанные прямыми улицами, часть которых уже была замощена красной плиткой. Рядом ютились и привычные деревянные срубы, и полузабытые землянки, и даже несколько кирпичных зданий. Все это обносила недостроенная кирпичная стена, у которой, несмотря на позднюю осень, кипела работа. От города в разные стороны расходилась паутина наезженных дорог. Над крышами вились дымки из печных труб, а по реке сновали десятки странных лодок с колесами по бортам. Город походил на растревоженный улей: люди куда-то спешили, что-то несли, над улицами стоял непрерывный гул.

Изгрог был городом резких контрастов и одной большой, не утихающей стройки. Чувствовалось, что даже зима не остановит его кипучую деятельность – бесконечные вереницы саней так и будут тянуться в город и из него.

Люди, встречавшие Ярослава с гостями или пленниками, статус Гаяза пока был неясен ему самому, почтительно раскланивались юноше и выкрикивали здравицы.

– Будь здрав, староста! Будь здрав, директор! – доносилось со всех сторон.

Их расположили в странной, чистой корчме, которую местные почему-то называли «гостиницей». Сначала накормили и напоили досыта, затем повели в баню и наконец уложили спать, каждого в отдельной комнате. Гаяз не смог сомкнуть глаз, несмотря на то что это было самое комфортное место, в котором он когда-либо бывал. Он метался в мыслях всю ночь. Неужели слухи о том, что этот Ярослав прикоснулся к небесам, правда? Но разве может простой смертный воздвигнуть такой город за три года? Зачем он пощадил их? Зачем привёл сюда? Вопросы роились в его голове до самого рассвета.

А утром за ними пришли и проводили в штаб, большое здание на окраине города, рядом с казармами.

В штабе за длинным столом восседал сам Ярослав в окружении десятка своих людей.

– Располагайтесь, друзья мои. Гаяз, садись сюда, поближе, – начал Ярик.

– Аяс, ты будешь переводить, – указал он на парнишку со славянской внешностью, когда-то захваченного в плен кочевниками. Видимо, его ещё мальцом взяли в рабство, и он в совершенстве знал оба языка. Из кочевников же Гаяз и ещё двое вождей неплохо понимали речь вятичей.

Началось знакомство. В течение последующих двух дней Ярослав расспрашивал их буквально о каждой мелочи их жизни. При этом, что очень удивило Гаяза, он каким-то невероятным способом сумел сбить спесь с его строптивых соплеменников. Теперь они по первому слову юноши вставали и обстоятельно рассказывали всё, что знали. А люди Ярослава старательно записывали каждое слово на бумагу. На второй день в зал внесли странную раму, на которой висел большой лист. Это оказалась карта, и теперь, опрашивая вождей, где они кочевали и какие племена встречали, всё это тщательно наносили на холст значками и линиями.

Затем последовали индивидуальные встречи, где с каждым предводителем беседовали отдельно, вникая в детали жизни его рода. Потом был объявлен перерыв на три дня, позволивший навестить своих воинов. Те были живы-здоровы, обустроены сносно и при должном запасе провианта могли бы и перезимовать в таком положении.

А в это время в штабе, помимо встреч с пленными, кипела настоящая работа ума, шел мозговой штурм. Так, в один из вечеров, когда большая часть сведений была выжата из вождей, началась бурная дискуссия.

Длинное и широкое помещение тонуло в полумраке. Десятки новых парафиновых свечей в жестяных подсвечниках коптили, отбрасывая на стены причудливые, пляшущие тени от жестикулирующих людей. Ярослав устало потер виски. Они бились над судьбой кочевников уже не первый час, но к единому мнению прийти не могли. Давить авторитетом и решать единолично он не хотел – понимал, что у его команды должна быть общая убежденность, иначе всё рухнет.

– Я вам говорю, это плохая идея – присоединять к себе этих волков! – горячо, как всегда, начал брат Мстислав.

– Как вы представляете? Они забудут десятки лет вражды и станут честно держать договор?

– Яр, ну скажи! Мы с тобой разве забудем, как они отца нашего убили? – сдавленным голосом, полным злости и боли, он глянул на Ярослава.

– Они – не они, – перебил, махнув рукой на юг, дед Митяй.

– Сам на допросах был. Племён там сотни, и они друг друга режут почём зря. Но вопрос в другом: что с этой оравой делать? Прокормить зиму не сможем. А отпустить сейчас, они до снегов не уйдут, помрут все. Тупик.

– Неужели тебе не хватило крови в трёх сечах? – спросил с тихой укоризной Ратибор, глядя прямо на Мстислава.

Тот набычился, отвернулся, сел полубоком.

– Да я б их всех… – процедил он сквозь зубы. – Вот и весь ответ.

– Убьёшь этих – придут другие. Пора порвать этот круг, – горячо вступил Ярослав.

– Как бы тяжело ни было, но мы с тобой уже не дети. Нам по пятнадцать-шестнадцать, да. Но думать надо о всей общине, обо всех этих людях! – Он широко обвёл рукой, будто указывая на спящий за стенами посёлок.

– Ты сам прекрасно знаешь, сколько нам кожи, соли и шерсти нужно! – поддержал его Тихомир, отвечавший за склад.

– Где взять, как не у них?

– А мне нужна лёгкая конница, – методично добавил Ратибор. – Ты прекрасно видел наши слабые места в битве. Без конных разъездов мы слепы.

Спорили до хрипоты, до глубокой ночи. Когда совещание стало расползаться, Ярослав кивнул брату: «Останься».

Когда они остались одни в опустевшем, пропахшем воском и дымом зале, Ярослав подошёл к Мстиславу. Тот стоял, насупившись, глядя в потухающие угли в печи. Ярослав обнял его за плечи.

– Скучаешь по ним?

– Да… – сорвался у Мстислава шёпот, и всё его тело затряслось от беззвучных, давно копившихся слёз.

– Он там, на небе, смотрит на нас. И он был старостой – он знал, что судьба общины важнее личных обид, – тихо сказал Ярик.

– Я это знаю. И мне от этого ещё тошнее.

– Всё будет хорошо. Доверься мне. Но мне нужна твоя поддержка. Я могу на тебя рассчитывать? – спросил Ярослав, глядя брату в лицо.

Мстислав освободился из объятий, грубо вытер лицо рукавом рубахи. И ответил твёрдо, будто и не было этой минутной слабости:

– Да, брат. Я с тобой.

Спустя неделю степняков вновь собрали в штабе.

– Друзья мои! – начал Ярослав, и Аяс тут же начал перевод. – Друзья мои! Рад видеть вас всех здесь. Я собрал вас, чтобы предложить союз.

Он сделал паузу. В зале воцарилось напряженное молчание.

– Да, да, именно союз, вы не ослышались, – продолжал Ярик, раскрыв ладони в широком жесте и растянув губы в самой благожелательной улыбке, на какую только был способен. Гаяза передернуло от этой актерской игры. Шрам на щеке Ярослава лопнул, и по лицу покатилась алая капля, словно он плакал кровью.

– Половцы и вятичи воюют друг с другом множество столетий. Пора положить этому конец. Тем более что наши воины прекрасно дополнят друг друга: железная пехота вятичей и быстрая конница половцев. Дикое Поле не устоит перед таким натиском. Оно станет нашим! – вещал директор, рисуя будущие перспективы.

– Врешь ты всё! Дикое Поле никому не удавалось покорить! – выкрикнул один из кочевников на своем наречии.

– Молчи! – рявкнул Гаяз, а сам уставился на Ярослава. – Какие условия ты предлагаешь?

– Честное партнерство. Ваши кочевья присоединяются к нашему… предприятию. Старшие вожди войдут в совет директоров. Мы организуем взаимодействие. Вам будут поставлены задачи по выпасу скота, выделке шкур, овчине, по вашей специальности так сказать, – уже по-деловому перечислял Ярик. – Затем организуем военную службу: здесь мы частично смешаем войска, я объясню позже. Также за вами закрепят торговлю со всеми южными кочевьями и почтовую службу.

Затем Ярослав подробно расписал все права, обязанности, особо остановившись на штрафных санкциях и коллективной ответственности.

– Вопросы? – спросил он, обводя взглядом замерших вождей.

– А что будет с теми, кто откажется? – спросил Гаяз.

– Отпустим. Нас рабы не интересуют. Взамен их жизни заберём оружие и коня, – холодно ответил Ярик.

Затем ещё часа четыре шли жаркие дискуссии, уточнялись детали, вносились поправки в условия партнерства.

Когда факелы начали сильно чадить, а голоса у участников охрипли, Гаяз поднял руку.

– Хватит. Ум за разум заходит. Мы не ваши писцы, чтобы до рассвета крючки выводить. Дайте нам побыть с мыслями.

Наконец, окончательно вымотавшись, решили сделать перерыв до утра. На следующий день все предводители, кроме одного самого молодого и горячего, скрепили договор печатями. Отказника, как и обещали, отпустили, отобрав оружие и коня. Он ушёл в степь один, не оглядываясь, а остальные смотрели ему вслед с каменными лицами.

Затем был пир. Большой, шумный, с тушёной бараниной и хмельным мёдом. Застолье было нужно Ярославу как политический акт, скрепить союз общей трапезой. Но вышло оно нервным и натянутым. Вятичи и половцы сидели по разные стороны длинных столов, поглядывая друг на друга исподлобья. Братство через силу не рождается.

Перелом наступил поздно, когда огни стали догорать. Какой-то седой вятич, хмельной и уставший от многодневного напряжения, неуклюже, себе под нос затянул протяжную песню о пахаре, о чёрной земле-кормилице. Ему шикнули, но он не умолкал, уставившись в стол. И тогда один из половецких юношей, племянник Гаяза, сидевший всё время с потухшим взглядом, вдруг вздрогнул. Не глядя ни на кого, тихо, срывающимся голосом, он подхватил мотив, но уже своими словами – о бескрайней степи, о вольном табуне под холодными звёздами.

В воздухе что-то дрогнуло и оборвалось. Наступила мёртвая тишина. А потом кто-то с другой стороны стола, уже неважно, чей, тихо присвистнул, подбирая знакомый напев. И напряжение, как натянутая струна, лопнуло, растворившись в гуле недоумённых вздохов, покачиваний головой и робких, первых за весь вечер вопросов: «А как эта песня у вас дальше?..»

Братства не случилось. Но появилась первая, хрупкая трещина во взаимной глухой стене недоверия.