Текст книги "Президент Всея Руси (СИ)"

Автор книги: А. Полевой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Среди собравшихся бояр раздались голоса. Один из них, старший и опытный воин, поднял руку:

– Мы должны собрать все силы и подготовить отряды. Но без надёжного тыла мы не сможем рассчитывать на успех. Нам нужны запасы продовольствия и оружия.

Другие бояре поддержали его, но Ярослав заметил, что некоторые из них старались умалить значение выступившего, переглядываясь и шепча друг с другом. Для них заниматься логистикой и тылом было делом позорным, и они не хотели занимать это место.

Когда обсуждение продолжилось, Ярослав решил, что пришло время действовать. Он поднялся и, собравшись с духом, произнёс:

– Князь, уважаемые бояре, я хотел бы предложить свои услуги в организации логистики и тылового обеспечения нашего похода. Я имею опыт в торговле и знаю, как правильно распределить ресурсы и наладить снабжение.

Некоторые бояре недовольно переглянулись, и один из них, с насмешкой в голосе, произнёс:

– Ты, Ярослав, ещё молод. Как ты можешь справиться с такими важными делами? Заниматься тылом это дело для старших и опытных воинов, а не для юнца.

Ярослав, почувствовав, что его пытаются задвинуть, лишь усмехнулся про себя. Он знал, что его истинная цель обеспечить своих людей всем необходимым, и мнение князя и бояр его не волновало. Он обратился к князю:

– Князь, я понимаю, что для многих знатных воинов заниматься тылом это просто позор. Но именно в этом и заключается моя сила ведь я по сути юн и не являюсь воином, вышел так сказать из простых, это не уронит моей чести. Я могу организовать всё так, чтобы наши воины были обеспечены всем необходимым.

Князь, слушая Ярослава, задумался. Он понимал, что в условиях предстоящей войны важно иметь надёжного человека, который сможет организовать тыл.

– Ярослав, – произнёс князь, – если ты так уверен в своих силах, то я готов дать тебе шанс. Но ты должен доказать, что сможешь справиться с этой задачей.

Ярослав почувствовал, как в нём загорается надежда.

– Я приму это испытание, князь – сказал он, стараясь скрыть волнение в голосе.

Совет продолжился, но Ярослав уже чувствовал, что его слова были услышаны. Он понимал, что впереди его ждёт много работы, но теперь у него была возможность пролавировать в предстоящей нелегкой битве.

Когда совет завершился, Ярослав вышел из зала, обдумывая свой план. Он знал, что это назначение – не просто возможность проявить себя, но и шанс минимизировать потери своего отряда в предстоящем походе. Теперь ему нужно было продумать каждую деталь, чтобы превратить это назначение в свою выгоду и укрепить позиции своего отряда. И самое главное постарается вывести из-под удара вражеского войска своих людей.

Глава 17

Время шло поход откладывался, Ярослав организовал постовую службу и полностью продумал снабжение отряда. Тут он конечно развернулся на полную катушку, и он без зазрения совести стал обирать Рязань поставляя в первую очередь свою продукцию через подставных купцов, благо таких было весьма много после истории с фьючерсами. Но в целом задачу по снабжению он выполнил. Тут хорошо сработала его идея с деревянными рельсами к августу она была проложена до Рязани и после сбора урожая первые конные составы пошли в город.

И вот в первой декаде сентября войско тронулось, к этому времени Ярослав значительно перетасовал свой офицерский состав, а так же солдатский. Значительно увеличив количество легкой конницы.

Серое небо нависло над землёй, словно тяжёлый полог, но осенний воздух был тёплым и влажным, наполненным запахом листвы и сырой земли. Солнце, скрытое за плотной пеленой туч, лишь изредка пробивалось слабыми бликами, оставляя мир в приглушённых, будто выцветших красках. Леса по сторонам дороги стояли оголённые, чёрные ветви тянулись к небу, словно моля о милости, а под ногами войска хрустел бурый ковер из опавших листьев.

Войско двигалось неспешно, растянувшись по дороге длинной змеёй. Кони фыркали, разгребая копытами грязь, а люди шли, кутаясь в плащи и тряпки, хотя холод ещё не пробирал до костей. Доспехи звенели глухо, без привычного боевого лязга это сырость приглушала звуки. Щиты, покрытые плотной кожей, отсырели, а древки копий потемнели от влаги.

Тяжёлые повозки, гружённые мешками зерна, бочками с водой и солониной, скрипели и увязали в размокшей дороге. Колеса, обитые железными обручами, врезались в грязь, оставляя глубокие, неровные колеи, которые тут же заполнялись мутной водой. Быки, запряжённые в дышло, напрягали жилистые шеи, упираясь в ярмо, их широкие ноздри раздувались от усилия. Погонщики покрикивали на них, пощёлкивая кнутами, но не били надо сберечь силы путь предстоял еще долгий.

Возле особо топких мест воины подходили к обозу, упирались плечами в борта и с хриплыми возгласами помогали тянуть. Дерево скрипело, верёвки натягивались, как тетивы, а грязь чавкала под сапогами. Иногда повозка оседала набок, и тогда раздавалось отборная ругань – приходилось раскидывать груз, подкладывать жерди под колёса, снова впрягаться и тянуть, пока пот не заливал глаза.

В воздухе стоял густой запах скота, сырой древесины и человеческого пота. Из-под колёс летели комья грязи, пачкая одежду и доспехи тех, кто шёл рядом. Но никто не роптал, потому что все понимали без этих мешков с мукой, без этих бочек с водой и вяленой рыбы войско далеко не уйдёт.

Иногда повозка попадала в колею, оставленную предыдущим обозом, и тогда движение становилось чуть легче. Но ненадолго, впереди снова ждали рытвины, лужи и размытые дождём склоны. А за спиной, на уже пройденной дороге, оставались лишь глубокие следы, словно шрамы на теле земли.

Осень не спешила отдавать землю зиме, и в этой странной, тёплой мгле таилась тревога, будто сама природа затаила дыхание перед грядущей битвой.

Движение шло вдоль реки Оки на восток, а затем север в сторону города Муром

Наше войско подошло к месту первым, тут удачная позиция сама просилась в руки. Слева, за неширокой речкой Талой, стеной стоял древний лес, чёрный от осенней сырости. Справа, за пожухлой луговиной, мерно дышала Ока, её темные воды медленно катились к далёкому Мурому. А прямо перед ратью расстилалось озеро Сомша, оно было неглубокое, с топкими берегами, идеальный рубеж для обороны.

– Становись! – разнёсся зычный голос князя, и войско быстро заняло позиции.

Ярослав, отвечавший за снабжение, разбил лагерь в тылу, на безопасном расстоянии, но так, чтобы в случае необходимости быстро поддержать основные силы. Здесь, среди повозок с припасами и резервного снаряжения, кипела своя работа, подвозили провиант, чинили сбрую, пересчитывали запасы продовольствия.

Тем временем вперёд, к основному войску, уже укрепившемуся у озера Сомша, двигался отряд разведчиков под началом Миролюба. Эти были лёгкие, быстрые воины, привыкшие к опасной работе разведчиков.

Но самое неожиданное это то, что они везли с собой. Два орудия, прикрытые холщовыми полотнищами, тащили на специальных лафетах, запряжённых парой крепких лошадей. Десяток картечных зарядов, да негусто, но достаточно, чтобы в решающий момент посеять хаос в рядах противника. Битва с Гаязом это уже показала.

– Передайте князю, стрелять будем только по его команде – наказал Ярослав Миролюбу перед отправкой.

А в тылу Ярослав, прислушиваясь к доносящимся от озера приглушённым звукам, лишь мрачно усмехнулся:

– Ну что ж, гости идут... Пора встречать.

Ярослав, будучи человеком осторожным по своей сути, не стал отправлять все орудия на передовую. Два из них остались в тыловом лагере. Они прикрытые пропитаной воском холстиной, стояли наготове рядом с повозками, окружённые плотным кольцом охраны.

– Пусть думают, что у нас только те два ствола у озера , – провёл ладонью по холодному металлу одного из орудий Радогор, коренастый детина с обожжённым лицом, которого прозвали в отряде Огнедаром .

– Именно , – кивнул Ярослав, окидывая взглядом лагерь. Если прорвут нашу линию у Сомши или попытаются зайти с фланга через лес – встретим их вот этим . Он похлопал по ближайшему орудию, и глухой звук разнёсся по стоянке.

Заряды лежали в деревянных ящиках. Возле каждого орудия дежурили два пушкаря и помощники.

Где-то впереди, у озера, уже слышались первые крики и звон оружия, похоже разведка столкнулась с передовыми вражескими дозорами. Но здесь, в тылу, пока царила напряжённая тишина, прерываемая лишь фырканьем коней и скрипом колес у повозок.

Ярослав подошёл к краю лагеря, откуда между деревьями виднелась гладь озера.

– Готовьте резерв. Как только Миролюб подаст сигнал – выдвигаемся .

Орудия в тылу молчали, но их молчание было обманчивым – оно таило в себе гром будущей битвы и невероятный ущерб.

День догорал, окрашивая свинцовые воды Сомши в багровые тона. Основного сражения так и не произошло, лишь перестрелки вперемешку с короткими стычками передовых дозоров. То там, то здесь вспыхивали локальные схватки, наши разведчики под командой Миролюба сталкивались с вражескими лазутчиками, обменивались ударами копий, парой стрел – и вновь расходились, как волки, пробующие силу друг друга.

У озера, где стояли основные силы, воины по-прежнему держали строй, но напряжение немного спало. Кто-то даже присел на корточки, доставая из-за пазухи краюху хлеба. Всадники спешились, давая коням передохнуть. Лишь у двух тщательно замаскированных орудий пушкари не теряли бдительности, то и дело поглядывая на противоположный берег, где в сумерках уже замигали вражеские костры.

В тылу у Ярослава тоже было относительно спокойно. Мстислав лично обошел караулы, проверив, все ли на местах.– Не сегодня, – проворчал Ярослав, наблюдая, как последние отсветы заката гаснут над лесом. Завтра будет жарко.

Где-то в темноте, на нейтральной полосе между двумя станами, еще слышались редкие крики, лязг оружия – то ли очередная разведка столкнулась, то ли кто-то из дозоров решил прощупать оборону под покровом темноты. Но это уже не имело значения.

Холодный рассвет только-только размыл сизую пелену тумана над озером, когда вражеские рога прорезали утреннюю тишину. Всеволод Большое Гнездо, не став тратить время на манёвры, обрушил на наши позиции первый мощный удар.

Сквозь чащу леса и вдоль берега Талой реки хлынули плотные порядки вражеской пехоты, тяжело вооружённые гридни в кольчугах, с топорами и щитами, сомкнутыми в стену. За ними двигались лучники, осыпая наши ряды тучей стрел. Земля дрожала от топота сотен ног, а воздух наполнился рёвом боевых кличей.

– Щиты вперёд! Копья на руку! – прокатилось по нашим рядам.

Первая линия встретила врага железной оградой копий. Лязг металла, хруст ломающихся древков, рёв сшибающийся воинов – всё слилось в единый гул битвы. На флангах завязалась рубка это конница Всеволода пыталась зайти сбоку, но наши, используя топкий берег Сомши как естественную преграду, отбивали атаки.

Вражеский натиск был яростен. Под напором превосходящих сил наши воины начали медленно пятиться, сжимая ряды. Княжеские дружинники Всеволода, покрытые потом и кровью, рвались вперёд, чувствуя запах победы.

– Держать строй! Ни шагу назад! – гремели голоса сотников, самих втянутых в кровавую мясорубку.

Над полем боя уже стоял густой смрад – смесь пота, крови и влажной земли.

Первый натиск захлебнулся в грязи озёрного берега. Вражеские дружины отхлынули, оставив перед нашими щитами груды тел но ненадолго. Едва наши воины успели перевести дух, заменить пробитые щиты и отвести раненых в тыл, как снова загудели вражеские рога.

Всеволод, недовольный заминкой, бросил в бой свежие силы. На этот раз он ударил одновременно в центр и по флангам, заставив наши ряды дрогнуть под напором новых воинов.

– Орудия – огонь!

Грохот разорвал воздух. Два чёрных жерла плюнули дымом и картечью, врезаясь во вражескую пехоту. В первых рядах образовались кровавые прогалины.

– Мало... Эх, мало, зарядов! – прошипел один из пушкарей, уже заряжая новый заряд.

Бой превратился в мясорубку. Наши держались, но шатко, как подкошенный дуб, который ещё стоит, но уже дрожит под ударами топоров. Всеволод, видя это, не отводил войска, методично перемалывая наши силы.

Внезапно с востока, где густой лес расступался к пойме Оки, донесся топот сотен копыт. На опушке показались всадники в островерхих шлемах, с кривыми саблями наголо это волжские булгары. Их кони, низкорослые и выносливые, легко преодолели топкие берега ниже по течению, куда их навел Всеволод. Теперь орда выходила в тыл основным силам рязанцев, угрожая замкнуть кольцо окружения.

Передовой разъезд Ярослава успел проскочить в лагерь буквально под носом у кочевников.

– Булгары! – задыхаясь, докладывал старший разведчик. – Их не меньше пяти сотен. Идут по нашему следу!

Ярослав резко поднял голову, моментально соображая . Всеволод схитрил, пока его дружины давили с фронта, степняки должны были ударить с тыла и перерезать пути к отступлению.

– Разворачивать орудия на восток! – рявкнул он, хватая щит. – Щитовую стену у повозок! Лучникам – занять возвышенность!

Лагерь превратился в крепость. Бойцы сцепили телеги, образовав импровизированную стену. Два резервных орудия теперь смотрели в сторону леса, откуда уже выкатывались первые всадники.

– Огонь!

Грохот разорвал воздух. Картечь выкосила передовые ряды булгар, смешав коней в кровавую кашу. Но степняки не дрогнули, они рассыпались в лаву, налетая со всех сторон.

– Копья! – Ярослав встал в первую линию, подняв меч. – Русские не сдаются!

Два орудия Ярослава гремели без остановки, выкашивая целые ряды булгарской конницы. Дым застилал поле, смешиваясь с пылью и паром от разгорячённых коней. Каждый залп оставлял после себя груды тел, но кочевников было слишком много – они шли волна за волной, не давая пушкарям передышки.

Отряд Ярослава медленно пятился к лесу, сжимаясь в плотную щитовую стену. Мстислав, окровавленный, с выбитым глазом, рубил кривой булгарской саблей, подхваченной с земли.

– Держаться! – хрипел он, но голос его тонул в рёве боя.

И в этот момент новая беда – часть булгар, проскочив вдоль берега, врезалась в тыл рязанского войска.

Удар был сокрушительным.

Роман Глебович, рязанский князь, пытался перестроить ряды, но было уже поздно. Видя летящую на них конницу, воины дрогнули. Первые побежали ополченцы с флангов – затем паника перекинулась на дружину.

– Стой! Стой, смерды! – орал князь, но его никто не слушал.

Войско превратилось в бегущую толпу. Кто-то бросал щиты, кто-то пытался переплыть Оку, кто-то падал, сражённый булгарскими стрелами.

Ярослав, увидев это, понял, битва проиграна.

– К лесу! – скомандовал он остаткам своего отряда. – Прорываемся к чащобе, там оторвёмся!

Но булгары уже окружали их, зная что бежать некуда.

Над полем боя стоял стон раненых, а вода в Оке медленно краснела...

Среди всеобщего хаоса и бегства, как скала среди бушующих волн, стоял Мстислав – младший брат Ярослава. Его дружина, окружённая со всех сторон, сжалась в последний живой щит, прикрывая отступающих.

– Ни шагу назад! – гремел его голос, заглушая топот коней и предсмертные крики.

Он бился как одержимый. Его меч, зазубренный от ударов, рубил булгарских всадников одного за другим. Кровь заливала лицо, доспех был изрублен, но он продолжал стоять, отбивая атаки.

Когда пал последний из его дружинников, Мстислав остался один перед лавиной врагов.

– Так не достанусь же я вам живым!

Собрав последние силы, он рванулся вперёд, не в бегство, а в свою последнюю атаку.

Три всадника рухнули замертво, сражённые его яростным натиском. Четвёртый, могучий булгарский воин, метнул в него копьё. Оно пробило грудь насквозь.

Мстислав пошатнулся, но не упал. Опершись на меч, он поднял голову, глядя в сторону леса, где скрывались остатки рязанцев.

– Бегите, брат... – прошептал он, будто Ярослав мог его услышать.

И тогда враги набросились на него.

Когда всё было кончено, булгары, привыкшие к жестокости, в молчании раздвинулись перед его телом. Даже они понимали что такие воины достойны уважения в любом бою.

А над полем, где погиб Мстислав, кружили вороны, словно провожая его душу в небесную дружину.

Он пал – но не сдался.

Дым и пыль застилали поле боя, смешиваясь с предвечерним туманом. Ярослав, с окровавленным мечом в дрожащей руке, смотрел туда, где только что пал его брат. Мстислав. Его щит был разбит, броня изрублена, но он стоял до конца, пока булгарские стрелы не нашли его сердце.

– Нет… – хрипло вырвалось у Ярослава.

Боль, острее любого клинка, пронзила грудь. В душе образовалась пустота. Он даже не успел подбежать к нему, не успел закрыть ему глаза, не успел сказать последнее слово. Да я рослав был из будущего, но пранишка за эти четыри года стал ему родным.

Ярость и отчаяние.

Он рванулся вперёд, не разбирая дороги. Его воины, те, кто ещё держался рядом, пытались удержать его, но он вырвался.

– На них! ЗА МСТИСЛАВА!

Его меч, залитый кровью, рубил без устали. Он не чувствовал ударов, не замечал ран. Лишь гнев, лишь месть.

Один. Второй. Третий булгарин пал под его ударами. Но их было слишком много.

Последний удар

Сначала он не понял, что ранен. Лишь внезапная слабость в ногах заставила его осесть. Затем жгучая боль в спине. Он удивлено посмотрел и увидел копьё.

Ярослав оглянулся. Молодой булгарский воин, с перекошенным от ярости лицом, выдернул древко, готовясь добить.

Ярослав попытался подняться и не смог. Ноги не слушались. Кровь хлестала из разорванных ран.

Последний взгляд, он упал на колени. Перед глазами плыли тени: Мстислав, Радогор, воины, что полегли сегодня.

Где-то рядом слышался топот коней, крики, лязг оружия. Но для него всё стихало.

– Прости, брат… я… не уберёг…

Меч выпал из ослабевших пальцев.

Булгары уже спешились, подходя к нему. Но он не видел их.

Глава 18

Темнело. Лес стоял черной стеной, ветви хлестали по лицам, корни цеплялись за ноги. Остатки отряда Ярослава пробирались сквозь чащу, торопливо, безмолвно, прислушиваясь к каждому шороху.

Двое воинов несли носилки, сколоченные наспех из жердей и плащей. На них лежал Ярослав бледный, в липком от пота холоде, с перевязанной грудью и окровавленными бинтами на спине. Рана от копья была очень тяжелой.

Между жизнью и смертью. Он метался в горячечном бреду.

– Щиты... сомкнуть... Мстислав, держись! – хрипел он, сжимая кулаки, будто вновь пытаясь встать в строй.

Потом вдруг затихал, и тогда казалось, что дыхание вот-вот прервётся. Но через несколько минут снова начинал бормотать:

– Орудия... зарядить... Где Радогор?..

Его губы потрескались от жара, глаза запали, но в редкие моменты ясности он ненадолго приходил в себя.

– Рязань... далеко? – прошептал он, хватая за руку одного из воинов.

– Близко, командир. Держись.

Но он уже не слышал. Сознание вновь уплывало, унося его в кошмары боя крики, кровь, падающий Мстислав.

Лес редел. Где-то впереди, сквозь деревья, уже мерцали огни – то ли деревни, то ли дозоры рязанских сторожей.

– Жив ещё? – хрипло спросил один из носильщиков.

– Дышит. Но еле еле.

Они шли дальше. Тяжело, медленно, но вперёд.

А Ярослав в забытьи снова видел поле боя. И брата, звавшего его за собой. Его сознание было похоже на разбитое зеркало. В осколках мелькали обрывочные картинки: степные кони, летящие стрелы, падающее знамя... и лицо брата. Не Мстислава. Другого. Старшего. Того, что остался там, в дыму и криках, когда маленький Ярослав бежал, спотыкаясь, с поля первой в его жизни сечи в Изроге.

– Брат... прости... – вырвалось стоном уже другим, более древним, горловым звуком. Голосом ребенка, зарывшегося в плащ убитого брата.

И в этот миг что-то щелкнуло.

Будто слой за слоем, как шелуху, начало сдирать с его внутреннего «я». Горячечный туман ненадолго рассеялся, открыв саму суть.

И Андрей, заточённый где-то в глубинах этого израненного тела, вздрогнул. Он не «вспомнил», а увидел.

Не свои воспоминания из будущего. А чужие из глубокого прошлого. Чужой ужас мальчишки, потерявшего всё. Ту самую первородную рану, которая сформировала душу воина Ярослава. Ради которой он так цеплялся за нового брата, Мстислава... и вновь не уберёг.

– Нет, – прошептали его губы, и в шёпоте было отчаяние уже не воина, а человека из другого мира. – Это не моё... Я не должен это чувствовать!

Но было поздно. Барьер, который он так тщательно выстраивал, считая себя единственным хозяином разума, треснул под тяжестью потери, боли и лихорадки. Душа Ярослава, подавленная, оттеснённая знанием «пришельца», теперь, в момент краха, вырвалась на поверхность. Дикое, яростное, пропитанное болью утраты и запахом крови.

– Мой брат... Моя вина... Моя земля... – гудело в нем на уровне инстинкта. Это был голос самой этой эпохи, голос рода и крови.

Андрей отчаянно пытался отгородиться, найти в себе холодные формулы, логику, знания, что угодно, лишь бы не тонуть в этой первобытной пучине чужого горя.

– Стерилизовать рану... нужен антибиотик... это всего лишь психосоматика... – лихорадочно бормотал он «про себя», но слова теряли смысл, растворяясь в более мощном потоке.

– КРОВНАЯ МЕСТЬ! – рванулось из его груди хриплым криком, заставив носильщиков вздрогнуть.

Это было что-то древнее архаичное, в этом мире словосочетание, означавшее и «месть», и «суд», и «священный долг крови». Такого понятия не знал Андрей, точнее слова знал, но не чувствовал что это такое. И вот эти слова выкрикнула душа Ярослава. В этот момент произошло столкновение двух сущностей. Две парадигмы, два способа существования в мире бились в одном теле, как две атомарные частицы в термоядерной реакции.

Рационалист Андрей видел отряд, как тактическую единицу, потери, как статистику, он циник и прагматик.

Вятич Ярослав чувствовал род своих побратимов, павших как братьев, позор из-за бегства с поля боя, он чувствовал зов крови, которая зовёт к ответу.

Носильщики переглянулись. Бред командира становился странным и пугающим.

– Воды... – простонал Ярослав-Андрей, и это была мольба о спасении от самого себя. – Голова... раскалывается...

Внутри действительно раскалывалось. Он видел одновременно и падающий с неба вертолёт, и падающего с коня брата. И он понимал, что оба этих видения это его жизнь.

– Я... не один, – осознание, леденящее и ошеломляющее, пронеслось сквозь жар. – Здесь... мы... всегда были оба.

Это было знание, пришедшее из самой глубины бытия. Он не вселился в пустой сосуд, а пришёл в душу, уже опалённую войной и потерей. И все это время, его «гениальные» идеи, его «современный» подход – всё это пропускалось через призму этой древней, травмированной, но невероятно сильной воли. Ярослав не был пассивным наблюдателем. Его душа была фундаментом. Грубым, жестоким, но несгибаемым. Тем, что давало силы держать меч, когда знания Андрея говорили «это бессмысленно».

И сейчас, потеряв Мстислава, этот фундамент дал трещину, обнажив свою изначальную суть.

Ярослав затих на носилках. Его дыхание стало чуть ровнее, но не спокойнее. Какое-то новое, страшное понимание застыло в его запавших глазах, которые он на миг открыл. Он смотрел сквозь ветви в чёрное небо.

– Ладно, – прошептал он беззвучно. Губами двигал Андрей, но решимость в этом шёпоте была на сто процентов Ярослава. – Раз уж мы здесь вместе... значит, эту боль тоже делим пополам. Твою и мою. Нашу.

Он снова погрузился в забытье. Но теперь бред был иным. Не хаотичным, а словно бы диалогом. Иногда он бормотал расчёты, математические и физические формулы, перечислял таблицу Менделеева. Иногда просто пел обрывки старой погребальной песни, которой Ярослава учила в детстве тетка Серафима.

Двое воинов, несших носилки, больше не слышали в этом безумия. Они понимали сейчас их Командир бился с демонами, и они чувствовали, что он не сдаётся.

– Держись, Ярый, – хрипло сказал один из них, не зная, к кому именно обращается. – Скоро выйдем.

А в темноте леса, казалось, затих даже ветер, прислушиваясь к тихому бормотанию одной души, которая наконец-то признала в себе другую. И в этом признании родилось что-то новое

Два дня они шли сквозь чащобу, продираясь сквозь бурелом и болотистые низины. Кони пали еще в первый день их пришлось бросить, оставив только самое необходимое, оружие, да носилки с Ярославом.

Сенька Шустрый, еще недавно щуплый мальчик с вечно насмешливыми глазами, теперь шагал впереди, выбирая путь. Лицо его почернело от усталости, но взгляд был твердым. Он больше не был мальчишкой поскольку смерть Миролюба и гибель Мстислава оставили в нем только холодную решимость.

Решимость эта родилась там, в аду у озера Сомша, в тот миг, когда он увидел, как падает Ярослав.

Всё рухнуло разом. Их линию прорвали, княжеская дружина побежала, а со стороны леса, как саранча, высыпали эти чертовы булгары на своих низкорослых конях. Сенька, прижавшийся со своими разведчиками к опушке, выполнял последний приказ Миролюба: «Прикрыть отход, если что...» И вот это «что» наступило.

И тут он увидел его. Ярослав, один, в кольце врагов. Меч его рубил ещё, но было видно это конец. Сенька замер в этот миг оцепенев до глубины души. Приказ был ясен отходить к лесу. Спасать тех, кого можно. Но как бросить своего командира?

В голове пронеслось лицо Миролюба, суровое: «Иногда приказ это одно, а дело другое, молокосос. Голову включай».

–За мной! -крикнул Сенька, и голос его не дрогнул, хотя внутри всё сжалось в ледяной ком. -Только вытащить и в чащу! Не ввязываемся!

Десять человек, самых отчаянных, рванули за ним. Не в атаку, а в отчаянный рывок на спасение. Они врезались в бок булгарам, дикой, яростной кучей, сея мгновенную панику. Сенька не помнил, как рубил. Помнил только спину Ярослава, пронзённую древком копья, и как тот осел на колени.

–Командир!

Он накрыл Ярослава своим щитом, приняв удар сабли, от которого онемела вся рука. Рядом рухнул, сражённый стрелой, Гремислав из их же пятерки. Крик, хрип, кровь на лице.

–Тащи его! Живо!

Двоих уже не было. Остальные, действуя как единый механизм, подхватили бесчувственное тело. Сенька, отбиваясь, пятился за ними, кричал хрипло, не своим голосом, указывая направление: «К ручью! По руслу!»

Они нырнули в чащу, как раненые звери в нору. Последнее, что видел Сенька, обернувшись, это как булгарский всадник топчет тело его павшего друга Гремислава. И в тот же миг он понял, Миролюба нет, старшие дружинники полегли или бегут. Значит, теперь он здесь отдаёт приказы . Тот, кто вытащил командира.

–В лес! Глубже! Следы путать! -его команды вылетали сами, продиктованные не разумом, а инстинктом, выкованным за месяцы тренировок.

–Ты, сюда! Ты, замыкай! Носилки! Сделать носилки из чего угодно!

Он больше не был щенком. В тот момент, под градом стрел, с тяжестью ответственности на плечах, Сенька Шустрый стал тем, кому поверили уцелевшие. Тем, кто повёл их из ада.

–Привал. На полчаса, -хрипло скомандовал он уже здесь и сейчас, в глухом лесу, и люди рухнули на землю, едва держась на ногах.

Ярослав бредил. Иногда он приходил в себя, хватая Сеньку за руку:

– Где... Миролюб?

– В раю, командир, – отвечал парень, сжимая зубы.

Ярослав закрывал глаза, и снова погружался в забытье.

Они шли. Потому что по пятам за ними шагала смерть.

На пятый день лес расступился, открыв взорам уцелевших родные стены Рязани.

Они вышли строем как боеспособный отряд. Несколько десятков воинов под командованием посеревшего от усталости, но не сломленного Сеньки бережно несли на носилках своего командира.

У городских ворот их встретили возгласами:

– Люди воеводы Ярослава идут!

Среди встречавших первым бросился вперед Житодуб, молодой лекарь, ученик самого Ярослава.

– Дайте дорогу! Я знаю, как ему помочь!

Его руки, ловкие и уверенные, сразу принялись осматривать раны. Он приказал принести чистые полотна, кипяченую воду и какие-то странные снадобья, приготовленные заранее, по рецептам, переданным Ярославом.

– Выживет, – сквозь зубы процедил Житодуб, – я не позволю ему умереть, у него еще много не законченных дел .

А тем временем к городу подходили другие – жалкие остатки разгромленного войска. Безоружные, опустошенные, многие были раненые. Они резко контрастировали с боевым строем Красногородцев.

Только воины Ярослава – эти несколько десятков изможденных, но не сломленных бойцов вернулись с честью. С оружием. С боевым порядком. Со своим командиром.

И в их глазах читалось одно, это не поражение в войне. Скоро будет начало новой битвы, потому что пока жив Ярослав...Пока стоят эти воины...Ничего не окончено.

Прошла неделя.

Дождь.

Все семь дней, беспросветный, ледяной дождь, превративший дороги в грязевые реки, а поля в болота. Казалось, сама земля не хочет отпускать мертвецов, размывая для них неглубокие могилы.

Ратибор пришел бросив все.

С подкреплением из Краснограда, тремя сотнями воинов, еле живых после бешеной тряски по той самой железной дороге , которую Ярослав когда-то так назвал, не зря они вкалывали на строительстве этой конки.

– Ярослав жив? – спросил Ратибор, и в голосе его была отчаянная надежда он не хотел верить в худшее.

Ответом было молчание.

Житодуб, молодой лекарь с глазами старика, лишь пожал плечами:

– Дышит. Иногда приходит в себя. Потом снова...

Им везло, поскольку князь Всеволод действительно застрял.

Его войско тонуло в грязи, степняки роптали, кони гибли. Но это не имело значения.

– Они все равно придут, – шептались в городе. – Дождь кончится и они придут.

Их было слишком много. Даже с подкреплением Ратибора. Даже если Ярослав встанет.

Сенька Шустрый, теперь командовавший остатками отряда, смотрел на новые лица, такие же потерянные, как и их собственные.

– Готовьтесь , – говорил он, но в голосе не было веры.

Готовиться нужно было не к победе, а к последнему бою.

Дождь стучал по крышам. Как будто отсчитывал последние часы.Как будто Рязань уже была мертва – просто еще не легла в землю.И даже "железная" дорога , последнее чудо Ярослава казалась теперь просто бревнами, которые сгниют в этой грязи, как и все остальное.

Ярослав открыл глаза.

Потолок, а на нем деревянные балки. Запах трав и крови в помещении, полумрак. Он был жив.

И в этом была вся жестокость судьбы.

Житодуб, заметив движение, наклонился:

– Учитель...

Но Ярослав не ответил. Он лежал, уставившись в потолок, словно надеялся, что он обрушится и похоронит его под обломками.

Первое за долгое время поражение. Не тактический отход, а полный разгром.

– Сколько? – спросил он, и голос его был пустым.

Житодуб понял без уточнений:

– Из наших... меньше трети. Остальные... не вернулись.

Мстислав. Миролюб. Радогор.

Имена всплывали в памяти, и как ножи полоснули его душу.

Он знал, что так бывает. Читал в книгах, смотрел в фильмах, войны не выигрываются без потерь.

Но сейчас ему было абсолютно не легче от этого знания. Это было чувством, все выжигающим чувством вины.