Текст книги "Под прицелом. Часть 2 (ЛП)"

Автор книги: XWPFanatic

Соавторы: ,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– Там идет речь о применении смертной казни в США, о постоянных дебатах на эту тему, причем не с точки зрения этики, а справедливости такого наказания. Ленгстон хочет узнать, не является ли парень из Огайо еще одним невиновным, которому вынесли такой приговор.

– Мне кажется, все они считают себя невиновными.

– Ты права. Мало кто признает свою вину в содеянном.

В глазах Келс появляется намек на догадку, в чем состоит преступление героя нашего расследования:

– А что он натворил?

– Он изнасиловал и убил молодую женщину. Также подозревают, что он повинен в изнасиловании нескольких других женщин, хотя против него не были выдвинуты дополнительные обвинения. Суд присяжных признал его виновным, несмотря на отсутствие доказательств того, что он был в доме жертвы в день убийства и что есть несколько свидетелей, которые подтвердили его алиби. Возможно, что его подставили. Или же просто арестовали по первому подозрению из-за некомпетентных действий полиции.

Келс бледнеет у меня на глазах. Ее руки начинают дрожать. Она смотрит на меня и шепотом произносит только одно слово:

– Нет.

Я выпускаю ее руку только чтобы закрыть дверь в офис. Возвращаюсь обратно и крепко обнимаю ее:

– Любимая, боюсь, что у нас нет другого выхода.

– Я не могу, Харпер. Я не буду! Это уже слишком! – она отстраняется от меня и смотрит со злостью мне в глаза. – Скажи ему «нет», – в ее глазах появляются слезы. Она сердито смахивает их рукой, но они все так же блестят в уголках ее глаз.

Я плохо переношу ее слезы, и она знает это. Каждый раз, когда она плакала раньше, я шла на попятную. Но не на этот раз. На кону стоит вся моя карьера, и я не могу пустить ее по ветру как горстку пепла.

– Келс, ты должна понять. Он дал нам задание, чтобы проверить нас. Вопрос стоит ребром – или мы справимся, или должны уйти отсюда.

Она вырывается из моих рук и пятится назад до тех пор, пока не упирается ногами о край дивана.

– Отлично, – судя по отрывистому кивку ее головы, она очень рассержена. – Ты поедешь готовить этот репортаж. Ты встретишься с еще одним психопатом, а я нет. Я уже свое получила по полной программе. Не хочу больше иметь дела с этим дерьмом и получать такие задания от него или от тебя.

Мне так и хочется посмотреть вниз, не начала ли я истекать кровью от этих слов. Там должна накапать целая лужа. Ничего не отвечаю ей, понимая, что слова делу не помогут. Келс уже заняла оборонительную позицию, и мой ответ может только еще больше разозлить ее. Она стоит прямо передо мной, и кажется от злости стала повыше ростом.

– Это не тебя держали в той комнате много дней, прикованной как животное! Не тебя били и пытали по его малейшей прихоти! Не ты выслушивала про те ужасы, которые он сотворил с другими, обещая, что то же самое сделает и со мной! Не твою честь, мужество, душу вынул этот ублюдок, – она тычет пальцем в меня все сильнее с каждым произнесенным обвинением.

Боже, мне так хочется успокоить ее, но я знаю, что сейчас не лучшее время для этого. Я просто стою и даю ей возможность выпустить пар.

– И не тебе приходится жить с осознанием того, что почти десяток незнакомых тебе женщин мертвы только из-за того, что они были похожи на тебя. И что из-за тебя погиб твой самый лучший друг, – в ее голосе горечь и тоска. – Поэтому ты поедешь готовить этот сюжет, Таблоид! А меня пожалуйста оставь в покое. Я не хочу больше иметь дела с такими больными ублюдками до конца своей жизни. Я уже получила свое, ты поняла! – неожиданно она падает на диван как подкошенная и закрывает руками лицо. Все ее тело дрожит.

Я просто стою, опустив руки, огорошенная злобой в ее голосе и чувствуя себя потерянной. Это Келс, которую я никогда не видела.

Закрыв лицо руками, вся в слезах, она продолжает говорить холодным жестким тоном. Она никогда так со мной не разговаривала, но до меня доходили об этом слухи на прежней работе.

– А что касается этого чертова идиота, если он считает, что это этично – отправлять кого-то с таким «опытом», как у меня, делать подобный репортаж, – то он просто больной сукин сын, и я не хочу больше работать на него. Оно того не стоит.

Я стою замерев и смотрю, как она плачет. Перед моими глазами рушатся обе наши карьеры. Мне кажется, что я сейчас сойду с ума. Так, Харпер, соберись. Эта работа слишком важна для нас обеих, чтобы потерять ее из-за слез и гнева.

К своему удивлению, как будто извне слышу свой голос, уверенно и профессионально отвечающий ей:

– Келси, ты все неправильно воспринимаешь. Дело не в извращенном чувстве юмора. Он просто боится, что наш личный опыт и чувства будут препятствовать готовить репортажи, не только этот, но и другие. И поскольку нас взяли на эту работу без его ведома, он решил проверить нас. Ты сделаешь этот репортаж. Потому что это твоя работа и ты очень хорошо умеешь ее делать.

Она смотрит на меня так, как будто у меня выросли клыки и две головы. Мой монолог явно не сильно впечатлил ее. Очень медленно она поднимается с дивана, глядя на меня. Мы стоим пару секунд, замерев и глядя друг другу в глаза и кажется, как будто пронеслись столетия. У меня такое чувство, как будто я только что побывала в ледниковом периоде.

Келс первая уводит глаза в сторону. Затем обеими руками смахивает слезинки со щек и тихим напряженным голосом заявляет мне:

– Ты права. Я профессионал. Я сделаю этот репортаж. Но не ожидай от меня большего, потому что ты ничего не получишь.

И прежде чем я успеваю что-либо сказать в ответ, она покидает мой офис, тихо закрыв за собою дверь.

Это был не самый худший исход нашей беседы.

* * *

Да, продюсер в Харпер набирает полную силу. Совершенно очевидно, что она будет очень классным продюсером. Хлопаю дверью в моем офисе и сажусь в кресло, все еще дрожа от злости. Меня еще никто так никогда не выводил из себя.

«Ты сделаешь этот репортаж» – ее слова снова звучат в моей голове, и тут же эхом доносит его фразу – «Я убил эту суку. Ты следующая».

Я не могу сделать этот репортаж. Я не могу помогать освободить из тюрьмы монстра, подобного ему.

Перевожу взгляд на фотографию с Эриком. Даже не успеваю заметить, как тут же оказываюсь возле шкафа, прижав его фото к груди и снова борясь со слезами.

– Я не могу, Эрик. Не могу, – слезы медленно текут из глаз, их немного не потому что мне грустно, а потому что я очень сердита.

Я злюсь на Харпер за то, что она сказала, что я сделаю это.

Я злюсь на Ленгстона за то, что он приказал нам сделать это.

Я злюсь на Эрика за то, что он покинул меня.

Я злюсь на того ублюдка за то, что разрушил мою жизнь.

И еще больше злюсь на себя за то, что позволила всему этому случиться в своей жизни.

Ты же сильнее всего этого, Келси Диана Стентон. Таблоид права. Это твоя работа. Поэтому попридержи боль и отчаяние и просто сделай эту чертову работу.

Я вытираю слезы и снова смотрю на Эрика.

– Я скучаю по тебе, маленький негодник.

– Келси! – тихо зовет меня Брайан, просовывая голову в офис. – С вами все в порядке?

Делаю глубокий вдох и ставлю фотографию Эрика обратно на полку.

– Да, все хорошо.

Это большая ложь. Все просто ужасно. Моя жизнь летит под откос.

– Может, принести чаю? – спрашивает он, вопросительно изогнув брови.

Наверное я плохо умею врать.

– Ага, – и тут я вспоминаю о чем-то, или буду надеяться, о ком-то, более важном чем вся эта ерунда. – Нет, лучше яблочный сок.

Он с пониманием улыбается в ответ.

– Я мигом.

Снова возвращаюсь в свое кресло и сажусь, подперев голову руками. Мне сказали, что я провела с ним четыре дня. Я не уверена. Когда меня заперли в той маленькой комнате и постоянно мучили, время потеряло свой счет. Я только помню, что лежала там с закрытыми глазами и слушала, как он рассказывал об убийстве тех девушек. Он смаковал каждую деталь каждого изнасилования и убийства. Он рассказал мне, как убил Харпер.

Харпер.

Слава Богу, он все же не отобрал ее у меня.

А сейчас, получается, я разрушу не только ее карьеру, но и свою? О да, это очень благородно с моей стороны. Я покажу себя во всей красе как надежный партнер. Мало того, что вышвырнут меня, так еще и ее прихвачу с собой. Я сломаю ей жизнь.

Я не могу так поступить с ней.

Я не сделаю этого по отношению к ней.

Я чувствую его руку на колене, поднимаю голову – но это Брайан. Она присел возле меня, держа стакан с моим соком в одной руке и бумажную салфетку в другой. Черт, я плакала все это время и даже не заметила.

– Вот, пожалуйста, – предлагает он. – Келс, – нежно проводит по моему колену. – Я не знаю, что вас так расстроило, но если вам нужно выплакаться у друга на плече, у меня их целых два и оба в вашем распоряжении.

Слезинки в его глазах вызывают у меня только очередной приступ плача. Он забирает стакан из моих рук и обнимает меня.

– Прямо как Эрик, – шепчу ему.

– Но только не актив, – шутит он, и я не могу сдержать смешок.

Отклоняюсь назад, утирая глаза и стараюсь улыбнуться своему новому другу.

– Точно. Он бы тебе очень понравился.

– Да, я знаю это. Если честно, я ходил на его фильмы, чтобы помечтать о нем. Ах, эти глаза, – театрально вздыхает он.

Я коротко смеюсь, вытирая лицо бумажной салфеткой.

– У него были очень красивые глаза. Ему было бы приятно услышать твое мнение.

– Келси, я не знаю, что случилось, и поверьте мне, я не собираюсь вмешиваться, но думаю, это не совсем касается Эрика. Я хочу, чтобы вы помнили о моем предложении подставить свои плечи. Совершенно бесплатно.

– Спасибо, – протягиваю руку, чтобы снова взять свой стакан с яблочным соком. Делаю большой глоток, чтобы успокоить свои нервы. – Брайан, у тебя было когда-либо чувство, что все трещит по швам и что все как сговорились против тебя?

– Конечно.

– И что ты обычно делаешь в таком случае?

– Я концентрируюсь на чем-то одном, – он вынимает еще одну салфетку из коробки на полу. Он так хорошо подготовился, наверное раньше был бой-скаутом. Хотя вряд ли. И пока я размышляю над его вероятным статусом в бойскаутах, он еще немного вытирает мое лицо. – Том, что является самым главным для меня и что делает меня счастливым. И тогда я думаю только об этом. А все проблемы решаю поочередно до тех пор, пока стресс не уйдет, – с этими словами он выбрасывает салфетку в мусорное ведро и достает еще одну. – Вам стоит высморкаться.

Я следую его совету.

Через секунду разглядываю стакан с соком на своем столе. У меня есть самое важное. И если я позволю себе поддаться стрессу, я его потеряю. Конечно, при условии, что у меня получилось. Лучше не ждать результатов на следующей неделе, а уже действовать так, как будто это свершилось.

– У вас ведь есть такая вещь, верно? – мягко спрашивает Брайан.

– Надеюсь, что да.

* * *

Я все еще смотрю на дверь, которую она тихо закрыла за собой пару минут назад. В ее сдержанном, отстраненном голосе чувствовалось намного больше боли, чем я когда-либо слышала раньше. Думаю, пока стоит ей дать немного времени остынуть.

Перевожу взгляд на файл, который дал мне Ленгстон. В начале указаны ссылки на наш электронный архив. Захожу на библиотечный сервер и начинаю просматривать файлы, стараясь обнаружить хоть что-то, что сможет выделить этот случай из сотен ему подобных с изнасилованиями и убийствами, которые происходят каждый год.

Здесь собраны все вырезки из наиболее читаемых газет в Огайо – от «Plain Dealer» до «Akron Beacon Journal». Из всего просмотренного материала газета «Columbus Dispatch» похоже представила наиболее подробную информацию по этому делу.

Вот как выглядит мой новый сюжет в короткой сводке криминальных новостей в местной газете.

«Джеймстаун Виллидж. Вчера ночью было найдено связанное и изувеченное тело молодой женщины в ее двухквартирном доме. Начальник полиции Джейсон Клермонт утверждает, что полицией Джеймстаун Виллидж были предприняты все меры, чтобы обнаружить и задержать убийцу. Мотив преступления неизвестен, но по словам одного из наших информаторов, жертва была также изнасилована. Полиция воздерживается от предоставления дополнительных сведений по этому делу до тех пор, пока не будет уведомлена семья жертвы. Ее тело было передано в офис окружного коронера в Фейерфилде для вскрытия с целью установления причины и времени смерти.»

В следующих вырезках детально рассказывается о задержании местной полицией Фредерика Джонстона, разнорабочего без постоянного места работы, у которого были приводы в полицию из-за мелких хулиганств, не выходящих за рамки обычных проступков.

По мере проведения расследования публиковались новые данные. Преступник проник в ее дом через разбитое окно в подвале. Женщина была изнасилована, вагинально и орально, затем избита по лицу и убита.

Все собранные улики были косвенными. У Джонстона были случаи, когда он напивался, грубо обращался с женщинами и вел себя как местный Казанова. Его заметили флиртующим с жертвой пару недель до убийства, когда он делал ремонт в соседском доме. И скорее всего он знал о разбитом окне. На месте происшествия обнаружили пару пустых бутылок его любимой марки пива, которое по словам окружающих жертва вряд ли бы купила для себя. Кроме того, нашли пояс, очень похожий на тот, который он носил ранее, но это был обычный коричневый кожаный пояс с пряжкой «Харли Девидсон».

Довольно интересно, что несмотря на то, что они жили в одном городке, ни в одном репортаже не было упоминания, что Беверли Верретт и Джонстон знали друг друга до того, как он начал работать у ее соседей. Этот случай не похож на обычный сценарий «познакомился с девушкой, занялся с ней сексом, а затем прибил ее ненароком». Если верить газетным статьям, Беверли Верретт была чуть ли не святой – заботилась о бездомных животных, о своих стареющих родителях и училась на медсестру.

Джонстон также не похож на типичного серийного убийцу, которого вовремя схватила полиция. Он любил выпить, тут вопросов нет, но он также был очень ревностным прихожанином одного из южных ответвлений баптистской церкви, которую посещал вместе со своей беременной второй женой. У него были нормальные отношения с родителями, женой и детьми от первого брака. У него не было случаев насилия в детстве, а также за ним не замечали случаев жестокого обращения с животными. Нет, он никак не был похож на серийного убийцу типа Теда Бунди.

В отчете коронера было представлено описание нанесенных повреждений на теле жертвы, которые были слишком странны как для убийства под воздействием алкоголя. Эту женщину истязали, причем долго и методично. На ее лице были переломаны все кости. Коронер сравнил ее повреждения с теми, которые получают во время автокатастрофы.

Меня насторожила еще одна деталь. Джеймстаун Виллидж очень мал. Согласно статистическим данным штата Огайо в нем живет чуть меньше четырех тысяч жителей. Как утверждают газеты, весь штат полиции состоит из шерифа, сержанта, капрала и четырех патрульных полицейских. И ни в одной из них не упоминается, что этот случай был передан на рассмотрение полиции штата, или же соседского округа Колумбус, или же бюро по расследованию криминальных преступлений штата Огайо. Почему так? Этот случай мне не кажется простым и однозначным.

Откладываю папку в сторону и прокручиваю в уме всю собранную информацию. Пока я отстраненно читала разные газетные вырезки, судебные выписки и полицейские отчеты, этот случай воспринимался как любой другой. Но теперь мне неожиданно приходит в голову мысль, что эта история могла бы быть о Келс.

Если бы он не совершил ошибку, и она не воспользовалась ею.

Если бы она потеряла надежду и желание жить.

Я могла бы сейчас читать отчет о ее вскрытии.

В моем воображении появляется изуродованное лицо Келс, серая кожа после того, как он бы задушил ее, оставив обнаженной и изнасилованной в луже крови в ее собственном доме. В месте, которое должно было обеспечить ей безопасность.

Келс. Мертва.

Меня охватывает рвотный порыв, и я поспешно бросаюсь к мусорному ведру. На языке остается кислый привкус, а на моих висках выступает пот.

Черт. А что, если Ленгстон прав? Что если у меня не хватит духу подготовить этот репортаж? Что, если я не смогу преодолеть себя и сработать как профессионал?

Так, надо успокоиться и собраться.

Ставлю мусорное ведро под стол и вытираю бровь рукавом.

Я профессионал. И я докажу это.

Снова беру папку с файлами. Вот сюжет, причем неплохой. Не знаю, виновен ли Джонстон или нет, но у меня уже возникли вопросы по этому делу. А я даже еще не знакомилась с результатами его судебного заседания. Защита в окружных судах обычно работает из рук вон плохо – у них слишком много дел и мало сотрудников. Это если не учитывать обычную некомпетентность тех, кому поручается вести дело в суде.

Так что у нас есть сюжет, и мы покажем его зрителям.

После того как я принимаю это решение, в мою дверь тихонько стучат.

– Войдите, – зову я, откладывая папку в сторону. Келс просовывает голову в дверь. С каких это пор она начала стучаться, чтобы зайти ко мне? Я внимательно смотрю на нее, отмечая, что она снова плакала.

– Ты готова идти домой? Или же новый сюжет стал для тебя важнее?

* * *

Смотрю на нее, пока открываю дверь в квартиру. Она прислонилась к стене в фойе. По пути домой едва проронила пару слов – я получала лишь односложные ответы на свою попытку завязать разговор ни о чем. В конце концов я сдалась и включила радио 1010 Винс. Теперь я знаю о погоде и пробках в городе намного больше, чем мне бы того хотелось. Хорошо хоть мы ехали не по мосту Джорджа Вашингтона, где очень медленное движение.

Открываю дверь и пропускаю ее вперед. Она заходит без единого слова. Не из-за того, что сердита на меня, я так не думаю. Она выглядит как зомби, из которого вынули жизнь. Я не могу этого вынести.

Она вешает пальто на вешалку и говорит:

– Я собираюсь принять душ.

– Прекрасная идея, Крошка Ру. Я закажу нам ужин. Солнышко, как насчет итальянской еды?

– Да, конечно, – она уходит, оставляя меня стоять в дверях.

Впервые я чувствую себя одиноко в нашей квартире.

После того, как ужин заказан, я наливаю себе выпить и иду в комнату на солнечной стороне. На улице слишком холодно, чтобы выходить на балкон. У нас здесь гуляет сильный ветер. Летом он будет в самый раз. Боже, хоть бы мы были вместе этим летом. Пожалуйста, не дай нам расстаться. Не сейчас, когда я узнала, что значит жить с любимым человеком.

Я смотрю на парк, отпивая маленькими глоточками вино и размышляя.

Она сильно мучается. Она почти мне ничего не рассказывала о том, что с ней произошло, когда была с ним. Думаю, это ее способ решения проблем. Отрицание с большой буквы «О». Только сейчас я не знаю, как нам переплыть через эту реку проблем – без весел, лодки, спасательного жилета. И мне бы чертовски хотелось при этом еще и уметь плавать.

Я знаю только разрозненные куски информации из того, что собрал воедино Медведь, и того, о чем проговаривалась вслух Келс, когда ей снились кошмары во время лечения в больнице.

Но я нашла Эрика. Я видела фотографии с места преступлений – то, что он делал с теми другими женщинами. Я знаю, на что он был способен.

По моей спине проходит холодок. Делаю еще один глоток, надеясь хоть немного согреться алкоголем.

Моя Крошка Ру была у него. Целых четыре дня. Он мучил ее так, как я и представить себе не могу. И о чем не имею сил даже думать.

Наверное, в этом была и моя вина. Я должна была помочь ей несмотря на все возражения. Она продолжает убеждать меня в том, что с ней все в порядке. Я способствовала тому, что она пряталась от этого.

Я должна была прийти ей на помощь. А теперь слишком поздно. Мы вынуждены справиться с этим репортажем, и если я буду продолжать давить на нее, все станет только еще хуже.

Пора идти, Кингсли.

Оборачиваюсь – она входит в комнату, одетая в домашние брюки. Голова обмотана полотенцем. Она опускает его до плеч и начинает сушить волосы. Она выглядит такой юной.

Поднимаю свой стакан:

– Хочешь выпить?

Она качает головой.

– Нет, лучше попью молоко или сок.

Затем, больше не говоря ничего, она уходит на кухню.

Я иду за ней, несмотря на то, что понимаю – ей нужно дать время побыть наедине с собой. Но я не могу оставить ее мучаться одной, даже не попытавшись помочь.

Она закрывает бутылку с молоком и ставит обратно в холодильник. Мы совсем недавно делали покупки в очень дорогом магазине «Upper East Side», в котором молоко продают в старомодных бутылках. Если бы они еще продавались и по старомодным ценам!

Келс облокачивается о стойку, отпивая молоко из своего стакана и уставившись на пол.

– Ты уверена, что не хочешь чего-то покрепче? Тебе поможет расслабиться, – предлагаю я, придвигаю поближе бутылку вина, которую открыла чуть раньше.

Она качает головой.

– Ребенок, – тихо говорит в ответ.

О, черт! Отлично, Харпер. Ну конечно – она же думает, что беременна.

– Господи, прости меня. Я должна была подумать об этом, – выливаю остатки из своего стакана в раковину и присоединяюсь к ней, наливая стакан молока. Только себе я добавляю еще и шоколадный сироп «Хершис».

Облокачиваюсь о стойку рядом с ней, чтобы быть поближе. Наши плечи слегка соприкасаются, хотя я немного сомневаюсь, что она сейчас не против физического контакта. С облегчением вижу, что она не отстраняется от меня, как я того ожидала. Прямо не знаю, что сказать, чтобы разрядить обстановку, и говорю первое попавшееся:

– Мне очень жаль.

– Это не твоя вина.

– Я чувствую себя так, как будто моя.

Она качает головой и к моему удивлению берет мою руку в свою. Я чуть не теряю сознание от облегчения.

– Нет, это моя проблема, и я должна с ней справиться. Я сделаю этот репортаж, Харпер. Не хочу, – ее голос срывается, и она делает еще один глоток, – подставить тебя.

Нежно поглаживаю ее руку.

– Любимая, это просто невозможно.

* * *

Сижу за своим столом, собирая информацию о жизни и смерти этой молодой женщины. Судя по всем отзывам, Верретт была красавицей, с золотисто-каштановыми волосами, смеющимися глазами и многообещающим будущим. В некоторых интервью люди отзываются о ней чуть ли не в поэтической форме, особенно мужчины. Ей было только двадцать четыре, когда ее убили.

Возникает один вопрос – был ли Джонстон ее убийцей? Судя по информации из всех отчетов, он ни разу не поменял своих показаний и ни разу не сбился, в отличие от многих настоящих преступников. По его словам, он был с парой своих приятелей в баре в начале вечера, а потом пошел в другой чуть позже. Есть свидетели, которые подтвердили его присутствие там, но никто не может указать точное время, когда он там был. Выпивохи обычно плохие свидетели.

Никто в тот вечер не видел Верретт в компании с кем-либо. Она поехала навестить родителей, приготовила им ужин, а затем вернулась домой около восьми. Перед тем как войти в дом, поздоровалась с соседом и перекинулась с ним парой слов. Это был последний раз, когда ее видели в живых.

Я звоню маме, которая, к счастью, дома.

– Дом Кингсли, – отвечает она.

– Добрый вечер, мама, это Харпер, – приветствую ее на французском.

– Харпер? Что-то случилось?

Многое, но пока ей не хочу рассказывать. Иначе она тут же прилетит ко мне, чтобы пару часов читать лекции о взаимоотношениях.

– Да, мама. Мне нужны контактные...

– Линзы?

Я смеюсь:

– Нет, данные. Для нашего репортажа. Я занимаюсь расследованием одного дела, связанного с вынесением смертного приговора. Мне нужен кто-то, с кем можно переговорить в Огайо, желательно в округе Колумбус.

– Подожди секундочку, я возьму свой органайзер.

Записная книжка моей мамы – это реликвия, за которую главы самых крупных корпораций отдали бы многое. Они с папой занимались своей правозащитной деятельностью и по ходу дела часто знакомились с очень влиятельными лицами. Кроме того, у мамы невероятная память на людей. Если она однажды познакомилась с вами, то уже никогда не забудет. Папа часто называл ее своим секретным оружием. Она выглядит очень милой и безобидной и многие недооценивают ее из-за кажунского акцента, а потом только диву даются, когда она умеет прижать к стенке.

Слышу в телефон, как она переворачивает страницы своей записной книжки.

– Позвони Мелани Хенли с юридического факультета местного университета. Она является профессором по конституционному праву и консультантом местного отделения Американского союза защиты гражданских свобод на юридическом факультете, – мама диктует мне номер телефона профессора Хенли. – Она работала с нами в нескольких комитетах. Хороший человек как для того, кто не говорит по-французски, – это любимая мамина шутка.

– Уверена – она была б не против выучить его, – шучу в ответ.

Мы беседуем с ней еще некоторое время, пока она мне не говорит возвращаться к своей работе. Я набираю номер телефона профессора. На удивление та снимает трубку после первого же гудка.

– Хенли.

– Здравствуйте, профессор Хенли, меня зовут Харпер Кингсли и я…

– Кингсли? Вы родственница Джонатана и Сесиль Кингсли?

– Да, я их дочь. Я работаю старшим продюсером на передаче «Взгляд» в Нью-Йорке.

У профессора мягкий средне-западный акцент.

– Мне кажется, я уже слышала о вас. Чем могу помочь? И как поживают ваши родители? Я не общалась с ними с момента последнего заседания нашего комитета.

– У них все хорошо, спасибо. Мама просила передать вам привет. Я звоню вам по вопросу вынесения смертного приговора по убийству в Огайо. Вы знакомы с делом Фредерика Джонстона?

Профессор сердито фыркает:

– Конечно, но я одна из немногих, кто с ним знаком. В последние два года мы старались отдать его дело на пересмотр. И только потому что его приговор должен быть приведен в исполнение этим летом, к нему неожиданно начали проявлять хоть какой-то интерес.

– Я-то уж точно в нем заинтересована. Мне удалось просмотреть газетные статьи и некоторые видеозаписи, в связи с чем возникли некоторые вопросы. Вы не могли бы поделиться со мной деталями по этому делу?

В течение следующего часа она рассказывает мне все, что знает, а я делаю пометки. Профессор Хенли и ее студенты в отделении Американского союза защиты гражданских свобод начали это дело как специальный проект по конституционному праву. Они собрали много информации за последние несколько семестров, и большинство фактов указывают на то, что Джонстон не должен быть там, где он находится сейчас.

В то время как была убита Верретт, в окрестных городах был замечен серийный маньяк. Во многих случаях он проникал через низко расположенные окна на цокольном этаже, насиловал жертву в доме и исчезал тем же способом. Общины этих городов постоянно требовали от местной полиции обнаружить убийцу. Джонстона подозревали в этом деле на основании его имиджа местного Казановы, но у него были достоверные алиби во всех остальных случаях. Его отпустили после первого допроса.

Кроме того, в деле Верретт были некорректно собраны улики, либо же часть их потеряна. Кровать, простыни и полотенца, найденные вокруг жертвы, были предоставлены ей хозяином дома. Волосы в раковине, где, как предполагала полиция, убийца мыл руки после преступления, были собраны только через две недели после обнаружения жертвы, при помощи пинцета и мешочка. Окно в подвальное помещение, через которое, по мнению полиции, проник преступник, так и не проверили на наличие отпечатков. Следы ботинок, которые один из копов отметил в отчете, были затерты частыми посещениями этого помещения другими копами. А ванную так вообще не проверяли на отпечатки пальцев. По меньшей мере еще у трех людей были ключи от квартиры Верретт, и не было признаков насильственного вторжения в другие квартиры.

Основным доказательством вины Джонстона явились несколько пустых бутылок его любимой марки, которые нашли на кухне, и еще парочку в холодильнике. И после того, как копы узнали, что он флиртовал с ней раньше, его сделали главным подозреваемым. А те пустые бутылки так никто никогда и не проверил на наличие его отпечатков или следов ДНК в течение всего расследования.

Мы не успели поговорить о самом судебном заседании, поскольку ей надо было идти на лекцию. Я поблагодарила ее за уделенное время и договорилась встретиться в ближайшем будущем.

Ленгстон оказался прав. Здесь есть что показать зрителям. Может быть, Джонстон и виновен, но не настолько, чтобы не сделать его с нашей помощью сотым, кому отменят смертную казнь, чего так жаждет Ленгстон.

Я собираю все свои заметки и направляюсь в офис к боссу. Вот так вот – ровно через двадцать семь часов я стою у его двери и стучусь. Как и вчера он разговаривает по телефону, параллельно яростно что-то выстукивая по клавиатуре. Я более чем уверена, что он одет во вчерашнюю одежду. Может быть, это и не слухи, что он не ночует дома.

Он завершает свой звонок и не поднимая глаз приказывает:

– Садись, Кингсли!

Я чувствую себя при этом домашней собачкой, но все же послушно усаживаюсь. Отстучав еще пару фраз, он смотрит на меня:

– Ну?

Передаю ему короткий набросок нашего репортажа, как я его себе представляю.

– Ленгстон, у вас будет то, что вы хотели: улики очень шаткие, убийство совершенно с особым зверством, а Джонстон кажется был вовсе не так уж плох до того, как его засадили в тюрьму. Не знаю, чем закончится это расследование, но похоже на то, что его осудили несправедливо. Здесь и некомпетентные полицейские, и алчный окружной прокурор и слабая защита. Кроме того, есть группа студентов и преподавателей с юридического факультета, которые страсть как хотят оправдать этого парня – это их семестровый проект. Поэтому у нас обширное поле для расследования.

Ленгстон смотрит на меня поверх моих заметок. Когда я заканчиваю, он ворчливо спрашивает:

– Когда ты уезжаешь?

– Завтра утром. Или же первым имеющимся рейсом на Колумбус. Если конечно у них есть прямые рейсы.

Он фыркает.

– Вряд ли, скорее всего они отправят тебя на перекладных, например через аэропорт Роли-Дюрхем. Вперед, Кингсли. И оставайся на связи.

– Так точно, сэр.

Возвращаюсь в свой офис, чувствуя себя намного лучше. Одну проблему я успешно решила.

Я могу сделать любой чертов репортаж, который ты мне поручишь, Ленгстон.

Когда подхожу к двери своего офиса, Чарлин, наша общая секретарша – или исполнительный ассистент – как она предпочитает, чтобы ее называли – зовет меня:

– Мисс Кингсли, вам надо срочно зайти в офис мисс Стентон.

По ее тону чувствуется – что-то случилось.

Я опрометью бегу в офис Келс.

* * *

Брайан ставит стопку книг на мой стол.

– Ведьмы – это фурии, да? Я знаком с парочкой таких и могу кое-что о них рассказать, – щелкает языком и качает головой.

– Да не фурии, а самые натуральные колдуньи, – улыбаюсь ему. Я знаю, что он по-своему старается подбодрить меня.

– Ведьмы, фурии – какая разницы. Оденьте на мужика сетчатые колготки и пятнадцатисантиметровые шпильки – и вы не сможете их отличить.