Текст книги "Под прицелом. Часть 2 (ЛП)"

Автор книги: XWPFanatic

Соавторы: ,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Приятно слышать. Я беру вторую руку Рене и прижимаю к себе. Теперь наши тела сплетены воедино и синхронно движутся в ритме латиноамериканской музыки.

Рене медленно поглаживает меня и прижимается носом к моему уху, из-за чего Таблоид лихорадочно хватается за свой бокал и чуть не опрокидывает его. Но она все еще не здесь.

Мы пока не выполнили свою задачу.

– Надо действовать поактивнее, – предлагаю я, разворачиваясь лицом к моей партнерше по танцу. Мы смотрим друг на друга с самыми соблазнительными улыбками. Если честно, у нас здорово получается. Должна признать, я уже слегка возбуждена. Рене – красивая женщина, и как правило я так обнимаюсь только с теми, кого очень хочу.

Давай же, Таблоид. Иди сюда, дабы мне не понадобился холодный душ, чтобы оторваться от жены твоего брата.

Рене разворачивает нас так, чтобы видеть стол. Ее рука скользит по моей спине, вызывая очень приятные мурашки в теле, и останавливается на шее, заставляя склонить голову на ее плечо.

О, черт! Могу только себе представить, как сейчас себя чувствуют Харпер и Роби, глядя на то, как она лижет мою шею. Я же знаю, что чувствую сама.

Это наверное все-таки была не очень здравая идея.

– Отсюда видно, что они оба вспотели, – шепчет она.

– Хорошо, – отвечаю хриплым голосом. А я вся взмокла здесь.

Она отклоняется немного назад и улыбается мне.

– Ты в порядке? – забавно, но на Рене, кажется, все это не подействовало. Я даже не знаю, чувствовать ли себя уязвленной или наоборот вздохнуть с облегчением.

– У них больше выдержки, чем мы ожидали, – говорю в ответ. Это был такой хороший план, но он не только не сработал, но еще и аукнулся мне.

Она смеется:

– Кингсли упрямые, но не слепые, – с этими словами Рене расстегивает свою блузку, чтобы обнажить светло-серебристый топ, якобы потому что ей стало жарко.

Роби опускает голову. Харпер облизывает губы и делает еще один глоток пива. А затем направляется к нам.

– Кажется, у нас получилось, – шепчу я, поглядывая через плечо. Закрываю глаза и жду своего избавления.

– Эй, вы обе, это уже слишком, – бормочет Харпер, разлучая нас и передавая Рене в объятия своего брата.

Я открываю глаза – во взгляде Таблоида читается явное возбуждение. Она делает глубокие вдохи-выдохи, сжимая и разжимая кулаки. Должно быть, ее сердце готово выпрыгнуть из тела.

Быстрая танцевальная музыка сменяется песней Кристины Агилеры «Джин из бутылки».

 
Я чувствую себя, словно была накрепко заперта
На целый век одиноких ночей,
В ожидании, пока кто-нибудь … освободит меня.
 

Харпер коварно улыбается. Кажется, у меня будут большие проблемы. Одно хорошо – мне нравится, когда у меня возникают проблемы такого рода с ее стороны.

– Ну что – ты повеселилась, Крошка Ру? – спрашивает она. – Получила то, что хотела?

Киваю в ответ, прикусив нижнюю губу.

– А теперь, когда я здесь, мы будем танцевать так, как я захочу.

 
Ты облизываешь свои губы,
Посылаешь мне воздушные поцелуи,
Но это не значит, что я все так оставлю,
Детка...
Мое тело говорит «да»,
Но сердце говорит «нет».
 

Она берет меня за руку и притягивает к себе. Крепко сжимая мои бедра, она начинает свою медленную атаку против меня. Наши взгляды пересекаются, и я читаю в ее глазах все, что у нее на уме.

А в уме у нее проносится одна сладострастная мысль за другой.

И я всем сердцем одобряю каждую из них.

Я чувствую дрожь в ее теле через ткань рубашки и провожу руками вдоль ее бицепсов, восхищаясь ее силой. Я прижимаюсь к ее телу и как кошка изгибаю спину, еле сдерживая урчание.

 
Я – джин из лампы,
Потри ее хорошенько.
Если хочешь быть со мной,
Ты должен кое-что сделать.
 

Рука Харпер перемещается на мою спину и проскальзывает под блузку. Она не просто теплая, она горячая. Очень горячая. Этот жар передается моему телу, концентрируясь в области между ног, которые готовы подкоситься и предать меня в любую секунду. Она улыбается мне и медленно качает головой, просовывая бедро между моими ногами.

О, Боже!

 
Если хочешь быть со мной,
Удиви меня, порази меня,
И если мне понравится,
Я могу исполнить все твои желания.
 

Под натиском бушующих гормонов я превратилась из соблазнительницы в соблазняемую. Пока наши тела движутся в потоке музыки, ее руки ласкают каждую клеточку моего тела. Она не убирает свое бедро и не дает мне сдвинуться с него. Каждый раз, когда я пытаюсь это сделать, она возвращает меня на место и увеличивает давление внизу живота.

У меня возникает мысль, что впервые я занимаюсь сексом на глазах у публики.

Карнавал – это по-настоящему измененное состояние сознания.

И если она продолжит в том же духе, я кончу прямо здесь. И она это знает. Выражение ее лица ясно дает понять, что именно это она и собирается со мною сотворить. Я слишком беспомощна, чтобы воспрепятствовать этому, даже если бы и хотела. Но не думаю, что на самом деле хочу. Мое тело просто должно быть сейчас соединено с ее телом воедино любым возможным способом.

 
Я – джин из лампы, детка.
Потри ее хорошенько, милый.
Я – джин из лампы.
Освободи же меня.
 

Ее рука пробирается мне под блузку спереди и долго ласкает мою грудь, слегка пощипывая сосок. Затем движется вверх к шее, обхватывает ее и прижимает к себе. Харпер склоняет голову, расположив губы на моей шее. Ее дыхание горячо. Ее язык, теплый и шелковистый, ее зубы и губы мягко покусывают мою шею. Мы все еще движемся в ритме музыки, но я почти ничего не слышу из-за оглушающего стука своего сердца.

 
Музыка замолкает,
Свет приглушен,
Последний танец
И затем снова
Ждать кого-то,
Кому я нужна.
 

Теперь ее рот находится возле моего уха. Она начинает мне что-то шептать. Я еле сдерживаю стон, но не знаю, услышала ли она его. О, Боже! Она нашептывает мне то же, что обычно во время занятий любовью, то, что меня приводит к оргазму каждый раз, и она знает об этом.

Я чувствую, как мое тело начинает охватывать дрожь.

 
Гормоны несутся со скоростью света,
Но это не значит, что сегодня что-то
случится.
Детка...
Мое тело говорит «да»,
Но сердце говорит «нет».
 

Мне приходится закрыть глаза. Просто чувствовать и дать случится тому, что сейчас произойдет. Нет возврата назад. Я полностью ощущаю ее – то, как она держит меня, касается меня, обнимает меня. Ласкает своими руками, словами, своей любовью.

Мы движемся в совершенной гармонии друг с другом и с затихающей музыкой. Я уже больше не слышу самой мелодии. Я только слышу ее, манящую и предлагающую мне освобождение. Дающую мне все, чего я так жажду.

Закусив губу и крепко держась за нее, я кончаю. Желая этого сама. Очень желая. По телу проходит небольшая дрожь, и мое удовлетворенное тело падает на нее. Она придерживает меня, не давая упасть на пол, пока я прихожу в себя, и шепчет, что она любит меня.

Делая глубокий вдох, я наконец смотрю вверх. Терпеть не могу эту самодовольную усмешку. Но, Боже, как же я люблю женщину, которой она принадлежит!

 
Если хочешь быть со мной,
Ты должен кое-что сделать.
Я – джин из лампы,
Потри ее хорошенько.
 

* * *

Я не знаю, куда деть свои руки – спрятать в карманы, или же наоборот вынуть их оттуда, или заложить за спину? Господи, ну почему все так сложно? В конце концов я решаю выставить большие пальцы из карманов джинсов. Вот так. Так будет лучше.

Бросаю взгляд на Келс. Хорошо хоть она тоже нервничает. У нее слегка подергивается правое колено, и она почесывает шею.

– Мисс Стентон? – улыбается медсестра и переводит взгляд с одной из нас на другую. – Вы обе готовы?

– Конечно, – встает Келс и протягивает мне руку. Кое-что мне придется сегодня сделать собственноручно. Я крепко хватаю ее за руку, и мы идем в смотровую.

Медсестра следует за нами, закрывая дверь позади нас. Ух, это комната, где … о, Боже. Что я здесь делаю? Мне сейчас станет плохо.

– Итак, Келси. Снимите всю одежду ниже пояса. Ложитесь на кушетку поудобнее.

Келси послушно выполняет все сказанное. Она успокаивающе улыбается мне и снимает туфли. Медсестра накрывает кушетку голубой прозрачной тканью.

Я смотрю на металлические поручни кушетки, просто чтобы отвлечь свое сознание от всего происходящего вокруг. Даже не знаю, почему я так нервничаю и смущена всем этим. Мне самой приходится каждый год посещать подобное место для профилактического осмотра. А уж Келс я видела обнаженной много раз.

Поскольку не могу больше держать руку Келс, я сжимаю свои руки сзади и склоняюсь, чтобы лучше рассмотреть столик. На нем лежит длинная гибкая трубка, шприц со спермой, пара перчаток и нечто похожее на щипцы для барбекю. Мне даже не хочется думать, что это за штука.

По слухам все мужчины Кингсли делали своих жен беременными с первой попытки. По крайней мере, они все хвастались этим. Будем надеяться, что мы поддержим эту традицию.

Я в курсе, что у нас не очень большие шансы на то, что Келс забеременеет с первого раза или даже с четвертого раза, но я все же надеюсь. На этот раз я буду наблюдать за процессом, чтобы набраться опыта. Чтобы мы обе чувствовали, что делаем попытку зачать ребенка. Ну и чтобы Келси ощущала, что мы вместе движемся к исполнению ее желания.

Я безумно боюсь. Даже зная, что эта процедура безопасна, тем не менее я очень волнуюсь. А с другой стороны прихожу в ужас оттого, что у нас сегодня может все получиться. И что я тогда буду делать? И что мне делать, если у нас не получится? Мне также не хотелось бы видеть разочарование на лице моей Крошки Ру.

Из раздумий меня выводит то, что Келс дергает сзади за мою рубашку. Она сидит на кушетке, с зафиксированными ногами, и накрыта голубой прозрачной тканью:

– Таблоид, если ты передумала, самое время сказать об этом.

Передумала? Нет! Я хочу семью. С Келс – единственной женщиной, которую я когда-либо хотела.

– Детка, нет! – ставлю стул и сажусь рядом с ней. Кладу правую руку на ее голову, а левую – на живот, поглаживая круговыми движениями. – Я здесь с тобой, чтобы сделать это. Мы будем делать ребенка, – смеюсь и целую ее в висок. – Точнее, ты будешь делать ребенка, а я предложу тебе свою помощь, – как бы мне хотелось, чтобы у нас все получилось.

Она накрывает мою руку, лежащую на ее животе:

– Мы делаем ребенка, Харпер. Во всех смыслах этого слова.

Киваю, прикрывая глаза. Она притягивает меня к себе, и мы нежно целуемся.

– Может, мне заглянуть попозже? – прерывает нас голос доктора.

Я выпрямляюсь, стирая со своих губ помаду Келс.

– О, нет, док, мы уже закончили, – подмигиваю Келс, и меня награждают в ответ улыбкой. – По крайней мере, на данный момент.

Доктора Стерн нам очень рекомендовала доктор Соломон. Она является представителем Института по лечению бесплодия в Новом Орлеане. Мы решили, что будет удобнее быть под наблюдением здесь, где мы получили образцы спермы. Кроме того, в Новом Орлеане никто не интересуется тем, кто мы и чем занимаемся. В то время как в Нью-Йорке нас могли бы увидеть разные нежелательные личности.

Мы разговаривали несколько раз с доктором Стерн по телефону. Мне этого хватило, чтобы вздохнуть с облегчением, узнав, что она замужем и что у нее есть дети. А Келс убедилась, что та обладает достаточной квалификацией. Мне нравятся обе наши докторши. Они обе очень подходят нам и очень поддерживают наше решение.

Доктор занимает свое место у кушетки и натягивает перчатки:

– Ну что, мы готовы зачинать ребенка?

– Да, мы готовы сделать первый выстрел, – шутит Келс, подмигивая мне. Я закатываю глаза вверх от этой плохой шутки.

– Так, посмотрим, что тут у нас, – несколько минут доктор аккуратно надавливает и тыкает у нее. – Келс, у вас ярко выраженная овуляция.

– Фух, я надеялась, что правильно поняла результаты теста.

Доктор кивает:

– Первые разы сложно разобраться.

– А как вы это узнаете, док? Вы же не можете там видеть маленькие плавающие яйцеклетки, верно? – спрашиваю я из любопытства.

Кивком головы она подзывает меня к себе. Миниатюрным фонариком она подсвечивает шейку матки Келс:

– Видите вон там тонкое отслоение? Это признак овуляции. Оно означает, что перегородка у шейки матки истончилась и что у спермы появился хороший шанс проникнуть внутрь и оплодотворить яйцеклетку.

Я киваю, в восхищении от этого тура по Келси в стиле телеканала «Дискавери», так как обычно я исследую ее в стиле канала «Плейбой».

– Теперь я собираюсь вставить вот эту трубку в шейку матки и продвинуть ее как можно ближе к фаллопиевым трубам. К счастью, шейка матки у Келс расположена очень удобно и нам не придется протискивать трубку дальше.

– Правда? Вам иногда приходится проделывать это?

Доктор показывает на металлические щипцы на столике:

– В таком случае я использую их. У некоторых женщин шейка матки сдвигается во время овуляции и нам приходится возвращать ее на место.

Смотрю на Келс, у которой от этой информации расширились ее зеленые глаза:

– Тебе повезло, детка.

– Ладно, Келси, – успокаивающе говорит доктор Стерн. – Сейчас я собираюсь вставить трубку. Я бы хотела, чтобы вы расслабились, сделали глубокий вдох и медленно выдохнули. Вы можете почувствовать легкий дискомфорт, но не очень сильный, обещаю вам. Вы готовы? – Доктор готовит трубку и когда Келси делает глубокий вдох, вставляет ее.

Я обхожу кушетку, чтобы предложить свою руку Келс, и она хватается за нее как утопающий за соломинку. Я подношу ее руку к губам и целую:

– Ты умница, детка.

Она с благодарностью улыбается мне.

Доктор Стерн достает шприц со спермой и вставляет его в свободный конец трубки:

– Харпер, вы готовы?

– Кто, я? Да, я готова. Если могу чем-нибудь помочь.

– Вообще-то можете. Хотите нажать на поршень?

Келс немедленно отпускает мои руки:

– Конечно, хочет. Мы сделаем этого ребенка вместе, – она слегка толкает меня. – Давай же, Харпер.

Я потираю руки, чтобы согреть их. Зачем я это делаю? Я же не буду касаться Келс, а на шприц это никак не повлияет. Смотрю на небольшое количество жидкости в шприце:

– Это оно и есть? И это все?

Доктор Стерн кивает:

– В половине кубического сантиметра содержится в среднем от двадцати пяти до тридцати миллионов сперматозоидов. В этом – свыше сорока восьми миллионов. Вы подобрали хороших доноров, – делает она комплимент.

Я не скажу об этом своим братьям. Не хватало еще и без того раздувать их эго. Меня так и подмывает спросить, не включила ли она еще и долю Люсьена на этот раз, но сейчас не самый удачный момент. Я уверена, что она сделала так, как я и попросила.

Доктор Стерн вручает мне трубку со шприцом. Я бережно держу ее, чтобы ничего не повредить. Поднимаю голову и встречаясь взглядом с Келс, стараюсь передать ей все, что я чувствую, через свою улыбку. Очень осторожно я нажимаю на поршень, чтобы впрыснуть в нее сперму, желая удачи шустрым малышам.

Не отводя от Келс взгляда, я передаю оборудование обратно доктору Стерн и возвращаюсь к Келс. Боже, я знаю, что большинство детей не делается таким образом, но прямо сейчас я испытываю очень много эмоций. Похожее чувство возникает у меня во время занятий любовью с ней. Я никогда не чувствовала нашу с ней связь так сильно, как в этот момент. Я хочу ей об этом сказать, но у меня в горле стоит ком.

– Я люблю тебя, – нежно говорит Келс.

– Я тоже люблю тебя, – склоняюсь и осторожно целую ее животик. Господи, пусть у нас все получится. – Очень люблю тебя.

Она нежно смеется, накрывая руками мои волосы.

– Мы уже закончили, Келси. Рекомендую вам полежать полчаса, а потом можете одеваться. Когда придете домой, полежите еще несколько часов. Завтра вы можете ощутить небольшие спазмы, и у вас могут выступить покраснения. Это нормально и не стоит беспокоиться.

– Большое вам спасибо, доктор Стерн!

Я поворачиваю голову так, чтобы слушать, что у нее происходит в животе и смотреть на нее. Мне не хочется двигаться. Надеюсь, что Келс удобно.

Доктор Стерн опускает фиксаторы, и теперь Келс может нормально лежать на кушетке.

– Пожалуйста. Желаю вам обеим удачи. Сообщите нам о самочувствии, ладно?

– Обязательно, – соглашается Келс, пропуская через пальцы мои волосы.

Боже, как же хорошо быть дома.

* * *

– Две будет достаточно, Таблоид, – вытаскиваю третью подушку из-под себя и бросаю через кровать. – И кстати, доктор не говорила, что они нам понадобятся. Мне всего лишь сказали полежать.

– Ну, гравитация может помочь, – бормочет она.

– Не думаю, Харпер. Женское тело и без этого создано так, чтобы задерживать в себе эту жидкость, – Она пытается подложить под меня еще одну подушку. – Эй! Если ты продолжишь в том же духе, мне придется лежать на голове.

– Неплохая идея, Келс, – она берет меня за лодыжки и начинает приподнимать.

– Перестань! Я тебе не круасан с джемом, – слегка пинаю ее, стараясь высвободиться.

– Точно, – хихикает она. – Я не буду вспоминать о той ночи, когда чуть не разломила тебя.

– Только в твоих мечтах, Таблоид. А теперь иди сюда и ложись рядом, – поглаживаю место на кровати.

Она делает так, как я прошу. Плюхаясь рядом, голову кладет на одну руку, а второй выводит круги по моему животу.

– Ты рада, что мы прошли через это? – даже не знаю, зачем я спрашиваю ее. Уже все равно поздно о чем-то сожалеть.

– А то! У нас будет свой маленький Кингсли.

– Хотела бы напомнить тебе, что он или она будет также наполовину Стентон.

Харпер наклоняется ко мне и целует, а затем отстраняется, чтобы погладить меня по лицу:

– Любимая, это же самое главное.

(гаснет свет)

Часть вторая. Эпизод шестой. Расплата

– Плати ему, – скрещиваю руки на груди и топаю ногой. Харпер смотрит на меня, фыркает, пытаясь на ходу придумать, что сказать в ответ.

– И не собираюсь.

– У тебя нет выбора – он собрал все пять дублонов и выиграл.

– Так ему же помогали! Я не буду платить, – она копирует мою позу, скрестив руки на груди.

Я вздыхаю.

– Ну конечно же ему помогали, Таблоид! Ему же только три года! А теперь плати ему.

Она с возмущением выдыхает. Затем достает пачку денег, отсчитывает двести пятьдесят долларов и вручает Рене.

– Большое тебе спасибо, дорогая сестра, – мило благодарит Рене и засовывает деньги в карман джинсов. – Мы сразу же положим эти деньги на его сберегательный счет.

– Ну конечно, – ворчит Харпер, плюхаясь в кресло. – Так нечестно, – заявляет она с недовольной гримасой, пока я усаживаюсь к ней на колени. Несмотря на сердитость, ее руки тут же обхватывают мои бедра.

– Всегда будет еще один шанс в следующем году, – пытаюсь излечить ее уязвленное самолюбие, нежно целуя ее.

– В следующем году Кристиан не будет играть с нами, – бормочет Роби, также передавая двести пятьдесят долларов Рене. – Мне бы хотелось знать, кто из вас двоих, – он переводит взгляд со своей жены на меня, – дал ему зеленый?

– Мы не скажем, – отвечает Рене, усаживаясь к Роби на колени, прямо как я к Харпер.

– Харпер, они обе сговорились против нас, – бормочет Роби.

– Ага, – улыбается та, обнимая меня за талию и проводя рукой по моему животу. С того момента как мы вернулись из клиники в среду Харпер не упускает ни малейшей возможности это сделать. – Правда здорово?

– Надеюсь, что если нам и суждено быть когда-либо обманутыми, то только ими, – соглашается он, целуя Рене.

– Вам и правда надо так скоро возвращаться в Нью-Йорк? – спрашивает Рене. Она протягивает руку к маленькому столику на веранде, берет свой стакан с холодным чаем, затем отпивает глоточек и предлагает Роби.

– Да. Мы уезжаем в субботу после обеда. На работу выходим в понедельник утром, но нам еще надо расставить всю мебель в квартире, – с легким вздохом сообщает Харпер. – Там начнется наша настоящая жизнь.

Я не очень уверена по поводу последнего утверждения. Именно здесь для меня началась настоящая жизнь, и мне она нравится. Не поймите меня превратно, возвращение в Нью-Йорк означает по-настоящему вернуться к работе, и я этому тоже очень рада. Но здесь мой дом. И я терпеть не могу уезжать из дома.

* * *

Только я собираюсь насладиться вкусом еще одного кусочка пирога из топинамбура, как в кухню заходит мама. Я замираю на полпути под ее неодобрительным взглядом и медленно кладу вилку.

– Мам, привет!

– Нечего тут мне «приветать», когда воруешь еду в моей кухне посреди ночи, – она берет мою вилку и откусывает кусочек пирога. – Почему это ты тут трапезничаешь, когда твоя девушка ждет тебя наверху в кровати? Или вы поссорились, сердце мое?

– Да нет. Я просто проголодалась.

– Наработала аппетит?

Я краснею.

– Мама! Перестань! – отодвигаю от себя тарелку. – Вы с папой хотите свести меня с ума на долгие годы.

– Извини, – отвечает она с ноткой юмора в голосе. Затем целует мои волосы и садится рядом за стол. – Так здорово, что вы обе дома.

Она произносит это таким тоном, как будто мы проводили ночной девичник.

– Дома всегда хорошо. Ты же знаешь это.

– Знаю, – она откусывает еще один кусочек от моей порции пирога и отпивает глоточек моего кофе. – Ну и что ты стараешься скрыть от своей мамы на этот раз?

Моего самообладания едва хватает, чтобы не выдать себя. Я встаю из-за стола, чтобы налить ей кофе, как она любит.

– Мама, я не знаю, что ты имеешь в виду.

Она фыркает с негодованием:

– Не вздумай врать своей маме. А теперь расскажи мне, что ты скрываешь от меня. Ты же знаешь, я все равно это узнаю.

– Ничего. Абсолютно ничего.

Мама начинает читать «Отче наш» на французском. Я знаю, что она очень сердита.

Ладно. Лучшая ложь всегда содержит толику правды.

– Мы с Люсьеном поссорились во время игры в покер.

Она прекращает чтение молитвы:

– И что он натворил?

Она все еще негодует из-за того пари, которое он заключил с мальчиками. Это было очень глупо с его стороны. Мама давно хотела, чтобы я наконец остепенилась и встретила хорошую девушку, – еще с тех пор, как она стала членом комитета по однополым бракам. И что он только себе думал, когда это замышлял – что она промолчит, когда узнает? Но все же он мой брат, и я не хочу рассказывать ей про Рейчел.

– Ничего нового. Все то же самое.

– Мне надо снова положить его на колено, чтобы отшлепать, как я делала, когда он был маленьким. У меня все еще сохранилась та ложка, – она кивает в сторону деревянной ложки, которой мы все боялись. Мои родители, несмотря на всю свою либеральность, тем не менее применяли к нам телесное наказание. Конечно, ведь нас было целых пять человек, и я не могу сильно винить их за это. Ложка при этом была самым страшным наказанием для нас.

– Нет, не стоит. Мы уладили наш конфликт.

– Скажи мне, если надо будет переговорить с папой. Даже не знаю, что творится с Люсьеном. Он всегда отличался от всех вас, – она качает головой и отпивает еще один глоток. – У вас четверых всегда присутствовал здравый смысл, чувство юмора, а вот Люк всегда был…

Пожимаю плечами.

– Я знаю, мама, но уже все хорошо, – упс, я не хотела, чтобы мама так распереживалась из-за моего брата. – Не волнуйся. Все хорошо. Я люблю Люсьена. Просто иногда мне бы хотелось, чтобы он знал, когда стоит прикусить язык.

Она обнимает меня, и нежно гладит.

– Вот видишь – всегда лучше, когда ты рассказываешь маме, что у тебя на уме.

Ох, мама, если бы ты только знала правду!

* * *

Понедельник, 8.00. Я сижу в офисе в качестве старшего продюсера передачи «Взгляд». Это уже не первый ознакомительный визит на телестудию, который мы совершили перед Карнавалом, а настоящий рабочий день. И что же я вижу на своем столе? Записку от босса, на которой четко и недвусмысленно, как раз в его духе, написано следующее – «зайдите ко мне, как только придете на рабочее место».

В 8.03 я стучу в его дверь.

– Кингсли, присаживайся, – указывает он на стул перед своим столом, не прекращая разговор по телефону и что-то выстукивая по клавиатуре. В таком же отрывистом тоне он наверняка ведет не только рабочие совещания, но и личные разговоры. Усаживаясь, я отмечаю про себя, что мой стул значительно ниже, чем его. Очень смешно. Мне нравится этот парень.

Пока у меня есть небольшая передышка, оглядываю его офис. Вокруг навалено множество газетных вырезок, папок и видеокассет. У этого человека ум похож на стальной капкан, а офис может вызывать зависть у целого поколения новичков в медиабизнесе. Отдав последние краткие распоряжения, он вешает трубку.

– Ладно, Кингсли. Давай кое-что обсудим между собой. Насколько я знаю, ты здесь по двум причинам. Первая – тебе повезло, что кто-то из идиотов-директоров впечатлился, увидев по тв, как ты рисковала своей жизнью, что мог сделать только человек с суицидальными склонностями величиной с Тихий океан.

Думаю, это самое длинное предложение, которое он произнес за всю свою жизнь.

Затем он продолжает:

– Этот идиотский поступок позволил тебе уйти из мира желтых новостей и придать себе налет респектабельности благодаря переходу в KNBC. Если конечно можно назвать респектабельной работу на филиал NBC.

Я скрываю улыбку. Кажется, у босса есть чувство юмора. Небольшое, правда, но есть.

– И вторая – твоя любовница сейчас боится выходить на улицу без тебя, хотя некоторое время назад в Лос-Анджелесе она очень успешно обходилась без тебя.

– Я бы не советовала… – делаю попытку возразить, но он опережает меня.

– Поэтому имей в виду, Кингсли – этот репортаж будет проверкой – для тебя и твоей девушки. А мы посмотрим, сможете ли вы обе справиться с такой задачей. Или же мы просто выбросили на ветер три миллиона долларов за вас обеих.

– Вы не выбросили, – возражаю я.

Он машет рукой:

– Вот и посмотрим. Этот случай намного сложнее. Парня обвинили в изнасиловании и убийстве девушки. Его должны казнить в этом году. И конечно же он заявляет, что невиновен. С того момента, как мы снова ввели смертную казнь, девяносто девять человек были объявлены невиновными перед приведением приговора к исполнению. Я хочу знать, не будет ли он сотым? Или же он просто больной ублюдок, как тот, который держал в заложниках твою девушку.

Келс больше чем просто моя девушка, приятель. Она прекрасный репортер и она сделает отличный сюжет, в этом уж можешь быть уверен.

– Ну что, вы сможете сделать такой репортаж, который бы объективно представил этот случай? Она сможет? В противном случае я назначу вас обеих на освещение президентской кампании. В частности – кандидата от республиканской партии. А после этого буду отправлять вас на каждое дерьмовое задание в течение года и сделаю все возможное, чтобы ваши контракты не были продлены.

Все четко расставлено по своим местам.

– А, да, и продолжайте заниматься репортажем по культам. Может быть интересным с точки зрения контркультуры.

После этих слов он оборачивается к своему компьютеру и продолжает что-то быстро печатать. Это явный знак, что разговор окончен. Я чувствую себя как в пятом классе, когда сестра Игнациус вызвала меня в свой кабинет и сообщила, что я должна быть достойной своих братьев, которые учились здесь ранее. Она дала понять, что считает меня полной тупицей. Позже я доказала, как она была не права, когда закончила с лучшими оценками в своем классе. И на этот раз я докажу, что Ленгстон ошибается на мой счет. Я лучшая из всех тех, кто когда-либо входил в его кабинет. И он узнает это.

А теперь мне надо будет сообщить эту новость Келс. И как мне только это сделать?

* * *

Пока я медленно бреду в свой офис, Келс легкой походкой скользит по холлу. В буквальном смысле. У нее на руках куча пиджаков, готовых в любой момент выскользнуть из рук.

Я смотрю на нее в изумлении, затем перехватываю пару пиджаков, чтобы они не упали на пол. Она с благодарностью улыбается, явно ожидая, что я понесу их вместо нее. Это должно означать, что у нас постоянные отношения.

Но вместо этого я приподнимаю ее подбородок, которым она придерживает одежду, кладу почти выпавшие пиджаки наверх, и снова опускаю ее голову. Заметив, что мы одни в холле, легонько целую ее в носик.

– Когда ты перестанешь изображать из себя работницу из квартала бутиков, загляни ко мне. Нам надо поговорить.

– Ладно, – тихо отвечает она. – А я думала, что изображаю из себя члена общества анонимных шопоголиков, – в ее глазах изумление. Шоппинг всегда приводил мою девочку в приподнятое состояние. Мне стоит запечатлеть этот взгляд в своей памяти. Боюсь, что в последний раз.

Жизнь иногда бывает чертовски несправедливой.

Захожу в свой офис и сажусь за стол. Смотрю на мониторы, пытаясь понять, что сейчас показывают в утренних новостях, но мне это не удается. Мысленно вспоминаю основные моменты, связанные с моими профессиональными достижениями:

– мне двадцать пять;

– меня номинировали на премию «Пибоди», самую престижную награду в медийном бизнесе;

– у меня подписан контракт на огромную сумму на должность старшего продюсера в самой высокорейтинговой передаче, которая только может быть на ТВ;

– очень быстрый карьерный старт;

– исполнительный продюсер, который готов вышвырнуть меня, если я не справлюсь;

– кошмарный репортаж, который будет испытанием для моей любимой и для меня;

– если мы не сделаем его, можем попрощаться с дальнейшей карьерой;

– мне надо сообщить ей эту новость;

– и как прикажете это сделать?!

Открывается дверь и появляется слегка взъерошенная Келс, выводя меня из раздумий.

– Эй, солнышко, что случилось?

– Только что вернулась со встречи с боссом. Мы получили наше первое большое задание.

– Правда? Это здорово! – ее глаза блестят от возбуждения. Она чуть не скачет от радости по офису и наконец усаживается на краешек моего стола. – И какой репортаж мы будем готовить на этот раз?

– Ну, сейчас у нас в работе будет два репортажа. Про первый ты знаешь. Он одобрил нашу идею про культы как индикаторы настроений в нашем обществе.

Боже, какая же я трусливая!

– Прекрасно! Я прямо сейчас начну входить в курс дела. Хочу провести исследования по культу ведьм и альтернативным религиям.

– Звучит неплохо, – ладно, Кингсли, соберись с духом и действуй. Пора доказать, что ты стоишь те семьсот пятьдесят тысяч долларов, которые тебе причитаются согласно контракту. – А я поеду в Огайо, чтобы собрать материал для второго сюжета.

– Когда мы уезжаем? – тут же спрашивает она.

– Не мы, а я, любимая. Мне бы хотелось, чтобы ты осталась здесь и продолжила свои исследования. А я постараюсь узнать побольше по второму сюжету, посмотреть, что там есть интересного, – мои глаза устремлены на ручку, которой я вожу по столу, всеми силами стараясь не смотреть на нее.

– Так, Таблоид, – ее рука опускается на мое плечо. – Что там за второй репортаж, и почему ты так расстроена из-за него?

Глубоко вздохнув, я начинаю разглядывать текстуру моего стола. Черт. Я труслива как заяц. А ну-ка выше нос, Кингсли. Поднимаю голову и смотрю на нее.

– Этот сюжет не понравится ни одной из нас, солнышко, но мы не можем его избежать. Ленгстон очень четко дал мне это понять. Мы его сделаем и сделаем хорошо, или же можем попрощаться с нашей карьерой. Без вариантов.

– Харпер, мы ему покажем, на что способны. А теперь расскажи мне вкратце, о чем речь.

Я нежно беру ее руку в свою, поглаживая большим пальцем по тыльной стороне.