Текст книги "Заклятые враги (СИ)"
Автор книги: Владислава
сообщить о нарушении
Текущая страница: 55 (всего у книги 88 страниц)
Ему было страшно открывать глаза. За тонкой завесой ресниц пряталась правда, и ему хотелось спрятаться от неё, умчаться подальше и никогда не слышать ни единого слова обо всём, что только окружало сплошными волнами кошмаров.
– Даже если ты сейчас выколешь себе глаза, это тоже не поможет, – голос звучал слабо, устало, вымученно. Можно было подумать, что человек едва дышит – но разве мёртвые могут умирать и дальше? Или боги придумали куда больше мучений, чем рассказывал Мастер?
Тэравальд не мог решиться. Но даже сквозь слабость можно было почувствовать лёгкое издевательство – словно кто-то пытался поддеть его. Перед глазами почему-то упрямо появлялся Дарнаэл Второй – когда заглядывал в библиотеку после длинного рабочего дня и в очередной раз издевался над глупой ленью своего подчинённого, даже не зная, что перед ним не пустой сплетник и дамский угодник.
Перед ним – бестолковый и бездарный служитель Религии.
Он всё же не удержался. Открыл глаза – и вновь, уже по своей стандартной, наверное, привычке, отшатнулся, сглотнул, отчаянно пытаясь дышать.
– Лава, – выдохнул Тэравальд.
Шэйран опёрся спиной о внешнюю стену усыпальницы. До его плеча долетали алые брызги, но он словно не замечал, как таяла вокруг кипящая жидкость.
– Где? – удивился парень. Он всё ещё зажимал одной рукой рану на груди, и сквозь пальцы на землю падали капельки крови, такие же, как и лава.
– Ты призрак? – ошалело моргая, прошептал Са.
– Да нет вроде, – Шэйран закашлялся – вполне реалистично, если учитывать, что мёртвые уж точно не болеют. – Меня как бы не добили.
– Лава, – обезумело повторил Тэравальд, но Шэйран будто бы не понимал, о чём речь.
В его понимании никакой лавы не было. Рубиновые потоки превратились в пустоту; ни единого следа, ни единого ожога, только рана под сердцем. Или в сердце.
Рэй больше ничего не сказал. Тэравальду и вовсе хотелось бы услышать, как человек – обыкновенный человек, – умудрился выжить в кипящей лаве, вырывающейся сейчас на свободу, но задавать такие вопросы казалось полубезумием. Он должен благодарить богов уже за то, что Шэйран стоял перед ним – вполне живой и не смертельно раненный. Остальное – детали, на которые не следует обращать внимание, пока они не доберутся до места предназначения.
Принц устало оторвался от стены, осмотрел лес, будто бы ждал увидеть в нём что-то необычное, перевёл взгляд на город. Он собирался возвращаться – Тэравальд знал, что просто так удержать наследника престола на цепи не получится.
Синие глаза Шэйрана, впрочем, всё ещё казались отвратительно пустыми. Словно он за слабой улыбкой прятал усталость тысячелетнего эльфа, который давно уже возненавидел собственное бессмертие, до того сильно, что мечтал только об одном – скорее отыскать своё пристанище там, где никто и никогда его не найдёт. Там, где одиночество послужит ему лучшей смертью на свете.
– Зачем ты сюда пришёл? – наконец-то спросил Рэй. Он, казалось, искал в мыслях или в душе нечто неизвестное ему, но найти так и не смог – вечно путался, сбивался, не знал, что и делать со странными ощущениями живого, реального мира.
Тем, кто побывал за гранью, всегда слишком трудно привыкнуть к миру заново. Особенно если, так или иначе, никто не желает оставить даже и десяти минут на отдых и восстановление, когда напряжение становится слишком сильным.
Дороги его жизни давно уже разошлись в разные стороны. Ему стоило бы, по-доброму, умереть там, от руки Тэллавара, но этого отчего-то не случилось. Напротив, Рэй чувствовал только странную боль в области сердца, и та отступала, затихала, пряталась в уголках сознания, чтобы выбраться на свободу совсем-совсем скоро. Наверное, умереть было бы проще всего; тогда удалось бы забыть и о собственной глупости, и о своих неудачах.
Тэравальд поднял на него свои по-эльфийски раскосые глаза, странного, неопределённого цвета, словно волшебство действовало и на них, и покачал головой.
– Нам надо на Ньевидд.
Рэй ничего не ответил. Он, как и все на континенте, знал об эльфийском острове, знал о легендах, что несколько сотен лет назад пугали всех, но, равно как и большинство людей, не верил в них. Эльфы были, Тэравальд тому подтверждение, но это не означало, что они способны на то, о чём поётся в сказках.
Но он не мог возразить. Сказать “нет” означало подписаться под принятием собственного решения, а Рэй даже думать нормально не мог. Кровь бурлила в жилах, словно рвалась на свободу, и ему было трудно дышать. Перед глазами всё ещё стояла чья-то тень и рубиновый песок, сыпавшийся потоком на рану.
– Зачем? – наконец-то спросил он.
– Потому что Храм ждёт тебя, – послушно отозвался Тэравальд. – А я призван защищать тебя и доправить в целости и сохранности.
– Плохо же у тебя получается, – усмехнулся Шэйран.
Но он не мог отказаться.
Если в храме ответят на его вопросы, если вопросы вообще к тому времени появятся… То он обязан быть там и узнать всё, что будет возможно.
После таких травм не выживают. Если и выживают, то вряд ли могут шевелиться. А у него – только странная царапина на груди.
И чужие болотистые мутные глаза, передёрнутые плёнкой возраста и ненависти.
– Там тебе помогут, – вздохнул Тэравальд. – Храм знает всё. Храм знает, как творился этот мир.
Шэйран зажмурился. Его мало волновало то, как творился их мир. Ему надо было знать, что случится потом. Что сделает Тэравальд. Зачем всё это вообще началось. И если в храме ему способны ответить на эти вопросы, то он должен туда прийти. Даже если это займёт слишком много времени – куда спешить, если ты и так едва не умер?
***
Тэравальд никогда не думал, что всю дорогу от Дарны до Ньевидда можно промолчать. Четыре дня пути – на конях, потом на чаровничьей лодке, которая проплывает ранним утром туда и назад, – когда надо было мчаться или просто ничего не делать. Ни единого слова. Ни единого звука, словно Шэйран вот так за раз взял и онемел. Ни единого вопроса, хотя Тэравальд чувствовал их тяжесть на его сердце.
Са казалось, что причина в пережитом кошмаре, хотя он не мог гарантировать, что принц помнил всё случившееся. А, может быть, беда только в том, что он на мгновение заглянул за границу смерти. Ведь там, пожалуй, все самые страшные кошмары континента.
Но, впрочем, он понимал, что виноват сам. Сначала Шэйран спрашивал. Спрашивал, зачем они отправляются в храм. Зачем там нужно его присутствие.
Но что мог сказать Тэравальд? Попросить разве что поколдовать, хотя и так было видно, что принц не потерял свою силу.
Са не знал? Знал. Но признаться себе в том, зачем он ведёт его туда, в средоточие Религии, было трудно. Рухнула граница, но Тэравальд молчал – о том, что Дарнаэл Второй, скорее всего, уже мёртв, о том, что страна осталась без правителя, Шэйрану знать не стоило. Не сейчас. Если он вздумает повернуть назад, то эльфу не станет силы завернуть его обратно. Если он вздумает убежать, то никакая чаровничья лодка не заставит молодого наследника волшебства Дарнаэла Первого усидеть на месте.
Соврать Тэравальд не мог. Сказать правду – правду, о которой догадывался, – тоже не мог. Религии нужно его волшебство, религии нужен тот, кто сможет вобрать в себя мощь Первого, чтобы предать его силы этому миру. Чтобы наконец-то восстановить баланс, без которого, наверное, ничто не может существовать. Элвьента слишком сильна, Эррока медленно скатывается в пропасть – и если это не остановить, разве не рухнет то, к чему они так привыкли?
Сказать, что он волочил Шэйрана на жертвенный алтарь, где от него останется только пустая, бездарная… неживая оболочка, он боялся.
Впереди показались очертания острова. Тэравальду на мгновение показалось, что у него посветлело на душе – он ведь столько лет не видел родные земли… Но родные ли? Его родня долгое время не имела права переступать волшебные границы, открытые, казалось бы, для всех желающих. Тэр не понимал, почему именно его избрали для того, чтобы служить Религии, но если так решил Мастер, то причины у него были.
От зелени рябило в глазах. Лодчонка, казалось, стала плыть ещё быстрее, стремительно приближаясь к берегу.
Шэйран впервые за последние несколько дней смотрел с интересом. Он ещё не видел великолепный храм, только береговую линию, но сияние дивных растений не могло не привлекать взгляд. Прекрасные цветы, отражающие солнечные лучи, словно хрустальные, стали ещё красивее, чем помнил Тэр – либо в его памяти стёрлось всё это безумное великолепие, – но из этого букета можно было сделать корону для самой привередливой королевы.
Солнце не жарило, светило мягко, просто согревало. Вода казалась едва-едва тёплой – но к ней было приятно прикасаться. Даже море переставало быть солёным, когда швыряло свои волны на берега острова Ньевидд, рассыпаясь о белые пески и зелёные травы.
Тэравальд даже не выбрался, а вылетел на землю, бросился к травам, упал на колени перед первым попавшимся цветком и, наклонившись, осторожно вдохнул его аромат. Казалось, он вновь мог нормально жить. Пропали сомнения, пропал страх, даже алогичности собственных поступков он тоже больше не чувствовал. Религия гласит, что надо следовать по пути, который начертали Боги. Если кому-то судилось умереть, то почему нет? Разве один не должен погибнуть ради того, чтобы выжили миллионы?
…Когда Са поднялся с колен и перевёл взгляд на своего спутника, тот не проявлял ни малейшего восторга. Да, возможно, ему нравились местные пейзажи, на губах застыла едва-едва заметная улыбка, но она была скорее равнодушной, чем искренней. Для него Ньевидд оказался просто красивым местом, а не чем-то необыкновенным, великолепным, чудесным. От осознания этого Тэравальд едва не взвыл – он не понимал, откуда в человечестве столько отчаянного, глупого и бессмысленного равнодушия. Всё это давно сплелось в тугой клубок смеха и боли, и воздух Ньевидда казался Са целебным – но он не стал таковым для Шэйрана.
Тэравальд вздохнул. Он мог терпеть молчание тогда, но не сейчас, не тогда, когда цель была так близко. Выполнить своё предназначение – это всё, о чём он мечтал долгие дни, и теперь стоило только протянуть руку за наградой. С эльфийского острова против воли эльфов никто не уйдёт. Никто не сможет скрыться, даже если это сто раз наследник магии Дарнаэла Первого.
Боги наблюдают за ними. Если они говорят, что смерть способна спасти государство, то смерть способна спасти государство. Чья б она ни была.
Он вновь зажмурился и вдохнул воздух. Прекрасный, сладкий, способный дарить облегчение. Тэравальд прежде никогда не верил в глупые рассказы о том, насколько это прелестно – единение с природой, способность слиться с нею в одно целое, ведь он был только на какую-то жалкую долю эльф.
Дышать.
Прежде такого с ним никогда не было. Прекрасный мир, прекрасная жизнь – и он чувствовал, как с плеч буквально ссыпается проклятый груз. После этого вечера больше ни о чём не надо будет думать. Как только взойдёт луна, наступит его покой.
Тэравальд открыл глаза, обернулся, собираясь что-то промолвить – и замер.
Шэйрана нигде не было.
***
Вероятно, в Тэравальде осталось слишком много эльфийского, если он мог часами стоять и любоваться на прелести природы, но Шэйран никак не мог заставить себя разделить его восторги. Он не то чтобы испытывал разочарование от того, что вообще ступил на эти земли, но… Ему нужны были ответы на его вопросы, и не имело значения то, кто будет говорить, хоть сами боги, в которых Рэй никогда и не верил.
Впереди маячил храм. За сиянием цветов его можно было и не заметить – обыкновенное, почти человеческое здание – единственное, с высокими, воистину эльфийскими и вызывающими ассоциацию с длинными ушами, шпилями. Ни одного стражника, ни одного жреца вокруг, словно они все вымерли, а остался только бестолковый Тэравальд.
Шэйран остановился на пороге. Он никогда не верил в то, что религия способна на что-то серьёзное. От богини Эрри не было никакого толку – что она там вещала в своих древних книгах, что цитировала ежедневно мама? Всевластие женщин? А Дарнаэл Первый? Разве не точно такой же человек, как и остальные, пусть и с достаточно сильным волшебством? И Шэйран не видел ничего чрезвычайного в том, что происходило с ним за долгое время.
До того момента, пока не побывал за границей смерти. Почти, разумеется. Действительно мёртвого вряд ли что-то воскресит.
Тэравальд трещал всю дорогу – он рассказывал о религии столько, что Рэю хотелось заткнуть уши. Говорил, что храм существует вот уже пять тысяч лет, что он куда древнее, чем Эрри, уж тем более, чем Дарнаэл Первый…
И вправду, вблизи было видно – здание сияло от магии. Волшебство сдерживало крошившиеся стены, волшебство выстраивало их заново, и только эльфийские шпили оставались нетронутыми, цельными, будто бы за их стойкость отвечало что-то совсем другое.
Тэравальд говорил, что храм Религии пережил сотворение континента – он слабо верил в то, что такое вообще возможно, что существовали боги, которые действительно были в силах сделать всё это, но сейчас, при виде громадного строения, находившегося за границами Ньевы, чувствовал, что, возможно, зря реагировал так остро. Может быть, не стоило ненавидеть каждого жреца только за то, что он воспевал свою веру, даже если та не была до конца правдивой.
А ему ведь понадобилось просто посмотреть на храм.
Никто не возник рядом, когда он переступил порог здания. Волшебство всколыхнулось и куда-то спряталось – Шэйран был уверен, что не вызовет ни единой искорки, но сейчас даже это не заставило его повернуть обратно. Храм – преисполненный силы изнутри, – будто бы втягивал его в бесконечный простор глупой, несуществующей, как казалось прежде, Религии.
Рэй поднял голову на огромную, древнюю фреску – и замер.
Он видел их. Богов.
За спиной послышалось чьё-то сдавленное восклицание. Подоспел, наверное, Тэравальд, краем глаза Рэй заметил странный алтарь с грубыми, страшными кандалами – но даже это не смогло его отвлечь. Даже грубое касание к плечу, сердце, едва не выскочившее из груди – словно его вновь проткнули кинжалом, – они все были незначительными.
Совсем не величественно улыбающиеся, мужчина и женщина – острые эльфийские уши, широко распахнутые глаза. Его рука на её талии, её россыпь каштановых волос, длинных – не так, как сейчас. Смешливые синие глаза.
Боги.
Дарнаэл Первый – только эльф, – и Сэя. Его, чёрт возьми, мачеха, будь она хоть сто раз богиня Эрри – весёлая, счастливая, без хитрости в глазах, с этими странными острыми ушами и волосами чуть длиннее, в странной одежде – и он, и она. Дух эпохи, чёрт возьми. Фреска пятитысячелетней давности.
…Но когда Рэй обернулся, спрашивать или отвечать самому себе на вопросы было уже поздно. Он понял, кто верховный жрец, разумеется, и кинжал – острый, длинный, – в его руках не предвещал ничего хорошего.
Тэравальд, казалось, не знал, куда отводить глаза.
Шэйрану объяснять уже и не требовалось. Алтарь. Кинжал. Эльфы. Ну, почему же он не удивлён, спрашивается?
Магия не отзывалась. Она засела где-то в закоулках собственного тела и стремилась спрятаться ещё дальше, лишь бы только никто её не трогал. Он был бессилен. Ничего не мог сделать. Не имел ни единого шанса защититься.
Он смотрел на длинное лезвие, словно пытался его загипнотизировать, ждал короткого и ясного “мне жаль”, которое придётся встретить с должным равнодушием, но вместо этого услышал только стук шагов за спиной.
– Боюсь, – равнодушный, не наполненный эмоциями мужской голос звучал на удивление уверенно, – с жертвоприношением придётся повременить.
Эльф с кинжалом посмотрел на него – не удивлённо, спокойно и равнодушно. Шэйран тоже обернулся на странного, в длинном балахоне с капюшоном, скрывающим лицо, мужчину. Служитель Религии был точно в таком же, разве что только не прятал острые уши за слоями ткани, да и толку? Свидетели тут всё равно ничего не расскажут.
– Никто не имеет права перечить Мастеру, – холодно промолвил он. – Ты, брат, будешь наказан за то, что посмел нарушить святость ритуала.
– Ты ошибаешься дважды, – холодность голоса промчалась морозом по стенах. – Первое – уничтожение драгоценной силы в храме не есть святым ритуалом. А второе… – тонкие длинные пальцы коснулись ткани балахона, – никто, кроме меня, не имеет права перечить Мастеру.
На губах у мужчины появилась издевательская, кривая улыбка. Ярко сияли синие глаза.
От портрета Дарнаэла Первого его отличали разве что острые эльфийские уши.
========== Глава пятьдесят первая ==========
Ветер сорвал ещё несколько листков из ближайшего дерева, швыряя их в лицо Сандриэтте. Несвойственный пограничью холод тянулся к ним своими страшными, когтистыми лапами, старательно окутывая и пытаясь превратить в ледяные статуи посреди жаркого летнего дня. Жуткий контраст между этим участком дороги и лесом, который закончился лишь минут пять назад, пугал, но повернуть назад они не имели никакого права – потому что Дарнаэл Второй – это единственный шанс держать государство в нормальном состоянии. Дарнаэл Второй, растворившийся, словно в воздухе, скрывшийся на территории Эрроки.
Скрывшийся? Если он ещё жив!
– Тут всё тихо! – крикнули откуда-то спереди. Анри вздохнула. Идти… Ей не было страшно, конечно, да и королевской страже вообще не положено чего-либо бояться, но дикое, глупое чувство опасности так никуда и не пропало. Она чувствовала, как холод касался кожи, как старательно сковывал разум ужас, совершенно несвойственный нормальному человеку, остановившемуся на спокойной проезжей дороге.
Тут даже границы были открыты обычно – если они теперь вообще были. Почему-то Анри казалось, что на привычном месте она не узрит ничего, кроме столбов пограничья и статуй стражи, или что тут могло остаться. Магия кипела в воздухе, магия была всюду – и она не понимала, кто мог такое натворить. Ведь в Элвьенте нет толковых магов, Рэй не считается, он вряд ли способен на что-то стоящее, а Эррока… Эррока никогда не могла прорваться сквозь границу, ей это не по силам.
Она не могла узнать местность, в которой работала столько лет кряду. Она тут бывала ещё совсем-совсем маленьким ребёнком, и всё равно – ни разу, среди зимы или среди лета, не сталкивалась с такими сильными ветрами. Холод был скользким, диким, вязким – увлекал, втягивал в свою пучину и, испив всё до последней капельки, вышвыривал на обочину судьбы, как пустую, непригодную для чего-либо оболочку. И, казалось, Анри оказалась не там, где жила прежде, а в неизвестной параллельной реальности, в мире, где центром является пустота.
Кто-то задел руку, но Сандриэтта даже не обернулась. Они путешествовали очень долго в абсолютной тишине, хватаясь за осколки прошлого и понятия верности одному и тому же королю, но она так и не смогла привыкнуть к мысли, что вынуждена идти плечом к плечу с Кэором. Или с магом, который прежде знал Шэйрана, который с ним учился – бездарность редкостная, и во всех смыслах. И к Кальтэну она тоже привыкнуть не могла; человек, которого она прежде так уважала, сейчас с уверенностью прорывался сквозь бурю, но ветры словно выметали из него все понятия прошлой жизни.
Кальтэн выглядел по меньшей мере странно. Его волосы, плечи, спина и грудь покрылись изморозью – мелкие осколки льда приносил ветер, и они намерзали на всём, даже, казалось, на щеках. Анри уже сотню раз пожалела, что не взяла ничего тёплого; пожалуй, единственным, что толкало её вперёд, оставалось предельное желание вырвать Дарнаэла из лап отвратительной женщины, которой почти двадцать пять лет назад он отдал своё сердце. Но нынче Тьеррон не был столь слеп; нынче он рвался туда, дабы дать шанс дочери выжить, даже если для этого придётся отдать собственную жизнь. По крайней мере, в это верила Сандриэтта – а уж её вера умела быть предельно непреклонной, даже если весь мир пытается убедить в противоположном, она выстоит и сможет воспротивиться кошмарному негативному влиянию со стороны.
Вновь повеяло странным туманом. Граница – Сандриэтта хорошо это помнила, – там, впереди, осталось несколько сотен метров. Они уже миновали памятное старое дерево – Анри даже при такой погоде смогла узнать его сухие, скрюченные ветви, что так и тянулись к горлу своими лапами, будто бы хотели порвать на кусочки. Это под ним она стояла совсем ещё маленькой девочкой, когда мать заступала на свой пост и впервые в жизни взяла дочь с собой.
Фэз собирался идти вперёд. Ему в приступе верности к королю было абсолютно наплевать на то, что там дальше – смерть или жизнь прячутся там, за стеной границы, он всё равно хотел миновать её как можно скорее.
Анри абсолютно разделяла его чувства – преданность всегда была основой её мировоззрения. И даже если ради Дарнаэла Второго придётся отдать всё, что у неё есть, и даже то, чего никогда не было, Сандра знала – она сделает это. Даже если придётся умереть. Даже если её жизнь оборвётся прямо в это мгновение, и она не оставит себе ни малейшего шанса продвинуться дальше, хотя бы на несколько миллиметров короткой, страшной дороги своей судьбы.
Впереди туман казался густым – даже слишком. Она попыталась пройти сквозь него, но молочная жидкость пружинила, делала всё, чтобы только не допустить девушку к центру, туда, где всё начиналось.
– Тут начинается магическое воздействие границы, – прошептала наконец-то Анри. – Я думаю, что-то случилось.
Голос сорвался. Там, за этой молочной пеленой, наверное, полегло множество её сослуживцев. Она помнила весёлые глаза Галра, парня, что заступил её место здесь, помнила седобородого дядьку-капитана, имя которого оставалось для всех секретом вот уже года три, что Сандриэтта тут провела. Кто знает, они ли дежурили тут, когда случился весь этот ад – но Анри могла только предполагать, что там, за тонкой молочной плёнкой, лежат их трупы. Либо даже костей не осталось – ведь если на них воздействовала магия, то даже пыли могло не остаться. Волшебство сильно, и Эррока, прибегнув к нему, могла натворить много бед.
Но есть ли граница? Она не могла сказать об этом ровным счётом ничего – потому что за туманом не видела ни привычного зелёного сияния, ни деревьев, что теперь, посреди лета, покрылись тонкой, но ощутимо холодной коркой льда, спрятались за снежными сугробами, за белыми хлопьями, возникнувшими словно из-под земли.
– Магия, – многозначно выдал Антонио. Он молчал долго – вот уже три дня, как они шли, из парня нельзя было вытрясти ни единого слова, – а тут внезапно решил вспомнить о том, что даже обучался колдовству.
Анри сжала руки в кулаки. Ясное дело – магия! Всюду теперь волшебство; и из-за чар оказался там, по ту сторону неизвестной стены, их король, а государство теперь открыто перед врагами – перед Торрессой, перед всеми, кто вздумает захватить их страну. Даже граница не помешает, если найти достаточно сильных магов.
Если она ещё есть, та граница.
Кальтэн посмотрел на него с неожиданным довольством – и Анри захотелось ударить его, вопреки всему уважению, что накопилось за долгие годы – ведь глава же королевской стражи, на важном задании, должен спасти Его Величество, а не тратить драгоценные секунды на то, чтобы коситься на драгоценного сыночка, что ни за что в жизни ничем не рискнёт.
– Мы должны идти дальше, – непреклонно заявила она. – И немедленно. Магия или нет – ты же волшебник, расколдуй. Да, Кэор?
Она мотнула головой, и светлые волосы рассыпались по плечам. Хотелось окунуться в воду с головой, чтобы ничего, кроме шелеста волн, не слышать, и дышать тоже водой, дабы гадкий, молочно-кислый, туманный воздух не попадал в лёгкие. Но девушка понимала, что это невозможно, а раздражение совсем-совсем скоро отступит в сторону.
Всегда есть прорехи, всегда есть шанс пробраться туда, куда, казалось бы, путь заказан. Магия или нет, способ есть. И они его найдут, с Антонио или без него – это уже совсем другой разговор.
Кэор приблизился к границе излишне осторожно, словно отчаянно пытался что-то почувствовать, нащупать, и отрицательно покачал головой. В чёрных волосах запуталось слишком много льда, и он, казалось, стремился как-то стряхнуть его – Анри хотелось верить, что это не отказ, просто жест, просто попытка избавиться от холода. Но это слишком самонадеянно – думать вот так.
– Нам стоит остановиться, – он осел на землю под деревом, и снег свалился прямо на тёмную, лёгкую, летнюю одежду, осыпался комками и капельками воды, оставив тонкую царапину на лбу – от маленькой льдинки. Кэор проигнорировал это; королевский племянник, стражник, сильный, казалось бы, человек, угасал каждый раз, как вспоминал о своей проклятой покойной супруге.
Анри подумалось, что, как бы она ни любила человека, она была бы рада его казни, если б тот пытался убить короля. Потому что это правильно. Потому что нельзя позволять кому-либо разрушать жизнь целой страны.
– Я пойду, – упрямо повторила она. Молочная жидкость впереди всколыхнулась, и Анри уставилась на дерево – то наполовину терялось, таяло в белесом сумраке. Зелёные ветви смешались с обгоревшими листьями – и она понимала, чем закончится попытка добраться до границы.
– Там магия, – повторил упрямо Антонио.
– Ну так останови её!
Антонио поднял на неё взгляд своих карих, странных глаз – словно припорошенных пылью, уставших и грустных. Анри понимала, что давить на него не стоило, но и выбора особого у неё не оставалось. Если на кону жизнь короля, то плевать на то, как отреагирует кто-либо другой.
– Я не буду этого делать.
Анри отвернулась. Они должны были оказаться по ту сторону границы. Ведь не просто так же прошли весь этот путь, не просто так преодолели долгую дорогу и оставили государство на тех, кто был сейчас там, чтобы… чтобы остановиться на полпути. Это предательство по отношению к Дарнаэлу, и Анри не могла позволить себе и кому-либо другому так поступить с драгоценным королём. Они должны беречь его, должны думать о том, как подарить ему ещё несколько лет или десятилетний счастливой и спокойной жизни, а не оставлять в плену у сумасшедшей королевы Лиары. У женщины, что вряд ли позволит уйти ему живому.
И всё же, он её любил. И Анри могла сколько угодно кричать от бессилия, но от того Дарнаэл Второй ни на минуту не подумает о ней, как о красивой, привлекательной девушке, что могла бы стать его второй половиной. Она навеки останется всё той же девчонкой-стражницей, и, как и все остальные, растает на фоне драгоценной Лиары.
Лиары, которая так его ненавидит.
Сандриэтта опустилась на холодную землю рядом с Кэором. Она чувствовала, как от парня исходил тот самый ледяной ветер – потому что он тоже, и не просто так, себя винил. Потому что и он был частью всего случившегося, одним из ничтожных или не очень компонентов, и теперь Анри не могла оправдать его в собственных глазах, равно как и всё то, что в определённое время между ними случалось.
Только сейчас она поняла, как сильно болят ноги. Как кружится голова. Как трудно дышать, ведь неизвестные оковы сжимают лёгкие и отчаянно пытаются заставить её задохнуться.
– Мы все очень устали, – наконец-то проронил Кэор. – Может быть, нам стоит попытаться сделать это завтра. Перейти границу. И тогда Антонио действительно нам поможет.
Он не смотрел на него с надеждой или с ожиданием – скорее с равнодушием. Анри сжала руки в кулаки; как можно было так равнодушно реагировать на опасность, что грозила жизни Дарнаэла?
Они все прошли одинаковое расстояние. Они все преодолели один и тот же путь. Они все шли по таким же самым камням, миновали посты стражи, пытались прорваться сквозь повторяющиеся попытки их задержать.
Но почему-то только Анри была готова идти дальше. Только для неё осталось жизненной необходимостью оказаться по ту сторону преграды и спасти его Величество от того, что ждало его там, за границей Элвьенты. Но ладно Антонио, ведь он был всего лишь безвольным волшебником, к тому же, эрроканцем. У него и взгляд оттого мёртвый, что он совершенно не умеет сражаться. И не научится, наверное. Но Кальтэн! Он-то должен сейчас оттолкнуть в сторону назойливого мага и первым рвануться туда, в глубину, чтобы наконец-то спасти Тьеррона.
И Кэор. Там его родной дядя, а он продолжает убиваться по предательнице, которую не просто так, между прочим, убили. Которую он сам вызвался расстрелять.
Анри хотелось вытолкать из головы связанные с ним воспоминания. Горячие сухие губы и пьяную боль в голове, что стучала в виски так назойливо и сильно. Всё это осталось в прошлом. Они уже давно покинули мир собственных иллюзий. Но вынуждены были оставаться в нём мысленно – и духовно. Потому что так нужно, потому что все так привыкли, потому что, в конце концов, это их жизнь такая.
– Я не устала, – возразила наконец-то Сандриэтта. – Пусть он откроет мне проход, и я пойду одна.
Кэор не возражал. Он словно примёрз к этому дереву, потерял не только собственное мнение и верность, а даже способность разговаривать – просто дышал.
Кальтэн тоже промолчал. Сказать ему было нечего; почему-то смех вызывали косматые, покрытые снегом, которого тут не было, брови. И ещё – льдистые дорожки на щеках, которые, очевидно, остались после слёз – на таком холоде болели глаза, приходилось без конца их тереть.
Антонио отрицательно покачал головой.
– Я всё равно бессилен, – выдавил он из себя. – И даже если б я мог, я не стал ничего делать. Там моё государство. И троих сумасшедших я туда не поведу.
Пальцы сами по себе сжали нож, но Сандриэтта ощутила ледяное, острое прикосновение – не волшебства, а пальцев Кэора. Он смотрел на неё своими тёмно-карими, чёрными даже глазами так, словно пытался образумить, и Баррэ чувствовала эту скрывшуюся в глубинах сознания мысль.
Они пройдут. Сколько б ни было между ними разногласий, если завтра придётся бороться за то, чтобы оказаться по ту сторону, они обязательно пройдут. Но Кальтэну знать об этом абсолютно не нужно. И уж тем более Антонио.
Она повернулась к нему, словно пыталась всмотреться в глубину души. Парень только покачал головой – холодно, строго.
– Я убил её, – прошептал он на ухо девушке. – Неужели ты действительно думаешь, что я остановлюсь после этого у какой-то стены? Но мы устали. Мы не можем идти сегодня.
Анри кивнула. Даже если бы мать прорывалась вперёд, следовало руководствоваться здравым смыслом. И она помнила о том, что последнее, что следует делать – это бросаться на собственных спутников. Если она едва-едва стоит на ногах, то стоит остаться. Отдохнуть. А после, когда уже всё закончится, когда Кальтэн и слабый, слишком слабый Антонио уснут или попросту потеряют бдительность, она заставит мага открыть эту проклятую границу, а после уничтожит каждого, кто встанет на её пути к спасению короля. Чего б ей это ни стоило, Дарнаэла нужно вытащить.
