Текст книги "На чужой войне (СИ)"

Автор книги: Ван Ваныч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

На чужой войне

Часть первая: Бринье Глава 1

Твою маму...-с чувством выдохнул я, поднявшись на локоть и расстроенно рассматривая окрестности. И, надо сказать, для расстройства были все основания, учитывая что какие-то мгновения назад находился в помещении урбанизированного типа, а теперь… даже и сказать не могу где нахожусь– понятно что в лесу, но на этом полезная информация заканчивается. А ведь ещё утром у меня появилось ощущение грядущих неприятностей, которое старательно гнал от себя: ведь Профессор был так убедителен, а премия такого размера– и я решился…

Надо сказать, предчувствие редко меня подводит– проверено временем– о чём мне стоило задуматься раньше, может и не пришлось бы прочувствовать реальность, данную нам, так сказать, в ощущениях, но повёрнутую в мою сторону филейной частью. Было же оно– желание вернуться, будто забыл что-то, но толи количество нолей в обещанном, толи желание снова рискнуть, испытав на прочность госпожу удачу…и вот результат.

Вот так сходил за хлебушком… Я ещё раз оглядел полянку и густорастущий лес вокруг, и вздохнул– совсем не так мне представлялось участие в научном эксперименте. Когда некто Толик позвонил своему однокашнику, тридцатилетнему однорукому инвалиду по имени Данила, то есть мне, то расписал несколько иначе– всё, мол, уже отработано на мышах, осталась сущая ерунда, к тому же хорошо оплачиваемая. Ну, мало им мышей, почему-то этого недостаточно. Требуется человек, не обязательно полноценный, главное, чтобы мозг работал и сердце стучало– это для того, чтобы процесс прочувствовать мог, и оные чувства выразить. Получилось всё в точности, как он и говорил: прочувствовал, а вот насчёт выразить– слов не хватает…В голове прокрутились быстро сменяющиеся картинки недавнего прошлого: вот я– сидящий в глубоком “стоматологическом” кресле с зафиксированными конечностями и головой, во избежание, как мне было сказано, “расслоения” во время эксперимента; вот– Профессор (именно так– с большой буквы, хотя это не фамилия, и вряд ли звание), вечно лохматый очкарик, выглядящий как асоциальный тип (судя по произошедшему, он им и является– таких изолировать нужно!)– неторопливо протерев, одной рукой надевает потрескавшиеся очки, а другой, рассеянно нащупав, нажимает зелёную кнопочку; появившееся перед креслом марево, и далее– вой сирены, крик, темнота…

Лежу теперь в каком-то тёмном лесу и… вот бы добраться сейчас до засранца Толика, набить ему морду, и больше ни ни… никаких экспериментов над своей покоцанной тушкой. Да, мечты, мечты… Можно и дальше рефлексировать, но не стоит– пора и выбираться отсюда. Как там– в “Унесённых ветром”– я подумаю об этом завтра? Отличная мысль в моём положении– так и поступим. Попробовал встать. Получилось, хотя и с трудом– в голове шумит и в теле некая слабость присутствует. Так, ну это переживём, а вот мысль– где я?– уже напрягает. Я оглянулся посмотреть… хотя куда не смотри радости мало– кругом сплошные дебри. Лес, скажем так, “нецивилизованный” какой-то: ни тебе баночек, ни тебе бутылочек– сплошное расстройство. В бытность мою на Кавказе, ещё будучи здоровым и в полном комплекте (всё то у меня про это, ну не могу иначе– больная тема как-никак), насмотрелся я на тамошнюю “зелёнку” по самое не хочу– так очень похоже. И не только отсутствием мусора…

Я ещё раз крутанулся в поисках каких-нибудь следов, скажем так, человеческой жизнедеятельности, и, не обнаружив оных, двинулся по еле заметному просвету среди деревьев. Так, не прошёл и ста метров и уже приключения– на узкой лесной дороге наискось стояла телега. Обычная, деревенская. И лежали возле этой обычной телеги два трупа– женщина средних лет и старик. Трупами меня трудно удивить– насмотрелся в своё время– и потому я, отогнав надоедливых мух, тщательно всё осмотрел– жмурики оказались свежие, убитые– как принято говорить в определённых кругах– с особой жестокостью. Никакого огнестрела, только высококачественная работа мясника в виде отрубленных конечностей и вспоротых внутренностей. Над женщиной, к тому же, перед смертью поиздевались вволю… Поспешил, когда сказал, что меня трудно удивить– понял я, отрываясь от объятий с липой и сплёвывая тягучую слюну. Блин, давно меня так не полоскало… Уф, вроде оклемался. Так, надо бы ещё раз взглянуть на место преступления– что-то меня зацепило, мысль какая-то… Ага, вот оно что: жмуриков-то я разных видал, но вот совершенно нагих– только в морге, а тут сразу два и даже без самого нижнего белья, которое кому-то так сильно пришлось по душе, что вокруг не было ни клочка из ткани. Фетишисты какие? Я спокоен, я совершенно спокоен… Что-то замандражировал маленько. Ну это и понятно– за последнее время слишком много всего случилось, и всё как по заказу– за гранью разумного; опять же местность кругом неизвестная и, по первому впечатлению, негостеприимная.

Надо бы обезапаситься как-то, оружие что-ли какое… Только где тут что-либо брать– вокруг лишь лес, да телега. Впрочем… Берём подходящую сухую палку, бывшую при жизни чем-то хвойным, обламываем лишнее до максимально возможной в данной ситуации гладкости– будем считать, что я вооружён и очень опасен. Нда, однорукий бандит… Немного поработал с получившимся шестом, размялся– в своё время и спортом занимался, и на “государевой” службе не только портянки заворачивал-так что кое-какое кунг-фу изобразить вполне в состоянии. Конечно, двумя руками было бы лучше, но где ж вторую взять.

Ладно. Пора. Выбрал направление на местном автобане (на котором и две телеги не разъедутся) на авось, да и пошёл неспешно. Где-то через час (примерно, ибо здесь у меня всё теперь неточное ввиду отсутствия необходимых для измерения девайсов) вышел к речке. Быстрая, неглубокая и чистая. То, что надо– попил, отдохнул. Глядя на мелькающую в воде рыбу, задумался было о насущном, но потом махнул рукой– рыбка уж больно махонькая– пока наловлю достаточное количество семь потов сойдёт, а мне бы к людям побыстрее. Так что, не буду на эту мелочь отвлекаться. Пока… Пока, и если людей не найду в ближайшее время (голод всё же не тётка), которые вроде как в данной местности присутствуют, но в подходящем виде пока не встречались. К сожалению…

Вышел снова на заросшую травой дорогу. Видимо мало ей пользуются, но как бы то ни было кто-то и куда-то её проложил– значит, и нам туда. Отряхнулся и потопал. И пошли снова поляны да перелески. Вскоре, когда солнце стало уже склоняться к горизонту, на пригорке обнаружилась небольшая, домов на пять, деревушка. По мере моего приближения к данному, по идее должному как бы быть населённому, пункту, меня начали одолевать смутные сомнения. Во-первых, обмазанные глиной халупы (по-другому и не назовёшь, ввиду размеров домишек и качества, как стройматериалов, так и, собственно, постройки), но без крыш; во-вторых, тишина– не та, когда спят, а которую принято называть мёртвой. Конечно, и птицы пели, и жабы где-то квакали, но вот звуков, называемых деревенскими, как раз и не слышно. Было ещё и в-третьих, и в-четвёртых, но и двух первых причин хватило бы чтобы насторожиться. Я и насторожился, но интерес-то у меня не праздный– подошёл, конечно, поближе. Тут и разглядел за передними, с выбитыми дверями, домами, ещё парочку– сожжённых. Зашёл на единственную, уже заросшую травой, улочку деревни и огляделся. Под ногами захрустело. Нагнувшись, присмотрелся– косточки мелкие и череп, мать моя, детский… И дальше, разные: взрослые и детские– больше десятка насчитал, разбросанных как бог на душу положит. И стало мне как-то неуютно– что ж это за место такое, где мёртвые так запросто раскиданы. Сначала на дороге, теперь вот и здесь. И на маньяков не спишешь, масштаб другой– это уже на войну или на эпидемию какую похоже… А ля гер ком а ля гер. Значит, займёмся мародёркой. Вернее, попытаемся, так как похоже не один я здесь такой продуманный– следы пребывания посторонних с загребущими ручонками, в виде, так сказать, полного отсутствия хоть чего-то полезного для человека в моём положении, бросались прямо в глаза. Те, кто обносил дома (кстати, интересная конструкция: земляной пол, открытый очаг– они тут что по-чёрному топят?), знали своё дело– я после них даже гвоздя не нашёл. Умельцы, блин…

На ночёвку отошёл в поле, поближе к лесу. Почему не в деревне? Я, конечно, человек не брезгливый, но спать на кладбище– как-то оно не того– нехорошо. Расположился на охапке листьев, можно сказать, со всеми удобствами. И единственное, что мешало мне насладиться предстоящим отдыхом– неприятно побаливавший с голодухи желудок. Впрочем, и поспать толком не удалось– всю ночь в лесу разными голосами что-то ухало, орало и выло. Кто-то за кем-то бегал, и потом, видимо, жрал. Весёлая выдалась ночка, а под утро резко похолодало, и я, в своём синеньком медицинском костюмчике, пригодном разве лишь только для нахождения в стерильном отапливаемом помещении, начал борьбу за выживание. Сначала просто лежал, свернувшись калачиком, и стучал зубами. Потом стучал зубами, перебравшись под дуб, бук, липу… Дальше бегал, прыгал, делал зарядку… Коротко говоря, когда выглянуло солнце, я почувствовал себя счастливейшим из людей. А также понял, что если не добуду огонь-следующую ночь я могу и не пережить.

Глава 2

Дорожка по-пьяному петляла, то поднимаясь на крутой холм, то скатываясь в очередной овраг. Устал как собака, ноги кое-как переставляю, на одном упрямстве двигаюсь. Вот до тенёчка дойду и отдохну. Вон до того лесочка… Ага, отдохнул. Только зашёл под кроны деревьев– выходят. Двое. Невысокие, бородатые, в странной и грязной одежде– на бомжей наших чем-то похожи. При этом на поясе у одного мясницкий тесак, а в руках у другого– копьецо с лезвием на конце. Подходят с улыбками, и глазки нехорошо поблескивают– с издёвкой. Не они ли над той парочкой на дороге поиздевались? Мозг кричит– беги, хозяин, беги,но… не побегу. И сил уж тех нет, и желания. Искал же людей– ну, вот они, нашёл на свою голову…

Подошли. Фу, вот это амбре– видать, давно бомжуют мужики. Пригляделся к тому, что поближе– лет тридцати, по типу– вполне себе, как говорят индейцы, бледнолицый, портит вид лишь общая неухоженность, грязные волосы, засаленная борода и… да, я на его месте не улыбался бы так широко– половина зубов отсутствует, а оставшиеся находятся в состоянии, когда стоматологи говорят– “только рвать”, но, понятное дело, я ему об этом сообщать не буду, ибо свои зубы мне дороже. И тут этот гнилозубый открыл рот. Ооо… Лучше бы он этого не делал. Дантиста сюда, срочно!.. Совершенно непроизвольно скривившись, и стараясь не дышать поганой атмосферой, я отвернул лицо в сторону второго неизвестного. Но в это время гнилозубый (прицепилось, блин, но пусть будет), видимо, заметивший мою гримасу “удовольствия” от нашего вынужденного общения, сильно возбудился, схватился за свой тесак и закричал, брызгая на меня слюной (наверняка ядовитая), что-то на своём, тарабарском, языке. Ввиду отсутствия у меня знаний о языке данного народа понять смысл его экспрессии оказалось затруднительно, но если ориентироваться на длину его слюны– то ничего хорошего. Тем временем, гнилозубый, не заметив на мне эффекта от своих криков, решил перейти к другим методам убеждения– потянул свой тесак из ножен. Кажется, сейчас кого-то будут убивать…

Пальцы скользнули по шероховатой поверхности посоха, перехват посередине, и рывок вперёд с одновременным ударом концом палки в туловище противника. Выдох. Забыв про выпавший ножик, гнилозубый с воем сложился на земле. Минус один… Его приятель, несмотря на туповатый вид, среагировал на мои действия достаточно быстро, и попытался достать меня своим копьём. Медленно, слишком медленно для меня это было исполнено– не мастер, короче. Пользуюсь его медлительностью и, практически не глядя, делаю выпад назад, куда-то в район головы. Разворачиваюсь для завершающего удара, но этого уже не требуется– я попал… во всех смыслах. Вместо головы конец палки воткнулся в горло, отчего дружок гнилозубого, упав на землю и держась обеими руками за поражённое место, выгибался, сучил ногами и что-то хрипел. Судя по конвульсиям, задето что-то очень важное для его жизнедеятельности, но рефлексировать по этому поводу будем позже– некогда– потому пока что не буду отвлекаться. К тому же, что-то его гнилозубый приятель примолк– как бы чего… Резко разворачиваюсь, и точно– эта нехорошая редиска, оклемавшись и вооружившись своим дыроколом, с каким-то зверским выражением на лице попытался проделать в моей спине непредусмотренное природой отверствие. Пришлось изображать гимнастическую фигуру “мостик” в вертикальном исполнении– чудом ушёл от железяки. После чего с моей стороны последовал хлёсткий– со всей дури– удар палкой по голове и сеанс "футбола".

Гнилозубый уже оклемался. Быстро, однако. Лежит, молчит, и за мной буркала ворочает. А что ему ещё остаётся– связанному? И молчит потому, как я понимаю, "футбол" ему уже надоел. А что вы хотели– я тоже не железный слушать его крики, которые к тому же малопонятны в виду наличия разных языков– может он так своих сообщников созывает на матч-реванш? А я один– без команды, и сколько друзей у гнилозубого– неизвестно. Не– нам такой футбол не нужен. Мы уж как-нибудь сами, тет-а-тет, так сказать. А наедине– потому как ушёл его приятель никому ничего не сказав. Травмы не совместимые с жизнью. Вот таки дела…И теперь думаю– а не отправить ли и гнилозубого следом? Не подумайте плохо… впрочем, если хотите– думайте как вам заблагорассудится, но вот– труп, а рядом– свидетель. И если кто-то считает, что мне следует бежать сдаваться в родную полицию, крича про самооборону, то этот наивный чукотский юноша видимо не знаком с нашей правовой системой, но можете по этому поводу не расстраиваться– у вас всё впереди. Впрочем, даже если учитывать перенос в хрен-знает-куда, то радость ввиду того, что полиция-то не расейская у меня, увы, тоже отсутствует. Не знаю их, и знакомиться с разницей в методах работы данных учреждений желания нет совершенно. Но и резать живого человека, не в бою, а так– это тоже не по-нашему– я же не ваххабит какой, понимать надо…

Ну, а пока ломаю голову над сей дилеммой, займусь-ка привычным– мародёркой. Да, да, а вы как думали? После боя для солдата нет ничего милее трофеев– в хозяйстве всё пригодится.Так, оружие в одну кучу, шмотки– в другую. Шмотки эти, если кто не понял, сняты с гнилозубого (пришлось вырубить– бывший хозяин отказался добровольно делиться) и его мёртвого друга. Если б не прошедшая ночь, клянусь, никогда бы не прикоснулся к этим тряпкам– мало того, что воняют, так ещё и вошки бегают. Бэээ… Вас передёрнуло– значит, вы поняли, что я чувствовал, когда всё это проделывал. Кстати, у этих бандюков не оказалось нижнего белья– от слова совсем, а кроме того– карманов, пуговиц, резинок, замков… Проще сказать, что у них не было ничего, кроме ткани, и та хреновая– в наших палестинах годная лишь на мешки. Блин, надеюсь, что это только мне так повезло наткнуться на аскетов, и это явление не повсеместно, а то что-то мне взгрустнулось. Но было и светлое пятнышко в этом царстве мрака– нашёл чем они тут расплачиваются– судя по блеску металлических кругляшей неправильной формы– серебром. С полустёртыми надписями на латинице, или похожей на оную. Несколько таких монет обнаружились в мешочке, снятом с пояса гнилозубого. Потом всё внимательно изучу, а пока– в кучу, и связать в узел. Что-то подзадержался я здесь, чувствую– пора сваливать. Покойника– в кусты, а его гнилозубого друга привязываю к дереву. Может я и не прав, но если развяжется– его счастье. Что за мир такой не разобрался ещё, потому не буду торопиться с личным кладбищем– вдруг по карме ударит.

Снова стелется под ногами опостылевшая дорога, к трудностям которой добавился вес висящего на копьё узла и кинжала на поясе, однако проходящих для меня, ввиду значимости в моём нынешнем положении, по категории “своя ноша не тянет”. Вот уже показались из-за поворота знакомые развалюхи. Да, теперь– когда всё равно куда идти, ввиду того что все направления для меня равноценны, и ведомый нежеланием дальнейших встреч, ввиду их неоднозначности– решил я вернуться назад той же, единственно знакомой мне, дорогой. Надо бы отдохнуть от таких приключений, обдумать всё произошедшее и подготовиться на будущее, а потому нужна база, и лучшего места для неё, чем у речки– я здесь не знаю.

К вечеру услышал знакомое журчание. Потом ещё около часа шёл вниз по течению запутывая следы– прыгая по камням и бредя по колено в воде. Наконец, решив, что удалился от дороги достаточно, расположился на ночлег. Конечно, кое-как позапутывал следы, но, откровенно говоря, я ни разу не чингачгук, и если кто захочет, тот всегда найдёт– особенно, если с собакой. Надежда только на то, что тот, кто пойдёт следом, не будет особо торопиться (если этот кто-то вообще будет)– всё-таки гнилозубый и его приятель не выглядят законопослушными гражданами. И чем больше времени пройдёт с произошедших ныне событий, тем труднее будет связать меня с ними.

За кронами багровело постепенно тускнеющее зарево, практически уже не греющее и лишь обозначающее сторону света; а потому пришлось в очередной раз отказаться от ужина за его отсутствием, ограничившись несколькими глотками воды, и бросив все усилия на розжиг огня. Дело в том, что среди новоприобретённых вещей оказались огниво и трут. Раньше мне подобных изделий видеть не приходилось, но на что нам книги и кинофильмы, особенно, так называемые, исторические– да и нечто подобное искалось мною в первую очередь. А потому, когда в моих руках оказались непонятные камушки– с их функционалом разобрался достаточно быстро. И теперь выбил искры на трут, а оттуда– на пучок сухих веток, и вуаля– перед мной запылал рукотворный огонь.

Эта ночь, в отличии от вчерашней, прошла значительно лучше, хотя идеал, как обычно, не достижим. Долго ворочался, переваривая накопившуюся в течении дня внутреннюю напряжённость. Пару раз вставал и взбадривал затухающий костёр новыми порциями дров, глядя на который, незаметно для себя и задремал. Оставшийся под утро без пищи, костёр потух и подёрнулся пеплом; и лишь дувший порывами холодный ветерок изредка шевелил это покрывало, отчего в воздух взлетали уже редкие багровые искры. Проснувшись, короткое время соображал– где я, и отчего мне так холодно и неудобно лежится; и память, шустрая когда не надо, подкинула несколько картинок со мной в главной роли, большую часть которых мне хотелось наоборот– побыстрей забыть. Тут и ненасытная утроба, почувствовав пробуждение хозяина, напомнила о себе требовательным ворчанием. В таких условиях долго не полежишь– сообразил я– и встав со своей лежанки, занялся раскладыванием нового костра.

Что-то никак проснуться не могу и тело вялое– непорядок. Размялся немного: во, другое дело– кровь по жилам побежала, теперь можно и о хлебе насущном подумать. Взгляд невольно поворотился к блестевшей на утреннем солнце речке, мелкой– дно видно, а также на сверкавших чешуей то тут, то там мелких рыбешек. Но нам то не до жиру… Желудок эту мысль немедленно подтвердил недовольным урчанием. Это дело нужно исправить: берём подходящую палку, очищаем от лишнего до почти гладкого состояния и заостряем один из концов. Получившееся остриё расщепляем ещё на несколько– получилась эдакая метелка. Назовём её для понимания предназначения острогой и отправимся на рыбалку.Первая попытка окончилась фиаско– не хотела рыбка насаживаться на острия моей метёлки. И вторая тоже…Так. Вдох -выдох. И воткнуть! Ты смотри– помог ритуал. Наверное магия… На конце моей остроги затрепыхалась небольшая рыбка, обликом похожая на окунька. Не знаю как местные эту разновидность подводного мира называют, и если честно, это меня интересует в последнюю очередь. Намного важнее, чтобы съедобная была и мясцом поболее. Мм… От мыслей таких готов эту рыбку уже в сыром виде продегустировать. А потому не будем отвлекаться, снова прицелиться– и воткнуть. И ещё раз, и ещё, и… Вот так с промахами и маленькими победами и отловил пять штучек. Мелкие, конечно, откуда здесь большим взяться, однако если вспомнить вчерашнее отсутствие вообще каких-либо намёков на еду, то будущее внушает оптимизм, который срочно требуется реализовать.

Обмазанных глиной рыбок прикопал под костёр, и теперь сижу, глотаю слюну. По-моему, ещё сыроваты… Нет, это просто невозможно терпеть… Не выдержал я такой пытки– раскидал костёр, да и накинулся на умопомрачительно пахнущих рыбок, оставляя от них лишь хребёт. И сожалея лишь о том, что рыбки столь маловаты. Эх…