Текст книги "На чужой войне (СИ)"

Автор книги: Ван Ваныч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Глава 18

И пока мы обустраивались у нас время от времени стали появляться гости, и чем далее– тем всё больше. Эти же посетители меня и просветили, что по лагерю уже который день ползут слухи о некоем загадочном принце с Востока. Вот и шастают который день благородные и не очень, как они рекомендуются– с целью засвидетельствовать своё почтение. Но это, что называется, официальная версия, а вероятнее всего другая– любопытство от лагерной скуки, и желание развеяться. Ну, мы же тоже не на помойке родились– встречаем как полагается. В целях повышения уровня предоставляемого гостеприимства, и не только– жить-то тоже где-то надо,– выкупил у Шарля потрёпанный– по имеющимся средствам– шатёр. Местами дырявый, и во время дождя не рекомендуется тыкать пальцем в потолок, но всё же как хорошо когда есть крыша над головой.

А насчёт распространителей этих слухов, я почти не сомневаюсь, что это либо наш новенький командир постарался, либо кто-то из его окружения. Во-первых, из тех кто в курсе обо мне, только этим членам нашей компании это выгодно в плане поднятия авторитета– мол, вот какие люди не брезгуют к нам присоединяться; а во-вторых, парням из моего отряда болтать пока банально некогда– обустройством заняты. Впрочем, всем ротик не прикроешь, и рано, или поздно– скорее первое– это стало бы известно, так сказать, общественности. И потому– хоть это и чревато возможными эксцессами– не обращаю никакого внимания. Возможно, что и напрасно, но в этом отношении я в какой-то степени фаталист, считая, что если что– то значит планида моя такая. Как говорят, или будут говорить– путаюсь в этих временах постоянно– самураи: какой бы путь ты не выбрал– думай о смерти. Мне– как выбравшему путь меча– это ближе.

Каждый день новый любопытствующий приходит, среди которых полно из благородного сословия– таких не принять, так потом так ославят,– вовек не отмоешься. И вопросы у всех стандартные: кто, да откуда, а почему? Вежливо отвечаю одно и то же– типа памятки в уме составил и по ней шпарю. Всё бы ничего, но уже печень побаливает– каждый гость норовит нажраться до состояния “ты меня уважаешь?” Приходится пить до дна…

Сегодня опять двое пожаловали: крепкие мужики под сороковник, в кольчугах и при мечах– соблюдают, так сказать, здешний дресс-код. Один посветлее, другой– потемнее. Который потемнее в руке глиняную бутыль держит– и такое бывает, хоть и не часто,– обычно не без оснований на халяву рассчитывают, и если бы не упёртый дворянчик, которого я заставил раскошелиться по дороге сюда, то давно бы уже по миру пошёл. Который с бутылкой первый же и представился на корявом французском:

– Я есть шевалье Курт фон Остен. Это,– показал рукой на своего товарища,– есть друг. Пан Анджей Почеловский.

Я грустно про себя вздохнув (бедная моя печень…), тем не менее изобразил на физиономии приветливую улыбку и любезно ответил:

– Рад видеть вас, мессиры, в добром здравии.

И приглашающе махнул рукой:

– Прошу в шатёр.

Расселись на лавках вокруг грубого стола– какой нашёл, такой и купил– подождали пока Марк расставит бокалы и закуску, после чего завели великосветскую беседу, изредка прерываемую бульканьем и чавканьем. И это– я имею в виду чавканье– не означает оскорбление хозяина, а вовсе даже наоборот– в здешних местах это высшая похвала гостеприимству, что-то вроде того, что гости довольны. Были бы недовольны– так не чавкали…

Но вернёмся к нашим гостям. Первоначально, разговор вёлся между мной и фон Остеном. Пан Почеловский больше налегал на выпивку и, возможно, именно поэтому в определённый момент полез в бутылку. Хотя начиналось всё достаточно невинно: мы с Куртом обсудили погоду (жара и духота), виды на урожай (в данный период истории эта тема едва ли не самая важная в любом разговоре и интересуются ею все– даже очень далёкие от сельского хозяйства люди, так как это вопрос банального выживания), перемыли косточки нашему вероятному работодателю. До определённого момент всё протекало мирно и благопристойно, не без шероховатостей конечно– сколько людей, столько и мнений– но мы их благополучно запили какой-то кисло-подслащённой слабоалкогольной дрянью, и ничего, как говорится, не предвещало, как вдруг “проснулся” пан Анджей. Сидел тихо-мирно, слушал да немудрящие яства вкушал, и тут внезапно выдал:

– Отчего вас, мессир, именуют принцем?

Мы с немцем прервались на полуслове и недоумённо посмотрели на Андрюху: видимо, для фон Остена данный экспромт тоже оказался в диковинку, а уж для меня то… Но так как эти двое теперь вопросительно смотрели на меня пришлось лихорадочно подыскивать в памяти подходящий ответ– расслабился, если честно, уверовав в собственную легенду. А как не поверить, коли все окружающие верят– и без всяких документов. Тут, правда, есть у меня лишь одно объяснение подобному: уж сильно я по поведению от местных отличаюсь– как от простецов, так и от представителей благородного сословия. И кто я тогда? Явно из тех, кого они либо очень редко, но издали– без особого общения, либо совсем никогда увидеть не могут, и соответственно, не могут и оценить разницу в поведении– а в данную категорию также попадают и члены королевской семьи,– отсюда, как я полагаю, и такое доверие моим словам. Но это всё размышления в пользу бедных, а правдивы они или нет– то бог ведает. Однако нужно что-то отвечать…

– Сын короля-отсюда и принц…

Неожиданно раскрасневшийся поляк (поляк же?) вскочил, опрокидывая бокалы и блюдо с мясом на и под стол, и закричал на явно славянском языке, показавшемся мне отдалённо похожим на мой родной:

– То лжа! На Руси нема крола!

Спасаясь от разлившегося и разлетевшегося, пришлось и нам вскочить. Ситуация явно выходила из-под контроля, и моя рука машинально нащупала рукоять кинжала. Кинул взгляд на немца, но тот лишь матерился на своём непонятном, занятый чисткой штанов, и агрессии не проявлял. В отличии от пана Почеловского…нервно выдергивающего свой железный “аргумент” из ножен. В этот момент– явно привлечённые нехарактерным шумом– в шатёр ворвались Марк и один из бойцов моей команды– уже с обнажённым оружием, которое и направили в сторону слишком буйных гостей. Немец наконец-то сообразил– это ж неспроста– и попытался утихомирить своего друга. Напрасно. Пан Анджей, еле удерживаемый на месте Куртом, желал во чтобы то ни стало доказать свою правоту– уже при помощи железа. Что же…

Я прикинул расклад: если не заткнуть этого буйного поляка, то по лагерю непременно пойдут разговоры, по типу “царь-то ненастоящий!” Это было бы печально. Для меня– прежде всего. Значит, будем разбираться здесь и сейчас, а если…то эти гости прямиком отправятся кормить раков в ближайшем водоёме. Речка, кстати, совсем рядом…

– Пошто рот для хулы раззявил?! Кто ты таков чтобы меня во лжи обвинять?!

Как говорится лучшая защита– это нападение! Пан Анджей чуть отодвинул немца и закричал:

– Нету на Руси короля! Самозванец!

Аж чем-то родным повеяло– чуть Буншу в ответ не процитировал: “От самозванца слышу!” Но не стал в перепалку вступать, тем более что в шатре становилось тесновато– сюда припёрлись все, кто услышал наши крики,– и теперь озадаченно пытались понять суть конфликта. Будем отыгрывать роль до конца:

– А не потому ли нет, что вы моего батюшку сгубили!

– Лжа это! Ваши же бояре его и потравили…

Ааа, вот оно что– прочитал я в глазах окружающих, и согласно покивал своей новой причёской “под горшок” (мода такая),– да-да, именно так всё дело и обстоит. Судя по давным– давно мною прочитанным и сохранившимся в моей памяти отрывочным данным: было когда-то такое королевство– Русское. Первым, кто примерил эту корону был знаменитый Даниил Романович, живший во времена татарского нашествия. После королями были его потомки, но не долго– примерно где-то в эти времена королевство прекратило своё существование. Закончилось это государство обычным образом– соседи поделили, но вот какие именно, и по какой причине,– тут я, что называется, не копенгаген. И вдруг такой подарок: поляк проговорился, что “батюшку” моего– потравили, и настаивает, что королевства такого нет, а значит, стало быть, и Польша в сём разделе интерес поимела. А раз так, то получи фашист гранату:

– За лживый поклёп– ответишь!– а в мыслях крутится фраза из культового фильма: “И за Сталинград-тоже…”– Требую сатисфакции! Немедленно!

И получил в ответ:

– Да! Да! Пся крев!

Ну, точно-поляк…

Какое небо голубое, мы не сторонники разбоя… Вот насчёт последнего– ввиду подавляющего преимущества среди собравшихся вокруг меня в данное время– совсем не уверен. Но, тем не менее, небо действительно светлое и красоты необыкновенной, и солнышко греет и тело, и душу. Жить хочется… И песенка эта, жизнеутверждающая, что в голове сейчас крутится – очень даже к месту, потому как скоро, совсем скоро– когда на моего противника наденут последние элементы брони– один из нас покинет этот бренный мир. Я, конечно, надеюсь, что это буду не я, но… Так вот, чтобы никаких но не случилось, и руководствуясь народной мудростью: “на бога надейся, но ишака привязывай!”– обрядился соответственно случаю. На туловище натянул плотностёганный гамбезон, и поверх него– обшитую по верхнему плечевому поясу и вокруг шеи, железом– кольчугу. Голову прикрыл открытый шлём типа бацинет с бармицей. В одну руку взял меч-бастард, на культю примотали щит. Всё– я готов!

Теперь ожидаю, когда мой соперник закончит снаряжаться на противоположной стороне поляны. Этот процесс несколько затянулся– и не слуги пана Анджея тому причина. Они стараются, но ввиду того, что их хозяин, по-видимому, решил снарядиться всем чем обладает на данный момент– быстро это сделать нереально. Потому что здесь было всё: и гамбезон, и кольчуга-хауберк с кольчужными чулками, и поверх этого проклёпанная бригантина, оббитая красным бархатом с каким-то позолоченным зверем на анфасе. Бархат не нов, оттого очертания, как я полагаю, геральдического зверя, поистёрлись-поистрепались, и больше всего напоминали драную кошку. Но даже и при таком качестве эта бригантина оставалась статусной вещью доступной не всем. Дополняла общую картину пластинчатая защита бёдер и голеней с железными перчатками и башмаками. Ну, и как вишенка на торту, голову моего супостата украшал бацинет с забралом и бармицей-авентейлом. В итоге, получился эдакий средневековый терминатор. И глядя на то, сколько и чего понадёвано на пана Почеловского, впал в сомнение– как же я эту черепаху расковыривать буду.

Тем временем, мой оппонент из рук своего оруженосца принял топор и щит. Небольшая ремарка: если при слове топор у вас возникла ассоциация с дровами, то выкиньте её прочь, как неправильную. Ибо боевой топор– это уменьшенная, по сравнению со стандартной, ударная часть, и насаженная на длинное (до метра длиной) древко. Можно таким и дрова колоть, но…не нужно– у этого предмета другое предназначение,– с которым я сейчас познакомлюсь ближе, чем хотелось бы.

Для толпы, заполнившей поляну, и даже более того обвесившей все окружающие её деревья– ибо таков был интерес к данному мероприятию– стартануло самое волнительное: добровольные гладиаторы, прокручивая в руках оружие и примеряясь, медленно сходились; а для двух главных героев данной трагедии наступил момент истины.

Начал бой поляк– безыскусно ударил сверху в щит, но когда я попытался ударить в ответ, его топор неожиданно прилетел снизу, едва не превратив меня в одноногого инвалида. Истина всегда где-то рядом, вот и этот обмен ударами прочистил мне мозги– эти ребята десятилетиями напрягаются в попытке выжить, изучая все эти интересные приёмчики– и здесь я им не соперник. Мой конёк в другом… И если хочу победить, то нужно менять картину боя.

Потому, когда в следующий момент пан Анджей попытался достать меня топором, я был готов, и скрестил с ним меч, используя всю свою силу в стремлении выбить оружие из рук вражины. И хоть ударил плоской стороной меча, мой ломик ощутимо погнулся, но это– чёрт с ним!– главное, цели не достиг, хотя эффект был. И какой– пан Почеловский топор удержал, но рука с оружием отлетела в сторону, а противника откинуло и развернуло боком ко мне. Такой подарок надо использовать, чем я и занялся: в следующее мгновение ударил щитом в неловко подставленный щит, и без того находящийся в неустойчивом положении поляк растянулся на траве. И я мог бы закончить бой здесь и сейчас, но не стал этого делать– дал противнику возможность откатиться: мне нужна убедительная победа, чтобы впредь любой крикнувший “самозванец!”– знал чем это чревато. Потому стоял и ждал, пока он поднимется и примет боевую стойку. А после повторил так удачно у меня получившуюся связку: удар на силу, толчок, который в этот раз изменился на пинок, но это мало на что повлияло– поляк упал точно так же,– с шумом и грохотом. И на этот раз топор он потерял…

Дал ему подняться, и снова повторил: удар, толчок, падение. По сути, я размазывал пана Почеловского тонким слоем. И толпа это поняла: первоначальные крики и шум стихли, сменившись могильной тишиной, в которой особенно хорошо было слышно хриплое дыхание поляка, в который раз поднявшегося на ноги. Он с трудом, дрожащими руками отстегнул забрало, явив миру исказившиеся черты мокрого лица, и хрипло закричал:

– Чего ты ждёшь, сволочь?!

В ответ указал кончиком своего погнутого ломика на валявшийся в траве топор:

– Подними.

Пан Анджей яростно сверкнул глазами, но промолчал, и медленно, словно растягивая мгновения, переместился к топору. Продолжая в том же ритме, наклонился, нащупал рукоять оружия и выпрямился. После чего отбросил щит, воздел топор к небу, и яростно взревев, бросился на меня. Но уже в следующее мгновение, когда мой меч, разрывая бармицу, пробил горло поляка, ненависть в его глазах сменилась на обиду: “Как же так?”– будто вопрошали они, но вскоре и эта эмоция исчезла, сменившись безжизненным холодом.

А солнце продолжало светить помаргивая ослепительными лучами и обещая пригожий день. Оно с любопытством дарило тепло двум муравьям, устроившим между собой смертный, закончившийся гибелью одного из них, бой. Заинтересованно проследило, как после этого погибшего раздели и потащили в место с большим количеством крестов. Здесь, возле какой-то ямы, собралась небольшая группа этих странных существ– они некоторое время с большим вниманием слушали толстенького, почти круглого в очертаниях, существа, закутанного в чёрные, как у ворона, одежды– и после возгласов “Аминь!” столкнули погибшего в яму, быстренько закопав. Потом что-то пили, пели, подрались, ещё раз пили, и…наступила ночь.

Глава 19

Мне принесли доспехи и оружие погибшего, которые по дуэльным правилам принадлежат победителю. Чуток поворошил получившуюся кучку: за исключением авентейла– требующего ремонта, а лучше сразу замены– доспехи особо в бою не пострадали и годны к дальнейшему использованию. Осталось только по фигуре подогнать…Я в очередной раз в прибытке. И если в прошлый раз рефлексировал, полагая возможным обойтись без смертельного исхода, то намедни прикончил без сожаления. Похоже на то, что уже вжился в эту жестокую– человеческая жизнь здесь и сейчас не стоит и су– эпоху,– как минимум в отношении к человеческой жизни. Но прежде чем осуждать, вспомните– бытие определяет сознание, а не наоборот. И когда все вокруг кричат “Убей!”, то однажды твоя рука не дрогнет… Потом будут кошмары в ночи, алкоголь, или что-нибудь покрепче– в остальное время суток, но как прежде уже не будет точно.

Крикнул Марка. Вот тоже проблема– за всё использую: он у меня и кухарка, и певец, и на дуде игрец– что не есть хорошо. Правильно, если брать за образец здешних знатных да богатых: это свита человек полста, а то и поболее, и на каждое телодвижение господина есть отдельный человечек. Для примера, проснулся поутру, а слуга уже серебрянный тазик с водой подносит, и второй наизготовку стоит– с бархатным холстом для обтирки, рядом третий– с шёлковыми подштанниками на вытяных руках… И это я не утрирую: именно так в этих знатных да богатых семействах и происходит, а коли сказал а– нужно соответствовать. Не так, конечно– это был бы перебор– не приучены мы к таким изыскам, но, как минимум, оруженосец точно нужен– за оружием ухаживать. Паж тоже как бы необходим, и повар… Чёрт! Вот так эта толпа прихлебателей и набирается.

Вечером пригласили к капитану, у которого, как оказалось, уже присутствовали казначей и первый лейтенант. Раскланялись и расположились за столом: плеснули винца в бокалы, и затянули неспешный разговор. По какому поводу сборище пока не ясно, но это, судя по неторопливому поведению хозяина, не к спеху. В любом случае, коли уже здесь– узнаю… А вот, кстати, и возможная разгадка– на столе стояла вроде как лишняя серебрянная чарка,– ждём гостя? И если уж хозяин выставил на стол посуду из благородного металла, надо полагать, непростого. Но что-то я отвлёкся, изображая из себя Шерлока Холмса, так-то и на доктора Ватсона не тяну...

Вскоре– когда уже совсем стемнело– в шатёр заглянул часовой:

– Капитан, к вам…

Тот, будто давно ожидавший подобного, немедленно оборвал на полуслове:

– Пропусти!– и сопроводил приказ нетерпеливым выразительным жестом. После чего, наш предводитель поднялся на ноги и, обращаясь к нам, торжественно представил новоприбывшего пожилого мужчину:

– Мессиры! Позвольте представить вам барона Отона де Миоссанс,– последовала церемония представления. Познакомились, и,– Прошу к столу, барон, располагайтесь.

Тот, будто только того и ожидал, расположился, по-хозяйски окидывая стол взором. Ему пододвинули тот самый, якобы лишний, сосуд, и плеснули туда вина. Выпил, закусил. Капитан завёл протокольный разговор с бароном: как дела, как добирался… Наконец, барон, очевидно решив, что этикет соблюдён, перешёл к делу: встал, под любопытствующими взглядами сделал внушительный глоток из чарки, разгладил седеющие усы, и кашлянув, произнёс речь:

– Ваша светлость, мессиры… В ваш лагерь меня привела воля моего сеньора, благороднейшего графа Гастона де Фуа. Вы, вероятно, знаете… Для вас, ваша светлость, как для чужестранца, я отдельно поясню: у моего сеньора есть старинный могущественный враг. Движимый злобой и непомерной жадностью граф де Арманьяк желает, вопреки воле нашего всемилостивейшего короля, начать новое кровопролитие,– Бог ему судья! И мой сеньор, моими устами, говорит сейчас вам– мы будем драться. Нас мало, да… И именно по этой причине я сегодня здесь: мой благородный граф призывает всех, носящих оружие и относящихся к моему сеньору по-дружески, под свой баннер. Для чего не пожалеет ничего: ни казны, ни оружия… Мало кто не слышал про вашу славную компанию мессира Мешина, знаменитого своими славными воинами. Где он– там победа! И сегодня я предлагаю вам ещё одно большое дельце– присоединяйтесь к нам– и оно приведёт вас к славе и богатству!

Барон остановился, дабы перевести дыхание, оглядел лица внимательно внимавших ему слушателей, и пристукнув по столу ладонью, закончил:– Решайтесь!

И сел. Я переглянулся с присутствующими: судя по удивлённым лицам окружающих меня людей, для всех это неожиданность, кроме… капитана. Хм, вот как… Задумался: если капитан в курсе, а он– судя по довольному, будто у кота объевшегося сметаны, лицу– точно в курсе, то скорее всего, вся эта мизансцена рассчитана исключительно на непосвящённую в подробности публику, а на самом деле решение уже принято,– и даже понятно какое. Но тогда причём здесь я, или… хм, возможно, как представитель интересов дворян нашей компании, ведь формально вроде как являюсь якобы самым титулованным среди них. Что же– примем это за гипотезу, но если и так, то что от меня требуется? Надо прояснить ситуацию… Посмотрел на капитана, на его довольное лицо, и спросил:

– Мне казалось, что у нас на носу война с Кастилией? И есть договор с графом Трастамарским– как с ним быть?

– Так мы и не отказываемся от договора, но Ваша Светлость сами наблюдаете, что наниматель что-то не спешит выполнять принятые на себя обязательства. И воины застоялись... Я считаю, что графу де Фуа нужно помочь. Или вы, ваша светлость, считаете иначе?

– Я не против помогать, но…в какой очерёдности это делать предполагается?

Мешин переглянулся с нашим казначеем, и чуть погодя, ухмыльнувшись, ответил:

– Мы поможем графу, сразу как получим деньги от короля. Так мы ничего не потеряем. А Бастард…подождёт.

Я посмотрел на согласно закивавшего головой казначея, на скривившегося, будто отведавшего лимона, лейтенанта, на сидевшего с нечитаемым выражением на лице барона, и…промолчал. Потому что не имеют значения слова– всё и без меня уже решено. Можно встать, громко хлопнуть дверью– как же так, слово же давали, бумагу подписывали? Но я и по другой– первоначальной– реальности знал, что где замешаны политика и большие деньги, там слова– лишь сотрясение воздуха, а договор– не стоит и чернил, затраченных на его подписание. И действия капитана знакомы– банальное кидалово, и участвовать в таком претило, но я уже– присоединившись к рутьерам– вступил в эту дурнопахнущую субстанцию. Ведь знал же что предстоит, но всё же надеялся не наступить на нехорошее. Не вышло. И теперь, благодаря нашему славному капитану, осталось погрузиться туда поглубже– по самое…да, по это самое, которое не балуйся.

После посиделок у капитана, я, сопровождаемый двумя охранниками с факелами, медленно шёл по лагерю, переваривая неожиданную новость. Хотя… Не такая она неожиданная, да и не новость давно уже– с тех пор как в лагерь зачастили эмиссары враждующих графов– к этому всё и шло. Однако же, ощущение– как обухом из-за угла. Помотал головой, удивляясь хитроватости нашего капитана, да и, скорее всего, не только нашего– предполагаю аналогичные посиделки и у других командиров. Что же, примем это как данность…

Тут надо бы пояснить о чём речь: жили да были два соседа– графы Арманьяк и Фуа. Жили хоть и не дружно, но вполне мирно– до определённого момента. Но полста, или около того, лет тому назад у соседнего с ними виконта не оказалось прямого наследника мужеска пола, зато по женской линии– даже слишком много,– с этого всё и началось. Оба графа через браки оказались в родстве с соседом, и кусок оказался настолько велик, что они забыв про кровные узы и былые добрососедские отношения, вцепились в горло друг другу. В этой гонке за наследством покойного виконта по фамилии Беарн самым шустрым оказался граф де Фуа, с чем властитель Арманьяка был в корне не согласен. С тех самых пор, время от времени между двумя соседями вспыхивали кровопролитные войны, до сего момента ни к чему, кроме совместного разорения, не приведшие. И, возможно, что и сами участники конфликта уже давно осознали всю ущербность своих деяний, но продолжают упорствовать из чувства, так сказать, любви к искусству.

Нынешнему всплеску кровопролития способствовало заключения мира, или правильнее– перемирия, в Бретиньи. Короли Англии и Франции, устав– на время– от кровопролития, договорились о новой границе. Которая– вот неожиданность– пролегла как раз между владениями враждующих графов. Принцип сдерживания соседа чужими руками не нов, пусть ещё и не оформлен– как и многое другое. И, судя по всему, руководствуясь им, якобы замирившиеся короли начали тайно подзуживать своих вассалов к продолжению конфликта. Граф Арманьяк готовился исподволь, постепенно обкладывая Фуа своими союзниками и вассалами– понятно, с какой целью. Теперь же, очевидно решив, что время для выступления пришло, и используя то обстоятельство, что на границе сосредоточилась огромная группировка самых боеспособных войск если не Европы, то Франции– точно, Арно де Арманьяк приступил к их усиленной вербовке– и граф Гастон де Фуа бросился его догонять. Использовали они в этом деле, как не странно, всё тот же Клермонский договор с рутьерами, в котором уже на стадии подписания умудрились подложить мину, способную его взорвать– договор считался недействительным в случае возобновления боевых действий между Фуа и Арманьяком,– что в конечном случае и произошло.

Однако, и рутьеры тоже не дураки, и терять огромные, можно сказать– халявные, деньги, капитаны не хотели. Поэтому война вспыхнула только тогда, когда лейтенант короля Арнуль де Одрегем привёз сто тысяч флоринов, требуемых по условиям договора на их найм. И получив их, в тот же день рутьеры помахали ему ручкой. А случилось сие в ноябре 1363 года от Рождества Христова…

Но это я немного вперёд забежал: этого пока этого не произошло, хотя жареным уже запахло, поэтому приведём мысли в порядок и постараемся сделать вид, что так всё и должно быть. А мимо тем временем проплывали костры, шатры, возы… С сидящими, лежащими, жующими, храпящими возле них людьми. Много нас здесь таких– выброшенных на обочину жизни из привычного нам мира, ставшими бродягами и людьми меча. Толком не зная дороги, да ещё и в по-осеннему быстро сгущающихся сумерках немудрено заблудиться, но не сейчас– я уже забыл в который раз полирую эту тропку. А как было в первые моменты… Без подсказок бы не выбрался– точно говорю. А теперь, можно сказать, стал профессионалом– могу экскурсии по лагерю водить.

А если порассуждать: почему я так возмутился поступку нашего капитана– чего ещё можно ожидать от этой помеси наёмника и бандита? Для такого продажа за деньги естественна, и кто заплатит больше– за того и будет воевать. И то формально. По-настоящему, наш хитрозадый лидер воюет только за себя. Родина? А что это такое? Нет здесь такого понятия. Верность ассоциируется только с сеньором или государем. И тем более, за неё никто умирать не собирается. Лишь я, один на весь этот мир, напичканный пропагандой из будущих времён, смотрю на странные для меня вещи распахнутыми от дикого удивления глазами.

Только… Я, конечно, привыкаю, но как же противны мне все эти игры, как мерзопакостны и эти жадные морды. Для воина мир чёрно– белый: вот друг, а это– враг. Возможна хитрость в бою против чужих, а среди своих– зачем? Хотя какие они мне свои. Чужие– и точка– и вряд ли станет когда-либо по-другому– мы слишком разные. Вот приду в свой отряд– там свои. Первый и последний раз под уродами хожу. Ладно, не буду пока зарекаться– жизнь, она– того, длинная, всякое бывает…

Закончился основной лагерь, короткая тропка среди облетевших деревьев и пожухлой травы, а вот, наконец, и мой шатёр– в центре, и между двух почти ровных цепочек шалашей, с горящими возле них кострами– наш “дом”. Разросся он последнее время, особенно после поединка с поляком: такова специфика скученного здесь контингента, что уважают здесь прежде всего силу, потом идут знатность, богатство, и где-то совсем в конце этого списка возможно присутствует и такое понятие как честь. Но это не точно… В любом случае, и несколько первых достаточно, чтобы создать определённую репутацию среди этих волков. И привлечь их внимание. Потому то и нет у меня проблем с увеличением моего маленького отряда, даже и выбор кой-какой есть.

Непрерывный поток желающих завербоваться в кондотьеры не прерывался ни на мгновение в течении всего времени стояния в Мазере. В основном, шли разорившиеся крестьяне и горожане, мало что умеющие, плохо вооружённые, но и самые злые среди наёмников. Причём эту, совсем не спортивную, злость они дальше будут демонстрировать на таких же– бедных и угнетаемых. Но это частности... Впрочем, вступив в наши ряды, эти вояки уже не считали, что имеют какое-либо отношение к прочим. Их и брали-то в основном для массовки. Не считали за настоящих воинов: обычным уделом таких "воинов" считалось мародёрство и грабёж– на большее они не способны. Именно эти ребята отметились во Франции, и благодаря их методам войны рутьеры и снискали такую ненависть. Но не нужно считать их париями среди людей войны: эти товарищи выполняли ту работу, которой брезговали заниматься прочие– например, фуражировкой. Вот, в основном, из таких "бойцов" и состояло моё пополнение, но были и другие– лучше и по обученности владению оружием, и по обмундированию.

Пока что довёл численность до тридцати бойцов, среди которых оказались представители всех родов средневековых войск: и лучники (всего два), и пехота, и конница. В составе последних стало теперь, считая со мной– коня я купил и кое-как научился на нём скакать– уже семь латников (или шесть с половиной– больше чем на половинку я пока верхом не тяну), пятеро– из знати, либо бастарды– эти можно сказать, родились с мечом в руке. И это не метафора: есть здесь такой милый обычай– только новорожденному протягивают нож или кинжал и ковригу хлеба, куда ребёнок руки протянул, знать такая и судьба его ждёт,– воина или пахаря.

Так что ребята эти серьёзные, и рубаки не из последних. Хотя со мной совладать и не могут– “нет у них методов против Кости Сапрыкина",– шучу я так. Читер я– потому и не могут. Так то вижу: и щитом крутят, и мечом пытаются финтить, но нет здесь пока настоящей школы фехтования. Больше на силу и резкость полагаются– то есть на то, в чём и я силён, а потому против меня и не работает.

Занятия с Марком по овладению оружием я не забросил, а даже наоборот– постарался привлечь к этому процессу как можно больше народа. Как говорится, и людей посмотрел– и себя показал. Должен же я знать на что мой отряд способен, а кроме того, как говорят, или правильнее, как говорили, или будут говорить, чёрт побери– опять запутался… Да, короче, в армии говорят: чем бы солдат не занимался– лишь бы зае…ся. Тут возможностей у меня поменьше– эти наёмники таскать круглое и катать квадратное отсюда и до обеда точно не будут– моментально бунт вызову. Потому разные соревнования придумываю. Ну, а если соперничество– то как же без призов– обязательно надо чтобы было. Пусть даже это будет небольшой перстенёк. С камешком…Турниры эти вызывают знатный ажиотаж: толпа здоровых мужчин уже несколько месяцев провели в томительном ожидании, и это сильно утомляет, а из способов разогнать грусть-печаль доступны лишь алкоголь и девицы с пониженной социальной ответственностью. Это хорошо, но надоедает, и тут я со своими соревнованиями– очень вовремя и к месту…