Текст книги "На чужой войне (СИ)"

Автор книги: Ван Ваныч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 16

Пытаюсь вникнуть, но никак не могу– что этот идиот орёт? Вроде бы местный язык уже понимаю, правильнее– понимал,– пока с этим человечком не пересёкся. Те же самые слова, но другое ударение и произношение-и всё -я ни черта не понимаю! Потому стою и молча внимаю. Наконец, мне этот словесный понос надоел и я, обращаясь к Марку, вопросил:

– Кто это такой? И чего он хочет?

Тот, хмыкнув, ответил:

– Сей дворянин есть шевалье Бертран де Равинян… А вопрошает– есть ли среди нас достойный его дворянин? Его милость изволит ругаться на нас за то, что проход загородили, и требуют удовлетворения…

– Удовлетворения!?

Блин, я что похож на этих... которые однополые? Чёртова Европа! Но не рановато ли…

– Дуэли…

Фу, ты! А я уж было подумал... Повнимательней пригляделся к оппоненту: здоровый мужик лет тридцати– что называется в полном расцвете сил, короткостриженая чёрная борода, толстые губы, нос картошкой и гнилые зубы– при крике слюни вылетают,– некультурный человек. Сидит на здоровенном боевом коне дестриэ– специально выращиваемых для рыцарских боёв– в кольчуге с дополнительно нашитыми спереди железными пластинами, сбоку на коне приторочен меч-бастард, в руке длиннющее копьё. Проще говоря, обычный среднестатический шевалье, каковых в этих краях как собак нерезанных. И мне не понятно– чего он так возбудился– то? Ведь сам не прав...

На переправе через речку въехали на узенький– только одна телега проедет– мостик, тут появляется этот надменный торопыга со своими сопровождающими и тоже самое проделывает– но с другого конца. Встретились примерно на середине моста, встали намертво– ни туда и ни сюда– а вместо приветствия услышали длинный, перемешанный со слюнями, поток непереводимой речи. Теперь оказывается, что откатить назад ему воспитание не позволяет, и он не придумал ничего лучше– хочет устроить “мордобой”. Сейчас ведь откинет копытца у этой никому не известной речушки, и ради чего? Ладно…

– Представь меня этому…как его…забыл. Скажи– если он хочет дуэли– получит,– и отвернувшись от настырного дворянчика, пошёл на свой берег– готовиться.

Спустя короткое время мы встретились вновь чуть в стороне от дороги на лужку. Несмотря на то, что мой вымышленный титул его немного смутил, отказываться от дуэли шевалье не стал. Мог и я отказаться: мой статус позволяет посылать лесом большинство любителей помахать железяками, за исключением равных или более вышестоящих по этому критерию. Мог, но поразмыслив, пошёл на проведение поединка: мужик с труднозапоминающимся именем и непонятным для меня диалектом французского (оказывается этот язык, как объединяющий всю страну, ещё толком и не сложился: север не понимает юг, а Гасконь, Бретань и Бургундия– их обеих, и друг друга) явно нарывался, да и подзаработать бы не мешало– по дуэльным правилам, имущество проигравшего, в коем он вышел на поединок, доставалось победителю. Кстати говоря, такой вид заработка среди дворян– обычное дело. Бывает даже и такое: некий рыцарь может расположиться у моста, бросая вызов любым проезжающим мимо на свой выбор. И выбор, почему-то, почти всегда останавливается на хороших доспехах и отличном коне– но это уже мелочи. Чаще всего, в качестве причины для поединка используя некую даму сердца– иногда совсем незнакомую для оппонентов. Но тем ведь и интереснее, не правда ли?

Встали друг против друга: оба в броне, с мечом и щитом– как и договаривались-пеше, броно и оружно. Первоначально, дворянчик желал дуэлировать верхом на коне и с копьём, но я, как вызываемая сторона, отказался. Во-первых, где бы я тут коня нашёл– не считать же за боевого непонятного одра, впряжённого в нашу телегу (эх, под кем-то сейчас мой Чёртушка ходит!). А во-вторых, попросту не умею, но откровенничать на эту тему я, естественно, не стану– обойдётся. Так и получилось, что вышли мы друг против друга в комплектах пехотного снаряжения.

Начал бой этот Бертран активными попытками при помощи меча нащупать брешь в моей броне, но безуспешно– все удары пришлись в подставляемый щит. Попытка же ударом щита в щит вывести меня из равновесия, открывая для последующего удара, провалилась– шевалье нарвался на встречный жёсткий,– и отлетел как резиновый. Кое-как устоял, но было видно что поплыл. Дальше было уже не интересно: стукнул пару раз, отсушив ему левую руку, пнул в не закрывающий уже ничего щит, опрокидывая соперника на лопатки, и приставил кончик меча к глазу, вынуждая признать поражение. Бертран де Равиньян– по лицу было хорошо видно– не хотел сдаваться, но жить он хотел ещё больше. Я мог бы и не принуждать к сдаче, а попросту прибить. А затем: было ваше– стало наше. Но зачем? Как я уже упоминал– не стремлюсь увеличивать своё, и без того уже немаленькое, личное кладбище.

Сдался– а куда он денется? В итоге– всё же, всё же, что нажито непосильным трудом… А, это из другой оперы. Скорее подойдёт: пошёл дворянчик по шерсть, а вернулся стриженным– лишился всего, что на поединок на себя нацепил, а было того немало. Но шевалье тут же, едва отойдя от боя, предложил всё утерянное было обмундирование выкупить обратно. Зажимать не стал, хотя кое-какие вещички из трофейного комплекта понравились– к примеру, пластинчатые перчатки. Вещь! Но не будем крохоборничать, даст бог– не последние. Ну, а так как в ценах на вооружение, мягко говоря, плаваю, то скинул вопросы по выкупу на Марка– казначей он, или так, покурить вышел? Но не прогадал: когда через час мы покинули столь удачное для нас место, на моём поясе в такт походке позвякивал, наполненный металлическими кружочками разного содержания, мешок, а на указательном пальце правой руки сверкал золотой перстень с крупным рубином.

Мы наконец-то дошли до цели: вдали, за небольшой, но очень быстрой рекой, перейти которую можно лишь по каменному арочному мосту, виднеется большое поселение с оригинальным названием Мазер, иногда называют– Мазере. Возможно, где-то неподалёку имеется и Фазер… Но это не точно.

Небольшая, но при этом с крутым высоким уклоном, горочка застроена по периметру каменными башнями и невысокой– три-четыре метра высотой– стеночкой, за которой маячат высоченный конус каменной церкви и квадраты бастиды– защитного сооружения, характерного для этого времени и места. Что-то вроде двух-трёхэтажных кирпичных домов, слепленых воедино в замкнутый периметр вокруг торговой площади. Вроде как это постройки помогают в налоговых– по квадратам удобней считать– и защитных целях: сеньор ведь не всегда в состоянии помочь при очередном нападении разбойников, или вражеских солдат, которые по своему поведению, надо сказать, мало чем отличались друг от друга– вот и спасаются местные жители от напасти посредством постройки подобных оборонительных сооружений.

Но это всё на том берегу, а на этом раскинулся огромный лагерь рутьеров, ничем не отличающийся от виденных в этом времени мною прежде: то же хаотичное размещение, отсутствие часовых– по крайней мере, я их не наблюдаю-и…и конечно же, как же без этого– матерюсь– опять в очередную дурнопахнущую субстанцию наступил! Как вы поняли, моё возмущение связано с полным отсутствием отхожих мест, и ладно бы естественные потребности организма справляли за территорией лагеря, но лень или алкоголь– а пьян здесь каждый второй– диктуют свои правила,– и вот уже невозможно пройти, не встав в экскременты. Что, согласитесь, не способствует настроению.

Спрашивается, зачем же я полез в подобную клоаку? Нужда заставила. Но прежде всего, стоит пояснить, что же из себя представляет рутьерская организация, в которую мы собираемся влиться. Так называемая, Большая, или ещё иногда именуемая Великой, компания– это есть по сути своей акционерное общество, где роль главных акционеров отводится капитанам отдельных крупных отрядов, которые, в свою очередь, делятся на шайки поменьше. Цель этого общества проста– зарабатывание денежных средств, в основном, путём банального отъёма их у населения. Но как и любые хищники– а рутьеры есть по сути настоящие волки в человечьей шкуре– они любят брать, но не любят делиться. Потому рутьерские капитаны, не доверяя своим “компаньонам”, обычно действуют поодиночке, и лишь в редких случаях собираясь вместе: для защиты "охотничьих" угодий– как это было при Бринье, или, как в данном случае, привлечённые запахом больших денег. Большинство капитанов уже находятся здесь– в ожидании обещанных золотых гор– и вот к ним то, с целью присоседиться к какому-нибудь отряду, я и следую по загаженному лагерю. И, если большинство имён этих капитанов ни в памяти, ни в душе, не вызывают никакого отклика, то вот Пти Мешин… Я ведь не знаю точно кто порезвился в Машином замке, но слишком уж многое из последних событий связано с этим громким именем. И честно скажу, когда его произношу, чувствую, что в душе поднимается нечто тёмное…

Но всему своё время, быть может– и я непроизвольно сжимаю кулак правой руки, а на левой чуть шевелится в упаковке отросток будущего большого пальца на культе– кое-кто заплатит. За всё... А пока делаем морду попроще и продолжаем делать то, что научился лучше всего в здешних джунглях– притворяться…

Глава 17

Могло бы показаться, что чересчур зациклился на этом Пти Мешине. Были же в Лионнэ и Форезе и другие бриганты, не менее кровожадные– а других среди них и нет– но вот прочих я не знаю. Или прикажете побегать среди них, выясняя точно, кто порезвился в замке моей ненаглядной? Тогда разочарую: они для меня– как китайцы– все на одно лицо. Не внешностью, но поступками. Нужно ли выбирать, если душа до сих мечется в поисках ответа, а рука тянется к кинжалу. Тогда в памяти остаётся лишь одно имя– ведь все наши беды начались с того, что некто привёл на Лион своих отморозков. И когда я узнал, что в этом лагере находится этот нехороший человек, эта редиска– не смог пройти мимо. Я человек не злой– хотя вы могли бы и так подумать– и стараюсь ко всему относиться с юмором, но иногда это не возможно,– как в данном случае. И тогда остаётся лишь одно– мстить. Её глаза больше не откроются и не улыбнутся мне, а эта дрянь будет жить дальше в своё удовольствие?

Но месть– это такое блюдо, которое подают холодным. Было бы глупо с моей стороны прийти в лагерь, полный его сторонников, и пытаться свести с ним счёты. Вероятнее всего, моя жизнь на этом бы и закончилась, причём бессмысленно– так как цели своей я вряд ли бы добился. А потому, как все нормальные герои мы пойдём в обход: постараемся с этим мерзавцем максимально сблизиться, присоединившись к его отряду, дождёмся удобного момента– и вот только тогда…

С этой целью я и маневрирую по лагерю, стараясь не наступить в грязь и отходы жизнедеятельности человеков, лошадей, собак и прочих животных, беспорядочно гадящих по территории в огромном количестве– как же мы, люди, жили раньше без дворников и совсем не оскотинились? Тем не менее, хоть и медленно, но я подвигался к указанному мне ранее шатру. А вот, кажется, и оно…

– Не подскажет ли мне прекрасная мадмуазель– не это ли шатёр мессира Мешина,– обратился я к пробегавшей мимо дамочке потасканного вида и неопределённого возраста в диапазоне от двадцати до пятидесяти, тащившей в руках корзину с бельём. Здесь таких маркитанток навалом: они и прачки, и кухарки, и заштопать, и подлечить, ну и– за соответствующую плату– согреть постель уставшему после ратных трудов воину. Не совсем культурно хихикнув в ладонь, женщина, тем не менее, ответила положительно.

И вот я перед входом в шатёр, охраняемом всего лишь одним солдатом, лениво опирающимся на копьё, и занятым более разглядыванием покачивающейся кормы уходящей маркитантки, нежели своими прямыми служебными обязанностями. Пришлось прочистить горло ему едва ли не прямо в ухо– чуть копьё, бедняга, от испуга не выронил– и возвращать служивого с небес на землю. Почему тот тут же на меня и вызверился:

– Чего надо?

– А надобно мне, милейший, увидеться с твоим капитаном, по делу, имеющему интерес для нас обоих.

– А?– удивлённо разинул рот этот растяпа.

Что-то он меня начал утомлять. Я выпрямился, выставил вперёд подбородок и надменно (мне так видится) произнёс:

– Передай своему капитану, что его желает видеть его светлость принц де Рюс.

– А?– продолжил демонстрировать уровень своего интеллекта часовой. Вот наберут же таких где-то по объявлению…

– Б… Бегом!

– Ааа…– на туповатой физиономии проступило просветление.– Это…я сейчас.

Оставив копьё прислонённым к стенке шатра (болван!), он шмыгнул внутрь, откуда вскоре послышались невнятные фразы начавшегося, и практически сразу и закончившегося, разговора. Спустя короткое время часовой вновь появился снаружи, подозрительно осмотрелся, наиболее уделяя внимание моей скромной персоне и оставленному копью. Даже несколько раз перевёл взгляд с меня на копьё, и обратно, будто объединяя нас…в чём? Его тупое воображение мне совсем не понравилось, и поспешил разбить возникшее напряжённое молчание:

– Так что сказал капитан?

–А? Ааа…да. Капитан приказал пропустить!

Боже мой…

Зашёл внутрь шатра и окинул взглядом внутреннее убранство, мысленно кивнув: да, если ты видел подобный хоть раз ранее, можно утверждать, что видел их все. Вот и этот не сильно отличался от прочих: прямо на траве стояли столик с горящей– несмотря на дневное время суток– свечой в канделябре, кувшином и двумя бокалами, небольшая скамья и пара монументальных стульев со спинкой; справа– просвет, задёрнутый шторкой, и ведущий, как понимаю, в спальню. На скамье за столиком сидели двое, внешне совсем не похожих, и одновременно, чем-то похожих внутренне– веяло от их взглядов и жестов какой-то опасностью…

Первый выделялся размерами: большим туловищем, бочкообразной грудью и мощными ручищами. Среди чёрных волос блестели на удивление синие глаза, и этого человека можно было бы даже назвать красивым, если бы не жуткий шрам, уродующий слева его орлиный профиль– будто кто-то воткнул туда топор, а потом забыл вытащить, и теперь получившуюся вмятину очень некрасиво огибал искривлённый носище. Второй был и похудее, и потоньше в кости, но глядя на перекатывающиеся под тканью мышцы, его трудно назвать слабым человеком. Тоже брюнет, тоже попятнаный жизнью: на лице выделялись небольшой шрам на брови и изрытое оспой лицо. Подобное не добавляло красоты, однако, проявлявшееся в манерах некое благородство, выдававшем в нём привитое с рождения воспитание, в здешнем обществе возможное лишь при наличии соответствующего положения в обществе, несколько компенсировало ему отсутствие внешней привлекательности.

Их одежда: сорочки, наблюдаемые в распахнутом вороте жаккетов, а также и простонародные штаны– не отличались особым шиком, скорее наоборот, что, в свою очередь, указывало на неприхотливость в быту, а также на нежелание выделяться на фоне других рутьеров. Хорошо это, или плохо– это мне ещё предстояло узнать, так как могло свидетельствовать как о простоте в общении, так и о банальной жадности.

При входе попал под тяжёлые изучающие взгляды, но будучи уже привычен к подобному, поступил соответственно: подбоченившись, выставил вперёд ногу– и приняв эдакую манерную позу слегка надменно посмотрел в ответ. Такому никто меня не учил, потому пародирую дворян периода Гражданской, знакомых мне лишь по кинофильмам. Правильно делаю, или нет, но других примеров для подражания не имея, следую этому. Пока вроде прокатывает– значит имеет право на жизнь. Между тем, молчание затянулось, и при этом на их лицах можно было прочесть некое сомнение, будто ребята никак не могли во что-то поверить. Наконец, до них, вернее до одного из– худощавого– дошло, что пауза вообще-то становится неприличной, и он встал с поклоном из-за стола:

– Ваша светлость?

На что я ответил:

– К вашим услугам…

Познакомились: вставший отрекомендовался как лейтенант Шарль де Крайон, затем, указав на собутыльника, назвал его своим капитаном. “Так вот ты каков– северный олень…”– подумал я. Ещё пышет силой и здоровьем, но я постараюсь его у тебя поубавить. Как говорили древние– momento mori, или говоря несколько иначе– всё тлен.

Но пока что, улыбаясь, расположился на предложенном мне месте за столом, и завёл, как водится, великосветскую беседу: о погоде, о дороге, о том, что в окружающем нас мире делается. Тут и подоспел сакраментальный вопрос, задаваемый мне практически всегда (после известных событий):

– Прошу простить за бестактность, ваша светлость, но…меня разбирает любопытство,– слегка замялся лейтенант.– И всё же– где находятся ваши владения?

Тут я не стал изобретать велосипед, и ответил понятным для аборигенов образом:

– Сразу за Полонией (под таким словом здесь подразумевается Польша).

– Ооо…

Вот именно, что бы под подобным восклицанием не подразумевалась: зависть или сочуствие… Но скорее всего, вообще ничего. Просто, потому как в этом месте, как в плохом спектакле, так положено.

Но вскоре наш разговор от тривиальных вопросов перешёл к сути моего визита.

– У меня небольшой отряд из девяти бойцов. В наше нелёгкое время это довольно таки накладно.

Да-да– понятливо закивали мои собеседники– как же, в курсе, сами не знаем как дальше жить, скоро с протянутой…ой, кажется это из другой оперы.

– Наслышан, что в Кастилии клинки требуются. Я готов подписать кондотту, но у меня маленький отряд, а бог за большие компании.

Мои собеседники опять согласны– вежливо смеются на мою сентенцию. Улыбки размыкают уста, показывая пробелы в зубах, однако в глазах смеха нет– лишь холод.

– Потому, если уважаемый капитан не против, хотелось бы присоединиться к его славному воинству.

Ну вот– слово и сказано. Капитан переглянулся со своим подчинённым, и подумав, спросил:– Почему ваша светлость не вернётся на свою родину?

– Я вернусь. Я обязательно вернусь.

А про себя подумал: “Может быть. Только…где она теперь– моя родина? Уж точно не за Польшей. Я, по сути, сейчас везде чужой…” Но продолжил говорить прямо противоположное моим мыслям:

– Но на моих землях сейчас торжествуют враги, а мой отряд пока слишком мал…

Пти Мешин погрузился в раздумья на короткое время, барабаня толстыми, как сардельки, пальцами по столу. Наконец, поднял на меня взор, и сказал:

– Хорошо. Я согласен– присоединяйся…

Шарль был так любезен, что проводил меня с парнями до места, выделенного нам для постоянной дислокации. Относительно постоянной, конечно…только до момента, когда французский король соберёт необходимую сумму для оплаты наших услуг, потому как принцип “утром деньги– вечером стулья” не нов, и хотя ещё не сформулирован ввиду временного отсутствия автора, но интуитивно вполне для аборигенов понятен. Ну, а пока находимся в ожидании сих благ, расквартировались в удобных местах на границе– естественно, за счёт местных жителей. А как же иначе: в противном случае может произойти неприятность– армия рутьеров расползётся по окрестностям занимаясь самообеспечением, и попутно прибирая к рукам всё, что плохо лежит или не приколочено. И в процессе не исключены эксцессы, возможно, с летальным исходом. И даже не наверное, а совершенно точно… А кому это надо?

Кстати, мне и моим бойцам по итогу прошедших только что переговоров тоже полагается энное количество красивых золотых кругляшей, пока ещё не собранных жадными королевскими мытарями: тридцать флоринов мне– как командиру и латнику, и по шесть– прочим пехотинцам. Ну, и доля в военной добыче, но тут проще– на что руку успел положить, то и твоё. Что касается реальной ценности предполагаемой “зарплаты”, то всё относительно: для примера, даже на один– единственный такой дензнак производства республики Венеция можно купить– в зависимости от места покупки и климатических особенностей (урожай– неурожай)– от одного до пяти мешков пшеницы, чего вполне должно хватить на сытую жизнь в течении месяца, а то и двух. Это, конечно, если не злоупотреблять, опускаясь во все тяжкие: если не просыхать, и из борделей не вылазить, то никаких денег не хватит– и уже не важно в каком из миров подобное будет происходить.

Пришли?– С вопросом на лице, и им же, но вертящемся на языке, повернулся к Шарлю, однако задать его не успел.

– Вот,– и жестом перед нами, очерчивающим полмира, указал куда нужно смотреть.– Здесь. Выбирайте…

И пока мы тупо разглядывали заросшее высокой травой поле, прикидывая в уме, что же тут можно выбрать, добавил:

– Как обустроитесь, зайдите ко мне– поговорим о прочем. А теперь, ваша светлость, с вашего позволения я откланяюсь.

Распрощались, и лейтенант отчалил, оставив меня морщить лоб на тему обустройства. А подумать было о чём: размещаться придётся, возможно, на длительный срок, да в чистом поле, а у нас ни палаток, ни тёплых вещей. Да за что не возьмись– ничего нет! Ладно, не нужно о грустном… А проблемы будем решать постепенно.

Окинул "орлиным" взором окрестности: мы на окраине основного лагеря, что с одной стороны плохо, так как в случае гипотетического нападения мы крайние; а с другой– это место ещё не превратилось в аналог помойки, да и неширокая быстрая речка совсем не далеко– до неё не более ста метров, или, если на местный манер– пятьдесят туазов. И уж совсем замечательно, что наша стоянка по отношению к лагерю будет располагаться выше по течению данной речушки, и нам не придётся вылавливать в протекающей мимо нас воде всякое…ненужное никому, уж нам– точно.

Так, а это что за крики? Ну, конечно…Жан Слизняк. Есть у нас в отряде такой персонаж, младшенький, таких ещё, помнится, в Корее макне именуют. Правда, в отличие от корейского варианта, это создание трусовато и подловато, и от того не особо любимо. Вот и сейчас, пока Чапай, в лице моей скромной персоны, задумчиво окидывал командирским взором диспозицию и решал в уме глобальные вопросы, Марк уже нарезал задачи подчинённым: этому дров принести, этому– воды, а Жану Слизняку персональную задачу поставил– скромную ямку выкопать глубиной по пояс, и такой же ширины. Ну, и выполнить небольшую творческую задачу, прикрыв получившееся непотребство сверху несколькими досками с дыркой посередине. Будку строить необязательно, итак сойдёт– чай, не баре– "сокровенное" не отморозим. Марк уже осознал мою придирчивость в данном вопросе, и потому, не желая в очередной раз выслушивать какой он недоразвитый имбецил, переложил решение этого вопроса на подчинённого, которым по случайному стечению обстоятельств оказался Слизняк. В очередной раз… Чем он сейчас и возмутился, но ненадолго, ровно до полученной затрещины. А рука, должен вам сказать, у Марка тяжёлая. После чего ещё больше погрустнел, поднял с земли брошенную было в сердцах лопату, и волоча её за собой, уныло побрёл к ближайшим кустам, всем своим видом демонстрируя несправедливость судьбы. Да, понимаю и сочувствую, но…это армия, сынок. Выбрал бы, для примера, себе стезю крестьянина– и вопросов нет. Другое дело, что при этом появились бы другие желающие покомандовать– и как бы не больше. И шкур бы сдирали сразу три, и…в общем-то и ничего хорошего. Но зато и жизнью своей не рискуешь– есть шанс встретить старуху с косой на склоне лет в собственной постели, и в компании жены, детей, внуков, и, возможно, правнуков– знай вовремя на колени вставай и дань плати,– и будет тебе счастье. И опят же– наверное...