Текст книги "Летопись Линеи: Чему быть, того не миновать (СИ)"

Автор книги: Vaishnavaastra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

– Зотик! Назад! Уходи! – прошипел Готфрид.

– Меня уговаривать не придется, – согласился здоровяк и выскочил из столовой в коридор.

Леон и Готфрид едва успели поднять перед собой щиты, как иглач выстрелил в них иглами из спины. В щиты замолотило градом игл. Попадание в тело одной такой можно было сравнить с колотой раной стилета. Несмотря на обилие выпущенных игл, это был далеко не весь запас амфибии. Иглач хоть и был животным, но животным хитрым, желающим выжить, как и все прочие, а у юных рыцарей не было опыта сражения с такой бестией. Тут за спиной раздался хруст и лязг, а затем и крик:

– А ну разойдись хлопцы!

Как и прежде, Зотик и не думал уходить, а отсутствие столь необходимого в этой битве щита деревенский здоровяк компенсировал весьма своеобразно – вырвав с петель дверь, Зотик нес ее перед собой как щит. Деревенский староста попер как таран на иглача, а тот повернув голову и увидев противника, хлестнул его хвостом, вдарив как следует по двери. Иглач был крепко слажен и силен, но роста в нем было не более полутора метров. Используя свой недюжинный рост и массу, Зотик собирался сбить с ног животное или оттолкнуть и у него это вышло. Амфибия рухнула прямо к бочкам и ящикам, где прятались двое незнакомцев. Иглач крутанул хвостом и ящики разлетелись, бочки опрокинулись, оставив старика без защиты.

– Лови туза, мурена пучеглазая! – выкрикнула шэба, вскидывая арбалет в тот момент, когда иглач повернулся к ней спиной.

Пальнув с арбалета, шэба плюхнулась на пол, но недостаточно быстро, – одна из игл пущенных в ответ амфибией, ранила ее в и без того набухшее от раны нанесенной Леоном, плечо. Шэба растянулась на полу, по-прежнему наблюдая за всем, но не способная пошевелиться. Арбалетный болт торчал из спины иглача как белая ворона среди прочих игл. По чешуе струилась синяя кровь, но существо и не думало сдаваться. Прикрываясь щитами, троица воинов окружила иглача, собираясь порубить амфибию мечами. Они выжидали, опасаясь открываться при нанесении удара. Свой вклад внесла даже Беатриче, которая начала мельтешить перед глазами амфибии, чтобы отвлечь ее внимание.

– Зотик, вдарь-ка по нему еще, пусть потеряет равновесие, а там и мы подключимся, – предложил Готфрид.

Иглач поднял вверх голову и грозно рявкнул, как если бы обвинял высшие силы в происходящем, а затем сам кинулся на ходячую дверь. Его нос-меч пробил древесину и скользнул по кольчуге Зотика, распарывая кольца. Готфрид и Леон тут же набросились на животное. Готфрида иглач сбил с ног ударом мощного хвоста с костяными наростами, а в Леона амфибия выпустила остаток игл со своего плеча. Рыцарь защитил лицо и торс щитом, но не успел спрятать правую руку и одна из игл впилась в запястье. Леон обмяк и выронив меч, рухнул на пол, составив компанию шэбе. Зотик тем временем рванул дверь в сторону и приложил амфибию головой о стену. Отброшенный ударом, Готфрид очутился рядом со стариком и поспешил вернуться в бой. Он перепугался за друга, но сейчас ничем не мог ему помочь. Иглач был прямо перед ним всего в двух метрах, спиной к рыцарю. Внезапно вырвав нос-меч из двери-щита, амфибия развернулась спиной к Зотику и выпустила последние иголки в громоздкого противника, явно воспринимая его самым опасным. Прячась за дверью почти в свой рост от носков до макушки, Зотик был неуязвим. От отчаянья или из иных побуждений, иглач кинулся прямо к беспомощному старику, явно намереваясь пронзить того своим носом. На защиту старика встал находящийся рядом Готфрид, подставив под удар себя, вернее свой щит. Нос-меч пронзил щит насквозь, но застрял так и не коснувшись острием груди рыцаря. Тут амфибию по спине огрел дубиной Зотик, да так, что та сразу рухнула на пол, стрельнув последними иголками в нападавшего. Зотика зацепило и в компании безучастно следящих за боем стало на еще одного зрителя больше.

Со лба Готфрида лил пот, руки и ноги ослабли и тряслись. Ему стало самым натуральным образом страшно как никогда, а тяга к приключениям и славе куда-то улетучилась, не иначе как сбежала самой первой, когда запахло жареным. Одно дело драться против людей с привычным оружием и совершенно другое против бестии, о которой только слыхал от охотников и не имеешь ни малейшего понятия об ее повадках. Теперь он еще остался один на один с ней, а друзья распростерлись на полу, не подавая признаков жизни. Готфрид смутно припоминал, что иглы этой твари отравлены, но какой именно эффект оказывает яд, у него сейчас попросту вылетело из головы. Выхода не было, на плечи Готфрида легла судьба четырех жизней, ради которых он должен был выжить. К тому же, в нем закипала ярость: безудержная, свирепая и всеобъемлющая, он чувствовал, что сейчас ринется на противника сломя голову. Готфрид уже было решил, что сейчас уподобится герою и схлестнется с амфибией в последний для одного из них раз. Но его героическим планам не суждено было осуществиться. В дверном проеме откуда Зотик вырвал дверь показался черно-серый, крылатый монстр с холщовым мешком в руке. Готфрид глупо заморгал от удивления и растерянности, а крылатый монстр уже бросил мешок на пол и ворвался в комнату, сходу схватившись с иглачом. Амфибия растратила все иглы на спине, а потому выстрелила остатком с груди в крылатого монстра. Последний повел себя необычно – он молниеносно застыл в том положении, каком находился в момент выстрела. Иголки ударившись о него как о стену, рухнули на пол. После чего крылатая бестия вновь стала гибкой и подскочила к амфибии, ухватила ту за нос-меч одной рукой, а второй схватила за шею и свернула голову. Вот так вот просто. События сменялись быстрее, чем Готфрид поспевал за ними. Он так и стоял в ступоре, не понимая, готовится ему к драке с новым существом или же нет. Тут то до него и дошло, что перед ним – горгулья. Эти существа относились к мета-расам, то есть к расам, созданным одной из прочих рас или вовсе, появившимся незнамо откуда. Тут важно было то, что к созданию мета-рас не прикладывали руки ни Боги, ни Монолиты.

Горгульи – искусственно созданные магами питомцы исключительно для обслуживания и помощи хозяевам. Почему Готфрид облегченно вздохнул, так это потому, что горгульи были абсолютно безвредны для разумных рас. В самом таинстве создания этих существ крылось абсолютное подчинение хозяину и невозможность причинить вред существам разумным, даже по приказу хозяина. Готфриду не доводилось лично видеть горгулий, и он почему-то представлял их невысокими уродцами, метра полтора в росте, безустанно следующими за магом и чуть ли не подтирающими тому зад. Эта же горгулья была какая-то вытянутая, даже худая, словно вся масса ее тела ушла в рост, а потому своим ростом она не уступала человеку. Человекоподобная гримаса, – а иначе морду горгульи и не назовешь, не выражала абсолютно никаких эмоций. Похоже, все было кончено. Готфрид хотел было кинуться к друзьям и проверить как они, но у него хватило сил лишь на то, чтобы плюхнуться на пол спиной к стене. Слишком много всего стряслось за эту ночь и все пережитое нехило вымотало рыцаря. Горгулья осмотрелась и поспешила к старику.

– Премного благодарствую, хал или правильнее сказать кай? В любом случае, вы спасли мне жизнь, а я знаете-ли очень люблю свою жизнь, – откашлявшись, произнес старик, обращаясь к Готфриду, опираясь при этом на бочку и поднимаясь на дрожащие ноги.

– Мастер, не стойте босиком, пол холодный, вот ваши тапочки, – участливо заметила горгулья и протянула старику тапочки, слетевшие с него во время всей этой заварушки.

– Благодарю, Гаргуль, – ответил старик, приподнимая сначала одну, затем другую ногу, пока горгулья заботливо одевала на них тапочки. – Спешу отвести от вашего сердца тревогу за ваших дражайших соратников, через пару минут они смогут двигаться. Яд этого воистину мерзопакостного животного действует моментально, но к счастью, недолго.

У Готфрида голова шла кругом от всего увиденного. Он сидел и пытался как-то упорядочить мысли в той каше, что заварилась в его думающем котелке.

– Что ж, вы мои гости, хоть и незваные, а гостям принято оказывать радушный прием.

«Да уж, радушнее некуда нас тут встретили» – подумали Леон и Готфрид одновременно.

– Полагаю нам всем нужно успокоиться и выпить чаю. Гаргуль, будь любезен и изволь заварить. – распорядился старик. – Но прежде, уложи нашего лягушонка в кровать, не пристало женщине вот так вот лежать на полу.

– Как прикажете, мастер.

Горгулья взяла шэбу на руки как ребенка и скрылась в соседней комнате.

– Если вы не против, халы, я подожду вас в кабинете, – старик сильнее закутался в халат. – Здесь слишком сыро и шумно, а в такую дождливую погоду мои кости ноют, требуя тепла. Как будете готовы, проходите, – старик указал на дверь.

«Что вообще сейчас здесь произошло!?» – в сердцах про себя выкрикнул Готфрид, еще приходя в себя.

Как старик и обещал, через пару минут, пролетевших для Готфрида как секунды, Леон, а затем и Зотик поднялись на ноги. Теперь пришла очередь Готфрида душить в объятиях двух друзей разом, прижимая их к себе.

– Как же я испугался! Вы просто не представляете! Думал, что потерял вас! Как вы!? Видали все произошедшее!?

– Видал и слыхал, – потирая оцарапанный бок под распоротой кольчугой, заявил Зотик.

– Похоже мы были в сознании, но не могли двигаться некоторое время. Невероятно, я и не думал, что мы повстречаем когда-нибудь иглача! – сказал Леон.

– Что правда, то правда! Откуда он тут вообще взялся? Они же живут на непроходимых болотах близь пепелища. – Готфрид подошел к телу амфибии и пнул, проверяя точно ли иглач мертв. – Пришло время выяснить тайну медвежьего хутора, идемте к старцу! – добавил рыцарь и друзья поддержали его.

– Секундочку, – Леон осмотрел агрегат в центре столовой, пробирки, дистиллятор и остановился рядом со столиком, где был рассыпан серебристый порошок.

– Готфрид, подсоби знаниями, подскажи, пожалуйста, как выглядит звездная пыль?

Рыцарь в черном подошел к своему светлому товарищу с изумлением, догадавшись куда тот клонит. Сняв перчатку, Готфрид коснулся кончиком пальца серебристого порошка, затем попробовал его на язык и обескураженно посмотрел на Леона.

– Это звездная пыль, Леон! Та самая звездная пыль, – наркотик. Холера, ну конечно же, так вот откуда этот запах корицы!

– Ты прав, мой друг, пришло время получить ответы на все наши вопросы.

Пройдя через анфиладу нескольких просторных комнат, подальше от гула алхимического агрегата и приторного запаха корицы, троица оказалась в просторном кабинете. Окна тут были целы, горели свечи на канделябрах и уютно щелкали дрова в камине. Старец сидел в плетеном кресле рядом с камином, закрыв глаза и умиротворенно улыбаясь. Его ноги были укрыты пледом. Кожа плотно обтягивала скелет старика, очерчивая кости и череп. В каньонах морщин, коими было испещрено его старческое лицо, плескался свет, источаемый пламенем камина. Краем глаза рыцари приметили в соседней комнате массивный сундук, до отказа набитый астэрами и драгоценными камнями. Шэба тоже была в этой же комнате, замазывала рану в плече какой-то мазью, скорее похожей на грязь. Она забивала ей кровоточащий порез. Рыцари знали, что шэбы не зашивают ран, разорванную чешую крайне тяжело зашить, нет подходящих нитей и иголок. Вместо этого они помещают в рану особую мазь, останавливающую кровь и способствующую быстрому росту новой чешуи. Старик открыл глаза, бледно-серые, практически бесцветные, выцветшие, как и его жизнь. Даже в этом брошенном поместье осталось куда больше ярких красок, чем в этих глазах.

– О! А вот и юность, собственной персоной, – дорогой гость для такого старика как я! – Обрадовался старец, завидев вошедших юношей. – Халы, не стойте, прошу вас, присаживайтесь, – пригласил старец, указав рукой на табуреты перед столиком напротив камина.

Зотик без конца озирался, очевидно полагая, что вот-вот появится преследующий их призрак. Какое-то время все сидели в тишине, обсыхая и наслаждаясь теплом, которым столь щедро делилось пламя камина. Тут вошел Гаргуль с подносом в руках, который он оставил на столике. На подносе было пять фарфоровых чашек и пряности на блюдечке.

– Халы, я должен перед вами извиниться. В этой суматохе я совсем позабыл представиться, непростительная оплошность. Мое имя Витторио, и я владелец этой усадьбы.

«Едрена вошь, а я думал ты должен извиниться за такой чудесный прием! Стоп… владелец!?» – прокомментировал про себя Готфрид.

– Должны? Вы ничего не должны этим типам, мастер Витторио, – недовольно проворчала шэба и в ее голосе явственно прослеживалось обвинение. – Эти мальки перепутали озеро с океаном и заплыли в чужие воды. Если бы не они, у нас бы не было всех этих хлопот с игольником. Мальки обезвредили капканы и иглач, как вы его называете, гулял тут как у себя на болотах.

– Этот отважный хал спас меня… прошу прощения, но я ведь даже знаю вашего имени.

Все трое представились и Витторио извинился за не подобающее обращение к юношам. Между тем, Леон и Готфрид переглянулись, внезапно почувствовав на мгновенье себя глупо, от того, что ворвались в чужой дом, вовсе не почившего как уверял Зотик, человека. Им и в голову до этого не приходило, что тут кто-то живет. К счастью рыцари тут же опомнились, вспомнив, что им довелось тут увидеть. Зотик и глазом не моргнув, ответил на слова Витторио следующее:

– А я тогда Ламберт, король Астэриоса. Дедусь, я хозяина усадьбы этой лично видал, его зовут не Витторио и хотя он перед тем как преставиться пребывал как и вы в почтенном возрасте, внешне вы мало похожи.

– Позвольте, хал Зотик, но я и не утверждал, что я граф Джулиус, да смилуются Боги над его душой! – заметил старик и взяв ближайшую чашку с подноса, слегка отпил. – Вы пейте чай, пейте, не стесняйтесь! Это между прочим не ваше травяное пойло, что вы делаете в Линденбурге, а самый настоящий чай, прямиком с плантаций Сильверийского королевства. Так, о чем это я? Ах да, граф Джулиус, мой правнук!

Теперь пришла очередь Зотика открывать в безмолвном удивлении рот. Насколько тот помнил, граф Джулиус в последние годы своей жизни выглядел таким же старым как Витторио.

– Сколько вам лет, мастер Витторио? – поинтересовался Готфрид.

– Увы, кай Готфрид, запамятовал.

– Но помните, что Джулиус ваш правнук, – подметил Леон.

– Помню, – как ни в чем не бывало согласился старец. – Смею заверить вас, что мне претит ложь, я говорю правду, даю слово. Что до моего возраста… полагаю чуть более ста лет, увы точнее не скажу. Я надеялся найти ответ в бумагах моего внука, но не нашел. Впрочем, какая разница сколько мне лет? В душе я молод, как и вы!

«Да уж, это точно, в детстве даже мы так не чудили, как вы, Витторио». – подумал Леон про себя, улыбаясь.

– А бумажки у вас есь? Бумажки, подтверждающие, что вы прадед Джулиуса и имеете права на энту землю? – напирал Зотик.

– Юноша, какие бумаги? Я пережил всех, кто мог бы это подтвердить.

– Вы маг, мастер Витторио, это очевидно по горгулье, но даже если так – продолжительность жизни мага ничем не дольше иных смертных. Я бы подумал, что в вас есть капелька альвийской крови, но не вижу никаких тому подтверждений во внешности. Остается два варианта: или вы, прошу меня простить за столь резкие слова, – водите нас за нос или вы невероятный человек. Самый долгоживущий за последние пару сотен лет если вообще не за все время. Поражает не то, что вы дожили до правнуков, а то, что вы их – пережили, – высказался Леон.

Витторио снова отхлебнул чая и бесцветные губы старика растянулись в счастливой улыбке. Языки пламени отражаясь в практически бесцветных, под стать губам, глазах и придавали старику коварный вид.

– Спасибо за похвалу, кай Леон. Когда-то я работал не покладая рук, чтобы по праву зваться магом, увы, рожденный ползать – летать не может. Меня выгнали из Магистратуры Астэра. Не нашел я себе места и в Линденбургском Белом Клыке, а после него другие места и пробовать не стал, смирился. Потому, что никакой я не маг, – моих способностей хватает лишь на простые фокусы: иллюзии, перемещение вещей в пространстве и прочая ерунда. Это удел фокусников, не имеющих права величать себя магами. Пиком покорившейся вершины в мире магии для меня стал Гаргуль. Вы юноша, верно знаете, что горгулий создают на самом базовом этапе обучения, а посему можете трезво оценить скудность моих умений.

– Так тот призрак, что нас преследовал, вовсе никакой и не призрак, а всего лишь магическая иллюзия, а ожившие доспехи рыцаря также были ведомы магией? – вдруг понял Готфрид и Витторио подтвердил его догадку кивком головы.

– Слава высшим Богам: слава Лар Ваготу и Эйнилее! – воскликнул с облегчением Зотик и поцеловал оберег на груди. – Я думал он нас до смерти убьет.

Беатриче проплыла к краю столика и села там, с любопытством вертя головой, осматривая то шэбу, то Витторио.

– Какая прелесть! Это ваш эйдос кай Готфрид? – от глаз внимательного старца не укрылось то, что девчушка вилась до этого исключительно вокруг черноволосого рыцаря.

– Да, мой, увязался за мной намедни, пока не знаю, что с ним делать.

– Когда-то у меня тоже был свой, – покачав головой поделился Витторио.

– Был? Что же с ним стало? – удивился рыцарь, ведь эйдосы были нематериальны и в голове не укладывалось, что с ними может что-то случиться.

– Хотел бы я это забыть, но нет, помню, – с сожалением заметил старик и вздохнул. – Отдал его как плату Магистратуре Астэра за обучение. Мне сразу говорили, что мага из меня не выйдет, слишком слаб дар, но я был молод и горяч, мне казалось, что мне море по колено. Уверенности в себе у меня тогда было больше чем астэров в сокровищнице короля.

Из сказанного было ясно, что Магистратура забрала эйдоса. Пускай эти существа и не материальны, но маги умеют обращаться с неосязаемым и невидимым. Этот поступок Витторио показался Готфриду жестоким и глупым, впрочем, кто из людей не совершал за свою жизнь глупостей? Желая поскорее сменить неприятную тему, Готфрид взял инициативу в свои руки и отпустил дерзкий комментарий:

– А у вас как я погляжу, ночь – работе не помеха. Впрочем, как иначе собирать звездную пыль, ведь звезды показываются лишь ночью.

– Да ты остряк как нарвал прямо. Сегодня на небе черно как в Зарановой впадине Бесконечного океана. – вклинилась шэба, не преминув упомянуть родную стихию.

– Вы выдающиеся рыцари: смелости вам не занимать, равно как и знаний с наблюдательностью, – похвалил рыцарей Витторио.

– А вы создаете наркотик, дурманящий мозги.

– Верно, а вы знаете, как он притупляет боль? Знаете, что его дают агонизирующим, после чего они отправляются к звездам с улыбкой на устах?

– Избавьте меня от этой неуместной романтизации, мастер Витторио. Вы же прекрасно понимаете, что даже если бы среди компонентов звездной пыли была радуга и материнская любовь, вреда бы было от нее больше чем пользы. – укоризненно заметил Готфрид и почувствовал себя неловко от того, что поучает человека, в столь почтенном возрасте.

– Зачем вы это делаете? – подключился Леон.

– Увы, мне нужны деньги, очень много денег.

– Прошу простить мое настойчивое любопытство, но на что вам деньги? – заинтересовался Леон.

– На ингредиенты, оборудование и исследования, – вы же были в столовой, видели все сами. Я ученый. Мага из меня не вышло, но вот исследования мне даются.

– То, что вы делаете, – ужасно, но черт возьми, я восхищаюсь вами! В мире где средняя продолжительность жизни людей спотыкается о порог в тридцать-пять, сорок лет и где до глубокой старости доживает, наверное, один из тысячи, при этом нужно ли говорить в каком состоянии эти несчастные? Вы не только сохраняете ясность ума, но еще и проводите исследования. – высказался Готфрид.

– Благодарю, – Витторио склонил голову в знак благодарности и вытянул пустую чашечку.

Тут как тут оказался Гаргуль и поспешил долить в нее чай.

– Позвольте нескромный вопрос, – что же вы исследуете?

– Создаю философский камень. Не смею надеяться, что вы сведущи в данном вопросе, но все же вежливость требует от меня дать ответ на поставленный вопрос. Это самое малое, что я могу сделать для вас за доставленные хлопоты.

Тут Готфрид потерял всякий интерес к старику, поняв, что тот все же выжил из ума. Подумать только, а он то уже думал, что этот старец сохранил ясность ума войдя в столь почтенный возраст. Увы, чудес не бывает. Философский камень был мифом, сказкой сродни тем же привидениям. Леон же напротив, заинтересовался, поскольку считал делом достойным и романтичным, корпеть над тайнами природы и поисками чего-то сверхъестественного. В конце концов многие открытия, сделанные учеными Линеи, ранее считали лишь бредом или пустым трепом.

– Как ваши успехи, мастер? – поинтересовался Леон.

– По голосу слышу, вы не смеетесь надо мной, кай Леон, рыцарь юности. Моему старому сердцу отрадно познать вашу веру в мое непростое предприятие. За вашу доброту юноша, я отплачу вам искренностью. Я начал создание философского камня… наверное, давно, я сам уже не упомню этого. Однако чувствую, что посвятил сему предприятию всю свою жизнь и как итог – оказался в самом начале пути к его созданию. Результат вы видите перед собой.

– Простите мое невежество, мастер Витторио, но я не понимаю, о чем вы.

– Скажите, кай Леон, что вы слышали о философском камне?

– Наверное то же, что и все, кто имеет хоть какое-то образование – философский камень является пятым элементом, неким реактивом необходимым для создания эликсира жизни и трансмутации металлов.

– Леон, а ты точно из эквиларов? – с сомнением поинтересовалась шэба, потягивающая чай в кресле справа от стола и лишь слушавшая до этого. – Шибко начитанный, если так дело пойдет скоро каждый второй звездную пыль варить начнет. Мы при таких раскладах по миру пойдем.

– Лягушонок, ты так и не представилась гостям, мы же не варвары какие, будь любезна, – улыбнувшись по-отечески, произнес Витторио.

– Сразу предупреждаю, что если кто-то из вас мальки… – скользкие рыбьи глаза шэбы остановились на каждом из гостей, – …назовет меня лягушонком, получит в спину арбалетный болт. Я такое панибратство позволяю только мастеру Вито. Вы же извольте звать меня как положено – Хэзбарийя, я ассистент и коллега Витторио.

Имя было типично шэбским и стоит отметить, что еще достаточно простым по сравнению с тем, какие носили жители глубин. Шэбы-наземники намерено упрощали или вовсе меняли имена, чтобы им было проще ужиться среди других народов. Витторио довольно кивнул и вытянув ноги в тапочках к камину, продолжил.

– Вы все верно сказали, кай Леон, только прошу простить мое бахвальство, – все мои предшественники или коллеги ошибалась, пытаясь создать философский камень вне себя. Философский камень, это не булыжник на столе, но состояние тела и души. Его невозможно создать иначе кроме как взрастить в сплаве собственной души и собственного тела. Моя теория состоит в том, что первыми симптомами зарождения философского камня становится тело неспособное умереть от старости, что увы, не отменяет саму старость. Затем тайна трансмутации и наконец окончательно достигший состояния именуемого как «философский камень», обретает вечную молодость, даже если был прежде стар.

– Вы полагаете, что у вас первый симптом? – догадался Готфрид и старик кивнул.

– У вас есть другое объяснение? Я живу столько, что уже сам не помню сколько мне лет. Впрочем, простите мне мою словоохотливость, Гаргуль и лягушонок зачастую возвращаются только к ночи и мне не с кем поговорить. Все о себе говорю, а ведь вы мои гости, спрашивайте сами, что вашей душе угодно.

– Зачем вы навели страху на Луковки? Зачем требовали дань? – поинтересовался Готфрид, беря блюдце с чашкой и пробуя чай.

– Это потешно, – рассмеялся старец.

– Вправду люди говорят: «Седина в бороду, бес в ребро». – поразился Зотик, которого уже порядком утомили бредни старика о каком-то там камне.

– Ну разумеется мои дражайшие гости, это не основная причина. Хотя признаюсь, я давно так не смеялся, как в тот день, когда селяне улепетывали со всех ног завидев наши пугала – та еще потеха!

Зотик сжал кулаки, а ноздри его вздулись. Ему пришлось стиснуть челюсти, чтобы не ляпнуть чего-то обидного. Безусловно он был зол и в то же время считал как-то неправильно злиться на того, кто на его взгляд доживает свои последние если не и недели, то уж месяцы точно. Зотик был совершенно уверен, что Витторио выживший из ума старик к которому благосклонно отнеслись Боги, даровав более длинную жизнь, чем прочим.

– В соседней комнате я заметил сундук, до отвала набитый астэрами. Учитывая вашу торговлю звездной пылью, недостатка в деньгах у вас нет. Следовательно, вы можете позволить купить себе любую пищу, так зачем эти хлопоты с вымоганием? Зачем все эти фокусы и уловки с пугалами, надписями, скелетами? Тоже ради потехи? – рассуждал Готфрид.

– В назидание жителям деревни… а еще потому, что я люблю свежую, деревенскую снедь. – Витторио слегка улыбнулся, но тут же нахмурил кустистые брови. – Не скрою, я рад, что здесь присутствует староста Луковок. Мне есть, что ему сказать. Твои люди налетели на медвежий хутор как стервятники на поле брани: сдирали и рвали драпировку, вытоптали пол в гостиной и вынесли статую Дашарской королевы прошлого эона. Ценность, этого произведения искусства в астэрской валюте можно измерить десятком деревень лесного княжества. Я хочу, чтобы все это вернули обратно и тогда духи простят вас, – можете не приносить дань, но не раньше как вернете краденное.

Зотик покраснел как помидор, выслушивая то как его отчитывает старец. Молодой староста чувствовал себя мальчишкой, пойманным родителями за мелким хулиганством.

– Все вернем, только вот неурядица вышла с девицей той каменной…

– Это какая же?

– Титьки у нее того… – Зотик почесал затылок, не находя себе места и посмотрел на друзей, ища помощи.

– Прошу прощения?

– Да грудь у нее отколота, вот что он пытается сказать. Я был в деревне, видел эту статую, ее сложно не заметить – изумительная работа. – не выдержал Готфрид и выложил все как есть.

– И еще лицо… немного побито, мальчишки с рогаток пуляли. – виновато добавил Зотик.

Повисло неловкое, давящее как толща океана, молчание, нарушаемое лишь шагами Гаргуля, журчанием чая, подливаемого в те чашки, когда он заканчивался и треском дров в камине.

– Верните то, что есть… пока есть что возвращать. – закончил Витторио и голос его даже не пытался скрыть разочарования в жителях Луковок.

– Все вернем, даю слово, – убеждал Зотик.

– Мастер Витторио, не буду лгать, мне не жаль это говорить в виду того, чем вы здесь занимаетесь, но вам придется покинуть усадьбу. Звездная пыль запрещенный наркотик в Астэриосе, его производство, равно как и продажа карается заточением в цепи. Полагаюсь на ваш разум и даю вам неделю. Через неделю я сообщу стражам Линденбурга о том, что жители Луковок обнаружили в усадьбе на медвежьем хуторе алхимическое оборудование для варки наркотика.

– Леон, ты же не глупый малек, не дай уму зайти за разум. Ты ведь и сам понимаешь, как устроен рынок? Спрос рождает предложение, не мы так другие. – заметила Хэзбарийя. – Как верно подметил кай Готфрид, у нас тут полно денег. Сколько вам нужно, чтобы морской бриз проветрил ваши горячие на решения головы?

– Хватит лягушонок, изволь немедля прекратить. Мы бы все равно надолго здесь не задержались. Пора двигаться дальше, мы и без того уже перелопатили все средиземное королевство.

– Да знаю, Вито, знаю. Жаль бросать все это, столько труда вложено, верно Гаргуль?

– Несомненно, госпожа, – покорно согласилась горгулья, не проявляя особой тревоги по поводу переезда, а ведь именно Гаргуль сделал большую часть всей работы.

– Я рад, что мы пришли к согласию, – подчеркнул Леон.

– В таком случае, давайте поговорим о чем-нибудь приятном. Как упомянул Вито, мы редко с кем-то общаемся. – примирительно предложила Хэзбарийя.

Двое юных рыцарей, староста деревни Луковки, таинственный долгожитель, полагающий, что он создает из себя философский камень, шэба из морских глубин Бесконечного океана и горгулья со странным именем Горгуль, провели время за беседой до самого рассвета. За полгода, трио охотников за привидениями стали первыми гостями Витторио. Друзья узнали много нового и об усадьбе. Например, почему у дверей и окон капканы. Оказывается, периодически Хэзбарийя уходила на северо-восточные болота близь дубовой чащи и пепелища, где собирала яйца иглачей, – необходимый ингредиент в алхимических изысканиях Витторио. Днем эти амфибии не гуляют по поверхности, так как плохо видят на свету, а вот ночью – запросто. Ночами иглачи шли по следу, желая вернуть яйца и натыкались на суровый оборонительный потенциал усадьбы. От шэбы Готфрид также узнал, что если обычный янтарь проварить в меду, то он приобретает красный цвет. Именно так и были созданы глаза для пугал. Разгадка светящихся рисунков оказалась тоже на деле простой: все дело было в соке редкого цветка, на свету совершенно бесцветного, но сияющего во тьме. Чтобы скрыть гул алхимической установки, которая использовалась в варке звездной пыли, Витторио придумал систему труб, искажающих звук. Когда машину запускали, звук шел в трубы и искажаясь, превращался в вой, а сам агрегат запускали только по ночам. Изначально, чтобы отпугнуть от усадьбы случайных путников, мародеров и иных бандитов Витторио придумал, что нужно обставить все так, словно в доме поселилось нечто потустороннее и свирепое. Так, что вне зависимости от действий жителей Луковок, усадьба стала бы такой, какова она есть сейчас. Разве что дань никто бы не требовал. С едой проблем не было, Гаргуль регулярно летал в город и иные села, продавая звездную пыль и покупая еду для своего мастера и его ассистентки. Поинтересовались рыцари и о странном ночном стуке, слышимом с запада, но старик и его ассистентка лишь пожали плечами. Прощаясь, Витторио обратился лично к Леону:

– Помните, я сказал, что рожденный ползать – летать не может?

– Помню.

– Это все чушь собачья, юноша. Рожденный с ясным умом и ярым стремлением достичь чего-то, обязательно достигнет этого. Мне не так уж и хотелось стать магом, я был юн и брался за все подряд потому, что не знал, чего хочу от жизни. Как можно прийти в желанный город если ты даже сам не знаешь в какой именно хочешь попасть? Остается плутать всеми дорогами, путешествуя по разным городам. Но когда ты узнаешь, дело за малым – просто идти по нужной дороге.

– Прошу прощения, я не понимаю, что вы мне хотите сказать, мастер.

Тут глаза старика и глаза Леона встретились. Витторио поймал своим взглядом взгляд рыцаря и вцепился в него как сторожевой пес в вора.