Текст книги "Летопись Линеи: Чему быть, того не миновать (СИ)"

Автор книги: Vaishnavaastra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

– Где Ивель? Где Трофим? Что с Осием? Маир погиб? – вопросы сыпались на уцелевших со всех сторон как копья на опасного зверя, загнанного в тупик.

– Пали в битве, – ответил Леон, потому, что кто-то должен был.

Все и так уже знали, где «остальные», но ждали словесного подтверждения как последнего гвоздя в крышку гроба этой горькой истины.

– А вы как уцелели!? Вы самые младшие в отряде, молоко еще на губах не обсохло! – разозлился один из солдат, позабыв, что перед ним рыцари, а, следовательно, и вести себя нужно подобающе.

– Ивель даже бойцом не была, она же разведчица! Что вы за рыцари такие, что не смогли защитить девушку! – поддержал другой.

– Попридержите коней, хлопцы, чай не с врагами говорите, – вмешался Верманд. – Рыцари юны, вот только с мечом обращаются лучше любого из вас и уж в беде не бросают, клянусь честью. Если бы не они, меня бы тут сейчас не было. Мы все выложились насколько смогли, ищите виноватых? Они уже мертвы. Хотите выпустить пар, ну так займитесь делом – привезите тела павших для погребения, пока их звери не погрызли, ясно?

– Да ясно-то ясно, вот только до их приезда парни были живы, а теперь нет, – ответил один из солдат.

– В битвах люди умирают, сынок, не знал? Тут за частоколом суровый мир, слыхивал про такой? Советую как-нибудь взглянуть.

– Кай Верманд нуждается в лечении, пошлите за знахарем, немедленно, – спешиваясь сказал Леон, чтобы прекратить перепалку, в которую начал влезать и старый рыцарь.

– Тебе бы и самому показаться, – подсказал Готфрид.

– Если знахарь один, то только после Верманда.

– Сколько их было? На вас ведь Атабы напали, верно? – поинтересовался один из солдат.

– Трое, – ответил Готфрид.

– Трое скотоложцев поубивали шестерых и двоих ранили? Вы что там пьяны были или все дружно решили поссать пойти? – возмутился солдат.

– Умный самый? Сыскался пустомеля, ты сам-то поди атабов только вагусов и видал, да? Племенные вообще озверевшие, ты не знаешь, как эти сучьи выродки дерутся!

Бранящиеся и негодующие сменили цель, переключившись друг на друга: одни считали, что такое количество потерь в битве против троих недопустимо, другие утверждали, что выжившим еще повезло, что они отбились. Исаак прошел вглубь лагеря, уселся у костра и молча смотрел в пламя. По вечерам, в конце своей дневной смены Афиней любил сменить меч на лютню и пел у костра. Солдаты с удовольствием слушали его, а кто и подпевал. Однако в этот вечер сидящих у костра ожидал угрюмый треск дров и только. Эквилары, молодые и старый, пользуясь привилегией раненных и вымотанных битвой, поднялись на небесный ярус в грузовом подъемнике. Роже встретил их с деланно безразличным лицом, когда Леон сообщил ему дурные вести.

– Я дал вам восемь моих людей, среди которых была моя лучшая разведчица, а вы возвращаете мне старика и помешенного на звездной пыли кулему? К тому же, вы ничего не узнали, только чуть не погибли сами. – Роже покачал головой, не скрывая полного разочарования и раздражения.

– Значит вы признаете, что дали нам не самых лучших своих людей? – тут же парировал Готфрид.

– Ивельетта была лучшей разведчицей, это правда, остальные оболтусы! – капитан гарнизона недовольно отмахнулся.

– Быть может будь у нас шесть умелых мечников, все сложилось иначе! Верманда я не считаю, раз уж этот рыцарь дожил до седины, значит что-то, да и может. – продолжал Готфрид.

– Не стоит спорить, Готфрид, я согласен, что это целиком моя вина. Я попросил отряд и сам выбрал количество людей, вся эта вылазка моя инициатива. – признался Леон.

«Боги, ну нельзя же быть настолько честным во всем! Так тебе сядут на шею и сделают козлом отпущения!» – запротестовал Готфрид, но лишь в мыслях.

– Вот как, – Роже задумчиво потрепал бороду. – Я хочу, чтобы завтра же утром вы покинули мой гарнизон и больше сюда не заявлялись. От вас одни беды, то, что нужно Гидеону вы уже узнали. – капитан развернулся и ушел, предоставив юных рыцарей самим себе.

Готфрид не мог смотреть на то как терзает себя виной Леон.

– Слушай, хватит себя изводить? Да, ты организовал эту вылазку, но Роже подсунул нам не опытных воинов, ты же понимаешь это, верно?

– Опытные, не опытные, эти люди погибли, – из-за меня.

– Ты слышал старика, он ведь дело говорит, когда разговор ведется на мечах, – люди гибнут, никуда от этого не деться. Вспомни осаду Дырявого Кита, ее возглавлял Гуго и его рыцари, ты там был и все сам видел. Гуго блестящий мечник и тактик, но даже тогда погибло не мало людей под его началом. Будь Джек трижды хорош как Гуго его опыт и умения не защитили бы от стрелы как защитил бы хороший доспех, которого у него не было. Это твой первый опыт командования, он горький как скисшее вино, но эту чашу нужно выпить до дна, чтобы начать привыкать к ее вкусу.

В голове Леона эхом прозвучали далекие слова Гуго Войда: «Доспехи рыцаря – это грань между жизнью и смертью и чем прочнее эта грань, тем дольше вы проживете. Заботьтесь о своих доспехах и не пренебрегайте ими. Сотни воинов опытнее любого из нас с вами, лежат в земле просто потому, что в роковой час между их жизнью и смертью не было прочной грани».

– Ты бы справился лучше меня.

– Да ни хрена бы я не справился! Я такой умный, когда спокоен, а в бою мои мысли путаются, я не могу сохранять самообладание как ты и не знаю, как тебе это удается. Надеюсь, со временем пойму или перейму это у тебя, лев.

– Спасибо, спасибо за поддержку, мой друг! – Леон крепко обнял Готфрида, тронутый его словами.

После Леон посетил знахаря. Тот уже осмотрел Верманда и сделал старому рыцарю путевую перевязку. Знахарем оказался старец, который внешне запросто мог составить конкуренцию Витторио. В отличии от странного старика с медвежьего хутора, у этого была длинная, седая борода. Старик промыл рану Леона, зашил ее и наложил припарку. На лбу юноши вскочила нехилая такая шишка и теперь красовался пусть и небольшой, но шов. Знахарь приложил ко шву особые травы, чтобы рана быстрее заживала, да и шишка прошла. Теперь у Леона снова была перемотана голова и опять же нарезками плаща Готфрида. Его друг так переволновался, что накромсал кусков больше чем требовалось. Чтобы те не пропали зря, Леон попросил перевязать ему голову именно ими. Почти всю мощь первого удара мечника атабов приняло на себя забрало, Леону лишь рассекло кожу на лбу и приложило как неплохим ударом кулака. Второй удар определенно должен был быть для него фатальным.

– Жаль Ивель, очень жаль, – с сочувствием произнес знахарь, занимаясь раной Леона. – Такая умница была, уходя на охоту приносила мне травы, что я просил. Другие, то забывали, то ленились или же не разбирались в них.

– Вы знаете, сколько ей было лет?

– А как же, знаю, сорок-один. По альвийским меркам считай, что девица. Помнится, как она часто говаривала, что любит луки не потому, что мол у альвов зрение отличное и метко стреляют, а потому, что ей нравится быть далеко от врага, а значит и от собственной могилы… Вот горе то! Как же так вышло? Как же так? – говорил старец готовый вот-вот расплакаться.

«Сорок-один, а выглядела как моя ровесница» – задумался Леон, перебирая в памяти всех альвов с которыми ему доводилось общаться.

– Помнится как-то раз попросил ее набрать мне мяты, а она и говорит: «Сейчас ужин себе подстрелю и наберу, дедуль». Ну как же так с ней вышло то? – старик утер рукавом выступившие слезы.

Поблагодарив знахаря, Леон сел на табурет подле жаровни с давно остывшими с ночи углями и смотрел перед собой невидящим взглядом, думая обо всем произошедшем. Не так ему все виделось, это уж точно. События на медвежьем хуторе раззадорили авантюристический запал, казалось, что все сейчас пойдет в таком ключе, приключение за приключением, победа за победой. Разумеется, Леон понимал, что навряд ли все будет складываться как в романе, когда герои выходят победителями из любой передряги. Однако он даже не предполагал, что в действительности так больно и тяжело сносить груз ответственности за тех, кого вверили тебе в подчинение. Как Гуго справлялся, когда люди гибли под его командованием? В начале пути Леон едва ли мог запомнить, как зовут каждого из его отряда, теперь же он знал их имена так хорошо, как если бы вырос вместе с ними.

Следующую половину дня Леон проспал и проснулся лишь к вечеру. Пора было бы и поесть, но Леон не чувствовал голода, снедаемый все теми же угрюмыми мыслями. Он стоял, облокотившись на перила и смотрел сквозь ветви на внутренний двор форта и за людьми там. Тут к нему шурша цветастыми, скребущими пол юбками подошла черноволосая девица. Одного взгляда на нее было достаточно, дабы понять, что она уроженка Дашара: густые блестящие волосы черного цвета, округлое лицо, характерный для этого народа «узкий» разрез глаз. Хоть девушка и была из Дашара, она была не из харенамцев. Человек как человек, просто другой народности, отличной от тех, что живут за пределами Дашара. В волосах у нее был белый цветок жасмина. Акцент лишь подтвердил и без того очевидное.

– Какой вы славный белокурый юноша, желаете познакомиться с Жасмин? Тридцать астэров помогут нам найти общий язык.

«Так и вижу, что ответил бы Готфрид – вот это да, цветы со мной еще знакомств не заводили, скажите, а вы давно служите этому цветку и говорите от его имени?» – подумал Леон и легкая улыбка проклюнулась на его лице.

Несмотря на то, что Леон пребывал в крайне расстроенных чувствах, он подарил девушке улыбку и как того требовало воспитание, галантно ответил ей, не без налета характерной ему романтики.

– У вас красивое имя сударыня, на языке цветов белый жасмин означает – дружелюбие. Несомненно, вы столь пригожи ликом и станом, что мне невольно начинается казаться – уж не похищенная ли вы принцесса Дашара, против собственной воли удерживаемая в этом форте разбойниками, выдающими себя за пограничных стражей?

– Ах, все бы в этом шалаше умели делать такие изящные комплименты, как вы, юноша, – девушка улыбнулась в ответ, быть может даже искренне и прислонилась спиной к перилам, глядя на собеседника.

– Все цветы без сомненья прекрасны, но у каждого из нас свой вкус. Мой вкус таков, что в своем саду я предпочитаю видеть лишь розы.

– Вы знаете язык цветов? Впервые вижу северянина, интересующегося этим.

– Извольте, но я не северянин, Астэриос средиземное королевство.

– Для нас Дашарцев все север, что за пределами северной границы Кахада. Скажите, я угадала, – вы интересуетесь цветами и притом вы рыцарь?

– Вы верно заметили, госпожа, я рыцарь, а посему получил разностороннее воспитание и много чем интересуюсь, в том числе и природой.

– Может вы знаете и легенду о жасмине? – девушка кокетливо хихикнула. – Не обо мне конечно же, о цветке.

– Увы, незнаком, расскажите?

– Расскажу и такому галантному кавалеру, за бесплатно. Существует очень красивая легенда, согласно которой когда-то все цветы были белыми. Однажды появился художник с набором ярких красок и предложил окрасить их в разные цвета, какие они сами для себя выберут. Жасмин был ближе всех к художнику. Он хотел быть золотистого цвета, цвета его любимого солнца. Но художнику не понравилось, что жасмин вызвался прежде розы, королевы цветов, и в наказание он оставил его ждать до самого конца, взявшись за раскрашивание остальных цветов. В результате облюбованная жасмином желто-золотая краска почти вся досталась одуванчикам. Жасмин не стал снова просить художника раскрасить его в желтый цвет, а в ответ на требование вежливо поклониться, прежде чем просить, ответил следующее: «Я предпочитаю сломаться, но не согнуться». Так он и остался белым хрупким жасмином.

– Великолепная история, – Леон задумался и продолжил. – Прошу меня простить, мне нездоровится.

– Если передумаете, вы знаете где менять искать, я могу неплохо согреть вашу постель, – хлопая глазками, ответила девушка, не желая так просто отступать.

– Согреть постель может каждая, а вот сердце, – одна единственная. Доброй вами ночи, Жасмин. – добродушно отозвался Леон.

По пути к хижине он переживал, думая о том не обидел ли он девушку своими словами, не звучали ли они хамовато? Из деревянного домика доносился смех, а сквозь узкие щели струился мягкий свет и манящее тепло.

«Кто же нашел повод для радости в столь горестных вечер?» – подумал Леон, заходя внутрь.

Там он застал Готфрида и солдата форта. Они состязались в армрестлинге и не давали унынию составить им компанию, прогоняя его шутками.

– Ну ты и силен, чахотка, вот так сюрприз! С виду и не скажешь, а на деле бык просто! – хлопнув себя по коленкам сказал крупный юноша, только что проиграв Готфриду.

Беатриче победоносно кружила своего хозяина.

– Если бы я сразу выпячивал всю свою силу, враги бы бежали, лишь завидев меня и я остался без сражения!

У здоровяка через левое плечо был перекинут черный плащ Готфрида.

– По крайней мере в кости тебе еще стоит поучиться играть, – солдат похлопал черный плащ у себя на плече.

– Ты что проиграл свой плащ в кости? – поразился Леон, прекрасно знавший, как в некоторых рыцарских орденах за потерю плаща назначались страшные наказания, вплоть до исключения из ордена.

– Не плащ, а то, что от него осталось! Домой вернемся, новый себе закажу. Как себя чувствуешь, друг мой?

– Голова слегка кружится и в сон клонит, хотя и так без малого проспал почти весь день.

– Ты там снаружи с Жасмин беседовал? – хитро спросил Готфрид.

– Интересная девушка, рассказала мне легенду о цветке, что носит в волосах.

Солдат с остатками плаща Готфрида на плече рассмеялся и снова хлопнув себя по коленям, высказался.

– Она эту байку всем в постели рассказывает, у нее их в запасе как астэров в королевской сокровищнице!

– Балда ты Габран, испортил моему другу всю романтику! Думать же башкой надо, прежде чем говорить, а хотя, чего уж там, на твоей башке только дрова колоть или даже ей! – отчитал Готфрид своего соперника по игре.

– Приму за комплимент, голова у меня крепкая, аж стрелы отскакивают!

– Павших солдат забрали? – поинтересовался Леон и веселье сразу прекратилось. Мужчины враз стали хмурыми и задумчивыми.

– Забрали, не без хлопот вышло… но забрали. Мне пришлось отправиться с новым отрядом, показать это место, будь оно проклято. Руки так и чесались пришибить пару атабов!

– Хлопот? Снова атабы?

– Единорог так и лежал подле Ивельетты и никого не подпускал…

Леон затаил дыхание, предчувствуя дурное.

– Увы, его пришлось убить, из уважения к Ивель его тоже привезли в лагерь. Солдат уже отправили в последний путь на погребальных кострах, пока ты спал. Ивель похоронили по традициям сильвийцев, – в земле подле дерева. Рядом с ней покоится и ее единорог.

– У меня нет слов, чтобы выразить как это ужасно, – вымолвил Леон, отягощенный тем, что только что узнал.

– Иди спать, Леон, завтра на рассвете мы уезжаем.

Леон последовал совету друга, а на рассвете, покинув форт, рыцарь собрал букет полевых цветов и принес на могилу Ивель. Лук альвийки оставили подле вырезанной из дерева глории. Так на языке альвов называли бабочку и этим же словом сильвийцы обозначали свое внутреннее «я», говоря словами людей – душу. Сильвийцы верили, что при смерти их сущность в виде глории покидает тело и отправляется в вечно цветущий сад. «Ушел или ушла в сад» – так говорили альвы об умерших. Как ни странно, но среди людей существовало поверье, что если рядом с домом роженицы замечали бабочку, то считалось, что в ребенке перерождается душа сильвийца. На сильвийских захоронениях и не только там, располагалось множество символов так или иначе изображающих бабочек. На могилу погибшего сильвийца принято ставить вырезанную из подручных материалов бабочку. Самих же альвов хоронили в древесной листве и обязательно в сени дерева. Альвы ни в коем случае не использовали погребальные костры. Среди них это считалось диким варварством и надругательством над телом. Ивель для Леона и Готфрида была никем, они знали ее несколько часов, но Леон не мог отделаться от мысли, что если бы не его затея, то девушка была бы жива, как и шесть других стражей гарнизона. Почтив память павших солдат, друзья отправились в путь. Надо отдать должное знахарю, от его припарок шишка заметно уменьшилась, а длительный сон унес с собой и боль с головокружением.

– Что-то ты совсем плох, лев. Тебе нужно развеяться, остались силы на охоту и баньку?

– Если бы я не знал тебя с детства, то счел бы крайне черствым человеком, ведь думать о таких вещах, после вчерашнего… И все же, я считаю, что ты прав, мне нужно перестать думать об этом. Во тьму Затмения все сомнения и колебания, – жизнь продолжается. Как говорил вождь сильвийцев Гилай: «Отсутствие ответа – тоже ответ». Я считаю, что опыт есть опыт, не важно приносит он счастье или боль. Я буду драться за каждого из вверенных мне людей еще яростнее и защищу их во что бы то ни стало. Память о павших всегда будет со мной, я не забуду их имен и лиц никогда.

– Вот это мой друг! Мой неунывающий друг-романтик, теперь уже рыцарь-романтик! А представляешь, спустя годы, когда ты прославишься за тобой закрепится прозвище, что-нибудь в духе, – рыцарь грез. Что думаешь?

Леона пронзила молния удивления, на мгновенье вернув воспоминания далекого детства и его любимой сказке, о Фиале Грез.

– Весьма недурно, пожалуй, мне даже нравится.

– Не будем терять времени! Хватит там Зотику в окружении бабенок прозябать, поспешим ему на помощь!

– Барышни, Готфрид, барышни! – укоризненно поправил Леон друга и вздохнув, пришпорил коня, чтобы нагнать друга. Видят Боги, если бы не оптимизм Готфрида, Леон бы совсем раскис и продолжал терзать себя виной.

========== Глава IV – РАСХИТИТЕЛЬНИЦА ГРОБНИЦ ==========

Без каких-либо приключений, друзья добрались до Луковок. Уютные деревянные хаты сопели тонкими струйками дыма, орала ребятня, где-то недовольно хрюкали свиньи – жизнь в деревне кипела на жарком, летнем огне полуденного солнца. Поле подле деревни вспахивал мощный завр, прозванный среди крестьян рогатик или трешка, из-за такой яркой черты как три крупных рога на морде. Трешка имел один рог сразу над ноздрями и два метровых рога над каждым глазом, которые он использовал для защиты от хищников. В задней части черепа животного располагался относительно короткий костяной воротник. Завр имел схожее с носорогом тело и толстые конечности. От внимания Готфрида не укрылось то, что статуя исчезла, как и роскошная ткань при некоторых хатах. Зотик обрадовался рыцарям так, словно они и вовсе не заезжали к нему на днях и сообщил, что к охоте готов. Готфрид не переставал удивляться, откуда в этом человеке столько энергии, оптимизма и сил хохотать? Весь день эквилары провели в деревне, набираясь сил к предзакатной охоте и проветривая одежду, чтобы избавиться в меру возможностей от лишних запахов. Доспехи естественно оставили дома у Зотика, то-то радости было Петру – малец с ума от радости сходил, хотя даже до конца не понимал, что перед ним.

– В сынишке моем, дух рыцаря, не иначе! – зарделся от гордости Зотик.

Рыцари сменили латы на куда более практичную для их целей вареную кожу и когда тени удлинились, выдвинулись на охоту под особенное громкие, вечерние концерты сверчков. План Зотика был прост и хорош одновременно – караулить зверя у кормового поля. По пути друзья болтали с другом, Зотик все интересовался как там дела на границе и отчего Леон ходит с черной повязкой на голове, точно разбойник какой. Беатриче спала или делала вид, что спит растянувшись на плече Готфрида.

– Надеюсь в этот раз обойдется без призраков, редких тварей с болот и странных стариков, – заметил Готфрид, а про себя добавил «и атабов».

– Эт верняк, я до сих пор в себя прийти не могу! – согласился Зотик. – Впечатлений столько, что внукам рассказывать буду на ночь, вместо сказок.

Засеянное овсом поле не было убрано с прошлого года и стало отличной кормушкой для многих зверей. Зотик даже полагал, что бескормица родных места могла привлечь крупного кабана к этому полю. К тому же, оно располагалось к западу от деревни, как раз там откуда по ночам был слышен странный стук. Друзья шли через лес без факелов, уповая лишь на свет звезд и луны, ну и само собой отличное знание местности Зотиком – в конце концов он живет тут всю жизнь и знает каждый куст. Лошадей оставили чуть загодя, не доезжая до места охоты. У края поля Зотик указал на изрытую дерновину, свежесть покопки указывала на то, что сегодня звери еще не заглядывали на поле. Оно и понятно, такие животные как кабаны днюют, спасаясь от летней жары в грязевых ямах. Тут же был пожеванный овес и тропы, вытоптанные кабанами.

– Опасная свинья, однако. Перевернул лошадь с одним из деревенских и перебил ему позвоночник. – напомнил Зотик, указывая на следы.

– Предоставляю право первого копья нашему отважному льву, – предложил Готфрид и никто не возражал.

Приближение зверя или зверей к полю, друзья услышали задолго до их непосредственного появления там. Леон осторожно отступил, возвращаясь к лошадям и лишь взобравшись на Грозу, пришпорил ее и выехал на поле. Кабан не заставил себя ждать и обнаружился весьма скоро, массивную тушу не могли укрыть колосья овса. Похоже зверь был кем-то потрепан и прихрамывал, несмотря на это он и не думал убегать. Его шерсть блестела в свете звезд как посеребренная. Леон выждал момент и слегка приподнявшись в стременах, метнул копье, поразив им зверя. И похоже, тот сразу упал замертво, что в общем всех порядком удивило. Все вышло куда проще и быстрее, нежели предполагал Леон, рисуя в воображении чудовищных размеров кабана, которого остановил бы по меньшей мере с десяток копий. Несмотря на очевидное сгущение красок в истории об этом звере, кабан и правда попался незаурядный. Куда больше сородичей (хотя в Линденбурге необычайно крупные животные были скорее зрелищем заурядным) и что немаловажно – кем-то ранее одомашненный. Это было очевидно при одном лишь взгляде на обрывки обвязок из ремней, оставшихся на его теле.

– Метко и милосердно, как обычно, – похвалил друга Зотик, подъезжая к месту завершения охоты на своей лошади. Рыжего здоровяка похоже ничуть не заботила столь легкая смерть животного. Зотик мыслил просто и прагматично – нет проблемы и хорошо.

– Ну вот и славно, отличное завершение дня, господа! – обрадовался, потирая руки Готфрид и вдохнул ночной воздух полной грудью.

– Посмотрите-ка сюда, – Леон указал на остатки обвязки.

– Вот те на! Кабан… ручной что ли? Это вообще возможно?

– Возможно, ежели сызмала приручать, детенышем или раненного спасти от гибели. Токмо не возьму в толк, в чем прок сей затеи? – почесав затылок, высказался Зотик.

– Насколько я знаю, атабы умеют приручать практически всех животных. Может это их кабан? Сбежал из Табата? – предположил Готфрид. – Сильвийцы конечно тоже могут приручать животных, но кабан то им зачем сдался?

– Да пес его знает, поди ж теперь их разбери! – отозвался Зотик.

Уже запалив факела и тщательнее осмотрев тело зверя, стало понятно почему бой закончился, так и не успев толком начаться. Кабан был ранен и не раз, причем раны были серьезными. Не понятно, как он вообще протянул с ними все это время, учитывая, что в одной из ран даже осталось оружие – атабский меч. Очевидно животное сражалось с атабами, победило оно их или нет, неизвестно, но сбежать точно сбежало. Озлобленное от ран и застрявшего подобно занозе в теле, клинке, оно кидалось на людей, слабея день за днем. Не копье Леона, так время прикончило бы зверя в ближайшие дни. Выходило, что Леон не просто быстро убил животное, но и спас его от мучений.

– Похоже, что наш друг Готфрид прав, – рассудил Леон, оценивая баланс атабского меча в руках, одноручного само собой, который ему пришлось держать двумя руками из-за тяжести.

– Так или иначе, убили его мы, а, значится, и добыча наша, – заметил Зотик.

Недалеко уйдя от поля, подле озера с альвийским названием Лорель, друзья разбили лагерь и развели костер. Тушу кабана оставили для деревни, слишком большой она была для них троих. На сегодняшний ужин эквилары довольствовались парой кроликов, которых подстрелили, освежевали и выпотрошили загодя, еще будучи в деревне. Охотники весело беседовали и шутили, как в старые добрые времена, когда они ночами сидели так же как сейчас подле костра. Леон поражался тому, что темы для разговора у них как не иссякали в детстве, так не иссякают и сейчас. Уже после полуночи, по наставлению Зотика, юноши приубавили голоса и больше прислушивались.

– Любопытно узнать, что это за звуки, о которых говорил Зотик. Пока я ничего не слышу, кроме далекого грома – протягивая руки к пламени костра, заметил Готфрид. Беатриче повторила его жест, стоя в упор к пламени, в ее бирюзовых бусинках сверкало пламя.

– Обожди ты, рано еще! Стук энтот за полночь слышится. – объяснил Зотик, прожевывая кусок мяса и заедая его пучком зелени. – Мне сосед говаривал, что эт леший по ночам гробы колотит…

– Гробы? Зачем ему столько? Хочет у гробовщика работу отбить?

– Мол для деток наших готовит и для нас самих, за то, что природу егойную обижаем – деревья рубим, траву топчем, на зверей охотимся без спросу…

– А сам он деревья не рубит что ли или гробы из глины лепит, постукивая в барабан? Пусть и себе заодно гроб сделает, да сам в него и ляжет!

– Об этом я как-то и не догадался подумать, – с досадой произнес Зотик, почесав затылок.

– Брешет твой сосед все! Леший, гробы, шабаши, – это все осталось в детстве, Зотик. Помню я твоего соседа, было дело он рассказывал нам о том, что у него в погребе девочка-призрак ночами плачет. Перепугал пол деревни россказнями своими, а отец его думал, что уже добро все в погребе пропало, лезть то туда никто за ним не хотел, чуть с хаты семья не съехала. Оказалось, мышь там придавило горшком, так та пару дней пищала, пока подыхала, только слышно ее было лишь ночью. Поражаюсь, как ты до сих пор в это все веришь? Вон медвежий хутор вспомни – много там призраков сыскалось? – ответом рыцарю было молчание. – То-то же! Всему есть разумное объяснение. Если тут кто-то и стучит, то мы ему самому по голове настучим. Дятел может какой оголтелый завелся тут и все.

Леон стоял у озера, облокотившись на дерево и мечтательно смотрел на тихую, водную гладь в свете луны и звезд. Вокруг озера не было деревьев-великанов, чтобы заслонить ветвями воду, и оно отражало небо. Холодные глаза звезд смотрели на рыцаря из зеркальной, практически неподвижной поверхности озера. Лорель навевала ему воспоминания, и рыцарь поспешил поделиться ностальгией с друзьями.

– А помните, кто-то пустил слух о поверье, мол Лорель это имя морской феи, любящей всяческие украшения и ежели ценность какую в озеро бросить, предварительно сжав ее в кулак и трижды произнеся свое имя, то озеро даровало удачу, а в редких случаях, могло даже показать будущее?

Зотик и Готфрид точно поменялись местами – Готфрид расхохотался, а Зотик угрюмо задумался.

– Тот еще случай был! Сколько туда ба… барышни накидали всяких украшений, мечтая удачно выйти замуж, а на деле оказалось, что все выдумал какой-то местный ныряльщик. Плавал потом, да собирал добро. Интересно даже, что с ним стало, где живет, чем занимается, небось сколотил себе целое состояние на таких поборах! Эх, так приятно вспоминать те былые, веселые дни.

– Утонул он, – мрачно ответил Зотик. – Мой сосед говорит, что благодаря этой легенде озеро ожило, а может в нем и правда жил некий дух и вовсе то был не вымысел. Уж Лорель или какой другой дух – не знаю. В общем как историю не поверни, конец всяко единый – решило озеро наказать вора за то, что брал причитающееся ему или… ей.

– Сосед говорит, ха! – Готфрид отмахнулся. – Не удивлюсь если твой сосед, скажет, что у него в печи огонь драконы разжигают, а лошадь байки травит в стойле. Ладно, посплю немного, разбудите, как леший с гробами придет… если придет. – скучающим голосом произнес Готфрид и завернулся в походный плащ, выданный Зотиком.

– В вас смелости друзья мои, как у целой дружины! – произнес Зотик и подкинул в костер хворосту. – Мне от одного этого места не по себе, какой уж спать тут! До сих пор в темноте те бычьи черепа с горящими глазами мерещатся. – Уже себе под нос, на редкость тихо произнес силач и проверил оберег на шее.

Что бы Зотик о себе ни думал, его тело думало иначе и спустя полчаса, здоровяк и сам не заметил, как уснул. Бодрствовать остался лишь Леон и его бессонница. Вдвоем с ней, они сидели у костра, глядя на то как искры стремились ввысь, как если бы хотели занять место среди сияющих осколков бесконечности, подмигивающим им с черных небес. Рыцарь плотнее закутался в свой плащ, защищаясь от ночной прохлады. Во лбу стреляла и ныла полученная рана, как болезненное эхо воспоминаний о том, что произошло на той опушке. Перед глазами всплывали лица отряда и их кабацкие шутки, неприятные тогда и столь желанные сейчас, лишь бы отпускающие их люди, были живы. Оставшись за часового, Леон защищал спящих от всякой опасности и поддерживал огонь в костре, дабы к лагерю не вздумали подходить волки. Глядя в языки пламени, Леон вспоминал прошлое, но думал о будущем. О том, каким он, Готфрид и Зотик будут спустя десять-двадцать-тридцать лет. Из людей редко кто доживал хотя бы до пятидесяти. Лишь самые крепкие телом и просто везучие. Какими они будут? Будут ли вместе или разойдутся каждый своей дорогой? Зотик уже отделился от их компании, его дорога закончилась в Луковках, где его ждет уютный очаг и жена с ребятишками. Дорога Леона и Готфрида еще и не думала никуда сворачивать, ведя в далекие дали. Именно так Леон ее и видел – одна на двоих. Рыцарь и помыслить не мог, что когда-нибудь будет порознь с другом. Леон не мог найти себе места в настоящем, а потому метался от прошлого к будущему. Ему хотелось вновь пережить те непосредственные волнения детства и вместе с тем скорее оказаться в будущем, достичь чего-то и впечатлить отца, стяжать славу, сделать что-то хорошее для этого мира, чтобы о нем знали и помнили. Верно, помнили, погибни он вместе с солдатами из гарнизона, кто бы его помнил окромя родителей и друзей? Он ничего не сделал для этого мира, ничего не оставил. Мысль о том, что жизнь пройдет, а он исчезнет без следа, пугала юношу. Люди живут слишком мало и не хотелось бы сгинуть, не оставив в этом мире след и след значимый, хороший, добрый. Хотелось ему и увидеть свою суженную, узнать, как она выглядит, как ее зовут?

***

Выспаться этой ночью Готфриду и Зотику определенно было не суждено – оба были разбужены Леоном. Зотика пришлось изрядно растормошить, заснул он крепко, хоть и боялся засыпать больше всех. Готфрид же казалось и не спал вовсе, а просто лежал с закрытыми глазами все это время, – настолько быстро он проснулся.