Текст книги "Летопись Линеи: Чему быть, того не миновать (СИ)"
Автор книги: Vaishnavaastra
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)
Элисса почти что порхала по улочкам города, по пути к ярмарочной площади. Все вокруг вдруг сделалось прекрасным и радующим глаз. Каждый вздох дарил радость и наслаждение от пребывания в этом прекрасном городе, в прекрасном мире. До чего же хорошо, просто жить! Даже летний зной не изнурял ее, но радовал остатками тепла перед грядущей осенью. Кругом сновали преимущественно морты и альвы всех мастей, реже встречались тэрране и шэбы, еще реже атабы. Представителей расы широи и вовсе не было видно, впрочем, немудрено – они категорически отрицали ассимиляцию и не селились среди прочих рас. Исключения безусловно были, на то они и исключения. У местной, элитной таверны с кричащим названием «Барабан войны», в роли вышибалы на дверях стоял атаб со спиленным рогом. Скрестив руки на груди, он хмуро взглянул на девушку, но его лицо тут же расслабилось, точно он увидел в куче сорной травы нежный цветок. Элисса рядом с ним была маленькой девочкой. Кого-то в сторонке допрашивали стражники, мальчишки гогоча во весь голос и распугивая гусей с курами, носились по узким улочкам вокруг рынка. Из тэрранской кузни обдувало жаром и разносились, теряясь в многочисленных переулках, удары молота. Подмастерье тэрранца, мальчишка морт, вычищал чьи-то латы песком. Жизнь в городе после лесной глуши, как выразились бы шэбы – неслась в стремительном и шумном течении.
Иногда Элисса останавливалась посмотреть на величественные ветви сикомора, нависшие над городом подобно воздушным тоннелям. Каждый раз кто-то обязательно ворчал и просил ее посторониться, пронося на плечах то джутовые мешки с зерном или проезжая на телеге. Добравшись до ярмарки, Элисса собралась с мыслями: ей предстояло преодолеть непростое дело, очень непростое – торг. Дело было в том, что многие качественные ткани продавали исключительно аравитские купцы, пришедшие с далекой северной пустыни, именуемой как Золотая Земля или как ее называли аравиты, Кхаан-шари. Эти необычные жители из не менее необычного места, считали торг делом чести. Аравиты путешествовали на животных, напоминающих горбатую лошадь, а сами они их называли верблюдами. Народ этот отличался от прочего как внешностью, так и одеждой. Чуть выше среднего роста, крепкие и хорошо сложенные, с загорелой или смуглой кожей. Лица овальные, с бронзовым оттенком, лоб большой, высокий, брови черные и хорошо очерченные, глаза от яркого небесно-голубого до черного цвета. Аравиты носят долгополые рубахи с длинными рукавами и называют их аба, а также головные платки. Разница между одеждой мужчин и женщин часто состоит в отделке и способе ношения. Что касается торговли, то купить у аравита товар без торга, сродни оскорблению. Иные покупатели, непосвященные в эти премудрости, были ошеломлены, когда совершаю покупку и уплачивая всю сумму, получали в след ругань и проклятья. К счастью, последние были на аравитском, а потому звучали не так обидно. Торговаться Элисса не любила и не умела, ей все время казалось, что на нее кричат и обвиняют в чем-то, хотя это просто была манера общения аравитов, народа, который по сути своей был весьма дружелюбен и гостеприимен.
***
Леон остался наедине с отцом, в его кабинете, узнать новости о предприятии связанным с Тенебрисом и заодно выслушать то, что хочет сказать ему отец об Элиссе, если тому конечно есть что сказать. Увы, столь важная лазейка как господин Уильям, давший заказ Лисе, оборвалась. Готфрид рассказал, что Лиса ничем не смогла помочь, ведь она ничего не знала о заказчике и о том, как его найти. В конце концов, этикет подпольного мира на то и был рассчитан – никаких имен, только контракты и оплата за них. К тому же, заказчик был тэрранцем, пусть и наземником, уйти в родные, подземные города, ему ничего не стоило, а там он был вне досягаемости. А Леону так хотелось впечатлить отца, прийти и рассказать ему о том, что замыслили атабы и зачем.
– Женщина разбивает стальную защиту наших сердец и делает сначала беззащитными перед собой, а затем и перед врагом. Ты можешь стать хорошим мужем или хорошим воином, тех же, кто хотел преуспеть в обоих направления я знал и захожу иногда на кладбище, почтить их память. Любовь она, знаешь ли – налог взимает, с тех, кто в плен к ней попадает… – произнес Гидеон и было не понятно, к Леону он обращается или просто озвучивает какие-то свои мысли.
– Кем же стал ты? – спросил Леон из любопытства, но не желая поймать отца в ловушку, которую тот сам себе подготовил своей речью.
– А вот ты и скажи мне. Мое мнение тут ничего не значит. Я могу считать себя кем угодно, но со стороны, как говорится, виднее. – ответил Гидеон и в то же время парировал вопрос, загнав в ловушку сына.
– Я думаю, что в молодости ты был хорошим воином, а после стал хорошим мужем и именно поэтому нашим с Готфридом военным воспитанием занимался кай Гуго Войд. Иначе тебе бы не хватило строгости, отеческая любовь мешала бы тебе подвергнуть нас суровым испытаниям.
– Рад, что у меня сын с головой на плечах, – одобрительно отозвался Гидеон и задумался. – кай Гуго, вот это был человек. – с горечью сказал Гидеон. – Собери вместе честь, отвагу, ум, доблесть, ратное мастерство и ледяное спокойствие. Все это он, Гуго Войд, хоть он и младше меня, признаюсь, мне порой не хватает его совета. Что бы он посоветовал с этим Тенебрисом, будь он неладен. Знаешь, как про Гуго говорили? Другие рыцари готовы были поклясться честью, что Гуго родился без правой руки, но обрел ее взяв в нее меч.
– Слышал это и не раз. – согласился Леон. – Отец, что ты думаешь о моей нареченной, о Элиссе?
– Ну что я могу тебе тут сказать? Ты себе невесту выбираешь, а не мне. Лишь бы вам вместе было хорошо. Совет вам, да любовь. Хорошая девочка, хоть для меня все сильвийки на одно лицо, но Элисса мне нравится. Нужно быть слепым, чтобы не видеть, как она на тебя смотрит, а что еще нужно родителю? Будьте счастливы, Леон и еще… я буду ждать внуков. – Гидеон улыбнулся редкой, но искренней и теплой улыбкой, а затем вздохнул и добавил. – Вот и разумный ответ дому Эклер нашелся, а то я все думал о том, как лучше объяснить твой отказ.
– Спасибо, отец. Спасибо за понимание и твою поддержку.
– Где вы собираетесь жить и главный вопрос, на что?
– С первым, еще не решили, что до второго вопроса, то… я еще не решил. Я могу заработать эквиларом, но то жизнь в разъездах или же вступить в ряды княжеского гарнизона на постоянную службу, но тогда я буду лишен возможности попутешествовать. Верно, пожалуй мы скопим с Элиссой денег и отправимся повидать мир. Думаю, Готфрид не откажется от нашей компании.
– Если не желаешь присоединяться к княжескому гарнизону, могу замолвить за тебя словечко каю Норману. Тому самому, к которому посылал за помощью Готфрида. В его ордене Лигнаеров платят жалование и предоставляют землю рыцарям, принесшим присягу.
Эти слова отозвались ноющей болью в груди Леона. Охотничий удел находился на юго-востоке княжества. Именно там обосновался орден Лигнаеров, или как их называют в народе, – лесных стражей. Говорят, что далекое солнышко греет теплее, однако к Леону эта присказка не относилась. Да, чужбина манила его ароматом приключений, а дух авантюризма пронизывал и будоражил все фибры души юноши, все это так. Но как говорится: «В гостях хорошо, а дома лучше». Доселе Леон и не думал всерьез о том, чтобы покинуть родной край и жить где-то еще. Путешествовать – запросто, но не жить.
– Еще раз, спасибо, отец, я обдумаю твои слова, решу вместе с Элиссой.
На том разговор и был окончен. Этой ночью Элисса и Леон ночевали в резиденции Бертрамов. Дело было сделано: родители поставлены в известность, пара получила благословение. Элисса благополучно присмотрела все необходимое на ярмарке. В жизни влюбленных все складывалось как в сказке и обоим не верилось в свое счастье. Осталась непосредственно свадьба. Влюбленные решили провести ее в летней резиденции Бертрамов, а как же иначе? Дом сестер-близняшек был уединенным местом, не для широкой публики, а свадьба сына бывшего полководца Линденбурга, ныне военного советника, предполагала присутствие несколько больших лиц, чем круг семьи. Свадьбу решили провести в середине августа, то есть уже через пару недель. Леон и Готфрид в это время занимались патрулированием княжеского тракта. Торговля имела критически важную роль для княжества и нужно было, чтобы торговцы не опасались за свою жизнь, отправляясь в Линденбург. Покуда в лесах не извели всех разбойников, работа для странствующих рыцарей всегда оставалась, а значит и возможность подзаработать, охраняя обозы или же помогая в иных делах, местным. Всяким приходилось заниматься и не всегда за деньги. Иной раз дров нарубить и натаскать в сарай, или же скотину забить, в обмен на сытный ужин и крышу над головой. Элисса усердно работала как над сторонними заказами, так и собственными платьем. Ради него пришлось плотно взяться за изготовление игрушек и пошив костюмов, чтобы окупить ткань и сопутствующие материалы. С Леоном она продолжала видится регулярно, как у нее дома (естественно она прятала при этом платье, над которым трудилась), так и в особняке Готфрида, куда на неопределенный срок переехало семейство Бертрамов.
***
В один из этих августовских дней, влюбленные договорились встретиться дома у сестер, однако утром, Элисса с ужасом для себя вспомнила, что должна доставить заказ Архиппу, портному из Линденбурга. Заказ был крайне важным и дорогостоящим. Элисса попросила сестру передать извинения Леону и то, что она будет ждать его у него «дома» – подразумевалось поместье Бьюмонтов. Приехав в столицу лесного княжества, Элисса сдала заказ, получив по ее меркам, внушительную сумму денег. Раз уж она оказалась в городе, девушка решила занять свое время делом и посетила одну из своих постоянных клиенток – лир Гретхен Эрвье. Замужняя девушка из знатной семьи не только регулярно заказывала платья, доверяя их исключительно Элиссе, успевшей сделать себе какое-никакое имя, но и пользовалась другими ее услугами, а именно – плетением кос. Гретхен обожала сложные и вычурные, альвийские косы, всякий раз поражаясь тому, почему Элисса отдает предпочтение довольно таки простым прическам, хотя собственноручно может делать сложные. Элисса соглашалась с тем, что косы сложного плетения красивы и изящны, однако в повседневной жизни с ними не всегда удобно. По мере возможностей Элисса и сама любила заплетать себе мудреные косы: от ажурной навыворот с бантиками, до альвийских узлов и косичек уложенных в форме цветов. Уметь плести косы было лишь половиной дела, другая часть дела крылась в понимании потенциала волос. Пальцы Элиссы были особенно чувствительны, девушка даже с закрытыми глазами, на ощупь могла определить тип ткани и так же беря в руки волосы, отчетливо понимала, что они дадут с собой сделать, а что нет. Однако, сейчас речь немного о другом, а именно о том, что Гретхен сообщила Элиссе об еще одной знатной даме. Та пораженная красотой причесок Гретхен просила познакомить ее с альвийкой, дабы воспользоваться ее услугами. Имя сей дамы Семилия Эклер, графиня Эклер. Элисса дала согласие – астэры, особенно сейчас, в преддверии свадьбы лишними не были. Элисса не смела обременять Леона своими заботами, будучи способной заработать на все необходимое сама и самое главное – ей это нравилось. По сути, Элисса занималась любимым делом и получала за это деньги. Немедля, Гретхен послала слугу к Эклерам, договориться о встрече. К тому моменту, когда Элисса закончила работу с прической Гретхен, вернулся и слуга, в сопровождении явно запыхавшегося мужчины и маленького щенка. На вид гостю было сорок: седовласый с козлиной бородкой, пышными бакенбардами и какими-то невыразительными, незапоминающимися глазами. Он все причитал и возмущался неким Тишкой, полностью поглощенный разговорами о нем. Судя по изнуренному виду слуги Гретхен, его это непрекращающееся ворчание порядком утомило.
– Прошу меня простить, уважаемая госпожа, я совсем забылся. Мое имя Этьен, я служу дому Эклер дворецким и в частности леди Семилии как помощник.
– Рада, знакомству, хал Этьен, мое имя Элисса из клана Глицинии. Простите мое любопытство, а это что за прелесть с вами? – улыбнулась альвийка и присела, чтобы потрепать щенка, который тут же начал к ней ластиться.
– Ох, прелесть! Какие добрые слова, для столь плутовского создания! Леди Семилия попросила взять меня это воплощение хаоса с собой на прогулку, а Тишка возьми и вырвись с поводком. Руки у меня уже не те, вот помню в молодости ух какие сильные были! – дворецкий сжал сухие и дряблые руки в кулаки, от чего на коже проступили все вены.
– Так вот значит, кто такой Тишка, – поняла Элисса.
Щенок тявкнул, услышав свое имя из ее уст и улегся на спину, подставляя под ласки девушки белое пузо.
– Ох и прихватило же у меня сердце, когда он убежал. Вот помню в молодости ух какое сильное было, все нипочем! Если бы не хал Клерваль, слава его молодости. – убежал бы окаянный Тишка, чем непременно разбил хрупкое сердце моей леди.
– Давайте я возьму поводок, не утруждайте себя.
– Боюсь, мне придется вам отказать, лир Элисса, – с напускным и важным видом заметил Этьен и подняв указательный палец вверх, прибегая к словам с альвийского языка, продолжил. – Примум: Тишка вверен мне, и я не смею добровольно вверять его судьбу в чужие руки. Секундо: я не молод, но все еще силен, а этот плут в первый раз вырвался лишь потому, что застал меня врасплох. Трес: … – Этьен замолк и растеряно взглянул на щенка, тот в свою очередь, взглянул на дворецкого. – Запамятовал, что хотел сказать, зато помню, что в молодости я знал шесть языков, но больше всего любил общий язык. Вот сейчас на нем мало кто говорит и зря, есть вещи, которые можно выразить только на нем, например… например… – тут Этьен сдался и даже ничего не сказал, виновато разведя руками.
– Удачи вам, – попрощалась Гретхен, провожая Элиссу и в частности стараясь поскорее избавиться от этого словоохотливого дворецкого Семилии. Девушка никак не могла взять в толк, как у Семилии хватает терпения слушать все это: «А вот в молодости…».
Элисса покинула дом семейства Эрвье в компании не умолкающего ни на минуту дворецкого. Вместе, они отправились к особняку Эклер. В Этьене было слов все равно что прожитых часов жизни: он говорил без умолку, перескакивая с темы на тему и порой углубляясь в свое прошлое, обожая перечислять все по пунктам и используя слова из альвийского языка. То и дело бедолага провалился в ямы собственной памяти, а точнее, – пробелов в ней. Обрывая речь на полуслове и пытаясь выкарабкаться из туманного оврага едва различимых воспоминаний, Этьен вызывал к себе неподдельную жалость. Дряблость тел мортов, а вместе с ним и разума, под неумолимым напором времени, ужасала альвов и Элисса не была исключением. Если бы не ее любовь к Леону и желание строить с ним семью, она бы ни за что не решилась расстаться со своей вечной молодостью.
Дом Эклер оказался куда больше и богаче, нежели дом Эрвье. По сути он ничем не уступал и даже превосходил по интерьеру поместье на медвежьем хуторе. Все те же элементы роскоши – новомодный паркетный пол, драпировка у окон, скульптуры и массивная, Т-образная лестница в размашистом холле. Семилия встретила Элиссу лично, в своем любимом зеленом платье, ее рыжие волосы, как и на турнире, были покрыты сеткой – обязательное правило приличия, среди женщин человеческой расы. Юная аристократка источала красоту, элегантность и галантность. В ней не читалось никакого высокомерия, присущего большинству людей ее статуса. Этьену Семилия приказала приготовить для девушек чай. Усевшись в своей комнате, перед огромным зеркалом, Семилия сняла сетку и позволила своим роскошным, пламенным локонам струиться по плечам и спине. Волосы графини обжигали одним лишь видом. Элисса даже прикоснулась к ним с неспешной опаской. Семилия как могла объяснила, какую именно косу ей хочется и Элисса принялась за работу. Как это обычно бывает, чтобы скоротать время, девушки разговорились на самые разные темы.
Семилия советовала различные торговые лавки и делилась мнением о том, каких лучше избегать. Как бы между делом, она поздравила Элиссу с помолвкой и грядущей свадьбой, а также рассказала о том, что является подругой Леона с детства и что ее семья дружит с семьей Бертрамов, от того то она и в курсе о столь радостных событиях. На самом же деле, после турнира, Семилия приложила все усилия на то, чтобы узнать, кто же та девушка, что удостоилась чести стать королевой турнира. Слухи в городе разлетались быстро, тем более о сыне столь видной фигуры, как Гидеон Бертрам. Так графиня и узнала о том, что избранная королевой турнира девушка, стала еще и невестой Леона. Семилия взяла руки Элиссы в свои и глядя прямо в глаза, сказала как рада, что юноша которого она знает без малого десять лет, попал в столь хорошие, нежные и любящие руки. Элисса при этом оживилась, ей было очень интересно узнать что-то новое о Леоне. Уже час спустя, девушки весело смеялись, когда юная графиня рассказывала очередную смешную историю, произошедшую с Зотиком, Готфридом и Леоном. Для Элиссы стало открытием то, что некогда это был квартет неразлучных друзей, ныне живущих и смотрящих на жизнь порознь. По крайней мере это не коснулось дружбы Готфрида и Леона. О том, что Леон и Семилия собирались быть вместе, по крайней мере на то рассчитывали их родители, Семилия тактично умолчала. Шестнадцатилетняя аристократка была крайне добра к Элиссе и не уставала повторять, какая чудесная пара выйдет из Леона и Элиссы. Девушки прервали общение, когда послышался пискливый лай щенка, сопровождающий шаркающие шаги дворецкого. Этьен принес поднос с чаем и оставил его на столике. Элисса как раз закончила с прической Семилии, закрепив все косички, «ажурные цветы» – так назывались эти косы.
– Как ты относишься к чаю, Элисса? Знаю-знаю, странный вопрос для представителя культуры, подарившей миру этот восхитительный напиток. Однако, я не привыкла полагаться на стереотипы. Как давней подруге Леона, ты мне очень близка Элисса, и я бы хотела получше узнать тебя.
– Боюсь разочаровать, но я отлично вписываюсь в этот стереотип – как и большинство альвов, я люблю чай, особенно мятный.
– Это же просто чудесно! Я уже чувствую, что мы станем хорошими подругами. Попробуй этот чай, из Далланских трав, мне интересно знать твое мнение.
– Всенепременно, – вежливо согласилась Элисса и взяла чашечку.
Чай имел пряный привкус и был действительно очень вкусным, согревающим изнутри, заставляя вспомнить о жарких объятиях любимого. От этих мыслей, бледные щеки Элиссы порозовели.
– Чудесный вкус, но я никак не могу понять, что это за травы?
– Тут целый букет, некоторые растут повсюду в Линденбурге, но большая часть только в Даллане.
– Жаль.
– Согласна.
Покончив с чаем, девушки закончили ранее начатую беседу о детстве Леона. Элисса заметила, что уже скоро солнце начнет свое ежедневное шествие к горизонту. Поблагодарив Семилию за гостеприимство и получив плату, альвийка собралась домой. Семилия даже позаботилась о том, чтобы до поместья Готфрида ее сопроводил один из стражников служащих дому Эклер. Уже там, Элисса осталась дожидаться возлюбленного. Возвращаться сейчас домой ей было не с руки, пришлось бы ехать в темноте, а одной, пусть и верхом на единороге, это было страшно, рискованно и просто холодно. Элисса переживала из-за своей рассеянности, думала над тем рассердится ли на нее Леон? Чтобы как-то скрасить часы ожидания любимого, а заодно и приготовить для него сюрприз, Элисса сама занялась ужином, хотя для того у Готфрида был нанятая кухарка. Если ее любимый и приедет хмурый, то уж вкусный и сытный ужин точно сгладит его пасмурное настроение.
***
Утром этого же дня, когда Элара провожала взглядом сестру, совершенно дикая как Дашарская пума, мысль, набросилась на нее из кустистого подсознания, распугав, обыденные, привычные мысли. Элара ощутила, как в животе согнулся дугой комок ужаса от задуманного, но вместе с тем она ощутила и экстаз, исступление и безудержный восторг. Разум невольно уступил место чувствам и Элара исполнилась уверенности в том, что все получился. Перво-наперво, она отправила своего единорога гулять в лес, а сама решительно вошла в дом и направилась в комнату сестры. Ее колотила дрожь, хотя на улице стояла жара – ее тело словно выражало свой протест против действий хозяйки, непроизвольным вздрагиванием мышц. Несколько секунд Элара стояла и с восхищением смотрела на свадебное платье сестры. Уже законченное, только и ждущее, чтобы в него прыгнула стройная Элисса. Элара аккуратно взяла его и спрятала в шкаф, куда его всегда прятала Элисса, когда приходил Леон. Элисса так спешила, что совсем забыла убрать его, а может она не думала, что Леон будет заходить в ее комнату, раз ее нет дома. После этого Элара стянула с себя через голову свой зеленый сарафан и одела один из сарафанов сестры, ванильного оттенка. Сев перед зеркалом, Элара быстро и ловко расплела косу, заплетая ее в косу-водопад, с которой последние дни ходила ее сестра. Через каких-то полчаса зеркало отражало ни дать, ни взять – Элиссу. Элара сжала кулачки, унимая дрожь, внутренний жар сжигал ее изнутри так, что температура вокруг воспринималась по-осеннему прохладной. Элара вышла на веранду и села на качели, подобрав под себя ноги, откинувшись на спинку и успокаивая нервы, слегка покачиваясь и утопая в мягких подушках. Девушка сама не заметила, как задремала. Ее облачная как мечта дрема растворилась, когда послышался голос Леона, зовущий Элиссу. Юноша спешился с лошади и уже вел ее за уздечку к дому. Элара подошла к перилам веранды и подарила Леону улыбку, приветственно помахав рукой. Юноша ответил воздушным поцелуем, затем привязал Грозу в пристройке у глицинии, где всегда оставлял ее прежде. Пока Леон поднимался по веревочной лестнице, Элару так и подмывало отшутиться и укорить юношу тем, что он не отличает сестер. Однако голосу разума заткнула рот дикая, необузданная страсть и желание получить желаемое, прежде чем Леон навсегда будет для нее потерян.
Поднявшись на веранду, юноша обнял девушку, прижимая к себе, а затем поцеловал. Жгучий удар внутреннего протеста от происходящего пробрал все тело девушки до костей, да так, что она чуть не оттолкнула от себя Леона. Но это была последняя попытка разума сделать хоть что-то прежде чем он захлебнулся в океане чувств, утратив всякую надежду и волю к борьбе. Соскучившаяся по мужской ласке и испытывая необузданное влечение к Леону, Элара обхватила его голову пальцами, желая получить больше, чем намеревался дать рыцарь в быстром, приветливом поцелуе.
– Соскучилась, – объяснилась Элара, говоря своим обычным голосом, точно таким же как у Элиссы. При Леоне и Элиссе она намерено слегка меняла его, чтобы не путать юношу.
– Как и я! Не терпится вступить в тот день, когда разлука будет редким гостем в нашем доме, а то и вовсе забудет к нему дорогу.
– Жду этого больше всего на свете.
– Элара дома?
– Нет. Сегодня она на рыбалке, вернется… нескоро, – кокетливо ответила альвийка и улыбнулась.
– Твоя сестра отважная девушка.
– Вся в отца. Садись, Леон, отдохни с дороги, я принесу чай. – девушка жестом пригласила Леона сесть на один из плетеных стульев и тот воспользовался ее предложением.
Альвийка ушла в дом, а Леон остался наслаждался шелестом листвы, щебетанием птиц и ароматом глицинии. В тени ее цветов можно было найти хоть какое-то спасение от жары, а близость дома к морю, дарила возможность наслаждаться отголосками морского бриза, прохладными и бодрящими. Когда на веранду вышла Элисса, Леон подумал, что его хватил тепловой удар – на альвийке был легкий, летний белый пончо и ничего больше. Длинный, до колен пончо скрывал фигуру, но вместе с тем открывал обнаженные ноги и при удачном повороте, бедра.
– Хотела показаться тебе в нем вот так, пока не вернулась Элара, – поставив поднос на столик, сгорая от смущения, произнесла альвийка.
Леон и думать забыл про какой-то там чай. Поднявшись со стула, он нежно притянул девушку к себе, целуя ее в слегка обнаженное от сползающей ткани, плечо. Элара увлекла его за собой в дом, в комнату Элиссы, где обоюдные поцелуи уже не знали преград одежды и стеснения собственных желаний. Пончо полетело на пол, открывая дивный мир желанной красоты. Следом за пончо устремилась и одежда Леона, а влюбленные уже были на кровати. Прерывать все было уже поздно, да и не думала об этом Элара, она вообще была неспособна сейчас думать. Если по началу девушка хотела выжать из этого момента все, потому, что знала, что он первый и последний, то сейчас она вообще уже ни о чем не думала, вверив свое тело течению страсти. Испытывая на себе ничуть не мешающий вес Леона, будучи прижатой к кровати Элара чувствовала себя желанной и любимой тем, кого любила сама. Она не собиралась становиться препятствием на пути к счастью сестры, все, чего она хотела это получить эти бесценные минуты и сохранить их в своем сердце, – ни больше и ни меньше. Эти мгновения стоили всего, даже если бы пришлось сжечь весь мир, погибнуть или заплатить любую цену – оно стоило того, так Элара себя чувствовала в тот момент. Все происходящее воспринималось ей как противоестественное и неправильное, но черт возьми, вместе с тем, как безумно приятное и желанное.
«Неужели нас и правда не отличить?» – такая странная, не подходящая к происходящему мысль, внезапно посетила Элару.
Когда все было кончено и семя обманутого рыцаря осталось в лоне альвийки, Элара села и внезапно нервно, нездорово рассмеялась. Она смеялась и смеялась, будучи не в состоянии остановиться, с раскрасневшимися щеками точно пьяная. Леон пребывал в недоумении, не понимая, что так насмешило девушку. Та в свою очередь столь же внезапно перешла на плачь, закрыв лицо руками. Магия сладострастного порыва прошла, обнажив ужас произошедшего в реальности без грима страсти. Леон в ужасе застыл, не в силах сказать или сделать что-то, он понял, что только что произошло. Немыслимой, непробиваемой толщей гранита в воздухе повисла тишина.
– Элара? – голосом, похожим на шепот умирающего ребенка, произнес Леон, с трудом разжав вцепившиеся в тишину челюсти.
Альвийка сидела на кровати, закрывая лицо, она уже не плакала. Не убирая рук, она нервно кивнула.
– Что я наделал! – вскричал Леон и резко вскочил с кровати.
Альвийка вздрогнула, уверенная в том, что сейчас он ударит ее.
– Как прикажешь это понимать?! – вскричал Леон, но девушка так и сидела на кровати, закрывая лицо руками.
Ее нагота перестала радовать глаз, утратив свою притягательность под тяжестью имевших сейчас место, событий. Собственная нагота рыцаря и вовсе сейчас его не заботила, о ней он и думать забыл.
– ЭЛАРА! – выкрикнул Леон, требуя к себе внимания и его гневный голос испугал его самого.
Еще никогда в жизни он так ни на кого не кричал. Леон был подавлен, расстроен, зол, потрясен и пребывал в полнейшем замешательстве. В его голове, подобно стуку сердца, выбивало свой ритм одно и то же слово – ПОЧЕМУ!? Первое, что приходило ему в голову так это то, что Элара была против их союза с Элиссой и решила разрушить его вот таким вот образом. Девушка наконец убрала с лица ладони и посмотрела на Леона. Еще никогда он не видел ни у Элиссы, ни Элары столь подавленное, несчастное лицо и такие грустные глаза. Да, запретный плод был сладок, очень сладок и желаем, однако оставшееся после него послевкусие отравляло не хуже яда.
– Прости, – все, что смогла выдавить из себя девушка.
– Зачем?!
Элара потупила взгляд. Ее удивило то, что Леон не понимает. Ответ вертелся у нее на языке, но она вдруг осознала, что никогда не сможет дать его. Она натворила уже достаточно, так зачем отягчать еще душу Леона тем, что она влюблена в него? Его место рядом с Элиссой, а не с ней.
– Я хотела разыграть тебя, проверить отличишь ты меня от сестры или нет, затем ты меня поцеловал и… все произошло так быстро, я не смогла себя держать в руках.
– Что же я наделал, что же я наделал, о горе мне! – Испытывая легкое головокружение, Леон сел на край кровати, обхватив голову руками.
– Я во всем виновата, если хочешь винить и судить, то вини и суди меня, не себя. Пожалуйста…
– Замолчи! И выйди из комнаты! Она не твоя, – с холодной злостью произнес Леон.
Элара не ответила, а вместо этого вернулась в свою комнату и оделась уже в свой обычный, зеленый сарафан. Чтобы хоть как-то отвлечься от того кошмара, в который она втянула Леона, девушка переключилась на свою прическу и привела ее в обычный, отличный от Элиссы, вид. Затем она заглянула в комнату сестры. Леон оделся и теперь просто сидел на кровати, разглядывая в руках игрушечного ежика с тряпичными грибами на игольчатой спине – одна из игрушек, сделанных Элиссой.
– Что ты намерен делать?
– Расскажу Элиссе все как есть. Можешь врать ей о том, что я тебя склонял к этому. Я верю в то, что она поверит мне, потому, что я всегда был и буду честен с ней.
– Я не собираюсь врать ей, потому, что я не собираюсь вообще говорить что-либо и ты не скажешь, – с уже привычной, проводящей четкую грань между сестрами, категоричностью, решила сразу за обоих Элара.
Между тем, степень уважения и восхищения Леоном после его ответа лишь возросли, хотя Элара и понимала, что это полная глупость, но эта феноменальная честность подкупала и грела ее сердце. Как бы дико это сейчас не казалось, но Элара была рада за сестру, за то, что ей достался такой мужчина. Другой бы с радостью согласился сокрыть произошедшее, а иной и того вовсе – предложил бы повторить и не раз.
– Я не собираюсь потакать такой безнравственности! – возмутился Леон и вскочил с кровати, глядя на девушку сверху вниз.
– Ты очень мило смотришься с этим ежиком в руках, – попыталась разрядить обстановку Элара, но у нее не вышло. – магии очарования, которой обладала Элисса, в ней явно сейчас не было.
Все эмоции Леона были написаны у него на лице. Даже Эларе сейчас удавалось куда лучше держать их в себе, хотя в груди у нее рвал и метал настоящий смерч. Рыцарь был похож на тень самого себя, силы оставили его так же стремительно как глория тело усопшего сильвийца.
– Идем на свежий воздух, поговорим обо всем.
Леон посмотрел на девушку, взглядом сказавшем больше чем тысячи слов. Взглядом, в котором Элара увидела тысячи копий, после чего он вышел на веранду. Обойдя дом, Леон остановился рядом с гамаком и положил руки на перила ограды. Рыцарь устремил свой взор к океану, чьи волны без устали нападали на берег. За пределами комнаты где произошел весь этот кошмар, хотя в процессе он кошмаром вовсе не казался, Леону и правда стало лучше. Примерно так, как становится лучше еще живому человеку, из тела которого вынули кинжал, оставив там еще сотню таких же. Элара тем временем быстро прибралась в комнате, приведя ее в прежний вид и вышла к Леону, встав рядом, так же положив руки на перила. Альвы прекрасно читали язык тела и умели быть равно как хорошими собеседниками, так и слушателями. Сейчас Эларе нужно было расположить к себе Леона во что бы то ни стало, не ради себя, нет, – ради Элиссы.