Текст книги "Летопись Линеи: Чему быть, того не миновать (СИ)"

Автор книги: Vaishnavaastra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

Леон взял девушку за плечи и глядя во вселенную ее изумрудных глаз, произнес:

– Вспомни слова Гилая – книга первая, песнь танцующего с совами.

Элисса вспомнила: «Если ты будешь говорить с совами или змеями, они будут говорить с тобой, и вы узнаете друг друга. Если ты не будешь говорить с ними, ты не узнаешь их, а того, чего ты не знаешь, ты будешь бояться. Боящийся разрушает то, чего боится». Леон добавил:

– Ты совершенно права, дубовая роща под защитой древниц, однако, что есть дубовая роща? Где ее начало, а где конец? Я последовал словам Гилая и вступил с древницами в диалог.

– Они разрешили тебе пройти? – изумилась Элисса.

– Нет, не разрешили и я уважаю неприкосновенность их дома. Однако, мне объяснили, где имеют право находится гости. Представь, что ты на пороге чужого дома Элисса. Ты можешь любоваться красотой архитектурного стиля, величием отделки фасада и даже заглядывать в окна, но ты все еще снаружи, ты даже не гость, а просто странник, проходящий рядом.

– Поняла. Мы сейчас на пороге их дома? Дома древниц?

– Верно, – с улыбкой ответил Леон и вместе с девушкой еще раз осмотрел открывшиеся им виды.

Мирно покачивались мостики из огромных лиан и листьев, проброшенные древницами меж холмами. Именно эти мостики служили точкой невозврата. Пересекать их чужакам категорически запрещалось, если конечно чужаки не желали украсить себя парой стрел. Бабочка размером с птицу, с сияющим зеленым светом крыльями, села на один из кристаллов. Тот отражал в себе фиолетовый оттенок парящего неподалеку блуждающего огонька. Подобно хамелеону, свет в полупрозрачных крыльях бабочки перенял фиолетовый оттенок кристалла и в следующий миг она улетела. Чудесное, волшебное зрелище.

– Тут тепло… или мне кажется?

– Здесь всегда тепло – из-за них, – Леон указал на многочисленные кристаллы, некоторые из которых поросли мхом, травой или вовсе вросли в деревья.

Элисса чуть приблизилась к одному из кристаллов и вытянула руку. Воздух рядом с кристаллом, мерцающим теплым, золотым светом, вибрировал и отдавал теплом. На небе тем временем открылись глаза звезд, как если бы вся вселенная была черным, многоглазым существом, наблюдающим за жизнью планет. Сквозь магический слой эфира дубовой рощи все звезды казались разноцветными. Даже трава и та здесь светилась, отражая свет или же скрывая в себе мерцающих насекомых.

– Идем, прогуляемся, – Леон взял Элиссу за руку, и они начали спускаться с холма.

Элисса сняла обувь и пошла босиком – трава была мягкая и теплая. Пара остановилась рядом с мостиком, целиком и полностью свитым из огромных листьев и лиан. Элисса приметила еще несколько таких же, с другой стороны холма.

– Нельзя пересекать эти мосты, – предупредил Леон. – Дальше порог заканчивается и начинается дом древниц.

Девушка кивнула. Холма, на котором они сейчас находились, было достаточно, чтобы вдоволь нагуляться и рассмотреть чудеса дубовой рощи. Прогулявшись вдоль северного края холма, Леон присел на траву под огромным, мерцающим бледно-голубым светом, грибом. Шляпка гриба достигала пяти метров в ширину и могла укрыть под собой целую группу людей. Прислонившись спиной к ножке гриба, Леон вытянул вперед, согнутые в коленях ноги.

– Необычайно красивое место. Как я и говорил, свою истинную красоту оно раскрывает лишь с наступлением темноты. Днем, роща мало чем отличается от остальной природы Линденбурга.

– Как же здесь тепло, для ночного леса, – еще раз восхитилась Элисса, затем сняла серапе и расстелив его рядом с Леоном, тоже села.

– Может магия Нексуса как-то повлияла на это место или всему виной эти кристаллы, поднявшиеся из-под земли… – Леон задумался об ужасах Тенебриса, теперь все, что было связано с подземным миром, отзывалось в нем тревогой. – Похоже, что этот чудесный мир отрезан от прочего холста мироздания, тут не бывает зимы, лишь вечное лето.

– Как строги правила древниц, что даже времена года подчиняясь им, не заходят на запретную территорию, – заметила Элисса с улыбкой, с улыбкой ласкающей сердце рыцаря.

– Верно подмечено, – улыбнулся ей в ответ Леон.

Сидя рядом с Леоном, у ножки гриба толщиной с добрую сосну, девушка положила голову на плечо своего рыцаря, молча созерцая чарующее великолепие рощи. Так они и сидели вместе, в теплой ночи, окруженные калейдоскопом сменяющихся цветов и оттенков, пока некая внутренняя сила, не терпящая возражений и стеснений, не заставила обоих, одновременно потянуться друг к другу. Несмотря на обоюдное желание, Леон первым коснулся губ альвийки. Элисса неловко ответила на поцелуй, но по-другому и быть не могло. Девушка если и целовалась, то только в грезах. Леон провел пальцами по ее волосам. В бледно-голубом свету, источаемом шляпкой гриба, ее лицо было почти что белым. Но даже такое скудное освещение не могло скрыть ее пылающие щеки. Это уже были не алые бутоны роз, что Леон наблюдал прежде, нет, это был лесной пожар! Не спеша, наслаждаясь этой медлительной, разогревающей страсть нежностью, рыцарь поцеловал девушку снова.

– Я люблю тебя, – так тихо произнесла Элисса, что Леон даже не понял, сказала ли это она вслух или ему показалось, но с ответом он тянуть не стал.

С губ Леона сошли слова старые как мир, однако обретшие новизну в его устах:

– Я люблю тебя больше жизни, Элисса! Сердце мое не вмещает той любви, что переполняет меня. С дня нашего знакомства во всем подобье твое вижу.

– Мой прекрасный рыцарь, – прошептала девушка и уткнулась носом в копну желтых волос Леона.

– Твой рыцарь и только твой, навсегда.

Леон гладил девушку по голове. Так они и сидели, покуда Леон не обнаружил, что Элисса уснула, положив голову ему на плечо. Еще никогда в жизни, Леон Бертрам не засыпал столь счастливым. Влюбленные уснули под сенью большого гриба. Леон проснулся первый от легкой щекотки на лбу. Поднеся туда руку, он обнаружил, что по нему ползает божья коровка – жук перебрался на его палец, затем взлетел и был таков. Рядом, завернувшись в серапе, клубочком точно кошка, спала Элисса. Леон не мог оторвать глаз от спящей девушки. Во сне она казалась ему еще красивее, если это вообще было возможно. Тут он ясно осознал, что хочет видеть каждый день, просыпаясь – лицо своей возлюбленной. Как будто почувствовав на себе прикосновение взгляда, Элисса открыла глаза, явив Леону тот самый глубокий, зеленый цвет, приковывающий к себе прочнее иных кандалов.

– Доброе утро… любимая, – рыцарь провел тыльной стороной ладони по щеке Элиссы, та поймала его руку в две свои ручки и прижала к лицу.

– Я так боялась, что все это лишь сон, – с внезапно подступившими слезами призналась альвийка, кинувшись в объятия Леона.

– Не сон, Элисса, посмотри на меня, – девушка подчинилась и посмотрела в глаза рыцарю. – Я люблю тебя.

– Говори это чаще, чтобы я не подумала, что сплю.

– С превеликим удовольствием, – ответил Леон и поднявшись, взял девушку на руки и покружил в воздухе.

***

Домой Элисса вернулась окрыленной, легкая в мыслях как облако и столь же красивая. С тех пор, встречи и прогулки влюбленной пары стали регулярными. В течении месяца они расставались самое больше на два дня. Вскоре, для них уже было привычным делом лежать вдвоем в гамаке на веранде дома сестер, глядя на море и то, как в свете уходящего дня, солнце чертит свой оранжевый отблеск на волнах. Или же сидеть вместе на качелях, в окружении милых подушек. Заседать в плетеных креслах на веранде, наслаждаясь величайшим наследием альвийской империи – игрой в шахматы. Дурачиться и даже вести себя как дети. Кормить с руки полосатого небесного ската, некогда упавшего близь дома Элиссы из-за хвори. Девушки выходили это небесное животное и с тех пор скат частенько опускался на земле возле их дома, не то приветствуя, не то отдавая дань уважения за свое спасение. Поцелуи стали само собой разумеющимся и разнообразными: долгими, страстными, чувственными, короткими и дразнящими. Иногда, все трое собирались на веранде за беседой и пили чай. Элара начала чуть теплее относиться к Леону, смирившись с тем, что теперь он никуда не денется из жизни сестер. По крайней мере, когда он приходил к Элиссе, Элара могла тоже видеть его. Она смотрела на влюбленную пару и представляла себя на месте сестры, стыдясь собственных мыслей. Безусловно, она была рада за сестру, очень рада. Однако вместе с тем, она ощущала, что сама неравнодушна к юному рыцарю и сносить это было нестерпимо больно. Помимо прочего, Элисса сделала Леона серебряным всадником, честь, которой безусловно удостаивались единицы. Далеко не каждый альв разрешал морту стать наездником собственного единорога.

– Положи ей руку на голову, – попросила Элисса, стоя рядом с Альбой и расчесывая ее гриву.

– Не хочу лишний раз нервировать Альбу, хотя признаюсь, хотелось бы погладить такую красавицу.

– Смелее Леон, она не против, – настаивала Элисса, прикоснувшись ладонью к голове единорога.

Леон сделал как просила девушка. Крупный эллиптический зрачок животного следил за ним. Элисса наклонилась и начала что-то шептать Альбе на ухо. При этом она прикоснулась лбом и обеими руками к ее голове, закрыв глаза. Леон не расслышал, что именно говорила Элисса, да и не пытался подслушивать. Какое там! Юноша был всецело поглощен волнением от прикосновения к единорогу. Будоражащие впечатления и щемящее удовольствие от постижения чего-то запретного переполняли его с ног до головы. Рыцарю казалось, что вот-вот терпение Альбы лопнет и она полоснет его рогом, как это обычно и бывало, однако этого не происходило.

– Займи свое место, серебряный всадник! Отныне на небосклоне Альбы помимо солнца взошла и луна, ты. – внезапно закончив свой странный ритуал, произнесла Элисса.

– Мое место? – с глупым и растерянным видом повторил Леон, не веря своим ушам. Девушка кивнула, одарив его теплой улыбкой и юноша подчинился.

Слова Элиссы отмахнули тревожность рыцаря, он всецело доверял ей. Преисполненный уверенности и восхищения от происходящего, Леон оседлал Альбу. Человек на единороге – зрелище столь же редкое, как дождь из рыб, случавшийся в Линденбурге раз в несколько лет. Почему он шел, никто не знал, хотя версий было выдвинуто множество. Альба была покорна и слушалась Леона. Теперь для единорога Элисса и Леон были единым, неразличимым целым. Элисса забралась сзади и закрыв глаза, обняла рыцаря, тепло улыбаясь тому, что все получилось. Далеко не всегда все проходило гладко как сейчас. Альвийские объездчики единорогов утверждали, что для этих животных серебряный всадник является тенью их единоличного владельца, а потому воспринимается животным как единое целое с альвом-наездником. Именно по этой причине серебряный всадник таковым является до тех пор, пока жив альв посвятивший его.

– Хорошо смотритесь, – призналась Элара и одарила пару улыбкой. Сестра Элиссы наблюдала за влюбленными с веранды.

– Спасибо, – отозвался Леон.

Единорог был крупнее лошади и сидеть на его могучей спине было несколько непривычно, в остальном все было замечательно. На очередную прогулку пара отправилась верхом на Альбе и наездником выступал Леон.

– Ну что, красотка? Нас с тобой оставили одних. Тоскливо? Мне тоже. – заговорила Элара с Грозой, которую Леон оставил рядом с домом альвиек.

***

Целью сегодняшней прогулки стало место, с которого все и началось. Подходил к концу месяц с того самого дня как Леон и Элисса встретились. Близилось время рыцарского турнира, до его начала оставалось каких-то десять дней, но Леон и Элисса уже и думать о нем забыли, увлеченные друг другом без остатка. Все обернулось так, что решившие изначально делить озеро по дням, Леон и Элисса пришли к нему вместе, чтобы вместе же и искупаться. Альвийка села на траву рядом с берегом, практически в том же самом месте, где при их первой встрече с Леоном, лежали ее вещи. Леон протянул руки к маленьким плечам девушки, к тонким как ее душа, бретелькам. С тихим, как вздох, звуком, беленькие бретельки сарафана сползли по хрупким плечам подобно каплям дождя. В Леоне вспыхнуло немое желание. Немое потому, что нет ни слов, ни голоса, способного отразить всю палитру и всю глубину этих чувств. Дрожа от возбуждения, он начал раздевать Элиссу с присущей ему деликатностью, как если бы касался фигуры, которую способен разрушить любой порыв ветра. Когда платье уже лежало на траве, Леон покончил и с лифчиком, обнажив почти что белые, две округлые как яблоки груди. Альвийка распустила волосы и те разбежались бесчисленными ручейками по спине и плечам. Приглушенными, нежными оттенками желтого волосы девушки струились по бледной коже. Попутно рыцарь разделся сам и когда уже потянулся к любимой, желая поцеловать, Элисса приложила указательный палец к его губам.

– Я не готова, – сказала она и встав, отправилась к озеру.

Леон последовал за ней. Он был готов последовать за ней даже в бездну, однако этого и не требовалось. На Леона обрушился град брызг, стоило ему по пояс зайти в воду. Смеясь, Элисса брызгала в юношу водой и ему пришлось перейти в наступление, выпустив свою армию сверкающих на солнце брызг.

– Смотри, какая я сильная! – с веселым задором сказала Элисса и взяла Леона на руки, в точности как он поднял ее утром в дубовой роще древниц.

Ощущения и правда были необычными. Такая хрупая девушка держала на руках крепкого, высокого юношу и кружила его в воде. Оба смеялись, целовались и обнимались прямо в воде. Именно тогда Леон впервые прижался голым торсом к груди Элиссы и ему казалось, что от его пылкого нетерпение вскипит вода. Леон был счастлив. Сотни, тысячи, миллионы мужчин и женщин встречали друг друга и влюблялись, – кто-то сразу, кто-то с течением времени. Это простое, доступное каждому счастье, казалось слишком нереальным, чтобы быть земным. Леон не знал, есть ли в Линее кто-то счастливее него и эти же чувства переживала Элисса.

Леон с восхищением наблюдал за тем, как плавает Элисса и дело было не только в том, что он любил ее и упивался ее красотой, но и в том, как плавают альвы. А плавали они гибко и изящно, извиваясь телом как рыба, но не из стороны в сторону, а вверх и вниз. Эти колебательные движения и были основной движущей силой. Как Элиссе удавалось так стройно и слаженно контролировать движения всего тела, от головы до ступней, превращая его в волнистую линию – Леон не понимал и как не старался плыть подобным образом, у него ничего не выходило. Когда оба выбрались на берег и чуть обсохли, произошло то, что рано или поздно происходит между влюбленными. Теперь Элисса была готова, что совершенно недвусмысленно дала понять, когда легла на траву, увлекая за собой Леона. Хрупкое наслаждение пронзило ее тело. Девушка подчинилась, самозабвенно отдав себя во власть любимого и оба оказались в галактике блаженства, доселе им неведомой и невообразимой. Вернувшись из этого путешествия в привычную реальность, влюбленные едва отдышавшись и придя в себя, повторили свое путешествие. Леон оказался у Элиссы первым, равно как и она у него. Впрочем, для обоих это было очевидно, каждый из них знал это наверняка, хотя и не знал откуда. Лежа рядышком, Леон и Элисса долго рассматривали друг друга без каких-либо слов.

Покинув изумрудное озеро, пара вернулась домой, внутренне ликуя – очередной и крайне важный шаг на встречу друг другу сделан. Леон и Элисса породнились не только духом, но и телом. Элисса задумалась о многом, например, о своем будущем, глядя среди трав на диоскорею, отвар из корня которой исключал беременность. Его можно было использовать для разных целей, однако в доме близняшек он имелся как раз для этой самой цели. Им пользовалась Элара, когда год назад, как и Элисса сейчас, встречалась с рыцарем, обещавшем ей верность до гроба, свой дом и с десяток детей. Вот как раз с последним Элара и не спешила, понимая, что беременность перечеркнет не просто ее бессмертие, но и ее молодость. Когда Элара с зловещей скрупулезностью думала о том, какого это быть смертной, ее воображение живо рисовало как на коже появятся морщины, затем она станет дряблой, а волосы ломкими, как будут ныть мышцы и трещать кости. Как начнет стареть все тело, истачиваемое болезнями изнутри, а впереди будет ждать лишь боль, старость и смерть. Думая об этом Элара приходила в ужас и не понимала, как люди справляются с этим? На ее взгляд морты как проклятые, – рождались уже умирающими и умирали с каждым прожитым днем. Мысль о том, что каждый прожитый день ничто иное как шаг к пропасти, заставил Элару крепко задуматься над тем, а стоит ли связь с мортом того? Будто на свете мужчин альвов мало… впрочем, да, мало, куда меньше чем мортов. Однако если ребенок, рожденный от альва не станет приговором – им станет Инквизиция. Элара ввергла свои чувства в пагубные сомнения, сомневаясь во всем. Она была отравлена сомнениями и в конце концов они высушили букет ее чувств. Когда последние лепестки опали, оставив голые, прямолинейные в своем выводе стебли – альвийка сама решила расстаться с мортом, однако правда о любвеобильности того вскрылась раньше. Потому Элара и не понимала от чего ей было так больно, ведь она все равно хотела расстаться с ним? Сейчас, через тернии этих же мыслей шла Элисса и ей нужно было решать как быть. Говоря об альвах, это и правда был вопрос жизни и смерти.

***

– Давай сестричка, делись, как тебе? – раздался голос Элары за спиной Элиссы, от чего та вздрогнула.

– Что?

– Элисса, – Элара улыбнулась и сложила руки на груди, посмотрев на сестру тем самым взглядом, взглядом, который всегда говорил одно и то же – ты и сама знаешь.

– Откуда ты знаешь? – переполошилась Элисса, подумав, что Элара следила за ними.

– По походке. После первого раза это заметно. Иди отдыхай, я сама приготовлю отвар.

На фарфоровый лик Элиссы кто-то пролил красную краску, и девушка стремительно покинула комнату, а затем и вовсе вышла из дома. Элисса решила, что свежий воздух скорее остудит ее лицо, вернув ему привычный оттенок. Девушка села на качели и откинувшись на спинку, взяла в руки подушку покрупнее и обняла ее, представляя, что это Леон. Полностью расслабившись, девушка даже успела задремать.

– Держи, – услышала Элисса свой собственный голос, но тут же поняла, что это сестра. Элара стояла рядом с качелями и держала в руках большую кружку. В воздухе явственно слышался запах трав, горьковатый и терпкий.

– Спасибо, я воздержусь. Прости, что не сказала о своем решении раньше, ты застала меня врасплох.

– Ты осознаешь риски?

– Осознаю.

Элара вздохнула, поставила кружку на пол рядом с качелями, села рядом с Элиссой, потеснив подушки и обняла сестру.

– У нас это прямо семейное: матушка сошлась с мортом, я, теперь ты. Ты знаешь, я нечасто говорю это тебе, Элисса, – я тебя очень люблю сестренка. Я поддержу тебя, какое бы решение ты не приняла. Не скрою, я бы хотела и дальше жить тут с тобой, но вижу, как тебя тянет в город. Не могу винить тебя в этом. Я знаю, что я не лучшая собеседница, это уж точно. Знаешь… мне просто страшно Элисса. И самое страшное даже не в том, что если у вас все сложится, то ты уедешь. Если у вас будут дети, а они у вас будут, судя по твоему решению… ты начнешь стареть, угасать с каждым годом, а я – останусь прежней, как застывшее в зеркале отражение дней твоей юности. Сможешь ли ты видеть меня такой и смогу ли я видеть тебя стареющей? Что если я переживу тебя? Я так боюсь всего этого, сестренка! Я этого просто не вынесу.

– Я всегда тебе рада, ворчунья ты моя хмурая! Ведь я же тебя тоже очень люблю, Элара. – добродушно отозвалась Элисса и сестры обнялись.

***

Близость, имевшая место у озера, перешла в форму постоянного спутника влюбленных. Они любили друг друга снова и снова: у изумрудного озера, на поляне цветов, неподалеку от дома Элиссы, в траве посреди леса и даже в доме сестер, пока Элара была на охоте. Влюбленные не могли насытиться друг другом и не знали возможно ли это вообще. За несколько дней до турнира, во время очередной встречи, Леон уже научившийся читать взгляды возлюбленной, сразу приметил, что девушка что-то затеяла.

– Я кое-что приготовила для тебя, – загадочным, даже мистическим тоном, произнесла девушка. – Прости за возможные неточности, я опираюсь лишь на книги и твои рассказы о рыцарях. Я… – девушка постаралась прогнать с лица улыбку, придав ему серьезный, может быть даже грозный вид. – Хочу посвятить тебя в особые рыцари. Готов ли ты, Леон?

– Для тебя, я всегда готов и ко всему, – Леон встал перед Элиссой на колено, как преклоняли колено посвящаемые в рыцари или делающие сердечные признания. Альвийка коснулась плеча Леона синей розой.

– Когда умирает легенда и пропадает мечта, в мире не остается величия. Так пусть же лицо мира никогда не покинут такие мечтатели как ты, Леон, пусть прелесть вымыслов будет сопутствовать тебе всегда и везде. Покуда будет так, мир не утратит своего величия. Отныне ты рыцарь синей розы, рыцарь, чтящий предков, легенды и хранящий в душе мечту. Возьми это и носи с честью и благородством, коими ты отмечен с рождения. – Элисса взяла с плетеного стула рядом нечто белое и преподнесла юноше. – Пусть это пончо всегда будет с тобой и согревает тебя в непогоду, напоминая обо мне, когда меня нет рядом.

Завороженный происходящим, Леон принял дар, рассматривая его: белое пончо с синим орнаментом – цвета дома Бертрам, которые Элисса подглядела на плаще Леона. Пончо был украшен классическим, геометрическим орнаментом альвов, но с одним особым, узнаваемым элементом – розами. Последние, дабы не выбиваться из стиля тоже были изображены угловатыми, геометрическими фигурами, но при этом отчетливо узнавались. Леон поднялся и одел пончо, края которого доставали ему до пояса, где уже начиналась бахрома.

– Ну как, у меня получилось? – взволнованно поинтересовалась девушка.

– Ты еще спрашиваешь!? Элисса, да ты у меня просто чудо! Восхитительно придумала, клянусь честью, я поражен до глубины души! Иди ко мне!

Рыцарь подхватил девушку и притянув к себе, расцеловал. Еще никогда Леон не испытывал такой неземной прилив сил. Ему казалось, что если его бросить одного против целой армии, то он сразит ее всю в одиночку, таким всесильным он себе казался, воодушевленный любовью к этой прекрасной альвийке.

– Поразительное пончо, о лучшем подарке я и мечтать не мог! – продолжал хвалить девушку Леон, осматривая подарок и поглаживая приятный, теплый материал.

– Тебе бы еще уши заточить и за альва сойдешь, красавчик, – прокомментировала увиденное Элара. Альвийка вышла из дома как раз тогда, когда Элисса закончила церемонию вручения придуманного титула и пончо.

– Некогда точить, надо готовится к турниру, – дружелюбно отозвался Леон.

– Он так скоро… я волнуюсь, – произнесла Элисса.

– Я вырву победу в этом турнире для тебя, даже если придется сразиться с драконом!

Элара смерила Леона скептическим взглядом и улыбнулась. После, все трое сидели на веранде и шутили, распевая чай с земляничным пирогом Элиссы.

***

Подошел день турнира. Прошел месяц и несколько дней с момента посвящения Леона и Готфрида в рыцари. За этот месяц в жизни двух юных эквиларов произошли несколько значимых событий:

Первое – вопрос с Тенебрисом сдвинулся с одной мертвой точки, тут же врезавшись в другую. Пришел ответ из Подгорья. Тэрране вызывались действовать совместно с армией Линденбурга, дабы непосредственно участвовать и контролировать все предприятие. Теперь, чтобы утрясти все тонкости подобной затеи, а также разобраться с иерархией в том, кто и за что будет отвечать, началась затяжная бюрократическая волокита между Линденбургом и Тэррой. Второе – Леон обрел любовь и был счастлив до всякого разумного предела, позабыв обо всех странствиях и приключениях на свете. Подумать только, месяц назад он на пару с Готфридом готовился объехать если не все, то хотя бы половину средиземного королевства, а сейчас думал лишь о том, когда вновь увидит Элиссу. Третье – порядком погоняв Гермеса по тракту и долам, как раз к турниру вернулся Готфрид. Леон познакомил его с Элиссой, попутно поинтересовавшись нашел ли тот Черную Лису. На что Готфрид коварно улыбнулся и ответил, что скорее уж она его нашла. Что между ними произошло, каковы дальнейшие намеренья друга и узнал ли он от Лисы что-то о господине Уильяме, Леон расспросить еще не успел.

***

К турнирному полю под Линденбургом съезжались рыцари. Владетельные сеньоры, герцоги и графы, их вассалы, имеющие право поднять на древке своего копья раздвоенное знамя или вымпел – знак командования отрядом, вассалы вассалов, рыцари победнее и просто одинокие эквилары. Все устремлялись к многочисленным шатрам. Сейчас здесь была целая тьма народу, ожидавших турнира, пиров, состязаний труверов, трубадуров и миннезингеров, спешащих сюда, чтобы прославлять рыцарские подвиги и прекрасных дам. Вокруг места проведения турнира собралась огромная толпа зевак, всюду велись оживленные беседы, горели костры, вокруг шатров прогуливались рыцари, наряженные точно дивные птицы, а труверы развлекали всех съехавшихся людей и когда Леон спускался с лошади, до него как раз донеслось пение одного из них:

Одним судьба дает, других карает.

Тот получает все, а тот теряет,

За горем радость в беглой смене дней.

Так смерть приносит в черном одеянье

Несчастным – то, что им всего желанней,

Счастливым – то, что им всего страшней!

Леон и Элисса начали медленно пробираться через толпу. Альвийка заворожено смотрела на все это великолепие: пестрые, необычные наряды приезжих рыцарей, великолепные и разнообразные плюмажи на шлемах, сверкающие на солнце доспехи и струящиеся как проливной ливень плащи, ряды трепыхающихся на ветру вымпелов и флагов. Щиты и вовсе можно было спутать с картинами, столь разнообразны и красивы были рисунки на них. А уж сколько тут было красивых лошадей и не счесть! Пышные гривы, красивые попоны и самая разная масть.

Все это очаровывало девушку неземным волшебством сказки, а увиденное походило на ожившие иллюстрации к рыцарским романам, которые она так любила. Тут были и судьи в длинных платьях и флейтисты с трубачами в платьях из белой и алой камки, оруженосцы в вышитых золотом ливреях. Простой люд, тоже празднично одетый, спешил занять отведенные для них места. В городе звонили колокола, звучали рожки и трубы, герольды объявляли условия поединков и их участников. Ветер кружил в воздухе листья, раскидывая их вокруг точно листы из недописанной поэмы, разочаровавшей автора так, что он разорвал ее и вышвырнул в окно. Чуть поодаль от турнирного поля, в подлесье близь кривого озера, разместили большие ковры и гобелены с гербами и девизами участвовавших в состязаниях рыцарей. По уставу турнира, рыцари должны были биться копьями с закругленными концами и затупленными мечами. Удары можно было наносить только плашмя. Запрещалось горячить коня соперника, бить в лицо, увечить и наносить удары лежачему, а также нападать с тыла. Над соблюдением этих правил должен был зорко следить главный судья соревнований. Им как это было заведено, являлся сам князь Линденбурга, его сиятельство —Эддрик Штайн.

Бои на турнире намечались как между отдельными рыцарями, так и целыми отрядами, а численность некоторых из них доходила до тридцати человек. Побежденные, обычно, загонялись в лес, из которого выходили по одному. Все вызовы на поединки были сделаны заранее и записаны герольдами в золотую книгу турнира. Больше всего Элиссу потрясло разнообразие нашлемников: здесь собрались драконы, химеры, кабаны, львы, буйволы, сфинксы, орлы, лебеди, ящеры, дикари, башни, бойницы, – и все из драгоценных металлов самых ярких цветов, а венчали их перья, плюмажи, золотые снопы, розы и короны. Что до Леона, то его заинтересовал так называемый, «шахматный рыцарь». Мистическая фигура, рыцарь чьи доспехи и попона были окрашены так, что их можно было спутать с шахматной доской. В довершении к этому, он носил шахматный плащ. Шлем же его был выполнен в виде шахматной фигуры – ладьи. Леон слышал, что этот мистический рыцарь был родом из Лирана и что он весьма быстро прославился в массовых сражениях, прослыв блестящим тактиком. Между тем, под усиливающиеся запевы труб, к полю подъезжал и сам князь Эддрик, в сопровождении из пятидесяти рыцарей, в том числе и своего военного советника, отца Леона, – кая Гидеона Бертрама.

– Вижу Готфрида, – указал куда-то в сторону Леон и направился с Элиссой к своему другу.

Черный рыцарь обсуждал с рыцарем, представившимся как Рудольф фон Бломберг, особую заточку мечей, позволяющую наиболее эффективно сражаться, однако прекратил разговор приметив друга еще на подходе:

– Приветствую тебя, мой друг и твою прекрасную спутницу! – Готфрид отпустил поклон головой.

Все трое отправились на прогулку вокруг кривого озера и пребывая в приподнятом настроении, обсуждали турнир. Ближе к полудню, наступило томительное ожидание начала турнира. Все ждали сигнала князя, который должен был подать знак герольдмейстеру. Гул на трибунах усиливался. И вот герольдмейстер выступил вперед и громким голосом крикнул:

– Теперь слушайте, слушайте, слушайте! Господа судьи просят и предупреждают вас, состязающиеся рыцари, чтобы вы соблюдали все правила! Не разили никого по ненависти и не вступали бы в бой, после того, как трубы протрубят отступление. Кто будет изобличен в вероломстве, кто оскорбит словами честь короля, князя или честное имя дамы – будет побит и изгнан с турнира, а герб его брошен на землю и попран ногами! А сейчас, – герольдмейстер повернулся к вооруженным топорами воинам, которые стояли перед двумя противоположными воротами, сдерживая лошадей, – рубите канаты и пускайте рыцарей в бой! Толпа ликовала, подбадривая криками участников.

Турнир начался. Сначала были одиночные поединки, где задачей участников было выбить оппонента из седла копьем. Опуская копья и пришпоривая коней, рыцари сталкивались посреди двора, грохоча доспехами и добавляя к ним треск дерева, когда ломались копья. Если никто не был выбит из седла, рыцари разъезжались, а оруженосцы вручали им новые копья. Имели место и моменты, напугавшие Элиссу, – один выбитый из седла рыцарь застрял ногой в стремени, и конь поволок его по полю. Выезжающих верхом на поле рыцарей представляли одного за другим, прежде чем они съезжались в центре, желая поразить друг другу копьем. В общем гуле и гомоне преобладало конское ржание, звон стали и восхищенные, или же порицательные возгласы зрителей. Чтобы не смущать людей, по наказу Готфрида, Беатриче должна была оставаться весь турнир с Элиссой. Альвийка сложила руки ковшом и подставила их крохотной, женской фигурке, как если бы пыталась защитить ее от внешнего мира. Беатриче даже не опустилась на руки. Вместо этого, она совсем не скромно взяла и облюбовала плечо девушки, сымитировав сидячее положение, как обычно делала это сидя на плече Готфрида. Перед выходом Леона на поле, Элисса вновь удивила его – девушка подарила ему белоснежный шарф с орнаментом ванильного как ее волосы, оттенка.