Текст книги "Летопись Линеи: Чему быть, того не миновать (СИ)"

Автор книги: Vaishnavaastra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

– Не будем об этом, – внезапно сказала Элисса и Леон утвердился в своих опасениях, испугавшись, что обидел девушку, однако она сама сменила тему. – У тебя есть братья или сестры?

– Нет, никого нет. У меня есть близкий друг, он мне как брат, мы вместе выросли, вместе учились и вместе стали эквиларами.

– Как его зовут?

– Готфрид.

– Как же тебе повезло, Леон. Хотелось бы чтобы и у меня была такая подруга, разделяющая мои взгляды и стремления, и чтобы нас связывала какая-то история. Например, мы могли бы стать авантюристками и отправились путешествовать по миру. Хотя признаюсь, мне немного страшновато от этой мысли, но так хочется.

Альвийка и человек мило беседовали о всяких пустяках, постоянно оглядываясь и поглядывая на небо. Гроза шла за ними по пятам с юга и на открытой местности можно было наблюдать грязно-серую завесу дождя. Косыми, тонкими струйками, похожими на дым множества костров, а то и целыми полотнами, дождь спешил с небес к земле подобно нитям распущенного ковра. За разговором, Элисса обмолвилась, что ее любимый цвет белый, а Леон в очередной раз удивил ее, сказав, что это и его любимый цвет. Их беседа была прервана самым, что ни на есть жутким событием: с треском ветвей и сопением из кустов вышел медведь. Альба даже и ухом не повела, а вот Гроза едва не встала на дыбы. К удивлению Леона, Элисса поприветствовала медведя альвийским жестом.

– Мы не преграда твоему пути и не угроза твоей жизни, лишь путники, идущие домой. Позволь нам пройти.

Девушка зачарованно смотрела в глаза медведю, а Леон все это время не убирал руку с рукояти Розалинды, хотя и понимал, что ему мало чем поможет меч в бою с таким зверем. Медведь еще раз рыкнул и пошел мимо, а следом, как выяснилось, за медведицей, выбежало три медвежонка. Что-то подсказывало Леону, что если он повторит то же самое, его медведица не послушает.

«Ну конечно Леон, ты же не прекрасная альвийка, зачем тебя слушать?», – допустил немного самоиронии рыцарь.

– Я читал учение Гилая, он пишет следующее: «Если ты будешь говорить с совами или змеями, они будут говорить с тобой, и вы узнаете друг друга. Если ты не будешь говорить с ними, ты не узнаешь их, а того, чего ты не знаешь, ты будешь бояться. Боящийся разрушает то, чего боится». Я согласен с мыслью заложенной в эти слова, однако стоит признать, что многие животные не нападают на альвов, но нападают на людей в равных условиях. Это не считая того, что сильвийцы и вовсе умеют общаться с животными.

– Ах, как я понимаю тебя. Гилай говорил это, не имея в виде прямое общение альвов с животными, но как урок познания мира. Гилай утверждает, что знание спрятано в каждой вещи и что мир – это библиотека, нужно лишь хотеть читать ее книги.

Одно дело слышать о том, как альвы могли общаться с природой, другое дело видеть своими глазами. Медведица и путники разошлись каждый своей дорогой.

– Мы с сестрой помогаем им, – произнесла Элисса, однако понимая, что одной этой фразы недостаточно, пояснила. – Раненным и попавшем в беду животным, таков долг моего народа, плата за то, что мы берем от природы ее дары. Нельзя брать ничего не отдавая взамен, – так говорила моя мама. Наш духовный вождь Гилай молвит: «Лягушка не выпивает пруд, в котором живет».

– «Срубил дерево, – посади два», я понимаю это и восхищаюсь этим принципом, он достоин уважения. Если лишь безрассудно и жадно брать, то настанет момент, когда взять уже будет нечего.

Остаток пути Леон и Элисса провели молча, подгоняя своих скакунов. Ведущей была Элисса, ехали путники не по дороге, а прямо через лесную чащу. Нити дождя волочились за их спинами грозясь настигнуть с минуты на минуту. Все путешествие заняло не больше часа и вскоре девушка и юноша добрались до невероятно уютного домика. Но о нем позже, само его местоположение тоже заслуживало внимания. Перво-наперво, Леон отметил, что Элисса с сестрой жили относительно близко к изумрудному озеру. Не было ничего удивительного в том, что девушка была его завсегдатаем. Дом сестер располагался на едва заметном холмике, точно на перепутье миров. К западу от него заканчивали свой путь Зеленые Горы. Словно сточив зазубренные вершины о небесную синеву, горы тут начинали смягчаться и оседать, превращаясь в пологие холмы, затем и вовсе переходящие с северо-западной стороны в каменистый пляж, открывающий доступ к Бесконечному Океану. От океана дом альвийки отделял какие-то пятьсот метров и на пути к нему не было иных препятствий кроме моря синих колокольчиков – огромное их поле предшествовало пляжу. С юго-востока дом окружал типичный Линденбургский лес. Дом располагался на самой окраине леса, можно сказать – в его сени. Еще на подъездах к дому, Леон приметил ярко раскрашенные тотемы, как бы говорящие – это территория сильвийцев. Установленные тут тотемы изображали сову, медведя и глорию, то есть бабочку, символ альвийского духа. Когда Леон наконец увидел сам дом, его расположение и окружающее пространство вокруг, он испытал трепетный шок. Выехав на полянку подле дома, юноша просто не поверил своим глазам. Элисса как будто провела его в сказочный мир или прямиком в Сильверию, родину альвов, не иначе. Розовое, очень много розового – таким было первое впечатление рыцаря.

Перед двумя юными путниками возвышалось массивное, размашистое растение, – глициния, символ клана Элиссы. Леон никогда не видел в живую это дерево, лишь читал и видел зарисовки. Обволакивающую как туман атмосферу сказки усиливал тот факт, что такие деревья не растут в Линденбурге. Пятнадцати-метровое древо с крупными кистями душистых лиловых цветков самым что ни на есть сюрреалистическим способом затесалось меж привычных любому жителю лесного княжества, хвойных деревьев. Нависшие кисти фиолетовых, местами нежно-розовых цветков казались Леону струйками лилового ливня, застывшим во времени. Фантастически красивое зрелище и красота. Леон в очередной раз склонил голову перед мастерством альвов. Уж в чем в чем, а в умении создавать и окружать себя красотой им не было равных. Да что там, наверное и не будет! Что касается самого дома, то им оказался домик на дереве. Он располагался в кроне глицинии и основой ему служило два из трех стволов этого прекрасного дерева. Деревянный домик был окружен уютной, круглой верандой и Леону как маленькому ребенку безудержно захотелось во что бы то ни стало оказаться там. Домик располагался в десяти метрах от земли и попасть в него можно было лишь по веревочной лестнице. Таким образом, его обитатели были защищены как от диких животных, так и залетных головорезов. Стены дома были раскрашены яркими, цветными красками в стилистике, чаще всего которую Леон видел на одежде альвов, например, тех же пончо. Помимо прочего, опорные балки, поддерживающие крышу веранды, оплетал вьюнок с розовыми цветками. Этот же розовый водопад из вьюнка струился с самой крыши веранды, оплетал балки и перила. Понятия «жить в цветах» при взгляде на дом альвиек открывало новый, доселе неизвестный Леону смысл. Мысли о Сильверии у Леона возникли не только из-за глицинии (дерево явно сильвийское) но и окраски ближайших деревьев. Абсолютно все стволы деревьев вокруг жилища двух альвиек были окрашены в соответствии с традициями этого народа. У сильвийцев было заведено красить стволы деревьев на границах своих земель и в обжитых местах. Красили их от самых корней вверх до полутора-двух метров. Рисунок составляли традиционные геометрические узоры и орнаменты альвов, прослеживающийся в их одеждах. Новым элементом на этих рисунках для Леона стали тотемные животные – каждый клан выбирал одно или нескольких тотемных животных. На таких животных запрещалась охота, они считались защитниками клана и воплощали в себе по верованиям сильвийцев, глорию предков.

Уже на земле, вокруг ствола глицинии разместилось множество цветов – розовых флоксов. Иначе говоря, под глицинией развернулся небольшой садик сплошь из флоксов. Именно из-за них и глицинии, Леону на мгновенье показалось, что весь мир вокруг стал розовым. Итак, раскрашенные стволы деревьев, тотемы, буйство розового в виде флоксов и поникшие ветви-лианы глицинии, – все это произвело на Леона неизгладимое впечатление, заставив задуматься над тем как по сути плохо он знает родной край. Линденбург казался ему каплей в море и что настоящий «большой» мир открывается за его границами и все чудеса непременно сокрыты там, только и ждут его. Дом альвиек его в этом разубедил. А какой там стоял запах! Нежный и одновременно пряный запах флоксов невидимыми узлами переплетался с ароматом глицинии. Запах последней напоминал Леону сирень с нотками акации, но не такой терпкий, очень нежный.

– Вот мы и на месте, здесь мы с сестрой и живем, – отчего-то не то стыдливо, не то застенчиво, произнесла Элисса, как будто она переживала, что ее дом разочарует рыцаря.

– Очень рад знакомству с тобой, Элисса. Еще раз приношу извинения за то неудобное положение, что я вызвал своим внезапным появлением. Сегодня я искупался дважды. В изумрудном озере и океане твоей доброты. – медленно проговорил Леон, затягивая с каждым словом, потому как его охватила паника.

Он знал, что он сейчас попрощается с девушкой, но он этого не хотел. Больше всего на свете он желал остаться с ней еще на часик, на день – навсегда. Так за чем же дело стало? Юноша лихорадочно пытался придумать что-то, но мысли доселе подвластные ему, разбегались точно мыши по норам, не давая ухватиться ни за одну из них. Леон корил себя за то, что не продумал план действий по пути сюда, но он не мог ни о чем думать кроме Элиссы. Наступило то, чего он боялся даже больше чем того грозного атабского мечника – затяжная пауза. Леон молчал и молчала альвийка. Оба явно чувствовали себя неловко. Зачастую люди простирают руки к небесам и просят помощи у Богов, но таковой не получают. В случае с Леоном все произошло иначе, он никого ни о чем не просил, однако его сложную ситуацию разрешило ничто иное как небо – пошел дождь.

– Ты можешь переждать грозу у нас дома, – предложила Элисса и в этот момент розы смущения, распустившие бутоны на ее щеках, показались Леону живее любых цветов в саду его матери. Больше всего на свете Леон этого бы и хотел, но правила приличия требовали от него слов, которые он говорить не хотел, но должен был:

– Вы живете вдвоем с сестрой, я должен получить и ее согласие, чтобы иметь право на столь щедрое гостеприимство.

– Я знала, что этот день когда-нибудь наступит – моя сестричка приведет домой мужчину. Ну и что вы там стоите!? Вымокните же! Я не откажу в гостеприимстве путнику, покуда он будет блюсти правила приличия. – произнес голос свыше и Леону на мгновенье показалось, что это он слышит мысли Элиссы, ведь губы той даже не пошевелились.

Это был все тот же милый, струящийся как ручей голос и тяжело было принять, что им могла обладать не только Элисса. Юноша и девушка подняли глаза в унисон. Особенно яркие впечатления получил Леон, увидев у перил домика «вторую» Элиссу. Альвийка была идентична Элиссе, их отличало лишь несколько особенностей. Ванильные волосы Элары были заплетены в ажурную косу и перекинуты на грудь через правое плечо. Сама же коса была перевязана лентой и украшена перьями. На Эларе был темно-зеленый сарафан, расписанный яркими орнаментами сильвийцев, преимущественно желтого цвета. Из аксессуаров Элара, как и сестра носила кафф с перьями и плетеные браслеты. Если бы не укладка волос и другой цвет платья, Леон бы запросто перепутал девушек.

– Это не то, что ты думаешь, Элара. Леон честолюбивый рыцарь, он помог мне донести корзину и проводил до дома. – бросила Элисса, а ее щеки в этот момент пылали так, что о них можно было греть руки как у костра.

Леону оставалось уповать на то, что горящее в сих ланитах пламя было пламенем той же страсти, что испытывает он сам. Элисса показала где можно оставить лошадь. Под домиком, уже на земле был небольшой навес, где хранилась охотничья утварь – там Леон и пристроил Грозу. Конюшни как таковой тут не было, ведь единороги считали выше своего достоинства позволять ставить себя точно вещь или скот, в указанное место и дожидаться хозяина. Эти величественные животные предпочитали пастись неподалеку от места обитания хозяина, не стесненные в передвижении и приходить по их зову. Они не могли сбежать или потеряться, единороги были умны, крайне умны. Потому-то Леон ничуть не удивился, когда Элисса просто отпустила Альбу и та ушла себе в лес как ни в чем ни бывало. Вероятно, где-то рядом бродил и единорог Элары, если у нее таковой был. Элисса начала подниматься по веревочной лестнице, а Элара сбросила Леону веревку с деревянной рогатиной, прекрасно справляющейся с ролью крюка.

– Леон, поднимешь корзину? – бросила Элара и рыцарь кивнул в ответ, закрепляя крюк на ручках корзины. – Меч попрошу оставить внизу, в наш дом с оружием нельзя.

– Как скажите лир Элара, ваш дом – ваши правила, – Леон снял ножны и оставил Розалинду под навесом, рядом с Грозой.

Рыцарь поднялся следом за девушкой, очутившись на уютной и милой веранде. Леон сразу поспешил поднять корзину наверх, пока ту не залило дождем. Веранда была крытая и пальцы дождя не могли прощупать одежду сумевших оторваться от него юноши и девушки. Леон сразу же оценил уровень комфорта и домашнего уюта, переполнявший это место. Здесь был и круглый столик с плетеными стульями вокруг него и целых два гамака. Однако при более внимательном рассмотрении выяснилось, что гамак все же один, а вторая конструкция была ничем иным как садовыми качелями. Плетеный деревянный гамак располагался с западной стороны от дома и крепился к двум опорным балкам веранды. Лежа на нем можно было созерцать как волны Бесконечного Океана вылизывают каменистый берег. С восточной стороны дома располагалось то, что Леон изначально принял за каркасный гамак. На деле же это были качели: деревянная, стрельчатая арка из трех опор, покрытых резьбой. К вершине арки крепилась цепь, а на цепи была подвешена огромная корзина, устланная мягкими подушками нежных оттенков, расшитых цветами. Там же лежал и плед. Леон представил Элиссу, сидящую в этой корзине из подушек, подобравшую под себя ноги, с книгой в руках и сердце его переполнилось трепетной нежностью. Ему захотелось стать художником и запечатлеть этот образ на холсте, вот только увы, таким талантом природа юношу не одарила.

Под потолком веранды раскачивались плетеные бабочки – основной каркас выполнен из жесткой проволоки, а расстояние меж проволокой заполнено множеством нитей. На ветру их легкие конструкции трепыхались как живые бабочки. Как минимум в двух разных местах Леон приметил кормушки для птиц. Куда с веранды ни посмотри, всюду свисали лианы лиловых цветков глицинии или вьюнок, обрамляя простой взгляд на окружающие дом места в сказочную рамку из розовых цветов. Леону думалось, что в этом доме воплощена не иначе как сама сущность сильвийской женской сущности, – весь антураж, как и дом были пронизаны нежностью и утонченной красотой свойственным лишь женщинам, сильвийским женщинам. Как знать, быть может сюда даже никогда не ступала нога мужчины? Неужели две эти девушки построили дом самостоятельно? Леон решил, что если ему выдастся возможность, то он обязательно спросит. Обратил юноша внимание и на лук, стоящий у ограждения веранды, не так далеко от Элары. Очевидно, ее оружие (а в том, что лук принадлежал ей, Леон не сомневался) было исключением из правил и могло находиться в этом прекрасном доме, а может быть девушка просто опасается незнакомца и Леон в этом вопросе полностью был на ее стороне.

– Мое почтение, лир Элара. Простите, что беспокою вас. Мое имя Леон Бертрам, я странствующий рыцарь, эквилар, если наслышаны о нас. Элисса немного рассказала о вас. Я рад, что имею честь познакомиться с вами лично. – произнес Леон и поприветствовал девушку альвийским жестом.

Леон сразу понял, что с Эларой будет непросто. Язык ее тела был склонен к красноречию: напряженное лицо без тени намека на улыбку, скрещенные на груди руки, недоверчивый взгляд изумрудных глаз. Глаза Элары искрились не застенчивым любопытством как у Элиссы, они мучительно испытующим взглядом впились в Леона как стрелы. Опасения Леона подтвердились, когда Элара ответила закрытым приветствием. В закрытом приветствии, кулак поднесенный к груди, затем не разжимался, что означало следующее – я приветствую вас, я вам не враг, но и оснований доверять вам у меня нет, моя глория сокрыта от вас. Леон заметил, как погрустнела Элисса, увидев приветствие ее сестры. Глядя на Элару, Леон видел, как будет выглядеть обиженная или сердитая Элисса.

– Я Элара из клана Глицинии. Мою младшую сестру ты как я погляжу, уже знаешь. Давно вы знакомы, кай? – спрашивая об этом, альвийка вела себя так как если бы приходилась Элиссе матерью, нежели сестрой.

По крайней мере, так показалось Леону, хотя откуда ему знать? Он никогда не имел чести общаться с альвийскими сестрами-близнецами, тем паче живущими сами по себе.

– Пожалуйста, прекрати называть меня младшей, мы ведь близнецы! – возмутилась Элисса, но на границе этих слов ее возмущение и кончилось, подобно морским волнам, разбившимся о твердый берег принципов Элары.

– Не более двух часов. Мы встретились у изумрудного озера, где я вызвался проводить Элиссу домой, а также помочь с корзиной трав, по моей вине ставшей столь тяжелой.

– Я приготовлю нам чай, а вы пока знакомьтесь, – сообщила Элисса и зашла в дом.

Леону было больно видеть напряжение на лице Элиссы, равно как и недоверие в глазах Элары. Рыцарь провожал взглядом Элиссу, покуда тот не уперся в Элару и это смущало. Вот Элисса мгновенье назад была тут, затем ушла и вот чудесным образом она снова перед ним, но уже в другой одежде! Пока Элисса находилась рядом, все было так легко и спокойно, а теперь в воздухе повисло это напряжение, невидимое противостояние.

«Я ей не понравился? Что ж, вполне может быть, – я и не обязан ей нравится. Если она любит сестру, а она ее любит, в этом я не сомневаюсь, то я заслужу ее благосклонность своим достойным отношением к Элиссе. Может Элара не хочет видеть мужчин в их доме? Ее право, и я его уважаю. Мне же не важно где находиться, лишь бы Элисса была рядом. Ну разумеется, Элара боится за сестру. Я ее понимаю, она меня не знает и переживает, тогда план действий, как и в первом пункте», – вот о чем успел подумать Леон, за те мгновенье пока был наедине с Эларой.

– Присаживайся, Леон, – альвийка указала на один из плетеных стульев, в углу веранды.

Всего их там было три и Леон призадумался, стоит ли за этим какой-то смысл. Для кого третий стул, если девушки живут тут вдвоем? Бывают ли у них гости и если да, то кто? Пока оставив эти мысли, Леон последовал приглашению Элары и сел спиной к дому, чтобы наслаждаться прекрасным лесным видом. Элара села напротив рыцаря и некоторое время смотрела на него, как будто ожидая от него каких-то слов. Все задуманное казалось в перспективе простым, вот только сложности стояли перед Леоном уже сейчас – ему было банально тяжело смотреть на Элару и видеть ее прекрасную фигуру: эти же губы, эти же глаза, эти же тонкие, бледные и стройные руки и ноги. Он смотрел на девушку и сердце его слепо воспевало ей оды, принимая за Элиссу. Лишь силой разума, Леон отводил от себя эти сокровенные чувства, повторяя, что они для другой… другой, что выглядит точно так же, хоть и иная внутри. Леона озадачил вопрос, что же он любит? В чем, в каком фрагменте кроется магия любви? Если бы там, на изумрудном озере он увидел Элару, а не Элиссу, полюбил бы он ее? Две идентичные девушки снаружи, но различные внутри. Ответ как ни странно, был для юноши очевиден. Нет, Леон не полюбил бы Элару, – он был в этом уверен. Не внешняя красота увлекала его, хотя бесспорно, Леон восхищался ею и глупо было бы это отрицать. Было что-то такое в Элиссе, в ее словах, ее голосе, в ее личности, что создавало ощущение родственности душ и притягивало, притягивало иррационально, порождая в душе ураган переживаний. Иначе говоря – ее внутренняя красота, такая эфемерная, с трудом поддающаяся описанию, но вместе с тем, такая осязаемая всем естеством Леона.

– Извини за резкость и фамильярность. Я всю жизнь живу тут с сестрой и не покидаю этих лесов, редко с кем-то кроме сестры разговариваю. Гостей у нас не бывает, вот я и позабыла совсем об элементарном гостеприимстве. Элиссу… – произнесла Элара и задумалась. – Мою сестрицу все тянет в город, хочет мир повидать, людей, очень любит общаться, живет в книгах, преимущественно в рыцарских романах. За уши не оттянешь и это не метафора – я пробовала. – Элара позволила себе слегка улыбнуться, быть может даже разрядить повисшее в воздухе напряжение.

Это была ее первая улыбка Леону с момента их встречи, – бледная как лунный свет и едва заметная, точно тень мелькнувшей над головой сабли. Леон без труда видел сколь сдержанна Элара, как она примеряет на себя роль старшей сестры, не по возрасту, но по значению.

– Элисса замечательная девушка, открытая и добрая, преисполненная романтики.

– Я знаю и потому хочу предупредить тебя. Я люблю сестричку, у меня кроме нее никого нет. Если ты проводил ее из благих намерений, кои вы эквилары почитаете и воспеваете, я благодарна тебе. – Элара слегка склонила голову, как бы кивая. – Если же ты думаешь воспользоваться ее наивностью и затащить в кровать – остерегись. Я знаешь ли охотница и попадаю в цель так точно, как попадают твои ноги в землю при ходьбе. – Элара призадумалась. – Да уж… ты отличная собеседница, Элара. – альвийка всплеснула руками, явно недовольная собой. – Извинилась за холодное приветствие и скатилась до угроз гостю. Лесные духи свидетели, я старалась как могла, Леон, но сам видишь, у меня не выходит быть приветливой. Я не Элисса, я девушка прямолинейная и хочу прояснить все загодя. Прости за сумбурность мыслей, до сих пор не могу прийти в себя от твоего визита. Все это так… неожиданно.

– Уверяю, я и в мыслях подобного не держал, – спокойно и мягко ответил Леон, выдержав прямой взгляд Элары, похожий на натиск изумрудных скал. – Клянусь честью, я готов защищать Элиссу ценой собственной жизни от тех напастей, что вы упомянули и от всех неназванных тоже.

– И чем же моя сестра обязана столь яростному рвенью? Вы знакомы лишь два часа.

Тут Леон понял, что Элара перехватила инициативу, нашла слабое звено в его ответах и теперь ему будет сложно устоять под натиском ее аргументов. Девушка была умна, неуступчива и прямолинейна как стрела.

– Рыцарский кодекс обязывает меня нести знамена веры, чести, доблести, благородства, целомудрия и верности. Мой долг как рыцаря защищать даму…

– Это весьма уклончивый ответ, кай Леон, – перебила Элара. – Ручаюсь, что в Линденбурге сотни прекрасных, юных особ. Ты защищаешь их всех или тех, что встретились в пути? То есть вот ты уедешь сегодня и если встретишь другую даму, возьмешь ее под свою защиту? Что эта защита вообще подразумевает? Ты теперь будешь как тень ходить за Элиссой? Прости, я вовсе не шучу, я просто не пойму и пытаюсь разобраться в том, что ты говоришь. Мне чужды рыцарские правила, я живу в куда более приземленном мире. В любом случае, Элисса сейчас дома, в безопасности и, наверное, мне нужно поблагодарить тебя? Я благодарна за заботу о ней.

Леон некоторое время смотрел как трепещут листики соседних к глицинии деревьев под проливным дождем. Смотрел как по лиловым цветкам струится вода. Своим напором прямолинейности Элара прижала его к стенке. Теперь он мог или врать, или сказать все как есть. Леон собрался с силами, сжал подлокотники плетеного кресла и выдал все как есть, без лишних, присущих его натуре, эпитетов.

– Хорошо, лир, давай на чистоту и раз такое дело, на «ты». Я полюбил твою сестру, Элара. Полюбил больше жизни и не важно сколько мы знакомы, два часа или два года. Смейся над этим если хочешь или не воспринимай всерьез, но ничто не изменит того, что в моем сердце открылась любовь к Элиссе и теперь я не могу ни о чем думать кроме как о ней.

Теперь подлокотники сжала Элара и это было ее единственное проявление чувств – во всем остальном девушка оставалась безмятежна. Элара и Леон смотрели друг другу в глаза: Леон с надеждой на лучшее, Элара – странным, нечитаемым взглядом, который мог означать все что угодно, от желания врезать ему, до поздравлений и напутствий.

– Познакомились? – раздался голос Элиссы, открывшей дверь и вынесшей поднос с чашечками и пирогом.

– Познакомились… – выдохнула Элара, не спуская глаз с Леона.

Отчего то ему показалось, что в голосе альвийки промелькнули нотки разочарования. Рыцарь закрыл глаза, приготовившись к чему угодно. О том, что сейчас скажет Элара сестре, ему только оставалось гадать и что странно – он сам не знал, что хотел бы услышать. Элисса тем временем поставила поднос на деревянный столик и сама села в третье кресло, справа от гостя. Леон открыл глаза, втянув в себя воздух пропитанной ароматом дождя, цветов глицинии, морской солью и… мятой? Хоть и на короткое мгновенье, но юноша решил, что у него двоится в глазах – перед ним были две прекрасные белокурые альвийки с одинаковым лицом, одинаковой фигурой. Леону оставалось радоваться разнице во вкусах девушек, – носи они платья одного цвета и заплетай одинаково волосы, он несомненно перепутал бы их. Впрочем, Леон решил повременить с выводами. Быть может есть способ различать их, просто он еще его не заметил? Аромат мяты источал горячий чай. Элисса скромно, едва заметно улыбалась. На ее сестре была каменная маска, Элара смотрела перед собой, но не на Леона, а сквозь него.

– Что с тобой Элара? Ты пасмурная как сегодняшняя погода.

– Мне не по себе. Кай Леон первый мужчина, не считая отца, что ступил на порог нашего дома… втроем мы тут собирались только с ним. С тех пор третье кресло всегда пустовало… уже два года прошло как его не стало… Извините меня. – Элара выставила перед собой руки, точно запрещая к себе прикасаться, а затем резко встала и ушла на противоположную часть веранды, скрывшись за домом. Леон пришел в замешательство.

«Что происходит? Элара расстроилась из-за отца или из-за моих слов?», – недоумевал Леон, чувствуя себя полным увальнем в сфере понимания женщин.

– Я чем-то обидел твою сестру? – встревожился Леон.

– Ты не причем, просто твой визит в наш дом действительно шокирует. Кроме нашего отца в этом доме не было мужчин – ты первый.

– Это большая честь для меня. Но не стоило ли мне лучше уехать, если вы поступились чем-то личным и важным для вас ради гостеприимства? Я бы все понял Элисса…

Девушка прервала его речь милым жестом – поднесла указательный палец к своим губам.

– Ни слова больше, Леон. Не кори себя за мнимую вину. Я привыкла к людям и мне нравится быть среди вас. Порой мне так тоскливо тут. Я регулярно посещаю Линденбург и некоторые деревни. Моя сестра нелюдима, она сторонится незнакомцев предпочитая им компанию зверей и леса. Ей просто тяжело общаться, извини ее. Если бы не сестра, я бы уже перебралась в какую-нибудь деревню, поближе к столице. Однако, я очень люблю ее и не мыслю жизни без нее, а она без меня. Вот так и живем.

– Нет-нет, извиняться тут должен только я. Это ваш дом, у вас сложился привычный образ жизни, а я ворвался в него подобно урагану и причинил неудобства.

Альвийка взяла кружку и попробовала чай.

– Угощайся Леон, мятный чай и ягодный пирог.

Леон с удовольствием смотрел как тонкие пальчики альвийки держат красивые фарфоровое блюдце и чашечку. Секретом фарфора владели альвы (все три народа), он хранился в строжайшем секрете (хоть в чем-то народы Триады была солидарны) и представителям других рас оставалось лишь покупать уже готовый сервиз за немалые деньги или делать индивидуальные заказы, за деньги еще большие. Последовав примеру девушки, Леон осторожно взял свою кружку и отпил.

«Так вот зачем мы мяту собирали…», – Леон решил, что сестры любят мятный чай, или по крайней мере одна из них.

– Элисса, – Леон произнес имя девушки с куда большим запалом, нежели ожидал. – У вас просто потрясающий дом, исключительно потрясающий! Клянусь честью, я не видел более уютного и красивого места во всем Линденбурге! У вас тут изумительно все, – от видов, до этого поразительного дерева. Я готов славить имя тех, кто приложил к нему руку до тех пор, пока бьется мое сердце. Правда, я просто поражен!

Алые розы смущения вновь проступили на щеках альвийки. Элара была права – они с Элиссой разные, совсем. Элиссу можно было сравнить с нежным цветком, открытым и дружелюбным. Элару же, с ночной хищницей, она была более закрыта и скрывала по мере возможностей свои чувства от чужаков. Глядя на Элару, Леон и правда воспринимал ее старшей сестрой, точно она и не была близнецом Элиссе. Заматерелая, – вот каким словом юноша мог бы описать Элару по своему первому впечатлению. Она казалась ему старше него самого. Впрочем, может так оно и было? Тут с внезапным удивлением для себя Леон понял, что ему все равно сколько лет Элиссе. В общении с альвами его ум всегда занимал этот вопрос. При знакомстве с Элиссой особенно… или же ему так показалось? Так или иначе, теперь это не играло никакой роли. Однако вся эта разница ощущалась покуда он был вовлечен с Эларой в диалог. Стоило той замолчать и что оставалось? Неотличимый от Элиссы облик.

– Этот дом построил наш отец, мы ему помогали конечно, как могут помогать двенадцатилетние девчонки. На самом деле куда больше отличилась Элара. Она даже заколотила несколько гвоздей, таскала и строгала доски, а я готовила отцу еду и ухаживала за цветами, вязала веревки. В нашей семье так сложилось, что Элара была как у вас принято говорить – папиной дочкой, а я – маминой. Хотя с мамой я и провела не так много времени, как хотелось бы. Наверное, так сложилось потому, что Элара с отрочества была бойкой и мечтала стать охотницей, а я… – Элара задумалась над ответом, точно мысль, к которой она подошла не посещала ее ранее. – Мне всегда хотелось делать что-то руками. Я пробовала освоить охоту, но не сумела. Хоть я и не проводила с отцом столько времени как Элара, я люблю его и скучаю по нему. Вот Элара была от него без ума, нам обеим тяжело далось его исчезновение. – Элисса задумалась, очевидно вспоминая что-то.

– Исчезновение?

– Два года назад, когда началась эта ужасная война с севером. Отец отправился в ближайшую деревню, узнать новости и не вернулся. Элара убеждена, что он ушел на войну и погиб там.

– Ушел, не сказав ни слова?

– Элара считает, что он вырастил нас и решил, что дальше мы должны жить сами по себе, а сам ушел на войну.